9. Королевское общество

Маклорен прервал разговор, но лишь для того, чтобы заказать еще кофе. Бен обвел сидящих за столом взглядом, словно ища подтверждения той странной новости, что он услышал от Маклорена.

– Вы думаете, я совершенный болван? – наконец произнес он. – Зачем вы мне такое говорите? Хотите проверить, насколько я наивный и легковерный?

– А мальчишка-то с перцем, – ядовито заметил Гиз. – Он может остаться у нас в качестве ядреной индийской приправы.

Но Вольтер и Василиса в ответ на дерзость Бена рассмеялись. И Бен понял, что в этой словесной баталии одержал верх.

Маклорен посмотрел на него слегка обескураженно и вместе с тем мрачно.

– С какой стати я стану заниматься такими глупостями? – проворчал он.

– Вы что, хотите сказать, что ваши слова – истинная правда? Во что же тогда превратилось Королевское общество? Объясните мне, – попросил Бен.

– Парламент закрыл не только Королевское общество, – заметила Василиса.

– Точнее, он Королевское общество не закрыл, а заменил, – поправил ее Маклорен. – Наш устав отозвали.

– А по какой причине?

Маклорен вздохнул и привычным жестом почесал подбородок.

– Причин назвали много, и все они такие сложные и запутанные. Но если отмести шелуху, останется только три: во-первых, король и парламент хотят, чтобы для них создавали новые, более изощренные способы убийства противников, а сэр Исаак не желает более этим заниматься. Во-вторых, в последнее время сэр Исаак нажил себе очень много личных врагов, но надо учесть, что в политике не бывает ничего личного. В-третьих, как я уже обмолвился, сэр Исаак сейчас не совсем здоров.

– Нездоров?

– Пока это все, что тебе полагается знать на данный момент нашего знакомства, – твердо отчеканил Маклорен. – Поэтому, прошу, не задавай больше никаких вопросов на эту тему.

Бен с многозначительным видом кивнул:

– Вы сказали, что Королевское общество не закрыли, а заменили. Но на что?

К удивлению Бена, ему ответил Гиз.

– Наш устав передали Лондонскому философскому обществу, – сказал он. – И очень многие из членов Королевского общества пришлись там не ко двору.

– В Философском обществе собрались одни ворчуны-розенкрейцеры, которые только и знают что читать свои проповеди и наставления, – вставил Вольтер с какой-то унылой язвительностью. – Суеверные слащавые лицемеры…

– Теперь ты понимаешь, Бен, – отхлебнув кофе, громко сказал Маклорен, стараясь голосом перекрыть вялые бормотания Вольтера, – я лгал, говоря о толпах желающих влиться в наши ряды. За последний месяц ты, пожалуй, единственный кандидат на вступление в наше общество.

Для Бена сверкнула искра надежды. Но остальные присутствующие не выразили особой радости по поводу расширения рядов общества за счет вступления в него Бена. На замечание Маклорена кто хмыкнул, кто чуть заметно улыбнулся, и от этого Бену показалось, что сейчас-то компания его и разыгрывает.

– У нас есть еще одно дело… – осторожно начала Василиса.

Маклорен кивнул.

– Мы выслушали твою историю, Бенджамин, а теперь нам нужно обсудить некоторые вопросы личного характера. Приходи послезавтра во второй половине дня в Крейн-корт. Ты знаешь, где это находится?

– Да, сэр! – ответил Бен. – Но если Королевское общество распустили…

– Устав действительно отозвали, и денежные средства урезали. Но лаборатории и классы в Крейн-корт пока что в нашем распоряжении. Сэр Исаак выкупил их несколько лет назад. Ну, а теперь иди. Увидимся в четверг.

Бен стоял, переминаясь с ноги на ногу. Его выпроваживали, и потому ничего не оставалось, как раскланяться и удалиться.

– Господа, леди, спасибо, что сочли возможным уделить мне внимание, – сказал Бен.

То, что он вернулся домой живым, можно было считать настоящим чудом. Вначале его чуть не раздавил локомотив, вынырнувший сзади. Потом едва не размазали по стене возникшие как из-под земли здоровенные носильщики с паланкином. Бен даже не послал им вслед ругательства. Он был как зачарованный, такое сильное впечатление произвела встреча с молодыми философами.

Роспуск Королевского общества стал для него полной неожиданностью, но Бен быстро сообразил, что это может обернуться удачей. Он рассуждал: «Маститые философы вряд ли удостоили бы мальчишку своим вниманием. Но эти ньютонианцы совсем не похожи на бостонских пустомель курантийцев. Они молоды, умны, обладают значительной долей сарказма, готовы ринуться в бой во имя короны или чего другого, что покажется им достойным битвы».

Пришедшее на ум сравнение с курантийцами вызвало к жизни образ его брата Джеймса, и, идя по Чаринг-Кросс, Бен вновь ощутил, как наваливается невыносимое чувство вины, которое, казалось, развеялось над бесконечными просторами океана во время долгого путешествия. А сердце болело за Джона Коллинза, ведь Бен не имел ни малейшего представления, что сталось с другом – жив он или нет.

Он осознавал, что должен написать Джону, но Брейсуэл не шел из головы, и ужас сковывал члены. Бен не сомневался, стоит Брейсуэлу узнать, где он находится, колдун тут же явится в Лондон. Сможет ли Брейсуэл найти его здесь? Конечно! Он знает, что Бену некуда податься, кроме как в Крейн-корт.

Именно туда Бен отправится послезавтра. От этой мысли по спине пробежал легкий холодок.

Так уж глупо устроен Бен: если что втемяшится в голову, ничем не выбить. Впечатления дня никак не давали уснуть. Он продолжал беспокойно ворочаться на постели, пока далеко за полночь не вернулся Роберт, пошатываясь и заполняя комнату тяжелыми парами рома.

На следующий день Бен отправился в книжный магазин «Стекло Архимеда и книги», который заприметил накануне, и на те деньги, что Роберт ему выделил, купил две книги. Первая называлась «Оккультная философия». Она принадлежала перу Корнелиуса Агриппы и представляла собой собранные в незапамятные времена общие сведения о магии. В ней описывались демоны и подобные им существа. Бену было жалко тратить деньга на подобную ерунду, но ни одна из прочитанных научных книг не могла объяснить тайну колдовской природы Брейсуэла. И если наука обходит стороной такие явления, Бен надеялся, что, возможно, оккультная философия прольет свет на эту загадку. У него не было оснований сомневаться в том, что Брейсуэл реально существует, невероятные способности и сверхъестественные компаньоны Брейсуэла также мало походили на плод больного воображения или досужего вымысла.

Вторая книга, которая привлекла внимание Бена, – «Тайное царство» некоего достопочтенного господина Кирка, с подробными комментариями Т. Дайца, была тоненькая, в дешевом переплете. Он взял книжку с полки и принялся листать.

Первая же страница показалась ему интересной:

…занимают промежуточное положение между человеком и ангелом (в древние времена такие существа называли демонами) и являются разумными спиритами, то есть духами с неустойчивой телесной оболочкой (подобной той, что называют астральной). Эта телесная оболочка похожа на плотное облако и в сумерках становится хорошо различимой.

Слова «плотное облако» сразу напомнили Бену ужасного компаньона Брейсуэла.

Бен не мог удержаться и по дороге домой прочитал книжонку от корки до корки. Наступившая ночь прошла без сновидений, лишь едва уловимые призрачные тени, напоминавшие о кошмаре, всплывали иногда из неведомых глубин души.

Несмотря на обуревавшее волнение, Бен добрался до Крейн-корт без особых приключений. Сам двор был таким узким, что больше походил на ущелье, образованное стенами из красивого красного кирпича, высотой в четыре этажа. Над одним из зданий, по всей видимости самым старым, возвышался пятый этаж из очень темного, почти черного кирпича. Встав на противоположную сторону узкого проулка, Бен кое-как смог рассмотреть на крыше этого здания полусферу. «Наверное, обсерватория», – подумал он.

Бен удивился, когда дверь ему открыла Василиса.

– Здравствуй, Бенджамин, – сказала девушка. На ней было синее платье, отделанное темными кружевами, восточного, как ему показалось, покроя. Бена непреодолимо влекло к девушке. От этого он смущался и всеми силами старался скрыть свое влечение.

– Здравствуйте, – ответил на приветствие Бен.

– Еще никого нет, ты – первый, – сообщила Василиса. – Они живут в своих домах или квартирах, только я – здесь.

– Я пришел немного раньше назначенного времени, – еще больше смутился Бен. – Это, наверное, от волнения.

– Я тебя очень хорошо понимаю, – успокоила его Василиса, случайно коснувшись рукой его руки. – Ты только представь, как я себя чувствовала – бедная девочка из Киева, прочитавшая из трудов сэра Исаака лишь несколько отрывков, которые только и смогла раздобыть. Я даже мечтать не смела о том, чтобы приехать сюда и увидеть этого выдающегося человека, более того, работать с его учениками. – Она улыбнулась, и Бен просто задохнулся от восторга, почувствовав ее руку в своей. От легкого и невольного прикосновения ее бедра закружилась голова.

«Не будь дураком», – сказал он себе. В кофейне Бен видел, какими глазами смотрели на Василису все ньютонианцы, особенно Вольтер. Бен и не сомневался, что все очарованы ею. И Василиса, скорее всего, уже выбрала кого-то из них. Простой мальчишка из колоний вряд ли может вызвать у нее интерес.

– Вот это зал заседаний, – сказала Василиса, указывая на двустворчатые двери, ведущие в просторную аудиторию. Бен с благоговейным страхом заглянул внутрь. Эти стены внимали великим словам Бойля, Гюйгенса и, конечно же, самого Ньютона. Он и сейчас присутствовал в зале – два его портрета украшали стены.

– Иди сюда, – потянула Бена за руку Василиса. – Когда я впервые увидела это чудо, думала, что упаду в обморок.

Очутившись в соседнем зале, Бен не впал в обморочное состояние, но рот его расползся в широкой и блаженной улыбке.

– Планетарий! – выдохнул он. – Я никогда раньше не бывал в планетарии.

– Мне так нравится смотреть, как все здесь движется, – зачарованно прошептала Василиса.

В течение нескольких минут глубокую тишину зала нарушало лишь мерное тиканье часов.

В самом центре планетария светило Солнце, на нем, как и на настоящем, видны были темные пятна. Бена потрясла точность, с которой неизвестные умельцы воспроизвели модель светила. Рядом с Солнцем сероватым шаром двигался по своей орбите Меркурий, далее – Венера, Земля, Марс и, наконец, два гигантских шара – Юпитер и Сатурн. Землю сопровождала ее неизменная спутница Луна. Спутники вращались и вокруг других больших планет.

Раньше Бену уже приходилось видеть модели, изображающие Солнечную систему, но на тех моделях планеты и Солнце поддерживались в воздухе с помощью тросов. Здесь же все свободно парило в пространстве. Бен вспомнил, как четыре года назад точно так же плавал в воздухе сверкающий шар над головой Брейсуэла.

– Невероятно! – прошептал Бен и тут же удивился: – А где часы? Я слышу, как они тикают, но их самих не вижу. Что приводит в движение всю эту систему?

Василиса улыбнулась и показала на потолок. Там, под огромным стеклом, клацали и позвякивали шестеренки огромного механизма.

– Каждая планета настроена на определенный стержень, стержень притягивает планету так сильно, что она может висеть в воздухе и не падать. Движение и орбита планеты сообщаются. Таким образом, каждое тело вращается в соответствии со своей природой.

– Невероятно! Кто все это сделал?

– Модель Солнечной системы для Ньютона и Галлея сделал Джеймс.

– Джеймс? Молчун Джеймс?!

– Да, он неразговорчив, но голова у него светлая. Мне рассказывали, что Джеймс не спал пять суток, когда придумывал принцип действия этой модели.

– И она в точности соответствует реальной Солнечной системе? И планеты движутся с той же самой скоростью, по тем же орбитам, что настоящие?

– Корректировка требуется, но незначительная. Так что месяцами планеты вращаются без каких-либо поправок при условии, конечно, что скорость их движения совпадает с реальной скоростью движения планет. Но в данный момент она превышает реальную раза в три: Колин и Джеймс работают над тем, чтобы добавить в систему еще несколько новых тел.

– Зачем?

– Модель Солнечной системы – не игрушка для забавы, – ответила Василиса. – Это лаборатория, мы проводим здесь эксперименты с движением тел. – Она мягко выпустила его руку и подошла к модели поближе.

– Конечно, размеры тел слишком велики для выбранных между ними расстояний, – пояснила Василиса. – Если соблюсти пропорцию, то планеты получатся крошечными и наблюдать за ними будет очень сложно. Но все поправимо. Посмотри сюда.

Она указала на объект, который Бен до сих пор не замечал: небольшой шарик висел в воздухе недалеко от Сатурна, но и не настолько близко, чтобы быть его спутником.

– Комета? – спросил Бен.

– Да, и отлично сделанная, – ответила Василиса. Сдвинув глубокомысленно брови, Бен медленно обошел планетарий.

– Вот еще одна комета, – пробормотал он, – и здесь комета. А между Юпитером и Марсом – целый слой комет.

– Да, но они отличаются друг от друга, – сказала Василиса, подходя к Марсу. – Вот смотри, у этих орбиты более круглые, почти как у планет, а черные кометы движутся по вытянутым, эллиптическим орбитам.

– Черные кометы?

– Да, у этих комет нет огненных шлейфов, как у обычных. – По лицу ее пробежала тень. – Их нельзя увидеть в телескоп.

Бен неопределенно махнул рукой в сторону небесных тел.

– Тогда как же… – начал он.

– Есть новый прибор, – пояснила Василиса. – Ты о нем еще не слышал. Эти кометы одни из самых маленький сюда нужно будет добавить еще большое число крупных комет.

– Что? Что ты такое говоришь?

– Большое число крупных комет, – повторила Василиса – Но лучше дождаться господина Маклорена. Он тебе все это точнее объяснит. Я же боюсь чего-нибудь напутать.

– Хорошо. Тогда расскажите, как вы используете эту модель для проведения экспериментов, – не отступал Бен.

Василиса согласно кивнула.

– Это можно. Тебе, наверное, известно, что каждое небесное тело влияет на все остальные тела. Например, гравитация Юпитера искривляет орбиту Марса, ну и так далее. Движение любой планеты нельзя рассчитать без учета движения других планет.

– Да, мне это известно, – сказал Бен.

– Ну так вот, собрав воедино все наши знания о Солнечной системе, мы создали эту модель, разместив и запустив в движение все известные нам тела. Но очень скоро обнаружили, что движение нашей модели отклонилось от движения реальной Солнечной системы. Ты понимаешь, что это значит?

– Это значит, что между видимыми телами существуют еще и невидимые, и потому нам неизвестные, – ответил Бен.

Василиса одобрила его радостной улыбкой, и он почувствовал себя на седьмом небе от счастья.

– Верно. Мы периодически корректируем модель, добавляя в нее новые тела. Таким образом мы можем проверять свои гипотезы. Так будет продолжаться до тех пор, пока мы не превратим нашу модель в точную копию Солнечной системы. И тогда получится полная картина галактики.

– Но вы сказали, что есть еще один способ, с помощью которого вы определяете существование невидимых тел.

– Разве? – Василиса чуть заметно улыбнулась. – На сегодня хватит, ты и так получил слишком много информации. Пойдем в гостиную выпьем по чашке шоколада Пусть то, что я сегодня показала и рассказала, станет нашей с тобой общей тайной.

Бен согласно кивнул – ему было приятно иметь общую тайну с Василисой.

Не успели они допить шоколад, как появились Маклорен и Гиз.

– А, ты уже здесь, – увидев Бена, воскликнул Маклорен. – Много ты ему наших секретов успела выдать, Василиса?

– Колин, ты меня удивляешь! – ответила Василиса.

– Ну что ж, как бы там ни было, давай-ка, парень, приступать к работе. У тебя ее невпроворот.

– Работы?

– Ну конечно! А разве ты прибыл сюда не для того, чтобы поступить к сэру Исааку в помощники?

– Я… а… – Бен растерялся.

– Понимаешь, если все наши таланты сложить вместе, то только тогда они сравняются с талантом одного-единственного сэра Исаака Ньютона. Так что чем нас больше, тем быстрее мы достигнем равенства.

Бен уставился на шотландца, пытаясь угадать, шутит тот или говорит серьезно.

– Мы обсудили это дело. – Маклорен медленно выговаривал слова, будто имел дело со слабоумным. – Ты можешь поступить к нам в подмастерья.

Очень скоро Бен убедился: участь подмастерья у философов ничем не лучше участи любого другого подмастерья. Ему поручили самую черную работу, которую остальные делать не хотели. В первый день Бен перемыл все стеклянные колбы и мензурки, подмел полы, наносил воды и несколько раз варил для всех кофе. Улучив момент, он побывал в трех лабораториях, успел осмотреть и потрогать руками алхимические и философские приборы, которых там было видимо-невидимо. Но не выпади ему этого счастья, он все равно считал бы себя вознагражденным за чудесно проведенный день. Провидение подарило ему те сладостные минуты, что он провел вместе с Василисой в планетарии среди движущихся комет, планет и солнца.

Прошла неделя, но ничего не менялось: Бен все так же мыл, подметал, открывал на звонки входную дверь. Наконец он не выдержал и решился обсудить свое положение с Маклореном.

– Я думал, что поступаю в подмастерья, но меня никто ничему не учит, – пожаловался Бен. – Мне даже не платят за черную работу.

– Разве я тебе не говорил? – спросил Маклорен, садясь на скамью и устало потирая глаза. – С завтрашнего дня ты начинаешь делать настраивающийся эфирограф, о котором нам рассказывая. Более того, если у тебя появится желание воспользоваться библиотекой и малой лабораторией, они в твоем распоряжении. – Он замолчал. – У нас нет денег, чтобы платить тебе, но ты можешь жить здесь в одной из комнат, по примеру Василисы.

– Я… – Бен замялся, – дело в том, что я снимаю жилье вместе со своим другом. Я думал, что буду здесь зарабатывать и вносить свою долю за аренду. – Но в душе он только и мечтал, чтобы поселиться здесь и каждую свободную минуту проводить за экспериментами… – Хорошо, я подумаю о вашем предложении, – неожиданно для самого себя закончил Бен.

– Я не говорю, что осуждаю тебя, – тихо сказал Роберт. – Эти твои новые друзья, наверное, очень интересные ребята, а я – разгильдяй и им неровня.

– Роб, дело совсем не в этом. Они не могут платить мне за работу, но дают комнату при Академии. А у меня совсем нет денег, чтобы вносить свою долю за наше с тобой жилье.

– Но я же должен тебе еще несколько фунтов. Кроме того, я могу похлопотать и устроить тебя монтером на локомотив, – ответил Роберт.

– Я считаю, что мы с тобой в расчете, – сказал Бен. – Если бы не ты, я бы уже раз десять как богу душу отдал.

Роберт рассеянно покачал головой.

– Понимаешь, Бен, – начал он, – я попал в затруднительное положение. Прошлой ночью фортуна мне изменила. Я проигрался. Я в долгах. Я очень надеялся, что ты согласишься работать вместе со мной на локомотиве и поживешь здесь, пока я не разделаюсь с долгами.

У Бена противно засосало под ложечкой. Он действительно считал, что многим обязан Роберту. Но то, о чем Роберт сейчас просил его, было слишком высокой платой за благодеяния.

– Роб… – начал Бен, – я… то, что ты играешь и пьешь, – это твое личное дело, и я тебя не осуждаю. Но прошу тебя, не воспринимай мой уход как предательство. В Лондоне у меня нет никого ближе тебя, ты – мой лучший друг. Будь у меня сейчас деньги, я бы дал их тебе. Но пойми, я приехал в Лондон с определенной целью, и работа в Академии – первый шаг к моей заветной цели.

– Это что-то новенькое, – холодно обронил Роберт. – Ты мне ничего не говорил о заветной цели, когда рассказывал о бегстве из Бостона, я понял, что ты просто спасал свою шкуру. Если ты таким образом бежал к своей заветной цели, то сколько же народу из-за твоей цели там пострадало!

Кровь бросилась Бену в лицо, он опустил глаза.

– Я думал, что могу положиться на тебя в трудную минуту, – тихо продолжал Роберт, – но теперь я понял, что Роберт Нейрн должен рассчитывать только на себя самого.

Бен ничего не ответил.

На следующий день Бен переехал в Крейн-корт. Мир науки, подобно огромному магниту, непреодолимо притягивал его к себе.

10. Грех

Людовик покинул ложе, оставив Адриану в одиночестве на простынях, увлажненных потом их любви. Она натянула покрывало, стесняясь собственной наготы, и уткнулась в него лицом. Она знала, если Людовик не услышит всхлипываний, то не увидит и ее слез. Она не хотела, чтобы та неведомая волшебная сила, которая делает Людовика зрячим, показала ему, что его любовь доставляет ей страдание.

«Я превращаюсь в призрак Ментенон», – подумала Адриана.

Сегодня ее тело испытывало настоящую физическую боль, но не потому, что король вел себя в постели грубо. Нет, он никогда не позволял себе этого. На теле остались следы пережитых днем приключений – множество кровоподтеков и ссадин. Движения причиняли боль.

Судьба Николаса оставалась неизвестной, и это тоже причиняло боль, но совсем другого рода.

Они с Креси доехали до поместья герцога. Там Адриана приняла ванну и переоделась в женское платье, после чего они благополучно, как ни в чем не бывало, вернулись в Версаль. Ботем лично встретил ее, не выказав при этом ни малейших признаков подозрения. Вечером она играла в карты с королем и Торси. Министр рассказал о странной троице, посетившей маскарад герцога Орлеанского, а потом убившей нескольких мушкетеров. Торси рассказывал ей об этом без привычной иронии. Король, к слову, спросил о Николасе, и она солгала, сказав, что отпустила его на два дня в Париж навестить кузена. Ей, конечно, приходило в голову, что король и Торси могут знать, где на самом деле находится Николас. Если это так – она погибла. По просьбе короля Адриана рано ушла к себе в спальню, и король не замедлил осчастливить ее своим визитом.

Ей хотелось, как грязное платье, содрать кожу и выбросить ее. Лучшее, что она могла сделать, – забыть о своем оскверненном теле. Мысль о грехопадении, совершенном до брака, терзала Адриану невыносимо. Теперь она знала, что стала предметом низменных утех того, кто готовит апокалипсис, и на Страшном суде ей нечем будет оправдаться и смыть следы скверны, оставленные на теле этим чудовищем.

Оплакивая Николаса и свою погибшую душу, Адриана вдруг задумалась о собственном предназначении. Ее посетила безумная мысль.

Она, Адриана, должна убить короля.

Кто, кроме нее, может сделать это? С кем еще он остается наедине, обнаженный, ничем не защищенный от пуль и кинжала?

Она и так уже потеряла много времени. Что если Николаса убили, и его тело попало в руки мушкетеров?..

Ей даже выгодно, что Людовик, который только что был здесь, в ее постели, охвачен безумием и верит в свою неуязвимость. Это притупляет его подозрительность.

Дверь в спальню скрипнула, послышался голос Креси:

– Я приказала приготовить вам ванну, – мягко и заботливо сказала она.

Адриана услышала в соседней комнате звук льющейся воды: служанки наполняли ванну. Опустившись с помощью Креси в горячую ароматизированную воду, Адриана почувствовала себя лучше, особенно когда невероятно сильные пальцы Креси начали разминать и массировать ее плечи. Как только шея и спина расслабились, Адриана принялась спокойно обдумывать план убийства короля. Ощущая силу пальцев Креси, Адриана блаженствовала: казалось, чужая сила проникает внутрь и наполняет ее, Адриану, жизнью. Вдруг ее поразила мысль: а если Креси и «Корай» заранее предвидели, что она придет к этому решению? Что если они преследуют единственную цель – убить Людовика XIV?

Мысль ужасная, хотя вполне вероятная. Но Людовик не вызывал у Адрианы той яростной злобы, что помогла бы ей исполнить предназначение. «Ну и что ж с того, – рассуждала Адриана, – в конце концов кто-то должен его остановить».

– Вам не больно? – спросила Креси.

– Нет. – Адриана помолчала. – Можно я буду называть вас Вероникой? Сейчас, когда у меня больше нет Николаса… – При звуке его имени Адриана вздрогнула и заплакала. – Я дурно думала о вас прошлой ночью, Кре… Вероника.

– Адриана, вы не первая и не единственная, кто думает обо мне плохо, – ответила Креси.

– Я считала, что вы готовы любой ценой выведать секрет Фацио.

Руки Креси замерли, но не более чем на секунду.

– Вы не так уж далеки от истины. Я действительно была готова на все, – согласилась Креси. – Правда, мне не пришлось для этого использовать свое тело, и постель Фацио я не согревала. Но пошла бы и на это, будь то единственный путь к его страшной тайне.

– Видите, я избавила вас от необходимости приносить себя в жертву, – с горечью заметила Адриана. – А я, повинуясь приказу «Корая», вынуждена отдаваться королю. Мне приходится тяжелее, нежели вам.

– Не говорите так. Сносить наносимые оскорбления трудно. Но становится еще труднее, когда при этом начинаешь корить сама себя.

– Как же вы переносите такие унижения? Неужели вам это нравится?

– Вы имеете в виду плотскую любовь?

– Да. Вам доставляло удовольствие соблазнять Фацио?

Креси гортанно рассмеялась.

– Да. То, что я испытывала, можно назвать удовольствием. Умение соблазнять дает власть над человеком. Видеть мужчину беспомощным – в каком-то смысле наслаждение. Но с Фацио я не получила большого удовольствия, он оказался легкой добычей.

– Мне тоже нравилось чувствовать свою власть над ним, – призналась Адриана. – Хотя я никогда не была такой смелой, как вы. Себе я позволяла лишь улыбаться, а ему – иметь призрачную надежду. Мне кажется, я ревную.

– Ревнуете?

– Как глупо, правда? Все оттого, что мне не удалось завоевать Фацио, а вы сделали это мгновенно и виртуозно.

– Кому-то король может показаться великим завоеванием, – тихо обронила Креси.

– Нет, короля я не завоевала, – возразила Адриана. – Вы же обладаете даром предвидения, разве мое поражение не очевидно? Король любит придуманный образ, а я – лишь его бледная копия.

– Адриана, я сказала «кому-то», но не имела в виду себя. Я вам не завидую. Вы слишком искренне страдаете. Мне бы очень хотелось вызволить вас из этой беды, тем более что я в ней отчасти повинна.

– Не совсем так. Может, вы и предвидели эту беду, но не вы, а я создавала ее своими собственными руками. Я думала: буду королевой… буду повелевать. Думала, что король… я надеялась, что буду счастлива с ним… – Она тяжело вздохнула. – Я обманулась, я предала саму себя.