Маргарет Кларк, Барбара Гэллатин Эндерсон
      Одиночество и старость
      Перевод Елены Егоровой
      Старение в трущобах
      Грегори Макринос живет в "Парамаунт-отель" к югу от Маркет-стрит. В этой гостинице - темной, душной и очень запущенной -обитают только мужчины. Основное пространство в его маленькой комнатушке на втором этаже занято старой железной кроватью, комодом, умывальником и двумя деревянными стульями. К стене кнопками прикреплена газетная, в полный лист, фотография Джона Ф. Кеннеди. Под ней мистер Макринос крест-накрест повесил крошечный американский флаг и искусственную розу. Над изголовьем - четыре календаря, на одном изображена обнаженная красотка, на трех других - пейзажи. Внизу под одним из них черным жирным шрифтом выведено: "Мясо от Мартина" с пожелтевшей надписью "1943 - наш десятый год к вашим услугам". Еще ниже висит устаревший календарь с явно нетронутыми загнувшимися страницами. На единственном комоде - кипа старых газет, стакан с ложечкой и небольшой набор пузырьков с лекарствами. В рамку зеркала вставлены открытки религиозного содержания, к двум из них лентой приклеены новенькие пенсы. Есть еще фотография молодого человека в узком черном костюме с гладко зачесанными черными волосами. "Это я, - сообщает всем мистер Макринос. Когда приехал в эту страну 51 год назад".
      Мистер Макринос родился в Греции, но в Соединенных Штатах Америки живет с 14 лет. Хотя в Греции он закончил среднюю школу, почти сразу после приезда в нашу страну он стал работать мойщиком посуды, куда его определил старший брат, иммигрировавший ранее. Первые несколько лет мистер Макринос жил и работал в местах греческих поселений, сначала в штате Нью-Йорк, потом в Северной Дакоте, где был водовозом на Великой Северной железной дороге. Он так и не научился хорошо говорить по-английски. В 1918 году, когда его брат ушел в армию и отбыл во Францию, мистер Макринос приехал в Сан-Франциско. "Америка - великая страна, говорит. - Лучшая в мире. А Северная Дакота - нет, там слишком холодно. Сан-Франциско мне нравится, потому что нравится оставаться на одном месте. Мне климат местный нравится - все время. Я здесь 43 года, я себе всегда здесь место найду".
      Мистер Макринос хрупкий на вид и чересчур худой. Одежда на нем очень старая, залатанная и не слишком чистая. Однако его хрупкость и осанка ставят его выше этой обстановки и одежды, таящих ощущение временности. Для 63-летнего человека у него слишком много морщин, кожа желтоватого оттенка, хотя глаза красивые и яркие.
      В "Парамаунт-отель" он живет почти пятнадцать лет. "Когда я попал в больницу с разрывом селезенки, они [администрация гостиницы] наверняка думали, что я не выживу. Ну и отдали одному парню мою комнату. Они, конечно, рты разинули, когда снова увидели меня на пороге. Вернули мне комнату. Я хороший жилец. Деньги сразу отдаю". Это случилось семь лет назад. "С тех пор никак не поправлюсь. Все время болею". Тем не менее мистер Макринос периодически работал мойщиком посуды, пока два года зад его опять не положили в больницу, но вскоре выписали. На вопрос, скучает ли он без работы, он отвечает: "А что поделаешь? Сил-то не хватает. Но я 27 лет состоял в профсоюзе как мойщик посуды. Пенсия нормальная - я не пью и деньги на ерунду не трачу".
      Его уже и до того ограниченный мир сузился до района, куда входят "Кентукки-бар" и "Гриль", где он обычно питается, греческая православная церковь за несколько кварталов отсюда и соседняя гостиница, где живет Бифф, его близкий друг. Он с максимальной пользой расходует свои скромные финансы и социальные выплаты, получая огромное удовлетворение от своей неизменной самостоятельности. "Я плачу ему [Биффу] доллар в день, чтобы он водил меня в ресторан и обратно. Теперь мне самому туда ни за что не добраться. Ресторан - это единственное место, куда я хожу. Нет, вру. Я еще пока православный. Хожу в церковь - с Биффом - почти каждое воскресенье".
      У мистера Макриноса есть друзья в самой гостиницу и среди "ребят, которых я знаю по ресторану или нашему кварталу. Они заходят ко мне, спрашивают, нужны ли деньги. Говорю "нет". В этом районе действует местная организация взаимопомощи. "Кругом много пьяниц. Ну, я скажу вам, таких, как я, очень много. Я и пенса не потрачу на выпивку. У меня хороший аппетит, я лучше поем. Все так дорого. В день на еду у меня уходит по меньшей мере два с половиной доллара. Есть здесь парень, живет тут же рядом с рестораном. У него маленькая кухня. Ну, так он как увидит в магазине что подешевле - "Иди поешь", - говорит. Иногда перепадает тушеное мясо. Он здорово готовит. Ну, и я всегда даю ему что-нибудь. Он сообщает, сколько это стоит".
      Как он еще проводит время? "Ну, сплю в холле. Разговариваю, смотрю телевизор". Служащий гостиницы потом сказал нам. что мистер Макринос обычно не спит в своей постели. Ночью свернется в клубок на мягком стуле в холле в углу и спит. "Но иногда мне не спится, - объясняет мистер Макринос. Сегодня ночью спал только два часа. Говорю себе: "И что ж ты здесь один будешь делать? И как узнают, вдруг ты заболел или еще что-нибудь?.."
      Жалоб у него мало. "Я лучше себя чувствую, сильнее. Мне нравится быть с друзьями и с другими людьми. Я говорю врачу: "послушайте, доктор, если я останусь в этой больнице, я помру. У меня и так все внутри мертвое, я чувствую." Если б я там остался еще на две недели, это был бы конец... Я не боюсь. Я не боялся, когда приехал сюда. Я никогда не боюсь. Чего я хотел, когда приехал в Сан-Франциско: поработать пару лет, скопить денег и вернуться в Грецию. Но потом нет, думаю, Америка - великая страна, и в Сан-Франциско мне совсем неплохо живется. Я рад, что остался. Я никого не беспокою. Я смеюсь. Хорошая жизнь, много друзей. Не так уж плохо для старика".
      Подобно большинству старых людей, с которыми мы разговаривали, мистер Макринос начал жизнь и заканчивает ее одиноким человеком.
      Хотя старение - неизбежный биологический факт, тем не менее культурная среда, в которой оно происходит, оказывает на него свое влияние. Вероятно, в человеческом организме нет ни одного жизненно важного процесса, на котором - прямо или косвенно - не сказалось бы воздействие общества и норм его культуры. У всех людей, ставших объектами нашего исследования, несмотря на существующие между ними различия, есть два общих момента: все они стареют и перед всеми из них стоит задача адаптироваться к этому процессу в рамках культуры американского городского населения. Поэтому мы заранее исходили из предположения, что большинство опрашиваемых будут разделять определенные взгляды друг друга на жизнь в будущем, ее характер и проблемы в нашем обществе.
      Мужчины и женщины, жизнь которых мы исследовали, живут в Сан-Франциско. Хотя лишь немногие родились в этом городе, большинство из них прожили треть, а то и большую часть своей жизни в данной городской обстановке. Они образуют широкий спектр субкультур в Сан-Франциско, городе, известном своей разноликостью, - это космополитический район романских и восточных народов, полинезийцев и славян, негров и белых. В Сан-Франциско стариков встретишь повсюду. Они составляют 18 % населения города - такую пропорцию можно найти в немногих других районах страны, несмотря на возросшее число пожилых людей в стране в целом [...].
      Лишь небольшое число обследованных нами пожилых людей еще продолжают участвовать в деловой жизни Сан-Франциско. Древний старичок, сторож в одном из зданий на Маркет-стрит, в полдень идет домой приготовить ленч своей жене, прикованной к постели болезнью. Неутомимая, модно одетая и полная сил в свои 70 лет эмигрантка из Австрии помогает сыну в его магазине подарков. В конторе по найму на Монтгомери-стрит мисс Поттер почти удается соврать насчет своих 70 лет, и она получает временную работу стенографистки в страховой конторе. Некоторые - преимущественно мужчины и женщины в возрасте немногим более шестидесяти лет - продолжают работать учителями, медсестрами, клерками, техниками, содержат свои магазинчики. В числе опрашиваемых были: сторож в банке, портной и даже человек, живущий случайной, иногда удачной - в зависимости от того, как повезет, - работой на берегу. Некоторые опрошенные теперь работали неполный рабочий день, и они часто занимали совершенно отличную от прежнего и более скромную должность по сравнению со своей основной профессией. Это слуги, подсобные рабочие, приходящие няни, посыльные и мойщики посуды. Большинство из них живут на пенсию, на сбережения, пользуются социальными пособиями, благотворительностью или сочетанием того и другого. Некоторые старики живут с детьми или дети им помогают - но такое положение многие опрошенные считают явно нежелательным.
      В большинстве своем они порицают зависимость и ценят уверенность в собственных силах и самостоятельность. Для достижения этих дорогих им целей они создают себе легко управляемый мир, в котором могут на какое-то время сохранить неизменным привычный образ жизни. Но часто оказывается, что мера их участия в общении зависит от близости магазинов, церквей, друзей. Свой "личный" Сан-Франциско тогда сжимается до размеров непосредственно окружающей их обстановки - комнаты, квартиры, соседних двух-трех кварталов.
      Американская культура четко определяет душевное здоровье как вовлеченность в общение; в минуты личного горя социальное взаимодействие и поддержка со стороны других людей очень важны для здоровья стареющего человека. Тем не менее городское американское общество автоматически не предоставляет готовой среды, в которой может произойти такое взаимодействие, по крайней мере между старшими и младшими членами общества. Слишком велико расстояние между поколениями, и не существует длительной культурной традиции, чтобы скрепить связи между молодыми и старыми.
      Социальное отчуждение пожилых американцев
      Камминг и Генри совершенно справедливо отмечали, что в некоторых работах на тему старения "... иногда высказывалась мысль, что каждый человек стареет в одиночку, в том смысле, что из-за своего возраста он оказывается отделенным от других людей... Похоже, принято считать, что "тот", кого принимают за точку отсчета, - единственный человек, кто старее... Не приводится признаков старения группами, звеньями, поколениями, скорее возникает ощущение, что старение человека в каждом случае явление единичное, уникальное". Согласно полученным нами данным, пожилые люди все же общаются друг с другом и находятся в большей зависимости от побочных линий родства и косвенных отношений (с супругом, братьями и сестрами или друзьями), чем от своих детей или других молодых людей.
      Тем не менее в нашей выборке представлены и такие пожилые люди, которые лишены подвижности и сил, необходимых для того, чтобы подыскать себе других людей одного с ними поколения - тех, кто тоже, может быть, отчасти вынужден находиться дома. Кто-то обязательно должен прийти к ним, только тогда их общение выйдет за пределы квартиры, своего квартала или, в лучшем случае, своего собственного небольшого микрорайона. Их гостями могли бы стать люди более активные и энергичные, чем они сами, - те, кто едва ли не по внешнему виду, должен быть несколько моложе.
      Нам приходилось сталкиваться и с такими пожилыми людьми, кому невыносима сама мысль о старости, и с теми, кого ужасает и угнетает стремительный бег времени. Многие из них не желают, чтобы им напоминали о том, что они стареют; они не хотят общаться с пожилыми, особенно если те серьезно жалуются на здоровье - это слишком горькое напоминание о своей собственной уязвимости. По словам миссис Трокопян, "некоторые пожилые люди теряют слух и память. С ними трудно ладить. Это большое несчастье потерять память. Я совершенно не чувствую себя старой. Если со мною что-то не в порядке, я считаю, виновата еда, я никогда не говорю, будто это из-за того, что я стара. Большинство моих друзей моложе меня".
      Некоторые из опрошенных пережили также всех родственников, с которыми они раньше были близки. Мы еще расскажем чуть позже о мистере Харте, который к своим 93 годам давно похоронил своих ровесников.
      В силу указанных причин многие старики все больше ищут контакты с представителями следующего за ними поколения, но осуществлению этих планов часто мешает их уверенность в том, что молодые презирают старых и что старикам нет места в американском обществе.
      Полученные нами ответы на вопросы о взаимоотношениях с людьми моложе себя распадаются на две группы: с одной стороны, те ответы, где подчеркивается отсутствие связи между поколениями, - такое положение старики часто признают неизбежным и относятся к нему с пониманием и смирением, и, с другой стороны, те ответы, где высказывается пренебрежительное отношение к молодым и предполагаемому у них отрицательному мнению о старых людях. Отвечавшие из второй группы сообщали об этих своих ощущениях с горечью и рассматривала их как угрозу своему самолюбию. Примером ощущений стариков первой группы могут служить слова мистера Черних: " С молодыми невозможно найти общий язык. Между собой они говорят совершенно о другом. Обычно разговора у нас не получается". Миссис Креймер примерно того же мнения о людях моложе ее: "Мне не удается сблизиться с теми, кто моложе. Я не нахожу с ними ничего общего". Мистер Есперсен подчеркнул в своем ответе, что техника создала пропасть между поколениями: "У тех, кто моложе, более современные идеи, которые во многом лучше, чем старые. Расширилось применение механизмов, и, чем образованнее молодые люди, тем дальше они отстоят от старшего поколения". Миссис Миллер считает, что люди помоложе заняты в особой сфере деятельности: "У них совсем другие дела - другой образ жизни, привычки не как у меня". Те из пожилых людей, кто осуждает молодых, обычно делают это в мягкой форме, как миссис Лэнгтри: "У молодых совершенно разная реакция: одни говорят, что я "просто старуха", а другие слушают", или как мистер Эбенхаузер: "Тем, кто помоложе, хочется вращаться среди ровесников. У многих нет никакого уважения к старшим". Другие опрошенные высказывались резче, как, например, мистер Мерски: "Молодые не хотят иметь дело со стариками. В большинстве случаев они считают, что те, кто старше, старомодны", или мистер Элберт Джей: "Некоторые называют меня "папашей". Мне это не нравится. Иные зовут "старикан" - это ладно. Я ничего не говорю, но мне обидно!" Мисс Поттер обвиняет молодых в том. что они крайне неприятно ведут себя по отношению к старикам: "В конторах - в некоторых учреждениях - они [молодые сотрудники] как бы насмехаются над нами". В целом результаты опроса показали, что женщины из местных общин указали наименьшее число неприятных столкновений с представителями более молодого поколения.
      Когда мы просили пожилых людей обобщить возможные представления молодых о стариках, они обычно рисовали намного более мрачную картину в теоретическом плане, чем тогда, когда описывали свои личные непосредственные взаимоотношения с молодыми. Оказывается, пожилые люди подозревают молодежь в том, что та питает к ним дурные чувства: относят стариков к неполноценному и бесполезному классу людей, считает их, по сути, лишними людьми и - иногда - надоедливыми. Только двое из негоспитализированных стариков, мистер Бауэр и мисс Вимсэтт высказали мнение, что молодые по-доброму относятся к старшим. "Многие молодые очень уважают стариков, - говорит мистер Бауэр. - Если видят, что можно оказать услугу старым, то помогут. Некоторые не станут помогать, но внимательные люди обязательно помогут". Мисс Вимсэтт полагает, что отношения были бы хорошими, если бы старики не слишком критиковали молодежь: "Я думаю, если молодой и старый познакомятся надлежащим образом, то им может быть так же весело [как будто они ровесники]; но если пожилые настроены критически, то дело не пойдет". Большинство пожилых людей высказали лишь отрицательное отношение к молодым. Примерно у трети опрошенных благосклонное отношение сочетается с неприятием, что видно из следующих отзывов: "Одни замечают старых, другие считают, что они с причудами", или: "Кто-то из них тебе посочувствует, а кто-то нет". В общем, отрицательной оценки заслуживают безразличие молодых к проблемам пожилых людей, избежание контактов со старшим поколением и стереотипные представления молодежи о старых как об отсталых и умственно неполноценных людях. Например, некоторые пожилые респонденты считали, что молодые "лишь терпят" пожилых, "не обращают внимания" на них, "забывают" и "не беспокоятся" о них. Высказывались мнения, что молодые считают их "старомодными" или "тупыми". Миссис Бразински заявила, что молодежь рассматривает стариков как "надоедливых и отставших от жизни людей. Вот почему многие из них думают, что от нет никакого толку". Мистер Фокс замечает, что люди помоложе "стремятся держаться подальше" от старших. "Они не хотят иметь с ними никакого дела, продолжает он. - Я слышал, как они говорят: "Там же бывают одни стариканы, мы не пойдем туда". Мистер Есперсен придерживается того мнения, что молодежь считает "старых чудаков дураками и лишними". Миссис Талли не столь строго критикует молодых: "О, да они вообще больше не считаются со старыми. Они вежливы, но не обращают на тебя никакого внимания - вот и все".
      Если некоторые пожилые люди из местных общин язвительно высказывались в адрес молодых, а госпитализированные старики проявили большую сдержанность в этом плане, то душевнобольные придерживаются самых крайних точек зрения в оценке отношения к ним молодежи. Мистер Хопланд сформулировал свое мнение так: "Они стыдятся тех, кто старше, особенно если у тебя седая голова". Миссис Хэррис волнует тема избежания контактов со стариками: "Большинство из них не любят стариков и всячески избегают их. Они просто стараются ускользнуть от тебя".
      Старые люди не всегда возлагают ответственность за неудовлетворительные отношения между поколениями только на молодых. Почти полвина женщин - как члены местных общин, так и вышедшие из них - высказали предположение, что в плохих взаимоотношениях между поколениями следует винить поведение и взгляды самих состарившихся людей. Если бы старые люди хоть как-то попытались прийти к соглашению с теми, кто моложе, если бы они поменьше критиковали молодых и постарались бы понять их поведение, то возрастной барьер можно было бы преодолеть и старые могли бы "идти в ногу со временем". Миссис Виллоуби вполне определенно заявила, что отношение к старикам со стороны молодых зависит от поведения самих старых людей: "Если вы собираетесь командовать и говорить: "Я в вашем возрасте...", так это, боюсь, не пройдет. Естественно, они обидятся. И мне доводилось такое выслушивать, мне это не нравилось". Пожилые женщины, оказывается, более чутко реагируют на данную проблему, чем мужчины, редко кто из мужчин в нашей выборке высказывал убеждение, что сами старые люди должны проявить самообладание и отказаться от авторитарного тона при общении с молодыми. Проблему конфликта поколений они решают чаще всего словесно, заявляя об уходе из общества и обособлении возрастных групп.
      Хотя уровни самосознания и находятся в прямой зависимости от социального взаимодействия, только люди со здоровой психикой чувствуют себя в общем активными участниками в социальной системе. Они получают удовольствие от того, что полезны другим и способны поддерживать связь со старыми друзьями и заводить новых. Люди из местных общин боятся оказаться слишком вовлеченными в чужие дела, поскольку это может причинить им беспокойство, хотя они ищут приятного общества и радуются встречам. Душевнобольные больше расположены воспринимать общение как трудный и не приносящий удовлетворение процесс, даже если речь идет о ровесниках, но эти ощущения становятся гораздо острее при общении с людьми моложе себя. Ответы показали, что обе наши группы с небольшими, но значимыми исключениями среди людей из местных общин осознают некоторое социальное отчуждение стариков от последующих поколений. Почти все опрошенные живут с ощущением, что пожилые как бы упали в цене, но лишь половина из них видит в этом важную проблему. Те, кто лежит в больницах, с особой горечью говорили об унизительном, как им кажется, отношении молодых к пожилым. Высказывалось мнение, в особенности мужчинами, что молодые угрожают их авторитету и дееспособности; мужчины также указали на обособление возрастных групп как на предпочтительный способ разрешения конфликта поколений. Женщины тоже могут чувствовать себя "обесцененными" (особенно эмоционально неуравновешенные), но около полвины из них выразили уверенность в том, что навыки общения и мягкая уступчивость как реакция на поведение и запросы молодежи способны во многом ослабить напряженность в отношениях между молодыми и пожилыми. Некоторые женщины предпочитают более молодых подруг из явного желания порвать связи с теми, кто напоминает им о собственном преклонном возрасте.
      Таким образом, мы обнаружили, что неблагоприятное влияние на оценки личной значимости оказывают не только утрата прежней роли (среди душевнобольных) и сужение межличностных контактов, но и нарушение качества человеческих взаимоотношений, и если последнее касается отношений между поколениями, то особую неприятность это доставляет тем мужчинам и женщинам, кто воспринимает себя как представителей обеспеченного класса. Эмоционально неуравновешенные больные - особенно госпитализированные больные - зачастую предпочитают деморализующее одиночество затворничества унижению, которое они усматривают в риске испытать на себе глумливое высокомерие молодых.
      Проводя исследование, мы столкнулись с отдельными удивительно спорными данными, которые кажутся почти противоречивыми. 1) Как мы уже показали, старые люди со здоровой психикой активнее участвуют в процессе общения, чем душевнобольные, и все же люди из местных общин чаще отвечали, что им нравится иногда побыть одним. 2) У женщин в среднем больше социальных ролей, они имеют больше друзей, чем мужчины, и все женщины значительно чаще жалуются на одиночество и недостаточное количество социальных контактов. 3) Хотя у душевнобольных из нашей выборки уровень социального взаимодействия оказался в целом ниже, чем у членов местных общин, однако мы часто слышали жалобы на одиночество и от вовлеченных в активное общение людей, когда они попадали в больницу.
      Вернемся к первой нашей неожиданной находке. Полученные данные свидетельствуют, что в общем пожилые люди со здоровой и больной психикой понимают уединение по-разному. Несмотря на то значение, которое и те и другие придают активному участию в жизни общества, психически здоровые пожилые люди не проявляли чрезмерного интереса к окружающим. Какое-то время они с удовольствием проводят одни. Как заявил мистер Найт: "Временное уединение меня не беспокоит. У мня масса развлечений - телевизор, журналы, могут даже один пойти в театр, если надо". Мистер Вилер признался: "Мне нравится быть с людьми, но иногда мне хочется побыть одному, почитать, в саду поработать - я люблю природу. Все мы меняемся с годами, и перемены происходят так медленно, что мы не можем за ними уследить. Со временем мы все больше ценим тишину".
      Старые люди со здоровой психикой, оказывается, чувствуют, что могут позволить себе, если того пожелают, перестроить или ограничить свое общение с другими. Мистер Найт пояснил эту мысль следующим образом: Я не из тех, кто вот так сразу раскрывается перед первым встречным. И мне не многие рассказывают о своих проблемах. В исповедники я не гожусь". Такую сдержанность не надо путать с уединенным образом жизни. У этих людей есть друзья, они активно общаются, когда у них возникает подобное желание, однако ограничивают при этом степень своей вовлеченности в общение. "Я подолгу не разговариваю с теми, кого не знаю", - говорит мистер Шванн. А мистер Вандамм подчеркнул: "Я стараюсь глубоко не вникать в чужие дела". Общение должно доставлять удовольствие, а не приводить к утомительным, обязывающим и безрадостным связям. Когда-то раньше в этом, возможно, и была необходимость: примирить соседей, оказывать знаки внимания начальству, угождать супруге, завоевывать доверие клиента. Сейчас, однако, эти соображения не убеждают - жизнь слишком коротка.
      Мы обнаружили, что большинство душевнобольных из нашей выборки не ищут уединения, они скорее избегают других. Они редко признают, что остаться одному - значит просто получить возможность заняться самому тем, что тебе нравится. Для них это скорее побег от трудностей, связанных с общением. Вот как мистер Джексон описывает свои ощущения: "Последнее время я стал каким-то раздражительным, с причудами. Я очень боюсь встречаться с людьми, но сам не знаю, почему". Для некоторых душевнобольных уход на пенсию - большая потеря, чем вдовство, так как отсутствие работы может означать потерю почти всех связей с окружающим миром. Мистера Джексона, например, работа ставила в условия вынужденного общения. Он постоянно находился в контакте с людьми, и это взаимоотношения были определенными и понятными. Он четко представлял, кому какая здесь отведена роль. Трудности же в общении, возможно, объяснились его давнишней молчаливостью или несходством характера с окружающими, но раньше работа и семья служили крепостью, защищавшей его от внешнего мира. Потеряв привычную опору, мистер Джексон стал всего бояться и остерегаться. И теперь, оставшись один, он боится стать предметом всеобщей насмешки. Он говорит: "Если я чувствую, что надо мной подшучивают, я обижаюсь - очень сильно обижаюсь".
      Нам было интересно узнать, сказывается ли такое столь разное отношение к пребыванию в одиночестве на отношении людей к проживанию отдельно ото всех. Поскольку "отдельное проживание" было в нашем опросе одной из переменных, регулирующих отбор людей из местных общин, и поскольку - волей-неволей - у нас набралась довольно много "отшельников" в больничной выборке, мы с особым интересом обратились с подобным вопросом к тем, кто живет один. Мы спросили их, не хочется ли им жить с кем-нибудь вместе. Некоторые отдельно проживающие респонденты вполне определенно выразили недовольство своим одиночеством, но большая часть высказалась в том смысле, что они пробовали жить с другими, но у них ничего из этого не получилось. Кое-кто, страшась одиночества или из соображения экономии, уже имел такой опыт совместного проживания, когда был моложе, но потом отказался от него. Среди наших респондентов были и такие, кто намеренно не принял приглашение друзей переехать к ним жить. Один мужчина из нашей выборки так описал обстоятельства, при которых он отклонил подобное предложение: "Я не решаюсь пойти на это, так как не хочу быть обузой. У двоих ребят - моих дружков - есть дом из четырех-пяти комнат примерно. Они позвали меня жить с ними. Говорят, что платить мне не придется. Ну, а я отказался, не потому что они мне не нравятся, просто хочу быть свободным, обязанным только самому себе". И тем не менее этот мужчина часто жаловался при опросах на все возрастающее чувство одиночества. Судя по его словам, потребность избежать зависимости сильнее всех остальных потребностей влияла теперь на его решения (интересно, что избежать зависимости для него значит сохранить свою "свободу").
      Обратимся теперь к теме уединения. Примерно четвертая часть опрошенных показала, что иногда им все же не нравится оставаться одним и что их терпимость к одиночеству уменьшилась в старости. Все, кроме одного, из этой части респонеднтов состояли когда-то в браке и около половины из них жили сейчас со своими супругами. Полученные нами данные идентичны выводам Лоуэнталь, исследовавшей проблему социальной изоляции людей, всю жизнь проживших отшельниками. Она установила, что этим "одиноким волкам" в случаях крайнего затворничества "нравилось быть одним, и они... редко сообщали об одиночестве как о проблеме своей прошлой или теперешней жизни". Анализируя характерные особенности этой группы людей, Лоуэнталь пишет: "В плане культуры такой уединенный образ жизни можно было бы определить как форму душевного заболевания, но в то же время отсутствие межличностных отношений, являющееся одной из его основных признаков, может помочь в старости предотвратить развитие открытых форм психогенетического расстройства или помешать его распознаванию, если оно все-таки проявится". С другой стороны, она установила, что "слишком ничтожная их приспособленность к обществу на протяжении всей жизни может привести к появлению душевного расстройства в старости". По сути, пожилые люди, мало приспособленные к жизни в обществе, "побежденные" и "обвинители" - как их называет Лоуэнталь, - это те, кто когда-то пытался удовлетворить свою потребность в зависимости от других и, потерпев при этом неудачу, частично самоустранился от общения. Эти люди, согласно данным Лоуэнталь, "чаще, чем отчужденные всю жизнь, жаловались на одиночество". Одним словом, чувство одиночества в старости возникает у тех, кто пытался в течение своей жизни установить удовлетворительные личные отношения с другими людьми, но кому по той или иной причине не удалось получить нужного удовлетворения. Поэтому они обосновались на границе социальной системы, надеясь здесь защитить себя. с другой стороны, мы обнаружили и таких одиноких пожилых, кто никогда - по крайней мере за всю свою взрослую жизнь - не предпринимал попыток установить реальный entente cordiale1 с другими людьми. Начав самостоятельную жизнь в ранней молодости, они с тех пор придерживаются строгого и независимого курса в своей жизни. По иронии судьбы, эти люди "одиночки", убежденные холостяки или старые девы и те, кто часто переезжает с места на место, - оказываются более закаленными, когда приходит старость и они сталкиваются с одиночеством и отчуждением, навязанными многим старикам в современном американском обществе. Такие одинокие пожилые прошли хорошую школу и подготовились к подобному образу жизни. Но, как мы увидим далее, если болезнь выводит их из строя и ставит в зависимость от других людей, если твердыня полной уверенности в своих силах дает трещину хрупкая система собственного "Я", заключенная в ней, может также получить серьезное повреждение.
      В целом, однако, именно в среде тех, кто в недостаточной мере приспособился к обществу, - в среде обиженных, но все еще продолжающих надеяться людей - одиночество представляет собой самую серьезную угрозу оберегаемому спокойствию и наносит удар по самолюбию. Для таких людей одиночество опасно. Трогательный тому пример - мистер Макринос, о котором идет речь в начале статьи. Это типичный случай самой ничтожной приспособленности человека к обществу. Мистер Макринос, проживающий в убогой гостинице на Скид-роу2, уже несколько лет тяжело болен. Ему 64 года, но он дряхлый старик, единственное место, где мистер Макринос чувствует себя в безопасности, - это привычная обстановка гостиницы, в которой он живет почти 15 лет. Он редко выходит из дома, редко с кем разговаривает и, кроме дежурного по гостинице, похоже, неспособен пойти навстречу тем, кто мог бы стать его друзьями. "Понимаете, я очень боюсь", - говорит он. Ему просто необходимо присутствие других людей - пусть даже чужих, - чтобы чувствовать себя уверенно.
      Гораздо чаще, однако, именно человек с расстроенной психикой рисует самые страшные картины одиночества. Пример тому - мистер Джексон, который добровольно лег в государственную больницу, где лечат от алкоголизма и его тяжелых физических последствий. "Мне бы уже никто не помог, если бы меня не заперли подальше от спиртного", - объясняет он. В государственной больнице мистер Джексон провел 18 месяцев. Когда его уже должны были выписать, предчувствие одиночества настолько сильно овладело им, что он умолял не отпускать его до того, как закончатся рождественские праздники. Теперь, когда у него неоперабельный рак и он с горечью сознает близость смерти, живя совсем один в дешевой гостиниц в центре города, он безутешен в своем горе. Ему не дает покоя мысль, что он попусту растратил свою единственную жизнь. Мистер Джексон чувствует, что не вынесет, если останется в своей комнате наедине со своими мрачными раздумьями. Ему нужно туда, где слышится людская речь, хотя его не интересует, о чем там говорят, и он не принимает участия в беседе. "А что мне еще делать? - спрашивает он. Здесь никого нет - не с кем познакомиться. Я очень несчастен".
      Теперь проанализируем второй вывод нашего исследования; он помогает в какой-то мере разобраться, почему многие женщины, имея в целом больше социальных связей, чем мужчины, чаще жалуются на одиночество. Женщины более открыто признаются в своем одиночестве, чем мужчины. Многие из них готовы пойти на что угодно, лишь бы общаться с людьми. "Я бы хотела устроиться на работу, - говорит миссис Виллоуби. - Там бы я находилась среди людей, я просто не могу больше оставаться одна". Женщины, жалующиеся на одиночество, - обычно вдовы, их отличие от окружающих состоит еще и в том, что когда-то раньше в своих межличностных отношениях они сталкивались с трудностями, и сейчас они или не очень благосклонно относятся к другим людям или - о чем свидетельствуют наши данные - слишком сосредоточены на себе. Женщины, у которых межличностные отношения всегда складывались хорошо, продолжают поддерживать дружеские отношения и в преклонном возрасте. В ответах женщин, жалующихся на одиночество, слышатся своевольные нотки. Например, миссис Креймер замечает: "Никто ко мне не заходит, Я могу с кем-нибудь встретиться на улице, но я их тоже не приглашаю". Она также признается: "Я чувствую себя очень одинокой" - и пытается избежать этого состояния, подыскивая работу, придерживаясь однако, такого мнения: "Я не стараюсь слишком сблизиться с людьми. Мне кажется, это вызывает неуважение". Ее слова перекликаются с заявлением миссис Вьет, которая не в ладах с собственной дочерью: "Мне нет дела до соседей. Я никогда не ходила по чужим домам, чтобы излить душу и потрепаться или как это там называется. Дома я всегда бываю одна или иду в парк". Своими подругами миссис Вьет называет двух прежних сотрудниц, которых она знает всю жизнь, но ее общение с ними ограничивается телефонными звонками: "Я с ними работала. Они меня знают. Никто ничего плохого про меня им сказать не может". У нее такое ощущение, что люди не проявляют к ней "такого интереса, как к другим. Наверно, из-за моего характера. Они не хотят со мной связываться. Когда тебе нужна помощь, они просто не желают с тобой связываться". Явно не располагая никакими данными для установления близких контактов, эта женщина каждый день отправляется в парк, где по воскресеньям распространяют программки на концерты оркестров. "Одна дама на концерте сказала, что я милейший человек", - в задумчивости произносит миссис Вьет.
      Нотки профессиональной ревности нередко проскальзывают в рассказе миссис Миллер о единственной подруге, с которой ей приятно общаться: "Она портниха, но с мехами дела не имеет, не то, что я. Что касается платьев, то у меня получались они не хуже, просто я их больше не шью. Моя специальность - пальто". Очень похоже ведет себя и миссис Трокопян, она тоже хочет быть с людьми, но отталкивает их от себя, на сей раз из-за непомерного самомнения. "В данный момент я близка только с одной подругой, - объясняет она. - Она хороший человек, но, к сожалению, у нее недостаточно тренированный ум. Будь она поумней, мне было бы с ней интересней. Я всегда была разборчивой в дружбе". Миссис Трокопян восхваляет свое одиночество, видя в нем предрешенную обособленность элиты: "Тебя пытаются обидеть, если ты более талантлив, творчески одарен и тому подобное. Начинают завидовать вместо того, чтобы ценить это".
      По всей видимости, все эти женщины пребывает в том душевном состоянии, которое один из отвечавших обобщил в эпиграмме: "Мне не нравится проводить время ни с людьми, ни одному". Такое отношение весьма заметно отличается от мнения мисс Вимсэтт, которая описывает перемены в дружеских отношениях следующим образом: "Дружба всегда приходит через несколько этапов. Сначала ты просто знакомый, потом постепенно узнаешь, что тебя любят и ты любишь и можешь доверять".
      В отличие от женщин пожилые мужчины не столь охотно признаются в чувстве одиночества, вызванном ослаблением дружеских связей. Мы уже касались обостренного восприятия мужчинами этого вопроса и их склонности представлять постепенное прекращение дружеских контактов как осуществление своих планов. Эта скрытность особенно чувствуется в ответах мужчин, у которых более тяжелое материальное положение. Возможно, суровая социальная атмосфера, царящая в городских районах, подобных Скид-роу, где проживают многие из них, во многом способствовала проявлению недоверия к окружающим и усугубила их замкнутость. Основное место встреч для мужчин из этих районов - бары и дешевые ресторанчики, где проявляется чисто поверхностный интерес друг к другу, а отношениям не хватает настоящей теплоты. Смирением проникнуты их рассказы о том,как они живут. Раньше мистер Элиот "ходил, бывало, туда, где играют в пул, садился, перебрасывался в карты - любил погулять с ребятами, - ну и все такое", но сейчас он почти совсем не общается с друзьями: "Я просто сдержанно себя веду. Малоразговорчив. Со мной работало 400 человек. Поздороваюсь с ними, вот и весь мой разговор. Когда тебе стукнет 80 лет, ты уже ни на что не годишься". До того как с мистером Пилсбором случился удар, местом развлечения и общения для него были скачки, но сейчас он сидит мрачный в своей дешевой гостиницу и не скрывает откровенно выраженного презрения к другим беспомощным людям, на чью долю выпал тот же жребий: "Я редко общаюсь. Они у меня просто вызывают отвращение, вот и все". Он называет хозяина гостиницы своим другом, но добавляет: "Я было нем не очень-то высокого мнения, пока он не зашел навестить меня в больнице". Мистер Эбенхаузер всю жизнь прожил одиночкой и до 60 лет обычно каждые два-три года переезжал на новое место. Какой случайной работой он только не занимался: был пекарем, возницей, парикмахером, жнецом, маляром, садовником и, наконец, мойщиком посуды. Он никогда не отличался общительностью, предпочитая длительным отношениями случайные знакомства человека, вечно находящегося в пути. Мистер Эбенхаузер заявил, что его вполне устраивает лишь один друг - именно тот, кто живет от него достаточно далеко. "Мне нравится этот парень из Рино, - говорит он. Его словам всегда можно верить. Он недвуличный. Мы с ним, похоже, мыслим одинаков". Мистер Эбенхаузер не страдает от отсутствия общения. Его больше занимает самопроявление. Представляя ярко выраженный нарцисистический тип, он довольствуется созерцанием своей собственной личности, самосовершенствованием и изучением своих пока что скрытых возможностей. Увлечение парилками, вегетарианством и спиритизмом настолько захватили его, что на людей у него оставалось мало времени. Он никогда не сомневался в своих способностях и бесконечно верил в свои силы.
      Мистер Черних, тоже из рабочих, по-прежнему находит себе полезное занятие, чтобы возместить недостаток друзей на старости лет. Стойкий холостяк, которому к моменту исследования уже было за 70, он сознательно стремился сохранить свой дар "разумного мышления", отрицая при этом необходимость общения. Его чувство собственного достоинства зиждется на замечательной физической силе. Он каждый день делает зарядку и чувствует, что еще может помериться с кем-нибудь силой. Дни проходят за работой над многочисленными "изобретениями", которые он надеется пустить в продажу ели удастся найти надежного помощника. Он гордится своей изобретательностью и мастерством. Болтовня с друзьями и хождение по гостям, говорит он, пустая трата времени; будет больше пользы, если он займется своими изобретениями. При этом мистер Черних сам явно опасается поддерживать связи, старательно избегая всех своих прежних друзей. Он ограничивается случайной беседой с прохожим прямо на улицу. "Если незнакомые люди обратятся ко мне, - заявляет он, - я поговорю ними. Я разговаривал тут с одним на днях. Я не прочь поговорить с незнакомым человеком, но им нечего сказать - может, боятся. В трамвае особенно заметно - никто ни с кем не разговаривает, пока они вместе едут. Большинство людей никогда не заговорит с незнакомцем".
      Мы уже показали, что в нашей выборке есть люди, которые до полного изнеможения общаются с другими и все же считают себя одинокими. Миссис Пауэрз, несмотря на чрезмерную загруженность делами, жалуется, что ее часто посещают мысли об одиночестве, она называет это периодами мрачных раздумий. "Я ненавижу оставаться одна, - говорит она, - хотя бы на час". В тех редких случаях, когда ее муж выходит из дома, он звонит кому-нибудь из подруг и просит составить ей компанию. Хотя ей 77 лет и физически она очень слаба, вся ее энергия уходит на то, чтобы принять участие в любом мероприятии, которое только подвернется. Трогательно видеть, как она цепляется и за старых, и за новых друзей, и жаждет обзавестись еще и другими знакомствами. Видимо, сама ее уверенность в надежном положении в жизни зависит от этой отвлекающей деятельности. На вопрос, когда у нее обычно возникает мысль о смерти, она резко отвечает: "А не кажется ли вам, что эти мысли присутствуют всегда?"
      Вопросы, касающиеся уединения, социальной изоляции и одиночества среди престарелых, естественным образом подводят нас к рассмотрению того, что называют расторжением связей. Но прежде чем приступить к обсуждению этого процесса, необходимо исследовать тесно связанный с ним вопрос, имеющий огромное значение для пожилых людей: зависимость versus3 самостоятельность. Успешное разрешение важной проблемы, заключенной в данном вопросе, позволит провести различие между здоровой психикой и душевным заболеванием. Поскольку, чем старше становится человек, тем больше ему нужна помощь, и старики часто вынуждены признать эту истину, обращаясь за помощью. К сожалению, для некоторых - и особенно для мужчин в нашем обществе - такие реальные и очень серьезные обстоятельства резко противоречат их дополнительной потребности связывать чувство собственного достоинства с самостоятельностью - способностью и в старости обслуживать самого себя, самому со всем управляться, доказывать, что ты все еще ни от кого не зависимый взрослый человек. Именно исходя из трудностей этой первую очередь культурной дилеммы, и нужно анализировать расторжение связей с обществом, чтобы лучше понять его причину и сущность.
      То, что в одном случае могло бы показаться опасным разрывом всех связей с обществом и превращением человека в отшельника, в действительности может быть законной попыткой сохранить уважение к себе вопреки очевидному спаду физической и умственной активности. Если этот спад пока не настолько серьезен, чтобы человеку потребовался профессиональный уход или вмешательство соответствующего учреждения, мы вынуждены признать такой разрыв как разумно обоснованный предусмотренной обществом потребностью индивида в самостоятельности и умении во всем полагаться на самого себя. Однако в других случаях - когда разрыв с людьми чрезвычайно осторожно подходить к оценке расторжения связей как обоснованного или необоснованного.
      У госпитализированных людей в нашей выборке мы наблюдали самые трагические последствия конфликта между зависимостью и самостоятельностью. Этим старым людям чрезвычайно трудно совместить в своем сознании то, что им следует делать (культуру ценностей), и то, что они на самом деле должны делать (культуру реальности). Им не удается, как бы они ни старались, свести вместе эти крайние противоположности. Для некоторых респонедетов данной группы - и особенно для тех, у кого потребность в зависимости была весьма сильной всю жизнь - пребывание в одиночестве и отдельное проживание чреваты грозными последствиями, поскольку велик тот риск, что эмоциональные и физические потребности просто-напросто не будут удовлетворены. Люди с укоренившейся тягой к самостоятельности - главной ценности в глазах мужчин-американцев. И в особенности представителей того поколения, которое мы изучаем, - могут воспринимать разрушение жизненного пространства человека, даже в интересах здоровья, как агрессивный, враждебный акт угрозу целостности своей личности, личности взрослого человека, как событие, которому нужно противиться всеми силами. Таким образом, то, как человек относится к своему одиночеству, может служить хорошим показателем его потребности в зависимости. И наоборот, отрицание потребности - особенно при физической болезни, бедности и весьма незначительной поддержке со стороны других - может быть хорошим показателем тяги человека к самостоятельности и уверенности в своих силах.
      Поскольку каждому стареющему индивиду приходится своеобразно, зачастую неправильно, соразмерять свои неизбежные притязания на внимание других людей с требованиями, предъявляемыми к самому себе. Вопрос о желательности расторжения связей с обществом в целом является первостепенным вопросом геронтологического исследования.
      Основываясь на разностороннем анализе личной и социальной активности людей в преклонном возрасте, можно выделить с большой долей уверенности, определенные черты, имеющие самое прямое отношение к так называемой "геронтологической теории" расторжения связей. Мы обнаружили, что снижение социальной активности, вызванное, казалось бы, возрастом, в действительности связано с другими факторами, главными среди которых являются физическая немощь, душевное расстройство и бедность. Данные, полученные во всех подгруппах нашей выборки, свидетельствовали о том, что активное общение поддерживает у людей силу духа, и мы показали, то душевное заболевание человека и, как следствие, его госпитализация вызваны недостатком связей в гораздо большей степени, чем только трудностями личного характера.
      Мы обнаружили, что полученные нами данные противоположны некоторым результатам, описанным Каммингом и Генри при исследовании выборки престарелых в городе Канзас (штат Миссури). В качестве своего первого главного положения эти авторы утверждали, что вовлеченность в общение неизбежно убывает с возрастом. Данные нашей выборки, которую представляли пожилые жители Сан-Франциско, подтверждали выводы Камминга и Генри лишь условно. Ослабление связи с окружающими из-за бедности, болезни или спад жизненной энергии стариков вследствие психологической депрессии действительно, по нашим данным, связаны со старением, но лишь косвенным образом, когда действуют указанные механизмы. Те, кто и в глубокой старости (после 80 лет) относительно здоров физически и духовно и достаточно материально обеспечен, так же общительны и поддерживают связи с миром, как и более молодые члены нашей выборки (от 60 до 65 лет).
      Потеря друзей и знакомых-, по причине их смерти - это несчастье, но это и естественное следствие старости. Однако в нашей выборке большинство душевно и физически здоровых способны восстановить утраченные связи, заменив их самыми разнообразными новыми. Вдовцы и вдовы иногда снова вступают в брак или по крайней мере в близкую связь с другом противоположного пола; те, кто теряет старых друзей, заводит новых или активнее общается с оставшимися, в добровольные связи и новое общение они вступают настолько, насколько позволяют их силы и наклонности. Потери неизбежны, от них никто не застрахован, но можно воспользоваться оставшимися или новыми возможностями.
      Наши данные противоречат геронтологической теории расторжения и в другом ее утверждении: что принятие как должного снижения активности общения в старости и даже усугубление его путем преднамеренного расторжения связей с социальной системой соответствуют моральному состоянию стареющих людей и благотворно влияют на их силу духу. Напротив, полученные нами данные показывают, что в старости с психологическим комфортом теснее связана скорее вовлеченность в общение, чем расторжение связей с обществом. Более того, анализируя первопричины хорошего и плохого психологического самочувствия стариков. Мы обнаружили, что - по крайней мере в тщательно исследованной нами душевно здоровой части выборки - отвечавшие особо выделили социальные связи как источник удовлетворения. Отсутствие контактов с обществом вызывает у них упадок духа, а их взгляды на жизнь в будущем отличаются обеспокоенность и пессимизмом. Однако мы увидели также, что в некоторых случаях душевного расстройства уходи из общества был положительным моментом, ограждавшим представление душевнобольных о себе от критических нападок со стороны других.
      У нас нет оснований отрицать, что выход из социальной системы есть путь наименьшего сопротивления для белых американцев со Среднего Запада, принадалежащих к среднему классу, в возрасте от 50 до 90 лет - тех, кому помощь не нужна. Наличие в нашей выборке, составленной из пожилых жителей Сан-Франциско, тех, кто болен душевно или физически, и тщательное исследование самооценки и морального состояния больных и здоровых показывают, что отказ от общения связан с плохой адаптацией, подразумевающей такое проявление настроения, мышления и поведения, которое приводит в больницу для умалишенных.
      На данном этапе исследования мы не можем определить, является ли этот спад социальной активности причиной или результатом трудностей физического и умственного характера у наших госпитализированных больных. В каждом индивидуальном случае он может быть и тем и другим, взятыми вместе или отдельно. Как бы то ни было, при сравнении пожилых людей из местных общин и помещенных в больницу более здоровые обнаружил более глубокую приверженность социальной среде - у них был шире круг знакомых, и они проявили большую гибкость, обзаводясь новыми друзьями, когда умирали прежние, чем старики из нашей больничной выборки. Этот вывод получил дальнейшее подтверждение при изучении историй болезней в медицинской выборке, показавшем, что мужчины с нервным расстройством, в отличие от мужчин из местных общин, не могли указать ни одной близкой связи с кем бы то ни было. Каждый раз, когда они называли кого-то "другом", речь шла о самом что ни на есть "шапочном" знакомстве. С другой стороны, члены выборки, представляющие местные общины, как мужчины, так и женщины, сообщили о большем количестве друзей, а те опрошенные, в особенности женщины, у кого было мало друзей, легче и чаще признавались в одиночестве. Что касается мужчин, то только представители местных общин продемонстрировали способность обзаводиться новыми друзьями.
      Итак, мы пришли к выводу, что относительно здоровые старые люди иногда до преклонных лет - дорожат своим социальными связями и сделают все возможное, чтобы удержаться на том уровне общения, который привычен и удобен каждому индивиду; что душевно здоровые пожилые люди, вынужденные расторгать связи из-за своей болезни или смерти других, проявят замечательную способность возмещать и замещать эти потери, изобретательно выискивая новые способы вступить в реальный мир общения; но что душевнобольных людей пожилого возраста можно отличить по их манере отступать и отгораживаться от остальных, зачастую вплоть до полного отшельничества, и что из этого уединенного убежища они взирают на мир с наигранных безразличием, презрением, явно параноидальным превосходством или, оставив все надежды, с безмолвным смирением.
      Однако сказанное вовсе не означает, что полученные нами данные являются подтверждением прямой противоположности теории расторжения связей, а именно подтверждением теории активности, порожденной в первую очередь философией работников сферы развлечений и оказания помощи населению, пытавшихся последние 20-30 лет скрасить жизнь стариков в нашем обществе. Анализируя выбранные нами случаи, мы заметили, что всех активное, доходящее порой до навязчивости поддержание связей в старости может само по себе свидетельствовать о плохой социальной адаптации. Не это является средством, способствующим удачной адаптации, а скорее здравая оценка своих сил и возможностей и их постоянное применение к приливам и отливам, ритмическому напряжению и ослаблению, отличающим социальные взаимоотношения в любом возрасте.
      С самого момента зарождения живых организмов можно наблюдать это систолико-диастолическое движение от одиночной эгоцентричной деятельности до той деятельности, когда индивид активно воспринимает окружающую среду и погружается в нее - от периодов отдыха, сна, пищеварения и гомеостатического равновесия до беспокойного поиска пищи, энергичного отстаивания своих прав и жажды стимула и удовольствий. Случаи наиболее удачной социальной адаптации в нашей выборке служат доказательством непрекращающегося систолико-диастоилического ритма вступления в связи и выхода из них, иногда в неимоверно ограниченных условиях.
      Прекрасный пример того, как человек преклонного возраста может поддерживать жизнеспособные связи с обществом, несмотря на физическое бессилие, дает нам история мистера Эда Харта. Мистер Харт пережил трех жен, с которыми был счастлив, а также своих собственных сыновей. Во время нашей последней беседы ему исполнилось 93 года, он передвигался, опираясь на палку, но вполне удовлетворительно со всем справлялся в своей квартире, сам готовил еду. Ухудшившееся здоровье - как он сам признался - значительно сузило круг его общения, но он, конечно, продолжал - насколько мог себе позволить при данных обстоятельствах - поддерживать тесную связь с людьми. После смерти третьей жены, когда ему исполнилось 90 лет, мистер Харт пригласил к себе жить мужчину помоложе, 60 лет, чтобы поровну делить расходы. Этот человеке - "мой одноквартирец", как называл его мистер Харт, - был его товарищем и почитателем. Когда, например, мистера Харта попросили описать свой характер, он ответил: "Очень спокойный. Ну, Джино-то узнал, какой у меня темперамент. Хотя иногда я могу рассердиться и жутко вспылить." Услышав такую самокритичную оценку мистера Харта, Джино, его товарищ по комнате, воскликнул: "Ничего подобного!"
      Мистер Харт преисполнен любви и уважения к людям, благодаря чему он приобрел много преданных друзей. Вспоминая дружбу прежних лет, он говорит: "не могу припомнить, чтобы хоть один из тех, кого я считал близкими друзьями, оказался неверным другом". Но многие из старых друзей уже умерли, а заводить новых мистеру Харту не та легко из-за ограниченной свободы передвижения, и все же "если бы можно было иметь друга и ничего бы для них не делать физически, то это совсем не трудно". Мистер Харт готов признать, то в данный момент у него гораздо меньше близких друзей, по сравнению с тем, сколько их было раньше ("Они все поумирали"), но это не значит, что он одинок ("У меня полно друзей; мне не удается со всеми общаться") Он четко различает "близких друзей" и просто "приятелей": "Все соседи - хорошие мои приятели, но близких отношений у нас быть не может". Когда мистеру Харту исполнился 91 год, он перестал посылать рождественские открытки своим многочисленным друзьям: "Я бросил это дело. Я сказал им, что больше не буду посылать. По двум причинам: во-первых, всем послать я не могу, так что никому не буду посылать, и никто не будет в обиде; во-вторых, сил у меня на это уже нет - требуется где-то 150 открыток, везде надо написать адрес, да еще само поздравление". Этот обаятельный в общении человек очаровал всех, кто брал у него интервью, и людей к нему тянуло как магнитом. Даже по отношению к соседям и хозяйке дома он проявляет нежную заботу и внимание: "Хозяйка дома тоже мой друг. Она приглашали меня к себе на рождественский обед. Стоит ей войти, как она бросается мне на шею и целует. А дама из дома напротив, владелица тех четырех квартир, если уже 7.30 утра, а шторы у меня задернуты, тут же звонит мне по телефону. Ближайшие соседи - две дамы, старые девы. Одна только вышла на пенсию. Они заходят и спрашивают, не нужно ли мне что-нибудь. Они живут ближе всех. Да, господь послал мне много друзей. Это... это так. Вокруг полно людей, которые меня любят, или же они прекрасные актеры. Хм, им, должно быть, нравится мое обхождение, не знаю". Когда мистера Харта попросили назвать человека, который в настоящее время оказывает на него самое боль8ое влияние, он ответил: "Если бы у меня появилась такая необходимость, думаю, я прислушался бы к мнению трех соседей. Они относятся ко мне как к отцу, а им самим хватает жизненного опыта, чтобы здраво рассуждать. Одному из них уже за 70).
      На фоне остальных мужчин из нашей выборки мистер Харт - фигура в некотором роде исключительная, поскольку он ведет переписку. Так, он поведал нам о длинном письме, на которое ему нужно поскорее ответить, оно пришло от молодой женщины. В течение многих лет мистер Харт помогает женщине советами, и она написала ему: "Вы единственный, ого я могут называть отцом". Молодые сразу проникаются к нему доверием и делятся с ним своими трудностями: "В свое время многие мои друзья как увидят меня, так остановят и просят совета, что делать". Тут он показал нам открытки, полученные от молодого друга. "Я переписывался с несколькими молодыми людьми. Сейчас, однако, не справляюсь с ответами". (Подводит зрение) Потом мистер Харт стал описывать молодого человека, с которым он долго вел переписку: "Далеко не благородного происхождения - пил много и без разбору". Мистер Харт стал его наставником, пока тот служил в армии и учился в колледже: "В каждом письме я делился с ним своим отношением к жизни, но проповедей не читал. Я со многими такими, как он, переписывался". И наконец, завершает список его друзей "Хэнк, который в штате организации "Пожилые граждане" Он взял меня под свое покровительство".
      Мистер Харт - исключение из числа старых мужчин и потому, что поддерживает связь со своими многочисленными друзьями по телефону, звонки иногда раздаются по два-четыре раза в день. Обычно звонят его знакомые женщин, которые дружили еще с его ныне покойной женой. Здесь можно было бы добавить, что он продолжает выступать в роли отца и деда. Он совершает регулярные ежемесячные поездки к дочери и ее семье, которые живут в другом штате. Нередко неделю-другую он гостит у своей внучки.
      Способности к общению у этого человека из нашей выборки имеют особую значимость в свете одной из наших главных культурных проблем - старения американцев: как заменить параллельные связи, которые неизбежно ослабнут из-за болезни и смерти, линейными. Другими словами, когда из рядов ровесников выбывает каждый десятый, как найти на их место людей более молодого поколения? В более традиционных, чем американское, обществах, это не столь серьезная проблема, поскольку культурная традиция таких групп (и удачным примером здесь могут служить народные обычаи Старой Японии и Старого Китая), как правило, не вынуждает поколения шагать по жизни плотными шеренгами, почти не обмениваясь мудростью и опытом между идущими.
      Традиционные культуры часто отводят старику решающую роль патриарха, старейшины в деревне, советника, сказителя, мудреца и друга. Благодаря этому пожилые люди не выпадают из общественной иерархии и поддерживают линейные связи. Единственная возможность для старых американцев поддерживать такие взаимоотношения зависит от того, насколько каждому из них хватит сил и таланта перекинуть мост между поколениями. Мистер Харт явно обладает таким талантом.
      Существует и другая вероятность, вытекающая из такое разделения возрастных групп. Пожилые люди, спускающиеся, по нашему выражению, в "яму безымянности", по сути выпускают из рук нити, связывающие их с более молодыми членами общества, находящимися в положении наблюдателей или оказывающими помощь, - или же с теми, кто получает и передает соответствующим общественных организациям сведения о необходимости поддержки одиноких пожилых или об их проблемах, требующих посторонней помощи. Когда мы разговаривали с людьми, ведущими такой уединенный образ жизни, многие из них отнеслись к нам как к долгожданным спасителям, явившимся наконец, чтобы помочь им добиться медицинском помощи и увеличить пособие для нуждающихся. Для таких людей любой контакт с представителями более молодого поколения превращается в возможный канал связи с теми, кто непосредственно занят в сфере социального обеспечения.
      Вернемся ненадолго к теории расторжения связей: мы полагаем, что отмеченные Каммингом и Генри психологические преимущества, приходящиеся на долю старых людей при выпадении из общения, объяснялись тремя факторами. 1) Группа пожилых людей в их выборке не нуждалась в помощи - ни физической, ни психиатрической, ни финансовой - и, таким образом, находилась в лучшем положении, преследуя принятую в обществе цель личной самостоятельности. 2) В американском обществе деление на возрастные группы превратилось в их отделение друг от друга, молодые почти ничего не слышат о старых, и им нечего сказать этим людям. Предсказуемую реакции пожилых на подобную ситуацию можно было бы обобщить, прибегнув к высказыванию одного из отвечавших: "Если я им не нужен, то и мне они, конечно, не нужны. Зачем я буду высовываться?" 3) Первые два фактора (стремление к самостоятельности и обособление возрастных групп) вместе с ослаблением социальных взаимоотношений из-за смерти или болезни ровесников вполне могли привести к уменьшению вовлеченности в общение - это и было названо расторжением.
      Вполне возможно также, что Камминг и Генри под термином "расторжение" отчасти подразумевали то, что мы называем "ослаблением" или заменой прагматистско-инструментальных ценностей основными. В случае "ослабления" ограничения, налагаемые обществом на своих членов, несколько послабляются для пожилых людей, и они пользуются предоставленной свободой. Им разрешается в большей мере быть такими, какие они есть, несколько меньше подчиняться правилам, подчеркивать свою индивидуальность, вплоть до эксцентричности, но - по крайней мере в нашей выборке - такие люди не отдаляются от общества. Мы обнаружили, что опрошенные нами одинокие пожилые, которые все-таки прячутся от молодых, которые отдают традиционную дань современному обществу, постановившему, чтобы пожилых людей не было и видно и слышно, которые съеживаются, уйдя в себя с хрупкой надежной на собственные силы, - это не те довольные и нашедшие себя пожилые мужчины и женщины, с которыми мы встречались в Сан-Франциско. Это именно те, кто часто сходят с ума, когда их защищенным миркам угрожает болезнь, бедность и нужда.
      Заключение
      Изучая проблемы состарившихся людей на примере жителей Сан-Франциско, мы обнаружили, что самой серьезной среди них оказалась не проблема расторжения связей, а вовлеченности в общение. И мы видели, что для некоторых пожилых людей социальная изоляция действительно служить моделью в течение всей жизни и не связана, по существу, со старением, в том время как для других она становится защитным маневром в преклонном возрасте, позволяющим скрыть свои потребности или отклонения и не выносить их на суд общественности. И вопрос не убывающей активности в более позднем возрасте также не является главной проблемой, хотя мы видели, что одержимость прагматистско-инструментальными ценностями мешает многим старым людям приспособиться к окружающей обстановке.
      Две главные цели нашей выборки сводились в целом к изучению проблем выживания и уважения к себе в преклонном возрасте. Пожилые - как люди любого возраста - должны стараться выжить, пока жизнь приносит больше радостей, чем огорчений. И пожилые - как и люди любого возраста - должны как-то сохранять чувство собственного достоинства, чтобы избежать душевных мук, которые могут кончиться только смертью или психическим расстройством. У большинства старых американцев этого поколения чувство собственного достоинства неразрывно связано с личной и принятой в данной культуре оценкой независимости - с самостоятельностью и уверенностью в своих силах. И все же старость в реальной жизни - это зачастую такой период, когда необходима помощь и поддержка, чтобы выжить. Такова основная дилемма. Трагическое противоречие, которое породила американская культура между и этими двумя главными целями у пожилых людей, оказалась основной проблемой при адаптации к старению, согласно нашей выборке.
      Эти состарившиеся люди, продукты "протестантской этики" (или иммигранты в ней), должны быть независимыми, чтобы сохранить уважение к себе. Многие из них считают, что лучше умереть, чем №превратиться в обузу". Они не возражают против финансовой поддержки - и часто рады получить ее, пока могут поддерживать некоторую видимость самостоятельности: иметь свою комнату, свободу передвижения и выбора, избежать позора быть "нищим, просящим милостыню". Однако когда приходит настоящая беда - при болезни, лишении всех средств, эмоциональном расстройстве, ухудшении зрения или упадке сил, - выживание может во многом зависеть от помощи и поддержки других. Но наше общество считает нерациональным брать на себя особое обслуживание особых случаев; это дорого, отнимает много времени и распыляет ценные кадры. Мы в централизованном порядке рационально объединяем эти функции в крупных заведениях - государственных больницах и домах для престарелых или, как их стали недавно называть, в "домах по уходу за ходячими больными преклонного возраста". А там исчезает даже иллюзия независимости.
      Некоторые старые люди из нашей выборки считают, что, если помощь можно получить только такой ценой, то есть попав в эти заведения, если небольшую сферу и без того сузившегося жизненного пространства, в пределах которой пожилой человек проявляет самостоятельность, сохраняя уважение к себе, можно проколоть, как воздушный шарик, тогда, наверное, лучше рискнуть и постараться выжить, полагаясь только на себя. Такие люди задвинут шторы на окнах своей квартиры, чтобы их беспомощность не бросалась в глаза; они будут недоедать, будут сторониться врачей и отказывать себе даже в самых необходимых лекарствах, они будут дрожать от холода, жить в грязи и запустении - но гордостью своей поступятся только в крайнем случае, когда ухудшившееся состояние здоровья заставит их лечь в больницу.
      Но есть и другие старые люди, которым, видимо, легче смириться с неизбежным, как бы это ни было противно. Если для того, чтобы выжить, им потребует помощь, они выберут жизнь. Возможно, им в конце концов придется отказаться от своей самостоятельности, но продление жизни - достаточная награда за такой отказ. Когда мы в последний раз виделись с мисс Вимсэтт, она лежала в больнице со сломанным бедром, которое никак не срасталось. И все же мисс Вимсэтт заявила нам на прощание: "Даже ели мне придется здесь остаться, хотелось бы подольше пожить, чтобы увидеть, как все обернется в дальнейшем".
      1 Entente cordiale (фр.) - сердечный союз.
      2 Название Скид-роу (Skid Row) переводится как "трущоба"
      3 versus (лат.) - в сравнении