Скотт беседовал с Черил у нее в бунгало: ярко-желтых, зеленых и белых тонов, с белым ковром и белыми стенами. Под ногами Скотт ощущал пушистость ковра. Шерстяной. Высшего качества. Шестьдесят–семьдесят долларов за ярд? Немудрено, что вид у Мин такой загнанный. Скотт знал точно, сколько оставил ей старик Сэмюэль. После того, сколько она вбухала в курорт, наверняка остались крохи…
      Нельзя сказать, чтоб Черил шерифу очень обрадовалась. Она была в купальнике: грудь едва прикрыта, высоко вырезан на бедрах; на плечи наброшен махровый халат. Черил даже не старалась скрыть нетерпения.
      – Через десять минут у меня занятия ритмической гимнастикой!
      – Будем надеяться, успеете. – Горло Скотту перехватило, в нем росла неприязнь к актрисе. – И шансы возрастут, если станете давать честные ответы. К примеру, это вы писали анонимки Лейле перед ее смертью?
      Как Скотт и предвидел, поначалу допрос буксовал. От прямых ответов Черил ловко увиливала. Анонимки? С какой стати ей их посылать? Отбить Теда у Лейлы? А какая разница, если б они и поженились? Брак быстро бы развалился. Прочные отношения – это не для Лейлы. Она торопилась бросить мужчину, пока тот не бросил ее. Пьеса? Понятия не имела, как идут репетиции. А если честно, и не интересовалась.
      Наконец Скопу надоело.
      – Послушайте, Черил, вам надо кое-что уяснить. Смерть Сэмми не была естественной. Вторая анонимка, бывшая при ней, исчезла. Вы подходили к столу Доры. Оставили счет с надписью «Оплачен полностью».Анонимка лежала сверху, а после вашего ухода исчезла. Предположим, кто-то еще вошел в приемную тихонько, и, несмотря на открытую дверь, его не услышали ни барон, ни Мин, ни Дора. Но ведь это неправдоподобно, верно? – Он не поделился с Черил соображением, что и Мин, и барон имели доступ к столу и в отсутствие Доры. И был вознагражден тенью тревоги, возникшей в глазах Черил. Она нервно облизала губы.
      – Но не хотите же вы сказать, будто я имею отношение к смерти Доры?
      – Я хочу сказать, что первую анонимку со стола Доры стащили вы, и хочу, чтобы вы мне ее отдали. Это улика – и важная улика – в процессе об убийстве.
      Под внимательным взглядом Скотта Черил отвела глаза. На лице у нее проступила откровенная паника. Проследив за ее взглядом, Скотт увидел клочок обгоревшей бумаги, застрявшей за плинтусом. Черил метнулась схватить, но Скотт опередил ее.
      На обрывке дешевой бумаги сохранились три наклеенных слова:

      «… роль надо учить…»

      Скотт бережно вложил крохотный клочок в бумажник.
      – Стало быть, первую украли все-таки вы, – констатировал он. – Уничтожение улики – тяжкое преступление, наказуемое тюремным заключением. Ну а вторую? Ту, что была у Доры? Вы и ее уничтожили? А как забрали у нее? Да, леди, пора вам нанимать себе адвоката.
      – Скотт, ради бога, пожалуйста! – вцепилась ему в руку Черил. – Клянусь, не писала я анонимок! Клянусь, единственный раз, когда я видела Дору, – в кабинете у Мин. Ладно, пускай эту анонимку я и правда стащила со стола. Думала, вдруг Теду пригодится. Показала Сиду, а он стал пугать – люди подумают, что писала я. И порвал листок. Он, не я. Вот и все, что мне известно, клянусь! – По щекам у нее катились слезы. – Скотт, миленький, сейчас малейшая шумиханачисто погубит мои шансы на роль Аманды! Скотт! Я очень вас прошу!
      – Мне, ей-богу, плевать, как сплетни повлияют на вашу карьеру, Черил. Но может, заключим сделку? Я уберегаю вас от официального допроса, а вы хорошенько подумайте. Авось память у вас прояснится. Надеюсь. Ради вас же самой.

      Радостный, ликующий, Сид побежал к себе. Тед одолжит ему деньги! Так соблазнительно было бы подперчить историю, наврать, будто Тед признался, что убил Лейлу. Но в последний момент Сид удержался. Тед, как помешанный, бубнил тогда что-то про отца, про убийство… У Сида до сих пор все внутри переворачивается, когда он вспоминает, как мчался тогда за Тедом. Сразу же стало ясно – с психикой Теда творится что-то неладное. Сид долго ждал, не упомянет ли он ту встречу. Сегодняшняя его реакция доказывает – это начисто выпало у него из памяти.
      Сид срезал путь. Пробежал по лужайке, намеренно избегая дорожек. Не хотелось вступать в пустячные разговоры. Вчера приехали новые гости. В одном он узнал молодого актера, который постоянно оставлял свои фото в агентстве и беспрестанно ему названивал.
      Интересно, какая старушенция оплачивает его пребывание тут? Сегодня Сиду совсем не хотелось распылять энергию, уворачиваясь от навязчивых потенциальных клиентов.
      Первый его порыв, когда он вбежал в бунгало, – выпить. Он заслужил. Второй – позвонить утренней «акуле».
      – Деньги есть. Расплачусь с тобой в выходные, – уверенно пообещал он.
      Теперь еще бы позвонил Кениг! Не успел он об этом подумать, как зазвонил телефон. Оператор попросил не вешать трубку, звонит мистер Кениг. Руки затряслись. Он поймал в зеркале свое отражение: лицо не из тех, что внушают доверие в Лос-Анджелесе.
      – Мои поздравления, Сид! – первое, что сказал Боб.
      На роль выбрали Черил! В мозгу Сида защелкало, быстро вычислялись проценты. Два слова – и Боб снова вознес его на пьедестал!
      – Даже не знаю, как благодарить. – Голос Сида окреп, стал увереннее. – Уверяю тебя, Боб, ты сделал правильный выбор. Черил сыграет фантастически!
      – Это, Сид, я и сам знаю. С Марго мы нарвались бы на скандальные сплетни в прессе, а этого не надо. Отсюда наш выбор – Черил. Я ее рекомендовал. Не важно, что она сейчас срывает кассовые сборы. И про Джекки Коллинз шла та же слава, писали то же. А смотри, как засверкала!
      – Боб, об этом я тебе все время и говорил!
      – Дай бог, чтоб мы не ошиблись. У Черил в Беверли-Хиллс на пятницу назначена встреча с прессой. Где-то часов на пять.
      – Мы приедем.
      – Сид, это крайне важно. Начиная с этой минуты мы преподносим Черил как суперзвезду. Между прочим, подскажи ей, пусть прилепит улыбку на физиономию. Аманда – натура волевая, но чрезвычайно милая. Не желаю больше читать о скандалах с официантами и таксистами. И я не шучу!
 
      Пять минут спустя Сид уже стоял перед Черил Мэннинг, бившейся в истерике.
      – Ты призналась Скотту, что украла анонимку? Тупая стерва. – Сид встряхнул ее. – Заткнись и слушай. Другие анонимки есть?
      – Отпусти! Мне больно! Откуда мне-то знать! – Черил попыталась вырваться. – Я не могу упустить роль! Я – Аманда!
      – Да уж, попробуй упусти! – Сид с силой отпихнул ее, актриса свалилась на кушетку.
      Страх у нее сменился яростью. Черил отбросила волосы и стиснула зубы. Губы ее превратились в тонкую угрожающую щель.
      – Всегда толкаешься, когда разозлишься, да, Сид? Так вот, пора и мне с тобой начистоту. Письмо порвал ты! Не я! Я никаких анонимок не писала. Мне Скотт не верит, а потому иди сейчас к нему и доложи правду: я собиралась отдать анонимку Теду, помочь ему на суде. Убеди Скотта, слышишь меня, Сид? Потому что в пятницу меня тут уже не будет! Я уеду на прием! Не должно возникнуть слухов, связывающих меня с анонимками! Или с уничтоженными уликами!
      Они сверлили друг друга глазами. Несмотря на бешеную злость, Сид понял, что, пожалуй, сейчас права Черил. Порвав письмо, он поставил под угрозу сериал. Если в газеты просочится отголосок скандала… если Скотт запретит Черил уезжать со Спа…
      – Мне надо подумать. Что-нибудь да изобрету.
      В запасе у него оставалась последняя карта, которой можно сыграть. Вопрос – как?

      Когда Тед вернулся к себе, в бунгало уже сидели Бартлетт с Крейгом. Дожидались его. Ликующий Бартлетт, казалось, не замечал его угрюмости.
      – По-моему, нам крупно повезло!
      Когда Тед занял свое место за столом, Бартлетт сообщил о дневнике Лейлы.
      – Собственноручно пометила, когда вы с Элизабет находились в одном городе! Ты каждый раз встречался с Элизабет?
      Тед откинулся на спинку кресла, забросил руки за голову и прикрыл глаза. Все казалось таким далеким прошлым.
      – Тед, хотя бы тут я могу помочь тебе. – Крейг давным-давно стал пессимистом. – Расписание Элизабет ты держал на столе. Могу присягнуть, ты подгонял свой график к ее гастролям.
      Тед глаз не открыл.
      – Будь любезен, объяснись.
      Генри Бартлетт не позволил себе больше раздражаться.
      – Послушайте, мистер Винтерс. Меня наняли не для того, чтобы вы вытирали об меня ноги. На кону стоит ваша оставшаяся жизнь, ведь так? И моя профессиональная репутация. Если вы не можете или не желаете помогать своей защите, еще не поздно нанять другого адвоката. – Он оттолкнул папки, из них посыпались бумаги. – Вы настояли на приезде сюда, хотя было бы куда разумнее и удобнее, останься я в своем офисе, где под рукой мои служащие. Вчера мы планировали работать, но вы надолго исчезли. Сегодня вам полагалось прийти еще час назад, и мы в потолок плевали, вас дожидаясь. Одну линию защиты вы уже забраковали, а она могла бы спасти вас. Теперь у нас возникает вполне реальный шанс подорвать доверие к свидетельству Элизабет Ланж, но вас это не интересует!
      – Нет, почему же. – Тед открыл глаза. – Интересует. Рассказывайте.
      Бартлетт предпочел пропустить сарказм мимо ушей.
      – Итак, мы сумеем представить факсимиле двух анонимок, полученных Лейлой: в них прямо говорится, что у вас появилась другая женщина. В той роли может выступить Черил. Она подтвердит что угодно. Но можно еще вернее. Ты же старался скоординировать свое расписание с гастролями Элизабет…
      – С Элизабет мы были хорошими друзьями, – перебил Тед. – Нам нравилось общаться. Если я могу приехать в Чикаго в среду, а в Даллас в пятницу, а мой добрый друг, с которым можно сходить поужинать, будет там же, – да, я подгонял расписание. Ну и что?
      – Кончай, Тед! Ты проделывал такое десятки раз, и в тот самый период у Лейлы началось нервное расстройство. Когда она стала получать анонимки!
      Тед пожал плечами.
      – Тед! – резко вмешался Крейг. – Генри старается выстроить твою же защиту. Прислушайся хотя бы.
      – Мы попытаемся представить все так, – продолжил Бартлетт. – Стадия первая: Лейла получает письма, в которых говорится – ты влюбился в другую. Стадия вторая: Крейг засвидетельствует – ты подгонял свое расписание к поездкам Элизабет. Стадия третья: Лейла отметила в своем дневнике явную связь между вами. Стадия четвертая: вывод – у тебя не было причины убивать Лейлу, раз твой интерес к ней угас. Стадия пятая: то, что для тебя было всего лишь легким флиртом, для Элизабет обернулось совсем иным. Она по уши влюбилась в тебя. – Генри торжествующе перебросил Теду «Глобал». – Вглядись-ка в снимочек!
      Тед взглянул. Он помнил ту минуту в конце панихиды, когда какой-то дурак попросил органиста сыграть «Родной мой дом в Кентукки». Лейла рассказала, что эту песенку она напевала Элизабет по дороге в Нью-Йорк. У стоявшей рядом Элизабет перехватило дыхание и хлынули слезы, которые ей удавалось до сих пор сдерживать. Он обнял ее, повернул к себе и прошептал: «Не надо, Ласточка!»
      – Девушка влюбилась в тебя, – продолжал Генри, – а когда поняла, что для тебя это – так, мимолетное увлечение, взбесилась. И воспользовалась безумными показаниями шизофренички, чтобы отомстить, уничтожить тебя! Уверяю, Тед, этот трюк нам удастся!
      Тед разорвал газету пополам.
      – Очевидно, такая уж у меня участь – выступать адвокатом дьявола. Ну, предположим, сюжет твой верен. Элизабет была влюблена в меня. Но давай заглянем еще на одну стадию вперед. Предположим, я действительно понял: жизнь с Лейлой – это непрерывная череда взлетов и падений, истерик и скандалов, сомнений, выливающихся в ревнивые обвинения всякий раз, как я мило беседую с другой. Предположим, я понял: Лейла – актриса до мозга костей. Она не хочет ребенка. Предположим, я понял: Элизабет – та, которую я искал всю жизнь. – Тед пристукнул кулаком. – Так неужели ты сам не сообразил, что версия, которую ты подсовываешь, и есть самый веский мотив для убийства Лейлы? Думаешь, Элизабет взглянула бы на меня дважды при живой сестре? – Тед с яростью отшвырнул стул. Тот грохнулся на пол. – Слушайте, может, сходите поиграть в гольф? Или поплавать? Заняться, в общем, спортом? Не тратьте попусту времени! Лично я не намерен.
      – С меня хватит! – Лицо Бартлетта побагровело. – Послушайте, мистер Винтерс! В отелях вы, может, и разбираетесь, но ни черта не смыслите в судебных процессах! Вы наняли меня, чтобы спасти вас от тюрьмы. Но в одиночку я действовать не могу! Более того, и не собираюсь. Либо перестаньте вставлять палки в колеса, либо ищите другого адвоката!
      – Успокойся, Генри! – вмешался Крейг.
      – Нет, не успокоюсь! Мне не нужно это дело. Возможно, я сумел бы выиграть его, но не так… – Он указал на Теда. – Если ты уверен, что ни одна моя линия не сработает, так возьми и признайся в убийстве! За чистосердечное признание скостят срок. Я сумею добиться всего семи – максимум десяти лет тюрьмы. Этого тебе хочется? Скажи прямо. Или садись и работай.
      Тед поднял с пола стул.
      – Ладно, принимаемся за работу, – равнодушно бросил он. – Наверное, мне полагается извиниться перед тобой. Я понимаю, ты специалист в своей области. Но мог бы и догадаться – я чувствую себя как в западне. Ты и правда считаешь, что шанс на оправдание есть?
      – Я добивался оправдательного вердикта и в более безнадежных делах. Пойми, наконец, – виновность подсудимого не имеет никакого отношения к приговору!

      Мин кое-как доработала до полудня. Она была слишком занята, отвечая на звонки прессы. Ей некогда было задумываться над сценой в кабинете между Элизабет и адвокатом Теда. После гневного взрыва Элизабет все тут же разошлись: Бартлетт и Элизабет, кипя от злости, Крейг – подавленный, Скотт – мрачный, Хельмут улизнул в клинику. Он прекрасно знал – Мин хочет поговорить с ним. Все утро он избегал ее, так же как и вчера. Рассказав про сцену у Лейлы, он заперся у себя в кабинете.
      Кто, черт побери, шепнул газетчикам, что сюда приехали и Элизабет, и Тед? На настырные звонки Мин отвечала стандартно: «Имена наших гостей мы не разглашаем». Ей сообщили, что и Элизабет, и Теда видели вместе в Кармеле. «Ничего не могу сказать», – говорила она.
      В любое другое время она была бы только рада рекламе, но сейчас? У нее интересовались, есть ли что-то подозрительное в смерти ее секретарши. Разумеется, нет.
      В полдень она попросила оператора не соединять с ней звонивших и ушла на женскую половину. С облегчением увидела, что обстановка нормальная. О смерти Доры больше не шушукаются. Мин перебросилась словом с каждой гостьей, не пропустив ни одной из сидевших за ланчем вокруг бассейна. Среди них была и Эльвира. Заметив машину Скотта, она забросала Мин вопросами – зачем она здесь?
      Наконец Мин вернулась в главный особняк и поднялась к себе. Сидя на кушетке, Хельмут пил чай. Лицо у него было болезненно-серым.
      – А-а, Минна. – Он попытался выдавить улыбку. Она в ответ не улыбнулась.
      – Нам надо поговорить. Скажи честно, зачем ты отправился в тот вечер к Лейле? У тебя был с ней роман? Говори правду!
      – Роман? – Чашка Хельмута звякнула о блюдце. – Минна, да я ненавидел эту женщину!
      Мин наблюдала, как лицо у него пошло пятнами, а руки сжались.
      – Ты что, считаешь, меня очень забавляло, как она потешалась надо мной? Роман! – Он хлопнул по столику. – Минна, ты единственная женщина в моей жизни. С тех пор, как я встретил тебя, других не было, клянусь!
      – Лжец! – Мин схватила его за лацканы. – Посмотри мне в глаза! Кончай со своим фальшивым аристократизмом и драматизмом! Ты был ослеплен Лейлой. Да и не ты один! Каждый раз, как ты смотрел на нее, ты раздевал ее глазами. Да все вы, вся компашка! Тед, Сид. Даже этот пентюх Крейг. Но ты – хуже всех. Любовь. Ненависть. Это одно и то же! Да за всю свою жизнь ты не любил никого! И мне нужна правда. Зачем ты отправился к ней? – Она отпустила его, вдруг обессилев.
      Хельмут вскочил на ноги. Рука его задела чашку, и та опрокинулась, чай пролился на стол и ковер.
      – Минна, это невозможно! Я не позволю тебе общаться со мной, будто с микробом под микроскопом. – Он бросил надменный взгляд на опрокинутую чашку. – Пришли кого-нибудь, пусть уберут. Мне пора в клинику. Сегодня у миссис Михан первые коллагеновые инъекции. – И саркастически прибавил: – Подумай, дорогая. Ты отлично знаешь, это еще один крупный взнос в нашу кассу.
      – Я видела эту нелепую даму час назад. Твоя новая крупная победа. Она без умолку трещала, какой ты талантливый, как превращаешь ее в бабочку, парящую на облаке. Еще раз услышу от нее эту идиотскую фразу…
      Минна резко оборвала себя. Колени Хельмута подкосились, она подхватила падающего мужа:
      – Что случилось? Скажи мне, что ты натворил?

      Выскочив из кабинета Минны, Элизабет бросилась к себе, злясь, что позволила Бартлетту довести себя. Он заявит что угодно, пойдет на что угодно, лишь бы подорвать ее свидетельские показания, а она сыграла ему на руку!
      Чтобы отвлечься, она открыла пьесу Лейлы. Но слова путались. Смысл не доходил.
      Есть ли хоть тень правды в обвинениях Бартлетта? Тед действительно намеренно искал ее?
      Она лихорадочно полистала и решила почитать позже. Взгляд ее упал на приписку Лейлы на полях. Пораженная, Элизабет опустилась на кушетку и вернулась к первой странице.

      «КАРУСЕЛЬ». Комедия Клейтона Андерсена.

      Элизабет быстро читала, потом задумалась. Наконец, взяв блокнот и ручку, принялась перечитывать сначала, делая собственные пометки.
      В половине третьего она отложила ручку. Страницы блокнота исчерканы замечаниями. Она поняла, что пропустила обед, что тупо ноет голова… некоторые пометки Лейлы едва поддавались расшифровке, но она разобрала все.
      Клейтон Андерсен. Автор «КАРУСЕЛИ». Богатый профессор колледжа, вложивший в спектакль миллион. Настоящее его имя и личность никому не известны. Кто же он? Лейлу он знал досконально.
      Элизабет позвонила в особняк. Дежурная ответила, что баронесса фон Шрайбер у себя, но просила не беспокоить.
      – Я сейчас зайду, – сухо сказала Элизабет. – Передай баронессе – мне надо с ней поговорить.
 
      Мин лежала в постели, вид у нее действительно был неважный. В поведении и тоне не осталось и следа от храбрости и властности.
      – Да, Элизабет?
      Она боится меня, мелькнуло у Элизабет. Ощутив к ней прежнюю симпатию, она присела у кровати.
      – Мин, зачем ты пригласила меня на курорт?
      – Хочешь – верь, хочешь – нет, – пожала та плечами, – но я тревожилась за тебя. Я люблю тебя.
      – Я верю. А еще?
      – Меня страшит мысль, что Теду придется провести остаток жизни в тюрьме. Иногда в бешенстве люди способны на чудовищные поступки. Они не владеют собой. Творят такое, чего никогда бы не совершили в трезвом уме. Они уже не в силах обуздать себя. Думаю, так произошло и с Тедом. Я знаю это.
      – Что значит, знаешь?
      – Ничего… ничего… – Мин прикрыла глаза. – Элизабет, поступай, как велит долг. Ноя предупреждаю – всю жизнь тебя будет грызть совесть, что ты погубила Теда. Когда-нибудь ты снова встретишься с Лейлой. Вряд ли она поблагодарит тебя. Ты знаешь, какой она становилась после вспышки ярости. Виноватой. Любящей. Великодушной. Все вместе.
      – Мин, а нет ли другой причины, по которой ты желаешь, чтобы Теда оправдали?
      – О чем ты?
      – О том, что перед смертью Лейлы Тед планировал включать Спа во все свои новые отели Сайприс-Пойнт. Как разворачивается этот проект?
      – С тех пор как ему предъявили обвинение, Тед не занимается отелями.
      – Вот именно. Значит, существуют две причины для твоего желания, чтобы Теда оправдали. Мин, а кто такой Клейтон Андерсон?
      – Понятия не имею. Элизабет, я очень устала. Давай поговорим потом.
      – Брось, Мин! Не так ты уж и устала. – Резкость тона девушки вынудила Мин открыть глаза и приподняться на подушках. Я была права, подумала Элизабет: не столько больна, сколько боится. –Мин, я только что читала и перечитывала последнюю пьесу Лейлы. Я смотрела спектакль, но тогда много пропустила мимо ушей. Слишком переживала за сестру. Пьесу сочинил человек, знавший Лейлу с изнанки. Вот почему роль так хорошо удалась ей. В пьесу даже вставлена пресловутая фразочка Хельмута «бабочка, парящая на облаке». И Лейла ее тоже заметила. Написала на полях: «Сказать барону, что у него крадут коронные фразочки…»Мин…
      Женщины уставились друг на друга, у обеих сверкнула одна и та же догадка.
      – Хельмут сочинял рекламные тексты для курорта, – прошептала Элизабет. – Сочиняет ежедневные бюллетени для гостей… так, может, и не существует вовсе никакого богатого профессора… Мин! Это Хельмут написал пьесу?
      – Не… знаю. – Мин выбралась из постели. Просторное платье на ней показалось слишком широким, будто она усохла. – Элизабет, извини. Мне нужно позвонить в Швейцарию.

      С неприятным тянущим чувством тревоги Эльвира нехотя плелась по дорожке, окаймленной живой изгородью, в процедурный кабинет «С». Инструкции, данные медсестрой, повторялись в записке на ее подносе с завтраком. Приветливая, успокаивающая записка, но все равно, когда подошло время, Эльвира занервничала.
      Для обеспечения полной тайны, говорилось в записке, пациенты входят через отдельные двери. Эльвиру ждут в кабинете «С» в три часа дня; ввиду того, что миссис Михан так боится уколов, ей дадут сильную дозу валиума, и она полежит, отдохнет до половины четвертого. И только тогда доктор Шрайбер начнет инъекции. После чего она полежит еще полчаса до окончания действия валиума.
 
      Живая изгородь была футов шести в высоту, и, идя между кустарниками, Эльвира чувствовала себя маленькой девочкой в чаще леса. Стало тепло, но тут еще держалась влажность. Азалии напоминали ее собственные перед их домом. Прошлой весной они так красиво цвели.
      Вот и бледно-голубая дверь кабинета. Крохотная позолоченная «С» подтверждала – она пришла, куда нужно. Несмело повернув ручку, Эльвира вошла.
      В кабинете – как в дамском будуаре. Обои в цветочек, салатный ковер, туалетный столик и круглая табуретка. Процедурный стол похож на кровать – с простынями под цвет обоев, бледно-розовым одеялом и отороченной подушкой. На двери шкафа висит зеркало в золоченой раме со скошенными углами. Только шкафчик с инструментами намекал на истинное предназначение помещения, но и тот был из белого дерева с толстыми зеркальными дверцами.
      Эльвира сбросила босоножки, аккуратно поставила их под стол. Размер ноги у нее сороковой, и ей не хотелось, чтобы врач споткнулся, делая коллагеновые инъекции. Она легла на стол, натянула покрывало и прикрыла глаза.
      Минуту спустя глаза у нее открылись – вошла медсестра. Регина Оуэнс, старшая помощница барона, та, которая записывала историю ее болезни.
      – Не волнуйтесь, – ласкою проговорила она. Эльвире Регина нравилась – напоминала одну из ее клиенток. Ей было около сорока, темные короткие волосы, красивые широко расставленные глаза и обаятельная улыбка.
      – Выпейте. – Она подала Эльвире стакан с водой и таблетки. – Сразу почувствуете приятную сонливость и даже не заметите, как мы превратим вас в красавицу.
      Эльвира послушно положила таблетки в рот и запила.
      – Я прямо как ребенок.
      – Ничего-ничего. Вы бы удивились, сколько народу трясутся от одного вида иглы. – Зайдя сзади, мисс Оуэнс стала массировать Эльвире виски. – Да вы напряжены! Ну-ну, сейчас положу вам на глаза компресс, подремлете. Мы с доктором придем через полчаса. Вы нас уже и не услышите.
      Эльвира ощущала, как сильные пальцы нажимают на виски.
      – Как приятно!
      – Еще бы! – Несколько минут Регина массировала лоб и шею Эльвиры. Эльвира стала уплывать в приятную полудрему. Потом на глаза наложили прохладную ткань. Щелчок закрывшейся двери за вышедшей на цыпочках мисс Оуэнс донесся будто сквозь вату.
      В голове у Эльвиры проносились тучи мыслей – словно оборванные нити, связать их никак не удавалось.
       «Бабочка, парящая на облаке…»Почему фраза кажется такой знакомой? Вот, вспомнила…
      – Вы слышите меня, миссис Михан?
      Она даже не заметила, как вошел барон фон Шрайбер. Говорит тихо, чуть глуховато. Хоть бы микрофон уловил его голос. Ей хотелось, чтобы записалось все.
      – Да, – откуда-то издалека донесся ее собственный голос.
      – Не бойтесь. Вы даже не почувствуете. Будто булавкой уколет.
      И правда. Почти не почувствовала, будто комар укусил. А она-то переживала… Эльвира ждала продолжения. Доктор предупредил: коллаген вколют в десять–двенадцать точек с каждой стороны рта. Чего же он медлит?
      Почему-то стало трудно дышать… Она задыхается!
      – Помогите! – крикнула она, но крика не получилось.
      Она открывала рот, отчаянно хватая воздух. Она куда-то уплывает… Руки, грудь – будто чужие… О боже, помоги мне, помоги…
      Навалилась тьма. А от двери сестра Оуэнс бодро произнесла:
      – Ну, вот и мы, миссис Михан! Готовы к процедуре красоты?

      Что это доказывает? – спрашивала себя Элизабет, шагая от особняка к клинике. Если пьесу написал Хельмут, то наверняка здорово переживает: он вложил в постановку миллион! Вот почему Мин кинулась звонить в Швейцарию. Ее счет служил предметом неистощимых шуточек. «Я никогда не буду нищей!» – хвасталась она.
      Мин желала оправдания Теда, чтобы получить лицензии на все лечебные курорты в его отелях, у Хельмута имеется причина поосновательнее. Если он и есть Клейтон Андерсон, то счет жены уплыл…
      Она заставит его сказать правду, решила Элизабет.
      В вестибюле клиники тишина и покой, но дежурной на месте не оказалось. Вдали Элизабет услышала топот бегущих ног, возбужденные голоса. Она поспешила на шум. Открывались двери, выглядывали гости, которым делали процедуры. В конце коридора дверь нараспашку. Оттуда и доносился гомон.
      Кабинет «С»… Господи, тут ведь миссис Михан предстояло делать коллагеновые инъекции. На Спа про это слышали все. Что-то произошло? Элизабет чуть не столкнулась с выходившей медсестрой.
      – Сюда нельзя! – Медсестра была вне себя.
      Элизабет оттолкнула ее.
      Над процедурным столом наклонился Хельмут, он с силой массировал грудь Эльвиры, на лице у той – кислородная маска. Покрывало отброшено, халат под Эльвирой смят, у воротника блестит нелепая брошь-солнце. Пока Элизабет, потерявшая дар речи, смотрела, медсестра протянула Хельмуту иглу. Он вставил ее в шприц и ввел в вену Эльвиры. Грудь ей стал массировать медбрат.
      Вдалеке Элизабет услышала сирену «скорой помощи».
 
      В четверть пятого уведомили, что Эльвира Михан – жертва возможного покушения; она помещена в больницу полуострова Монтеррей. Дежурный полисмен принял срочный звонок и сопроводил «скорую» до больницы. Врачи подозревают, что дело нечисто, и врач «скорой» согласен с ними. Как заявил доктор Шрайбер, коллагеновых инъекций пациентке еще не делали, но капля крови на лице свидетельствует о недавнем уколе.
      Эльвира Михан! Скотт потер вдруг уставшие глаза. Умная женщина. Вспомнились ее замечания за обедом. Похожа на малыша из сказки Андерсена «Новый наряд короля», воскликнувшего: «А король-то голый!»
      С какой стати кому-то понадобилось убивать Эльвиру? Скотт понадеялся, что она не связалась с мошенниками, попытавшимися куда-то вложить ее капиталы. Но зачем кому-то убивать ее? Невероятно.
      – Я приеду! – Он бросил трубку.
      Приемная в больнице просторная, приятная, с цветами, внутренним прудом, напоминает вестибюль небольшого отеля. Каждый раз, как Скотт попадал сюда, ему вспоминались часы, проведенные здесь в ожидании участи Дженни…
      Ему сообщили, что врачи трудятся над миссис Михан. Возможно, доктор Уитли скоро сумеет выйти к нему. Пока он ждал, вошла Элизабет.
      – Как она?
      – Не знаю.
      – Зря согласилась на инъекции. Бедняжка очень их боялась. У нее случился сердечный приступ, да?
      – Пока неизвестно. А как ты сюда попала?
      – С Мин. Приехала на ее машине. А Хельмут приехал на «скорой», провожал миссис Михан. Нет, она не может умереть!
      Элизабет уже почти кричала. Сидящие в креслах обернулись на нее.
      – Элизабет, возьми себя в руки. – Скотт усадил ее на диван рядом. – С Эльвирой вы познакомились всего несколько дней назад. Чего ты так расстраиваешься?
      – Где Хельмут? – раздался позади голос Мин, совершенно бесцветный, словно у нее не осталось никаких чувств. Она тоже находилась как будто в состоянии шока, не веря в реальность происходящего. Обойдя диван, Мин села в кресло к ним лицом. – Наверное, расстроился… – Она оборвала фразу. – Вот он.