– Здорово, братуха! Они крепко обнялись.

– Пошли в гараже посидим. Потом, когда соседи угомонятся, переберемся в комнату. Или ты жрать хочешь?

– Обедал. – В желудке было пусто, но Заваров не стал признаваться. Из соображений конспирации и чтобы не заставлять друга расходовать продукты, на которые наверняка денег хватало в обрез. – Как нога?

– Хреново. Протез разваливается, а еще трех месяцев его не проносил. Какая падла такое дерьмо может делать? Наши ребята обещали посодействовать, скоро должны поступить импортные, в качестве гуманитарной помощи. Но сколько их привезут? А нуждающихся в десять раз больше… Хорошо, хоть машину выделили. Я раньше не верил, думал, только в новостях по ящику такое показывают. Оказывается, бывает! Когда нога не так болела, я ездил халтурить. На «Оке», конечно, много не зашибешь, но все-таки какая-никакая, а прибавка к пенсии. Пенсия, мать вашу! Подачка, чтобы не сразу от голода помер, а немного помучился. Им бы попробовать прожить на эти деньги. Небось на один ужин в кабаке тратят больше, чем мне на целый месяц подкидывают. Знаешь, когда мне в школе говорили, что американские пенсионеры вынуждены питаться консервами для собак, я их жалел и ненавидел дядю Сэма. А теперь я им просто завидую…

– Страховку не заплатили?

– Нет, конечно! Сказали: позвоните на следующей неделе. Как будто я не подорвался, а сам себе лапу отрезал, чтобы на фронт не попасть. Пришли… Осторожней, не зацепись головой.

Гараж представлял собой хибару из вагонки, крытую выцветшим толем, и запирался на амбарный замок, укрытый от непогоды коробкой из-под кефира.

– Это так, для приличия, – пояснил Шмель, втыкая в скважину ключ. – Могу вообще не закрывать, никто не полезет. Меня здесь уважают…

Машина занимала меньше половины внутреннего пространства. Один угол был завален всяким хламом, во втором осталось место для кое-какой мебели. Мягкий стул, две табуретки, тумбочка с оторванной дверцей, маленький столик.

Шмель зажег свет, махнул рукой, приглашая:

– Падай, где нравится.

Артур примостился на табуретке, вытащил водку.

– Ну ни фига себе мы гуляем! – присвистнул Шмель. – Только зачем ты «Новую» взял? В нашем покупал? Там же «Столичная» есть. Стоит в два раза дешевле, а разливают из одной канистры. Небось Тамарка эту дрянь продала?

– Не, другая.

– Тоже хороша! Надо было сказать, что ко мне идешь, они бы тогда нормального бухалова подогнали. Ладно, и это сойдет. Только вот с посудой у меня напряженка…

Отставной прапорщик порылся в тумбочке, достал железную кружку, граненый стакан, армейскую фляжку и небольшую луковицу. Фляжку бросил обратно, луковицу выложил на стол:

– Даже закусон образовался! – Сдул пыль с посуды и занял стул, вытянув в сторону искалеченную ногу. – За встречу?

– За нее, случайную!

– Почему так?

– Сейчас расскажу. Я, брат, в такой детектив попал, что только в книжках бывает. Может, и про меня кто напишет…

– Брось гнать, толкуй по делу. Напишут! Про нас даже некрологов никто не станет сочинять.

– Короче, Шмель, такая ситуевина нарисовалась… Или пан, или пропал, третьего не дано. Другого шанса у меня не будет…

Рассказ Артура занял десять минут. Пока он говорил. Шмель ничем не выражал своего отношения к услышанному и только потом, когда все было сказано, спросил с грустинкой в голосе:

– Отговаривать тебя, я понимаю, бесполезно?

– И не пытайся. Я все решил. Выбора нет.

Или все получится как надо, или… Но за решетку я не вернусь!

– Наливай. Третий…

Тост за погибших выпили молча и стоя. Когда сели, долго молчали, вспоминая каждый свое. Первым заговорил Шмель:

– Я пойду с тобой.

– Не надо, я справлюсь один.

– Тебя кто-нибудь должен подстраховать.

– Страховка там не поможет.

– Не доверяешь? Думаешь, коли безногий – так совсем ничего не могу? Только обузой буду?

– Прекрати! Я такого не говорил. Если б не доверял – не приехал.

– Тогда чего прогоняешь?

– Шмель, я много думал об этом. Шансы – пятьдесят на пятьдесят. Если мне повезет, все понятно. Если что-то сорвется, ты вряд ли сможешь меня вытащить. Зачем пропадать двоим, когда можно обойтись меньшими потерями? Если я вляпаюсь, они могут отомстить и Светлане. Отыграются на ней без всякого смысла, просто злобу сорвут. Понимаешь? Мне надо быть уверенным, что кто-то о ней позаботится. Кроме тебя, никого у меня нет. Да и не справится никто лучше тебя. Понимаешь? Когда я туда пойду, мне надо быть уверенным, что все тылы прикрыты. А если мы спалимся вместе, ее никто не защитит. Она, кстати, вообще не в курсе дела. Я к ней сегодня не заходил и не звонил. Согласись, что я прав.

– Разумно говоришь, но…

– Шмель, война продолжается. Противник другой, но война продолжается. Когда надо было прикрыть отход группы, оставался кто-то один. Здесь та же арифметика.

По лицу Шмеля Артур видел, что тот согласен с его доводами. Эмоции бурлили, требовали отправиться на опасное дело вместе с товарищем, но голос разума, привыкшего к четким спецназовским категориям необходимости, целесообразности и достаточности, постепенно брал верх.

Шмель мрачно кивнул:

– Годится. Что от меня надо еще?

– Ствол.

– Найдем. Еще?

– Машину дашь?

– Без вопросов.

– Этого хватит. Пообещай, что никому не скажешь ни слова. Даже Светке…

Шмель усмехнулся и начал разливать водку.

– …Могут нагрянуть менты. У них осталась записная книжка, в ней есть твой телефон. Не знаю, как они работают, но проверить всех знакомых, наверное, должны. Они могут лепить что угодно, но ты должен молчать. Даже если скажут, что мне лучше сдаться самому или еще что-то…

– Я в тюрьме, конечно, не сиживал, но за убогого меня считать не надо. Кое-что понимаю.

– Прости. Не могу никак от камеры отвыкнуть.

– Со временем пройдет. Даю слово, что не проболтаюсь. За твою удачу?

– За нашу удачу! – подправил тост Артур, и они выпили.

Шмель закусил луковицей, встал. Пошатнулся и, чтобы сохранить равновесие, оперся на стол.

– Не обращай внимание. Я не пьян, это нога подводит.

– Я так и понял.

Прихрамывая, Шмель дошел до двери и выглянул из гаража. Ничего подозрительного не наблюдалось; он вернулся, разворошил свалку барахла в углу напротив стола, поднял одну из досок настила и вытащил из тайника пистолет.

– У меня здесь целый арсенал, – с оттенком гордости сказал бывший прапорщик, обернувшись к Артуру.

– Не боишься?

– Кого мне бояться, ментов? Даже если и найдут, то все равно не посадят. Так что нет, не боюсь. Такая железяка подойдет?

Спрашивая, он ухмыльнулся, поскольку знал ответ заранее. Естественно, подойдет! Во-первых, удобная и качественная вещь. Во-вторых, многократно опробованная еще там, в Чечне. По живым мишеням стрелять не приходилось, практиковались на муляжах и подручных предметах, но это не могло сказаться на результатах применения пистолета в реальной боевой обстановке.

На тот караван их группа напоролась случайно. Собственно, караван – это сказано громко. «Шестьдесят шестой» «газон», «уазик» и старенький «лэнд крузер», десяток моджахедов с «калашами» и РПТ да двое лиц «некавказской национальности». Как предположил после боя командир – прибалтов. По каким признакам он это определил, сказать было трудно, ибо никаких документов найти не удалось, а спросить было некого, так уж получилось, что в результате скоротечного огневого контакта уничтожили всех. Собственно, захватить бандитов живьем не особо и пытались; задача перед группой стояла совершенно иная. В кузове грузовика нашлись три ящика с оружием. Упаковка была кустарной, но очень добротной. Автоматы, пистолеты Стечкина, в отдельных ячейках – шесть пистолетов «стар» модели БКМ, девятимиллиметровые, с большим количеством боеприпасов. Испанские «сувениры» были тщательно смазаны и обернуты специальной бумагой, обильно обложены ветошью, чтобы исключить риск повреждения прицельных приспособлений при транспортировке.

– Класс! – восхитился тогда Шмель, которому поручили осмотр груза, пока остальные ворочали трупы в поисках документов; тогда же, догадываясь, какая судьба ждет смертоносный груз, он и прикарманил одну из «игрушек».

Ящики с оружием взорвали, использовав тротиловые шашки, обнаруженные в «лэнд крузере». Если командир и заметил исчезновение одного пистолета, то виду не подал и в дальнейшем про это не вспоминал.

Каким образом раненому Шмелю удалось довезти «стар» до дома, Заваров не представлял.

– Держи. Полный магазин, восемь патронов. – Шмель подал пистолет рукояткой вперед. – Но больше их нет. В принципе, «парабеллумовские» можно раздобыть на черном рынке, но это станет в копеечку. Да и времени нет.

– Если не хватит восьми, то не хватит нисколько.

– Дельная мысль. Не разучился пользоваться? Шучу!

– Постараюсь вернуть.

– Главное, сам вернись. А железа у меня хватит еще на маленькую армию.

– Не представляю, как ты все это смог притащить!

– Я же сюда и в отпуск ездил, и в командировки мотался…

– Не было соблазна продать? Извини, дурацкий вопрос. Не надо отвечать…

– Я отвечу. Не было. А теперь наливай…

Из второй бутылки отпили граммов по сто, когда Артур заметил, что Шмель сильно окосел. Речь стала невнятной, голова все ниже клонилась к столу. Правой рукой он попытался отловить недоеденную луковицу, но не поймал, а лишь столкнул под ноги и начал бестолково искать.

– Пошли в дом? По-моему, там все уже легли.

– Пошли, – легко согласился Шмель, но, вместо того чтобы встать, предпринял попытку заснуть.

Заваров его растолкал, закинул ватную, но все еще тяжелую руку на свои плечи.

– Бутылки прихвати, – сказал Шмель, открывая глаза, – я завтра допью… А потом сдам.

В лучшие времена Шмель мог в одиночку принять на грудь целый литр и никогда не похмелялся.

Пока добирались до комнаты, он немного очухался. Последние метры преодолел самостоятельно и умудрился ничего не зацепить в заставленном соседским барахлом коридоре, чем приятно удивил Артура, – в какой-то момент он ощутил беспокойство, пожалел, что решился доверить безопасность Светланы бывшему сослуживцу. Конечно, он не продаст, но сумеет ли справиться, если дойдет до настоящей драки? Лихая молодость осталась в прошлом; а постоянная депрессия и алкоголь не способствуют поднятию боевого духа и не способствуют сохранению специфических навыков.

В комнате Шмеля горел свет, дверь была приоткрыта.

– Не обращай внимания, у меня всегда так, – сказал он, пытаясь вписаться в проем. Не вписался, задел плечом правый косяк и матюгнулся. Потом зачем-то добавил:

– Все пропьем, но флот не опозорим, – и бухнулся на диван.

Увидев фотографии, Заваров подошел к столу.

Черно-белая, где он обнимался со здоровым еще Шмелем, стояла и у него дома. Машинально он стряхнул пыль с пластмассовой рамки, печально вздохнул и присмотрелся к другой карточке, которую прежде не видел.

Шмель и Наталья. Одна из тех двух молодых прокурорш, которые приезжали их допросить по поводу трупов «невинных» чеченцев. Та самая, с которой Шмель провел ночь перед выходом на роковое задание. Она потом сама отыскала его в госпитале, хотя никто из ребят ее не видел и, соответственно, не мог рассказать о случившемся. Сама нашла. Может, услышала от кого-то стороны, а может, почувствовала.

– Мы разбежались, – сказал Шмель пьяным голосом. – Зачем молодой и красивой девке инвалид? Ни денег, ни здоровья, ни работы. Только грошовая пенсия и эта вонючая конура.

Заваров был не в курсе подробностей. Раньше ему казалось неуместным задавать такие вопросы. Сейчас он спросил:

– Она сама ушла?

– Нет. Я ее выставил. Зачем портить ей жизнь? Она уходить не хотела, но я… В общем, сначала стал вести себя как полная свинья, изводил специально, ко всякой ерунде придирался. Потом сказал, что больше не люблю, и выставил за порог.

– Она вернется…

– Если вернется, я не пущу. На х… нужно…

Окончания фразы было не разобрать. Когда Заваров обернулся. Шмель лежал с закрытыми глазами. Во сне он вздрагивал и чему-то улыбался.

8. Акулов и Волгин.

Четверг, 19 октября

– Вы относитесь к Главному разведуправлению Минообороны?

– Что?

– Вот здесь написано: «Оперуполномоченный ГРУ… капитан милиции Акулов А. В…», – Шмелев, начав читать «Объяснение», записанное с его слов Андреем, тотчас же подчеркнул ногтем непонятное ему место в «шапке» документа. – Как это следует понимать?

– Это следует понимать очень просто. Группа по раскрытию умышленных убийств. К военной разведке она имеет такое же отношение, как ты, Шмелев, – к сознательным гражданам.

– По вашему получается, что Артур кого-то убил?

– Мы это все уже обсудили. Читай дальше, не тяни время.

Несмотря на оказанное давление, бывший десантник так и не раскололся. Взятые у него показания были чистой формальностью. Делу они помочь не могли, а когда обман будет доказан документально, никто, Акулов был в этом уверен, Шмелева к ответственности не привлечет.

– Прочитал.

– Нет возражений? Тогда расписывайся внизу на первой странице и в конце текста… – Акулов продиктовал ритуальную фразу, подтверждающую, что свидетель ознакомился с документом путем прочтения и полностью согласен с изложением его слов, подождал, пока Шмелев, авторучкой и правилами грамматики владеющий хуже, чем ножом и снайперской винтовкой Драгунова, поставит финальную точку, забрал у него бланк и поднялся с дивана.

– Нет желания добавить что-нибудь без протокола?

– Нет, – глухо ответил Антон Иванович, отворачиваясь.

– Тогда до встречи.

Выходя из комнаты, Андрей хлопнул дверью. Не специально, просто так получилось.

В коридоре Волгина не было. Он стоял на улице, за углом дома, и разговаривал с белобрысым худосочным пареньком, который при виде Акулова занервничал и поспешил распрощаться.

Прощаясь, он не забыл застенчиво спросить:

– Сергей Сергеич, не поможете?..

– Сколько тебе надо?

– Полтинник.

– Держи. – Из кармана куртки Волгин достал пятьдесят рублей, очевидно, заранее приготовленные для такого повода, и отдал их осведомителю. Деньги были личными и, поскольку Волгин не истребовал от информатора расписку, возместить трату через бухгалтерию управления не удастся. – Спасибо тебе. Не забудь позвонить, как мы договорились.

– Обязательно. – Спрятав деньги, парень быстро ушел.

– За дозой помчался, – вздохнул Сергей.

– Здесь такие низкие расценки? – удивился Акулов.

– Здесь такие верные друзья.

– Не боишься с ним встречаться так открыто?

– Брось! Вся деревня знает, что он с нами сотрудничает.

– Вот она, настоящая гласность… Ну и что поведал наш юный друг?

– Юный друг поведал много интересного. Прошлой ночью у Шмелева был гость. Часов до трех они сидели в гараже, квасили, потом легли в комнате. Около семи утра гость уехал на машине Шмелева. У него синяя «Ока» с инвалидными знаками.

– Так он все-таки инвалид?

– Нет правой ноги до колена, на мине подорвался. Поэтому его из армии и комиссовали. Мы, кстати, могли бы догадаться об этом и сами… Нигде сейчас не работает, когда есть возможность – крепко выпивает. Несколько месяцев назад расстался с женой, – это ее фотография стоит у него на столе. Среди местных пользуется определенным авторитетом. Он ведь здесь вырос, а позже, пока служил в десанте, являлся главным третейским судьей. Сейчас к нему относятся уже не так серьезно, но шпана и пьянь продолжают побаиваться. Хоть ноги и нет, но кулак остался крепким.

– Твой человек видел этого гостя?

– Ни описать внешность, ни опознать он не сможет. Темно уже было, да и видел он его с большого расстояния. Молодой, здоровый. Конечно, Заваров! Надо объявлять машину в розыск. Гаишники такие тачки тормозить не любят, но по крайней мере она приметная из-за своих габаритов. Если захотят – поймают.

– Вот именно: «если захотят». Эх, за Шмелевым бы последить да на телефон к нему подсесть!

– Мне отсемафорят, если будут новости. А следить? Оглянись вокруг, ни одна бригада «наружки» не сможет здесь встать так, чтобы остаться незамеченной. Проще уж вырядиться в мундир и таскаться вплотную, наступая Шмелеву на шнурки от ботинок. Может, не обратит внимание, примет за дурака-участкового…

– Где его гараж? Вон тот? Пошли посмотрим поближе…

Замок висел, продетый в одну петлю. Внизу валялась раздавленная коробка из-под кефира. Акулов приоткрыл дверь:

– Тачки и правда нет. Ну что, нарушим неприкосновенность частной собственности? Надругаемся, так сказать, над основными принципами…

– Давай. Только под ноги смотри. В девяносто восьмом я на таком же осмотре в подпол провалился. Полтора месяца на больничном сидел.

– Головой, наверное, ударился?

– Коленом.

– Странно. Я думал, головой. Акулов управился за три минуты. Вышел, обрывком газеты оттирая с ладоней грязь.

– Хрен его знает! Если всерьез ковыряться, то, может, чего и найдем. Там всякого мусора – выше моего роста. Только я сомневаюсь, что этот одноногий «пес войны» станет хранить криминал в открытом сарае. Если что раньше и было, то либо перепрятал, либо Артурке отдал.

– Как знать. Темнее всего бывает под фонарем. Какая-нибудь стреляющая железяка у него в запасе вполне может быть.

– Надо брать санкцию и лопатить по полной программе. Настил поднимать, стены простукивать. Да и в самом доме места общего пользования не мешало бы прошмонать.

– Ага, чтобы найти в сортире «ничейный» пакет анаши и повесить на шею доблестному 13-му отделению вечный «глухарь».

– Чего мы спорим? Все равно прокурор обыск не разрешит. Для него шмелевское вранье – не основание, а нам пока что нечем опровергнуть его слова. Твой человек ведь не согласится дать официальные показания?

– Почему? Можно уговорить, только какой в этом смысл? Парень, конечно, давно засвечен, но зачем лишний раз дразнить петухов? Пускай живет себе спокойно. По большому счету ничего существенного он все равно нам не сообщил. Так, подтвердил имевшиеся догадки. А подать машину в розыск мы сможем и без его письменных свидетельств. Шмелев потом замучается ее с розыскного учета снимать…

– И это станет ему единственным наказанием за вранье. По-моему, вполне справедливо. Он не пожелал сэкономить наше время – мы потратим его. Милицейская трактовка закона сохранения энергии.

– В тюрьму надо ехать.

– Что, решил сдаться сам? Похвально! Явка с повинной облегчает совесть и удлиняет срок. Какую статью на себя возьмешь? Могу засвидетельствовать, что превышение власти у тебя уже есть. Ты на стреме стоял, пока я лазил по сараю. Меня от наказания освободят – в любом суде я докажу, что действовал под принуждением. Пистолетика ведь у меня нет, а ты мне своим угрожал…

Акулова, два с лишним месяца назад выпущенного из-под ареста, допустили к исполнению служебных обязанностей, но выдавать табельное оружие отказывались. У руководства было множество доводов в пользу этого решения, и все, как один, – непробиваемые. Начиная от многозначительных рассуждений о недостатке доверия и заканчивая раздраженным: «Этим вопросом мы займемся на следующей неделе!». Андрей, несколько раз попытавшись подписать рапорт о закреплении за ним пистолета, в конце концов плюнул и ходил с ножом, который отобрал в августе у следившего за ним филера. Самого наблюдателя задержать не удалось, но трофей остался у опера. «Добытое в бою принадлежит тому, кто это добыл», – заявил Акулов и не стал писать никаких служебных бумаг по поводу отобранного «пера». Тем более что в силу скромных размеров клинка и других особенностей конструкции «холодняком» оно быть признано не могло.

– Думаешь, я стану про тебя молчать? – возмутился Сергей. – Заложу по полной программе! Кто три дня назад на газон помочился?

– Не докажешь, а я не расколюсь.

– Колись – не колись, а пятнадцать суток у тебя в кармане имеется. Возьмем пробы грунта, проведем анализ ДНК. Не отвертишься!

– Меня на «сутки» не посадят, меня на гауптвахту сошлют.

– Ее давно отменили.

– А жаль. Я бы с удовольствием там отсиживался, когда проверки всякие приезжают. Или в дни перед зарплатой, когда уже денег не остается. По крайней мере, кормят и крыша есть над головой. Ладно, мы отвлеклись. По поводу тюрьмы идея здравая. Как-то я раньше не сообразил… Ты прав, именно там произошло нечто, что определяет нынешние поступки Артура.

* * *

Повезло. Сотрудник оперчасти, который курировал Заварова в период его содержания в СИЗО, оказался на месте и не был занят. На первый взгляд он производил впечатление человека обстоятельного и опытного, владеющего информацией о подопечном контингенте и несомненно способного оказать помощь в розыске Заварова.

Он предложил гостям сесть и, прежде чем начать разговор, включил электрический чайник.

– Заваров? Был такой, в «три-шесть-девять» сидел. Позавчера отпустили. Ваш сле-дак виноват! Надо было вовремя документы на продление срока готовить. Теперь у нас с этим строго. Не так давно проверка была, из прокуратуры и УИН ^[6]. Выявили одного хрена, которого должны были уже отпустить, а он все у нас парился. Мы-то знали, что бумаги подписаны, их с минуты на минуту подвезти должны были, вот и притормозили его на пару часов. А тут, как назло, проверяющие. Шум стоял такой, что в Москве было слышно. Кое-как отбрехались. Шефу объявили «неполное служебное», еще троим строгачи повесили. Сами понимаете, после этого никому из наших шею подставлять не охота. Вот Заварова и выпихнули, как только время пришло. Плохо, что я в тот день выходной был. Может, чего и придумал бы. По крайней мере, со следаком бы связался. Парнишка-то интересный был… А вас, получается, отрядили его изловить?

В двух словах Акулов прояснил ситуацию. Тюремный опер присвистнул.

– Ни фига себе каракатица получилась! Кто бы мог подумать?

– Ты же говоришь, что он тебя чем-то заинтересовал.

– Связался он не с теми людьми. Когда его привезли, со мной никто не связывался. Типа раскрыли мордобой, и ладно, а что у него еще за душой имеется, никого не волнует. Я, соответственно, и сунул его в ту «хату», где место было.

– Что за «хата»?

– Номер 369, я уже говорил. При наших условиях – довольно комфортная. Сидит восемь человек. Семеро ничего из себя не представляют, а вот восьмой… Восьмого РУБОП приземлял, за ним просили приглядеть особо.

Александр Графов, кличка Дракула, из авторитетов средней руки.

Волгин и Акулов переглянулись.

– Что, сталкивались? – спросил оперативник СИЗО.

– Самим не приходилось, но наслышаны. И кое-кто из его ребят у нас мелькал. Он ведь, скотина, в основном на территории нашего района базировался…

9. Тюрьма.

Сентябрь и октябрь 2000 года

После отбоя продолжали смотреть телевизор. Знали, что сегодняшняя смена надзирателей не цепляется к таким вещам, если их специально не злить и если в СИЗО не отирается какое-нибудь высокое начальство.

Еще не так давно «три-шесть-девять» была самой обычной камерой. Относительно чистенькой и не перегруженной постояльцами, но и только. Каких-либо излишеств в ней не водилось.

Излишества появились через неделю после того, как «заехал» Графов. Радиоприемник, телевизор, электронные игры, популярные журналы и книги легкого жанра. Кое-что из этого было запрещено и периодически изымалось, но с такой же периодичностью появлялось вновь. Как и сотовый телефон. Четыре «трубки» осели в сейфах оперчасти, но у Дракулы неизменно оказывалась новая, и по ночам он связывался с оставшимися на воле сподвижниками. Подолгу старался не говорить и важных тем не касался, опасаясь, что хитрые рубоповцы могут его прослушивать.

По телевизору шел старый штатовский боевик. Дешевка, сбацанная в середине восьмидесятых. Ни одного приличного актера, ни одного оригинального сюжетного хода. Даже сам режиссер, наверное, не смотрел ленту после монтажа. Склепали – и ладно. Для третьего мира сойдет.

Артур лежал на своих нарах. Лежал на животе, положив подбородок на руки. Вроде бы следил за ходом фильма, на самом деле – обдумывал свое положение. Минуло тринадцать дней с тех пор, как его «закрыли». Первый шок прошел, разум сбросил защитную пелену безразличия, стал просчитывать варианты спасения.

В адвоката, которого наняли мать и Светлана, Заваров не верил. Не о клиенте он печется, о собственном кармане. Его обещания задать в суде настоящую трепку прокурору и потерпевшим доверия не вызывали. На деле Заварова он не сможет заработать ни имени, ни денег, так стоит ли распинаться? Нет, Артур ему абсолютно не верил. Надеяться приходилось лишь на себя, но он, как выяснилось, оказался неподготовлен к таким передрягам. Хорошо хоть сокамерники ему попались сравнительно спокойные: семеро «мужиков», подсевшие кто за кражу, кто за нелепую хулиганку, и один бандитский авторитет. Дракула, конечно, держал мазу, но на Артура не наезжал. Вообще, к удивлению Заварова, авторитет вел себя очень прилично. Камеру он, конечно, не убирал и парашу не выносил, но кого-либо чморить или, больше того, «петушить» не собирался. Каждое утро выбрасывал использованные носки, трусы и майку, переодевался в чистое, завтракал своими продуктами и много читал, прерываясь только для того, чтобы потренироваться.

Как-то раз, заметив взгляд Артура, он прервал тренировку и жестом предложил присоединиться.

– Разбираешься в единоборствах?

– Немного просекаю.

– Давай посмотрим…

Размеры камеры не позволяли провести нормальный спарринг, из-за отсутствия перчаток и накладок приходилось сдерживаться, чтобы не ударить в полную силу, но Дракула остался доволен. Если строго считать, то он победил по очкам, но признать победу бесспорной было нельзя, на Артура слишком давила окружающая обстановка, и он допускал промашки, которых смог бы избежать, действуя в привычной обстановке. Например, на улице города. Или в окопе с чеченскими боевиками, когда требовалось быстро и бесшумно снять часовых.

– А ты ничего! – одобрил Дракула, махровым полотенцем обтирая волосатый торс.

Заваров равнодушно кивнул. О том, какую выгоду можно извлечь из происшедшего, он пока не задумывался.

Графов предложил тренироваться совместно. Артур сперва отказался, ему казалось нелепым заботиться о своем теле в такой ситуации, но быстро понял ошибку и уже через день, не дожидаясь приглашения, присоединился к авторитету.

Дальше совместных тренировок их отношения не заходили до позднего вечера тринадцатого дня заключения. Артур всегда считал «чертову дюжину» для себя числом несчастливым, но именно в этот вечер Графов, как поначалу казалось, открыл ему глаза на возможность спасения.

На экране «панасоника» американский супергерой, заманив когорту отрицательных персонажей в цеха заброшенного предприятия, изощрялся в знании приемов рукопашного боя, уродуя их, как Бог черепаху, одного за другим. Персонажи страдали, но объединиться, чтобы всей толпой как следует навалять супермену, не догадывались и продолжали наскакивать поодиночке, хотя любой здравомыслящий злодей, оценив свое ближайшее будущее на примере предшественника, поспешил бы сделать ноги, а не кидаться в бесполезную драку.

Супермен дрался, семеро обычных зеков, подсев поближе к телевизору, поддерживали его, сдержанно ругаясь матом. Графов подошел к Артуру:

– Смотришь?

– В детском садике насмотрелся.

– Когда ты был в детском садике, такого у нас не показывали.

– И правильно делали.

– Почему? Человек должен иметь свободу выбора. Вот им, – Графов показал на увлеченных сокамерников, – подобного уровня качества хватает за глаза. Поэтому они и сидят здесь, а после суда пойдут по этапу.

– Мы тоже здесь сидим.

– Но я, в отличие от них, не собираюсь на зону.

– А вот мне, похоже, придется.

Графов уселся на «шконку», достал пачку «парламента».

– Тебе не предлагаю…– Авторитет прикурил от «зипповской» бензиновой зажигалки. – Может и придется, но биться надо до конца.

– Куда мне биться? Нормальный адвокат потребует такие бабки, которых ни у меня, ни у родичей отродясь не водилось. И то без гарантии результата.

– Чтобы гарантировать результат, надо подкупить судью, – кивнул авторитет. – Но ты не прав, когда считаешь, что бесплатно тебя никто не станет защищать. Есть такая хитрая контора под названием «Общество защиты прав осужденных». Некоммерческая общественная организация. Ее один нормальный парень держит, он в молодости сам по 148-й ^[7] не раз хаживал. Теперь за ум взялся, наколки вытравил, по фене больше не ботает, жрет икру на всяких презентациях, ручкается с банкирами да депутатами. Чуть что не так – сразу в суд обращается. Обычно в арбитражный, там у него связи покрепче. Короче, совсем другим пацаном стал, но прежнюю братву не забывает. С его шарагой многие известные адвокаты сотрудничают. В качестве спонсорской помощи, так сказать. Защищают права заключенных, которых посадили не по делу. Напиши в этот «ОбЗаПрОс» письмецо, а я замолвлю словечко, где надо, чтобы на него обратили внимание. Сам понимаешь, пишут им многие, а «всем помочь они не могут». Между прочим, даже судейские, когда видят, что за обвиняемым эта контора стоит, к делу относятся повнимательней.

– Да кто за меня подпишется? Во-первых, я еще не осужденный. А во-вторых, кому я там нужен?

– Я же сказал, что решу вопрос. Твое дело – маляву заслать, что просишь вмешаться, а дальше без тебя разберутся. Сам понимаешь, фирма хоть и общественная, и некоммерческая, но бабки наваривает реальные. Каким образом – не твоего ума дело. Не боись, гонорары у них копеечные. Не по бумагам, в реальности. Считается, что «Общество» им что-то доплачивает…

Ни на что не надеясь, Заваров написал письмо, текст которого продиктовал Дракула. Сколько Артур себя помнил, он всегда обламывался на обещаниях, которые давали посторонние люди. Что в армии, что на гражданке. Взять последние события: те два опера, Акулов и Волгин, обещали не трогать, выпустили, а потом сами сдали коллегам. Борисов, когда позавчера приезжал, так прямо и сказал об этом:

«Мы бы тебя хрен вычислили, но „убойщики“ подфартили, слили нам информацию.