– Ты всегда была такой беспомощной, ну совсем как маленькая девочка. И тебе нужна была Вероника, чтобы размахивать мечом или чтобы объяснить, как выкрутиться из затруднительной ситуации, не доставая меч. И я хочу знать, нужна ли тебе еще Вероника?
– Конечно, нужна. Ты же моя подруга.
– Да, да, твоя подруга. Конечно! И все же я заметила, Адриана, что ты все меньше во мне нуждаешься. И еще меньше в моем мече…
– Я просто берегу твое здоровье, Вероника. Что с тобой? Ты никогда раньше не говорила так!
– Я никогда… – Вдруг Креси отстранилась от нее и с такой силой выдернула свою руку из-под ее руки, что причинила Адриане боль. И Адриана вспомнила, какой ужасающе сильной была на самом деле Креси. – Я никогда раньше не была такой слабой! – выкрикнула Креси.
– Слабой? Ты не слабая.
– Нет? А кто сейчас сильнее меня? Зачем я тебе нужна? У тебя теперь есть эти мужчины, которые готовы отдать свои жизни за тебя!
– Да, я больше не беспомощный ребенок, которого нужно все время оберегать. Ну и что в этом такого ужасного?
– А может быть, мы стали подругами только потому, что у тебя не было выбора, тебя больше некому было защитить? А сейчас необходимость в этом отпала, и ты мною пренебрегаешь.
– Теперь ты разговариваешь со мной как с ребенком.
– Вероника, прекрати, прошу. Я не давала тебе поводов для таких обвинений.
– Нет? Но ты избегаешь меня, ты мне предпочитаешь д'Аргенсона, или герцога, или маленького Нико. И что же я должна чувствовать?
В свете луны глаза Креси сверкали, как серебряные блестки.
– Ты никогда, Адриана, не поймешь, от чего я отказалась ради тебя. И если ты не понимаешь, то я должна тебе напомнить.
– Вероника, ты несправедлива ко мне. Более двух лет я была тебе другом, хотя ты все время мне лгала. Все, что ты мне говорила, было ложью.
– Да, я лгала. Ну конечно, разве Креси знает, что такое правда! Или что такое любовь!
– Перестань, Вероника. Ты слишком много выпила сегодня.
Рыжеволосая красавица взяла себя в руки и выпрямилась.
– Не так уж и много, – произнесла она. – Не так уж много. Прости, Адриана. Давай прогуляемся. Расскажи мне о звездах, которые сияют у нас над головой.
Адриана заколебалась. Она видела, что герцог вернулся к себе в палатку, а Эркюль медленно удалялся по направлению к своей.
– Тебе нужно отдохнуть, Вероника. Ты сегодня сильно возбуждена, и у меня не хватает терпения тебя успокаивать.
– У тебя должно хватать на меня терпения, – прошептала Креси. – Я не привыкла к этому, Адриана. Я не привыкла быть слабой.
Адриана посмотрела в немного затуманенные глаза своей подруги и поцеловала ее.
– Ты не слабая, Вероника, просто немного пьяная. Успокойся и иди спать.
Креси отстранилась, шквал эмоций отразился на ее лице. Но она спокойно и холодно произнесла:
– В таком случае, спокойной ночи, – и уже со свойственным ей сарказмом добавила: – И ангелы прилетят, чтобы спеть мне колыбельную. Очень давно они мне не пели своих песен. – Она подмигнула, немного хитро и с вожделением. – Думаю, мне надо проверить, что за человек этот юный герцог и какие в нем таятся перспективы на будущее.
– Учи любовным премудростям свою прабабушку, – ответила Креси, развернулась и, осторожно ступая, словно шла по туго натянутой проволоке, направилась к палатке герцога. Адриана смотрела ей вслед, раздумывая, следует ли ей остановить Креси. Но разве можно остановить Креси, если она уже что-то решила?
Вместо того чтобы вразумлять Креси, Адриана подняла голову и посмотрела на звезды. Млечный Путь был едва виден, его скрывали не облака, он терялся в сиянии восходящей Луны. Сатурн немигающей звездочкой висел над горизонтом. Не успела она подумать, сможет ли Джинн дать ей сведения об этих небесных телах, как тихое покашливание привлекло ее внимание. Она обернулась, это был Эркюль д'Аргенсон.
– Не помешаю, мадемуазель? – спросил он.
– Нет, я просто любуюсь звездами.
– Равно как и они вами.
– В отличие от капеллана, я в этом не сомневаюсь, а знаю наверняка. – Он приблизился к ней. – Я уже очень давно вами околдован.
И она сделала шаг к нему навстречу, вдруг почувствовав необыкновенную смелость, и соблазнительно вздернула подбородок.
– Ваши речи так сладки, мсье, – сказала она. – Ваши губы способны произносить такие чарующие слова, а способны они на что-нибудь иное, кроме как услаждать мой слух?
– Нет, не нужно лишних слов, мне требуются доказательства.
Он замолчал и внешней стороной ладони провел по ее щеке. Он провел пальцами по ее губам, чуть заметно и торжествующе улыбаясь.
Его губы хранили вкус бренди и дорогого табака и были обжигающе горячими. Она вцепилась пальцами в его шейный платок и притянула к себе, плотно прижалась к его груди, руки его заскользили по впадинкам и ложбинкам ее спины. Его дыхание щекотало ее щеку, опускаясь ниже, к шее. Он замер и выдохнул, обжигая ее, так что у нее перехватило горло, она почувствовала жар в животе, в самой глубине своего лона.
– Только пустота, миледи.
– Тогда уведи меня туда, – прошептала она.
– Уведи меня.
Лежа на его постели, она чуть не рассмеялась, вспомнив, как он, такой на вид опытный и искусный, как никто другой из ее любовников, чуть не вывернул себе ногу, в спешке стаскивая с себя кюлоты. Наконец ей стало понятно, отчего приходила в восторг Креси, занимаясь любовью, – упоительно видеть, как сильный мужчина становится слабым в момент любви. С Людовиком Адриане казалось, что она выполняет поденную работу, противную и грязную. С Николасом они соприкоснулись через плоть сердцами и творили любовь. Она не любила Эркюля, но он ей давал то, чего она никогда не знала: истинное телесное наслаждение и удовольствие. Когда любовная игра закончилась, он тут же уснул. Она похлопала его по щеке, оделась и вернулась к прерванному занятию. Глупо улыбаясь, она смотрела на звезды и бродила вокруг лагеря, счастливая и одинокая.
Наконец она утомилась и направилась к своей палатке. У входа, к своему большому удивлению, она обнаружила Николаса, будто он ее ждал.
– Нико, ты сбежал от своей няни? – спросила она, гладя его по головке.
Мальчик засмеялся забавным детским смехом, и ей показалось, что он что-то сказал. Это было обычное детское гугуканье, похожее на перезвон серебристых колокольчиков, но ей все равно чудилось, что в нем есть смысл. Она взяла ребенка на руки, и, словно порыв холодного ветра налетел, в душе зародились смутные подозрения. Застонав, она открыла глаза на всех своих пальцах и всматривалась в эфир, сама не зная, что она хочет там найти. Она вспомнила рассказ Креси о голосах, которые сопровождали ее в детстве и учили своей мудрости, похитив ее земную сущность. Неужели эта случилось и с Нико? Боже правый, неужели он слышит эти голоса? И как долго это будет продолжаться?
Но в эфире все было тихо, как и должно было быть, – все так же пели странные хоры. И все же она позвала одного из джиннов.
– Госпожа? – откликнулся джинн.
– Оберегай его, – сказала она. – Оберегай моего сына, никаким силам не позволяй прикасаться к нему. Ты понял? Немедленно дай мне знать, если между ним и кем-нибудь из вас возникнет некоторая симпатия.
– Да, госпожа, – пропела сущность.
– Ну вот и хорошо, – сказала Адриана, – очень хорошо.
Немного успокоившись, она вновь погладила Нико по голове. Дети и без вмешательства невидимых сил сами по себе весьма странные существа. Она гладила Нико, а он смеялся, а затем показал пальчиком на Луну, которая большим шаром красовалась на ночном небе.
– Да, мой сладкий. Наша подружка не часто появляется в таком великолепном виде, это Луна!
– Лу-у-у-уна, – повторил Нико, растягивая гласный.
– Лу-у-у-уна, – снова повторил Нико.
Неожиданно Адриана исполнилась гордостью и любовью к этому маленькому существу, ее собственному ребенку. Она обняла, прижала его к себе и запела колыбельную песенку о Луне. Она пела, пока малыш не уснул, потом занесла его в палатку, укрыла одеялом, легла рядом и погрузилась в безмятежный сон.
Бен напрягся, услышав звук приближающихся шагов, рука его непроизвольно сжала холодный эфес шпаги. Когда он осознал, что сделала его рука, он вздохнул и убрал ее с эфеса. Даже если это и тот, против кого он должен обнажить шпагу, он все равно не умеет ею как следует пользоваться. Лучше бы ему совсем не брать с собой оружия. Уже сам факт того, что он вооружен, может вызвать агрессию у возможного противника. Но самые хитрые, заметив оружие, несомненно, подкрадутся сзади и выстрелят в спину с безопасного для них расстояния.
Внизу он различил человеческую фигуру – женскую, как он и ожидал, закутанную в плащ, чтобы казаться ночью незаметнее. Он выждал еще минуту, чтобы удостовериться, одна ли она, не следят ли за ней. Не заметив никого подозрительного, он тихо окликнул ее сверху:
– Ленка.
Голова в капюшоне запрокинулась, и он увидел лицо Ленки, как и в прошлый раз – неестественно бледное в лунном свете.
– Бенджамин? – послышался свистящий шепот.
– Да, это я. Спасибо, что пришла.
– Мне не следовало. Если узнают…
– Не узнают, клянусь. Если даже они меня схватят и начнут пытать. – Он замолчал, сполз к самому краю черепичной крыши, так что мог свесить голову и плечи прямо над ней. – Принесла?
– Да. Только об одном молюсь, чтобы это была та самая.
– Бросай ее сюда.
– Ты тогда не пришел, как договаривались.
– Простите меня, мадам, но у меня не было никакой возможности.
– Вокруг говорят, что ты покушался на императора.
– Неужели? – саркастически усмехнулся Бен. – Подожди-ка.
Он развернулся, лежа на крыше, свесил вниз ноги, затем немного спустил тело, покачался в воздухе, примериваясь к прыжку, и спрыгнул на твердые камни.
– Какие в этой старой башне крысы странные бегают, – пошутила Ленка, пока он отряхивался.
– Верно заметила, пришлось мне побегать. – У них над головами висел серп луны, и на лице ее плясали тени, но ему все равно показалось, что он заметил на нем плутовскую улыбку. – Ты веришь этим россказням?
Она пожала плечами:
– Нет, да мне вообще нет до этого никакого дела. Ты сам-то не пострадал?
– Нет, насколько мне известно. Я везунчик. – Он, стараясь, чтобы она не заметила, огляделся, нет ли какой угрозы, и продолжал: – Я слышал, другим менее моего повезло.
Она кивнула и заговорила серьезно:
– Анну нашли у дверей Ньютона, а Милос возле Черной башни.
– У Черной, не у Математической? – переспросил Бен.
– Ты же знаешь, кто это, не так ли? Это привидение?
– Я пытался тебе все рассказать той ночью, – сказал Бен, – но ты так упрямилась и ничего не хотела слушать. Остальных я предупредил.
– Я знаю. Анна… она очень злилась. Они со Стефаном были любовниками. И она хотела увидеть это привидение, и… я не знаю зачем, чтобы она могла сделать… а теперь она мертва.
– А Милос? Что Милос?
– Ее даже и во дворце не было, она где-то в замке находилась. Потом пошла мимо Черной башни. А нам той ночью, когда мы смотрели на Луну, угрожала опасность?
Бен ее почти не слушал.
– А? Нет. Книга была в комнате Ньютона, да и потом мы были в другой башне. Черная башня, говоришь? Не Математическая, точно?
– Книга?
– Да, все дело в этой древнееврейской книге. Привидение ищет эту книгу и потому убивает тех, кто ему встречается на пути. Ленка, я должен попасть в башню, это значит, что я должен пробраться в комнаты Ньютона и взять там ключи. Ты уверена, что его сейчас там нет?
– Сегодня вечером он ужинает у императора.
– Хорошо. Я положу конец этим убийствам, если все пойдет как надо. А если нет, если со мной что-нибудь случится… Ленка, я хочу, чтобы ты сразу же потом покинула не только замок, но и Прагу.
Она фыркнула:
– Сказать легко, а сделать невозможно. У меня ничего нет – ни лошади, ни экипажа, ни денег. Для женщины вот так взять и уехать из Праги – это невозможно. Если меня поймают, то обязательно повесят. Лучше ты смотри не попадись.
– Буду стараться, поверь. А теперь дай-ка я посмотрю, что ты принесла. – Он взял у нее из рук сверток и развернул его, от сердца отлегло: там было то, что он просил, – эгида. – Лишь бы только она работала, – пробормотал он, снимая одежду, которую ему одолжил рабби.
– Вечно ты при мне раздеваешься. Никак не можешь усвоить простой урок?
– Не могу, у меня голова забита научными теориями, мне практика никак не дается, – сказал он, втискивая руки в узкие рукава. – А теперь смотри внимательно, – прошептал он и опустил ключ в карман.
По тому, как она ахнула, он понял, что эгида работает, затем он настроил цвет и стал видеть краем глаза. Удовлетворенный качеством работы эгиды, он вытащил ключ.
– Я слышала о таком фокусе, – сказала Ленка, – но увидеть собственными глазами – это совсем другое дело. Я догадывалась, что несу тебе.
– Я тебе очень благодарен за помощь. Но боюсь, что сейчас мне нечем тебе отплатить.
– Если меня не повесят за все это, вот это и будет платой, – ответила она. – Ну и что ты дальше намереваешься делать?
– Хочу проследить, чтобы ты ушла отсюда в целости и сохранности.
– А потом? – не отставала она.
– А потом я выйду через центральные ворота.
– А я все равно тебя вижу, когда ты делаешься невидимым, совсем чуть-чуть, но вижу.
– Ночью, при более высокой частоте настройки, меня совсем не будет видно. Да и стража службу несет абы как.
Она покачала головой:
– Нет, сейчас они смотрят в оба. Я вот что тебе посоветую, ты до замка иди со мной, а там я что-нибудь придумаю, чтобы отвлечь стражу.
Бен запротестовал:
– Это очень опасно для тебя.
– Опасней будет, если тебя схватят, и, несмотря на все твои заверения, ты все выболтаешь под пытками.
Бен вспомнил, что говорил ему принц Савойский о русском шпионе и пытках, и неохотно кивнул.
– Ну и потом, мы же сделку с тобой заключили, – сказала она, губы ее дернулись в нервной улыбке. – Я должна проводить тебя в секретную лабораторию сэра Исаака.
– Нет.
– Да, мы сделку заключили.
– Но сейчас обстоятельства изменились.
– Да не особенно они изменились, – ответила она елейным голосом. – Ключ-то по-прежнему у меня.
Он подумал и, вздохнув, спросил:
– Ну и как ты их собираешься отвлекать?
– Здорово придумала, – прошептал Бен в сторону угловатого пятна, которое было Ленкой, когда стража и ворота остались позади.
– Мне уже можно ослабить эгиду, опасности нет?
– Можно. Мы во втором дворе, здесь нет никого.
Он снизил частоту вибраций, и окружающий мир приобрел резкость, он увидел Ленку с торжествующей улыбкой на лице.
– Здорово придумала, говоришь? Я бы сказала, что мужчины такие простофили, их провести можно на мякине.
– Они просто не ожидали увидеть оголенную женщину, направляющуюся в Пражский Град, – из чувства мужской солидарности возразил Бен.
Ленка у ворот разорвала юбку и изобразила полное отчаяние, уверяя, что на нее напали какие-то проходимцы, но отпустили, когда она начала громко кричать и звать на помощь. Хотя Бен не видел выражения лиц стражников, он достаточно хорошо расслышал их голоса: они, конечно, посочувствовали ей, но еще больше они порадовались, и не тому, что она осталась невредимой, а тому, что сделали «проходимцы» с Ленкиной юбкой. Ослабив эгиду, он пришел в некоторое замешательство, увидев чулки и голое тело Ленки, едва прикрытые позаимствованным у кого-то на время плащом.
– Они даже забыли спросить, что я делала ночью за стенами замка. Похоже, не все мужчины считают меня уродиной, как ты.
– Хм, ты же сама сказала, что все мужчины простофили. Им только покажи немного обнаженного тела, и они тут же позабудут обо всем на свете, и даже о своем долге и обязанностях.
– Понятно. Ну что ж, спасибо, господин Франклин, что разъяснили мне, глупой, премудрости жизни. На этом я и ключ вас покидаем и желаем вам доброй ночи.
– Ну а что такого я сказал? – удивился Бен. – Ты меня, наверное, не поняла. Я просто имел в виду, что мужчине достаточно лишь взглянуть на Венеру, как он теряет рассудок.
– Такое объяснение мне кажется более убедительным, – сказала Ленка. – Тихо, там впереди кто-то идет.
За добродушным подшучиванием Ленка, вероятно, скрывала свое волнение, точно так же как и он, и сейчас, когда они замолчали, это стало очевидно. В ярде от них прошли придворные, но они не заметили Ленку, а его и подавно. Слугам, чтобы оставаться невидимыми для господских глаз, эгиды не требовалось, достаточно было и высокомерия дворян.
Но тут он вспомнил, что в замке находятся не одни только дворяне, есть еще, например, и стража, которая стоит у входа во дворец и к которой они приближались. Стража поприветствовала Ленку, но с расспросами к ней приставать не стала. Они, конечно, заметили ее голое тело, прикрытое плащом, но Бена – нет.
В коридоре Бен непрерывно вертел головой по сторонам, пытаясь обнаружить признаки присутствия здесь голема, но не увидел ничего необычного. Даже трепетание воздуха у дверей комнат Ньютона исчезло. Скорее всего, книги здесь уже не было, ее, по-видимому, унесли в Черную башню вместе с прочими предметами.
Оглядевшись по сторонам и никого не заметив, Ленка открыла дверь, и они вошли внутрь.
Облегченно вздохнув, Бен отключил эгиду и через коридор поспешил прямо к кабинету.
– Ты знаешь, где он его хранит? – спросила Ленка.
– Конечно, я давно на него поглядываю. – Бен нашел маленький деревянный сундук, откинул крышку, и… вот он – пифагорейский ключ – кристалл в металлической сетке. – Нашел, – выдохнул Бен. Он повернулся к Ленке и поклонился. – Ты все превосходно исполнила, ты достойна высочайшей похвалы. А сейчас посмотри, ты нигде здесь книжки не видишь, тоненькой такой. – Он показал, какой толщины книжка.
Они внимательно осмотрели кабинет, но «Сефер» нигде не было видно. Бен и не удивился. Он и записей никаких не заметил, похоже, отсюда унесли все ценное.
– Ну что ж, – вздохнул он. – Еще раз спасибо тебе большое. Ты оставайся, а я отправляюсь в Черную башню.
– И я тоже, – сообщила ему Ленка.
– Нет, тебя в такой юбке в башню не пустят.
– А возле башни нет никаких стражников, – выпалила Ленка.
– Но стража может быть в другом месте, у Лонковицкого дворца, например, который, если я не ошибаюсь, находится рядом с башней. К тому же ключа у тебя больше нет, и тебе нечем со мной торговаться, чтобы заключить новую сделку.
– А у сэра Исаака есть такая же эгида, как у тебя?
Бен посмотрел на нее, прищурившись:
– Вот несчастье на мою голову! Ты только что сама просила, чтоб я тебя не утянул за собой на виселицу. Но если ты отправишься со мной в башню, то это равносильно тому, что ты сама сунешь голову в петлю.
Она поджала губы:
– Я хочу пойти с тобой. Мне и в башне кое-что хочется посмотреть.
– У меня нет времени на всякие пустые уговоры, – проворчал Бен.
– Хорошо, так и не уговаривай.
– Ленка, прекрати молоть вздор.
Неожиданно она направилась через всю комнату к платяному шкафу Ньютона.
– Ничего, я и сама ее найду.
Бен беспомощно развел руками:
– О боже, погоди, я тебе покажу.
Четверть часа спустя они тайно отомкнули второй за эту ночь замок – открылись тяжелые железные двери Черной башни.
Черная башня была и ниже, и уже по сравнению с Математической, где находилась главная лаборатория Ньютона. Чем таким он здесь занимается, что не желает смешивать с остальными своими исследованиями и что держит в тайне от Бена?
Не успел Бен переступить порог лаборатории, как у него возникло чувство, что он уже здесь был когда-то. Казалось, он вернулся в Лондон двухлетней давности и переступил порог лондонского кабинета Ньютона. Все три больших стола были заставлены и завалены приборами, бумагами, порошками, склянками с разноцветными жидкостями, инструментами. В центре комнаты возвышалась пирамида, точно такая же, как когда-то в Лондоне, увенчанная сверкающим шаром. Но сейчас он уже смотрел на все это не с таким мистическим ужасом, как раньше, он знал, что сияет красным в шаре – пойманный
malakus. Проходя между столами, он обратил внимание, что сэр Исаак не просто воссоздал свое лондонское логово, здесь было кое-что новенькое. Стояли банки с желтоватой жидкостью, а в них препарированные трупы животных, части человеческих тел – руки, ноги, голова рассеченные мышцы, сквозь которые белели кости. Возле каждой из таких склянок находился сделанный рукой Ньютона схематический рисунок первозданного вида отсеченной плоти. Как сквозь пелену сна, Бен заметил, что Ленка на которую обстановка не произвела никакого впечатления, сразу же подошла к плотно забитой книгами полке и принялась что-то там искать.
Он понимал что ему надо спешить, но как тот мальчик из волшебной сказки, что наткнулся на несметные сокровища, он стоял на месте растерянный, не зная, за что в первую очередь схватиться.
Наряду со всякими банками и склянками с закупоренной в них расчлененной плотью, здесь еще находились странные конструкции из толстой железной проволоки, имитирующие кости с прилепленными к ним мышцами, сделанными из голубого, похожего на глину материала, плотного и одновременно упругого на ощупь. Одни конструкции походили на части человеческого тела, другие напоминали лапки насекомых. Был здесь и эфирный самописец, но только без механизма, приводящего в движение записывающий рычаг, его заменило нечто из того голубоватого материала, из которого были вылеплены и мышцы.
Но самым поразительным предметом в лаборатории было тело.
Не совсем тело, поскольку оно не было похоже ни на человеческое, ни вообще на что-либо, могущее принадлежать живому существу, это был некий корпус. Подобно моделям, каркас его был сделан из толстой проволоки, а мышцы из голубого вещества. Голову заменял тяжелый стеклянный шар, переливающийся, с более или менее выраженными чертами человеческого лица. Бен робко постучал по шару, и тот ответил ему звуком, похожим на вялое перетекание вязкой жидкости. От прикосновения пальцев на поверхности шара остались серебристые пятна, которые медленно, на глазах таяли.
– Философская ртуть, – пробормотал Бен.
«Голова» являла собой подобие вибрирующей пластинки эфирного самописца, связующее звено между материей и эфиром. Он перевел глаза на подобный шар на вершине пирамиды, и дрожь пробежала по его телу.
– Боже Всевышний, сэр Исаак, что вы сотворили?
Тело сидело, откинувшись на спинку кресла, на коленях перед ним лежала «Сефер Ха-Разим», а на стоящем рядом столе – раскрытая тетрадь с записями.
Бен бросился к записям, вдруг осознав, что в любую минуту их с Ленкой могут обнаружить. Страница до половины была заполнена расчетами и алхимическими формулами. Он жадно впился глазами в значки и цифры, пытаясь найти заключительную формулу или вывод.
Записи Ньютона представляли собой вопросы и ответы на них. Это был привычный стиль работы сэра Исаака, в этой манере он и Бена обучал до той поры, пока наглухо не закрыл перед своим учеником дверь в свою лабораторию. Сэром Исааком ставился вопрос, за которым следовали рассуждения, наблюдения и результаты проведенных соответствующих экспериментов. Бен непроизвольно остановился на вопросе под номером 61.
«Вопрос 61: Что есть природа животного духа?
Животный дух должен быть смешанной природы, так как часть составляющей его субстанции должна служить проводником между эфирными импульсами и растяжением и сжатием плотной материи. В ходе наблюдения было установлено, что
malakimимеют смешанную природу и представляют собой несовершенное сочетание двух частей, плохо взаимодействующих между собой, поэтому в большинстве случаев они могут менять только строго определенные субстанции, точно так же как серафимы и херувимы могут соответственно только сгущать или делать более легкими субстанции воздуха и света. Далее я мог бы представить перечень сущностей, которые оказывают медиативное влияние на магнетизм, гравитацию и прочие виды сродства. Наличествуют доказательства обнаружения таковых. Кроме того, в ходе проводимых экспериментов я имел возможность удостовериться в существовании посредников, которые хотя и являются универсальными, но им недостает силы увеличивать в объеме или уплотнять определенный вид атомов. Подобно перечисленным видам, также должны существовать и чистые животные духи. Хотя для проверки основополагающей точки зрения не требуется животный дух, достаточно и атомного. Возьмем
materia integumenta,которую можно получить…
(Далее следовала длинная алхимическая формула, которую Бен пропустил.)
…посредством философской ртути для того, чтобы дать вход духу такого вида, который проникает в
damnatumи влияет на него таким образом, что он увеличивается в объеме и сжимается самым обычным способом».
Поля тетради были испещрены рисунками приборов и таблицами. Бен бегло пробежался по ним взглядом. Ньютон проводил эксперименты, похоже, непрерывно, используя плененного
malakusдля имитации мышечных движений в приборах.
Несколькими страницами ниже Бен нашел подробные описания существа в кресле. Он был назван «Talos».
Очарованный, но с некоторым чувством отвращения, Бен продолжил просмотр вопросов. Каждый из них касался того или иного аспекта
malakim,преимущественно они предваряли изложенное в последнем вопросе. Например, вопрос 12 гласил: «С какой целью Бог создал
malakim?»,далее следовало восемнадцать страниц текста – цитат и выписок из различных книг, какие-то на английском, большинство на латинском, изрядное количество и на древнееврейском.
И во всех этих записях Бен не нашел ни единого слова о комете.
– Черт тебя побери, – проворчал Бен, и он не просто выругался, это прозвучало как проклятие.
– Что?
Вздрогнув, Бен оторвал взгляд от записей, он совершенно забыл о том, что здесь Ленка. Она стояла у окна и разворачивала что-то, замотанное в кусок ткани. Вначале он подумал, что это их лодка-спасительница, на которой они прилетели в Прагу, но потом понял, что это что-то больших размеров, выкрашенное в черный цвет. Находка выглядела как свернутые паруса.
– О! – воскликнула Ленка. – Не может быть!
Бен подошел и принялся вместе с ней разглядывать странный предмет.
– Это не ньютоновское изобретение. Это какая-то очень старая вещь.
– Ей не менее сотни лет, хотя паруса помоложе будут, – выдохнула Ленка. Она выглядела очень расстроенной, осматривая найденный предмет.
За черной оболочкой Бен увидел шелковый парус еще больших размеров.
– О! Да это же… воздушный шар, – пробормотал он.
– Нет! – сдавленно произнесла Ленка. Бен сразу догадался, что она сдерживает слезы. – Нет, это корабль для полетов на Луну.
– Для полетов на Луну? Да что такое ты говоришь?
– Да, это он – лунный корабль, сделанный Иоганном Кеплером.
– Ленка, ну-ка расскажи поподробнее!
– Я не могу… – Она замолчала, пытаясь не расплакаться.
– Что ты знаешь о Кеплере?
Она закрыла лицо руками, но он все же смог расслышать ее бормотание:
– Он мой прапрадед.
– Но это не повод, чтобы так расстраиваться.
– Нет. Мой отец…
– Подожди, – прошептал Бен. – Тсс…
Он услышал на лестнице шаги.
– Проклятие, – проворчал он. – Должно быть, уже полночь. Кто может прийти сюда в такое время?
Он знал кто – Ньютон. Тот не мог ни спать, ни есть, если его мучил какой-нибудь «вопрос».
– Ложись за лодку, – тихо произнес он.
Она послушалась. Он лег подле и натянул сверху материю, которой был накрыт лунный корабль. Ленка продолжала плакать, всхлипываний не было слышно, но он чувствовал, как содрогается ее тело, с каждым судорожным вздохом голова ее ударялась ему в подбородок.
Дверь широко распахнулась, и тут только Бен понял, что он забыл закрыть ее за собой. Кто-то вошел, затем на долгое время воцарилась тишина. Ленка немного успокоилась и тихо лежала рядом. Исходящее от ее тела тепло могло бы вызвать приятные чувства, если бы в его воображении не рисовалась картина их лиц, багровеющих от туго затягивающейся на их шеях петли виселицы. И хотя…
Сэр Исаак – если только это сэр Исаак – может быть настолько поглощен возникшей в его голове идеей, что и не заметит их. Похоже, что это все же был он.
Удостовериться Бену не представлялось никакой возможности. Казалось, так прошел час, затем другой, и лишь только случайный скрип или шуршание напоминали, что в лаборатории еще кто-то есть. Тело затекало, и им приходилось время от времени шевелиться, но Бен был уверен, что шелковые подушки, на которых они возлежали, не издавали звуков.
Он чувствовал, как бьется сердце Ленки, его удары отдавались у него в груди. Они все время непроизвольно соприкасались, то он чувствовал прикосновение ее бедра, то головы, то руки. От таких прикосновений его тело пронизывало теплом, и казалось, их связывают тысячи нитей. И самым ужасным, как он не сдерживался, было то, что его мужская природа реагировала на эти прикосновения. Вероятно, и ей это было известно, потому что именно к этому месту прижималось ее бедро. «Удивительно, – подумал он, – какое у человека глупое тело, даже в минуты смертельной опасности оно идет на поводу у своих инстинктов».
