Сара выпрямилась и сердито смахнула слезы.
– Я больна, разве ты не видишь, дуралей? – сказала она. – Эти вести меня расстроили. А если я и выпила, то что здесь плохого? Тебя это не касается.
– Разумеется, – ответил он, – это твое дело. Если тебе нравится глушить бренди, пей на здоровье!
– Конечно, ведь не ты за это платишь! – отпарировала она, и было ясно, что ссорятся они не впервые.
– Ну ладно, – грубо оборвал ее Фрер. – Говори, что тебе нужно. Не могу же я торчать здесь всю ночь.
Она вдруг встала и подошла к нему.
– Морис, ты когда-то был очень влюблен в меня.
– Это было давно.
– Не так уж давно.
– Прекрати! – крикнул он, вырывая свою руку из вцепившихся в нее пальцев. – Чего там ворошить прошлое! Все это было до того, как ты стала пить, ругаться и вообще вести себя как сумасшедшая.
– Ну что ж, голубчик мой, – сказала она, и ее пылающий взгляд не вязался с мягкостью тона. – Я же и пострадала за это сама, разве не так? Разве не ты выгнал меня на улицу? Разве не ты меня бил хлыстом, как собаку? Не ты ли упрятал меня в тюрьму? Трудновато с тобой бороться, Морис.
Ему польстило признание его упорства, на это и рассчитывала ловкая женщина. Он улыбнулся.
– Ладно, Сара, что было, то прошло. В общем, ты неплохо устроилась. – Он окинул взглядом нарядную комнату. – Чего же ты еще хочешь?
– Сегодня утром прибыл корабль.
– Ну и что?
– Ты-то знаешь, кто был на его борту, Морис. Морис громко расхохотался и стукнул себя кулаком но ладони.
– Так вот в чем дело! Какой же я болван, что раньше не догадался! Хочешь повидать его?
Она подошла вплотную к нему и решительно сжала его руку.
– Я хочу спасти ему жизнь!
– Ишь какая добрая! Спасти ему жизнь! Это невозможно.
– Для тебя это возможно.
– Чтобы я спас жизнь Джону Рексу? – воскликнул Фрер. – Нет, ты совсем помещалась!
– Он единственный человек, Морис, который любит меня, единственный, кто обо мне думает. Он ничего плохого не сделал. Он только хотел получить свободу – но это же так естественно, правда? Ты можешь спасти его, если захочешь. Я прошу только сохранить ему жизнь. Тебе ведь это ничего не стоит, верно? Какой-то жалкий арестант. Кому нужна его смерть? Пусть он живет, Морис!
Морис рассмеялся.
– А при чем тут я?
– Ты главный свидетель против него. Если ты скажешь, что он обошелся с вами по-человечески – а ведь это так и было, ты отлично знаешь, что будь другой на его месте, он просто бросил бы вас умирать с голоду, – если ты это скажешь, они его не повесят.
– Ты думаешь? Мои слова ничего не изменят.
– О, Морис, будь милосердным!
Она склонилась к нему, пытаясь удержать его руку, но он ее отдернул.
– Нашлась умница! Просишь меня помочь твоему любовнику – негодяю, который, и глазом не моргнув, оставил меня умирать на том проклятом берегу, – сказал он, с отвращением вспомнив, какому унижению он подвергся пять лет назад. – Спасти его! Да провались он к черту, знать его не хочу!
– Нет, Морис, ты должен его спасти, – проговорила она, с трудом сдерживая рыдание. – Ну что тебе стоит? Меня ты больше не любишь. Ты меня избил и выгнал из дому, хотя я ничего дурного тебе не сделала. А этот человек был моим мужем еще до того, как мы с тобой встретились. Он зла тебе не причинил и никогда не причинит. Если ты его спасешь, он будет благословлять тебя всю жизнь!
Фрер нетерпеливо вскинул голову.
– Мне не нужны его благословения. Пусть болтается в петле! Кому он нужен?
Она продолжала настаивать, простирая к нему свои белоснежные руки, слезы лились из ее глаз, она даже бросилась на колени, хватаясь за его сюртук и умоляя его сумбурными, горячими словами. В ее дикой, суровой красоте и отчаянии было что-то от покинутой Ариадны, от молящей Медеи. Она походила на кого угодно, только не на себя – распущенную, полубезумную женщину, вымаливающую пощаду для каторжника-мужа.
Морис Фрер оттолкнул ее с проклятием.
– Встань! – в ярости крикнул он. – Встань и прекрати молоть вздор. Говорю тебе, твой Рекс уже почти мертвец и ни черта я для него делать не стану!
После такого отпора чувства, дотоле сдерживаемые, наконец прорвались. Вскочив на ноги и откинув упавшие на лицо волосы, она вылила на него целый поток оскорблений:
– Ты! А кто ты такой, что смеешь так со мной разговаривать? Ты и мизинца его не стоишь! Он смелый человек, настоящий мужчина, а не трус вроде тебя. Да, ты – трус, трус, трус! Ты храбрец только против беззащитных людей и слабых женщин. Ты избивал меня до синяков, подлец! А разве ты посмел бы когда-нибудь поднять руку на человека, не связанного и не скованного цепями? О, я знаю тебя! Я видела, как ты измывался над арестантом у треугольника. Мне так хотелось, чтобы тот бедняга каким-то чудом порвал свои узы и убил тебя! Потому что ты, Морис Фрер, этого заслуживаешь. Помяни мое слово, час расплаты настанет и для тебя! Люди – из плоти и крови, а плоть и кровь вопиют против тебя, вопиют о муках, которым ты их подвергал.
– Ладно, хватит, – оборвал ее Фрер, бледнея. – Перестань беситься!
– Я знаю тебя, злобный негодяй! Не зря я была твоей любовницей – прости меня, господи! Я достаточно хорошо тебя изучила. Я видела все твое невежество и хитрость, знала твоих друзей, которые бражничали вместе с тобой, ели твой хлеб, пили твое вино и смеялись над тобой. Они называли тебя собакой, но собаки умнее тебя, а собачье сердце привязчиво и помнит добро. О, господи! И такие мерзавцы, как ты, управляют нами. Такие звери, как ты, держат в своих руках судьбы людей! Ты говоришь, что его повесят? Ну, так и я буду висеть рядом с ним. И да простит мне бог мое преступление – я убью тебя собственными руками!
Фрер съежился под этим потоком ярости; услышав, как она выкрикнула свою последнюю угрозу, он резким движением хотел схватить ее, но Сара сама кинулась на него со смелостью отчаяния.
– Ну, ударь меня! Нет, не посмеешь! Я презираю тебя! Позови сюда своих собутыльников, которые изучают дорогу в ад в этом проклятом доме, и пусть они посмотрят, как ты бьешь меня. Позови их! Ведь они старые твои друзья. Все знают капитана Мориса Фрера!
– Сара!
– Ты помнишь Люси Барнес – бедную маленькую Люси Барнес, которая украла всего на шесть пенсов коленкору? Она сейчас внизу. Узнал бы ты ее, если бы увидел? Это уже не девочка, какой она была, когда ее прислали сюда на «перевоспитание» и когда лейтенанту Фреру понадобилась новая служанка с фабрики. Позови ее, позови! Спроси о ней любого из этих зверей, которых ты порешь и заковываешь в кандалы. Тебе о ней все расскажут – и не только о ней, а и о многих других загубленных душах, попавших в лапы какого-нибудь пьяного скота, укравшего фунт стерлингов, чтобы потешить сатану. Боже всевышний, неужели ты не покараешь этого человека?!
Фрер задрожал. Он часто бывал свидетелем бурных взрывов ярости у этой женщины, но еще никогда не видел ее такой взбешенной. Это испугало его.
– Ради бога, Сара, успокойся. Чего ты хочешь? Что ты затеяла?
– Я пойду к этой девушке, на которой ты хочешь жениться, и расскажу ей все, что знаю о тебе. Я видела ее на улице – она отворачивалась, проходя мимо меня и подбирала подол своего муслинового платья, когда его касались мои шелка. Она презирает меня – меня, которая ее нянчила, которая слушала ее детские молитвы, – прости меня, господь! – и я знаю, что она думает о таких женщинах, как я. Она хорошая, добродетельная и холодная. Она содрогнется, узнав о тебе то, что знаю я. Она возненавидит тебя! А я скажу ей все, да, все! Ты хочешь быть порядочным, примерным супругом? Подожди, пока я не расскажу ей свою историю и не пошлю к ней других женщин, которые ей тоже кое-что расскажут. Ты убиваешь мою любовь – я задушу и уничтожу твою!
Фрер схватил ее за кисти рук и силой заставил опуститься на колени.
– Не смей произносить ее имени, – хрипло сказал он, – иначе тебе не поздоровится. Я понимаю твои намерения – не такой уж я дурак, как ты думаешь! Берегись! Мужчины убивают таких, как ты, и теперь я вижу, как их до этого доводят.
Несколько минут они оба молчали. Наконец Фрер отпустил ее руки и отошел в сторону.
– Я сделаю то, что ты просишь, но при одном условии.
– Каком?
– Чтобы ты отсюда уехала.
– Куда?
– Куда хочешь – чем дальше, тем лучше. Я заплачу за билет до Сиднея; останешься ли ты там или поедешь дальше – твое дело.
Она немного успокоилась, видя, что он сдается.
– А как же этот дом, Морис?
– Ты не должна за него?
– Нет.
– Ну, так оставь его. Меня это уже не касается. Уезжай.
– Можно мне повидать его?
– Нет.
– О, Морис!
– Ты увидишь его на скамье подсудимых. – Фрер было рассмеялся, но, увидев, как блеснули ее глаза, тут же оборвал смех. – Ну ладно, ладно, я не хотел тебя оскорблять.
– Ты меня не оскорбил. Говори.
– Послушай, – упрямо продолжал он, – если ты уедешь и обещаешь никогда не появляться и не впутываться в мои дела, я сделаю то, что ты просишь.
– А именно? – спросила она, не в силах удержать торжествующую улыбку.
– Я не скажу всего, что знаю об этом человеке. Я скажу, что он отнесся ко мне по-дружески. Я сделаю все, чтобы спасти его жизнь.
– Ты можешь спасти ее, если захочешь.
– Хорошо, попробую. Даю слово, что попробую.
– И я должна тебе верить? – спросила она с сомнением. И тут же добавила тоном слезной мольбы, казавшейся странной после вспышки столь бурной ярости: – Ты ведь не обманешь меня, Морис?
– Нет. Зачем мне тебя обманывать? Ты сдержишь свое обещание, а я свое. Договорились?
– Да.
Он пристально посмотрел на нее, затем круто повернулся и пошел к двери. Но она снова окликнула его. Отлично зная Фрера, она чувствовала, что он сдержит свое слово, но, будучи женщиной, не могла напоследок удержаться от насмешки.
– В нашей сделке нет такого условия, которое помешало бы мне устроить ему побег, – сказала она с улыбкой.
– Побег? Он уже больше не убежит, за это я ручаюсь. В Порт-Артуре на него наденут двойные кандалы, и никуда он не убежит.
В ответ на ее улыбку его мрачное лицо прояснилось.
– Спокойной ночи, Сара, – сказал он.
Она протянула ему руку, как будто между ними ничего не произошло.
– Спокойной ночи, капитан Фрер. Значит, договор заключен?
– Заключен.
– Тебе далеко идти до дому. Хочешь глоток бренди?
– Отчего бы нет? – сказал он, подходя к столу и наливая себе в стакан. – Желаю тебе счастливого пути!
Сара Пэрфой рассмеялась.
– Странные существа люди, – сказала она. – Кто бы подумал, что мы только что невесть какими словами называли друг друга. Да, я становлюсь ведьмой, если меня разозлить, – верно, Морис?
– Помни свое обещание, – сказал он с угрозой, направляясь к двери, – ты должна отплыть на первом же корабле.
– Не бойся, уеду.
Выйдя на прохладную улицу и глядя на тихие звезды и мирно спящее море, чей покой он не мог разделить, Фрер попытался отбросить страх и волнение, все еще владевшие им. Эта встреча испугала его, потому что заставила задуматься. Казалось жестоким, что в ту пору, когда он открывал новую страницу своей жизни, старая грязь просочилась на чистый лист, и прошлое, которое он упорно старался забыть, вдруг так грубо напомнило о себе.
Глава 32
ИСТОРИЯ ДВУХ СТЕРВЯТНИКОВ
Листая предыдущие страницы, читатель, несомненно, задал себе вопрос: «Что их связывало между собой – Джона Рекса и Сару Пэрфой?»
В 1825 году в Сент-Гелье, Джерси, жил часовщик по имени Урбан Пэрфой. Этот трудолюбивый ремесленник скопил немного денег – достаточно, чтобы дать своей внучке образование несколько лучше обычного для тех времен. В шестнадцать лет Сара Пэрфой была легкомысленна, настойчива и развита не по годам. У нее были большие темные глаза. Свой пол она презирала, но восхищалась молодыми и красивыми представителями другого. Соседи считали, что она держится чересчур высокомерно, неподобающе своему положению в обществе. Дед называл ее красавицей, говорил, что она очень похожа на его бедную любимую дочь. Сара была низкого мнения о своих женских чарах, но высокого мнения о своем уме. Девушкой она была жизнерадостной, чувственной, мало склонной к религиозным сантиментам. Нравственные добродетели она не слишком чтила, так как не придавала им значения. Зато она преклонялась перед храбростью и отвагой. Испытывая отвращение к своей унылой и однообразной жизни, Сара часто шла наперекор общепринятым условностям. Она приобрела известность своим пристрастием к эксцентрическим туалетам и была счастлива, когда люди превратно истолковывали ее поведение. Сара принадлежала к числу тех девушек, о которых женщины говорят: «Жаль, что у нее нет матери», – а мужчины: «Жаль, что у нее нет мужа», – сами же эти девушки думают об одном: «Когда же у меня будет любовник?»
Недостатка в претендентах на такую роль среди офицеров, квартирующих в Форт-Рояль и в Форт-Генри, не ощущалось, но поскольку женское население острова было свободно и многочисленно, то при таком разнообразном выборе Сара оставалась незамеченной. Хотя она и обожала офицеров, все же первым ее любовником стал человек штатский. Гуляя однажды вдоль обрыва над морем, она встретила молодого человека. Роста он был высокого, хорош собой и красиво одет. Звали его Лемуан – он был сыном весьма состоятельного человека, живущего в этих местах, он приехал из Лондона, чтобы отдохнуть и повидать друзей. Его внешность произвела впечатление на Сару, и она оглянулась, чтобы посмотреть ему вслед. Видимо, Сара ему тоже понравилась, он также оглянулся и пошел следом за ней. Сказал что-то насчет погоды, голос его показался ей божественным. И так завязался разговор: о здешних красотах, об уединенных прогулках и скучной жизни в Сент-Гелье. «Часто ли вы гуляете здесь?» – «Иногда». – «Будете ли вы здесь завтра?» – «Возможно». Господин Лемуан приподнял шляпу и пошел обедать, очень довольный собой.
Они встретились на следующий день и еще через день. Лемуан не был джентльменом, но он жил среди джентльменов и усвоил кое-что из их манер. Он считал, что добродетель – пустая условность, что свет больше уважает людей богатых и могущественных, нежели честных бедняков. Сара охотно согласилась с подобными взглядами. Ее дед был честным бедняком, и никто его не уважал – по крайней мере так, как ей бы хотелось. Вдобавок к живости ума, Лемуан был красив и имел деньги – однажды он показал ей целую пригоршню банкнотов. Он рассказывал ей о Лондоне и важных дамах, намекнул, что они далеко не всегда добродетельны. По его уклончивости можно было заключить, что именно он был причиной их падения. Сара нисколько не удивилась этому. Будь она важной леди, она вела бы себя так же. Итак, она начала кокетничать с этим обольстительным молодым человеком и намекнула ему, что слишком хорошо знает людей, чтобы придавать цену добродетели. Он принял ее игру за невинность и решил, что одержал победу. Тем более что девушка была красива и, будучи прилично одетой, выглядела бы достаточно хорошо. На пути их любви было только одно препятствие – франтоватый распутник был беден. В Лондоне он жил не по средствам, и отец не намеревался увеличивать сумму, выдаваемую ему на жизнь.
Саре Пэрфой он нравился больше других молодых людей, но в каждой сделке имеются две стороны. Саре хотелось уехать в Лондон. Напрасно ее возлюбленный вздыхал и клялся в любви. Пока он не давал ей обещания увезти ее в Лондон, она оставалась столь же целомудренной, как девственница Диана. Чем больше она упорствовала, тем сильнее разгоралась его страсть, которая росла пропорционально ее сопротивлению, и в конце концов он занял двести фунтов у доверенного клерка своего отца (Лемуаны были купцами) и выполнил ее желание, взяв ее в Лондон. Но ни с той, ни с другой стороны настоящей любви не было – движущей пружиной всего этого романа было тщеславие. Лемуан терпеть не мог поражений, и Сара рассчиталась за путешествие в Англию и выход в свет тем, что стала его любовницей.
Не будем описывать ее жизнь в эту пору. Достаточно сказать одно: она убедилась в том, что порок не всегда ведет к счастью и даже в этом мире не всегда вознаграждается по достоинству. Насытившись и разочаровавшись во всем, она вскоре устала от такой жизни и стремилась бежать от ее утомительных развлечений. И тут она влюбилась.
Предметом ее любви стал некто Лайонел Крофтон. Это был высокий, красивый, хорошо сложенный человек с вкрадчивыми манерами. Черты его лица были отмечены красотой, наиболее примечательным в его внешности были глаза – угольно-черные, как и волосы. Он был широкоплеч, крепок, его руки, ноги были изящные, но сильные. Красивая голова округлой формы, необычайно маленькие уши были плотно прижаты к голове. Вот в этого-то человека, который был только на четыре года старше ее, Сара в свои семнадцать лет влюбилась до безумия, несмотря на то, что он хотя и отвечал ей взаимностью, но не выносил никаких капризов, обладал неукротимым нравом, находившим выход в ругани и даже побоях. У него не было никакой профессии или занятия, и, обладая приятными манерами, он был еще менее джентльменом, чем Лемуан. Однако Сару влекло к нему неодолимое чувство, одно из тех, что составляют смысл жизни для женщин ее типа, и она была ему предана. Тронутый ее привязанностью и оценив ее ум, а также отсутствие строгих моральных устоев, он признался ей, кто он такой: мошенник, подделыватель бумаг и вор по имени Джон Рекс. Когда она услышала об этом, ее охватил какой-то мрачный восторг. Он рассказал ей о своих проделках, ловких трюках, побегах и преступлениях, и, поняв, что этот молодой человек годами обманывает и грабит мир, который обманул и отверг ее, она всем сердцем потянулась к нему. «Я рада, что мы встретились, – сказала она. – Один ум хорошо, а два лучше. Мы будем работать вместе».
Джон Рекс, известный в кругу друзей под кличкой Денди Джек, считался сыном человека, много лет прослужившего у лорда Беллазиса в должности лакея. Тот оставил службу у этого развратного аристократа, успев обзавестись порядочной суммой денег и женой. Джон Рекс учился в одной из лучших школ в округе и в шестнадцать лет получил, благодаря связи между матерью и бывшим господином отца, должность клерка в старинном банковском доме. Рекс-старший привык не стесняясь рассуждать о «джентльменах» и о «высшем обществе». Миссис Рекс страстно любила своего сына и внушала ему желание блистать в аристократических кругах. Он был умный малый без каких бы то ни было нравственных правил: он лгал не краснея и охотно воровал, когда считал, что это пройдет безнаказанно. Он был осторожен, хитер, тщеславен, не лишен фантазии и безрассуден. У него было тонкое чутье, изобретательность и гибкий ум, а представление о нравственности почти отсутствовало. Он увидел, что его товарищи клерки лишены того налета «джентльменства», которое так ценила его мать, и поэтому он презирал их. Ему хотелось пойти в армию – он был атлетически сложен и любил состязания в физической силе. Быть целыми днями прикованным к конторскому столу казалось ему невыносимым. Но Джон Рекс-старший велел ему «терпеть и ждать, что будет дальше». Он так и делал, но в ожидании стал шляться по ночам, попал в дурную компанию и подделал имя одного из клиентов банка на чеке в двадцать фунтов. Неловкая подделка была тут же обнаружена. Подобные мошенничества со стороны клерков раскрываются легко, но к сожалению, они не улучшают репутации банковских домов, и старинная фирма решила не преследовать виновника, а просто уволить его. Бывший лакей, никогда не любивший своего названого сына, сначала хотел выдворить его из дома, но потом, вняв просьбам жены, согласился устроить многообещающего мальчика в мануфактурный магазин на Сити-Роуд.
Эта служба оказалась дли него неподходящей, и Джон Рекс собирался бросить ее. Жил он дома, сохраняя свое жалованье – тридцать шиллингов в неделю – как карманные деньги. Хотя он ловко орудовал кием и часто выигрывал суммы, значительные для человека его ранга, расходы его все же превышали доходы. Заняв деньги где только мог, он снова оказался в затруднительном положении. Недавний урок, однако, крепко засел у него в памяти, и он решил во всем признаться своей снисходительной матери и в будущем быть более расчетливым в тратах. Как раз в это время подвернулся тот «счастливый случай», который губит так много жизней. Умер старший приказчик магазина, и господа Баффети и K° на несколько дней назначили обходительного Рекса его заместителем.
Старшие приказчики располагают большей самостоятельностью, нежели другие продавцы, и на третий день вечером Рекс пришел домой с мотком кружев в кармане. К сожалению, его долг превышал стоимость кружев, и он был вынужден украсть вторично. На сей раз его поймали. Один из приказчиков застиг его в тот миг, когда он прятал рулон шелка, чтобы потом вынести его из магазина; когда, к его изумлению, приятель крикнул: «Чур, пополам!», Рекс изобразил благородное негодование, но тут же понял, что притворяться бесполезно: его коллега был слишком хитер, чтобы поверить ему.
– Я видел, как вы его брали, сэр, – сказал он, – и если вы со мной не поделитесь, я скажу старому Баффети.
Довод был неоспоримым, и пришлось поделиться. Так они стали друзьями, и партнер помогал Рексу выносить товар из магазина и свел его со скупщиком краденого. Этот скупщик, вопреки всем канонам романтического вымысла, был не евреем, а ортодоксальным христианином. Он имел магазин подержанной одежды на Сити-Роуд, но поговаривали, что в Лондоне у него было несколько лавок.
Мистер Бликс покупал краденое добро примерно за треть его стоимости; он был поражен изысканным видом Рекса.
– А я – то думал, что вы джентльмен, – сказал он.
Такие слова из уст бывалого человека являлись высокой похвалой. Ободренные успехом, Рекс и его сообщник украли еще несколько ценных вещиц. Джон Рекс расплатился с долгами и снова почувствовал себя «джентльменом». Как раз в то время, когда он пребывал в состоянии полной безмятежности, Баффети обнаружил пропажу товаров. Ничего не зная об истории с банковским чеком, он не заподозрил Рекса – как можно, такой джентльмен! – но стал следить за его сообщником, человеком неотесанным и к тому же излишне бойким. Хозяин вызвал его к себе, но сообщник Рекса упорно отвергал все обвинения, и старик Баффети, человек, не чуждый милосердия и могущий легко примириться с потерей пятидесяти фунтов, дал ему отсрочку до следующего утра, когда тот должен был явиться с повинной и рассказать, куда подевались товары. Старик также намекнул, что в противном случае он обратится к констеблю, у которого есть свои методы убеждения. Приказчик со слезами на глазах прибежал к Рексу и поведал ему, что все пропало. Сам он не хочет признаваться, ибо это означало бы выдать Рекса, но если он не сознается, его самого предадут суду. Бежать было невозможно, так как ни у того, ни у другого не было денег. Оказавшись в затруднительном положении, Рекс вспомнил о комплименте Бликса, и ему захотелось стать достойным его. Если придется отступить, то он раньше дотла опустошит владения противника. Его уход должен быть подобен исходу израильтян – он уничтожит Египет.
Старшему приказчику полагались среди дня свободные полчаса для ленча. Джон Рекс использовал эти полчаса, чтобы нанять кеб и поехать к Бликсу. Этот достойный человек принял его сердечно, так как понял, что Рекс задумал большое дело, и тот быстро обрисовал ему план операции. Двери склада при магазине запирались на пружинный замок. Он останется там после закрытия и по условленному сигналу откроет дверь. Легкий экипаж или кеб останется ждать в переулке позади магазина, и три человека будут иметь вдосталь времени, чтобы нагрузить экипаж ценными товарами. Знает ли Бликс трех надежных людей? Единственный глаз Бликса заблестел. Да, он знает таких. В половине одиннадцатого они должны быть здесь. Это все? Нет. Джон Рекс не желал «проворачивать задаром» такое великолепное дельце. Добыча стоила по меньшей мере пять тысяч фунтов, и он потребовал от Бликса сто фунтов наличными в ту минуту, когда кеб остановится у его дверей. Бликс сперва решительно отказал: пусть лучше будет устроен дележ, покупать кота в мешке он не намерен. Рекс, однако, твердо стоял на своем – это был его единственный шанс. В конце концов ему были обещаны восемьдесят фунтов.
В ту же ночь случилось достопамятное событие, вошедшее в анналы Боу-стрит под названием «Великий шелковый грабеж», а через два дня после этого Джон Рекс и его сообщник, сидя за вкусным обедом в Бирмингеме, читали в лондонской газете малодостоверный отчет о случившемся.
Джон Рекс, решивший расстаться со скучной респектабельностью, простился со своим домом и начал осуществлять пожелания своей матери. Он все еще был по-своему «джентльменом». Пока не были истрачены восемьдесят фунтов, он жил роскошно, когда же они иссякли, утвердился в новой профессии – то была профессия мошенника. Наделенный красивой внешностью, остроумием и развязными манерами, он добавил к этим природным качествам блестящее искусство биллиардиста, ловкость рук карточного шулера и полезное знание житейского правила, гласящего: «Ты либо охотник, либо добыча».
Джон Рекс не принадлежал к числу мелких плутов. Врожденные способности и благоприобретенные навыки спасали его от грубых промахов. Он понимал, что для того, чтобы успешно надувать людей, нужно обладать не просто изобретательностью, а изобретательностью в превосходной степени. Если думать, что ты немного умнее большинства окружающих, тебя самого когда-нибудь обведут вокруг пальца. А оказаться хоть раз жертвой надувательства для мошенника – гибель. Более того, изучая историю раскрытых преступлений, Джон Рекс обнаружил, что за всеми этими грабежами, жульничествами и плутнями всегда скрывается какой-нибудь счастливчик, который извлекает выгоду из глупости своих сообщников. Это подало ему одну идею. Что, если он будет пользоваться не только собственными талантами, чтобы грабить своих ближних, но также и талантами других? В среде преступников тоже есть свои ранги. Он положил себе всегда быть на самом верху. Так зачем же пренебрегать хорошими парнями, стоящими ниже? Его специальность – мошенничество, биллиард, карточная игра, добывание денег и товаров, но он никогда не рискнет делать больше двух-трех «операций» в год. А другие грабят дома, взламывают сейфы, крадут браслеты, бриллианты, часы и зарабатывают за одну ночь больше, чем он за шесть месяцев. Правда, их ремесло более опасно. Но тогда возникает вопрос: почему оно опасно? Да потому, что эти люди просто олухи! Они достаточно смелы и хитры на свой примитивный лад, но они пасуют перед сторуким, как Бриарей, и недремлющим, как Аргус, законом. Они хорошо выполняют черную работу: взламывают замки, вышибают двери и дурачат констеблей, но в тонких вопросах тактики нападений и бегства они, к сожалению, совсем не разбираются. Отлично. Тогда эти люди будут его руками, а он – их головой. Он будет разрабатывать планы грабежей, они – осуществлять их.
Действуя в различных сферах и никогда не отказывая в помощи товарищу, попавшему в беду, Джон Рекс за несколько лет стал в прямом смысле этого слова главарем шайки преступников. Водя дружбу со степенными клерками и с легкомысленными беспечными повесами из среднего класса, он узнавал подробности о плохо охраняемых домах и лавках с непрочными запорами, после чего направлял молодчиков из окружения Бликса на самую опасную работу. Под разными именами и в разных обличьях он проникал в высшие слои «солидного общества», где звери обращаются в птиц, а волки – в ягнят. Богатые и влиятельные прожигатели жизни приглашали его в свои дома. И немало разорившихся богачей с удовольствием, а чаще с сожалением вспоминали мистера Антони Крофтонбери, капитана Джеймса Крейвена и мистера Лайонела Крофтона. У Рекса было два качества, бесценных для человека его профессии, – осторожность и самообладание. Достигнув успеха, то есть добившись комиссионных от Бликса, шулерским способом обыграв дурачка вроде Лемуана или заполучив набор драгоценностей, посланных его «жене» в Глостершир, он на время исчезал. Он любил комфорт и наслаждался ощущением безопасности и респектабельности.
Так жил он три года до того, как встретил Сару Пэрфой, и намеревался так же жить дальше. С этой женщиной, своей сообщницей, он надеялся обмануть закон. Она была ловушкой для его «голубков». Сара была шикарно одета и изображала из себя леди, которая заказывала в Лондоне вещи для своего мужа, находящегося в Кентербери, при этом уплачивалась половина их стоимости («как ей позволяла доверенность»), и там, где не столь красивая и умная женщина потерпела бы фиаско, она оставалась в выигрыше. Рекс уже предвидел возможность нажить состояние и надеялся, что при известном благоразумии он может продолжать играть выгодную роль «джентльмена», пока она ему не надоест. Но что поделаешь? Человек слаб! Однажды он допустил промах, и закон, который он так успешно водил за нос, обличил его наипростейшим способом.
Под именем мистера и миссис Скиннер Джон Рекс и Сара Пэрфой жили в тихой квартирке где-то в Блумсбери. Их домохозяйка была почтенная, но бедная женщина, и сын ее работал в полиции. Этот сын был порядочный болтун, и как-то вечером за ужином он рассказал матери о готовящемся полицейском налете на притон фальшивомонетчиков на Олд-стрит-Роуд. Мать, которой всю ночь снились разные ужасы, пришла на следующий день в гостиную к миссис Скиннер и под величайшим секретом поведала ей, на какое опасное дело отправляется ее сын. Джон Рекс был в это время с лордом Беллазисом на голубиных состязаниях, и когда он вернулся к девяти часам вечера, Сара передала ему все, что слышала.
Дом № 4 на Банк-Плейс, Олд-стрит-Роуд, был резиденцией человека по имени Грин, который уже довольно долгое время занимался доходным, но опасным ремеслом подлога. Этот человек был одним из самых дерзких преступников в шайке, казначеем и главарем которой был Бликс, и его пребывание на свободе было существенно важным для жизни всей шайки.
Получив столь тревожное известие, Рекс наскоро пообедал и, обдумав план действий, решил, что нужно предупредить Грина о грозящей опасности. Судьба самого Грина его, в сущности, не тревожила, однако негоже не протянуть товарищу руку помощи, а кроме того, Грин, попав под арест, мог слишком много выболтать. Но как это сделать? Если отправиться к Бликсу и просить его послать весточку Грину, то можно опоздать. Нет, он пойдет к Грину сам!