3

Денни Адлеру не слишком-то улыбалось пахать за какие-то гроши плюс чаевые в кафе на углу Лексингтон и 83-й улицы. Но что можно было поделать в его положении условно осужденного. А Майк Тухей — офицер, под бдительное око которого попал Денни, был изрядной свиньей, власть которого распространялась на весь штат Нью-Йорк. Он потребовал бы отчета в происхождении каждого потраченного Денни центе, если б тот не работал.

Поэтому работать приходилось и он ненавидел каждую минуту, проведенную в кафе.

Денни снял убогую комнатенку с мебелью в дешевом грязном доходном доме на Первой авеню. Чего не мог знать опекающий его офицер, так это то, что большую часть времени Денни проводил не на работе, а на улице, попрошайничая. В целях конспирации каждые несколько дней он менял место и изменял свою внешность. Иногда он одевался пьяницей-бродяжкой в вонючей одежде и стоптанных башмаках, с грязными лицом и волосами. Подпирая стену какого-нибудь здания, он держал в руках обрывок картонки со словами «Помогите, я голодаю».

Для простодушных дурачков это было отличной приманкой.

Иногда он напяливал вылинявшую военную форму, седой парик, темные очки, прикалывал к груди табличку «Бездомный ветеран» и стоял, опираясь на палку. Жестянка у его ног быстро наполнялась монетами.

Благодаря таким вот «выходам» Денни набивал полные карманы мелочи.

И они же позволяли ему поддерживать себя в форме, а для Денни не было ничего приятнее, чем предвкушение настоящей работы. Только один или два раза, он не мог не поддаться соблазну замочить кого-нибудь, что он и делал, отбирая у какого-то пьянчужки несколько долларов. Но копам было совершенно наплевать на избитого или зарезанного бомжа, так что в данном случае Денни ничем не рисковал.

Через три месяца срок его условного осуждения закончится, он сможет исчезнуть из поля зрения и определиться, где приложить свою энергию. Даже его офицер расслабился. В субботу утром Тухей звонил ему в кафе. Денни живо представил себе Майка, его тщедушное тело, ссутулившееся над столом в неряшливом офисе. «Я говорил с твоим боссом, Денни. Он сказал мне, что ты один из его наиболее заслуживающих доверия работников».

«Спасибо, сэр». Если бы Денни сейчас стоял перед столом Тухей, его руки бы тряслись, выдавая нервозность. Он бы был вынужден выдавить подобие слезы из своих светло-карих глаз и изобразить что-нибудь похожее на улыбку.

Вместо этого он беззвучно матерился в телефон.

«Денни, ты можешь не посылать мне отчет в понедельник. Я буду очень занят и, я знаю, ты из тех, кому я могу верить. Увидимся на следующей неделе».

«Да, сэр». Денни повесил трубку. Улыбка — оскал прорезалась морщинами под его выступающими скулами. Половину из прожитых им тридцати семи лет он провел в тюрьме, начиная с двенадцати лет, когда совершил свой первый взлом. Его кожа приобрела за эти годы характерный сероватый оттенок — «тюремную бледность».

Денни обвел глазами кафе, с отвращением глядя на крошечные столики для мороженого, металлические стулья, белую пластиковую стойку, объявления о скидках на ланч, хорошо одетых посетителей, погруженных в газеты над тарелками с тостами или кукурузными хлопьями. Его мечты о том, как бы он разделался с этим кафе в целом и с Майком Тухей в частности, были прерваны окриком менеджера: «Давай, Адлер, пошевеливайся! Заказы сами не придут!»

«Да, сэр!» "Как мне осточертело это «да, сэр!», — подумал Денни, хватаясь за куртку и коробку с бумажными пакетами.

Когда он вернулся в кафе, менеджер отвечал кому-то по телефону. Он взглянул на Денни с обычной кислой миной. "Я просил тебя не говорить по телефону по личным делам в рабочее время, " — сказал он и швырнул телефонную трубку Денни в руки.

Позвонить ему сюда мог только Майк Тухей. Он произнес имя Майка, но услышал приглушенное: «Привет, Денни». Он узнал этот голос мгновенно.

Чарли Сантино — Большой Чарли. Десять лет назад Денни сидел с ним в одной камере в тюрьме в Аттике и потом пару раз выполнял для него кое-какую работенку. Он знал, что у Чарли имеются достаточно высокие связи в криминальных кругах.

Денни проигнорировал свирепое выражение на лице менеджера — сейчас всего лишь пара человек у стойки, столики пустые. У него было приятное предчувствие, что то, что скажет Чарли, будет интересным. Машинально он отвернулся к стене и прикрыл трубку ладонью. «Да?»

«Завтра, в 11. Брайант — Парк за библиотекой. Ищи черный „Шевролет“ 84-го года».

Когда на том конце повесили трубку, Денни даже не осознал, что широко улыбается.

Все эти снежные выходные Симус Ламбстон просидел один в квартире на 71-ой улице и Вест-Енд Авеню. В пятницу после обеда он позвонил своему бармену. «Я заболел. Скажи Матти, чтобы он поработал за меня до понедельника». Он проспал беспробудно всю ночь сном душевно изнуренного человека, но в субботу утром проснулся, чувствуя, что страх не только не прошел, но почти перешел в панику.

Рут уехала в четверг в Бостон и вернется только к воскресенью. Дженни, их младшая, только в этом году поступила в университет в Массачусетсе. Чек, который Симус послал оплатить учебу в весенний семестр вернулся ввиду отсутствия денег на счету. Рут пришлось выпросить срочный долг у себя на работе и поспешила исправить положение. После истерического звонка Дженни родителям у них был такой скандал, что слышно было, наверное, за пять кварталов.

«Черт возьми, Рут, я делаю все, что в моих силах, — орал он. — Это не моя вина, что у нас ни шиша денег, если трое детей учатся в колледже. Ты что думаешь, мне деньги с неба сыпятся?»

Они стояли друг напротив друга — враждебные, измученные, отчаявшиеся.

Ему было стыдно смотреть ей в глаза. Он знал, что приближающаяся старость не прибавила ему привлекательности. Шестьдесят два года. Раньше он поддерживал свое тело в форме при помощи гимнастики и гантелей. Но сейчас появился живот, с которым невозможно стало бороться, некогда рыжеватая шевелюра поредела и приобрела грязно-желтый оттенок, очки, которые он надевал для чтения, подчеркивали отечность лица. Глядясь в зеркало, он иногда переводил взгляд на его с Рут свадебную фотографию. Оба элегантно одетые, обоим еще нет сорока, у каждого это второй брак, счастливые, желающие друг друга. И с баром все должно было пойти гладко, даже несмотря на взятую ссуду, он был уверен, что сможет окупить его за пару лет. Спокойная, выдержанная Рут стала для него прибежищем после того, как он отступил перед притязаниями Этель. "Каждый цент, который я ей выплачу, окупится моим спокойствием, " — сказал он тогда адвокату, который всеми силами старался уговорить Симуса не надевать на себя петлю и не соглашаться на пожизненные алименты.

Он был счастлив, когда родилась Марси. Через два года неожиданно появилась Линда. И уж совсем нежданно родилась Дженни, когда им обоим было уже по 45 лет.

Стройное тело Рут стало производить впечатление коренастого. Когда рента за бар удвоилась, а потом и утроилась, и старые посетители перестали заглядывать туда, ее спокойное лицо приобрело выражение постоянной озабоченности. Она так много хотела дать своим девочкам, а доходы не позволяли этого. Нередко она набрасывалась на мужа: « Вместо нормального дома ты смог дать им лишь кучу мусора».

Последние годы, когда прибавились еще затраты на колледж, были мучительными. Ни на что не хватало денег. И эта тысяча долларов в месяц, отрываемая для Этель, пока она не выйдет замуж или умрет, была, как кость поперек горла, которую Этель грызла, не переставая. "Ради Бога, обратись в суд, " — подстегивала его Рут. «Расскажи, что ты не в состоянии дать своим собственным детям образование, а эта паразитка уже нажила себе целое состояние. Ей не нужны твои деньги. Она имеет больше, чем она может потратить».

Последняя вспышка на прошлой неделе была самой ужасной. Рут вычитала в «Пост», что Этель подписала контракт на книгу с авансом в пол-миллиона долларов. Журналист приводил слова Этель о том, что эта книга, в которой она расскажет «все-все», будет «равносильна взрыву динамита в мире моды».

Для Рут это явилось последней каплей. Это, и еще возвращенный за отсутствием денег на счету чек. «Иди к этой... — Рут никогда не употребляла крепких выражений, и сейчас едва сдержала себя. — Скажи ей, что я собираюсь пойти к газетчикам и рассказать им, что она вымогает у тебя деньги. 12 тысяч в год в течении 20 лет!» С каждым словом голос Рут становился все пронзительнее. «Я мечтаю уйти с работы, мне уже 62 года. Потом, ты сам знаешь, пойдут свадьбы. Мы и в могилы ляжем с этой удавкой на шее. Скажи ей, что это будет очень интересная новость, когда напечатают, что одна из их сотрудников — феминистка и шантажирует своего бывшего мужа».

«Это не шантаж. Это алименты. — Симус старался, чтобы его голос звучал твердо. — Но ты права. Я схожу к ней».

Рут вернется в воскресение к вечеру. К полудню Симус заставил себя выйти из полулетаргического состояния и принялся убирать квартиру. Раньше, два года назад, для этой цели каждую неделю приглашалась женщина. Теперь же они поделили между собой обязанности, причем Рут постоянно ныла, что ей достается больше. «После ежедневной давки в метро бегать все выходные по квартире в обнимку с пылесосом — это то, что мне просто необходимо!» На прошлой неделе она внезапно разразилась слезами: «Господи, как же я устала!»

К четырем часам квартира выглядела вполне прилично. Стены, конечно, следовало бы покрасить. Да и линолеум на кухне совсем вытерся. Здание отошло к кооперативу, но выкупить квартиру им было не по силам. Двадцать лет — и ничего, кроме счетов за аренду.

Симус поставил на столик в гостиной тарелку с сыром и вино. Мебель устарела и выглядела убого, но сейчас, в мягком вечереющем свете она не смотрелась так ужасно. Только через три года Дженни закончит колледж, у Марси этот год последний, у Линды — первый. "Теперь все должно наладиться, " — неожиданно твердо сказал он сам себе.

Чем ближе подходило время приезда Рут, тем сильнее у него дрожали руки.

Заметит ли она перемену, произошедшую в нем?

Она вошла в квартиру в четверть шестого. "Движение ужасное, " — сварливо объявила она.

«Ты поменяла чек и все объяснила насчет первого?», — спросил он, изо всех сил, стараясь не обращать внимания на интонации жены. Это была «давай-выясним-отношения» — ее любимая интонация.

«Конечно. И позволь мне сказать, что бухгалтер в колледже была в шоке, когда я рассказала ей, как Этель Ламбстон все эти годы отбирает у тебя деньги. Они в колледже устраивали для нее встречу полгода назад, чтобы она рассказала о женщинах, зарабатывающих наравне с мужчинами». Рут взяла протянутый ей стакан вина и сделала большой глоток.

Он вдруг заметил, совершенно пораженный, что у нее появилась точно такая же, как и у Этель привычка всякий раз облизывать губы после произнесенной вслух гадости. «Что я поменял, женившись вторично?» Эта мысль заставила его разразиться истерическим смехом.

«Ладно, оставим это. Ты ее видел?» — огрызнулась Рут.

Огромная усталость вдруг охватила Симуса. Перед глазами возникла последняя сцена. «Да, я видел ее».

«Ну?»

Он осторожно подбирал слова. «Ты была права. Она не хочет, чтобы информация о том, что все эти годы она получала алименты, получила широкую огласку. Она готова пойти на некоторые уступки».

Рут поставила стакан, ее лицо изменилось. «Просто не могу поверить, как тебе удалось это?»

...Ядовитый, дразнящий смех Этель в ответ на его угрозы и мольбы.

Вспышка дикой ярости, пробежавшая по нему, ужас в ее глазах... Ее последняя угроза... Боже милостивый...

«Не верится, что ты теперь не будешь платить ни за шикарные туалеты, которые Этель покупает у Нив Керни, ни за ее роскошное питание». Победный смех Рут бил по его барабанным перепонкам, а ее слова не сразу дошли до его сознания.

Симус поставил стакан. «Как ты сказала?» — спокойно переспросил он жену.

В субботу утром снег перестал падать, и кое-где на улицах уже можно было пройти. Нив притащила всю одежду Этель обратно в магазин.

Бетти кинулась помогать ей. «И ты после всего станешь меня уверять, что она нормальная?»

«Откуда я могла знать? — ответила Нив. — В ее квартире мертвая тишина. Честное слово, Бетти, я как вспомню нашу вчерашнюю спешку, у меня возникает желание удушить ее всеми этими тряпками».

День был очень занятым. Они давали небольшое объявление в «Таймс» с рекламой разноцветных платьев и плащей, и реакция превзошла все ожидания. Глаза Нив сияли, когда она видела, как ее продавщицы выписывают внушительные счета. В который раз она про себя поблагодарила Сала за то, что он подтолкнул ее шесть лет назад.

В 2 часа Юджиния, чернокожая девушка, бывшая модель, а сейчас первая помощница Нив, напомнила той, что пора бы сделать перерыв на ланч. "У меня есть йогурт в холодильнике, " — предложила она.

Нив только что закончила работать со своей постоянной клиенткой и совместными усилиями они остановились на «платье для матери невесты» стоимостью в 4 тысячи долларов. Нив коротко улыбнулась. «Ты же знаешь, я терпеть не могу йогурт. Закажи мне сэндвич с тунцом и диетическую Колу, ладно?»

Через десять минут, когда заказ был доставлен в кабинет, она осознала, насколько была голодна. "Лучший рыбный салат в Нью-Йорке, Денни, " — сказала она посыльному.

"Если вы так считаете, мисс Керни. " Его бледное лицо оскалилось в подобострастной улыбке.

Пока они на скорую руку ели, Нив снова набрала номер Этель. Но, как и прежде, никто не подходил к телефону. Весь остаток дня секретарша по поручению Нив пыталась дозвониться до Этель. Вечером Нив сказала Бетти: «Я попробую взять это все еще раз домой. Мне совершенно не хочется терять воскресенье и возвращаться сюда, если Этель вдруг взбредет в голову, что ей срочно необходимы эти тряпки».

"Зная ее, не удивлюсь, если она заставит вернуться с полпути самолет, на который будет опаздывать, " — проворчала Бетти.

Обе засмеялись, а потом Бетти сказала спокойно: «Ты знаешь, иногда у меня появляется что-то вроде предчувствия. Я могу поклясться, что сейчас происходит что-то странное. Ведь эта чертова кукла Этель раньше никогда себе такого не позволяла».

В субботу вечером Нив и Майлс отправились в оперу послушать Паваротти.

«Тебе лучше бы на свидание пойти», — посетовал Майлс, когда официантка в «Джинджер — Мэн», куда они заглянули после концерта, протянула им меню. Нив бросила на него взгляд. «Слушай, Майлс, я со многими встречаюсь, ты прекрасно сам знаешь. Но, когда появится кто-то важный для меня, я это почувствую, так же, как это было у вас с мамой. Лучше закажи мне креветок с чесночным соусом».

Обычно по воскресениям Майлс ходил к утренней службе. Нив предпочитала подольше поспать и пойти в Собор к обедне. Она была удивлена, когда, проснувшись застала Майлса на кухне в халате.

«Разочаровался в религии?» — спросила она.

«Нет. Я решил пойти сегодня с тобой». Он изо всех сил старался, чтобы его голос звучал, как обычно.

«Это имеет отношение к освобождению Никки Сепетти? — Нив вздохнула. — Можешь не отвечать».

После церкви они решили пообедать в Артистическом Кафе, потом заглянули в кинотеатр по соседству. Вернувшись домой, Нив снова набрала номер Этель Ламбстон и долго не вешала трубку. Потом она потащила Майлса поиграть в игру, кто быстрее решит головоломку, которую еженедельно печатали в «Таймс».

«Замечательный день», — прокомментировала она после выпуска ночных новостей, наклоняясь над креслом, где сидел Майлс, и целуя его в макушку. Нив перехватила выражение его глаз. "Ничего не говори, " — предупредила она.