Миссия выполнима

– Я тебя не узнаю, старина, – Георгий таращится на меня, как тренер на игрока, промазавшего с линии ворот, – ты тоже поверил? Да это мой чек. Сигареты покупал.

– Да как раз это я понял, не лох, – парирую я, – на какие шиши ты такие дорогие сигареты куришь?

– У тещи выманил. Сказал, приказ пришел – патроны за свой счет покупать. Червонец штука. Вот стоху отстегнула…

Мы выходим из подъезда, неспешно минуем двор и выходим на правительственную трассу, пролегающую в здешних местах.

– И на хрена ты бедную женщину в блудняк ввел? – возвращаюсь я к недавним событиям.

– Реакцию хотел посмотреть. Легкий следственный эксперимент.

Узнаю друга. Это Жорин метод. Сегодняшний случай не самый крутой в его практике. В прошлом году в подъезде нашли пенсионера с пробитой головой и вывернутыми карманами. Пенсионера, увы, уже мертвого. Следователь прокуратуры осмотрел место происшествия и поднялся в квартиру, дабы допросить внучку, с которой проживал старичок. Допрос протекал в комнате убиенного, где следак обратил внимание на клочок бумажки, валявшийся под столом. Развернув ее, он прочел надпись, сделанную корявым дедушкиным почерком: «В моей смерти прашу венить Лелю». Лелей звали внучку, которая тут же грохнулась со стула. Следователь был менее впечатлительным и оприходовал Лелю в ИВС на трое суток по подозрению в убийстве родного деда. В чем она и призналась на семьдесят первом часу пребывания в камере. Мочила, правда, не она, а бойфренд, молодой бездельник из соседнего двора. Мешал им дедушка дружить, занимая лишние десять квадратных метров. Ворчливый был, все работать заставлял, а пенсией не делился. Вот они и сговорились сжить его со свету. Но не получилось. При чем здесь Жора? В общем, то не причем, просто он до сих пор не может ликвидировать неграмотность среди себя, а поэтому как слышит, так и пишет. И вдобавок, канцелярский язык. Он бы еще написал: «Моя внучка совершила в отношении меня преступление, предусмотренное статьей 105 УК РФ, прошу возбудить по данному факту уголовное дело». Ну, какой нормальный человек стал бы царапать в записке «прашу венить». Изложил бы мысль проще: «Меня замочила Леля». Я указал Жоре на недостатки, на что он зашипел в ответ.

– А как иначе? У нее ж, сучки, все на лбу написано. Сидит, лыбится, только что хип-хоп от счастья не танцует. Бедный дедушка, бедный дедушка, ах как жалко, ах как жалко… А сама уже прикидывает, как мебель переставить. Койку в Саблино ты у меня переставлять будешь.

– Я не о том, Жор… Над грамматикой работать надо…

Короче, как вы поняли, Георгий подходит к делу творчески, можно даже сказать не ординарно, полностью игнорируя устоявшиеся методы работы органов с населением. Я не всегда занимаю его сторону, и мы частенько ведем философские споры.

– С Мудролюбовой ты перегнул. Муж то у нее действительно пропал. И судя по всему, с концами. Точнее, с концом. Нас могут опять обвинить в беспределе.

– Беспредел?! – гневно дышит мне в лицо Георгий, – да ты видал, как она заерзала?! Пельмени, пельмени… Да тут младенцу понятно, что сама его и пришила. Или на пару с хахалем. Денежки и барахло теперь ее. А по моргам и милициям звонит для обставы, дешевка…

Я улавливаю характерный аромат «Мартини». Еще час назад ничего подобного Жора не источал. Теперь ясно, зачем он так дотошно исследовал холодильник… Напарник прикуривает дорогую сигарету и продолжает выступление.

– Беспредел… Ты лучше меня знаешь, если идти на поводу у каждой буковки нашего потешного закона, хрен найдешь даже штопаные носки, украденные с бельевой веревки! Миссия невыполнима. У нас одни статьи взаимно исключают другие! Вот представь врача, к которому привозят тяжело раненного и говорят: «Спасай! Только у нас лекарств нет, а из инструментов одна лопата». Врач как может, но помощь окажет, даже лопатой, и никто его беспредельщиком при этом не назовет. Помер больной, не помер… А когда я вместо нормального инструмента беру лопату, все сразу вопят – беспредел, беспредел! Потом, над врачом никто не стоит, а у меня куча командиров и всем показатели подавай!

– Так шел бы во врачи.

– Харизмой не вышел…

Судя по предыдущему демаршу напарника, «Мартини» в холодильнике Мудролюбовой было много. После маленькой порции спиртного, Жора бичует язвы общества не так активно. Но, если честно, сермяжная правда в сказанным им только что словах есть…

– Ты где успел надраться, харизма?

– А покойника надо помянуть? Я что, по-твоему, нехристь?

Покойник, вероятно, Мудролюбов. Жора заглядывается на едущую в иномарке девчонку и прекращает полемику.

– И чего ты с нашей Валерией Павловной собираешься делать? – я возвращаю его к рабочей теме.

– Труп мужа надо искать. Без трупа даже не стоит пытаться колоть. Нет трупа – нет убийства. Но я знаю, где он.

– Брось ты! Откуда?!

– Я, в отличие от некоторых, не на хозяйкин халатик пялился, а квартирку внимательно осматривал. И кое-что выглядел.

– Ногу, что ль, отрезанную?

– Нет, не ногу… Там в ванной, в самом дальнем углу, мешок с цементом, а кафель на полу свежеукладенный. Швы новенькие, только застыли. И чистенькие, как после «Комета». Я, думаешь, только в белье копался? Под кафелем труп. В полу. Зуб даю! – Голос напарника, несмотря на «Мартини», тверд, как зрелый грецкий орех. – Плохо, крови нигде не заметил, хотя если его придушили кушачком от халатика, то крови и не будет.

– Прятать покойника у себя в хате? – возражаю я, – это не эстетично. Запах, насекомые… Опять таки по суеверным причинам.

– А куда его еще девать? Из хаты не вытащишь, внизу тетка на вахте сечет, охранники по двору ползают. А цементик и запахи проглотит, и червячков и, тем более, суеверия.

Мы сворачиваем с правительственной трассы на заброшенную улочку и через минут пять швартуемся возле родного отдела, огороженного высоким забором с незатейливыми рисунками и надписями, типа «Скажи наркотикам – нет!». Вдоль забора фланирует постовой Егоров, отпугивая любителей рисования автоматическим оружием и матерными выражениями, в которых необыкновенно силен. В дверях сталкиваемся с представителем южных народов, сержантом Гасановым по прозвищу Снегурочка. Он борется с преступностью, занимая должность завхоза. Внешне Гасанов похож на Лучано Паворотти, только талия раза в два пошире, да лысина попросторней. Мужик он не злой, хотя и жадный, и мы с ним не конфликтуем. Перед Новым годом Шишкин велел найти двух добровольцев – поздравлять детей сотрудников в образах Деда Мороза и Снегурки. С Дедом проблем не возникло, подписался любитель халявной выпивки Вася Рогов, но Снегурка, это, извините, нонсенс. Потом всю жизнь не отмоешься от голубой краски. Единственная женщина в отделе – секретарша Зинаида, дама пенсионного возраста на Снегурочку походила, как Жора на буддийского монаха. Поздравление могло сорваться, но выручил Гасанов, не боявшийся насмешек, связанных с размытыми границами сексуальной ориентации. Усы, правда, сбрить отказался. Парочка получилась улетная. Дедушка Мороз, ростом метр шестьдесят, с вечно красным клювом и запашком изо рта, внученька с усами и характерным, неистребимым акцентом… А когда, после пятого поздравления Вася передвигаться самостоятельно уже не мог, Гасанычу пришлось взять его миссию на себя. «Зыдыравствуйте, что, не жидали, да?» В одном адресе, действительно не ждали, ошиблись мужички дверью. Но хозяйку быстро откачали, даже «Скорая» не успела приехать…

– Билеты лотерейные покупаем, да? – Гасаныч протягивает нам пачку, – юбилейные, ко дню милиции.

– Обалдел? – возмущается Георгий, – до дня милиции пол года.

– Началство саказало, кито не возьмет добровольно, тому их в зарплату выдадут. Вмэсто дэнег.

– И сколько брать надо?

– Не меньше пяти. По червонцу.

– Мы с министерством в азартные игры не играем.

– Зато оно сы вами сыграет…

– Ты б лучше душ починил, второй год сломан. А у меня обильное потоотделение, – Георгий демонстрирует темные пятна подмышками, – стыдно людей принимать.

– А сауну с бассейном тэбе нэ надо?

– У соседей, между прочим, не только сауна, но и тренажерный зал.

– У соседей работают люди, которые умеют решать вопросы, – без акцента отвечает Гасаныч и направляется к гаражу.

Закуток, где раньше был душ, мы теперь используем в качестве камеры, которую называем скрытой. Желающим не всегда хватает места в основной, при дежурной части. Жора кивком приглашает меня в свой кабинет. Укушенный куда-то смылся, кабинет пуст.

– В общем, братишка, – Жора скидывает ботинки и вытягивает ноги, – пол ломать надо. Но прежде как то вдову выманить и ключи раздобыть. Ты это на себя и возьмешь.

– Какую вдову?

– Как, какую? Мордолюбову. И вдовой она стала на собственных глазах.

– Ты чего, пол втихаря ломать собрался?

– А кто ж открыто даст?

Георгий, как всегда прав. Открыто не дадут, причем дело даже не в прокурорской санкции на обыск, ее то, как раз, получить не сложно. Дело в деле. Уголовном. Чтоб получить санкцию, надо возбудить уголовное дело по факту убийства. «Глухое», естественно, дело. А кто ж даст показатели портить? Начальство фантазиями не страдает и рассуждает трезво. «Ты, что, милай? Какое убийство? Да твой пропавший у шмары какой-нибудь дохнет или от бандитов бегает, а ты – убийство! Вот найдешь труп, тогда и возбудим! Если мы по каждому потеряхе будем убийства возбуждать, нас обзовут криминальной столицей мира!» Придется, как говорит Жора, лопатой, вместо скальпеля…

– А ключи? – вновь пристаю я, – как прикажешь ключи раздобыть?

– Способов много, надо просто выбрать оптимальный. Можно, например, вызвать Мордолюбову сюда, под благовидным предлогом обшмонать и изъять ключи. После ты с ней часок, другой покалякаешь, мне и хватит.

– Какой еще благовидный предлог? Валерия Павловна, мы подозреваем, что у вас в сумочке героин, извольте показать…

– Ну, почему, героин?… Можно патроны…

– Сам обыскивай. Покалякать, я с ней покалякаю, хотя не знаю о чем, но в сумку не полезу.

– Хорошо, есть другой вариант. Просто посадить ее на три часа в скрытую камеру. Вон, науськать Егорова, а он к мертвому прицепиться может.

Слово «прицепиться» было сказано Жорой в иной, более народной вариации, я слегка сглаживаю острые углы…

– Пойдет вдова снова за пельменями, а Егоров к ней и прицепится. А пока она в камере за мелкое хулиганство или неповиновение сидит, я полик в ванной и вскрою.

– Такую женщину в камеру? Как ты можешь, Георгий?

– Она мне не женщина, она – подозреваемая.

– А консьержка? Ее тоже в камеру?

– Да она дрыхнет без просыху!

Жора, вероятно, хотел сказать «беспробудно».

– Хотя мне по душу первый способ. Короче, давай на завтра планируй. Вызывай часикам к четырем. Скажи, нашли несколько трупов, хотим показать, вдруг мужа признаете. А потом по обстановке. Главное, ключи вымани и сразу мне передай. Кстати, ломика у тебя нет?

– Валяется какой-то за сейфом, с кражи изъятый.

– Отлично, – Жора вставляет ноги в ботинки и потирает ладонями, – люблю, когда пиво правильное.

– Слушай, Жор, – пиво то, пивом, а если мужа под полом не окажется?

– Да, где ж ему быть, красавчику нашему?!

– Хочешь умный совет? Сгоняй к Самоделкину, у него приборчик есть специальный – покойников искать.

Самоделкин – наш старший эксперт. Как вы понимаете, это не настоящая фамилия, а псевдоним, придуманный товарищами по оружию. За то, что тот все делает сам. Не от хорошей жизни, естественно. Фирменное оборудование, привезенное в экспертный отдел сразу после Великой Отечественной, поизносилось, другого нет, а экспертизы проводить надо. Вот и приходится самому изобретать и мастерить агрегаты из подручных материалов. Упомянутый приборчик по обнаружению спрятанных покойников слеплен из старого автомобильного термостата, вольтметра, извиняюсь, презерватива с каким-то газом и двух батареек. Все это запаковано в пластмассовую коробочку из-под мороженого «Валио». Самоделкин авторитетно клянется, что если покойник притаился в метре от его прибора, вольтметр оперативно отреагирует. Лично у меня возможности испытать гениальное изобретение в деле еще не было, но в руках держать доводилось. В кабинет возвращается усталый Укушенный, наверно с заявки, он сегодня дежурит. Бросает на стол папку и плюхается на стул.

– Чего, Борь, заявочка приключилась?

– Куда нас только не вызывают, – Борька достает из дежурной папки пивную бутылку и делает жадный глоток, – бабка, семьдесят четыре года, залезла на крышу. Сброситься захотела.

– Зачем?

– Неразделенная любовь.

– Что ж не сбросилась?

– Передумала, а обратно с крыши слезть не может. И давай на весь двор орать – снимите, снимите…

– Сняли?

– Не знаю, пускай с ней пожарные со спасателями разбираются, да психушка. Розыску там делать нечего.

***

– Между прочим, когда от Агаты Кристи ушел муж, она стала писать детективные книжки особенно активно, чтобы не сойти с ума. И неплохо, надо сказать, получалось.

– Слушайте, какое мне дело до Агаты Кристи?! Пускай она пишет, что хочет. Я лично не собираюсь с ума сходить.

– Попробуйте, вдруг тоже выйдет.

– Вы что, издеваетесь?

Я не издеваюсь. Хотя, по вине этого кладоискателя Жоры и выгляжу со стороны круглым идиотом. Я тяну время, словно команда, играющая на удержание счета. Выигрываю драгоценные секунды, минуты, и часы. Надеюсь, не придется выигрывать сутки. Тогда я буду выглядеть идиотом квадратным. Жоры, между прочим, нет уже пять часов, вместо обещанного одного. Он сейчас там, в хате. Простукивает стены и потолок в поисках трупа Мудролюбова, пока я здесь отвлекаю Валерию Павловну глубокомысленными разговорами. Вызывал ее тоже я. Как и планировалось, якобы предъявить для опознания фотографии покойников. Вдруг, дескать, узнает. Валерия Павловна согласилась с неохотой, заявив, что боится мертвых. Я успокоил, сказав, что бояться надо живых. Фотографий я приготовил штук сто, на редкость живеньких, надергав их из старых оперативно-поисковых дел. Задачей номер два было извлечь ключи из ее сумочки и незаметно передать Жорику. Внагляк, под видом обыска, мы действовать не стали, посчитав, что интеллигентные люди должны пользоваться простыми, но интеллигентными методами. Когда Валерия Павловна ознакомилась с моей маленькой фотоколлекцией, в которой она, естественно, никого не признала, я предложил ей дактилоскопироваться. То есть оставить у нас свои отпечатки пальчиков.

– Это еще зачем?! – гневно воскликнула Мудролюбова.

– Спокойно, – усадил я ее обратно на стул, – спокойно. Вы хотите, чтобы ваш муж нашелся?

– Не задавайте глупых вопросов!

– Не такой уж он и глупый. То есть, хотите. А раз хотите, давайте сюда пальчики.

С моей точки зрения, ассоциативно-логическая цепочка вполне прочна. Пальчики – ключи – Жора – найденный муж. Но если, как в классических детективах, выкинуть промежуточные звенья, получится сюр, вызывающий негативную реакцию…Когда я мазал ладошки Валерии Павловны типографской гуашью, в дверь кабинета заглянул Укушенный и, оценив сцену, ляпнул:

– Ты ей лучше морду намажь!

Не знаю, зачем он это произнес. Может, с подозреваемой перепутал, а может, пошутил. Что с Укушенного взять? Сам мент, и шутки у него ментовские… Пока Валерия Павловна отскабливала в нашей душевой гуашь, Жора умыкнул ключики из оставленной в кабинете сумочки, сунул подмышку приборчик Самоделкина и черным стрижом упорхнул из отдела. До сих пор не вернулся. Первый час я выпытывал у Мудролюбовой, во что был одет пропавший супруг. С микроскопическими подробностями. Розыск – дело точное, приблизительности не терпит. Затем перешел к обстоятельствам исчезновения, почти поминутно заставив даму вспомнить тот злополучный день. Следующий час ушел на выяснение возможных мотивов исчезновения. В обычном режиме указанный выше процесс занимает в среднем от минуты до трех, поэтому мировая общественность должна по заслугам оценить мой титанический труд. Когда с мотивами покончили, перешли к лирике – жизненный и трудовой путь, отношения к людям, увлечения, вредные привычки и прочая лабуда. Смеркалось. Я предложил Валерии Павловне майского чайку, но, увидев мой чайник, она отказалась. Разговор надо было продолжать, не щадя языка своего. В ход пошли жизненные примеры и знания, почерпнутые из периодической печати. Агата Кристи, Сара Бернар, Клеопатра… Нет, вы не подумайте, что мне не о чем поговорить с дамой. Однажды я мариновал свидетельницу трое суток, без сна и отдыха, подкармливая ее пирожками из ларька, пока она, наконец, не вспомнила все что надо. Выйдя, дама помчалась к адвокату, но тот, не врубившись в тему, ее успокоил: «Трое суток? Да, к сожалению, по закону, они это могут». Для тех, кто не понял, повторяю – дама была свидетельницей, а не подозреваемой. Но сейчас случай иной. Гад Жорик обещал час, я на час и настраивался… Блин, что он там завис? «Пентиум» недоделанный. Хоть бы позвонил.

– Видите ли, Валерия Павловна, – продолжаю я, – мы, сыщики, чужую беду принимаем, как свою. А вы хотите, чтоб мы формально, пять минут с вами побеседовали и разбежались?

Подобного бреда я не несу даже на оперативных совещаниях в Главке, где бред, как таковой, является делом обычным.

– Я могу идти домой? Или вы мне будете дальше голову морочить?

– Конечно, можете. Но давайте поподробней вспомним еще один Момент, э-э-э… (Сволочь, Жора!). От вашего дома, э-э-э, до ларька, где он покупал пиво, э-э-э, ровно сто пятнадцать метров. Так?

– Не знаю, не мерила.

– Зато мы померили, э-э-э. И, как вы утверждаете, Михаил Андреевич ходил к ларьку постоянно?

– Ну и что?

– Значит, э-э-э, продавец его знает в лицо?

– Может и знает.

– Почему же он утверждает, э-э-э, что в тот вечер не видел Михаила Андреевича?

– Господи, значит, Миша просто не дошел. Послушайте, я торчу здесь уже семь часов (Врет! У меня тоже хронометр есть.) и слушаю всякую чепуху. Лучше б я дома сидела, может, Миша звонил! Я, в конце концов, могу идти?

– Идите! Только у меня к вам последний вопрос. Сколько фонарей стоит на данном промежутке, э-э-э, и сколько из них разбито?

– Не считала, э-э-э.

– Зато мы посчи…

Ну, наконец-то!.. Прибыл, землекоп. Добрый вечер, Георгий, добрый вечер Победоносец. Что вы какой-то не радостный? Будто неделю пива не пили… Друга окружает густой аромат. Не сомневаюсь, что вы догадались, какой. «Мартини» сложно не признать. Георгий, не здороваясь с Валерией Павловной, проходит в дальний угол кабинета, падает на стул и, насупившись, начинает уничтожать нас взглядом. Я, зная эту особенность Жориного поведения, понимаю, что клада он не нашел. Но, в любом случае, миссия моя окончена, осталось вернуть в сумочку ключи и отпустить госпожу Мудролюбову с миром. Вернуть ключи… Легко сказать. Валерия Павловна прижала сумочку к своей плоской груди, как алкаш утреннюю бутылку пива. Клещами не вырвешь. Я мигаю Жоре, подкинь ключи на пол, мол, сама обронила, но Жора, похоже, ушел в астрал и на происходящую действительность не реагирует. Хоть гранату взрывай.

– Валерия Павловна, видите ли…

Черт, как бы, потоньше…

– Видите ли… Нам надо вас еще раз дактилоскопировать…

Жалко, здесь нет какого-нибудь кинорежиссера, зафиксировать непередаваемую словами мимику Валерии Павловны. Главная роль в Голливуде была бы у нее в кармане. Куда там Мерил Стрип до Мудролюбовой. Личико у нашей гостьи сначала свело, потом развело, потом… Нет, не буду даже пытаться…

– За…Зачем?

– Это не наши капризы, Валерия Павловна. Эксперты требуют два экземпляра, а у нас ксерокс сломался. Извините, я вас сразу не предупредил, запамятовал…

Поверьте, я, в отличие от напарника, не пьян, даже не прикладывался. И не болен, температуру с утра мерил. Но что прикажите Мордолюбовой грузить? Не дав Валерии Павловне опомниться и обдумать ответ, я хватаю ее руку и пускаю в ход валик, пропитанный гуашью. Заглядывает Укушенный.

– Заткнись!!!

Укушенный уходит. Пока Мордо…, тьфу ты, Мудролюбова не вышла из предобморочного состояния, шлепаю ее ладони о лист бумаги и гоню в душевую.

– Вот и все, а вы боялись… Бегом в душ, и домой.

Благодаря раздолбайству завхоза Гасаныча, горячей воды в душе нет, а холодной типографская гуашь отмывается скверно, но, главное, долго. Оставив Валерию Павловну в умывальной, рысью мчусь назад, в кабинет. Жора как сидел, так и сидит в клине.

– Где ключи?

– Что?…Ка… Какие ключи?

– От хаты Мордолюбовской, идиот!

Жора не отвечает. Я охлопываю его карманы, нахожу ключи, возвращаю их в сумочку и лечу назад, в душевую.

– Вы забыли, вот, пожалуйста, – я протягиваю даме сумочку, улыбаясь, как можно естественнее, – До свидания. Мужа будем искать. Вы свободны.

По дороге в кабинет пытаюсь вспомнить самые изысканные, самые превосходные ругательные обороты родного языка, но придя, пользуясь самыми распространенными, но доходчивыми. (Опускаю). Выпустив пар, спрашиваю:

– Нашел?

– Кого?

– Покойника!

– Н-нет.

– А чего ж ты там пять часов делал?!

– Искал… Я убью этого Самоделкина…

***

Начальнику ГУВД Санкт-Петербурга.

Копия: генеральному прокурору Российской федерации от гр-ки Мудролюбовой В.П. 

ЗАЯВЛЕНИЕ 

Срочно прошу принять меры к розыску маньяка, учинившего акт вандализма и глумления над моей квартирой и укравшего мои личные вещи на сумму 200 000 долларов США. 21 мая с.г. я была вызвана в районный отдел внутренних дел по поводу дачи показаний о своем пропавшем без вести муже – Мудролюбове Михаиле Андреевиче. Вернувшись из милиции, где безо всяких оснований пробыла около восьми с лишним часов, я застала ужасную картину. Полы на кухне и во всех комнатах были полностью вскрыты. Также вскрыт кафель в ванной комнате и приведена в негодность только что поставленная система подогрева полов, стоимостью пять тысяч долларов. Разбиты арочные конструкции в коридорах, в результате чего рухнули подвесные потолки. Часть стены в спальне обвалена. Разбит унитаз и старинная китайская ваза, стоявшая в туалете. В гостиной безобразным образом сорваны немецкие обои и выведена из строя импортная электропроводка. Там же я нашла не принадлежащую мне коробку из-под мороженого «Валио» с каким-то устройством, напоминающим самодельную бомбу. Подозреваю, что квартиру пытались взорвать, а когда это не удалось, устроили погром. Входная дверь не повреждена, консьержка на вахте никого не видела. Коробку из-под мороженого и список украденного на десяти листах прилагаю к заявлению.

Мудролюбова В.П. Подпись.

P.S. Розыск моего мужа прошу прекратить, в связи с его возвращением.

Подпись.

***

– Мне пива, маленькую.

– А мне «Мартини», хотя…

Жора копается в недрах своего потрепанного бумажника, звеня мелочью, после надсадно вздыхает и уточняет.

– Тоже пиво.

Взяв по бокалу, присаживаемся под зонтик, установленный рядом с кабачком.

– Я окончательно разочаровался в людях, – заявляет Георгий, обмокнув усы в пену, – это больно признать, но, увы… Говеное пиво.

– Ты разочаровался во всех сразу? Или в конкретных персонах?

– Послушай… Что от меня требовалось? Найти Мордолюбова. Так?

– Так.

– Я его нашел. Так?

– Ну, в общем, так.

– Живого и здорового. А меня, вместо того, чтоб сказать спасибо, обвиняют в воровстве, будто я рецидивист какой! Двести тысяч баксов! Это справедливо?! Да я там копейки поганой не взял! Хату, да, попортил немножко, но опять таки, не со зла, а из-за этого очумельца Самоделкина! Его эта хренотень в коробочке все время зашкаливала! Но к брюликам и шубам собольим я пальцем не притрагивался!

– Лично тебя пока ни в чем не обвиняют. Она про маньяка пишет.

– Но был то там я! Значит это удар по моему имижду!

– Имиджу, – поправляю я.

Жора, судя по молниям во взгляде, действительно оскорблен до обиды. В том, что он прихватил на память Мудролюбовское барахлишко, я глубоко сомневаюсь. Иначе сейчас он все-таки заказал бы «Мартини». Но даже не по этому. Жора ментовской крови, пусть немного и разбавленной этиловым спиртом, но ментовской. Не возьмет рубль, не позарится и на миллиард. «Мартини» не в счет.

– А кстати, где муженек то был?

– Да пес его знает… Важен итог. Есть у меня, правда, мыслишка. У него срок по долгам подходил, вот он и нырнул под корягу, а женку заставил вой поднять, мол, пропал без вести.

– Да, но это не избавит от долгов. Не всю же жизнь потеряшкой считаться?

– А кто знает, что будет через год? Или ишак, или эмир…

– Тоже верно.

– А вдова, наверняка, как от нас вернулась, так ему и позвонила в подполье. Приезжай, у нас тут, хм… Нет, не сразу позвонила. Сначала барахлишко свое припрятала… Жили то они без любви, на булавки он ей лишний раз не давал, вот она и воспользовалась моментом, зараза. А на меня свалила.

– Она уже не вдова, – защищаю я Мудролюбову.

– Досадно, кстати. Такая красивая версия обломалась. А Михайло Андреич, как про беду услыхал, пулей примчался, забыл и про долги. Вахтерке по роже заехал, что проспала бандитов. Кстати, заяву с нее надо взять. Палочку срубим по хулиганству.

Жора двумя глотками осушает бокал.

– Дерьмовое пиво. Короче, вывод такой, чем больше людям добра делаешь, все равно – дурак.

Вывод очень правильный, если не грамматически, то, по крайней мере, лексически. Что, несомненно, важней. Особенно, если учесть, что в дураках остался не Жора, а ты. В смысле я. Дело даже не в потраченном на Валерию Павловну времени, не в потерянном при этом положительном образе сотрудника милиции и нервных клетках. На такие пустяки я давным-давно не обращаю внимания. Дело в «фомиче» – ломике, забытым дорогим Георгием в Мудролюбовских апартаментах. «Фомич», как я говорил, изъят у одного ворюги, изъят лично мной, изъят официально, с соблюдением всяких там формальностей. То есть на бирке, приклеенной к ломику именно моя родная фамилия и мой, не менее родной, автограф. И хотя, Жора божится, что фомка провалилась за батарею, и ее не найдут, чувствую я себя как-то неуютно. Опасаюсь за имижд, тьфу ты, имидж. Единственный выход – снова вызывать Мудролюбову, теперь уже с мужем, дактилоскопировать обоих, тырить ключи и бежать к ним в хату за «фомичом». А что делать? Ждать, когда ломик найдется? А он, блин, рано или поздно, найдется… Вывод ясен?

Глава 3

Как утверждал великий пролетарский писатель Горький, лицо – зеркало души. Но познакомься Алексей Максимович с Жорой, он бы подобного не заявил. Да, иногда состояние души Георгия по выражению лица угадать не сложно. Но бывают моменты, когда, посмотрев на моего друга, сразу и не поймешь, то ли женился, то ли зарезал кого. Такая, вот, в глазах бездонная глубина. Не донырнешь. Впрочем, для сыщика высокого класса, каковым Георгий является, это, несомненно, достоинство.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.