36

«Ньюсмейкер» со статьей о «Вестлейкском центре материнства» появился в киосках в четверг утром. Телефонные звонки посыпались, едва он вошел к себе в кабинет после того, как принял ребенка Олдричей. Он велел соединять его напрямую. Ему хотелось услышать отклики, и они превзошли все ожидания. «Доктор, как записаться к вам на прием? Мы с мужем давно мечтаем о ребенке. Я могу прилететь в Нью-Джерси, когда вам будет удобно. Бог благословит вас за вашу работу». Из медицинского колледжа в Дартмуте позвонили с вопросом, не согласится ли он прочитать лекцию. Журнал «Домохозяйка» хотел взять у него интервью. Не примет ли доктор Хайли вместе с доктором Фухито участие в телепередаче «Новости от очевидца»?

Эта просьба встревожила его. Он стремился создать у журналистки из «Ньюсмейкера» впечатление, что работает с несколькими психиатрами, так же, как семейный юрист может отправлять клиентов на консультацию к любому из дюжины адвокатов. Он утверждал, что один создал программу «Вестлейкского центра», не прибегая к чьей-либо помощи. Но журналистка узнала имя Фухито от счастливых пациенток, у которых он предложил ей взять интервью. И в результате представила Фухито как главного психиатра, работающего с доктором Хайли в «Вестлейкском центре материнства» Фухито обеспокоит такая слава. Потому он его и выбрал. Фухито пришлось бы держать язык за зубами, даже если бы он что-то заподозрил. Он не в том положении, чтобы позволить скандалу разразиться над Вестлейком. Это погубило бы его окончательно. Фухито определенно становится помехой. Теперь от него достаточно легко будет избавиться. Он часто работает добровольцем в клинике «Вэлли Пайнз», и, несомненно, сможет войти там в штат. Возможно, Фухито рад найти укрытие. Тогда можно будет менять психиатров, он знает много не слишком компетентных, которых будет легко одурачить.

Фухито придется уйти.

Приняв решение, он вызвал первую пациентку. Она была новенькой, как и две другие после нее. Его заинтересовала третья пациентка: у нее недоразвитая матка, и она никогда не сможет забеременеть самостоятельно. Она станет его новой Венджи.

В полдень, когда он уже собирался пойти обедать, раздался телефонный звонок. Медсестра в приемной, которая соединила его, извинилась:

— Доктор, это междугородний звонок от доктора Эммета Салема из Миннеаполиса. Он звонит из аэропорта и настаивает на том, чтобы поговорить с вами немедленно.

Эммет Салем! Он взял трубку.

— Эдгар Хайли слушает.

— Доктор Хайли? — Тон был ледяным. — Доктор Хайли из больницы Христа в Девоне?

— Да. — Язык стал неповоротливым от холодного тошнотворного страха, губы онемели.

— Доктор Хайли, вчера вечером я узнал, что вы лечили мою бывшую пациентку, миссис Венджи Льюис. Я сейчас вылетаю в Нью-Йорк, остановлюсь в отеле «Эссекс Хаус». Хочу вас предупредить, что собираюсь проконсультироваться с судмедэкспертом Нью-Джерси по поводу смерти миссис Льюис. У меня с собой ее медицинская карта. Справедливости ради, предлагаю вам обсудить этот случай прежде, чем я выдвину обвинения.

— Доктор, мне не нравится ваш тон и намеки. — Теперь он мог говорить. Его собственный голос стал твердым, как гранит.

— У меня начинается посадка. Я остановлюсь в номере 3219 в «Эссекс Хаус», буду там около пяти. Вы можете мне туда позвонить.

Связь прервалась.

Когда Эммет Салем вышел из такси, он уже поджидал его в гостинице. Быстро вошел в лифт, поднялся на тридцать второй этаж и прошел мимо комнаты 3219 до того места, где коридор поворачивал под прямым углом.

На этаже остановился другой лифт. Щелкнул замок, и посыльный сказал:

— Сюда, доктор.

Через минуту посыльный вышел.

— Спасибо, сэр.

Он подождал, пока не услышал, как посыльный вошел в лифт. В коридорах было тихо, но это вряд ли надолго. Здесь, вероятно, остановится немало делегатов съезда АМА. Есть опасность встретить знакомого. Но придется рискнуть. Он должен остановить доктора Салема.

Он быстро открыл кожаный саквояж и вынул пресс-папье, которым сорок восемь часов назад собирался остановить Эдну. Нелепо, невозможно — он, целитель, врач, вынужден постоянно убивать.

Он опустил пресс-папье в карман пальто, надел перчатки, крепко сжал саквояж левой рукой и постучал в дверь.

Эммет Салем распахнул дверь. Он только что снял пиджак.

— Что-то забыли? — Он смолк. Очевидно, думал, что вернулся посыльный.

— Доктор Салем! — Он взял руку Салема, продолжая идти вперед, вынуждая того отступить в комнату. Закрыл за собой дверь. — Я Эдгар Хайли. Рад видеть вас снова. Вы прервали разговор так внезапно, что я не успел сказать вам, что ужинаю с коллегами, прибывшими на съезд. У меня всего несколько минут, но я уверен, что мы сможем решить любые вопросы.

Он продолжал двигаться вперед, вынуждая Салема отступать. Окно за спиной Салема было распахнуто. Возможно, попросил посыльного открыть его. В комнате было очень жарко. Окно находилось низко над полом. Его глаза сузились.

— Я пытался дозвониться, но ваш номер не отвечает.

— Не может быть. Я только что разговаривал с телефонисткой. — Доктор Салем напрягся, лицо стало настороженным.

— Тогда я вынужден извиниться. Впрочем, неважно. Мне не терпится вместе с вами посмотреть карту Льюис. Она у меня в саквояже. — Он нащупал в кармане пресс-папье и крикнул: — Доктор, сзади, осторожно!

Салем резко обернулся. Зажатым в кулаке пресс-папье он ударил Салема по голове. От удара тот пошатнулся и упал на подоконник.

Засунув пресс-папье обратно в карман, Эдгар Хайли обхватил ступню Эммета Салема и толкнул вверх и вперед.

— Нет. Нет. Боже, пожалуйста! — В полубессознательном состоянии Салем выскользнул из окна.

Он бесстрастно смотрел, как Салем упал на крышу пристройки пятнадцатью этажами ниже.

Раздался глухой удар.

Видел ли кто-нибудь? Надо спешить. Из кармана пиджака Салема он достал связку ключей. Самый маленький ключ подошел к «дипломату», лежавшему на полке для багажа.

Медицинская карта Венджи Льюис была сверху. Он схватил ее, засунул в саквояж, запер «дипломат» Салема и положил ключи обратно в пиджак. Вытащил из кармана пресс-папье и положил в саквояж вместе с картой. Из раны кровь не текла, но пресс-папье было липким.

Он закрыл саквояж и огляделся. Комната в полном порядке. Никаких следов крови на подоконнике. Все дело заняло менее двух минут.

Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Коридор пуст. Он вышел. Когда он закрывал дверь, в комнате Салема зазвонил телефон.

Он не осмелился войти в лифт на этом этаже. Его фотография была в «Ньюсмейкере». Возможно, людей будут опрашивать. Его могут узнать.

Пожарный выход находился в конце коридора. Он спустился на четыре пролета до двадцать восьмого этажа и вернулся в застеленный ковром коридор.

Лифт как раз остановился. Он вошел и вгляделся в лица пассажиров. Несколько женщин, двое подростков, пожилая пара. Никаких врачей. Он уверен в этом.

Он быстро пошел к выходу из вестибюля на 58-ю улицу, повернул на запад, потом на юг. Через десять минут забрал машину с охраняемой стоянки на Западной 54-й улице, забросил саквояж в багажник и уехал.

37

Крис приехал в аэропорт Твин-Ситиз без десяти час. До вылета в Ньюарк оставался час. Тело Венджи будет в том же самолете. Вчера, когда летел сюда, он не мог думать ни о чем, кроме гроба в багажном отделении. Он пытался сохранять видимость нормальности, уверяя себя в том, что скоро все кончится.

Он должен поговорить с доктором Салемом. Почему доктор Салем так встревожился? Сегодня вечером, когда он выйдет из самолета в Ньюарке, тело Венджи будут встречать судмедэксперты.

А его встретят люди из прокуратуры. Уверенность в этом не давала Крису покоя. Конечно. Если у них появились какие-либо подозрения насчет смерти Венджи, они захотят получить от него ответы. Будут ждать его, чтобы отвезти на допрос. Возможно, даже арестуют. Если они провели расследование, то уже знают, что он вернулся в Нью-Джерси в понедельник вечером. Он должен увидеть доктора Салема. Если его задержат для допроса, то поговорить с ним не удастся. Он не хотел рассказывать про доктора в прокуратуре.

Крис снова подумал о Молли и Билле Кеннеди. Ну и что, что Молли — сестра Кэти Демайо? Они хорошие, честные люди. Ему надо было довериться им, поговорить с ними. Ему надо поговорить с кем-нибудь.

Ему надо поговорить с Джоан.

Он изголодался по ней. В ту минуту, когда он скажет правду, Джоан будет втянута в это дело. Джоан, которая в этом подлом мире сохранила чистоту, скоро будет втянута в грязь.

У него был телефон стюардессы, у которой она остановилась во Флориде. Еще не зная, что скажет, он пошел к телефону, машинально продиктовал номер своей кредитки, услышал гудки.

Сняла трубку Кей Корриган.

— Кей, Джоан у тебя? Это Крис.

Кей знала про него и Джоан. Голос ее звучал озабоченно.

— Крис, Джоан пыталась дозвониться до тебя. Звонила Тина из Нью-Йорка. Прокуратура округа Вэлли интересуется вами. Джоан с ума сходит!

— Когда она вернется?

— Она сейчас на новой квартире. Там нет телефона. Оттуда поедет в отдел кадров компании в Майами. Вернется не раньше восьми.

— Передай ей, чтобы никуда не уходила и ждала моего звонка, — сказал Крис. — Передай, что мне нужно поговорить с ней. Передай…

Он повесил трубку, прислонился к телефону и подавил сухие рыдания. Господи, это уже слишком, все это слишком. Он не мог думать. Он не знал, что делать. И через несколько часов он окажется в тюрьме по подозрению в убийстве Венджи… или по обвинению в убийстве Венджи.

Нет. Есть другая возможность. Он полетит в Нью-Йорк. Он еще успеет. Тогда он сможет встретиться с доктором Салемом почти сразу, как тот прибудет в отель. В прокуратуре до шести часов не узнают, что его нет на рейсе в Ньюарк. Может, доктор Салем сумеет как-нибудь помочь.

Крис едва успел на рейс. Во втором классе не было мест, но он купил билет в первый и сел в самолет, даже не вспомнив о багаже, зарегистрированном на рейс в Ньюарк.

Он взял у стюардессы выпивку, отказался от еды и стал равнодушно листать «Ньюсмейкер». Журнал открылся на разделе «НАУКА И МЕДИЦИНА». Глаза скользнули по заголовку: «„Вестлейкский центр материнства“ дает новую надежду бездетным парам». Вестлейк. Он прочел первый абзац. «Последние восемь лет маленькая частная клиника в Нью-Джерси работает по программе, называемой „Вестлейкской концепцией материнства“, которая дает бесплодным женщинам возможность забеременеть. Названная в честь выдающегося акушера из Нью-Джерси, программа осуществляется доктором Эдгаром Хайли, акушером-гинекологом, зятем доктора Франклина Вестлейка…»

Доктор Эдгар Хайли. Врач Венджи. Забавно, что она редко о нем рассказывала. Всегда о психиатре. «Сегодня мы с доктором Фухито разговаривали про маму и папу… он сказал, что по мне сразу видно, что я единственный ребенок… Доктор Фухито попросил меня нарисовать маму и папу, как я их себе представляю; это было интересно. Серьезно, очень интересно: увидеть, как я их себе представляю. Доктор Фухито спрашивал о тебе, Крис». — «И что ты ему сказала, Венджи?» — «Что ты меня обожаешь. Ведь ты меня обожаешь, Крис? Хотя ты меня все время оскорбляешь, я все равно твоя маленькая девочка?» — «Я бы предпочел, чтобы ты считала себя моей женой, Венджи». — «Слушай, с тобой невозможно разговаривать. Ты всегда становишься таким противным…»

Интересно, говорила ли полиция с кем-нибудь из врачей Венджи?

В этот последний месяц она казалась совсем больной. Он предлагал ей пойти на консультацию. Врач из его компании мог бы кого-нибудь порекомендовать. Да и Билл Кеннеди наверняка мог бы предложить кого-нибудь из «Ленокс-Хилл». Но, конечно, Венджи отказалась.

А потом вдруг сама записалась к доктору Салему.

Самолет приземлился в половине пятого. Крис быстро прошел через терминал и остановил такси. В этот паршивый день ему повезло хотя бы в том, что он успеет до начала пятичасовой давки на дорогах.

— «Эссекс Хаус», пожалуйста, — сказал он водителю.

Он подъехал к отелю в две минуты шестого. Направился к телефону в вестибюле.

— Доктора Эммета Салема, пожалуйста.

— Минутку, сэр. Последовала пауза.

— Линия занята, сэр.

Он повесил трубку. По крайней мере, доктор Салем здесь. Есть возможность с ним поговорить. Крис вспомнил, что записал телефон доктора Салема в записную книжку. Он открыл ее и набрал «3219». Гудок… еще один… еще… После шестого он нажал на рычаг и позвонил телефонистке. Объяснив, что линия была занята несколько минут назад, он попросил еще раз соединить его.

Телефонистка переговорила с кем-то, потом ответила:

— Сэр, я только сейчас кому-то еще сказала, что доктор Салем зарегистрировался, сообщил мне, что ожидает важного звонка и хочет быть уверен, что ему дозвонятся. Но, очевидно, вышел. Позвоните через несколько минут.

— Хорошо, спасибо.

Крис нерешительно повесил трубку, подошел к креслу, стоявшему напротив лифтов, и сел. Двери открылись и выпустили пассажиров, лифты снова наполнились и уехали, на панелях переключались этажи.

Один из лифтов привлек его внимание. Среди пассажиров находился кто-то смутно знакомый. Доктор Салем? Крис быстро оглядел пассажиров. Три женщины, подростки, пожилая пара, мужчина средних лет в пальто с поднятым воротником. Нет. Не доктор Салем.

В половине шестого Крис снова позвонил. Без четверти шесть — еще раз. В пять минут седьмого он услышал шепот, пробежавший по вестибюлю, как пламя.

— Кто-то выбросился из окна. Тело на крыше пристройки.

Со стороны Центрального парка приближались завывания «скорой» и полицейских машин.

С отчаянной уверенностью Крис подошел к портье.

— Кто разбился? — спросил он жестко и властно, подразумевая, что у него есть право знать.

— Доктор Эммет Салем из номера 3219. Большая шишка в АМА.

Размеренной походкой робота Крис прошел через вестибюль и толкнул вращающуюся дверь на 58-ю улицу. С запада на восток проезжало такси. Он остановил его, сел, откинулся на сиденье и закрыл глаза.

— «Ла-Гуардиа», пожалуйста, — сказал он. — Терминал внутренних авиалиний.

Он как раз успевал на семичасовой рейс в Майами.

Через три часа он увидит Джоан.

Он должен встретиться с Джоан и все ей объяснить, прежде чем его арестуют.

38

Увидев на дорожке Кэти, двенадцатилетняя Дженнифер распахнула дверь.

— Кэти, привет! — весело сказала она и крепко ее обняла. Они улыбнулись друг другу. Дженнифер была копией Кэти, только помладше: ярко-голубые глаза, темные волосы и смуглая кожа.

— Привет, Дженни. Как ты себя чувствуешь?

— Отлично. А ты как? Я так испугалась, когда мама сказала про аварию. У тебя точно все нормально?

— Скажем так, на следующей неделе я буду совершенно здорова. — И она сменила тему: — Кто-нибудь уже пришел?

— Все. Доктор Ричард тоже здесь… Знаешь, что он спросил первым делом?

— Нет.

— «Кэти уже пришла?» Он в тебя влюбился, Кэти, правда. Мама с папой тоже так думают. Я слышала, как они об этом говорят. А ты? Ты в него влюбилась?

— Дженнифер! — Кэти стало и смешно, и досадно. Она поднялась по ступенькам к дому и обернулась: — Где твои братья и сестры?

— Мама отправила их с няней в «Макдоналдс», а потом в кино. Она сказала, что малышка Беркли не заснет, если близняшки будут дома.

— Это точно, — пробормотала Кэти и вошла в дом. От Ганы Крупшак она поехала к себе, приняла душ и переоделась. Из дому выехала без четверти семь, думая о том, что очень скоро Крис Льюис окажется на допросе у Скотта… Как он объяснит, почему не признался в том, что был в Нью-Джерси в понедельник вечером? Почему не сказал об этом сразу?

Ее очень интересовало, говорил ли уже Ричард с доктором из Миннесоты. Может, тот многое прояснил. Она отзовет Ричарда в сторону и спросит.

Кэти решила выбросить это дело из головы до конца дня. Вдруг, если не думать о нем, она сумеет поймать ускользающие смутные воспоминания…

Она вошла в комнату. Лиз и Джим Беркли сидели на кушетке спиной к ней. Молли передавала закуски. Билл с Ричардом разговаривали у окна. Кэти оглядела Ричарда. На нем был темно-синий костюм в тонкую полоску, которого она прежде не видела. В темно-каштановых волосах пряталась седина, раньше она ее не замечала. Он сжимал бокал длинными красивыми пальцами. Забавно, что весь последний год она воспринимала его целиком, не останавливаясь на отдельных чертах. А теперь словно камера начинала менять фокус. Ричард казался серьезным, на лбу прорезались морщины. Не рассказывает ли он Биллу о неродившемся ребенке Льюисов? Нет, он даже с Биллом не стал бы это обсуждать.

Тут Ричард повернул голову и увидел ее.

— Кэти! — радостно воскликнул он и бросился к ней. — А я прислушивался к звонку.

Сколько раз за эти три года она входила в комнату, как чужая, одиночка среди пар. Сегодня вечером ее ждал Ричард, прислушивался к звонку.

Прежде чем она успела разобраться в своих чувствах, Молли и Билл уже здоровались с ней, Джим Беркли встал, и началась обычная суета приветствий.

По пути в столовую ей удалось спросить Ричарда, дозвонился ли он до доктора Салема.

— Нет. Очевидно, в пять я упустил его, — объяснил Ричард. — Потом в шесть звонил из дома, но никто не ответил. Я оставил этот номер телефонистке в отеле и моей телефонной службе. Мне не терпится услышать, что скажет этот человек.

По молчаливому согласию никто из них не заговаривал о самоубийстве Льюис почти до конца ужина. Эта тема всплыла, когда Лиз Беркли сказала:

— Как нам повезло. Честно говоря, я дышать боялась, чтобы Марианна не проснулась и не начала капризничать. Бедный ребенок, у нее так опухли десны, она очень мучается.

Джим Беркли рассмеялся. Это был красивый брюнет с высокими скулами, угольно-черными глазами и густыми черными бровями.

— Когда Марианна родилась, Лиз будила ее каждые пятнадцать минут, убедиться, что девочка дышит. Но когда у нее начали резаться зубки, Лиз стала похожа на любую другую мать. — Он передразнил жену: — «Тихо, тупица, не буди ребенка!»

Лиз, сильная и стройная женщина с приятным лицом и сияющими карими глазами, показала ему язык:

— Ты должен признать, что я уже становлюсь нормальной. Но она для нас настоящее чудо. Я уже потеряла надежду, и мы пытались усыновить ребенка, но теперь совсем нет детей на усыновление. Тем более для нас, нам ведь далеко за тридцать… Нам просто велели об этом забыть. И вот появился доктор Хайли. Он — волшебник.

Кэти увидела, как сузились глаза Ричарда.

— Ты действительно так думаешь? — спросил он.

— Безусловно. Конечно, доктор Хайли не самый теплый человек на земле… — начала Лиз.

— Ты хочешь сказать, что он эгоистичный сукин сын, холодный, как рыба, — перебил ее муж. — Но кого это заботит? Важно то, что он знает свое дело, и, признаюсь, он был исключительно заботлив. Положил Лиз в клинику почти за два месяца до родов и сам заходил к ней по три-четыре раза в день.

— Он так заботится обо всех трудных беременных, — сказала Лиз. — Не только обо мне. Послушайте, я молюсь за этого человека каждую ночь. Я даже не могу вам сказать, как ребенок изменил нашу жизнь! И не позволяйте ему себя дурачить. — Она кивнула на мужа. — Он встает по десять раз за ночь, чтобы убедиться, что Марианна укрыта и что ей не дует. Скажи честно, — она посмотрела на него, — когда ты ходил в туалет, разве ты не заглянул к ней?

Он рассмеялся:

— Конечно, заглянул.

Молли сказала вслух то, о чем подумала Кэти:

— Венджи Льюис так же относилась бы к своему ребенку.

Ричард вопросительно посмотрел на Кэти, и та покачала головой. Его интересует, рассказала ли она Молли и Биллу о том, что ребенок Льюисов был монголоидной расы. Ричард намеренно увел разговор от Венджи.

— Как я понимаю, вы жили раньше в Сан-Франциско, — сказал он Джиму. — Я там вырос. А мой отец все еще практикует там…

— Один из моих любимых городов, — ответил Джим. — Мы бы вернулись туда хоть сейчас, правда, Лиз?

Кэти слушала вполуха, лишь изредка вставляя слово, чтобы ее молчание не бросалось в глаза. Ей было о чем подумать. За несколько дней в больнице у нее тоже будет на это время. Кружилась голова, она устала, но не хотела уезжать слишком рано, опасаясь испортить всем вечер.

Возможность появилась, когда они встали из-за стола и отправились в гостиную, чтобы пропустить по последнему стаканчику.

— Я, пожалуй, попрощаюсь, — сказала Кэти. — Честно говоря, я всю неделю не высыпалась и ужасно устала.

Молли понимающе посмотрела на нее и не стала возражать.

— Я провожу тебя до машины, — предложил Ричард.

— Хорошо.

Ночной воздух был холодным, и она замерзла, пока они шли по дорожке. Ричард сразу заметил это.

— Кэти, я беспокоюсь о тебе. Я знаю, что у тебя какие-то проблемы. Похоже, ты не хочешь об этом говорить, но давай хотя бы вместе поужинаем после работы. Дело Льюисов развивается так, что прокуратура завтра будет похожа на зоопарк.

— Прости, Ричард. Я не могу. Я уезжаю на выходные. — Кэти осознала, что ее голос звучит виновато.

— Уезжаешь? А как же куча дел? Скотт знает?

— Я… Я обещала. — Какую чушь я несу, подумала Кэти. Это смешно. Надо сказать Ричарду, что ложусь в больницу. Фонари на подъездной дорожке освещали его лицо, на котором безошибочно читалась смесь разочарования и неодобрения.

— Ричард, я об этом не говорила, но… Входная дверь распахнулась.

— Ричард, Ричард! — раздался торопливый и возбужденный крик Дженнифер. — Тебя к телефону Кловис Симмонс.

— Кловис Симмонс! — повторила Кэти. — Это актриса из мыльной оперы?

— Да. Вот черт. Я должен был ей позвонить и забыл. Подожди, Кэти. Я тут же вернусь.

— Нет. Увидимся утром. Иди. — Кэти села в машину и захлопнула дверцу. Порылась в сумочке в поисках ключа зажигания, нашла и завела мотор.