Современное общество находится под сильным влиянием научного мировоззрения, поэтому современному человеку наиболее достоверным покажется объяснение, которое в той или иной мере носит научный характер. Наш ум заинтригован тем, как устроены вещи, как связаны между собой явления. Поэтому нам оказывается близка та аргументация в пользу существования Бога, которая апеллирует к мудрости и совершенству замысла, лежащего в основе мироздания.
      Давайте посмотрим, что представляет собой человеческий мозг. Он содержит около полутора килограммов серого вещества. Однако до сих пор ни один суперкомпьютер, созданный человеком, не может воспроизвести и незначительной доли тех операций, которые мозг совершает ежечасно. Мозг состоит более чем из тридцати миллиардов клеток и представляет собой целый мир, по большей части неведомый для нас, одно из чудес вселенной. Можно ли поверить, что орган, столь сложный и высокоорганизованный, возник в результате случайных материальных процессов?
      Кроме того, возникает вопрос о той мыслительной деятельности, которую мозг совершает. Вероятно ли ожидать, чтобы разум появился в мире, неразумном по самой своей сущности? Почему мы вообще принимаем всерьез какую-либо умственную деятельность, если эта деятельность лишь процесс взаимодействия материальных элементов? Ум во вселенной, лишенной всякого ума, — аномалия, абсурд. Но если мир таков, как его понимают теисты, то существование разума вполне естественно. Мозг и разум во вселенной, созданной высшим Разумом, — это именно то, чего следовало ожидать.
      Мозг не единственное чудо: человеческий организм являет нам множество чудес. Изумительно, например, устройство глаза и протекающие в нем электрохимические процессы, обеспечивающие моментальное цветное зрение. Только в состоянии дремучего невежества можно не удивиться необычайной сложности его функционирования. То же можно сказать об органах слуха, о кровеносной системе, о почках… Удивительно само по себе то, что мы называем «простой клеткой». Каждая из шестидесяти триллионов клеток нашего тела выполняет уникальные операции и является кладезем информации.
      Возможно ли, чтобы столь замечательно организованное сложнейшее устройство появилось в результате случайного отбора, без участия Божьего разума? С тех пор, как в организме появились такие совершенные органы, нетрудно понять, почему он мог выжить. Создание, наделенное отличным зрением, победит того, кто не может видеть, при прочих равных условиях. Меня изумляет не сохранение глаз у животных, а их возникновение. Проблема в том, как объяснить тот удивительный процесс, благодаря которому стали возможны все эти чудеса.
      Особенно верно это по отношению к наиболее сложным органам. Чтобы организм мог выжить, их строение и функционирование должно быть близко к совершенству. Появление такого органа, как, например, человеческий глаз, возможно лишь благодаря сложнейшему переплетению целого ряда необходимых предварительных условий. Это заставило многих биологов выдвинуть теорию макромутаций, поскольку гипотеза о длительной серии микромутаций ничего не объясняет. Иначе говоря, чтобы объяснить то, что мы видим вокруг, потребовалось создать своего рода научную версию чуда.
      В каждой вещи обнаруживается та цель, ради которой она устроена именно так, как она устроена. Гармоничное сочетание всех вещей и явлений, хорошо адаптированных друг ко другу, есть знак, указывающий на Создателя. Более того, я утверждаю, что эта гармония для того и создана, чтобы сообщить нам о Его существовании. Если бы мы увидели на склоне холма камни, которыми выложены слова: «Добро пожаловать в Канаду!", нам не пришло бы в голову, что они просто так скатились с вершины и сами собой составили эту фразу. Такое, конечно, возможно, но уж очень маловероятно. Едва ли кто-то усомнится, что некто, обладающий разумом, расположил камни на холме определенным образом, чтобы что-то нам сообщить. Столь же разумно думать, на мой взгляд, что и Бог дает нам о Себе знать через разумное устройство мира, который предстает нам не как хаос, но как космос.
      Вера в Бога подобна вере в научную теорию. Ее истинность, как и истинность любой теории, не может быть доказана строго, однако существует множество данных, косвенно подтверждающих ее. Она опирается на самые разнообразные факты. Противоположная ей версия, согласно которой все, что мы видим, есть результат случайного движения материи, напротив, совершенно недостоверна. Как могло все это произойти само по себе? Вера в Бога развеивает наши недоумения при рассмотрении этих вопросов.

      При более широком взгляде на вещи удивительным фактом оказывается уже само существование вселенной. Почему вообще что-то существует, вместо того чтобы ничему не быть? Есть ли удовлетворительное объяснение бытию как таковому? В философских кругах идут нескончаемые споры о том, должна ли конечная Вселенная зависеть от бесконечного Бытия. Большинству людей трудно по достоинству оценить доводы каждой из спорящих сторон, а мнения специалистов сильно расходятся. Мне кажется, что аргументация, применяемая в таких спорах, оказывается по большей части основательно устаревшей и выглядит малоубедительно.
      Но существуют доводы, сформулировать которые довольно легко и которые не кажутся мне анахронизмом. Их убедительность для нас обусловлена тем, что они апеллируют к научному знанию. Я имею в виду открытие, что вселенная имеет начало во времени, что она возникла в результате гигантского взрыва, который иногда называют «актом творения». Многие ведущие астрономы нашего времени считают первый стих Библии, гласящий: «В начале сотворил Бог небо и землю», хорошо согласующимся с данными науки. В статье, опубликованной в газете New York Times, Роберт Джастроу, директор государственного Института Годдарда по исследованию космического пространства при НАСА и автор многих исследований по астрономии, спрашивает: «Нашли ли астрономы Бога?» Его собственный ответ на этот вопрос состоит в том, что если не нашли, то очень близки к этому . Конечно, наука не может доказать, что вселенная сотворена Богом, но в контексте современных космологических теорий факт творения является разумным предположением.
      «Ныне мы видим, — продолжает Роберт Джастроу, — как данные астрономии приближают нас к библейскому пониманию происхождения мира. Детали могут различаться, но в главном астрономические модели и библейское свидетельство совпадают: цепь событий, ведущих к появлению человека, начинается внезапно в определенный момент времени гигантской вспышкой света и энергии». Замечательны заключительные слова цитируемой статьи:
      «Это чрезвычайно странное открытие, неожиданное для всех, кроме богословов. Они всегда верили в истинность Библии. Но мы, ученые, не ожидали найти данные о внезапном происхождении вселенной, потому что до недавнего времени могли вполне успешно прослеживать цепи причин и следствий, уходящие далеко в прошлое… Сейчас кажется, что наука никогда не будет в состоянии приподнять завесу тайны акта творения. Для ученого, который жил верой в силу разума, все это похоже на дурной сон. Он карабкался по горам невежества; вот-вот он покорит высочайший пик; из последних сил подтягивается он на последнюю скалу — и тут его приветствуют богословы, которые сидят здесь уже много столетий».
      Доктор Джастроу знает, что его коллеги-ученые не одобряют его взглядов не потому, что обладают данными, подтверждающими противоположную точку зрения, а потому, что не в силах отказаться от предрассудков. Их огорчает мысль, что в рамках самой науки могут быть получены свидетельства против тех натуралистических предпосылок, которые столь существенны для многих современных научных теорий. В этом случае они уже не смогут a prioriисключать из рассмотрения Бога даже в научных исследованиях.
      Доктор Джастроу, сам не будучи верующим, указал в конечном счете на те религиозные предпосылки, которые крайне важны для человеческой мысли. Его работа оказывается значимой также и в моральном плане. Она заставляет тех, кто находит утверждение о сотворении мира неприемлемым, подумать об истоках этого своего убеждения. Быть может, для них невыносима мысль о том, что видимый мир не является автономным и не может быть объяснен без того, чтобы выйти за его пределы? Или им тяжело осознать, что существует предел тому, что может быть понято и объяснено человеческим разумом? Однако не замечательно ли, что диалог между религией и наукой, по существу прерванный примерно на сто лет, может возобновиться? Новая космология оказывается созвучна Библии: «Верою познаем, что веки устроены словом Божиим, так-что из невидимого произошло видимое» (Евр 11:3).
      Строгое доказательство того, что мир создан Богом, а не существовал вечно, едва ли может быть получено. Но отсутствие доказательства не решает вопрос. Предположим, что во время прогулки вы обнаружили большой стеклянный шар, лежащий на лесной тропе. Он привлек ваше внимание и заставил задуматься, почему он там и как он туда попал. Можно, конечно, решить, что он всегда там так и лежал. Но ведь даже если нет никакого удовлетворительного объяснения того, почему шар лежит на тропе, это решение никак нельзя признать самым разумным.
      Почему? Да потому хотя бы, что такое предположение ничего не объясняет. За ним стоит лишь желание отмахнуться от серьезного объяснения. Но стремление к пониманию внутренне присуще нам; в конце концов если людям свойственно стремиться к пониманию во всех доступных им сферах, то едва ли им может понравиться утверждение, что в вопросе о происхождении вселенной понять ничего невозможно. Такое заявление явно противоречит принципу разумности, которого мы постоянно придерживались.
      Если реальность в конечном счете абсурдна и необъяснима, почему нам нужно жить так, как будто в ней есть какой-то смысл? Если философия и наука заявляют, что конечного объяснения мира нет, то правы те художники и писатели, которые утверждают, что и в других проявлениях жизнь не имеет никакого смысла. В противоположность этой точке зрения доводы, содержавшиеся в первом круге и показывавшие, как вера удовлетворяет внутреннюю человеческую потребность в смысле, покоятся на прочном метафизическом основании. Его составляет убеждение, что вселенная существует благодаря разумному Создателю, а потому исполнена смысла и целесообразности.
      Стремление человека к знанию и объяснению того, что его окружает, становится осмысленным именно в контексте христианского понимания мира . Напротив, согласно атеистическим представлениям, наше сознание и все наше существо — это проблески, случайно возникшие в неразумной расстановке атомов и обреченные на немедленную гибель при последующем столкновении слепых материальных сил.
      Такое представление о мире — наверное, самый дерзкий из мифов, когда-либо существовавших в истории культуры. Ведь своей острой драматичностью он превосходит и скандинавские саги, и мифы Древней Греции. Но как может этот миф быть правдой? Он призывает нас поверить, что сам наш разум, усилиями которого создано и это представление, — это не что иное, как «непредвиденный побочный продукт бессмысленного процесса на одной из стадий его бесконечного и бесцельного становления» .
      Содержание этого мифа выбивает у нас почву из-под ног, а потому едва ли можно поверить в его истинность. Он предполагает, что тяга человека понять самого себя ничего не говорит нам о природе реальности. Я думаю, что без Бога попытка объяснить происхождение вселенной обречена на неудачу, а наше стремление понять это было бы тогда лишь насмешкой природы.

      Аргументы, развиваемые естественным богословием, всегда казались весьма тяжеловесными философскими силлогизмами. В течение столетий мало что было сделано, чтобы изменить сложившееся впечатление, а потому естественное богословие приобрело со временем плохую репутацию. На самом же деле доводы в пользу существования Бога, содержащиеся в творении, гораздо обширнее и разнообразнее.
      Замечательный пример — наше восприятие прекрасного. Всем нам знакома та связь, которая возникает между создателем произведения и тем, кто его воспринимает. Мастер вводит в свое создание элементы творческого замысла, которые мы способны обнаружить и истолковать. Не будучи непосредственными участниками события, представленного в произведении, мы переживаем его наравне с героями.
      Разве не случается с нами нечто подобное при встрече с миром природы? Реальность, как прекрасное произведение искусства, производит на нас сильнейшее впечатление, и нам хочется выразить благодарность невидимому Художнику, сотворившему мир. Разве не ощущаем мы, что наша способность ценить и понимать красоту (которая светским гуманистам должна казаться ненужной роскошью, каким-то образом случайно появившейся в мире) — это ограниченное отражение верховного Творца, Создателя всего. В противном случае такая способность совершенно необъяснима — она не имеет практической ценности и никак не способствует нашему выживанию.
      Обратимся также к проблеме удовольствия. Да, именно к проблеме удовольствия, а не к проблеме боли, о которой приходится слышать так часто. Это еще один из многих примеров того, что мы принимаем как нечто само собой разумеющееся и что в действительности является одним из ключей к разгадке сущности бытия. Конечно, чувство удовольствия, как и чувство боли, весьма значимо для выживания. Боль предостерегает нас, удерживая подальше от того, что для нас вредно; наслаждение побуждает питаться и размножаться. Но, кажется, существует явный избыток удовольствия сверх того, что необходимо для выживания. Быть может, наш Творец хочет, чтобы мы радовались?
      Многие, правда, получают в своей жизни мало радости, и никто из нас не переживает совершенного наслаждения, которого мы жаждем. Нам всегда мало удовольствия, мы постоянно стремимся к большему. Это обстоятельство особенно важно с христианской точки зрения, которая видит назначение человека в установлении вечной и совершенной связи с Богом. Мы созданы для наслаждения и для счастья, и мы можем получить его в полной мере. «Блаженство в деснице Твоей вовек», — сказал псалмопевец (Пс 15:11). Совершенная радость обещана тому, кто примет желанного всеми народами Мессию, Иисуса Христа.
      В личной жизни человека можно найти множество ключей к разгадке тайны нашего существования. Основой самосознания человека является наша открытость миру, неустанное стремление выйти за пределы настоящего, стремление к подлинным целям, стоящим перед нами. Человек обычно воспринимает себя как личность, которая, действуя в пределах своей ограниченной свободы, может формировать свое будущее и выходить за пределы уже устроенного мира, создавая нечто действительно новое. Конечно, наши возможности небезграничны. Мы не властны в полной мере над своим будущим. Но мы можем стремиться устроить мир так, чтобы он был лучше, чем он есть, и мы дорожим надеждой на осуществление этих стремлений.
      Мне кажется, что такая точка зрения, характерная для современного человека, близка к библейскому миропониманию. Бог создал нас подобными Ему, Творцу истории, Создателю вселенной. Он Сам — та цель, к которой мы, в конечном счете, стремимся; Он — та Сила, от которой мы, будучи конечными существами, зависим. Он — основание нашей надежды на будущее, Бог надежды, как назвал Его Павел (Рим 15:13).
      Но что, если такого Бога нет? Как нам тогда понимать самих себя? Мало смысла думать, что слепая случайность могла извергнуть на свет существа, явно принадлежащие этому миру, но устремленные за его пределы. С попыткой оправдать эту бессмыслицу, я думаю, и связана психологическая теория Б. Ф. Скиннера, который стремится доказать, что человек заблуждается, думая о себе как о личности. Интуиция личной свободы может быть обоснована в рамках теистического понимания мира и вряд ли имеет какую-то опору в атеистическом мировоззрении. Человек — личность, потому что сама реальность личностна по своей сути. В том мире, который представлен в Библии, человеческая личность — это вершина природы, а не извращение .

      В первом разделе я уже затрагивал вопрос о нравственной стороне человеческого опыта. Там я выразил предположение, что основа нравственности — это уверенность в осмысленности жизни, которая подразумевает Бога, как единственное достаточное основание. Но нравственность имеет и другие аспекты, которые тоже связаны с вопросом о Боге.
      Один из них был отмечен Иммануилом Кантом в «Критике практического разума», где он объяснял, почему придать смысл нравственности можно, лишь приняв без доказательств существование Бога. Кант приводит следующие доводы: в жизни добродетель не всегда приводит к счастью, хотя бы это и должно быть так, нравственность — это незавершенное состояние, если мы рассматриваем только этот мир (сферу чувственного опыта); чтобы это состояние было правильным, необходимо утверждать, что существует Бог и бессмертие; тогда незавершенность будет устранена и условия для существования нравственности будут обеспечены Его могуществом.
      Доводы Канта направлены на устранение несоответствия, которое возникает при чисто светском истолковании морали. Тот, кто объясняет мораль, не пытаясь обратиться при этом к религии, обессмысливает наше нравственное чувство. Отрицая Бога и бессмертие, мы тем самым отрицаем цель, на которую ориентирует нас существующий в нас же самих нравственный закон. Гуманист, возможно, сказал бы, что человек — это единственный организм, условия существования которого не соответствуют его скрытым возможностям. Величие человека, в данном случае — его стремление поступать нравственно, оборачивается для него унижением и разочарованием. Христианская вера дает возможность увидеть ситуацию совершенно иначе.
      Другой важный аспект нравственности — это чувство долга, которое мы часто испытываем, некий импульс, который подчас уводит нас далеко в сторону от собственной выгоды. Гуманизм склонен считать моральные нормы вопросом личного мнения и вкуса. Но моральное сознание часто ведет нас к другому. Во время процессов над нацистскими преступниками мало кто, наверное, считал, что поступки такого человека, как, например, Эйхман, можно оправдать, поскольку они приемлемы с точки зрения тех критериев, которые признавал он сам. Большинство чувствовало и понимало, что геноцид — это абсолютное и объективное зло и те, кто осуществляет его, заслуживают смерти. Гуманизм может считать поступки морально неприятными, но ему трудно считать их морально неприемлемыми, как того часто требует наше нравственное сознание.
      Представление, которое большинство из нас с готовностью разделяет, что любой человек обладает как личность неотъемлемыми правами, что его нельзя рассматривать как всего лишь средство для достижения каких-то целей, лучше всего может быть понято в контексте религии. Нравственный императив — это выражение веры в нравственного Бога, Который правит вселенной. Ценность человека гарантирована тем, что он создан Богом, любим Богом и предназначен для вечной жизни с Ним. Наше нравственное чувство имеет основу в действительной личной ответственности перед Богом. Чувство вины, которое мы испытываем, когда нарушаем требования нравственности, можно понять, как чувство, что мы предали Того, Кто нас любит. Таким образом существование Бога придает смысл нравственности .

      Для меня вера в Бога — это конечный результат моих попыток понять мир. Она связана не только с экзистенциальными проблемами, но и с рациональным познанием. Я вполне отдаю себе отчет в том, насколько ограничен человеческий разум. Я понимаю, что аргументы естественного богословия в значительной мере обусловлены той эпохой, когда они были разработаны. Но в то же время каждому поколению важно попытаться объяснить мир, создать целостное понимание реальности, решить вопрос о смысле и значении бытия. Я хотел представить здесь те идеи, которые произвели на меня наибольшее впечатление, поскольку показывают, как, основываясь на вере в Бога, можно достичь большой ясности в понимании мира.
      Поток в своем течении никогда не поднимается выше источника. Неразумно предполагать, что личность, нравственность, свобода, разум могут существовать в мире, где нет никакой причины для их возникновения. Совсем уж странно считать, что все в мире происходит от материи, лишенной мысли, безликой и не имеющей никакой цели. Возможно, впрочем, я поверил бы в это, если бы не особенно над этим задумывался. Но само по себе это предположение совершенно невероятно.
      Возможно, это звучит несколько странно, что верующий человек отрицает светское мировоззрение именно потому, что оно требует веры. Гуманизм — это мифология и религия современных образованных людей, но верить в него неразумно. Он требует от нас слишком большого легковерия. Именно теистические убеждения дают возможность найти смысл в мире. Атеизм просто очень трудно принять.
      Я совершенно не предполагаю, конечно же, что вера в Бога обычно является результатом рассуждений или что человек, не нашедший некоторых аргументов в пользу существования Бога, не верит в Него именно по этой причине. Я уже писал, что некоторые знания о Боге даются вместе с обычным человеческим опытом, другие же приходят в форме религиозных переживаний.
      В основе доводов, которые я привожу в этой книге, лежит иное, более глубокое знание о Боге. Сама книга имеет конечной целью помочь обрести то подлинное и фундаментальное знание, которое доступно каждому. Некоторым людям аргументы необходимы, другие же вполне способны обойтись без них. Сами по себе доказательства не дают знания. Бог вовсе не таков, что Его можно не заметить, не имея строгих логических доказательств Его существования. Причина обращения к рациональной аргументации — желание проверить разумом то, во что мы уже верим или, по крайней мере, о чем мы уже подозреваем. Карл Ранер выразил это так: «Теоретическая аргументация в пользу существования Бога имеет только одну цель — добиться разумного осознания того факта, что человеку всегда и неизбежно приходится иметь дело с Богом в своей умственной и духовной жизни, независимо от того, думает ли он об этом или нет, принимает ли он это или нет» .
      Поэтому значимость аргументов в пользу существования Бога относительна; но само понимание этой относительности дает нам возможность поместить эти аргументы в правильный контекст — ими мы проверяем нашу веру в Бога с точки зрения ее разумности. В конце концов, даже изначально присущие нам убеждения бывает необходимо проверить в свете разума.

      Во время своей миссии в Листре апостол Павел узнал, что жители Малой Азии получили откровение о Боге. Павел использовал это откровение как отправную точку для проповеди Евангелия. На основании одного только откровения, полученного до проповеди, они не очень много узнали о Боге, Который любит их. То же можно сказать и о приводимых здесь аргументах. Хотя они и склоняют нас к тому, чтобы начать размышлять о Боге, Который благ, разумен, могуществен и так далее, но эти аргументы еще не проповедь Благой Вести, они не говорят о Нем, как о нашем Отце и Спасителе. Наша аргументация лишь подводит нас к такому пониманию Бога, которое станет содержанием следующего круга свидетельств.
      Как только возможность существования Бога начинает занимать наше внимание, возникает вопрос: каков же Бог? Для большинства людей этот вопрос, наверное, наиболее важный. Им нужны не доказательства Его существования, а ясность в понимании того, каков Он. Поэтому весть о воплощении Бога находится в центре Писания, из нее мы узнаем о Его милосердии и о Его намерении спасти род человеческий совершенно уникальным способом. Естественное богословие — это не цель, а первый шагна пути к принятию Благой Вести.
      Это можно сказать и об одном из слабых мест естественного богословия — проблеме зла. Наш мир — это мир падший и страждущий. Познание мира не дает нам полного знания реальности, поскольку Божий замысел предстает перед нами в искаженном виде. Из-за того, что в мире есть зло, многие решили, что Бог либо не является подлинным властителем вселенной, либо Он тоже зол. Существует достаточно доводов, опровергающих это ужасное предположение, но лучший из них — само Евангелие. Оно и есть, по существу, ответ Бога на зло мира. Без Благой Вести многое в мире остается зловещим и темным, а в свете Евангелия мы получаем способность доверять и надеяться.
      Бог не безразличен к тому положению, в котором мы находимся. Он слышит наш плач и страдает вместе с нами. В естественном богословии мы не найдем этого утверждения. Все, что оно может сделать, — побудить нас рассмотреть исторические свидетельства, подтверждающие Благую Весть об Иисусе Христе, в Котором Бог явил Себя миру.

Религия для трезвомыслящих