Маргарет Кларк, Барбара Гэллатин Эндерсон
      Одиночество и старость
      Перевод Елены Егоровой
      Старение в трущобах
      Грегори Макринос живет в "Парамаунт-отель" к югу от Маркет-стрит. В этой гостинице - темной, душной и очень запущенной -обитают только мужчины. Основное пространство в его маленькой комнатушке на втором этаже занято старой железной кроватью, комодом, умывальником и двумя деревянными стульями. К стене кнопками прикреплена газетная, в полный лист, фотография Джона Ф. Кеннеди. Под ней мистер Макринос крест-накрест повесил крошечный американский флаг и искусственную розу. Над изголовьем - четыре календаря, на одном изображена обнаженная красотка, на трех других - пейзажи. Внизу под одним из них черным жирным шрифтом выведено: "Мясо от Мартина" с пожелтевшей надписью "1943 - наш десятый год к вашим услугам". Еще ниже висит устаревший календарь с явно нетронутыми загнувшимися страницами. На единственном комоде - кипа старых газет, стакан с ложечкой и небольшой набор пузырьков с лекарствами. В рамку зеркала вставлены открытки религиозного содержания, к двум из них лентой приклеены новенькие пенсы. Есть еще фотография молодого человека в узком черном костюме с гладко зачесанными черными волосами. "Это я, - сообщает всем мистер Макринос. Когда приехал в эту страну 51 год назад".
      Мистер Макринос родился в Греции, но в Соединенных Штатах Америки живет с 14 лет. Хотя в Греции он закончил среднюю школу, почти сразу после приезда в нашу страну он стал работать мойщиком посуды, куда его определил старший брат, иммигрировавший ранее. Первые несколько лет мистер Макринос жил и работал в местах греческих поселений, сначала в штате Нью-Йорк, потом в Северной Дакоте, где был водовозом на Великой Северной железной дороге. Он так и не научился хорошо говорить по-английски. В 1918 году, когда его брат ушел в армию и отбыл во Францию, мистер Макринос приехал в Сан-Франциско. "Америка - великая страна, говорит. - Лучшая в мире. А Северная Дакота - нет, там слишком холодно. Сан-Франциско мне нравится, потому что нравится оставаться на одном месте. Мне климат местный нравится - все время. Я здесь 43 года, я себе всегда здесь место найду".
      Мистер Макринос хрупкий на вид и чересчур худой. Одежда на нем очень старая, залатанная и не слишком чистая. Однако его хрупкость и осанка ставят его выше этой обстановки и одежды, таящих ощущение временности. Для 63-летнего человека у него слишком много морщин, кожа желтоватого оттенка, хотя глаза красивые и яркие.
      В "Парамаунт-отель" он живет почти пятнадцать лет. "Когда я попал в больницу с разрывом селезенки, они [администрация гостиницы] наверняка думали, что я не выживу. Ну и отдали одному парню мою комнату. Они, конечно, рты разинули, когда снова увидели меня на пороге. Вернули мне комнату. Я хороший жилец. Деньги сразу отдаю". Это случилось семь лет назад. "С тех пор никак не поправлюсь. Все время болею". Тем не менее мистер Макринос периодически работал мойщиком посуды, пока два года зад его опять не положили в больницу, но вскоре выписали. На вопрос, скучает ли он без работы, он отвечает: "А что поделаешь? Сил-то не хватает. Но я 27 лет состоял в профсоюзе как мойщик посуды. Пенсия нормальная - я не пью и деньги на ерунду не трачу".
      Его уже и до того ограниченный мир сузился до района, куда входят "Кентукки-бар" и "Гриль", где он обычно питается, греческая православная церковь за несколько кварталов отсюда и соседняя гостиница, где живет Бифф, его близкий друг. Он с максимальной пользой расходует свои скромные финансы и социальные выплаты, получая огромное удовлетворение от своей неизменной самостоятельности. "Я плачу ему [Биффу] доллар в день, чтобы он водил меня в ресторан и обратно. Теперь мне самому туда ни за что не добраться. Ресторан - это единственное место, куда я хожу. Нет, вру. Я еще пока православный. Хожу в церковь - с Биффом - почти каждое воскресенье".
      У мистера Макриноса есть друзья в самой гостиницу и среди "ребят, которых я знаю по ресторану или нашему кварталу. Они заходят ко мне, спрашивают, нужны ли деньги. Говорю "нет". В этом районе действует местная организация взаимопомощи. "Кругом много пьяниц. Ну, я скажу вам, таких, как я, очень много. Я и пенса не потрачу на выпивку. У меня хороший аппетит, я лучше поем. Все так дорого. В день на еду у меня уходит по меньшей мере два с половиной доллара. Есть здесь парень, живет тут же рядом с рестораном. У него маленькая кухня. Ну, так он как увидит в магазине что подешевле - "Иди поешь", - говорит. Иногда перепадает тушеное мясо. Он здорово готовит. Ну, и я всегда даю ему что-нибудь. Он сообщает, сколько это стоит".
      Как он еще проводит время? "Ну, сплю в холле. Разговариваю, смотрю телевизор". Служащий гостиницы потом сказал нам. что мистер Макринос обычно не спит в своей постели. Ночью свернется в клубок на мягком стуле в холле в углу и спит. "Но иногда мне не спится, - объясняет мистер Макринос. Сегодня ночью спал только два часа. Говорю себе: "И что ж ты здесь один будешь делать? И как узнают, вдруг ты заболел или еще что-нибудь?.."
      Жалоб у него мало. "Я лучше себя чувствую, сильнее. Мне нравится быть с друзьями и с другими людьми. Я говорю врачу: "послушайте, доктор, если я останусь в этой больнице, я помру. У меня и так все внутри мертвое, я чувствую." Если б я там остался еще на две недели, это был бы конец... Я не боюсь. Я не боялся, когда приехал сюда. Я никогда не боюсь. Чего я хотел, когда приехал в Сан-Франциско: поработать пару лет, скопить денег и вернуться в Грецию. Но потом нет, думаю, Америка - великая страна, и в Сан-Франциско мне совсем неплохо живется. Я рад, что остался. Я никого не беспокою. Я смеюсь. Хорошая жизнь, много друзей. Не так уж плохо для старика".
      Подобно большинству старых людей, с которыми мы разговаривали, мистер Макринос начал жизнь и заканчивает ее одиноким человеком.
      Хотя старение - неизбежный биологический факт, тем не менее культурная среда, в которой оно происходит, оказывает на него свое влияние. Вероятно, в человеческом организме нет ни одного жизненно важного процесса, на котором - прямо или косвенно - не сказалось бы воздействие общества и норм его культуры. У всех людей, ставших объектами нашего исследования, несмотря на существующие между ними различия, есть два общих момента: все они стареют и перед всеми из них стоит задача адаптироваться к этому процессу в рамках культуры американского городского населения. Поэтому мы заранее исходили из предположения, что большинство опрашиваемых будут разделять определенные взгляды друг друга на жизнь в будущем, ее характер и проблемы в нашем обществе.
      Мужчины и женщины, жизнь которых мы исследовали, живут в Сан-Франциско. Хотя лишь немногие родились в этом городе, большинство из них прожили треть, а то и большую часть своей жизни в данной городской обстановке. Они образуют широкий спектр субкультур в Сан-Франциско, городе, известном своей разноликостью, - это космополитический район романских и восточных народов, полинезийцев и славян, негров и белых. В Сан-Франциско стариков встретишь повсюду. Они составляют 18 % населения города - такую пропорцию можно найти в немногих других районах страны, несмотря на возросшее число пожилых людей в стране в целом [...].
      Лишь небольшое число обследованных нами пожилых людей еще продолжают участвовать в деловой жизни Сан-Франциско. Древний старичок, сторож в одном из зданий на Маркет-стрит, в полдень идет домой приготовить ленч своей жене, прикованной к постели болезнью. Неутомимая, модно одетая и полная сил в свои 70 лет эмигрантка из Австрии помогает сыну в его магазине подарков. В конторе по найму на Монтгомери-стрит мисс Поттер почти удается соврать насчет своих 70 лет, и она получает временную работу стенографистки в страховой конторе. Некоторые - преимущественно мужчины и женщины в возрасте немногим более шестидесяти лет - продолжают работать учителями, медсестрами, клерками, техниками, содержат свои магазинчики. В числе опрашиваемых были: сторож в банке, портной и даже человек, живущий случайной, иногда удачной - в зависимости от того, как повезет, - работой на берегу. Некоторые опрошенные теперь работали неполный рабочий день, и они часто занимали совершенно отличную от прежнего и более скромную должность по сравнению со своей основной профессией. Это слуги, подсобные рабочие, приходящие няни, посыльные и мойщики посуды. Большинство из них живут на пенсию, на сбережения, пользуются социальными пособиями, благотворительностью или сочетанием того и другого. Некоторые старики живут с детьми или дети им помогают - но такое положение многие опрошенные считают явно нежелательным.
      В большинстве своем они порицают зависимость и ценят уверенность в собственных силах и самостоятельность. Для достижения этих дорогих им целей они создают себе легко управляемый мир, в котором могут на какое-то время сохранить неизменным привычный образ жизни. Но часто оказывается, что мера их участия в общении зависит от близости магазинов, церквей, друзей. Свой "личный" Сан-Франциско тогда сжимается до размеров непосредственно окружающей их обстановки - комнаты, квартиры, соседних двух-трех кварталов.
      Американская культура четко определяет душевное здоровье как вовлеченность в общение; в минуты личного горя социальное взаимодействие и поддержка со стороны других людей очень важны для здоровья стареющего человека. Тем не менее городское американское общество автоматически не предоставляет готовой среды, в которой может произойти такое взаимодействие, по крайней мере между старшими и младшими членами общества. Слишком велико расстояние между поколениями, и не существует длительной культурной традиции, чтобы скрепить связи между молодыми и старыми.
      Социальное отчуждение пожилых американцев
      Камминг и Генри совершенно справедливо отмечали, что в некоторых работах на тему старения "... иногда высказывалась мысль, что каждый человек стареет в одиночку, в том смысле, что из-за своего возраста он оказывается отделенным от других людей... Похоже, принято считать, что "тот", кого принимают за точку отсчета, - единственный человек, кто старее... Не приводится признаков старения группами, звеньями, поколениями, скорее возникает ощущение, что старение человека в каждом случае явление единичное, уникальное". Согласно полученным нами данным, пожилые люди все же общаются друг с другом и находятся в большей зависимости от побочных линий родства и косвенных отношений (с супругом, братьями и сестрами или друзьями), чем от своих детей или других молодых людей.
      Тем не менее в нашей выборке представлены и такие пожилые люди, которые лишены подвижности и сил, необходимых для того, чтобы подыскать себе других людей одного с ними поколения - тех, кто тоже, может быть, отчасти вынужден находиться дома. Кто-то обязательно должен прийти к ним, только тогда их общение выйдет за пределы квартиры, своего квартала или, в лучшем случае, своего собственного небольшого микрорайона. Их гостями могли бы стать люди более активные и энергичные, чем они сами, - те, кто едва ли не по внешнему виду, должен быть несколько моложе.
      Нам приходилось сталкиваться и с такими пожилыми людьми, кому невыносима сама мысль о старости, и с теми, кого ужасает и угнетает стремительный бег времени. Многие из них не желают, чтобы им напоминали о том, что они стареют; они не хотят общаться с пожилыми, особенно если те серьезно жалуются на здоровье - это слишком горькое напоминание о своей собственной уязвимости. По словам миссис Трокопян, "некоторые пожилые люди теряют слух и память. С ними трудно ладить. Это большое несчастье потерять память. Я совершенно не чувствую себя старой. Если со мною что-то не в порядке, я считаю, виновата еда, я никогда не говорю, будто это из-за того, что я стара. Большинство моих друзей моложе меня".
      Некоторые из опрошенных пережили также всех родственников, с которыми они раньше были близки. Мы еще расскажем чуть позже о мистере Харте, который к своим 93 годам давно похоронил своих ровесников.
      В силу указанных причин многие старики все больше ищут контакты с представителями следующего за ними поколения, но осуществлению этих планов часто мешает их уверенность в том, что молодые презирают старых и что старикам нет места в американском обществе.
      Полученные нами ответы на вопросы о взаимоотношениях с людьми моложе себя распадаются на две группы: с одной стороны, те ответы, где подчеркивается отсутствие связи между поколениями, - такое положение старики часто признают неизбежным и относятся к нему с пониманием и смирением, и, с другой стороны, те ответы, где высказывается пренебрежительное отношение к молодым и предполагаемому у них отрицательному мнению о старых людях. Отвечавшие из второй группы сообщали об этих своих ощущениях с горечью и рассматривала их как угрозу своему самолюбию. Примером ощущений стариков первой группы могут служить слова мистера Черних: " С молодыми невозможно найти общий язык. Между собой они говорят совершенно о другом. Обычно разговора у нас не получается". Миссис Креймер примерно того же мнения о людях моложе ее: "Мне не удается сблизиться с теми, кто моложе. Я не нахожу с ними ничего общего". Мистер Есперсен подчеркнул в своем ответе, что техника создала пропасть между поколениями: "У тех, кто моложе, более современные идеи, которые во многом лучше, чем старые. Расширилось применение механизмов, и, чем образованнее молодые люди, тем дальше они отстоят от старшего поколения". Миссис Миллер считает, что люди помоложе заняты в особой сфере деятельности: "У них совсем другие дела - другой образ жизни, привычки не как у меня". Те из пожилых людей, кто осуждает молодых, обычно делают это в мягкой форме, как миссис Лэнгтри: "У молодых совершенно разная реакция: одни говорят, что я "просто старуха", а другие слушают", или как мистер Эбенхаузер: "Тем, кто помоложе, хочется вращаться среди ровесников. У многих нет никакого уважения к старшим". Другие опрошенные высказывались резче, как, например, мистер Мерски: "Молодые не хотят иметь дело со стариками. В большинстве случаев они считают, что те, кто старше, старомодны", или мистер Элберт Джей: "Некоторые называют меня "папашей". Мне это не нравится. Иные зовут "старикан" - это ладно. Я ничего не говорю, но мне обидно!" Мисс Поттер обвиняет молодых в том. что они крайне неприятно ведут себя по отношению к старикам: "В конторах - в некоторых учреждениях - они [молодые сотрудники] как бы насмехаются над нами". В целом результаты опроса показали, что женщины из местных общин указали наименьшее число неприятных столкновений с представителями более молодого поколения.
      Когда мы просили пожилых людей обобщить возможные представления молодых о стариках, они обычно рисовали намного более мрачную картину в теоретическом плане, чем тогда, когда описывали свои личные непосредственные взаимоотношения с молодыми. Оказывается, пожилые люди подозревают молодежь в том, что та питает к ним дурные чувства: относят стариков к неполноценному и бесполезному классу людей, считает их, по сути, лишними людьми и - иногда - надоедливыми. Только двое из негоспитализированных стариков, мистер Бауэр и мисс Вимсэтт высказали мнение, что молодые по-доброму относятся к старшим. "Многие молодые очень уважают стариков, - говорит мистер Бауэр. - Если видят, что можно оказать услугу старым, то помогут. Некоторые не станут помогать, но внимательные люди обязательно помогут". Мисс Вимсэтт полагает, что отношения были бы хорошими, если бы старики не слишком критиковали молодежь: "Я думаю, если молодой и старый познакомятся надлежащим образом, то им может быть так же весело [как будто они ровесники]; но если пожилые настроены критически, то дело не пойдет". Большинство пожилых людей высказали лишь отрицательное отношение к молодым. Примерно у трети опрошенных благосклонное отношение сочетается с неприятием, что видно из следующих отзывов: "Одни замечают старых, другие считают, что они с причудами", или: "Кто-то из них тебе посочувствует, а кто-то нет". В общем, отрицательной оценки заслуживают безразличие молодых к проблемам пожилых людей, избежание контактов со старшим поколением и стереотипные представления молодежи о старых как об отсталых и умственно неполноценных людях. Например, некоторые пожилые респонденты считали, что молодые "лишь терпят" пожилых, "не обращают внимания" на них, "забывают" и "не беспокоятся" о них. Высказывались мнения, что молодые считают их "старомодными" или "тупыми". Миссис Бразински заявила, что молодежь рассматривает стариков как "надоедливых и отставших от жизни людей. Вот почему многие из них думают, что от нет никакого толку". Мистер Фокс замечает, что люди помоложе "стремятся держаться подальше" от старших. "Они не хотят иметь с ними никакого дела, продолжает он. - Я слышал, как они говорят: "Там же бывают одни стариканы, мы не пойдем туда". Мистер Есперсен придерживается того мнения, что молодежь считает "старых чудаков дураками и лишними". Миссис Талли не столь строго критикует молодых: "О, да они вообще больше не считаются со старыми. Они вежливы, но не обращают на тебя никакого внимания - вот и все".
      Если некоторые пожилые люди из местных общин язвительно высказывались в адрес молодых, а госпитализированные старики проявили большую сдержанность в этом плане, то душевнобольные придерживаются самых крайних точек зрения в оценке отношения к ним молодежи. Мистер Хопланд сформулировал свое мнение так: "Они стыдятся тех, кто старше, особенно если у тебя седая голова". Миссис Хэррис волнует тема избежания контактов со стариками: "Большинство из них не любят стариков и всячески избегают их. Они просто стараются ускользнуть от тебя".
      Старые люди не всегда возлагают ответственность за неудовлетворительные отношения между поколениями только на молодых. Почти полвина женщин - как члены местных общин, так и вышедшие из них - высказали предположение, что в плохих взаимоотношениях между поколениями следует винить поведение и взгляды самих состарившихся людей. Если бы старые люди хоть как-то попытались прийти к соглашению с теми, кто моложе, если бы они поменьше критиковали молодых и постарались бы понять их поведение, то возрастной барьер можно было бы преодолеть и старые могли бы "идти в ногу со временем". Миссис Виллоуби вполне определенно заявила, что отношение к старикам со стороны молодых зависит от поведения самих старых людей: "Если вы собираетесь командовать и говорить: "Я в вашем возрасте...", так это, боюсь, не пройдет. Естественно, они обидятся. И мне доводилось такое выслушивать, мне это не нравилось". Пожилые женщины, оказывается, более чутко реагируют на данную проблему, чем мужчины, редко кто из мужчин в нашей выборке высказывал убеждение, что сами старые люди должны проявить самообладание и отказаться от авторитарного тона при общении с молодыми. Проблему конфликта поколений они решают чаще всего словесно, заявляя об уходе из общества и обособлении возрастных групп.
      Хотя уровни самосознания и находятся в прямой зависимости от социального взаимодействия, только люди со здоровой психикой чувствуют себя в общем активными участниками в социальной системе. Они получают удовольствие от того, что полезны другим и способны поддерживать связь со старыми друзьями и заводить новых. Люди из местных общин боятся оказаться слишком вовлеченными в чужие дела, поскольку это может причинить им беспокойство, хотя они ищут приятного общества и радуются встречам. Душевнобольные больше расположены воспринимать общение как трудный и не приносящий удовлетворение процесс, даже если речь идет о ровесниках, но эти ощущения становятся гораздо острее при общении с людьми моложе себя. Ответы показали, что обе наши группы с небольшими, но значимыми исключениями среди людей из местных общин осознают некоторое социальное отчуждение стариков от последующих поколений. Почти все опрошенные живут с ощущением, что пожилые как бы упали в цене, но лишь половина из них видит в этом важную проблему. Те, кто лежит в больницах, с особой горечью говорили об унизительном, как им кажется, отношении молодых к пожилым. Высказывалось мнение, в особенности мужчинами, что молодые угрожают их авторитету и дееспособности; мужчины также указали на обособление возрастных групп как на предпочтительный способ разрешения конфликта поколений. Женщины тоже могут чувствовать себя "обесцененными" (особенно эмоционально неуравновешенные), но около полвины из них выразили уверенность в том, что навыки общения и мягкая уступчивость как реакция на поведение и запросы молодежи способны во многом ослабить напряженность в отношениях между молодыми и пожилыми. Некоторые женщины предпочитают более молодых подруг из явного желания порвать связи с теми, кто напоминает им о собственном преклонном возрасте.
      Таким образом, мы обнаружили, что неблагоприятное влияние на оценки личной значимости оказывают не только утрата прежней роли (среди душевнобольных) и сужение межличностных контактов, но и нарушение качества человеческих взаимоотношений, и если последнее касается отношений между поколениями, то особую неприятность это доставляет тем мужчинам и женщинам, кто воспринимает себя как представителей обеспеченного класса. Эмоционально неуравновешенные больные - особенно госпитализированные больные - зачастую предпочитают деморализующее одиночество затворничества унижению, которое они усматривают в риске испытать на себе глумливое высокомерие молодых.
      Проводя исследование, мы столкнулись с отдельными удивительно спорными данными, которые кажутся почти противоречивыми. 1) Как мы уже показали, старые люди со здоровой психикой активнее участвуют в процессе общения, чем душевнобольные, и все же люди из местных общин чаще отвечали, что им нравится иногда побыть одним. 2) У женщин в среднем больше социальных ролей, они имеют больше друзей, чем мужчины, и все женщины значительно чаще жалуются на одиночество и недостаточное количество социальных контактов. 3) Хотя у душевнобольных из нашей выборки уровень социального взаимодействия оказался в целом ниже, чем у членов местных общин, однако мы часто слышали жалобы на одиночество и от вовлеченных в активное общение людей, когда они попадали в больницу.
      Вернемся к первой нашей неожиданной находке. Полученные данные свидетельствуют, что в общем пожилые люди со здоровой и больной психикой понимают уединение по-разному. Несмотря на то значение, которое и те и другие придают активному участию в жизни общества, психически здоровые пожилые люди не проявляли чрезмерного интереса к окружающим. Какое-то время они с удовольствием проводят одни. Как заявил мистер Найт: "Временное уединение меня не беспокоит. У мня масса развлечений - телевизор, журналы, могут даже один пойти в театр, если надо". Мистер Вилер признался: "Мне нравится быть с людьми, но иногда мне хочется побыть одному, почитать, в саду поработать - я люблю природу. Все мы меняемся с годами, и перемены происходят так медленно, что мы не можем за ними уследить. Со временем мы все больше ценим тишину".
      Старые люди со здоровой психикой, оказывается, чувствуют, что могут позволить себе, если того пожелают, перестроить или ограничить свое общение с другими. Мистер Найт пояснил эту мысль следующим образом: Я не из тех, кто вот так сразу раскрывается перед первым встречным. И мне не многие рассказывают о своих проблемах. В исповедники я не гожусь". Такую сдержанность не надо путать с уединенным образом жизни. У этих людей есть друзья, они активно общаются, когда у них возникает подобное желание, однако ограничивают при этом степень своей вовлеченности в общение. "Я подолгу не разговариваю с теми, кого не знаю", - говорит мистер Шванн. А мистер Вандамм подчеркнул: "Я стараюсь глубоко не вникать в чужие дела". Общение должно доставлять удовольствие, а не приводить к утомительным, обязывающим и безрадостным связям. Когда-то раньше в этом, возможно, и была необходимость: примирить соседей, оказывать знаки внимания начальству, угождать супруге, завоевывать доверие клиента. Сейчас, однако, эти соображения не убеждают - жизнь слишком коротка.
      Мы обнаружили, что большинство душевнобольных из нашей выборки не ищут уединения, они скорее избегают других. Они редко признают, что остаться одному - значит просто получить возможность заняться самому тем, что тебе нравится. Для них это скорее побег от трудностей, связанных с общением. Вот как мистер Джексон описывает свои ощущения: "Последнее время я стал каким-то раздражительным, с причудами. Я очень боюсь встречаться с людьми, но сам не знаю, почему". Для некоторых душевнобольных уход на пенсию - большая потеря, чем вдовство, так как отсутствие работы может означать потерю почти всех связей с окружающим миром. Мистера Джексона, например, работа ставила в условия вынужденного общения. Он постоянно находился в контакте с людьми, и это взаимоотношения были определенными и понятными. Он четко представлял, кому какая здесь отведена роль. Трудности же в общении, возможно, объяснились его давнишней молчаливостью или несходством характера с окружающими, но раньше работа и семья служили крепостью, защищавшей его от внешнего мира. Потеряв привычную опору, мистер Джексон стал всего бояться и остерегаться. И теперь, оставшись один, он боится стать предметом всеобщей насмешки. Он говорит: "Если я чувствую, что надо мной подшучивают, я обижаюсь - очень сильно обижаюсь".
      Нам было интересно узнать, сказывается ли такое столь разное отношение к пребыванию в одиночестве на отношении людей к проживанию отдельно ото всех. Поскольку "отдельное проживание" было в нашем опросе одной из переменных, регулирующих отбор людей из местных общин, и поскольку - волей-неволей - у нас набралась довольно много "отшельников" в больничной выборке, мы с особым интересом обратились с подобным вопросом к тем, кто живет один. Мы спросили их, не хочется ли им жить с кем-нибудь вместе. Некоторые отдельно проживающие респонденты вполне определенно выразили недовольство своим одиночеством, но большая часть высказалась в том смысле, что они пробовали жить с другими, но у них ничего из этого не получилось. Кое-кто, страшась одиночества или из соображения экономии, уже имел такой опыт совместного проживания, когда был моложе, но потом отказался от него. Среди наших респондентов были и такие, кто намеренно не принял приглашение друзей переехать к ним жить. Один мужчина из нашей выборки так описал обстоятельства, при которых он отклонил подобное предложение: "Я не решаюсь пойти на это, так как не хочу быть обузой. У двоих ребят - моих дружков - есть дом из четырех-пяти комнат примерно. Они позвали меня жить с ними. Говорят, что платить мне не придется. Ну, а я отказался, не потому что они мне не нравятся, просто хочу быть свободным, обязанным только самому себе". И тем не менее этот мужчина часто жаловался при опросах на все возрастающее чувство одиночества. Судя по его словам, потребность избежать зависимости сильнее всех остальных потребностей влияла теперь на его решения (интересно, что избежать зависимости для него значит сохранить свою "свободу").
      Обратимся теперь к теме уединения. Примерно четвертая часть опрошенных показала, что иногда им все же не нравится оставаться одним и что их терпимость к одиночеству уменьшилась в старости. Все, кроме одного, из этой части респонеднтов состояли когда-то в браке и около половины из них жили сейчас со своими супругами. Полученные нами данные идентичны выводам Лоуэнталь, исследовавшей проблему социальной изоляции людей, всю жизнь проживших отшельниками. Она установила, что этим "одиноким волкам" в случаях крайнего затворничества "нравилось быть одним, и они... редко сообщали об одиночестве как о проблеме своей прошлой или теперешней жизни". Анализируя характерные особенности этой группы людей, Лоуэнталь пишет: "В плане культуры такой уединенный образ жизни можно было бы определить как форму душевного заболевания, но в то же время отсутствие межличностных отношений, являющееся одной из его основных признаков, может помочь в старости предотвратить развитие открытых форм психогенетического расстройства или помешать его распознаванию, если оно все-таки проявится". С другой стороны, она установила, что "слишком ничтожная их приспособленность к обществу на протяжении всей жизни может привести к появлению душевного расстройства в старости". По сути, пожилые люди, мало приспособленные к жизни в обществе, "побежденные" и "обвинители" - как их называет Лоуэнталь, - это те, кто когда-то пытался удовлетворить свою потребность в зависимости от других и, потерпев при этом неудачу, частично самоустранился от общения. Эти люди, согласно данным Лоуэнталь, "чаще, чем отчужденные всю жизнь, жаловались на одиночество". Одним словом, чувство одиночества в старости возникает у тех, кто пытался в течение своей жизни установить удовлетворительные личные отношения с другими людьми, но кому по той или иной причине не удалось получить нужного удовлетворения. Поэтому они обосновались на границе социальной системы, надеясь здесь защитить себя. с другой стороны, мы обнаружили и таких одиноких пожилых, кто никогда - по крайней мере за всю свою взрослую жизнь - не предпринимал попыток установить реальный entente cordiale1 с другими людьми. Начав самостоятельную жизнь в ранней молодости, они с тех пор придерживаются строгого и независимого курса в своей жизни. По иронии судьбы, эти люди "одиночки", убежденные холостяки или старые девы и те, кто часто переезжает с места на место, - оказываются более закаленными, когда приходит старость и они сталкиваются с одиночеством и отчуждением, навязанными многим старикам в современном американском обществе. Такие одинокие пожилые прошли хорошую школу и подготовились к подобному образу жизни. Но, как мы увидим далее, если болезнь выводит их из строя и ставит в зависимость от других людей, если твердыня полной уверенности в своих силах дает трещину хрупкая система собственного "Я", заключенная в ней, может также получить серьезное повреждение.
      В целом, однако, именно в среде тех, кто в недостаточной мере приспособился к обществу, - в среде обиженных, но все еще продолжающих надеяться людей - одиночество представляет собой самую серьезную угрозу оберегаемому спокойствию и наносит удар по самолюбию. Для таких людей одиночество опасно. Трогательный тому пример - мистер Макринос, о котором идет речь в начале статьи. Это типичный случай самой ничтожной приспособленности человека к обществу. Мистер Макринос, проживающий в убогой гостинице на Скид-роу2, уже несколько лет тяжело болен. Ему 64 года, но он дряхлый старик, единственное место, где мистер Макринос чувствует себя в безопасности, - это привычная обстановка гостиницы, в которой он живет почти 15 лет. Он редко выходит из дома, редко с кем разговаривает и, кроме дежурного по гостинице, похоже, неспособен пойти навстречу тем, кто мог бы стать его друзьями. "Понимаете, я очень боюсь", - говорит он. Ему просто необходимо присутствие других людей - пусть даже чужих, - чтобы чувствовать себя уверенно.