Изначально Громов не входил в число «своих». Два года назад Лариса про него и не слышала, но позже он кому-то помог, был введён в круг и постепенно стал завсегдатаем. Действительно, никогда ни за что не платил. Лариса полагала, что смогла бы вынудить его раскошелиться, но не видела в этом необходимости. Наведя справки выяснила, что в определённых ситуациях Громов может оказаться полезен. Ущерб от его бесплатных посиделок был невелик, так что… Нет, его помощь ни разу не пригодилась, все проблемы Лариса решала сама. Разве что однажды он выкинул из бани пьяного посетителя, да как-то сопровождал её на переговорах с должниками, отказывавшимися платить. Это было давно и не может иметь отношения к происшедшему.

Касательно убийства Лариса ничего сообщить не могла. Собиралась в тот день приехать, но задержалась по делам. Если бы была в комплексе во время стрельбы – может, что-нибудь и узнала бы. Хотя вряд ли. Громов не стал бы делиться ни своими планами на будущее, ни подозрениями по поводу первого покушения. А под пули она бы не полезла.

Вот, в общем, и все…

Жалко мужика.

Ребёнка – ещё больше. А вот жену, то есть уже вдову – не очень.

– Что так неласково?

– А за что мне её ласкать? Вышла за кошелёк, наставила рога…

Акулов припоминает свои впечатления от общения с Громовой. Рога, конечно, дело житейское. И адвокат вокруг увивался… Но делать столь категорических выводов он бы не стал.

Лариса видит его сомнения. Усмехается:

– Я, конечно, свечку не держала. Но глаза у меня в полном порядке. Женщины такие вещи чувствуют, вам этого не понять. Не думали, кстати, что это Александра могла постараться?

– Ради наследства?

– Разве это слабый повод? Деньги и свобода. Громов, конечно, миллионером не был, но и на паперти не стоял. Людей и ради меньших денег убивали.

– Ты сама в это веришь?

– Не очень. Но и отбрасывать такую версию не стала бы. Проверьте, если знаете, как. Конечно, она сама не взрывала и не стреляла, но могла найти каких-то людей. Крутых друзей у неё нет, могла подписать только кого-то совсем постороннего. Как бы ей самой, дуре, теперь голову не оторвали.

– Что из себя представляет Кирилл?

– Водила? Фуфло! Не знаю, на какой свалке Громов его подобрал. Дерьмо человек. Ненадёжный. У меня всегда, когда его видела, настроение портилось. Слышала, он от ваших сбежал? Может быть, испугался. А может, и знает чего-то! Если найдёте – говорите с ним жёстко. Таких не надо жалеть. Кстати, у него есть двоюродный брат. Отморозок полнейший! Один раз его видела… Такая дебильная харя!

– Где брат живёт, знаешь?

– На кой оно мне? В гости ходить?

Вторая чашка допита. Больше кофе не хочется. Чувствуя изжогу, Акулов потирает живот. Лариса смотрит с сочувствием.

– Администраторы у тебя все судимые?

– Ага! Специально беру… Нет, один Санёк. Правда, кроме него, временно никого не осталось. Но он парень нормальный. Я в людях хорошо разбираюсь, жизнь научила. Так что в Саньке я уверена. Обратно за решётку он не хочет. Теперь у меня вопрос, можно?

– Валяй.

– Откуда ты про Ольгу узнал?

– Догадался.

– Так и подумала. Хорошая девка.

– Хорошая.

– Помогла?

– Нет. А она что-то знает?

– Даже про «фольксваген» не рассказала? – Лариса усмехается. – Я ведь её до тебя допросила. Рекомендовала держать рот на замке… Иваныч на этом «фольксвагене» ездит, директор завода. Я тебе позвоню, когда узнаю про него больше. И про Кирилла. Без меня, чувствую, вы за ним будете до второго пришествия бегать. Мне обещали завтра днём сказать адрес, где Киря дохнет. Думала сперва его сама потрясти, да ладно, подарю вам… Только учти – я тебе из-за Волгина помогаю. Он просил, а иначе бы я не стала ни с кем говорить.

– Никто ничего не узнает.

– Надеюсь. С Ольгой ты сегодня виделся? Слушай, только сейчас догадалась – это ты её до дома подвозил? На тёмной «восьмёрке»?

– Следила, что ли?

– Ну да, очень надо! Просто проезжала мимо случайно.

Лариса опять усмехается:

– Вижу, она произвела на тебя впечатление. Переживаешь за бедную девочку? Мы, кстати, с ней одногодки. Не похоже? А ведь ко мне жизнь тоже не всегда лицом поворачивалась… Ладно, можешь не переживать, подыщу ей какую-нибудь приличную халтуру. Она ведь не хочет из своей поликлиники уходить. А то давно бы место нашла…

* * *

Акулова разбудил сигнал пейджера. Протирая глаза, услышал диалог Катышева и хозяйки:

– Где у вас туалет?

– В коридоре найдёте.

Катышев вышел. По телевизору продолжалось шоу «Туда-сюда». Люди в масках наперебой откровенничали, зал организованно аплодировал. Ведущий сиял, улыбка у него была министерской.

«У нас все нормально. Позвони, когда освободишься. Целую, Виктория».

Андрей воткнул пейджер обратно в держатель на поясе.

Юра Лапсердак договорился с водителем «скорой», но и Акулов не хотел остаться в стороне. Собирался приехать в больницу, помочь. Все планы спутал звонок Ларисы: она выполнила обещание и сообщила адрес Кирилла. Андрей спросил и про Иваныча, но она рассмеялась: «Не все сразу!» Для того, чтобы получить санкцию на обыск, потребовалось почти пять часов. Прокурор Воробьёв, очевидно, от большого ума, ввёл очередное собственноручное дополнение к Уголовно-процессуальному Кодексу. Он отказывался санкционировать постановление, если к нему не прикладывалась справка из жилконторы о лицах, прописанных в адресе. Зачем? Одному Воробьёву было известно. Но он твёрдо стоял на своём. В результате Акулов не успел помочь сестре, а задержание Кулебякина оттянулось на поздний вечер.

Катышев все ещё был в туалете, когда в дверь позвонили. По характеру звонка было ясно, что пришёл кто-то свой.

Дождались!

– Вы сами откроете? – спросила хозяйка совершенно спокойно.

– Откроем, – Акулов вскочил с дивана. – А вы будьте здесь, что бы ни произошло.

В тот момент, когда оставалось последний раз провернуть головку замка, опять заверещал пейджер. На улице или в машине его сигнал был слабо слышен, сейчас же грянул подобно трели милицейского свистка.

Акулов распахнул дверь, ожидая увидеть спину убегающего Кирилла.

Кулебякин стоял и моргал. Выражение его лица было не то чтобы радостным, но вполне дружелюбным. В левой руке покачивался пакет с продуктами. Сквозь полиэтилен выпирали углы картонных упаковок, торчало горлышко «Монастырской избы».

Просто Кирилл туго соображал.

Сообразив, взревел и попытался шмякнуть Андрея пакетом.

Андрей уклонился, бутылка взорвалась от удара о стену.

Получилась безобразная свалка. Иногда бывает очень трудно одеть наручники на человека, который этого действительно не хочет. Разве что сперва отдубасить его до лежачего состояния, а потом надевать.

Кирилл не хотел. Он не пытался больше наносить удары, но и завести руки за спину не давал. Сил для этого у него было достаточно.

– Вы чего, пацаны? Ну чего вы? Блин, осторожней, я ведь раненый!

Возиться или уговаривать можно было до бесконечности. Ситуацию перевернул расслабляющий удар по голени. Один, другой… После того, как Андрей изо всей силы вмазал пятый раз, Кулебякин охнул и сдался.

Потом сидел на полу коридора, ожидая, когда закончится обыск квартиры. Вытирал пот с лица плечом. Потел он изрядно… Вероника по-прежнему держалась спокойно, зато Кирилл, как только видел её, начинал волноваться:

– Сука, это ты меня сдала? Ничо, я скоро вернусь. Выйду – поговорим!

Катышеву эти крики надоели, и он, дождавшись, когда никого рядом не будет, провёл с задержанным разъяснительную работу.

Кулебякин оказался понятливым. Выступать перестал, сидел тихо и только чаще прикладывал голову к плечу.

Обыск результатов не дал.

Вышли на улицу. Шесть человек поместиться в машину не могли. Предполагалось, что двое оперативников, живущих в этих краях, после задержания пешком отправятся домой.

Они уже хотели прощаться, но Акулов опередил. Подталкивая к «десятке» Кирилла, громко сказал:

– Василич, открывай багажник! Как думаешь, сперва лучше в бункер, а потом в лес, или наоборот?

Задержанный вздрогнул.

Акулов ткнул его кулаком в спину:

– Будешь знать, как на ментов нападать!

Глава седьмая

Лариса встретилась с серьёзным человеком.

У него было мало времени.

Встреча происходила в машине, припаркованной на одной из тихих окраинных улиц. Прежде чем допустить к серьёзному человеку, охрана тщательно обыскала Ларису. Пришлось стоять, опершись на багажник, пока дотошный бодигард ощупает бедра и грудь. Несколько раз, сантиметр за сантиметром. Пальцы у него были сильные. Результатом остался доволен. Улыбнулся и распахнул заднюю дверь:

– Прошу вас!

Прежде чем сесть, Лариса внимательно на него посмотрела. Он опять улыбнулся. Глаз за чёрными стёклами очков было не видно.

Дверь мягко захлопнулась, отгораживая от внешнего мира. В салоне было нежарко, градусов тринадцать-пятнадцать. Передние места пустовали, магнитофон выключен.

– Добрый день, – сказал мужчина с лёгким кивком.

Стекла очков без оправы блеснули.

Лариса ответила.

Договариваться о встрече пришлось через цепочку посредников. Это заняло больше двух дней. Поначалу человек отказал в рандеву, потом согласился уделить четверть часа. Свой рассказ Лариса подготовила дома и начала говорить сразу после приветствия. Уже на третьей фразе мужчина её остановил:

– Я все это знаю. Что ты хочешь?

Ответ был также подготовлен заблаговременно. Он должен был понравиться авторитету:

– Мне нужно знать, что происходит. Не люблю, когда кто-то решает свои проблемы на моей территории, а я не в курсе событий.

– На твоей территории? – Стекла блеснули, брови поползли вверх.

– Это мой клуб. Я не хочу, чтобы рядом с ним кого-то взрывали. Тем более людей, к которым я хорошо отношусь. И хочу быть уверенной, что в следующий раз взорвут не меня.

Мужчина жестом показал: достаточно, я все понял. Опустив голову, углубился в раздумья. Сидел вполоборота к собеседнице, отгородившись кожаным подлокотником, вытянув ноги так, что ей почти не оставалось места для своих.

Лариса ждала.

Коричневый костюм в едва заметную полоску, плотно облегающий шею белоснежный воротничок. Мягкий обманчивый голос, очки – зрение он посадил в лагерях, где провёл лет пятнадцать. Поверить в это было непросто – человек сильно изменился с тех пор, как последний раз сидел на скамье подсудимых. Сейчас он был одним из теневых отцов города, человеком, от слова которого иной раз зависело больше, нежели от распоряжения губернатора. О его прошлом Лариса слышала мало, и достоверным было лишь то, что наказания он отбывал за насильственные и имущественные преступления. Знающие люди предпочитали молчать, трепачи боялись ворошить эту тему.

Заколка на его галстуке стоила больше десяти тысяч долларов. Выглядела она, можно сказать, неказисто и могла ввести в заблуждение даже опытного ювелира. Поэтому, видимо, и использовалась в качестве повседневной. Для торжественных случаев имелись другие, поярче. Бывший зек безделушки не покупал – ему их дарили.

Лариса была уверена, что в просьбе он не откажет. Одно согласие на разговор уже означало, что тема ему интересна. А раз интересно – он впишется. Вопрос в том, какую плату потребует? Но Лариса была уверена, что не прогадает.

Он поднял голову. Усмехнулся:

– Твой клуб – и мой уровень. Ты разницу представляешь?

Она не ответила. Что говорить? Поддакивать? Петь дифирамбы чужому могуществу?

– Я подумаю, что можно сделать, – объявил решение влиятельный мужчина.

Это означало: «Я сделаю».

Лариса благодарно улыбнулась. Не сильно, без всякого подобострастия.

– Говоришь, у тебя там всем нравится?

Она этого не говорила, он сам так решил. Сказала только сейчас:

– Пока никто не жаловался.

– Ну-ну. Я заскочу сегодня проверить. Жди к двадцати одному.

Аудиенция кончилась. Не прощаясь, мужчина отвернулся к окну. За тонированным стеклом двигались пешеходы. Обычные горожане, обременённые бытовыми заботами. На машину никто из них не смотрел. И уж тем более мало кто слышал про мужчину в тёмных очках без оправы – тогда как он, при желании, мог запросто поломать судьбу любого из них. Как уже ломал не один раз.

Но при этом панически боялся операции по коррекции зрения и не выносил контактных линз.

* * *

В физкультурно-оздоровительный комплекс Лариса приехала только в четверть девятого. Хотела пораньше, но не успела. На всякие рутинные дела ушло вдвое больше времени, чем планировалось. Хорошо, хоть на Санька можно было надеяться. Она позвонила и попросила все приготовить, он заверил, что сделает в лучшем виде. Обещал устроить и так, чтобы к назначенному времени в комплексе никого не было. Это не должно было вызвать каких-либо затруднений. Организованные группы занимались сегодня только до девятнадцати, а остальных посетителей можно спровадить, не утруждаясь лишними объяснениями. Достаточно слегка извиниться и сослаться на какую-нибудь техническую неисправность. Не придут больше – и черт с ними. Не для них, по большому счёту, это все создавалось.

Как Лариса и думала, главный вход был закрыт. Крыльцо замело снегом – значит, администратор всех выпроводил больше часа назад. Сворачивая за угол, чтобы добраться до чёрного хода, Лариса подумала, что надо, наконец, подобрать Саньку сменщика. Сколько он уже без отдыха пашет? Другой бы давно возмутился…

Тяжёлую дверь открыла сама. Выдирая из скважины ключ, за что-то там зацепившийся, обратила внимание, что на дорожке сильно натоптано. Следы были относительно свежие, в обе стороны. Странно – чёрным ходом пользовались очень редко. К Саньку приходили друзья? Или он сам куда-то выскакивал?

Администратора за стойкой не было. Громко работал телевизор, шла музыкальная передача. На столе стояла кружка кофе, наполовину пустая, рядом лежал бутерброд с салом. Лариса потрогала кружку – чуть тёплая. И свиной жир на куске хлеба выглядел нагревшимся, размягчённым.

– Александр!

Прислушалась: тихо.

Куда он мог подеваться?

Вернулась в коридор, тронула дверь уборной: не заперто. Прошла в раздевалку.

Шкафчик Санька был открыт. Пахло от старых ботинок на нижней полке, рядом блестел полиэтиленовый пакет со спортивным костюмом. «Плечики» для верхней одежды были пусты. К внутренней стороне дверцы был приклеен глянцевый разворот из «Плэйбоя». Лариса задержала на нем взгляд. Неизвестная девушка сильно кого-то напоминала. Усмехнулась, сообразив: модель была похожа на неё. Только лет на пять младше и причёска значительно проще. Ещё месяц назад фотографии не было, а значит, она не могла остаться от того, кто пользовался этим шкафчиком раньше.

Красочная картинка оказала на Ларису успокаивающее воздействие. Она осторожно закрыла шкаф, выключила освещение и прошла в вестибюль. Ещё раз позвала администратора – безответно.

В то, что случилось плохое, не верилось. Что могло с Саней случиться? Здоровьем Бог не обидел, благоразумием – тоже. Значит, ему потребовалось куда-то уйти. Плохо, что не оставил записку и не позвонил. Хотя… Она достала сотовый телефон. На дисплее было написано: «Звонков без ответа – 1». Номер не определён – значит, звонили не с «трубки». Посмотрела время: вызов поступил без пяти восемь. Она как раз ехала в машине и могла не услышать. Скорее всего, это Саня и был.

Куда же он так сорвался?

Сев за стойку, Лариса выключила телевизор. Посмотрела на кружку, опять потрогала пальцем. Бермудский треугольник какой-то… Хотела встать, чтобы проверить сауну, но не успела: подал голос телефонный аппарат. Не её сотовый, а обычный радиотелефон, «база» которого была прикреплена к стойке.

– Алло! Физкультурно-оздоровительный комплекс.

– Здравствуйте, простите, а Александра можно позвать? – послышался вздрагивающий женский голос.

– Он вышел.

– Вышел?

– Да, скоро вернётся. Ему что-нибудь передать?

– А-а-а… Не знаете, он домой сегодня придёт?

– Да, около девяти.

– Спасибо. Передайте, пожалуйста, что жена звонила.

– Передам обязательно.

Лариса улыбнулась и повесила трубку. Супругу администратора ей видеть не доводилось, но он рассказывал о ней много хорошего. Из тюрьмы его дождалась, домовитая, нежная…

Улыбка сползла с её лица.

Она почувствовала, что за ней наблюдают.

* * *

Применять к задержанному крутые меры не пришлось.

Разумеется, и про бункер, и про поездку в лес Акулов сказал исключительно с целью оказания незаконного психологического давления. Не было, не существовало в природе какого-то бункера, куда можно было бы вывезти Кулебякина. Лес можно было бы найти, но…

Короче говоря, не поехали. Ограничились простым разговором. Акулов и Катышев против Кирилла. Устроились в РУВД в кабинете Андрея. Избитой схемы «добрый-злой» не получилось, для задержанного оба мента казались одинаково нехорошими: ББ олицетворял силу, Андрей – хитрость. Кого он больше боялся, было неясно. Но раскололся достаточно быстро. Минут десять хвостом покрутил, а потом начал излагать правду. Или что-то близкое к ней.

– Из-за тебя человек на киче парится! – Катышев громыхнул кулаком по столу.

Кирилл вздрогнул и заговорил торопливо:

– А что я? Я не хотел! Просто так получилось. Я ж не нарочно!

– Рассказывай, хватит сопли жевать.

– Ну, мы с Петросычем из больницы поехали. Я рулил просто, а он говорит, что хвост, мол, за нами. Я присмотрелся – действительно, натуральная слежка. Говорю, что, мол, это менты могут быть… Извините! А Петросыч мне говорит, что надо проверить. Не поверил он про милицию. Говорит, что не может быть, что б один. И на джипе корейском. Не та, мол, машина. В милиции таких нет. А на своей тачке ни один лох светиться не будет. Да и ващще, говорит, если бы менты на хвост сели, то мы бы так просто их не углядели. Извините! Он же, который этот ваш, просто внагляк за нами катил. Чуть в бампер задний не тыкался! Я в зеркало посмотрел – а рожа у него чисто братанская! Ну и тоже подумал, что типа так не бывает. Сорвались мы от него, чисто ушли, но Петросыч номер запомнил. Узнал, на ком тачка числится.

– Как узнал?

– Через гаишника знакомого.

– Что за гаишник?

– А я знаю? Петросыч с ним разговаривал. По «трубе». Так, мол, и так, надо помочь. Ну и помогли, сказали все, чего надо. А что? У Петросыча много таких корешей. С ним и генералы здоровались…

Кулебякин опустил голову.

– Только не плачь, – предостерёг Катышев, – в камере будешь плакать. И хорошо, если только от воспоминаний. А не потому, что задницу на английский флаг разорвали. Дальше говори. Ну!

Кирилл шмыгнул носом, сцепил между колен руки в замок и продолжил:

– Короче, привёз я Петросыча в баню. Он мне адресок дал и сказал: проверь, что за птица. Ну, я и поехал.

– На «мерседесе»?

– Не, его же тот парень видел! У нас там, около бани, в гараже ещё одна тачка стоит. «БМВ» старая. Её я и взял. Чтоб незаметнее было. Ну приехал, где адрес на бумажке написан, посмотрел: джипа нет. Корейского, значит. Решил в подъезд зайти, квартиру посмотреть.

– Зачем? Думал, там на двери фуражка милицейская приколочена? Или написано: «Здесь живёт Кеша-тамбовский»?

– Ничего я не думал! Просто так решил посмотреть. Мало ли что? Никогда ведь наперёд не угадаешь, правильно?

– Да, потом всегда так говорят. Посмотрел на дверь?

– Посмотрел…

– Какая она?

– Обыкновенная. Деревянная, только крепкая. И с глазком.

Описание совпадало. Акулов у Сазонова дома никогда не был, но Катышев незаметно кивнул: Кулебякин не врёт. Действительно, на этаж он поднимался.

– Я ничего делать не стал, посмотрел просто. Решил в тачку пойти, обождать. Спустился, значит, а тут он навстречу идёт. В дверях прямо столкнулись! Я аж очумел! А он прям улыбается. И харя… Лицо, значит, такое прямо бандитское! Ну я и говорю, типа, что за дела, братан? Чего ездишь за нами? Если, говорю, вопросы какие – давай прям счас и решим. Чего, в натуре, тянуть? А он меня по матушке посылает. И руку за пазуху – р-раз! Я думал, там пушка. Во, думаю, сейчас прямо грохнет. Ну и рубанул его с перепугу… Я ж не знал, кто он такой!

– Как ты его рубанул? – Катышев считал себя специалистом по рукопашному бою.

– Как «как»?

– Покажи.

– Вот так… Примерно.

– Неубедительно.

– Ну, я точно не помню. Там же темно было!

– А ты бил или сбоку смотрел?

– Бил… Я что, отрицаю? Один раз ударил. Вот так. Честно! – Кулебякин опять сплёл пальцы в замок и весь подался вперёд, так что сидел теперь на самом краешке стула. – Упал он. Я на улицу выволок. Хотел пушку забрать, сунулся – а там ксива. Подумал, сначала, поддельная. Ну и решил взять, чтобы Петросычу показать. Он, думаю, разберётся. Приехал в баню, показал. Он сказал: выброси. А я не успел. Вообще забыл, когда шмалять начали! Знаете, как это страшно? Ужас какой-то… Я первый-то раз вспоминаю, когда Петросыча ранили, – страшно становится. А тут вообще жуть была. Очухался, только когда ваши приехали. Машина горит, мясом воняет. Петросыч, я вижу, мёртв. И мне в руку попали. Сначала-то ничего, а потом такая боль проняла! Думаю, ваши обыскивать станут, ксиву найдут – и все, полный амбец. Никому ничего не докажешь. Бросил подальше.

– А из больницы чего убежал?

– Как мне было не убежать, если эти двое, которые со мной ездили, прям так и сказали: ты, мол, у нас главный подозреваемый. Я объяснить чего-то хочу, а они только смеются. Нам, говорят, до балды твои оправдания, а вот опера из тебя все кишки вытянут, если сам не признаешься…

Акулов мысленно помянул недобрым словом этих дуболомов из батальона патрульно-постовой службы. Кто их просил рты разевать? Даже если бы Кулебякин не убежал, такая болтовня могла здорово осложнить дальнейшую работу. Он мог испугаться и взять на себя то, чего не совершал. Или потребовать адвоката и до его приезда не вымолвить и полслова. Даже выговор конвоирам не объявить в связи с неопределённостью процессуального статуса Кулебякина на тот момент. А если и объявить – что толку с этой бумажки? Эффективнее морду набить. Но и этого, по понятным причинам, не сделаешь.

– Значит, Сазонова ты один отоварил?

– А с кем же?

– Это мы у тебя спрашиваем – с кем?

– Один я был! Честно!

Врать Кирилл умел плохо. Акулов повторил вопрос в более жёсткой форме. Добавил:

– Если мы что-то спрашиваем, это не значит, что мы не знаем правильного ответа.

– А зачем тогда?

– Чтобы проверить твою искренность. Итак?..

– Никого со мной не было.

– Врёшь!

– Почему?

– По глазам видно.

– Мало ли, что вам кажется…

– Не кажется. И потом, на такие дела в одиночку не ходят.

– Да какие дела?! Вот, ей Богу… Никаких дел, поговорить просто хотел. А дальше все случайно получилось. Он в карман, я – хрясь по репе!

– Не пожалеешь потом? – спросил Катышев. – Ладно, тогда проехали. С кем Громов в бане встречался?

– А я знаю?

– Слышь, дятел, ты меня решил разозлить? У тебя это быстро получится. Ещё раз переспросишь – со стула грохнешься. Забыл, где находишься? Или не помнишь, что из-за тебя наш товарищ в камере парится? Быстро отвечай, чего спрашивают!

– А за что он в тюрьму угодил? За то, что потерял ксиву? Но я же не знал, что у вас и потерпевших сажают!

Акулов и Катышев переглянулись. Как-то раньше и не подумали, что для Кирилла, не знающего подноготной задержания Шурика, это выглядит, мягко говоря, странным. Действительно, человек пострадал от нападения неизвестных… или неизвестного, а его, вместо того, чтоб пожалеть, отправляют баланду хлебать. Скорее всего, Кулебякин вообще им не верит. Думает, на понт берут, угрожают расправой, чтоб раскололся быстрее.

– Сазонов, кстати, прекрасно все помнит, – сказал Андрей осторожно, – и говорит, что ты был не один. Кому, по-твоему, мы должны верить? Нашему товарищу или тебе?

– Он ещё не то вам расскажет! Один я был. Клянусь…

– Неубедительно.

Катышев поднял руку:

– Андрей, давай не будем прыгать с пятого на десятое. Проехали пока эту тему. Сейчас про баню поговорим. Итак?..

– Да не видел я, честное слово! Уезжал – никого не было, приехал – опять никого. Откуда я знаю, чем он там занимался? Может, баб местных драл! Их там всегда вертится уйма, хоть днём, хоть ночью… А если и виделся с кем, то мне не докладывал. Кто я такой?

– Бодигард.

– Кто?

– Телохранитель… в пальто!

– Да какой же я… авангард? Так, шоферил помаленьку! Петросычу охрана была не нужна, он никого не боялся. Один раз ехали ночью и увидели, как три пацана девку в машину заталкивают. Петросыч остановиться велел, вышел и накостылял всем троим. Даже не спросил ничего. Может, ихняя знакомая какая, или жена чья… Р-раз – и всех отоварил! Бабу мы потом домой отвезли, ревела она… А я – какой я боец? Уже не помню, когда последний раз дрался.

Акулов, заметив ошибку Кирилла, не стал его уличать. Ещё будет время это сделать. А пока достаточно и того вывода, что в нападении он участвовал не один и, стало быть, врёт, но про посещение физкультурно-оздоровительного комплекса говорит правду: ему, действительно, неизвестно, с кем встретился Громов. Неизвестно, но он может догадываться.

– Кто ездит на оранжевом «пассате»? – спросил Андрей, опережая начальника: тот, кажется, вознамерился отвесить Кулебякину оплеуху и заорать что-нибудь типа: «Не дрался? А как же ты Сазонова вырубил, гад?!»

– Иван Иваныч, – без запинки отозвался Кирилл, – директор завода.

– Ты его хорошо знаешь?

– Он со мной почти не здоровается. Телефон его знаю. Мобильный.

– Можешь продиктовать?

Кулебякин быстро назвал цифры. Комбинация была сложной для запоминания, и Андрей уточнил:

– Ничего не перепутал?

– На память не жалуюсь.

– Какие у них отношения?

– У кого?

– У них. У Петросыча с Иванычем. Или наоборот. Какие у них были отношения?

– Понятия не имею. Честно! Дела, наверное, какие-то вместе крутили. Но я знаю одно…

– Ну?

– Если вы меня не посадите, то я расскажу, кто стрелял в Громова.

* * *

За окном стоял какой-то мужчина.

Он прижимался лбом к стеклу, но разглядеть его лицо Лариса не могла. Только контур плотной фигуры и шапку из пушистого меха.

Что ему нужно?

Кто это?

Один из местных работяг, заблудившийся пьяница, сторож или случайный клиент, удивлённый тем, что комплекс закрыт? И давно он стоит?

Лариса сидела, не зная, что предпринять. Вызвать милицию? Распахнуть дверь и спросить, что ему нужно? Ещё недавно она бы так и поступила. Кого бояться? Шальных налётчиков комплекс не может интересовать, с «братками» она бы договорилась, а любого алкаша смогла бы урезонить одним разговором.

Но теперь, в связи с пропажей администратора, человек за окном пугал. Разбираться с ним не хотелось. Пусть мирно уходит…

Какого рожна он пялится?! Не могло быть сомнений, что из темноты он хорошо видит все происходящее в вестибюле. Лариса пожалела, что не носит с собой пистолет. Последний раз она брала в руки ствол лет шесть назад. Казалось, лихие годы закончились и надобность в оружии отпала. Уж и не припомнить, когда последний раз была ситуация, при которой бы возникла надобность в пушке. Зря успокоилась. Рано… Надо было хотя бы здесь, в комплексе, держать какую-нибудь стреляющую железяку.

Господи, откуда эти мысли?!

Никуда Санёк не пропал, а ушёл в магазин. Мужик за окном ничего дурного не сделает. Просто не сможет. Дверь ему не взломать, на окнах решётки. У неё под рукой телефон. Даже если оборвут провода, она может позвонить с «трубки». Хоть ментам, хоть бандитам. И через пять минут здесь будет столько народа, что мужику, кем бы он ни был, небо с овчинку покажется.

Все равно страшно.

Почему?

На какое-то мгновение Лариса отвела взгляд, а когда снова посмотрела в окно, за ним никого не было.

Ушёл.

Слава Богу!

Она подождала, продолжая сидеть за столом. Ничего. Ни звонка в дверь, ни стука в окно. Только где-то очень далеко выла собака. Наверное, на Северном кладбище. Лариса нахмурилась, вспомнив, что это – плохая примета. Кажется, к покойнику. Перекрестилась и вышла из-за стойки. Пошла проверить сауну.

Там все было готово к приёму гостей. Оставалось только достать из холодильника спиртное и закуски. Окинув взглядом продукты, она решила, что администратор ничего не забыл. Куда же он все-таки побежал?

В бассейне, душевой и парилке свет был выключен. Санёк, она не один раз замечала, очень щепетильно относился к экономии электричества. Лагерная, что ли, привычка? Лариса щёлкнула выключателем и пошла раздеваться.

Сбросив одежду, встала перед зеркалом. Повернулась к нему одним боком, другим. Выгнула шею, чтобы увидеть себя со спины. Результатом осталась довольна. Конечно, не двадцать пять лет и уж подавно не девятнадцать. Возраст старается взять своё, тем более, что только в последние годы жизнь Ларисы стала относительно спокойной и благоустроенной, а прежде, в первой половине девяностых, стрессов было больше, чем денег. Опытный глаз разглядит следы тех событий на её теле и лице, но все равно, ещё очень многим более молодым она даст немалую фору. В том числе и красотке с разворота «Плэйбоя». У модели, надо признать, грудь заметно изящнее, но общей индивидуальности не хватает. И опыта – того самого, который приобретается путём стрессов, старящих тело и душу.

Чтобы не замочить волосы, Лариса надела прозрачную шапочку. Шлёпанцы брать не стала – в сауне и так было везде очень чисто. Перекинула через плечо полотенце и пошла в душевую.

Грязь все-таки обнаружилась. На темно-сером ковролине комнаты отдыха она была незаметна, но босой ногой чувствовалась. Лариса наклонилась, разглядывая. Песчинки и ещё какая-то влажная гадость. В одном месте, другом, третьем… Кто-то ходил в уличной обуви. Осталось от последних клиентов? Или это Санёк второпях здесь натоптал? Для администратора это было не характерно, но ведь и рабочее место он никогда прежде без предупреждения не оставлял. Может, у него возникли какие-то личные проблемы, которые пришлось спешно решать?

Лариса сделала очень горячую воду, встала под колкие струи. Постаралась отогнать тревожные мысли, но они все равно появлялись, сталкивались и, искрили.