– Так, проверено на причастность… Скольких мы проверили?

– Ты ж записывал.

– Ну да, – Гришин заглянул в блокнотик, куда за несколько минут до этого внес результат стрельбы по компьютерным ковбоям. – Двадцать два очка, тьфу, человека.

– Пиши.

– Двадцать два. Отлично. Дальше. Раскрыто Других преступлений… Сколько раскрыли?

– – Парочку где-то. Совсем зарываться не будем.

– Записал. Дальше…

Успешно используя данные игровой приставки «Денди» и собственную оперативную сметку, молодые детективы быстро отчитались за трудодень.

Внеся красивым почерком цифры в предусмотрительно отксерокопированный бланк, Николай отправился в пешеходную прогулку до дежурной части, заслать факсом в управление свежерожденный отчет.

Гришин с Кравченко были ровесниками, обоим натикало по двадцать одному – пик житейского опыта, рассудительности и половой зрелости. За спинами обоих остались десять классов школы и три года средней Новоблудской академии милиции. В Новоблудске имелась только средняя академия милиции, просто академия не полагалась по статусу. За пару месяцев, что выпускники отработали на земле в отделе, они сумели доказать, что их жизненный опыт находится на вполне достаточном уровне, а знаний, полученных в академии, вполне хватит для обеспечения нужных Родине показателей. Были, конечно, и досадные срывы, но кто ж из нас не ошибался?

Коля, например, когда в отделе кадров его попросили сфотографироваться на «ксиву» – удостоверение, на следующий день притащил полароидный снимок, на котором был запечатлен сидящим в кресле с белой болонкой на руках. Над головушкой младшего лейтенанта милиции висел плакат «Мумий Тролля», а сам главный персонаж снимка был облачен в черный пиджак на голое тело. Хорошо хоть без погон.

В отделе кадров к выпускнику отнеслись с пониманием, осторожно объяснили, что звания «младший Мумий Тролль милиции», к несчастью, не существует, и предложили сняться по новой, согласно нормативу. Увидев норматив, Коля расстроился, но фотографироваться пришлось: красные корочки позволяли бесплатно кататься в автобусе и ходить на ночную дискотеку в дом культуры.

После этого кличка «Мумий Тролль» намертво прицепилась к Гришину.

Кравченко тоже получил достойное прозвище – Безумный Макс. Не потому, что походил на крутого Мела Гибсона из одноименного фильма, а потому, что действительно был без ума. Как и напарник, он успел проявить себя на ниве детективной службы. Справедливости ради надо отметить, что действовал он от чистого сердца, горя желанием самоутвердиться и заслужить авторитет. Для начала Кравченко решил поймать какого-нибудь сексуального маньяка. Фильм «Молчание ягнят» был его любимым, и он постоянно цитировал реплики главных героев. И вот как-то вечером, возвращаясь с ужина в отдел, маньяколов заприметил в кустах подозрительную личность мужского пола. Личность, с опаской озираясь по сторонам, застегивала ширинку, что и позволило Максу правильно сориентироваться и усмотреть в личности сексуала. Мысль, что товарищу приспичило отлить, не смогла найти места в охваченном азартом мозгу оперуполномоченного.

По-ковбойски выхватив из поясной кобуры пистолет и широко раздвинув ноги, Макс прицелился в голову «маньяка» и сурово выдал:

– Руки в гору, работает НУР, ты есть арестованный!

«Маньяк», может, и не понял, кто такой «НУР» я где он работает, но руки на всякий случай поднял. Держа задержанного на мушке, Кравченко довел его до крыльца отдела. На крыльце до мужика наконец доперло, что его привели в ментуру, – испугавшись штрафных санкций, он решил смыться к чертовой матери. Спрыгнув с крыльца, мужик резко рванул к кустам шиповника, окружающим отдел. Макс лязгнул затвором «Макарова» и метнулся следом.

– Врешь, не уйдешь!

«Но, видно, не судьба была пули мне отведывать…» Прямо за кустами маленькая старушка выгуливала большого ротвейлера. На «маньяка» ротвейлер среагировать не успел, зато успел среагировать на сотрудника НУРа. Ей, собаке, по большому счету плевать, кого кусать – что маньяка, что мента, – она, гадина, в «ксиву» не смотрит, она, сволочь, на бегущую задницу реагирует

Через секунду Максимовы брюки затрещачи и месте приложения собачьих челюстей. Кравченко, услышав треск, развернулся, пнул ротвейлера и пальнул «на ошупь». Темнота не дала возможности сделать прицельный выстрел, пуля ударилась об асфальт, отрикошетила и умчалась в сторону родного отдела. Грохот выстрела напугал животное, и оно, помахивая коротким хвостом, убежало доложить хозяйке о происшествии.

Но происшествие на этом, к сожалению, не закончилось. Та самая умчавшаяся пуля угодила в ногу дежурного, вышедшего на крыльцо покурить. Успев проорать: «Шухер! Наших бьют! Чечены в городе!», дежурный рухнул. На злополучное крыльцо выскочил помощник с автоматом у бедра и, заметив направление указательного пальца раненого товарища, открыл ураганный огонь по кустам.

От геройской смерти Макса спасло дерево, росшее за кустами. Старушка умчалась после первых звуков канонады, «маньяк» вообще не понял, что происходит, а влюбленные, слава Богу, в кустах не целовались. Короче, обошлось без жертв, если не считать выбитые автоматной очередью стекла в находившемся рядом с отделом коммерческом магазине. Однако от коммерсантов никаких жалоб не поступило, менты являлись их «крышей», а жаловаться на «крышу» самой «крыше» совершенно абсурдно и не правильно.

Стрельбу списали на убежавшего «маньяка», у Макса временно отобрали пистолет, а дежурному выписали премию на лечение ноги. К сожалению, раскрыть какое-нибудь преступление молодому пополнению пока не удалось, но ребята не унывали – будет и на нашей улице маньяк…

Коля Мумий Тролль отправил факс и вернулся в кабинет.

– Да, хорошо бы этого Салтыкова раскрыть, прикинь? Нас бы сразу в Управу перевели, а то надоело в мелочевке ковыряться да отчитываться с утра до вечера.

– Ага, там не тут. Все, пора до дому, люди ко мне не пришли, завтра снова вызову.

– Что за люди-то?

– Хрен его знает. Позвонил опер с соседнего отдела, сказал, что два другана каких-то хотят у нас на земле «хату» антиквара одного выставить. Вот я их и вызвал, чтобы мозги прочистить. Не самому ж за ними бегать, согласись. За сто баксов в месяц пускай министр бегает. За эти «бабки» я только на работу приходить должен. Ну что, готов?

– «Браслеты» берем?

– Конечно. Не на трамвае же ехать. Молодые нуровцы освоили довольно удобный способ избегать поездок на общественном транспорте, и никто теперь не мог заявить, что у них отсутствует оперативная смекалка. Сцепившись наручниками, друзья выходили на дорогу и голосовали. Когда рядом тормозил частник, один предъявлял «ксиву» и говорил примерно следующее: «Мужик, я из милиции, бандюгана поймал, помоги до отдела доставить, тут рядом, километров двадцать».

Мало кто отказывал, мент ведь мог запомнить номер и слить в ГАИ, чего не хотелось. Поэтому подвозили. Добравшись до места, коллеги выходили, расстегивались и разбегались по домам, благо жили неподалеку друг от друга. Бандита обычно играл Мумий Тролль, имевший характерную для этой прослойки населения внешность. Но после небольшого промаха решили меняться ролями.

Месяц назад рядом с ними остановился джип, из которого выглянул бритый детина. Макс по привычке светанул «ксивой», кивнул на «арестованного» и попросил подкинуть. Детина ухмыльнулся, вывалился из джипа и вдруг резким справа заехал Максимке в челюсть. Максу хватило.

Детина же расплылся в улыбке и похлопал Колю по плечу: «Давай, братан, ищи у него ключи и вали к черту, мусорок полчаса точно пролежит».

Пролежал мусорок значительно больше. Полчаса в тот день и неделю после на больничном со сломанной челюстью. Зато появился опыт – теперь, прежде чем представляться, мусорки оценивали машину и водителя.

В коридоре их догнал дежурный.

– Хлопцы, с теткой потолкуйте. Велик у сынка ейного дернули. Возле магазина.

– Не фиг оставлять без присмотра. В вечер Плахов, а мы отработали.

– Да пропал где-то Плахов, выручайте, мужики.

– Степаныч, ну что ты такой волнительный? Велик уже уехал, догонять поздно. Пускай тетка сидит и ждет, раз прошляпила.

На улице, перед тем как достать наручники, Коля проворчал:

– Затрахала мелочевка. В Управу надо скорее, в Управу…

ГЛАВА 2

– Сегодня мне стукнуло сорок, – старший оперуполномоченный Игорь Плахов, почесав под мышкой, повернулся к водителю «уазика». – А вчера – всего тридцать пять человек. Прогресс. Серега, сейчас направо, территорию не знаешь ни фига.

– Я на рынок заверну, колодочки посмотрю. Здесь дешевле. Марамои, запчастей не дают, на свои приходится покупать. Завтра техосмотр, а тормоза ни в жопу.

– Ты гляди, у нас заявочка висит.

– Ходите пешком, если умные такие. Завтра вообще без колес останетесь.

Машина свернула с основной трассы в «рукав» и притормозила возле деревянного забора, ограждающего автомобильный рынок Новоблудска.

– Мужики, минут десять, не больше… – Водитель выскочил из машины и направился к центральному входу.

– Хорошо.

Рынок располагался на территории бывшего стадиона. Стадион стал бывшим после того, как Футбольный клуб второй лиги, новоблудское «Динамо», уличили в проведении договорного матча и дисквалифицировали на три года. Администрация, дабы стадион не пустовал, разрешила организовать здесь автомобильный рынок. На одной половине поляны торговали собственно автомобилями, в основном подержанными, на второй – запчастями, в основном ворованными.

– Давай курнем.

Плахов вышел из машины, предлагая сделать то же самое сидящему сзади молодому участковому Димке Телегину.

Тот последовал примеру, достал пачку болгарского «Опала».

– Слышал, Димыч, что на рынке-то делается? – Игорь затянулся и кивнул на забор.

– Не… Обвешивают, что ль?

– Отстреливают. Мужичков убивают. Уже третий случай по городу. Мне вчера с Управы звонили, спрашивали, не знаю ли кого на рынке.

– Каких мужичков?

– Посредников. Приходит кто-нибудь на рынок «тачку» сдать, а сам стоять не может, дела там, к примеру, еще что. Но тут пацаны на сей случай имеются. Они при машине остаются заместо продавцов. Как только «тачку» толкнут, хозяину звонят, приезжай, мол, за деньгами. А так как ребята знают в торговле толк, с каждой «тачки» навар имеют – баксов по двести-триста. Наличкой, разумеется. Но за последний месяц троих таких продавцов в подъездах завалили. Они как раз свой навар получили, а их как раз поджидали – хлоп из «пушки» в башку, деньги цап и ноги. Просекаешь? Кто-то с рынка, похоже. Или сам стреляет, или наколочку дает.

– Да иди ты… Из-за двухсот баксов человека хлопать?

– – А может, как в анекдоте? «Ты зачем, гад, старушку замочил?» – «Чтоб деньги забрать». – «Так у нее всего рубль был!» – «Ну и что? Одна старушка – рубль, две старушки. – два…» Так и здесь. А мочат потому, что боятся – вдруг продавец узнает. Стало быть, с рынка человечек, местный.

– Может, и так. – Телегин взглянул на часы. – По нашей жизни и двести баксов для кого-то богатство.

– Во-во. У меня стукачок есть на рынке, попробую закинуть удочку. У нас на земле пока тьфу-тьфу, жмуриков с рынка не находили, слава Богу, но где три трупа, там и четыре, и пять. Серия. Ребятам уже терять нечего, не завяжут.

Вернулся водитель, держа в руках завернутые в полиэтилен колодки.

– Во, сервис. Ворованные, но как на Западе-в упаковочках.

– Взял бы да изъял. Зачем «бабки» платить, тем более из своего кармана? – пожал плечами Телегин, выбрасывая окурок и садясь в «уазик».

– А я, по-твоему, платил? Еще не хватало. У них ни сертификатов, ни чеков. Они мне с радостью в глазах колодки отдали, сказали спасибо за покупку и еще в пакетик завернули. Ну что, катим?

– Катим, катим. Граждане заждались.

– Что за заявочка-то? – Водитель срезал угол, проехав прямо по газону.

– Грабеж какой-то.

– Тогда с музыкой едем, – водитель врубил сирену.

Через десять минут Телегин с Плаховым поднимались по лестнице жилого дома. Еще через пять спускались обратно. Милицию вызвала гражданочка, час назад купившая по очень дешевой цене на базаре индийского чайку высшего сорта производства Новоблудской чайной фабрики № 1. Придя домой, решила чаек заварить. Но чаек не заварился – вместо него заварились опилки. Возмущенная беспределом хозяйка не нашла ничего умнее, как вызвать милицию. «Грабеж в особо циничной форме!»

Плахов покрутил пачку с опилками в руках и выбросил ее в ведро: «Чего шум поднимаете, гражданочка? Не нравится чай, пейте кофе. А еще раз вызовете из-за такой ерунды, заставим пить что заварилось. Можете жаловаться».

Еще из подъезда Плахов и Телегин услышали гневную брань водителя.

– Что, Серега, стряслось? Кто обидел?

– Сучьи коты! Вы гляньте, какие мне колодки сунули! А я думаю, зачем они, бляди, в пакетик их завернули! – Водитель швырнул на землю пару металлических болванок, больше напоминающих баночки из-под «Пепси», нежели колодки. – Сейчас заскочим туда на обратном пути, я им покажу, как лоха из меня делать.

– Из тебя, Серега, лоха не делали, ты лох и есть. Даром только триппер раздают. Поехали в отдел. Серега махнул рукой и завел двигатель.

– Трых-пых-шмых-брых, как понял? – выдал прикрепленный к «торпеде» рваный динамик рации.

Серега достал из-под сиденья микрофон и ответил:

– Понял. Левобережная, 20, скандал. Заедем. Мужики, заглянем, это по пути, чтобы потом с базы не возвращаться?

– Не люблю скандалов, – вздохнул Телегин. – Нажрутся и бьют друг другу рожи. А зарежут кого, не дай Бог, с меня же и спросят, где, мол, профилактика. Я что, у дверей караулить должен, чтобы они не дрались?

– Ладно скандалы, – перебил Игорь, – нам предложено заняться профилактикой заказных убийств. Провести анализ – на каких улицах и когда чаще всего убивают по заказам. Затем на этих улицах выявить коммерческие структуры, посетить и предупредить о возможном убийстве ихних боссов. Прикинь, Серега? Приду это я к директору компании и влуплю: «А вы не боитесь, товарищ, что вас могут устранить? Имейте в виду, что сейчас много заказных убийств». Я думаю, что после такой профилактики товарища как минимум на носилках унесут. Вон двадцатый дом, давай во двор, посмотрим, что там за скандал. Квартира какая?

– Сам же слышал, что только дом дали.

– По твоему «Пионеру» разве что услышишь… Место происшествия заметили сразу, едва въехали во двор. У последнего подъезда собрались человек десять, которые, завидев милицейскую машину, приветственно замахали руками.

– Во, а говорят, что милиция в нашем городе не нужна. Раз вызывают, значит, нужна. – Телегин любил пошвыряться штампованными фразами.

– Спасибо, что подвез бесплатно, – добавил Плахов.

Серега, который в силу профессии выезжал на каждую заявку и считал себя мастером «кухонных разборок», извлек из-под сиденья дубинку и первым ринулся в бой.

Игорь, в чьи функциональные обязанности не Ходило участие в подобных конфликтах, тем не менее тоже вышел из машины. Он предпочитал участвовать во всех конфликтах, даже чисто бытовых – любая бытовуха могла преподнести весьма неожиданный сюрприз. Информация сама не приходит, ее надо искать.

– Сержант Парамонов, – представился Серега и сощурил глаз, выбирая, по кому из граждан нанести первый прицельный удар. – Что случилось!

– Там парень в подъезде лежит, – ответил круглолицый усатый мужик. – В крови весь! Мертвый, похоже. Мы «скорую» вызвали.

Плахов, уловив фразу «мертвый, похоже», опередил Серегу, шагнувшего к подъезду.

– Никого не пускай. Димыч, поговори с народом. И будь проще, народ это любит.

Человек лежал на ступеньках лицом вверх, и Игорь без особого труда определил, что слово «похоже» отпадает. Жмуриков за пять лет службы в ментуре Плахов насмотрелся вволю.

На вид покойнику было лет двадцать. Открытые стеклянные глаза, залитые кровью, сжатые судорогой пальцы. Игорь наклонился пониже, осветил лицо фонариком. Кровь не давала сразу определить причину смерти, понятно было одно – вряд ли парень упал сам.

Плахов направил луч на ступени. В свете фонарика блеснула валяющаяся у стены гильза.

– Тьфу, бля…

Где-то на втором этаже хлопнула дверь, сверху сбежал отрок с фиолетовыми волосами и кучей сережек в ушах.

– Тормозни, – Плахов поднялся с корточек. – Милиция. Близко не подходи, глянь, откуда, кто такой, может, знаешь?

– Ух ты! – фиолетовый ошалело выпучил глаза. – Чего, ему плохо?

– Нет, уже никак. Ну что?

– Блин, это Витька Краснов с третьего этажа, в нашей школе учился.

– С кем живет?

– С мамашей.

– Не бандит случайно?

– Кто? Витек? Не, какой он бандит, он на рынке автомобильном крутится, «тачки» помогает толкать.

Плахов снова опустился на корточки, достал сигареты.

– Накаркал, урод. Четвертый…

– Кто четвертый?

– Это я так… Иди на улицу, не отсвечивай. В подъезд заглянул Телегин.

– Ну что, Игорюха?

– Какой остряк нас на скандал вызвал? Скажи Сереге, пусть свяжется по своему «Пионеру» с дежуркой, закажет группу. Мокруха тут. И не пускай никого.

Сделав глубокую затяжку, Игорь еще раз посмотрел в глаза убитого парня и, обойдя труп, поднялся на третий этаж.

ГЛАВА 3

Штаб предвыборной кампании кандидата в мэры Аркадия Викторовича Боголепова сосредоточился в левом крыле Дворца культуры и техники имени героев-новоблудцев. Каких именно героев и что такого геройского они совершили, не знал никто, однако никто и не сомневался в их существовании: общество без героев что стена без обоев. Над крышей развевался на ветру трехцветный российский стяг, только повешенный вверх ногам – красное сверху, белое снизу.

В правом крыле ранее размещался кинотеатр, ныне превращенный в вещевой рынок, центр досуга молодежи и театральную студию. Аркадий Викторович выбрал Дворец в качестве штаба из стратегических соображений. Здание находилось в центре города, барахолка привлекала электорат из рабочих слоев населения, центр досуга всегда был полон молодежи, а студия собирала по вечерам интеллигенцию и богему. Таким образом, реклама обеспечивалась как бы сама собой, без вложения дополнительных средств, за счет близости к народу.

Народ мог запросто прибыть на прием к кандидату, выпить с ним чайку, угоститься дармовым бутербродом и поплакаться на трудности сволочной жизни.

При каждом удобном случае маэстро подчеркивал свою исключительную близость к электорату. Приемная, где он утешал простых новоблудцев, напоминала комнату спившегося гегемона. Дощатый скрипучий пол с постеленным на него узким вытоптанным половиком-дорожкой, грязно-желтые дешевые обои, бурые разводы на потолке, лампочка Ильича вместо люстры, печка-буржуйка с выведенной в форточку трубой, поленница дров (вероятно, кандидат работал холодными ночами) и прочая утварь мещанского быта. Аромат забившегося сортира. Особенно умилял круглый стол со стоящими на нем мятым самоваром и початой бутылкой водки. Смотри, народ, никаких евростандартных офисов, никакого шуршания «черных» денег. Весь я тут, прост как правда. Заходи, народ, мы с тобой одной масти.

Правда, на всякий случай в дверце приемной Боголепова был установлен скрытый рентгеновский металлоискатель. Народ, конечно, стоит приближать к телу, но с подстраховкой, народ ведь разный бывает, в душу каждому не заглянешь, так хоть под одежду.

Портрет-плакат кандидата размерами два на три занимал нишу для афиш, и посторонний человек мог решить, что в ДК выступает постоянный гастролер разговорного жанра. Портрет изображал Аркадия Викторовича стоящим перед замершим в ожидании чуда электоратом на фоне очертаний мертвых труб медно-купоросного завода. Глаза Боголепова были наполнены трагизмом и неподдельной болью.

Под портретом всегда сидел попрошайка-нищий, которому кандидат, выходя из штаба, каждый раз подавал на хлеб. Чуть левее дежурил охранник, следящий, чтобы конкуренты или просто хулиганствующие молодчики не испохабили образ защитника народа. В биографическо-рекламной справке, висящей под портретом, утверждалось, что коренной новоблудец Аркадий Викторович Боголепов, родившись в 1951 году в семье простого сталевара и не менее простой сельской учительницы, прошел тяжелый трудовой путь от мелкого работника общепита до президента крупнейшей компании, причем на этом пути Аркадий Викторович неизменно подвергался репрессиям и травле за свою непримиримую позицию.

Далее следовало описание душевных и деловых качеств маэстро Боголепова. После прочтения этой характеристики у человека мог возникнуть лишь один вопрос – почему у Аркадия Викторовича до сих пор нет нимба над головой?

И тем не менее человек внимательный сразу понимал, что биографа явно кинули с гонораром, ибо как мог тот же сталевар сожительствовать с сельской учительницей? Ну если только сталепрокатный цех находился на свиноферме, тем более что стали в Новоблудске отродясь не катали.

Тот же внимательный человек мог задать глупый вопрос, а где, собственно, Боголепов проходил путь от и до. Но никто таких вопросов не задавал, увлекаясь текстом ниже.

И уж никто никогда не догадался бы заглянуть в милицейский информационный центр и подать запрос о судимостях кандидата. Нет, человека с таким набором положительных черт просто невозможно отождествить с понятием «уголовный кодекс». Впрочем, если бы кто и закинул удочку, то ничего не вытащил бы – не потому, что маэстро совсем не грешил, просто файлы, пачкающие имидж Боголепова, были старательно уничтожены имиджмейкерами с помощью заинтересованных милицейских кругов.

Сам Аркадий Викторович не считал себя грешником. Какой же это грех – торговать ресторанной колбасой? Не было тогда у народа колбасы, а Аркадий Викторович ее народу давал. Ну, в смысле продавал. И всегда, между прочим, народ говорил ему «спасибо». А долбаное государство вместо «спасибо» вкатало пятерик, да еще с конфискацией.

Второй раз государство обидело маэстро спустя десять лет, уличив его в хищении вверенного имущества в особо крупных размерах. Убедить судей в том, что средства, отпущенные бюджетом на строительство детского садика, ушли именно туда, а вовсе не на загородный домик подсудимого, к сожалению, не удалось, и Аркадий Викторович загремел еще на восемь долгих лет.

Выйдя на волю в девяносто четвертом, Боголепов с горечью отметил, что злой рок поменял плюсы на минусы – брала печаль за незаслуженно потраченные годы. Хотя те же годы подарили горемыке такой богатый опыт, который он вряд ли бы получил, проживая на свободе в своем загородном домике. Именно благодаря опыту коренной новоблудец выбился в президенты крупнейшей компании и теперь готовился стать отцом, ну, в смысле мэром. Компания, кстати, процветала, несмотря на то что товарного производства в Новоблудске почти не было. Перед началом предвыборной гонки фирма из незвучного «Пасьянса» была переименована в патриотический «Родимый край». Когда Аркадия Викторовича спрашивали, а чем занимается «Родимый край», тот пускался в долгие путаные объяснения, несколько похожие на те, что он давал на последнем суде. Если до собеседника не доходило, ответ упрощался: «Чего ты хочешь, падла?»

Какие политические силы стояли за спиной маэстро Боголепова, электорат, разумеется, не знал, сам же кандидат при каждом удобном случае подмечал, что является независимым и действует исключительно по собственной воле, в отличие от всяких продажных марионеток. Как коренной новоблудец Аркадий Викторович имел врожденные способности к убеждению.

В настоящую секунду он обнимал за плечи старушенцию, пришедшую на прием.

– Ты чувствуешь, мать, радость? Ты, простая русская женщина, и я, простой русский мужик, слившись в одно, сами решаем судьбу городе Чувствуешь, мать, радость?

– У нас газ месяц назад отключили, сынок. Плохо без газа-то. На лектричестве дорого, чайку лишний раз не попить.

– Знаю, мать, знаю, что без газа плохо. Будет газ! Зуб даю, то есть обещаю – будет! Иди и передай всем – как только Боголепов станет па… то есть мэром, будет газ. И все будет! Кстати, о чае… Сергей Иванович!

В апартаменты тут же заглянул облаченный в косоворотку и кирзачи верзила.

– Напоите женщину чаем, – отдал команду кандидат. – Ступай, мать, подумай, за кого тебе отдать голос. И бутерброды, Сергей Иванович, бутерброды.

Верзила мрачно кивнул и открыл дверь перед бабулей.

– Достала, проститутка старая, со своим газом, – проворчал Боголепов, вытирая об грязную портьеру руки. – Небось «капусты» полные чулки натрахала.

Он подошел к столу, нажал кнопочку селекторной связи.

– Зина, там есть еще кто на прием?

– Да, шесть человек.

– Объяви, что на сегодня все. Пускай Сергей Иванович напоит всех чаем и проводит.

– Хорошо. Тут Руслан Григорьевич подошел, спрашивает, можно ли к вам?

– Да, пригласи.

Через секунду в кабинете появился помощник кандидата Руслан Григорьевич Мухаев по кличке Муха, тридцатилетний прохиндей, начинавший политическую карьеру в поездах дальнего следования, где обыгрывал денежных пассажиров в карты.

Щелкнув замочками, он открыл «дипломат» и выложил на стол несколько ксерокопий каких-то документов.

– Я нашел кое-что весьма полезное. Взгляните. Аркадий Викторович надел тяжелые очки и прочитал заголовок.

– Обалдел, что ли?! «Закон о погребении»… На хера нам это надо?!

– Не торопитесь, патрон. Очень полезный документик. Оказывается, по этому закону граждане имеют право на бесплатные похороны.

– Ну и что?

– Где вы у нас видели бесплатные похороны? О существовании этого закона просто-напросто никто не подозревает. Я специально посетил кладбищенскую контору под видом покой… тьфу, убитого горем родственника, где мне выкатили какой-то сумасшедший прейскурант да еще пожаловались, что им плохо живется, не на что лопаты и рукавицы покупать, зимой негде чайку попить, а на кладбище приходится на личных джипах приезжать. Когда же я заикнулся о законе, в кабинет вошли два милых малых с лопатами на плечах, и я сразу понял, что задавать такие вопросы в данном заведении неэтично. Вы теперь догадываетесь, о чем речь?

– Не совсем.

– Вот экономический расчет, – Мухаев протянул Боголепову еще один лист. – Обоснование, так сказать. Тот кандидат, кто пообещает горожанам бесплатные похороны, автоматически выиграет выборы!

– Да ну?! – у Аркадия Викторовича перехватило дыхание.

– Конечно! Я все подсчитал! У нас в городе Две третьих населения – пенсионеры, недостатка покойников не наблюдается. И все они волей-неволей задумываются о грядущем, потихоньку собирают на могилку, зная, что это удовольствие стоит приличных денег. Мы же, вернее вы, озвучиваете тезис о бесплатном захоронении, ссылаясь на этот закон! Вы обещаете, что, как только станете мэром, твердой рукой наведете порядок в кладбищенском бизнесе, разгоните кровопийц, наживающихся на человеческом горе, гарантируете бесплатное погребение, и поверьте – две трети голосов ваши!

Боголепов принялся возбужденно протаптывать дырку в половике.

– Ты уверен, что такой закон существует?

– Вне всякого сомнения, я все проверил, прежде чем идти к вам. Завтра же мы вобьем в предвыборную программу пункт: «Каждому новоблудцу – бесплатную могилу!»

На пару секунд оба замерли и уставились друг на друга.

– Звучит как-то… – первым прервал паузу Боголепов. – Чепуха полная – «каждому по могиле». Толпа решит, что мы начнем массовый отстрел.

– Хорошо, тогда по-другому: «Каждому новоблудцу – бесплатный комплекс ритуальных услуг».

– Не все знают, что такое ритуальные услуги, да и длинно слишком.

– Ладно, в конце концов, есть литературный редактор, он придумает, чтобы было и понятно, и убедительно.

– Хорошо, объясни ему все. Если надо, подключим прессу. Карасев возьмет у меня еще одно интервью для «Вечернего Новоблудска». Как дела с артистами?

– Майкл Джексон отказался.

– Кто такой?

– Так, америкашка один, по-кошачьи петь умеет. Его в народе любят.

– Что, денег мало заслали?

– Гастроли у него какие-то. Ну да черт с ним. Договорились с группой «Мочить» на пару концертов в вашу поддержку. Они популярны в столице, да и у нас тинэйджеры тащатся. Говорят, конкуренты от компартии подписали Мадонну. Представляете, капиталистическая поп-звезда будет агитировать за светлое будущее.

– Вряд ли, у коммунистов нет «капусты».

– Если, Аркадий Викторович, вы считаете, что они проводят кампанию на одни членские взносы, то вы ошибаетесь. Все у них есть.

– Ладно, «Мочить» так «Мочить». Руслан Григорьевич снова сунулся в «дипломат» и вытащил очередную папку.

– Вот, мы подготовили две экономические платформы, точнее два комплекта предвыборных тезисов. Ознакомьтесь и решите, какой отдать в печать.

– К черту экономику, – махнул рукой Боголепов. – Народ все равно ни хрена в ней не смыслит, нечего ему цифрами башку забивать. Наш народ любит не мозгами, а сердцем. Душой открытой. Я лучше с народом водки выпью или песню ему спою, народ за мной и пойдет. А проценты да расчеты заумные сердцем не понять, они только путаницу вносят. Будем проще – вот мухи, вот котлеты! С этим все. Как дела по Салтыкову?

– Ген прокуратура изъяла все бумаги по его фирмам, со дня на день появятся результаты. Боголепов взглянул на календарь.

– Будь предельно внимателен. Главное, не упустить момент. Информация должна появиться в прессе мгновенно. Леопольд – наш главный козырь. Как раз для народа. Для сердца.

– Я помню, – Мухаев преданно посмотрел в глаза кандидата. – Если мы не обыграем, то обыграют нас.

– Что, кстати, с убийством? Раскрывается?

– Не очень. Версия о причастности нынешнего папы-мэра основная, папа же не любит, когда копаются в его белье и белье его папиков. Менты побьются в двери лбами, расшибутся, угомонятся и будут дальше водку жрать. Ваша фамилия в деле пока не мелькает.

– Что значит «пока»? Я должен быть в полной уверенности, что она вообще там не будет мелькать. И вообще, какое отношение я имею к этому Салтыкову?

– Да никакого, конечно, это я по запарке. Но если вдруг обнаружится, что отношение есть, мне сразу просигналят, поверьте.

– Никогда не говори мне «поверьте». Меня это оскорбляет.

Аркадий Викторович вернулся за стол.

– Что-то у меня голова разболелась, мигрень. Будешь выходить, скажи Зине, чтобы принесла «Упсы».

– Выпейте лучше водки, Аркадий Викторович. Удивительно оживляет. От нашей «Упсы», говорят, волосы выпадают.