67

Я стоял, тяжело дыша. Кулак начал саднить. Но мне было глубоко плевать. Этот псих Теско валялся на спине, глаза превратились в щелочки. Он кашлял и захлебывался, из носу хлестала кровь, и то и дело появлялись из ноздрей кровавые пузыри:

Ковбой ткнул его винтовкой. Он застонал, но не шевельнулся.

Тощий взял меня на прицел. Я не шевелился. Все, что во мне было, ушло в этот удар.

Теперь они меня убьют.

Ковбой поглядел на Теско, потом опять на меня с веселым удивлением. И приподнял пальцем край шляпы.

– Отличная работа, – сказал он с уважением. – Впервые вижу, как Теско свалили одним ударом.

– Пошел ты!

– Черт возьми, да вы ему нос превратили в кашу. Смотрите, этот хмырь вырубился вглухую. – Он снова посмотрел на меня. – Отличная работа, но лишняя.

– Можешь мне поверить... – Я попытался перевести дыхание. – Можешь мне поверить, дело того стоило.

– Лишнее, – повторил Ковбой, – потому что я пришел извиниться, что ударил вас по голове. – Он улыбнулся. – И сообщить вам, что вы свободны.

– Пошел ты!

– Это правда. Ладно, Лэнки, нечего наставлять винтовку на мистера Кеннеди.

– Мистера Кеннеди? —Мне стало подозрительно. – С чего вдруг “мистер”?

– Потому что мы допустили ошибку. Как я уже сказал, вы свободны и можете идти. Но мы уверены, что вы для начала с нами отужинаете.

Подозрение меня не отпускало. Я точно знал, что здесь какой-то подвох. Садистская игра. Вывести тебя наружу, сунуть за шиворот гранату и драть во все лопатки. Правда, смешно?

– Почему вы передумали? – спросил я.

Этот тип осклабился:

– Скажем так, что вас спас Иисус.

– Иисус?

– Иисус, – кивнул Ковбой.

Я все равно не сдвинулся с места. Если бы снова вернулся этот прилив энергии! Может, я бы смог броситься на Лэнки и вырвать у него винтовку.

Ковбой пожал плечами:

– Вам нужно подтверждение. – Он повернулся к лестнице. – Мисс Робинсон! Мисс Робинсон! Вы не согласитесь сойти к нам?

– Кейт! – Я не верил своим глазам. – Кейт! Как ты?

– Все хорошо. – Она сошла по лестнице, улыбаясь. Я увидел, что она одета в шелковую кофточку и леггинсы. Они были новыми, как и пара сандалий на веревочной подошве у нее на ногах.

– Лэнки, помоги мне вытащить отсюда этот потекший кран, – сказал Ковбой, и они с тощим нагнулись, взяли Теско за каждую руку и потащили к лестнице.

Кейт поглядела на меня с удивлением.

– Да, работа мистера Кеннеди. – Ковбой озадаченно покачал головой. – Хороший удар, мистер Кеннеди, хороший удар.

Они вытащили Теско наружу за ноги. Каждый раз, когда голова стукалась о ступеньки, он стонал.

– Тише, деточка, спи, – сказал Ковбой, когда они вытащили его с глаз долой.

Я смотрел на Кейт, ничего не понимая. Она выглядела чистой, отдохнувшей, как будто провела выходные за работой в саду.

Я порывисто взял ее за локоть. Как было приятно коснуться ее, увидеть, что она невредима. Она обняла меня.

– Как ты? – спросила она, озабоченно глядя зелеными глазами в мое лицо.

– Нормально.

– Я боялась, что они тебя могли убить.

– Я был уверен, что они тебя убили.

– О Рик, обними меня! Крепче... Ох, как хорошо.

– Хорошо? Это великолепно! Черт, да ты и пахнешь великолепно!

– Пошли, найдем тебе чистую одежду.

– Погоди минутку. Кейт, что произошло?

– Когда я вынырнула на поверхность, я увидела, что тебя затаскивают оглушенного в лодку.

– Нет, я имею в виду, почему они передумали?

– Иисус им велел нас отпустить.

– Иисус? Это как, иносказание?

– Нет. Иисус велел Ковбою нас отпустить.

– Психи.

– Нет, не психи. – Она улыбнулась. – Я тоже говорила с Иисусом.

– Ты говорила с Иисусом? Ты в самом деле?..

– Он, Рик, у тебя еще посетитель!

Таттс осторожно засунулась в дверь подвала, будто стесняясь.

– Извините, я... то есть не хотела мешать или как...

Я произнес вполголоса:

– У них там что, турникет? И пропускает по одному?

Кейт улыбнулась шире.

– Если будет когда-нибудь фэн-клуб Рика Кеннеди, один член этого клуба тебе точно гарантирован.

– Ну, спасибо, – сказал я и уже громче, обращаясь к Таттс: – Давай, заходи!

Она спустилась, неуклюже ступая на высоких каблуках. Одета она была в короткую полосатую юбку и топ с завязками на шее. Еще на ней было жемчужное ожерелье и длинные серебряные серьги. Когда она подошла поближе, я разглядел на серьгах миниатюрные брелоки в виде ладони и подошвы. И еще я удивился, как она молодо выглядит.

– Ей много хлопот стоило придать себе парадный вид для встречи с тобой, – шепнула Кейт, лукаво прищурившись.

“Ладно, Рик, пора просыпаться на полу, – сказал я себе. – Это сон, как тот, в котором серый схватил Кейт”.

Это я себе сказал и даже прикусил губу побольнее. Но нет, это была явь.

Таттс вроде не знала, как со мной поздороваться. Казалось, она бросится мне на шею и поцелует – но нет, она пожала мне Руку.

– Мне очень жаль, что они с тобой так поступили, – сказала она. – Но теперь другая жизнь, и они сходят с ума. Принимают и пьют всякое – понимаешь?

Я кивнул.

– Но сейчас у тебя все хорошо? Голова не очень болит?

– Во всяком случае, не развалилась.

– Принести тебе поесть? – Она улыбнулась. – Я могу сделать отличные спагетти с болонским соусом. У нас даже испанское вино к ним есть. Правда ведь, испанское? А нет, итальянское, да?

Она нервничала и потому сильно частила:

– У Мадонны есть итальянское вино. Я могу у нее одол...

– Таттс, Таттс, спасибо, – перебила ее Кейт. – Спасибо, но мы приглашены поужинать с...

– Да, конечно, вы же приглашены на ужин к Иисусу. Господи Иисусе... то есть черт побери, я хотел сказать. Иисус? Говорить с Иисусом? Ужинать с Иисусом? Все они об этом твердили. А что потом? Может, пойти с Иисусом кататься на роликах? А потом скатиться с ним с Голгофы на заднице?

– Да... конечно. – Я заставил себя вежливо улыбнуться. – Большое спасибо за заботу, Таттс. Очень красивые серьги.

– Правда? – Она была польщена не меньше, чем удивлена. – Я их делала в мастерских. Единственное, что у меня сохранилось от старых времен.

– Очень симпатичные.

Мы стояли в этом подвале с обрызганными кровью стенами, с предсмертными надписями замученных людей и вели светскую беседу. Таттс глядела на меня близко посаженными глазами. Каким-то странным взглядом она пыталась что-то увидеть на моем лице. Будто я одним выражением лица должен был сказать ей что-то неимоверно важное, и она ни за что на свете не хочет этого пропустить.

Наконец Кейт посмотрела на часы.

– Извини, Таттс, нам пора.

– Ах да, конечно. Прошу прощения. Я не хотела вас задерживать. Но ничего, он не будет злиться, если вы опоздаете. Он хороший.

Он?

Я знал, кого она назвала “он”.

– Иисус?

Кейт сжала мне руку:

– Иисус нас ждет.

68

Иисус стоял возле длинного стола. Он отломил от каравая кусок хлеба, потом наполнил два бокала красным вином из кувшина. Протянул Кейт и мне вино и хлеб. И сказал:

– Кейт, Рик, садитесь, пожалуйста.

Иисус говорил с ливерпульским акцентом. Мы с Кейт сели. Мы находились в ресторане отеля, и, кроме нас, посетителей не было. Все столы были покрыты хрустящими скатертями, в центре каждого стоял бокал с одинокой белой розой. Приборы сверкали в лучах косого солнца, бьющего в окно шириной во всю стену. Снаружи уходила вниз по холму тихая улица викторианских домов, обсаженная каштанами. Через двести метров улица кончалась и уходила в новое Лондонское озеро, и только крыши домов и скелеты древесных вершин торчали над водой, отмечая затонувшую дорогу. В полукилометре торчала из воды колокольня, и часы на ней застыли на без десяти два.

Сначала нам поднесли по бокалу холодного пива в баре отеля. Потом мы перешли в ресторан, где подали большие пиццы с перцами и беконом. Служил нам тот, который был похож на жердь.

Иисус и выглядел как Иисус. Ладно, как его голливудское изображение. Возраст около тридцати, окладистая борода и длинные волосы. Глаза у него были синие, и он жестикулировал, раскидывая руки в стороны, будто обнимая нас во время разговора. Одет Иисус был в черный кожаный жилет и черные брюки. Возможно, самым большим проколом в этом перевоплощении (если не считать одежды) была татуировка на пальцах. Она гласила: “Гэри Топп”. Я решил, что это его настоящее имя.

Мы беседовали. Иисус все время извинялся за то, что пришлось пережить нам с Кейт в руках его банды. И очень хотел узнать подробности нашей попытки к бегству в “роллс-ройсе”.

– И машина не наполнилась водой сразу? – спрашивал он с мягким ливерпульским акцентом, будто говорил сам Джон Леннон.

– Нет, “Роллс-ройс” выпускает – то есть выпускал – отличные машины.

– Но ведь не подводные лодки?

– Нет.

Он снова спрашивал, что мы видели под водой. Его захватило описание улиц и домов, лежащих на дне озера.

– Нехорошо вышло с Дебилом, – вздохнул Иисус. – Мы знали, что он не умеет плавать. Он боялся воды. В лодке всегда садился на днище в середину.

– Он вспрыгнул на капот.

Иисус пожал плечами:

– Не обвиняйте себя. Все равно он уже был неуправляем. Приставал к нашим девушкам. Конечно, потом он всегда извинялся. Он рыдал от угрызений совести, он так раскаивался, но... – Иисус снова пожал плечами. – Ешьте, ешьте. Вкусно?

– Чудесно.

Кейт двумя руками подхватила кусок пиццы и ела с голодной жадностью.

– Отличная пицца, – добавил я. – И хлеб тоже. Мы уже полгода хлеба не пробовали.

– Нет дрожжей?

– Нет печей. Мы провели лето в палатках.

– Зима обещает быть холодной. – Иисус налил нам еще вина.

– Если земля не разогреется еще, – сказал я. – Тогда будем зимой ходить в шортах и в гавайках.

Не улыбнулся никто, включая меня. Шутка вышла неудачной – я сам, как только начал говорить, вспомнил черный палец, указывающий на Фаунтен-Мур. Земля горела, умирала растительность, пылали города.

Иисус пригубил вино.

– Плохо там, откуда вы сейчас?

– Почти все проблемы в тех местах, – сказала Кейт, – связаны с выходом ядовитого газа из трещин земной коры. Я оторвал себе приличный кусок пиццы.

– Сначала возникла серьезная проблема беженцев. Очень быстро кончились запасы провизии. За яблоко могли убить.

– А теперь люди едят друг друга, – фаталистически пожала плечами Кейт. – Люди – единственный продукт, который не в дефиците.

Я поглядел на Иисуса:

– Я так понимаю, что у вас нет недостатка в еде?

– Пока что это не проблема, Рик. Потоп выгнал людей из города за несколько дней. У них не было возможности грабить супермаркеты и склады. На некоторое время у нас запасов хватит.

– Сколько людей в вашей группе?

– Пятьдесят пять. То есть пятьдесят четыре после гибели Дебила.

– Вы уверены, что вода не поднимется выше? – спросила Кейт.

– Этого уровня она достигла через три недели после начала наводнения. Тьфу-тьфу, не сглазить бы – больше она не поднимается.

– На вас нападали другие группы?

– Пока что Бог миловал. Те, что ушли из Лондона, держатся на высоких местах к северу. Возвращаться они не рискуют. К тому же для этого нужны лодки.

– А как вышло с вами?

Иисус улыбнулся, огладив бороду.

– Как вы могли бы догадаться по акценту, я родом из Ливерпуля. Я не мог найти работу. У меня была жена и три дочери. И потому я решил попытать счастья в Лондоне. Несколько месяцев трудился на стройках. Потом меня уволили. Я убивал время в пабах за выпивкой. Когда деньги начали подходить к концу, я стал покупать виски и пить его в парках. Скоро дошел до того, что бутылка стала важнее крыши над головой. И тогда все деньги, что мне удавалось добыть, я стал тратить на выпивку.

– Ты стал бездомным?

– Да нет, Рик, у меня был дом. Отличный дом. Только он был внутри бутылки. Самый уютный дом, который можно себе представить.

– А остальные из твоей группы?

– Все бездомные. Люди, которым общество дало ногой в зубы.

Кейт сказала:

– Но ты их всех собрал и привел на этот остров?

Он благодарно поклонился Кейт:

– Точная формулировка, мисс Робинсон.

– И они назвали тебя Иисусом?

Он кивнул:

– В старые времена общество награждало добрые дела медалями и титулами. Эти люди дали мне имя Иисус в знак благодарности.

– Ты проделал отличную работу, – сказала Кейт. – У всех сытый вид.

Он усмехнулся:

– И они перестали быть бездомными. – Он наклонился вперед. – Для вас двоих то, что случилось с нашей планетой, – катастрофа. Для этих людей – благодеяние. Оно спасло им жизнь. Оно дало им гордость и чувство цели.

– У каждой тучи есть серебристая изнанка – для некоторых. – Кейт улыбалась, но голос ее прозвучал резко.

– Послушайте! – сказал Иисус, сведя ладони вместе. – Вы видали фотографии двухголовых овец, птиц, рожденных без перьев, детей с перепончатыми пальцами. Я думаю, Природа намеренно создает этих мутантов, уродцев – называйте как хотите. А причина в том, что если среда вдруг изменяется с катастрофической быстротой – вот как сейчас, – вдруг оказывается, что эти уродцы благодаря своим нестандартным, скажем так, атрибутам лучше приспособлены к новой среде, чем так называемые нормальные животные. То же самое и с этими людьми. – Он похлопал себя по лбу. – Некоторым из нас при рождении в голову закладываются другие программы. Мы вырастаем и чувствуем себя изгоями. Рыбой вне воды. Мы никогда не были членами нормального общества. Мы – те, кого бьют и унижают в школах. Мы становимся наркоманами и алкоголиками, мы попадаем в тюрьмы и сумасшедшие дома – просто не вписываемся в жизнь обычного общества. Мы – круглые затычки, которые общество пытается всунуть в квадратные дырки. И потому мы выпадаем в щели. Мы живем на улицах или психиатры пытаются нас лечить – то есть они называют это лечением. Нас накачивают лекарствами – мелипрамином и амитриптилином от депрессии, аминамазином от шизофрении.

– Ты хочешь сказать, что Природа выбрала вас как новую, улучшенную модель homo sapiens?

– Снова дерзите, мистер Кеннеди. Я не сказал, что мы лучше, я сказал только, что мы другие.Причина, по которой мы кажемся психами, – то, что нам не позволено было вырасти и выполнить наше генетическое назначение. Мы становимся ущербными, как бабочка, навеки застрявшая на стадии гусеницы.

Кейт подняла глаза от пиццы.

– А теперь среда изменилась...

– А теперь среда изменилась, и мы обнаружили – к своей радости, к своей безмерной радости, – что оказались в своей тарелке. Мы ощущаем свою целостность. Эта среда нам подходит. Мы функционируем как люди, мы больше не ощущаем себя рыбой, вытащенной из воды.

– И вы наследуете землю?

– Я этого не говорил, мистер Кеннеди, и вы это знаете, –благожелательно ответил Иисус. – Но этот новый мир нам более приятен, чем был старый.

Я осушил бокал. Внимательный тощий тип тут же наклонился и наполнил его снова.

– Сегодняшний вид гостеприимства мне определенно нравится больше, чем тот, что был вчера.

– Я могу только еще раз принести свои извинения.

Я наклонился вперед, переплетя на столе пальцы.

– Очевидно, что провизия на складе на острове принадлежит вам. Поэтому единственное, чего мы хотим – вернуться домой и сообщить нашей группе, что надо искать другой источник пищи.

– У вас хватит еды на ближайшее время?

– Сможем обойтись.

Это была ложь. Через неделю кончатся консервы. Мой брат Стивен, Дин, малышка Ли и все остальные сядут на одну картошку. И она тоже скоро кончится. И что тогда? Голодать? Бросать монету, кому первому идти в котел?

Кейт сказала мне, что остров, на который мы приземлились и который назвали в честь Спарки, в десяти минутах хода лодки. Я начал обмозговывать идею попросить, чтобы нас туда отвезли. Говард прилетит завтра утром. Если он не найдет нас с Кейт, то решит, что мы погибли, что здесь слишком опасно, чтобы долго болтаться. Он полетит обратно на Фаунтен-Мур и больше не вернется – трудно будет поставить это ему в вину. А мы останемся здесь с Иисусом и его веселыми ребятами.

Пока Иисус рассказывал Кейт о жизни в Парадизе (так они называли свой остров), я выглянул в окно. Дети играли на улице в футбол. Малышка с виду не старше Ли тащила кукольную коляску. На натянутых в садах лесках висела яркая одежда. С фонарных столбов свисали желтые и оранжевые ленты – увеличенные версии тех, которыми украшало себя племя Иисуса. Вдали пророкотал гром.

Как и говорил этот человек, они построили себе уютное гнездышко в торчащем из воды бывшем жилом пригороде Лондона. Но я помнил надписи на стене подвала. И я помнил, что Ковбой, Теско, Дебил и вся шайка рвались с нами сделать. По всем правилам нам с Кейт уже полагалось бы плыть по реке в виде объеденных крысами трупов, а мы сидим тут с Иисусом, жуем пиццу, пьем дорогие вина. Что же случилось?

Вот что мне хотелось знать. Подозрение металось у меня внутри, как пес, унюхавший что-то в кустах. Что переменилось?

Сторожевой пес Подозрение нюхал воздух и чуял крысу. Эта вежливая беседа наверняка к чему-то клонится. И я решил выяснить, к чему же именно.

– Иисус, несколько часов назад твои люди тщательно искали самый впечатляющий способ нас убить. Почему они передумали?

– Рик! – Кейт бросила на меня предостерегающий взгляд.

– Нет, Кейт. Я должен знать.

Иисус огладил бороду.

– Эти люди пережили Ад. Удивительно ли, что они время от времени сходят с ума?

– Мне кажется очевидным, что если во вторник тебя подвергают смертным мукам, а в среду подают пиццу, то это означает фундаментальное – ладно, чертовски странное изменение отношения.

– Рик... – начала Кейт.

Но я напирал. Письмена на стене подвала от людей, убитых этими безумцами, резали мне кожу, как терновые иглы. Может, я плохо подумал, может, за эти вопросы меня убьют. Но я был готов на все, чтобы получить ответы.

– Рик, – спокойно заговорил Иисус. – Мир теперь стал другим. И люди стали другими.

– Но факт в том, что вы передумали. Почему? Я делаю вывод, что у нас есть что-то, что нужно вам. Что это – я не могу себе представить. Точно не рецепт шоколадных печений моей матушки.

– Ты не любишь держать кота в мешке? – Иисус налил мне бокал доверху. – Режешь правду-матку?

– Именно.

– Рик, остынь, а? – взмолилась Кейт.

– Черта с два. Блин, ты видела надписи на стенах подвала? Пятна крови заметила? Эти психи пытали людей десятками, может, сотнями. И пытали до смерти.

Человек, которого называли Иисусом, спросил:

– Ты хочешь, чтобы я стал это отрицать?

– Я хочу знать, что тебе нужно от нас настолько сильно, что ты не дал своим дрессированным психам нас зажарить смеха ради.

Впервые я увидел, как сверкнула злость в карих глазах Иисуса.

– Ладно, о’кей. Хочешь в открытую?

Снова зарокотал отдаленный гром.

– Я весь внимание.

– Как я уже говорил, мир стал другим. Он заставляет и нас быть другими, а потому мы...

– Да-да, эту отеческую проповедь я уже слышал.

– Дай мне закончить. Почему живут браки? Что держит вместе мужчину и женщину?

– Какое это имеет отношение...

– Это имеет самое прямое отношение ко всему, что здесь происходит. Пары остаются вместе по целой пачке причин. Некоторые из причин, которые долго держат вместе двоих, можно назвать. Например: им хорошо в постели, у них есть дети – они любят детей, они хотят быть с ними, и это не дает паре распасться. Может, у них одинаковые увлечения.

– Но вы убивали людей!

– Да, и это помогает, Рик Кеннеди, можешь мне поверить. Если люди вместе переживают такие эмоции и разделяют их с другими, это соединяет крепче любви и кровных уз. Понимаешь, люди, пережившие авиакатастрофы, так потом держатся друг друга, что эта дружба длится годы. То же самое, когда идешь с толпой на концерт, в кино или на футбол. У всех эмоции одни и те же. И чем сильнее общие эмоции, тем крепче они цементируют индивидуальности в целое.

– Но убийство невинных людей?

– “Но убийство невинных людей”, – передразнил он, и глаза его вспыхнули смешанным огнем рвения проповедника и обычной злости. – Но убийство невинных людей? Смотрите на вещи реально, Кеннеди. Мир изменился. Надо адаптироваться к этим изменениям – или погибнуть.

Кейт потрясла головой, ошеломленная.

– И вы сделали убийство чужаков ритуалом?

– Сделали. И это всегда были чужаки – никогда никто из наших людей.

– И это вас сплотило.

Иисус кивнул.

– Это сплотило нас в тесную общину. Мы горячо преданы друг другу – и все общество горячо лояльно к каждому своему члену. Это нужно нам, чтобы выжить, – преданность нашей новой семье, семье, за которую мы готовы погибнуть.

– И убить тоже.

– А вы? – спросил он, и взгляд его вдруг заострился. – Вы убивали ради своей семьи?

Я вспомнил трех беженцев, которых мы поймали за кражей еды. Черт, мы ничем не лучше других.

Иисус кивнул.

– Убивали. Убей или тебя убьют. И поверьте мне, приходится включать программы в голове, те программы, которые использовали наши предки в доисторические времена. Будь беспощаден. Будь предан своему племени.