Глава 1

Калидаса

Корона становилась тяжелее с каждым годом. Когда преподобный Бодхидхарма Маханаяке Тхеро скрепя сердце возложил корону ему на голову, принц Калидаса удивился, что она так легка. Теперь, 20 лет спустя, царь Калидаса с радостью обходился без инкрустированного бриллиантами золотого обруча, если позволял этикет.

Но посланцы из чужих стран редко испрашивали у него аудиенцию на грозных высотах Яккагалы. Многие из тех, кто совершал сюда путешествие, поворачивали назад перед последним участком пути, идущим прямо сквозь пасть припавшего к земле льва, который, казалось, вот-вот прыгнет со склона горы. Настанет день, когда и он, Калидаса, будет слишком немощен, чтобы добраться до собственного дворца. Но вряд ли он доживет до этого: многочисленные враги избавят его от унизительной старости.

Враги эти уже собирались вокруг. Калидаса посмотрел на север, словно мог увидеть там армии своего сводного брата Малгары, возвращавшегося на родину, чтобы заявить права на запятнанный кровью трон Тапробани. Но эта угроза была еще далеко, за морями. Гораздо более терпеливый и коварный враг таился рядом, на юге. Идеальный конус священной горы Шри Канды, возвышавшийся над центральной долиной, с незапамятных времен вселял благоговейный страх в сердца всех, кто его видел. Калидаса никогда не забывал о его безмолвном присутствии и той силе, которая стояла за ним. А ведь у Маханаяке Тхеро не было ни армий, ни боевых слонов. Верховный Жрец был всего лишь старик в оранжевой тоге... непостижимым образом влиявший на судьбы царей.

В прозрачном утреннем воздухе Калидаса ясно видел храм на вершине Шри Канды, уменьшенный расстоянием до размеров наконечника белой стрелы. Отсюда до храма всего три дня пути: первый — по царский тропе через леса и рисовые поля, и еще два — в гору по каменной лестнице. Но Калидасе никогда туда не подняться: там его ожидал единственный враг, которого он не мог победить. Иногда царь завидовал пилигримам, глядя на тонкую цепочку факелов, движущуюся вверх по склону. Последний нищий мог встретить рассвет на Священной Горе, правитель Тапробани — нет.

Но у него были свои утешения. Вокруг, обнесенные крепостным валом и рвом, раскинулись Райские Сады с прудами и фонтанами, на которые он растратил богатства своего царства. А когда они надоедали, к услугам Калидасы были горные девы — двести неподвластных времени Бессмертных, с которыми он часто делил свои мысли, потому что никому другому не доверял. С запада донеслись раскаты грома.

Муссон запаздывал этой весной, искусственные озера, снабжавшие водой оросительную систему острова, были почти пусты. В том числе самое большое, которое подданные Калидасы осмеливались по-прежнему называть по имени его отца — «море Параваны». Оно было закончено всего 30 лет назад. Принц Калидаса гордо стоял рядом с отцом, когда впервые открылись огромные ворота шлюза и животворная влага хлынула на томимые жаждой поля. Во всем царстве не было зрелища прекраснее, чем зеркало огромного рукотворного озера, в котором отражались купола и шпили Ранапуры — старой столицы, покинутой Калидасой ради своей мечты.

Сверкая оранжевым одеянием на фоне белой стены храма, Маханаяке Тхеро — восемьдесят пятый по счету — медленно подошел к парапету. Далеко внизу лежала шахматная доска рисовых полей, протянувшихся от горизонта до горизонта, темные нити оросительных каналов, голубое мерцание «моря Параваны» и на той стороне священные купола Ранапуры, призрачными пузырями плывущие по небу. Цвета и очертания этой мозаики менялись не только от сезона к сезону, но и с каждым облаком.

Лишь серая глыба Утеса Демона мешала изысканности ландшафта. Утес казался самозванцем, вторгшимся в чужие владения. Действительно, легенда гласит, что Яккагала — обломок одной из гималайских вершин, оброненный обезьяньим богом Хануманом...

С такого расстояния, естественно, нельзя было как следует рассмотреть дворцовые строения, смутно различалась лишь линия крепостного вала вокруг Райских Садов. Однако воображение Верховного Жреца отчетливо рисовало ему огромные львиные когти, выступающие из гранитного откоса, а наверху — зубчатые стены, по которым, казалось, все еще бродит преданный проклятью царь.

Сверху раздался грохот, он нарастал с каждой секундой, достигнув наконец такой мощи, что казалось, задрожала гора. Сотрясая воздух непрерывными, незатухающими толчками, гром стремительно пронесся по небу к востоку и замер вдали. Это не предвестник муссонов: их не будет еще три недели. Служба Муссонов не ошибается. Это другое. Придется, как всегда, послать протест на мыс Кеннеди или русским. И как всегда, безрезультатно. Вот Калидаса нашел бы управу на диспетчеров космических линий, которых волнует лишь стоимость веса, поднятого на орбиту... Приказал бы посадить на кол, бросить под подкованные ноги слонов, опустить в кипящее масло... Да, двести веков назад жизнь была проще.

Глава 2

Инженер

Друзья, число которых сокращалось с каждым годом, звали его Йохан. Остальному миру он был известен как Раджа. Полное имя отражало пятьсот лет истории: Йохан Оливер де Альвис Шри Раджасинха. Его деятельность принесла ему благодарность всего человечества. Никто не верил, что он надолго удалится от дел.

— Не пройдет и полугода, как вы вернетесь, — сказал ему Президент Мира.

— К власти, вы знаете, привыкаешь.

Тогда, 20 лет назад, Раджасинха числился Особым Посланником по Политическим Делам, подчиняющимся только Президенту и Совету, и весь его штат никогда не превышал десяти человек — одиннадцати, если считать АРИСТОТЕЛЯ (к Ари у него до сих пор было прямое подключение, так что они по-прежнему беседовали несколько раз в год). Но вмешательство Раджасинхи всякий раз кончалось одинаково — Совет принимал его рекомендации. Он, Посредник, появлялся во всех взрывоопасных точках планеты, сглаживая острые углы, не давая вспыхивать кризисам, манипулируя правдой с поразительным мастерством. Ложь была бы гибельна. Без непогрешимой памяти Ари ему бы ни за что не удалось держать под контролем ту сложнейшую паутину, которую подчас приходилось плести, чтобы человечество жило в мире. Когда же он начал получать удовольствие от этой игры, пришло время из нее выйти. За прошедшие 20 лет Раджасинха ни разу не пожалел о своем решении. Он вернулся к полям и лесам своей юности и жил теперь в километре от огромного мрачного утеса, который господствовал над его детством. Его вилла находилась внутри широкого рва, окружающего Райские Сады, и фонтаны, построенные Калидасой, били теперь в саду Йохана после того, как промолчали две тысячи лет. Вода по-прежнему текла по старым каменным акведукам, ничего не изменилось, разве что цистерны на вершине утеса наполнялись теперь электрическими насосами. То, что ему удалось поселиться на этом пропитанном ароматом истории участке земли, доставило Йохану удовольствие, которого он не испытывал на протяжении всей своей жизни, — сбылась мечта, в осуществление которой он никогда по настоящему не верил... На небе уже полыхал неистовый, как всегда на Тапробани, закат, когда между деревьев показался небольшой трехколесный электромобиль и, бесшумно подкатив, остановился у гранитных колонн портика. По долгому и печальному опыту Раджасинха научился не доверять первым впечатлениям, но и не пренебрегать ими. Он ожидал, что Ванневар Морган под стать своим достижениям, крупный, внушительный мужчина. Инженер, напротив, оказался значительно ниже среднего роста и выглядел даже хрупким. Однако его сухощавое тело состояло из одних мышц, а по лицу, обрамленному иссиня-черными волосами, ему никак нельзя было дать его пятидесяти двух лет. Даже в те дни, когда Раджасинха находился на государственной службе, ему не приходилось иметь дело с Всемирной Строительной Корпорацией — деятельность ее трех огромных отделов — «Суша», «Океан», «Космос» — освещалась меньше, чем работа любого другого органа Всемирной Федерации. Лишь в случае какой-нибудь технической катастрофы и при конфликтах с Историческим Обществом или Обществом Защиты Окружающей Среды ВСК возникала из тени. Последнее столкновение такого рода было связано с Антарктическим Трубопроводом — этим венцом инженерного искусства XXI века, предназначенным для перекачки разжиженного угля из гигантских полярных месторождений на электростанции всего мира. В состоянии экологической эйфории ВСК предложила уничтожить последнюю, еще оставшуюся секцию трубопровода и вернуть эти земли их исконным владельцам — пингвинам. Немедленно раздались крики протеста со стороны индустриальных археологов, возмущенных таким вандализмом, и биологов, которые указывали, что пингвины прямо-таки обожают заброшенный трубопровод. Он предоставил им жилищные условия, какие им раньше и не снились, вызвав демографический взрыв, с которым еле справлялись касатки. Так что ВСК отступила без боя.

Раджасинха не знал, принимал ли Морган участие в этом мелком конфликте. Да это и не имело значения — имя Главного Инженера отдела «Суша» было связано с величайшим триумфом Корпорации...

Его творение окрестили Сверхмост, и с полным на то основанием. Вместе со всей планетой Раджасинха наблюдал, как «Граф Цеппелин» — сам по себе одно из чудес века — бережно поднял последнюю его секцию в небо. Все роскошное оснащение дирижабля было снято, чтобы избавить его от лишнего веса, из знаменитого плавательного бассейна спустили воду, а реакторы подавали избыточное тепло в газовые секторы оболочки, чтобы увеличить его подъемную силу. Впервые в истории тысячетонный груз был поднят на три километра, и все сошло без сучка, без задоринки.

Теперь каждый корабль, проплывающий мимо Геркулесовых Столбов, салютует самому грандиозному мосту, построенному руками человека. Одинаковые пятикилометровые башни у слияния Средиземного моря и Атлантического океана сами по себе являются высочайшими сооружениями в мире. Их разделяют пятнадцать километров пустого пространства, перекрытого неправдоподобно легкой аркой Гибралтарского Моста. Да, встретиться с его создателем — большая честь, даже если тот опоздал на час.

— Приношу мои извинения, Посредник, — проговорил Морган, выходя из мобиля. — Надеюсь, задержка не причинила вам неудобств.

— Отнюдь, я хозяин своего времени. Но нам придется отложить разговор.

Через полчаса я с друзьями иду на Утес. Там дают светозвуковое представление. Буду рад, если вы к нам присоединитесь. — Он видел, что Морган колеблется. — Я представлю вас в качестве доктора Смита из Тасманского университета. Уверен, мои друзья вас не узнают.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал Морган, и от Раджасинхи не ускользнуло мгновенное раздражение, мелькнувшее на лице гостя. — Доктор Смит. Прекрасно. С вашего разрешения, я воспользуюсь пультом связи. "Интересная реакция, — подумал Раджасинха, провожая гостя внутрь виллы.

— Рабочая гипотеза: Морган недоволен своей жизнью, даже разочарован в ней.

Но он ведущий специалист в своей области. Чего ему не хватает?" Ответ мог быть только один: Раджасинха внезапно вспомнил, что колоссальную радугу, соединяющую Европу и Африку, почти всегда называют просто Мост... иногда — Гибралтарский Мост... и никогда — Мост Моргана. «Ну, доктор Морган, — подумал Раджасинха, — если вы ищете славы, здесь вы ее не найдете. Так зачем же, скажите на милость, вы приехали на наш маленький Тапробани?»

Глава 3

Фонтаны

День за днем слоны и рабы, выбиваясь из сил, тащили под жгучим солнцем бесконечные ведра с водой вверх по склону Утеса. И вот наконец царский двор собрался в Райских Садах под шатрами из яркой ткани. Все глаза были прикованы к Утесу Демона и крошечным фигуркам, движущимся по его вершине. Взвился флаг, далеко внизу пропел рожок. У подножия Утеса рабы, как безумные, работали рычагами, тянули канаты. Однако время шло, и ничего не происходило.

Царь нахмурился, и придворные затрепетали. Даже опахала приостановились на миг, но тут же задвигались еще быстрее. От подножия Яккагалы донесся крик. Радостный и торжествующий, он становился все громче и громче, по мере того как его подхватывали на обрамленных цветами дорожках. А вместе с ним раздался и еще один звук, не такой громкий, однако у всех, кто его слышал, возникло ощущение, что какие-то затаенные силы неудержимо рвутся к своей цели.

Один за другим, словно по волшебству возникнув из-под земли, взметнулись к безоблачному небу тонкие водяные стебли. На высоте, в четыре раза превышающей рост человека, на них распустились цветы из брызг. Солнечный свет окрашивал водную пыль всеми цветами радуги, делая зрелище еще более прекрасным и необычным. Никогда за всю историю Тапробани его жители не были свидетелями такого чуда.

Почти так же незаметно, как заходило солнце, фонтаны теряли высоту. Вот они вровень с человеком, наполненные с таким трудом резервуары почти опустели. Но царь был доволен, он поднял руку, струи фонтанов снизились и вновь поднялись, словно отдали последний поклон трону, затем беззвучно опали. Пруды снова стали зеркальными, заключив в свои берега отражение бессмертного Утеса.

— Рабы хорошо потрудились, — сказал Калидаса. — Отпустить их на волю.

Здесь, у подножия Утеса, он создал задуманный им Рай. Осталось одно — устроить Небеса на его вершине.

Глава 4

Утес демона

Искусно сотканные из света и звука живые картины даже сейчас не оставляли равнодушным Раджасинху, а ведь он видел эту программу десятки раз. Смотрели ее все, кто попадал на Утес, хотя знатоки, вроде профессора Сарата, недовольно ворчали, что это всего лишь «поп-история» для туристов. Однако «поп-история» лучше, чем никакая...

Небольшой амфитеатр располагался напротив западного склона Яккагалы. Было уже так темно, что Утес терялся во мраке, огромной тенью закрывая ранние звезды. И вот из темноты донесся приглушенный рокот барабана, а затем спокойный, бесстрастный голос:

«Эта история повествует о царе, который умертвил своего отца и сам был убит братом. В кровавой истории человечества это неново. Но этот царь оставил сохранившийся до наших дней памятник и легенду, пережившую века...» Раджасинха кинул украдкой взгляд на Ванневара Моргана, сидящего в темноте справа от него. Тот уже попал под чары медленного повествования. Два других гостя — старые друзья по дипломатической службе, — сидящие слева, были также заворожены.

«Звали его Калидаса. Он родился через сто лет после начала нашей эры в Ранапуре, Золотом Городе, который много веков подряд был столицей Тапробани. Но рождение его было омрачено...»

Музыка стала громче и тревожнее, к барабану присоединились флейты и струнные инструменты. На отвесном склоне Утеса зажглась светлая точка, вот она увеличилась... и внезапно перед зрителями словно распахнулось волшебное окно в прошлое, открыв мир, более живой и яркий, чем в реальной жизни... «Великолепная инсценировка», — подумал Морган, радуясь, что позволил на этот раз вежливости победить желание работать. Он видел радость царя Параваны, когда любимая младшая жена родила ему первенца, и понимал его чувства, когда всего лишь через сутки сама царица произвела на свет сына, имевшего больше прав. Хотя родился Калидаса первым, наследовать отцу он мог лишь вторым. Так были приготовлены декорации для трагедии. «Однако в раннем детстве Калидаса и его сводный брат Малгара были закадычными друзьями. Мальчики росли вместе, не подозревая, что они соперники, не догадываясь об интригах, которые плелись вокруг. Причина их раздора не имела никакого отношения к случайностям рождения. Ко двору короля Параваны приезжали послы с дарами из разных стран — с шелком из Китая, золотом из Индустана, оружием из Римской империи. Однажды простой охотник из джунглей осмелился прийти в столицу с подарком, который, как он надеялся, понравится королевской семье...» Морган услышал вокруг хор восхищенных возгласов. Крошечная снежно-белая обезьянка, доверчиво умостившаяся на руках у принца Калидасы, была удивительно мила. Два огромных глаза глядели на Моргана через столетия... и через таинственную, однако не совсем непреодолимую пропасть между человеком и животным.

"Согласно хроникам никто раньше не видел такой обезьянки, ее шерсть была белая, как молоко, глаза — розовые, как рубины. Некоторые считали, что это дурное предзнаменование, потому что белый цвет — цвет смерти и траура. И страх их, увы, имел под собой основания.

Принц Калидаса обожал своего любимца, которого он назвал Хануман в честь легендарного обезьяньего бога. Королевский ювелир сделал для обезьянки золотую колясочку, в которой она восседала с торжественным видом, когда ее везли по двору к удовольствию всех, кто там был. Хануман, в свою очередь, любил Калидасу и не разрешал никому другому трогать себя. Особенно неприязненно он относился к принцу Малгаре, словно догадываясь о будущем соперничестве. И вот в один злосчастный день он укусил наследника трона.

Укус был пустяковый, но последствия огромны. Через несколько дней Ханумана отравили... без сомнения, по приказу царицы. Так кончилось детство Калидасы. Говорят, с этих пор он перестал любить людей и никому больше не верил. А симпатия к Малгаре сменилась враждебностью. Но это было не единственной неприятностью, проистекшей из смерти маленькой обезьянки. По повелению царя для Ханумана построили особую гробницу в форме полусферы — традиционная форма усыпальниц-дагоб. Такого никто никогда не делал, и это вызвало ярость монахов, ибо в дагобах хоронили только мощи Будды, и поступок царя выглядел кощунством. Вполне возможно, что его намерение было именно таково, ибо царь Паравана постепенно отходил от буддизма. Хотя принц Калидаса был слишком юн, чтобы участвовать в конфликте, ненависть монахов обратилась и против него. Так началась вражда, в дальнейшем расколовшая царство. В течение почти двух тысяч лет у нас не было доказательств того, что эта история не является всего лишь прекрасной легендой. Но в 2015 году археологи обнаружили на территории Старого Дворца в Ранапуре фундамент небольшой усыпальницы. Сама усыпальница была разрушена. Ее ограбили много веков назад. Но у ученых были инструменты, о которых и мечтать не могли охотники за сокровищами прежних времен. С помощью нейтринного просвечивания они обнаружили вторую погребальную камеру, находившуюся куда глубже первой. Верхняя камера была всего лишь кенотафом — ложным погребением. В нижней камере все еще находился сосуд любви и ненависти, который она сохраняла в течение многих веков, пока он не попал в место своего последнего упокоения — Музей Ранапуры".

Морган пропустил часть последующей истории, когда он вытер глаза, прошло лет десять, сложная семейная ссора была в самом разгаре, и он не совсем понял, кто кого убивал. Когда замолк лязг оружия на поле брани, коронный принц Малгара и царица-мать бежали в Индию, а Калидаса захватил престол и заточил отца в тюрьму.

То, что узурпатор не лишил Паравану жизни, объяснялось не сыновними чувствами, а верой в то, что у старого царя спрятаны где-то сокровища, предназначенные для Малгары. Но Паравана в конце концов устал от обмана.

— Я покажу тебе мое богатство, — сказал он сыну. — Дай мне колесницу, и я отвезу тебя к нему.

В отличие от Ханумана старый король отправился в свой последний путь на ветхой телеге, запряженной волом. Хроники отмечают, что одно колесо было сломано и всю дорогу скрипело. К удивлению Калидасы, отец приказал отвезти его к огромному искусственному озеру, воды которого орошали все центральное царство; Паравана отдал этому водоему почти всю свою жизнь. Он шел по краю огромной дамбы и глядел на собственную трехметровую статую, стоявшую лицом к воде.

— Прощай, старый друг, — сказал он, обращаясь к каменной фигуре, державшей в руках каменную карту внутреннего моря. — Охраняй мое наследство, Он спустился по ступеням водослива, зашел в озеро по пояс, зачерпнул горстью воду и кинул ее через голову. Затем обернулся к Калидасе с гордым и торжествующим видом.

— Здесь, сын мой, — вскричал он, указывая рукой на живительную влагу, разлившуюся на многие лиги, — здесь... здесь все мое богатство!

— Убейте его! — вне себя от ярости и разочарования приказал Калидаса.

Солдаты повиновались.

Первые несколько лет Калидаса жил со своим двором в Ранапуре. Затем он переехал на одинокий утес Яккагала, возвышавшийся над джунглями в сорока километрах от Ранапуры. Некоторые утверждали, что он искал неприступную крепость — укрыться от мести брата. Однако под конец Калидаса пренебрег ее защитой. К тому же, если Яккагала всего-навсего цитадель, то зачем он окружил утес необъятными Райскими Садами, создание которых потребовало не меньше труда, чем постройка вала и рва? И зачем тут фрески? Когда рассказчик задал этот вопрос, западная стена утеса выступила из темноты... но в том виде, как две тысячи лет назад. По всей ширине утеса, в ста метрах от его подножия, протянулась ровная и оштукатуренная полоса, расписанная множеством поясных женских изображений в натуральную величину. Все они были прекрасны и выполнены в одном стиле. С золотистой кожей и пышногрудые, они были облачены в одеяния из прозрачной ткани, а то и вовсе украшены одними драгоценными камнями. У одних были высокие сложные прически, у других, по-видимому, короны. Многие держали в руках цветы.

«Некогда этих фигур было не менее двухсот. Но ветры и дожди многих столетий уничтожили все, кроме двадцати, укрытых нависающим горным уступом...»

Изображение увеличилось. Под мелодию «Танца Анитры» одна за другой уцелевшие девы Калидасы выплывали из темноты. Хотя и пострадавшие от непогоды, времени и рук вандалов, они пронесли свою красоту через века. Краски все еще были яркими, так и не выгорев под солнцем, более полумиллиона раз обливавшего их закатными лучами. Богини или смертные, они не дали умереть легенде Яккагалы.

«Никто не знает, кто они и почему нарисованы в таком недоступном месте. Наибольшей популярностью пользуется гипотеза, состоящая в том, что они небожительницы, что Калидаса стремился создать Земной Рай и поселить там богинь. Возможно, он считал себя божеством, как египетские фараоны, возможно, именно поэтому он по примеру египтян поставил огромного сфинкса сторожить вход в свой дворец».

Изображение сместилось, теперь перед зрителями было небольшое озеро, в котором отражался утес. Вода покрылась рябью, очертания Яккагалы дрогнули и расплылись. Когда они вновь возникли, утес был увенчан зубчатыми стенами с бойницами, бастионами и шпилями. Разглядеть их как следует было невозможно, они все время оставались не в фокусе. Никто никогда не узнает, как на самом деле выглядел воздушный дворец Калидасы до того, как пришли те, кто стремился самое имя царя стереть в памяти людей. "И здесь он жил почти двадцать лет, ожидая уготованного ему рокового конца. С вершины Утеса Калидаса увидел, как с севера наступают войска Малгары. Возможно, он и считал свою крепость неприступной, но не стал подвергать это проверке. Он спустился навстречу брату на нейтральную полосу между двумя армиями. Содержание их беседы неизвестно. Говорят, перед расставанием они обнялись, возможно, это и правда. Затем армии хлынули одна на другую. Калидаса сражался на своей территории, его воины хорошо знали местность, и казалось, победа будет за ним. Но вмешался один из тех случаев, которые определяют судьбы народов. Боевой слон Калидасы свернул в сторону, чтобы обойти небольшое болотце. Воины подумали, что царь отступает. Это, как сообщают хроники, сломило их боевой дух.

Калидасу нашли на поле брани, он покончил с собой. Малгара стал царем.

А Яккагала была отдана джунглям и заброшена на семнадцать веков".

Глава 5

Телескоп

«Мой тайный порок», — говорил об этом Раджасинха с улыбкой и сожалением. Стареющий дипломат давно был не в силах подняться пешком на вершину Яккагалы, однако у него был способ компенсировать потерю. Много лет назад он приобрел малогабаритный телескоп и с его помощью мог блуждать по всему западному склону Утеса, мысленно поднимаясь по тропе, по которой в прошлом не раз всходил на вершину. Когда он глядел в окуляр, ему казалось, что он висит в воздухе около гранитной стены. Раджасинха редко пользовался телескопом утром, потому что солнце вставало с другой стороны Яккагалы, и на теневом западном склоне почти ничего нельзя было разглядеть. Но сейчас, взглянув в широкое окно, Раджасинха с удивлением увидел на фоне неба силуэт крошечной фигурки, двигающейся по самому гребню Утеса. «Ранняя птичка, — подумал Раджасинха. — Кто бы это мог быть?»

Он встал с кровати, накинул саронг из яркого батика, вышел и повернул короткий тубус к Утесу.

«Мог бы и сам догадаться!» — сказал он себе не без удовольствия, углубляя увеличение. Значит, вчерашнее зрелище произвело на Моргана должный эффект. Инженер захотел увидеть своими глазами, как архитекторы Калидасы справились с труднейшей задачей.

Но то, что увидел Раджасинха, испугало его: Морган быстро шел по самому краю площадки в нескольких сантиметрах от обрыва, к которому мало кто из туристов отваживался подходить. Не у многих из них хватало смелости даже на то, чтобы посидеть на Слоновьем Троне, свесив над пропастью ноги, а инженер стоял рядом с ним на коленях, небрежно придерживаясь рукой за резной камень... и наклонялся над пустотой, чтобы рассмотреть поверхность отвесной стены. Раджасинха, хоть и привык к этим вершинам, с трудом мог на него смотреть.