Где-то ближе к полудню к ней подъехала Креси верхом на роскошной чалой лошади.
      – Прости, – сказала она без какого-либо предисловия.
      Адриана великодушно улыбнулась:
      – За то, что тебе пришлось стерпеть от меня? Это я только примерялась, ну а уж если разойдусь…
      – И все же вино выносит на поверхность так много обидных и несправедливых слов.
      – Мне кажется, Вероника, что ты в первую очередь причинила боль себе. Я думала, что тебе не знакомо чувство боли, мне самой следовало быть более внимательной.
      – Пожалуйста! – вздохнула Креси. – Если ты еще что-нибудь подумаешь в этом роде, ты действительно причинишь мне боль. – Она отвела глаза в сторону, будто пыталась что-то рассмотреть на горизонте, и добавила: – Если мы хотим, чтобы у нас все было хорошо, то давай больше не будем возвращаться к этой теме. А то я чувствую себя глупой девчонкой, а мне это совсем не нравится.
      – Хорошо, – ответила Адриана, испытывая облегчение. – Как его светлость чувствует себе сегодня утром? Весел?
      – Пытается таковым казаться. В поединке Морфея с Эросом, победу одержал Морфей. – В глазах Креси плясали чертики. – Я заметила, что у Эркюля сегодня не такая, как обычно, походка, несколько щеголеватая.
      К своему удивлению, Адриана почувствовала, как румянец загорается на ее щеках:
      – Я думала, мы уже не обсуждаем такие вопросы, подобно школьницам.
      – Ну конечно же нет. Как тебе нравится сегодняшний цвет неба, дорогая?
      – Радует глаз! – ответила ей в тон Адриана и была вознаграждена искренним смехом Креси.
 
      Не прошло и часа, как небо отказалось радовать глаз и вместо этого стало изрыгать пламя. Адриана первой увидела раскаленные добела сгустки, которые летели в самый центр их артиллерии. Никакого грохота пушек не было слышно, лишь потрескивающее шипение – такой звук издает кипящий в сковородке жир. В первые секунды никто ничего не понял, поскольку не было никакого шума, который могло бы произвести большое скопление людей, и пейзаж был сверхъестественно красив.
      Однако если можно обмануть глаз, то тело не обманешь. Люди, черные, как головешки, корчились от неожиданно обрушившегося на них потока жидкого огня, похожего на нагретый до кипения мед. Несчастные кричали до тех пор, пока огонь не опалял им легкие. Огонь лил, не останавливаясь, и к хору душераздирающих криков присоединялись все новые и новые голоса.
 
      Что происходило потом, Адриана почти не осознавала, все ее внимание сосредоточилось между эфиром и миром материальным. Она сгущала воздух, понижала его температуру, создавала вокруг себя отталкивающие волны, но крики ужаса и боли только нарастали, а воздух раскалился до невыносимости, и хлопьями кружил черный пепел. Она не знала, что ей делать, не знала даже, с чего начать, а вокруг умирали люди, которые в нее верили.
      Ей казалось, что она слышала свое имя, которое выкрикивали, как отчаянную мольбу о спасении. Они надеялись, что она может спасти их.
      Все вокруг смешалось: Креси куда-то неслась верхом на своем чалом коне, Николас ревел, но не от страха, а в унисон происходящему, ее рука сияла, а рядом билась в упряжи охваченная пламенем лошадь. Николь с сурово сосредоточенным лицом сбивала пламя со спины солдата, летящие щепки царапали ей лицо, мушкеты и артиллерия ухали, словно целая армия барабанщиков колотила в свои барабаны.
      А она напрягалась изо всех сил, стараясь остановить огненный ливень, но мысли в ее голове текли вяло, ужасающе вяло. Ее джинн наконец уяснил природу пуль и начал отводить их в сторону. Это было единственно разумное решение, что пришло ей в голову.
      Раскаленный воздух обжигал их, и они ехали как по тоннелю, прорубленному в глыбе желтого янтаря. Ехали, не останавливаясь.
 
      Адриана вернулась к реальности, и та была точно такой же, какой виделась ей в трансе. Она лишь успела схватиться за гриву своей лошади, чтобы не упасть на усыпанную камнями землю. Тряхнув головой, сгоняя морок, она бросила взгляд вокруг себя. Креси с напряженным лицом ехала в нескольких шагах от нее слева, держа Нико на коленях; справа ехал Эркюль, голова его была перевязана куском ткани, оторванным от ее собственного подола, по нему расплывалось красное пятно крови. Окружив их полукругом, пригнувшись в седлах, ехали человек восемь из легкой кавалерии Эркюля, около тридцати всадников в беспорядке ехали сзади, то исчезая, то вновь появляясь из дыма пожара. Еще дальше – трудно было сказать где, – трещали мушкеты и бухали пушки.
      Адриана заключила, что покидала реальность на минуту-две, не более. Но сколько там, в эфире, тянулась минута – два дня, три?
      Собрав остатки сил, она попросила джинна показать ей, что стало с их армией: она увидела несколько сот человек, в боевом порядке продвигающихся вперед. Их непрерывно трепала конница неприятеля, своей кавалерии, чтобы дать противнику достойный отпор, у них не было. Все лошади были здесь, неизвестно, за сколько лье впереди, и с каждым часом удалялись все дальше и дальше.
      Эркюль бросил на нее разгоряченный взгляд.
      – Как миледи себя чувствует?
      – Устала, – ответила Адриана, а потом добавила: – У меня ничего не получилось.
      Эркюль тряхнул головой:
      – Нет, это у меня ничего не получилось. Я должен был убедить герцога поехать другой дорогой, но мне не удалось. Я должен был заставить его после первой же атаки свернуть на юг, но и это мне не удалось. Он был так уверен…
      Она пригнула голову еще ниже, почти положила на шею лошади:
      – Что же нам теперь делать? Как нам найти герцога?
      Слева послышался резкий смех Креси:
      – Мы не сможем его найти, и очень скоро вообще нечего будет искать. Сейчас нам нужно думать только о своем спасении. – Она погладила Нико по голове и бросила в сторону Адрианы многозначительный взгляд.
      – Герцогу нужны лошади… – начал Эркюль.
      – Какая ему польза от перебитой кавалерии? Мы должны держать путь строго на север. Если мы свернем, то прямиком угодим в лапы кавалерии московитов, – оборвала его Креси.
      – Да, конечно, – буркнул Эркюль. – Они соберут и погонят нас, как стадо баранов. Вот знать бы только куда…
      – Куда угодно, только не навстречу армии герцога Лоррейнского.
      Эркюль тяжело вздохнул, он совсем расстроился.
      – Это верно, – согласился он. – Я не думаю, что кто-нибудь вернется живым, если мы сейчас отправим назад остатки нашей кавалерии, если даже мы поедем вместе с ними.
      Адриана не вступала в разговор, сердце у нее захолонуло, поскольку она знала, что их может ждать впереди, если они лишились цели, кроме одной – выжить.
 
      Доказательства не заставили себя долго ждать, когда они через два дня подъехали к маленькой деревушке. Высланный вперед дозор, вернувшись, доложил, что в деревне вражеских солдат нет. Эркюль отдал приказ на въезд в деревню, а небольшая группа была оставлена караулить. В отличие от пустых деревень, попадавшихся им на пути ранее, в этой деревушке были жители, человек сорок.
      На краю деревни небольшая группа, человек пять, вышла им навстречу, впереди – священник, пожилой человек, державшийся с достоинством. Когда они подъехали совсем близко, он вышел вперед.
      – Guten Tag, meine Damen, meine Herren*, – сказал священник.
      – А по-французски вы говорите? – спросил его Эркюль, расправляя плечи.
      – Да, немного и по-французски говорим. Что вас привело к нам, сударь?
      Эркюль, которому всегда недоставало такта, сказал:
      – Нам нужны провиант и вода, а также нам надо накормить и напоить лошадей.
      Священник кивнул, он по-прежнему оставался доброжелательным:
      – Сударь, мы рады оказать вам гостеприимство, но если мы дадим корм вашим лошадям, нам самим будет не пережить зиму. Хотя, уверяю, совсем голодными мы их не оставим.
      Адриана огляделась. Не похоже было, чтобы в деревне царствовал голод, жители ее выглядели вполне сытыми и круглобокими.
      – Полдня мы ехали вдоль пастбищ и лугов, – заметил Эркюль. – Мы видели, что вся трава скошена, и зерно хорошо вызрело, и свиньи в загонах отменно раскормлены. И вы говорите, что не можете один день кормить наших лошадей?
      – Мсье, – сказал священник, – мы только что накормили целую армию.
      – Понятно, московитам все отдали.
      Священник замялся:
      – А что нам было делать?..
      – Конечно, ничего, у них сила. А вон в том доме не мушкет ли я заметил?
      – Мы пытаемся защищаться от всякого беззакония.
      – Мы не собираемся учинять здесь беззаконие. Еще совсем недавно мы во главе с герцогом Лоррейнским шли в Прагу на помощь вашему императору, пока хорошо накормленная вами армия московитов не разбила нас. Вы уж, по крайней мере, своим друзьям окажите такое же гостеприимство, как вы только что оказали своим врагам.
      Лицо священника зло исказилось:
      – Вы нам не друзья! И московиты нам не друзья! И император нам не друг. Вы все только берете, но ничего не даете нам взамен! Поэтому ничего вы здесь не получите. Ничего!
      С этими слова он рухнул на колени, воздел к небу крест и принялся молиться.
      Неожиданно он выронил из рук крест, вдруг ставший огненно-красным, и поспешно вскочил на ноги, округлив глаза на Адриану, чей поднятый вверх сжатый кулак сиял сверхъестественным сиянием.
      – Дайте нам то, что мы просим, – сказала она, – пожалуйста. – Затем уже совсем тихо добавила: – Неужели вы думаете, что мы можем держать ответ за всех ваших недругов?
      Но священник, казалось, не слышал ее, он неотрывно смотрел расширенными глазами на ее руку.
      – Eine Нехе*, – пробормотал он, а затем завопил так, что, казалось, мог поднять на ноги всю деревню: – Eine Нехе!
      Злой шершень впился ей в щеку, а ее лошадь заржала и рванула с места. Издалека донесся звук нового выстрела, на шее лошади появились бисеринки крови. Не успела она это осознать, как священник задергался, словно марионетка на ниточках, и упал на землю: четыре или пять пуль пробили его тело, а в воздухе жужжало целое облако свинцовых насекомых.
      У оборонявшихся жителей деревни не было шансов на победу. Несколько мушкетов и мушкетонов, стрелявших гвоздями и мелкими камешками, и дюжина мечей, уцелевших еще со времен Тридцатилетней войны, не могли противостоять пусть даже и уставшей группе хорошо обученных солдат. Кто-то из жителей пустился в спасительное бегство, кто-то еще сопротивлялся, но очень скоро большинство из них попадали на землю замертво.
      Через несколько секунд все огнестрельное оружие было разряжено и в ход пошли мечи и шпаги. Солдат, еще недавно таких дисциплинированных, неожиданно охватило какое-то яростное безумие, всю свою злость и отчаяние они обрушили на головы несчастных жителей деревушки. Адриану, потрясенную полученной раной и неожиданно возникшим хаосом, Эркюль затащил в какой-то пустой дом. За ними следовала Креси, держа в одной руке Николаса, в другой – меч, резко поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, острым глазом высматривая врага, как хищная птица свою добычу.
      – Останови их, – слабо пробормотала Адриана. – Останови их. Я совсем не ранена. – Кровь стекала у нее по лицу на воротник платья, порез на щеке хотя и был глубоким, но все же не смертельным.
      Эркюль устало кивнул и похлопал ее по плечу. И в следующую минуту она уже слышала, как он снаружи выкрикивал приказы. Но пронзительные крики и визг от этого не прекратились.
      Адриана больше не могла выносить этого.
      – Господи, порази их чумой, – прохрипела она. – Не дай мне Бог снова оказаться в окружении головорезов.
      И, не слушая Креси, она вслед за Эркюлем вышла из дому. Ноги казались ватными, но она была полна решимости, ярость придавала ей сил и заставляла принимать простые и быстрые решения.
      Дома уже горели, а двое солдат уже тащили девочку – совсем ребенка, не старше тринадцати лет – в соседний, пока еще целый дом.
      – Нет, – закричала Адриана. – Нет! Креси, мы не допустим такого разбоя.
      – Не увлекайся иллюзиями, – проворчала Креси. – Мы тут ничего не сможем сделать.
      – Присмотри за Николасом.
      Она решительно пошла через деревенскую площадь, призывая джиннов, отдавая им приказания. В доме она увидела, что один солдат уже заваливал девочку, а второй стоял на страже. Он вытаращил глаза, когда она распахнула дверь и возникла на пороге.
      – Мадам… – начал он, но закончить фразу ему было не суждено.
      Она ударила его по лицу рукояткой пистолета. Удар был не очень сильный, но такой неожиданный, что голова солдата дернулась назад, он сделал два неуверенных шага, отступая, зацепился за стул и упал.
      Адриана приставила дуло пистолета к виску насильника:
      – Поднимайся.
      Он начал подниматься, моля о пощаде, девочка в это время – с безумными от ужаса глазами – вырвалась, отбежала и забилась в угол.
      – Сейчас мы все трое выйдем на площадь, – сказала Адриана. – Если вы пожелаете остаться здесь, то вы останетесь, но только мертвыми.
      – Но, мадам, – сказал один из них, показывая на ее щеку, – они вас ранили.
      – Разве меня эта девочка ранила? – спросила Адриана, тыча пальцем в съежившуюся от страха девочку. – При чем здесь она? Вы что, думаете, если вы ее изнасилуете, то мои раны сразу же затянутся? Что вы молчите, проклятое отродье, отвечайте!
      Лицо солдата исказилось от ужаса – она поняла, что ее рука продолжает излучать сияние, поскольку все еще держала связь с джиннами, и сейчас они все собрались у нее над головой. Она презрительно усмехнулась и вытолкала обоих солдат на площадь, они даже не сопротивлялись.
      Когда они были уже в центре площади, джинны по ее приказанию сделали две вещи. Вначале они создали вакуум у них над головой, а потом резко наполнили его воздухом, и воздух завибрировал, зазвенел, как колокол. Затем они осветили небо тончайшим огненным туманом, пламя не опаляло, но привлекло внимание. Очень скоро вокруг них собралась безмолвная толпа.
      – Послушайте, что я скажу, – выкрикнула Адриана. Ее всю трясло от переполнявшего ее гнева. – Послушайте, что я вам скажу, бравые солдаты Лоррейна. Вы возьмете в деревне только то, что насытит вас и ваших лошадей. Вы не тронете жителей этой деревни. Если кто-то из них набросится на вас с топором, ружьем или мечом, убейте его. Но если кто из вас тронет невинного – ради забавы или удовлетворения своих порочных страстей, – того я уничтожу на месте, клянусь Богом! Вы люди, а не бешеные псы! Если же вы псы, то я научу вас слушаться хозяина.
 
      Жалкие остатки лоррейнской армии набили свои желудки, накормили лошадей, выспались поочередно и еще до рассвета тронулись дальше в путь. И больше не было беспорядков, жители деревни снабдили их всем необходимым. Когда восток порозовел, Адриана пересчитала своих людей, их стало на шесть человек меньше по сравнению с предыдущим вечером. Это ее не особенно удивило, среди этих шестерых были и те двое, которым она не позволила изнасиловать девочку.
      – Я ожидал подобного, – тихо заметил Эркюль.
      – Как командир я им, видно, не приглянулась, – ответила Адриана. Казалось, будто Эркюль ждет от нее извинений, но ничего подобного она не собиралась делать, напротив, она добавила: – Я увидела мужчин в самом неприглядном свете, я сталкивалась с этим раньше, и более я такого не потерплю.
      – Конечно, – сказал он, – должно быть, они тебя когда-то обидели, но Бог им судья. Ты все сделала правильно, хотя это должен был я сделать. – Он потянулся и пожал ей руку.
      – Спасибо, – произнесла Адриана. – Ты на самом деле лучше, чем кажешься, Эркюль.
      – А ты самая лучшая женщина из всех, которые мне в жизни встречались.
      Его слова как-то неожиданно ее тронули. Хотя это был один из тех обычных комплиментов, которыми он ее осыпал, но на этот раз его голос прозвучал серьезно, без принятого в разговоре с ней поддразнивания и скрытых намеков. Его серьезность немного обеспокоила ее, но в конце концов и сама ситуация была серьезной. Настанут другие времена, и он станет другим.
      К полудню они подъехали к небольшой речушке. Они ненадолго остановились, только чтобы напоить лошадей. Адриана с Нико на руках сидела под деревом и смотрела на заброшенные поля, заросшие ежевикой. Поля простирались до самого горизонта, местами их перегораживали заросли густого кустарника, и из-за этого людям приходилось двигаться словно по лабиринту: лье на север, затем поворот, и лье на восток, и потом снова на север. Джинны больше не показывали ей, где находится герцог и его армия: либо они все погибли, либо где-то затерялись.
      Она повернула голову, услышав, что кто-то подошел. Это был один из солдат – молодой парень, за свой скорый бег и расторопность прозванный Меркурием.
      Он раскланялся перед ней, будто она была императрицей, и замялся.
      – Мсье? – пришла она ему на помощь.
      – Миледи, по общему решению меня отправили к вам, чтобы поговорить.
      – И о чем же?
      – Мы все хотим принести свои извинения. Вы нам напомнили, что мы солдаты, а не какие-нибудь там головорезы, и мы благодарны вам за это. Я, то есть мы… – Он полез в свой походный рюкзак и достал оттуда груду каких-то тряпок, оказавшихся шейными платками.
      – Что это? – спросила она.
      – Те, ну, вот те, что… которые слишком вчера…
      – Которые дезертировали?
      – Нет, нет, миледи, они не дезертировали. Мы… в общем, ну, мы их наказали. Мы их казнили. А это доказательства.
      – Что?
      – Без вас, мадам, нам не останется никакой надежды. А те шестеро вас огорчили и нас тоже, они совершили большой грех. Мы хотели засвидетельствовать вам, что ваше слово для нас закон.
      Адриану охватил ужас, и вместе с тем родилось еще какое-то странное чувство. Удовлетворение, что ли.
      – Д'Аргенсон принимал в этом участие? – спросила она, стараясь сохранить самообладание.
      – Нет, мадемуазель. Мы и вас не стали с этим беспокоить. Мадам де Креси сказала, что нам не следует вам ничего говорить.
      – Креси? Это Креси вас надоумила?
      Тень испуга пробежала по лицу Меркурия, когда она повысила голос, и он быстро замотал головой:
      – Нет, нет, миледи. Мы пришли к ней, когда у нас уже был готов план, и мы все решили. Мы просто хотели убедиться, что все делаем правильно. – Он опустил глаза и добавил: – И она сказала, что так и надо поступить.
      Адриана долго смотрела на него, вспоминая девочку, дни, проведенные с Ле Лупом, и все то, на что она насмотрелась за два года своих скитаний. Она улыбнулась Меркурию, надеясь, что ободряющей улыбкой.
      – Вы правильно поступили, – сказала она. – Передай всем слова моей благодарности. Но, пожалуйста, впредь ничего подобного без меня или господина Д'Аргенсона не делайте.
      – Хорошо, миледи.
      – А шейные платки оставьте. Я сохраню их.
      Он улыбнулся широко и в то же время хитро, и это была такая обаятельная юношеская улыбка, что она не могла заставить себя поверить, что это он был зачинщиком убийства. Адриана смотрела ему вслед, и, когда он скрылся из виду, она зажала рот ладонью, пытаясь сдержать накативший приступ тошноты. Тошнота отступила. Николас тихонько бормотал что-то себе под нос, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг, сложенными ладошками выбивая о ногу какой-то незамысловатый ритм.

      – Лежи и не двигайся, – едва слышно выдохнул Бен, обращаясь к Ленке, – что бы ни случилось.
      Он не видел ее лица, но она слегка пошевелилась, и он почувствовал у себя на щеке ее дыхание.
      – Будь осторожен, – прошептала она.
      – Даю слово, – ответил он и быстро, не дожидаясь, когда Ньютон приступит к поискам, выскользнул из своего укрытия и встал на ноги, оправляя камзол с тем достоинством, на которое только был способен человек, только что на четвереньках выползший из своего тайного укрытия.
      Сэр Исаак сидел за одним из столов, его красный камзол был расстегнут, шейный платок развязан, он покачал головой.
      – Это ты. – Он поднялся из-за стола со странным выражением лица. – И где же ты был?
      – Где я был? – с иронией переспросил Бен. – Вы спрашиваете, где я был? Я прячусь, потому что меня разыскивает вся армия Священной Римской Империи. Разве вы забыли, какое представление было разыграно императором на охоте? Я надеюсь, сэр, вы не испытывали неудобств за время моего вынужденного отсутствия. Я надеюсь, что я вам не был нужен, чтобы добыть для вас еще одну редкую книгу.
      – Не изображай из себя комедианта, Бенджамин. Конечно, я помню, что произошло на охоте. Я просто хотел выразить… хотел сказать, что рад видеть тебя живым. Хотя я весьма удивлен, что ты вернулся в замок.
      – Сэр, я не собираюсь здесь надолго оставаться.
      Бен намеревался сказать это резко, но у него не получилось. Ньютон выглядел действительно обеспокоенным его судьбой, а это было нечто из ряда вон выходящее.
      – Не собираешься надолго оставаться? И вернулся, чтобы что-то стащить из моей лаборатории?
      – Да, сэр, стащить, – с вызовом ответил Бен. – Вы пренебрегли мною, чуть не убили меня руками императора, меня, как дикого зверя, егеря гнали по лесу, через реку, по улицам… ну да, и еще демон напал… а я, как проклятый, делал все, что считал своим долгом для вас делать.
      – Ты ничего из своих услуг не забыл, Бенджамин?
      – Да у меня пальцев на руках не хватит, чтобы сосчитать все услуги, что я вам оказал.
      – А ты все же постарайся.
      Бен замолчал. Было что-то бессмысленное в этом словесном поединке. Ньютон сохранял спокойствие, даже, казалось, рассудительность, в то время как он почти кричал в ярости. И не то чтобы у него не было права на ярость и возмущение, просто человек разъяренный – глупый человек, так учил его отец. А сейчас не время быть глупым.
      – Ну что ж, – сказал он уже более спокойно, – вот что нужно сделать. Во-первых, остановить те убийства, которые вы бессознательно совершаете.
      – Я совершаю убийства?
      – Из-за вас то ужасное привидение, что охраняет «Сефер Ха-Разим», насколько мне известно, уже убило во дворце троих слуг. И я намереваюсь положить этому конец.
      – Очень хорошо, это во-первых, а что во-вторых?
      – Дальше, я считаю своим долгом выяснить, действительно ли существует то, что вы называете «новой системой», и способна ли она отвести комету от Земли, и, если может, то намерены ли вы это сделать. Если не намерены, то я в таком случае начну бить тревогу.
      Ньютон кивнул, на его переносице обозначилась глубокая складка, но внешне он оставался спокойным.
      – И это несмотря на то, что император так дурно обошелся с нами?
      Бен застонал:
      – Когда я увижу, что вы бежите по лесу, преследуемый сворой собак, а потом вас обвинят в ложной попытке убить императора, тогда я соглашусь с тем, что с вами поступили дурно, сэр Исаак. А вы знаете, почему был устроен весь этот спектакль?
      – Конечно, знаю. Император пытается запугать меня и принудить рассказать ему о моей новой системе и о том, что именно случилось с Лондоном.
      – Если бы только император знал, как мало вы меня цените, он бы не стал попусту тратить свои силы и изобретательность.
      – Разумеется, – сказал Ньютон мягко, – он бы просто купил тебя, и ты бы украл у меня все мои секреты.
      Бена просто затрясло от неистовой ярости:
      – Господь покарает вас за такие слова. Он предложил мне жизнь за то, чтобы я предал вас, сэр Исаак, но я отказался. И сюда я пришел не ради императора. Большинство людей в этом городе ни слухом ни духом не ведают обо всех этих мелочных интригах, и разве эти люди заслуживают смерти? И к черту императора со всеми вашими секретами!
      – Понимаю, – спокойно сказал Ньютон, потянулся за графином, налил себе в бокал красного вина и сделал знак Бену приблизиться. – Не соблаговолите ли вы, господин Франклин, присесть, пока я буду отвечать на все поставленные вами вопросы.
      Бен замотал головой:
      – В присутствии его величества подданным должно стоять, вот и я постою.
      Ньютон вздохнул:
      – Очень хорошо, Бенджамин, если тебе нравится играть роль маленького обиженного мальчика, пожалуйста. – Он сделал несколько глотков вина. – Прежде всего позволь мне поздравить тебя с успешным проникновением в башню. Должно быть, это было не так-то просто, и я бы никогда не узнал об этом, если бы не мои слуги.
      Бен прикусил язык, он был уверен, что знает, каких «слуг» имеет в виду сэр Исаак, но не было смысла признаваться ему в этом. Он все же надеялся, что Ньютону ничего не известно о Ленке.
      – Во-вторых, позволь мне облегчить твою душу насчет привидения. Malakus,который охранял книгу, пойман.
      – Пойман?
      – Да. Мне потребовалось немного времени, чтобы придумать способ его изловить, теперь он никому не угрожает.
      – Но за это время погибли три человека.
      – Но как я мог помешать ему? Я не желал тем людям смерти. Можно я продолжу?
      Бен сердито надул губы:
      – Но как поймали? И где он?
      Ньютон улыбнулся и махнул рукой в сторону странного тела.
      – Он там, внутри моего talos,и он у меня под полным контролем. А вот чтобы ответить на все остальные твои вопросы, потребуется значительно больше времени. Возможна, я совершил ошибку, и мне следовало подключить тебя к работе над моей новой системой значительно раньше, хотя я не думаю, чтобы это что-то изменило. Честно говоря, если бы я не дал понять императору, что тебе ничего не известно о моей новой системе, тебя бы наверняка подвергли пыткам. Мои знания не должны попасть в руки императора. А что касается этой кометы, о которой им якобы наболтал русский шпион, так я уверяю тебя, этой кометы не существует.
      – Не существует? Но…
      – Это всего лишь тактика запугивания, и ничего более. Я умею распознавать подобные вещи, и я тебя уверяю, ни одно небесное тело не угрожает Праге. Неужели, Бенджамин, ты думаешь, что после трагедии, что постигла Лондон, я бы не предпринял никаких попыток, чтобы остановить новое бедствие?
      – Прошу простить меня, но как я мог вот так вам слепо верить? Вы меня учили верить только результатам научных наблюдений. К тому же вы сами сказали, что покинете Прагу и оставите ее на волю судьбе. Как я мог догадаться, что это всего лишь ваша хитрость, чтобы заставить меня уехать из Праги? Вы ведь намереваетесь ее покинуть, не так ли?
      – Да, и очень скоро. Если я этого не сделаю, у императора иссякнет терпение. Пока что он тешится той малой толикой моих достижений, что я ему даровал, но это ненадолго его займет.
      – И что же вы ему даровали?
      – Молодость. Но в конце концов, я думаю, он не скажет мне за это спасибо.
      – Я… – Бен был ошеломлен. – Вы же говорили, что никогда больше не отважитесь повторить такой опыт.
      – Повторить его могу, но охватить умом – нет.
      – Я вас не понимаю.
      – Поймешь. Пришло время, Бенджамин. Если ты присядешь и прекратишь свое ребячество, я сам отдам тебе все, что ты пришел украсть у меня. Я расскажу тебе, в чем смысл моей новой системы. И я также объясню тебе, что твой страх, будто Прагу постигнет судьба Лондона, – ничтожная безделица, о которой даже и думать не стоит.
      Ньютон помолчал, затем продолжил:
      – Я должен начать с событий, которые произошли несколько лет назад. Именно эти необычайно странные события заставили меня повернуть ход моих мыслей в иное направление. Тогда я только что подверг новой редакции мои «Основы», и в голове возникло много вопросов. Я начал размышлять над предсказаниями и хронологиями древних царств и обнаружил, что древним уже был известен не только закон гравитации, но и много других законов. И это натолкнуло меня на мысль, что древним было известно все, мною «открытое» сейчас, и даже более того, но все эти знания по какой-то причине были утрачены. Или даже не утрачены, а украдены, malakimукрали их у человечества.