 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: БСЭ :: Дансени Лорд :: Родари Джанни :: Чапек Карел :: Уилсон Жаклин :: Лондон Джек :: Берристер Инга :: Стаут Рекс :: Шилин Георгий Иванович Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Притчи :: Самый яркий свет :: Камо :: Справочник по реестру Windows XP :: Рыцарь Золотого Сокола :: Система здоровья Норбекова и Сам Чон До. Полный курс :: Господство женщин :: Воспевая бурю |
ПепелModernLib.Net / Криминальные детективы / Китаката Кензо / Пепел - Чтение (Весь текст)
Кензо Китаката Пепел Часть первая Человек в себе Ветер Внутри было темно. Несколько светильников рассеивали мглу. К стойке бара подошел мужчина. – Выключи джаз, – произнес он негромко, но очень убедительно. Несмотря на тон, которым это было сказано, выглядел мужчина неброско: серый костюм, галстук, коротко стриженные волосы. На первый взгляд – обычный посетитель, заскочивший пропустить рюмочку. – Я не выношу джаз. Ты не знал об этом? Бармен улыбнулся, но промолчал. Мужчина оперся о стойку и обернулся к бильярдному столу, на губах его блуждала легкая улыбка. В матовом свете по зеленому сукну скользили бильярдные шары. Второй сносно освещенной зоной был двухфутовый пятачок перед стойкой бара, сюда падали лучи от светильника на потолке. Именно здесь бармен смешивал коктейли, и лучи всеми цветами радуги играли на его творениях. Все говорило о том, что заведение открылось недавно. Стойка бара и сиденья перед ней были сделаны из натурального дерева. Кто-то не пожалел усилий, чтобы "состарить" древесину – как будто на нее долгое время действовал сигаретный дым. По залу проносился громкий перестук бильярдных шаров, тем не менее пронзительная музыка заглушала его. – Это все, что у тебя есть? – осведомился мужчина. Когда он заговорил снова, атмосфера ординарности, окружавшая его, начала рассеиваться. – Но это не джаз, сэр. – Конечно, нет, это гораздо хуже. – Вы предпочитаете что-то более спокойное? – Ну. – Сейчас поставлю что-нибудь медленное – как только кончится запись. Мужчина кивнул, и глубокие складки прорезали кожу на его шее. Когда он говорил, морщины на лице также становились более заметны. Все еще посматривая на бильярдный стол, он сказал: – Бурбон с содовой. Бармен молча поставил на стойку бокал. Судя по звукам, шары попадали в лузы, это подтверждали и аплодисменты. Мужчина повернулся к стойке и протянул руку к бокалу: – Какой бурбон вы подаете? – "Четыре розы". Как говорится, мало кто спрашивает что-то другое. – Хорошо сказано. От бильярдного стола вновь донеслись аплодисменты, но на сей раз мужчина даже не оглянулся. Бармен поставил бокал на стойку, и тот засверкал в лучах света. Он выставил бутылки, бегло взглянув на этикетки, и плеснул из каждой в шейкер. Наливая спиртное, бармен был предельно внимателен и аккуратен. Он начал взбивать коктейль, и некоторое время журчание в шейкере заглушало стук, доносившийся от бильярдного стола. Бледно-голубая жидкость до половины наполнила бокал. – Эй, и это все? – О чем вы, сэр? – О коктейле. – Я сделал что-нибудь не так? – Да ладно уж, и так много чести для меня. – В каждом заведении должен быть свой фирменный напиток, верно? – Было бы посетителям по вкусу. – Мы стараемся, чтобы клиенты были довольны. Подошел официант, поставил бокал на поднос и удалился. – Послушайте, кажется, я говорил вам, что не люблю джаз. Бармен возвел глаза к потолку, как бы припоминая, и сменил пластинку. – Что это? – Из кинофильма. Хорошая старая вещица. Мужчина кивнул, однако не дал бармену углубиться в детали. – Не выношу джаза. – Постараюсь запомнить. – Что, думаешь, я не бывал здесь раньше? – А разве бывали? – Я все время хожу этой дорогой. – И тем не менее к нам вы заглянули впервые, верно? – Не знаю. Может быть. – Мы открылись всего два месяца назад. – О чем ты говоришь? Этому заведению не меньше пяти лет. – Боюсь, что нет, сэр. – Да я уверен, что пять лет назад был здесь. Бармен начал объяснять что-то, но вдруг замолчал. Мужчина перегнулся через стойку: – Слушай, говорю тебе, оно здесь уже пять лет. Бармен осторожно кивнул. От бильярдного стола донесся смех. Открылась дверь, и в помещение вошла женщина. Некоторое время она стояла в дверях, присматриваясь, затем направилась к стойке: – "Кровавую Мэри". Длинные ногти на ее пальцах были покрыты серебристым лаком. Женщина легко постукивала ими по стойке. – "Кровавую Мэри"? – переспросил бармен. Теперь голос его зазвучал громче и увереннее, не так, как во время разговора с мужчиной. – Неплохое у вас местечко, – сказала женщина. – Спасибо. – Даже не знала о нем. – Мы открылись всего пару месяцев назад, – заметил бармен, осторожно взглянув на мужчину. – В наши дни бильярд – большое дело, а? – Да, мы хотели иметь два стола, но... – Они займут слишком много места, верно? Потребуется еще одно помещение, мебель. – Вы сами играете? – Немножко. Я начинающая. – Если захотите, недостатка в желающих сыграть с вами не будет. Мужчина толкнул к бармену свой бокал. Бармен молча добавил в него льда, плеснул бурбона и содовой. – Сделай новый, – проговорил мужчина, посмотрев в бокал. Женщина взглянула на него, как будто только заметила. – Простите? – не понял бармен. – Мне не нравится, как ты его делаешь. – Что вам не нравится? – Мой бокал не был вытерт насухо. И там была не содовая. Там был растаявший лед. – И что? – Я просил бурбон с содовой. – Лед тает, сэр. – Не учи меня. Женщина снова взглянула на посетителя. Она казалась не испуганной, а, скорее, заинтересованной. Подняв руку, длинными накрашенными ногтями откинула волосы. – Сделай новый, я сказал. – Но, сэр... – Не спорь со мной, парень. Делай. – Да, сэр. Бармен выплеснул содержимое бокала. Мягкое постукивание кубиков льда отозвалось на удары бильярдных шаров. – Посетитель всегда прав, – заметил мужчина. – Знаю. Еще один бурбон с содовой? – Мне не нравится твой тон. – Простите? – Ты говоришь со мной как с каким-нибудь мальчишкой. – Вы шутите, сэр? – Я не какой-нибудь мальчишка. – Конечно, нет, сэр. – А по-моему, ты думаешь именно так. – Ну что я могу сказать? Ведь вы не пьяны? – Нет, не пьян. Бармен подал мужчине свежий бурбон. Тот молча взял бокал. – Как вам этот? – Я что, должен рассказывать тебе, как его готовить, что ты меня спрашиваешь? Поднеся бокал к губам, мужчина зажмурился, как будто дым ел ему глаза. Веселые шипящие пузырьки срывались со стенок бокала и лопались на поверхности коктейля. – Ты почему не взболтал содовую? – Большинство посетителей любят так, сэр. Содовая теряет шипучесть, если ее взболтать. – Кажется, ты решил, что не стоит себя утруждать. – Но первый коктейль я приготовил точно также, сэр. – Точно так же? – Вам не нравится? – Ты хочешь сказать, что вы его готовите именно так, нравится мне это или нет? – Точно, сэр. Бармен рассмеялся; мужчина слабо улыбнулся. Когда он улыбался, видно было, что ему под сорок. Странно, но когда улыбка сходила с его лица, он снова выглядел моложе. Теперь женщина уже открыто смотрела на него, потягивая "Кровавую Мэри". – Тебя что-то беспокоит? – спросил мужчина. – Да нет. Просто у меня такое чувство, что я вас раньше видела. – А я тебя не знаю, сестрица. – Да? Женщина была немолода. Одета в черное. Небольшая вышивка серебром на груди перекликалась с цветом ногтей. – Слышишь, что играют? – спросил мужчина бармена. Песня из фильма закончилась, и теперь играла другая музыка. Бармен никак не реагировал. – Разве я уже дважды не говорил тебе, что не выношу джаза? – Остальным посетителям эта музыка нравится. Мы не можем постоянно крутить саундтреки. – Вот что, я не люблю джаз. Я уже говорил тебе об этом. И я не заметил, чтобы кто-то жаловался, когда звучала музыка из фильма. – Может быть, посетители не сделали этого из вежливости. – Да никто не слушает. Они слишком заняты игрой. – Сожалею, сэр, но не может все быть по-вашему. – Вряд ли я требую слишком многого. – В каждом заведении свои правила, и мы стараемся следовать своим. – Хочешь сказать, что я не вписываюсь в ваши правила? – Если честно, сэр, думаю, вам лучше пойти в какой-нибудь бар у станции. Там вы сможете слушать саундтреки и народные песни хоть всю ночь, если захотите. – Ладно. Все понятно. – Не беспокойтесь о деньгах, сэр. Это за счет заведения. – Ты предлагаешь мне убраться? – Вам здесь неуютно, музыка слишком громкая. – Да пошел ты! Бездельники у бильярдного стола больше подходят под твои "правила", чем я? – Ну да, сэр. Можно сказать и так. – Терпение, парень. Ты чем занимался до того, как устроился сюда? – Какое это имеет отношение к вам? – Ты совершил ошибку, когда предложил мне убраться. – Оставьте меня в покое, сэр. – Не своди меня с ума. Пожалуйста, не своди меня сума. – Вы, кажется, уже и так вполне сумасшедший. – О да. – Не беспокойтесь о счете, сэр. Мужчина поднялся. – Думает, я придираюсь ради бесплатной выпивки, – пробормотал он. Повернувшись к женщине, слегка улыбнулся. Потом развернулся и направился к бильярдному столу. Молодой человек у стола как раз готовился сделать удар. Просто юноша, которому, наверное, не исполнилось и двадцати. Он поднял голову и настороженно посмотрел на приближающегося мужчину. Подойдя к юноше, мужчина протянул руку и взялся за кий. – Что вам нужно? – спросил парень, выпуская кий. Внезапно мужчина вскочил на бильярдный стол. Изо всех сил ударил по светильнику, висевшему над столом. С громким звуком лампы разбились, и свет погас. Бильярдные шары полетели в ряды бутылок, выстроившихся за стойкой бара. Мужчина яростно топтал зеленое сукно стола. Раздались крики. Игроки, попадавшие на пол, вскочили, однако приблизиться к мужчине не решились. Парень, у которого отобрали кий, застыл на месте у стола. В воздухе мелькнул ботинок. Юноша рухнул как подкошенный, извергая рвоту. Спустя мгновение мужчина соскочил со стола, и светильник над стойкой бара разбился вдребезги. Женщины и след простыл. Орудуя кием, мужчина обрушился на полки. Вдребезги разлетались бутылки. Бармен взвизгнул. Мужчина оскалился – пришло его время. Он принялся крушить табуреты о стойку бара. Подбежал официант и обхватил его за талию. Одним плавным движением тело официанта взметнулось вверх и рухнуло на пол. Стоя на четвереньках, с раскрытым ртом, бедняга снизу вверх ошеломленно смотрел на мужчину. Других насильственных действий мужчина не совершил. Он не спеша миновал стойку бара и поместил кий на место в пирамиду. Кончиками пальцев коснулся изорванного сукна на столе и одним движением собрал его в складки. Потом улыбнулся, однако улыбка быстро сошла с его лица. Джаз все еще играл. Других звуков не раздавалось. – Сколько я должен? – спросил мужчина, нарушая тишину. Голос его был все так же спокоен, дыхание не сбилось. Бармен стоял молча, открыв рот. – Где мой счет? – Не беспокойтесь об этом. – Голос бармена слегка дрожал. – Дай счет! Дверь распахнулась, вбежал еще один официант в сопровождении полицейского. – Все нормально, Танака, успокойся, – сказал полицейский. Мужчина, которого назвали Танакой, стоял не двигаясь. Вбежал еще один полицейский. Мужчина кивнул и вытянул вперед руки, однако стражи порядка не стали надевать наручники и с двух сторон взяли его под руки. Вместе с ним забрали юношу, который все еще лежал на полу. – Вот дерьмо! – пробормотал бармен. – Чертов алкаш! – Этот мужик не был пьян. – Женщина подошла к стойке бара и оперлась о нее одной рукой. – И ты это знаешь, верно? – Два бурбона с содовой. Может, он проигрался и искал неприятностей? – Он приходил специально, чтобы разнести вашу забегаловку. – Вы так думаете? – Лицо у него было такое, будто он берется за работу, которую должен сделать. И кажется, он не хотел ее делать. – Вы полагаете... – Ты их отшил? – Они требовали долю от выручки. Но я подумал, все это уже в прошлом. – Ты еще легко отделался. Женщина достала сигарету "Мальборо" с ментолом; такой товар в Японии увидишь не каждый день. Остальные посетители уже начали возбужденно обсуждать происшедшее. – Не много ты сможешь сделать в этой ситуации. – Если подумать, ущерб не так уж велик. Починить стол... – Ясно. Между тем официант начал наводить в баре порядок. Помещение выглядело так, будто по нему пронесся порыв сильного ветра. Музыка замолкла. Бармен стоял, качая головой: – Я этого так не оставлю. – Ну, не горячись, – посоветовала женщина. Пальцы ее все так же держали бокал с "Кровавой Мэри". – Открылись всего два месяца назад, и тут такие дела, – сказал бармен. – Я была бы поосмотрительней. – Думаете, это не последний его визит? – Кто знает. – Полиция защитит нас. Мы платим налоги. Женщина опустилась на табурет. Бармен поставил перед ней пепельницу и вздохнул. – Разбито пятнадцать или шестнадцать бутылок – не очень много, – сказал он. В зале стоял сильный запах алкоголя. – Подождите-ка. – Бармен вскинул голову. – Ой-ой-ой... – Что такое? – Они взяли того посетителя. И одного из официантов. – Почему нет? Жертвы преступления. – Они старшеклассники. – Старшеклассники? – Одному семнадцать, другому восемнадцать. Несовершеннолетние. Официанту всего семнадцать. – М-да, дела. – Наверное, полиция захочет поговорить с ними. – Скорее всего вас закроют на несколько месяцев. – Черт! – Возможно, тот мужчина этого и хотел. – Черт! Одним глотком женщина допила то, что оставалось от "Кровавой Мэри". Бармен больше не смотрел на нее. Казалось, он смотрит в никуда. – Может, он хотел разорить вас? – Разорить? – Если это та "работа", которую ему поручили... – Нет. – А копы его знают. Они назвали его Танакой. – Копы... Женщина поставила пустой бокал на стойку. Спокойным голосом заказала еще. Бармен продолжал смотреть в никуда. Голуби День был ясный. Мужчина в сером костюме не спеша прогуливался под лучами солнца, наконец он достиг каменной скамьи и по-стариковски опустился на нее. Мужчина был немолод, но и не стар. Немного ослабив узел короткого галстука, он замер на скамье, почти не двигаясь. Вниз от скамьи уходила лужайка. Она не пустовала – множество народу сидело и лежало на траве, наслаждаясь солнечным теплом. Скамья, на которой сидел мужчина, располагалась на вершине склона. Позади стояло большое здание, окруженное дорожкой из гравия. Мужчина смотрел на группу деревьев вдалеке; судя по насыщенности зеленого цвета, там была целая роща. Люди, гуляющие под деревьями, казались совсем маленькими. Прошло десять минут, пока мужчина, сохранявший полную неподвижность, не зашевелился. Он порылся в карманах и достал помятую пачку "Кэмела"; одну сигарету сунул в рот. Несколько раз щелкнув зажигалкой, закурил. Посмотрел на наручные часы. Покивал головой, как будто соглашаясь в чем-то с самим собой. Сзади донесся звук шагов по гравию, однако мужчина не оглянулся. Он услышал голоса. "Пять человек, – не оборачиваясь, подумал он, – все – молодые мужчины и женщины". Только когда они отошли на значительное расстояние, мужчина бросил им вдогонку взгляд, чтобы убедиться в правильности своего предположения. Опять шаги. В центре большого города даже утром буднего дня люди сворачивают с пути, стремясь оказаться поближе к зелени. На сей раз гуляющие не прошли мимо. Они расположились на соседней скамейке, и оттуда донесся веселый смех. Парень и девушка. Мужчина затянулся несколько раз, бросил сигарету под ноги и взглянул на парочку. – Я слышал, он ревнует, – произнес молодой человек. Девушка засмеялась. – Как будто это имеет значение, – продолжал парень. – Глупый. Теперь ему нет смысла ревновать. – Он деревенщина. – Забавно, если он способен только на ревность. – Да пусть говорит что хочет. – Но он облил меня грязью. – Это все из ревности. День был тихий, безветренный. Несколько голубей опустились на землю и засеменили к скамейке, на которой обосновался мужчина. Они посматривали вверх, как бы ожидая подачки. Он не замечал их. Голуби были ручными и подошли к самым его ногам, исследуя гравий в поисках жучков. – Тету, ты знаешь, что Акико беременна? – спросила девушка. – Так это правда? – Она напугала Йосио, сказав, что да. – Ужасно. Ты, надеюсь, обойдешься без сюрпризов? – Мы сделаем все, чтобы я не забеременела. – Я со своей стороны делаю все необходимое. – Акико перестала принимать таблетки, потому что они вредили ее коже. – Я никогда не просил тебя принимать их. – Я думала, ты считаешь, что стоило бы начать. – Нет, если это повредит твоей коже. За скамьями прошла женщина, толкая перед собой детскую коляску. Ребенок проснулся, и женщина щебетала над ним. Внезапно раздался шум, и парочка одновременно повернулась к источнику звука. Мужчина ударил носком ботинка по гравию, чтобы отпугнуть голубей. Было в этом что-то отталкивающее. Теперь он снова сидел на скамейке, умиротворенно рассматривая собственные ботинки. Через несколько секунд молодая пара поднялась со своей скамейки. Они больше не смеялись. Гравий, устилавший дорожку, похрустывал под их ногами. Мужчина опять закурил. Голуби снова разгуливали возле его ног. Очевидно, они привыкли кормиться возле скамеек. А мужчина сейчас был единственным человеком, расположившимся у лужайки. Теперь он просто наблюдал за голубями, которые подходили все ближе. Спокойно курил, больше не пытаясь отгонять их. Сигарета догорела до фильтра. Мужчина бросил ее на землю и растер подошвой. Потом заметил, что пуговица на рукаве пиджака висит на одной нитке. Захватив нитку ногтями, дернул несколько раз, затем, прищелкнув в раздражении языком, оторвал пуговицу. Повертев пуговицу в руке, бросил ее в нагрудный карман. Потом наклонился вперед и протянул руки к голубям, разгуливающим у его ног. Голуби не спешили подходить. Не распрямляясь, мужчина оторвался от скамейки. Не меняя позы, осторожно выдвинул одну руку вперед. Голуби немного отступили. Очень медленно мужчина вытянул вперед вторую руку, став похожим на не слишком проворного кота, крадущегося к добыче. Вытянув губы, он пытался подражать воркованию голубей. Птицы не улетали, но отпрыгивали каждый раз, когда он делал следующий шаг. Внезапно мужчина выпрямился и быстро посмотрел вокруг. В этот момент он был похож на настороженное дикое животное. Снова нагнулся. Шаг, еще шаг. Он был невероятно упорен. Каждый раз, когда мужчина протягивал руки, голуби отскакивали прочь. Только через десять минут он разогнул спину. Мужчина вновь огляделся, как это делает зверь, но выглядел он скорее настороженным, чем свирепым. Ему как будто требовалось убедиться, что никто не подкрадывается к нему, пока он сам занят охотой. Он опять наклонился. Голуби появлялись будто в порядке очереди. Некоторые улетали, другие занимали их место: вероятно, надеялись, что здесь раздают корм. Казалось, мужчина нацелился на вполне конкретного голубя. Он не обращал внимания на тех, кто прилетал и улетал. Он склонялся все ниже и ниже, пока не оказался почти на корточках. Потом замер. Прошла секунда. Плечи мужчины внезапно расслабились. Руки, до этого столь осторожные, метнулись вперед. Голуби взлетели. Все, кроме одного. Оказалось, что мужчина довольно далеко отошел от своей скамьи. Не спеша он вернулся обратно. Уселся на скамейку. Первым делом посмотрел вокруг, а не на голубя в своих руках. Как зверь, настигший дичь. Мужчина еще немного ослабил галстук. Голубь, которого он держал за ноги одной рукой, вел себя совершенно спокойно. Свободной рукой мужчина принялся ощупывать тело своей жертвы, выщипывать мягкие пушистые перья из-под крыльев птицы. Похоже, голубь попал в умелые руки: вырваться он не пытался, только вертел головой – вправо, влево. Большая часть перьев упала на землю, остальные унесло ветром. Вскоре земля под ногами человека была укрыта ими, как снегом. Мужчина поднял взгляд. Маленький мальчик в шортах, пяти-шести лет, стоял, уставившись на него. Вернее, на то, что он держал в руках. Мужчина смотрел на мальчика, но его пальцы продолжали свою работу. – Эти пташки неплохи на вкус, если их поджарить, – рассеянно сказал он. Мальчик поднял глаза и посмотрел ему в лицо. – Их подают в ресторанах якитори. Только нужно ощипать их живыми, а то вкус будет не тот. Выражение лица мальчика не изменилось. Если он и был напуган тем, что увидел, то не показывал этого. – Пробовал когда-нибудь якитори, парень? Мальчик отрицательно покачал головой. – Попробуешь, когда подрастешь. И не забудь, перья надо выщипать, пока птица жива. Вот как это делается. Неподалеку раздался женский голос, и мальчик обернулся. Женщина – вероятно, его мать – направлялась в их сторону, толкая перед собой детскую коляску. Мужчина даже не взглянул на нее. Мальчик убежал. Теперь, будто потеряв интерес, мужчина подбросил птицу. Комок плоти, оказавшийся в воздухе, внезапно расправил крылья, словно голубь забыл о них, но сейчас вспомнил. – Перья отрастут. Это прозвучало так, будто он обращался к кому-то, но мальчик ушел со своей мамой уже слишком далеко, чтобы услышать. Мужчина снова посмотрел на рощу. Потом взглянул на часы и опять перевел глаза на деревья. Он щурился от солнечного света. Морщины вокруг глаз углубились, и выглядел он теперь гораздо старше. Руки его пришли в движение. Выражение лица не изменилось, но взгляд зафиксировался в одной точке. Мужчина поднял руки к галстуку и затянул узел, все так же смотря вдаль. По дорожке шел упитанный господин. Казалось, мужчина отслеживает его приближение. Господин наступил на перья, и белый пух смешался с грязью и гравием. Он не поднялся со скамьи, даже когда упитанный господин остановился рядом. – Присаживайтесь. Прекрасный денек. – Прямо перед музеем! – сказал господин, садясь на скамью. Казалось, прогулка отняла у него все силы; говорил он с одышкой и непрерывно вытирал лоб платком. – Почему здесь? – Прекрасный вид. Нет машин. И я говорил, что в полдень здесь полно народу. – Ты был осторожен? – Да. Я здесь уже час. – Зачем? Что ты высматриваешь? Беспокоишься, что могут появиться копы, Танака-сан? – Территория. Посмотри вон на тех черных вдали. Я говорю о птицах, а не о людях. Вороны. Так вот, участок вокруг тех деревьев – их территория. Так же, как это место – территория голубей. – И что же? Упитанному господину было лет пятьдесят. Несмотря на то что подъем утомил его, выглядел он более солидно, чем сидящий рядом с ним мужчина. Одет он был в дорогой костюм. – Поскольку мы понимаем друг друга, обещай мне, что больше этого не повторится, – проговорил господин, доставая белый конверт из внутреннего кармана пиджака. – Понимаем друг друга? Ты о чем? – О том, что это последний раз, когда ты пытаешься угрожать мне подобным образом. – Угрожать тебе? Мужчина взял конверт и достал из него банкноты, новенькие, хрустящие – они шелестели, как игральные карты, когда их тасуют. – Я просто оказываю услуги приятелям. Беседую с тобой, от их имени получаю у тебя компенсацию. Что в том плохого? – На первый взгляд ничего. – Толстяк вытер платком шею. Он все еще потел. – Причина, по которой я согласился встретиться с таким посредником, как ты, заключается в том, что я намерен покончить с этим, покончить раз и навсегда. – В жизни у тебя есть только один шанс. – Что ты хочешь сказать? – Ничего. Если угодно, такова моя философия. Когда ты сказал "раз и навсегда", я вспомнил об этом. У ног мужчины опять собирались голуби. Он смотрел на них, но теперь не пытался поймать. – Я был достаточно терпелив, Танака-сан. Я сохранял спокойствие и платил. Я думал, что у нас есть соглашение и этот раз будет последним. – Теперь она залетела сюда. – Извини? – Вон та ворона, видишь? Она на голубиной территории. Но есть ее ты не станешь. – Ты имеешь в виду ворону? – О тебе. Ты – человек. У людей тоже есть свои территории. – Иногда я не понимаю, что ты хочешь сказать. – Не говори так, будто знаешь меня. Мы с тобой видимся всего второй раз. – Для меня этого более чем достаточно. Толстяк больше не пытался справиться с потом на лице и раздраженно взглянул в небо. Видимо, солнце очень досаждало ему. Мужчина закурил еще одну помятую сигарету. Толстяк смотрел, как дымок, завиваясь, поднимается вверх. – Прекрасный денек, правда? – спросил мужчина. – Да. Что до меня, я предпочел бы тень. – Тебе не нравится на солнышке? – Для того чтобы делать некоторые вещи, у человека должно быть настроение. – Неважно себя чувствуешь? – А ты чего ожидал? – Очень плохо. – Мужчина хохотнул, и лицо его покрылось морщинами. – Ты любишь якитори? – Странный вопрос. Вообще-то врач говорит, что мне следует ограничить потребление протеина. – Да? Ты диабетик? – И у меня высокое кровяное давление. Хотя я не придерживаюсь строгой диеты. Вряд ли впереди у меня долгая жизнь. Но надо же позволять себе небольшие радости. – Господин негромко рассмеялся. На холме снова появились люди. Несколько групп устраивались для пикника. – Я этого не понимаю. – Чего? – Людей, которые не знают, как наслаждаться солнечным теплом. – Я знаю как, но сейчас у меня нет настроения. – Всего один шанс – вот все, что у тебя есть. Здесь и сейчас. И так у каждого человека. Дымок от сигарет таял в воздухе. Мужчина не смотрел на него. Не обращал внимания и на голубей у своих ног. Трудно было бы сказать, на что он смотрел. Молча, неподвижно сидел он на скамейке, все еще держа в руке конверт. – Итак, последний раз? – У тебя больше не будет такого дня, как этот. – Я жду прямого ответа. – У тебя больше никогда не будет такого дня. – Значит, это не повторится, я правильно понял? Мужчина достал сигарету, положил конверт во внутренний карман пиджака. – Похоже, опять летит ворона. Летит прямо сюда, хочет попировать на голубиной территории. – Кого интересует глупая ворона? – Это важно. Мы никогда не увидим второго такого дня. Мужчина бросил окурок на землю и очень медленно растер его подошвой. Казалось, солнце расслабило каждый мускул его тела. – Ты хорошо устроился, я завидую, – произнес толстый господин. Он снова извлек платок и принялся промокать пот. – Что, начинаешь жалеть о том, что в конверте? – Оставь меня в покое. – Тогда я его забираю. Мужчина посмотрел в небо, потом опустил взгляд и отвернулся. Должно быть, он взглянул прямо на солнце, потому что зажмурил глаза и сидел так некоторое время. – Перья отрастут. – О чем ты? – Оякитори. – Человек ест то, что ему нравится. – Ты же не ешь женщин? – Ради Бога! – Губы толстяка растянулись в улыбке. – Теперь можешь идти, – сказал мужчина, наклонившись и набирая в пригоршню гравий. Он бросил его в траву, как бросают корм птицам. С десяток голубей подлетело, но половина птиц упорхнули, как только увидели, что их обманули. – Ты долго собираешься здесь сидеть? Толстяк поднялся, но не уходил. Он смотрел на мужчину на скамейке, словно хотел еще что-то сказать. – Скажи мне, что это в последний раз. Ответа не было. Толстяк повернулся и пошел прочь. Он отбрасывал на песок тень, круглую, как шар. – Нельзя смотреть прямо на солнце, – пробормотал мужчина. – Чуть не ослеп. Никто его не слушал. Он приложил ладони к глазам и пару раз осторожно помассировал. Потом достал еще сигарету и закурил. Последняя. Смяв пачку, бросил ее на траву. Сразу подлетела стайка голубей, чтобы исследовать предмет. Сначала казалось, что мужчина провожает глазами дымок, поднимавшийся от сигареты; но вот направление его взгляда пересеклось с солнечным лучом, и он опустил голову. Мужчина выпустил струю дыма и ослабил галстук, будто приглашая теплые солнечные лучи за воротник рубашки и на грудь. У его ног гуляли четыре голубя. Он остановил взгляд на одном из них и несколько минут сидел не двигаясь, глядя в землю перед собой. Пепел падал с сигареты, но казалось, мужчина не замечал этого. Голуби ходили у его ног. Мужчина взглядом следил за одним из них. Огонек сигареты дополз наконец до его губ, и он выплюнул окурок. Донеслись людские голоса. Гравий вновь зашуршал, теперь шаги были более частыми. Час ленча в будний полдень. Часть суеты большого города, перенесенная в парк. Взгляд мужчины был прикован к голубю. Тело легко двинулось вперед, словно он хотел подняться со скамьи. Протянув руку, он дважды издал воркующий звук. И все. Он посмотрел в небо, но не для того, чтобы проводить взглядом голубя. Птица осталась у его ног. Мужчина порылся в карманах. Сигарет больше не было. Солнце стояло в зените. Восемь лет Мужчина не отрываясь смотрел на руки бармена, пока тот был занят со своим шейкером. Глаза бармена были закрыты. Он встряхивал шейкер со льдом, почти не производя шума, что красноречиво свидетельствовало о его многолетнем опыте, как и морщины у глаз. Все шестеро посетителей возле стойки были поглощены этим зрелищем. Он был не так стар, как казалось. Мужчина перевел взгляд с рук бармена на его лицо. Бармен разлил содержимое шейкера в два бокала для коктейлей. Напиток был зеленоватый и прозрачный, как дешевая содовая. Бармен поставил бокалы перед пожилой парой. – Неполные, – заметил мужчина негромко. Бармен озадаченно посмотрел на него. – Последний глоток ты оставил на дне шейкера. Настоящий профи не оставит ни капли. Он нальет оба бокала до самого верха. Бармен нехотя кивнул. Музыка, звучавшая фоном, была очень спокойной, так что пара, заказавшая коктейль, наверняка слышала замечание мужчины. – Но мне нравится, как ты ловко и без шума управляешься со льдом. Он пил пиво. Просидел в баре уже почти час, а бутылка опустела только наполовину. – Впервые здесь, сэр? -Нет. – Бывает, мои коктейли идут нарасхват. – Очень жаль. Все, что я хотел, – это высказать тебе свое мнение напрямик. Он взял в рот сигарету, но бармен не пошевелился, чтобы поднести ему огня. Мужчина щелкнул зажигалкой. Прикурив, бросил ее на стойку из черного мрамора, и по заведению пронесся громкий отчетливый стук. В зале поднялась женщина и направилась к мужчине. Подойдя, положила руку ему на плечо. Женщине было около тридцати, одета во все черное. Мужчина дернул плечом, и женщина убрала руку. – Вы довольны пивом, Танака-сан? – Да, мне нравится пиво. – Бутылка почти пустая. Можно, я принесу еще одну? – Нет, этой достаточно. Бар был маленький, с одним полукруглым залом и пространством возле стойки. Он мог вместить двенадцать, максимум тринадцать человек. Из зала доносилась беззаботная болтовня какой-то девицы. В самом баре было довольно темно, но над стойкой горел яркий светильник. В его сиянии пиво в руках мужчины выглядело печально и неуместно. Серый костюм и темный галстук. Такого человека можно встретить где угодно. Хотя морщины на его лице даже глубже, чем на лице бармена, и трудно было определить, сколько ему лет. Посетитель на соседнем табурете заказал еще один коктейль. Бармен наклонил голову и метнул взгляд на человека в сером. Наполняя шейкер льдом и напитками из разных бутылок, бармен все посматривал на мужчину, однако тот просто разглядывал свое пиво, и по его лицу невозможно было понять, о чем он думает. Сидел он у самого края стойки, опираясь правым плечом о стену. Бармен принялся смешивать коктейль, на сей раз не закрывая глаз. Бросив на мужчину вызывающий взгляд, медленно наполнил бокал. По цвету напиток напоминал мякоть персика. Бармен вылил содержимое шейкера до последней капли, наполнив бокал до краев. Казалось, жидкость в бокале живет своей жизнью. Бармен посмотрел на мужчину, но тот сидел, по-прежнему уставившись на пиво. – Приготовить вам что-нибудь, сэр? – Терпеть не могу коктейли. – Все нормально, шеф, Танака-сан всегда пьет пиво. Это женщина в черном. Она заговорила с парой, сидевшей у стойки. Бармен присоединился к ним. Сразу трое поднялись со своих мест в глубине бара. Две девушки вышли, чтобы проводить мужчину. Было уже около часа ночи. – Не могли бы вы вызвать для нас такси? Похоже, пожилая чета тоже собралась покинуть заведение. Бармен снял трубку телефона. – И мне, – произнес клиент, сидевший рядом с мужчиной. Девушки вернулись. Они просили пожилую пару задержаться и выпить еще, но по тону их голосов было ясно, что делается это из вежливости. – Ими-чен, может, Йосино-сан проводит тебя домой? – спросила женщина. – Да! Разреши большому злому волку полакомиться тобой, – засмеялся посетитель, сидевший рядом с мужчиной. – Гм... пожалуй, как раз сегодня я могла бы побаловать волка. Сказавшая это молодая женщина была одета в кричащее красное платье. Выглядело оно дешевым. Еще до приезда такси два посетителя, спокойно выпивавших за стойкой, встали со своих мест. Один из них пожилой, другому можно было дать около тридцати. Оба одеты в серые костюмы, будто договорились об этом заранее. Но что-то в их костюмах отличалось от того, который был надет на мужчине, пившем пиво. Никто не стал бы разглядывать его костюм – казалось, он неотделим от своего обладателя. Девушки проводили мужчин до выхода и вернулись к стойке. – Йосино-сан знает правила. Если садишься с ним в такси, он ведет себя как настоящий джентльмен. Бармен принялся протирать стойку. Он хотел убрать пиво, но женщина остановила его, слегка покачав головой. Тогда он поднял бутылку и стакан и вытер стойку под ними. Мужчина закурил еще одну сигарету. Пепельницу перед ним бармен не заметил. – Тебе следует заботиться обо всех посетителях невзирая на лица, приятель. – Я подумал, что есть смысл навести порядок, пока заведение не закрылось. – Некоторым посетителям это может не понравиться. Бармен не отреагировал на замечание. – Мужчины флиртуют, даже когда в такси едут домой, к жене и детям? – обратилась молодая женщина в красном к посетителю, которого звали Йосино. – Говорю тебе, все зависит от женщины. – Держу пари, Йосино-сан своего не упустит. Вмешалась женщина в черном: – Йосино-сан из тех мужчин, которые серьезно относятся к женщинам, действительно им понравившимся, Ими-чен. – А, так вот как я должна думать, – заключила молодая женщина. Пиво кончилось. Мужчина бросил окурок в стакан. В тишине бара раздалось громкое шипение. – Наверняка такси уже подъехало, – сказала женщина в черном. Пожилая чета поднялась. – Ты тоже иди, Ими-чен. Не обращаясь напрямую к Йосино, женщина в черном напомнила девушке, что пора уходить. Вся компания ненадолго задержалась у выхода. Бармен пожелал им доброй ночи. Мужчина облокотился о стойку, подперев обе щеки ладонями. Галстук свободно свисал с шеи. Вернулась женщина в черном. – Спасибо, шеф, я займусь остальным, – сказала она. Бармен молча взял стакан мужчины. – Выпей это, – произнес тот. – Что, вместе с окурком? – Для такого, как ты, сойдет. – Шеф, почему бы вам не пойти домой? – вмешалась женщина. – Мне надо убраться, и здесь еще есть посетитель. Мужчина молча наблюдал, как бармен убирает бутылку из-под пива. Кто-то уже выключил музыку. Тишина стояла такая, что слышно было, как муха пролетит. – Леди велела тебе идти домой. Ты не слышал, приятель? – Я еще не закончил. – Ты даже не выпил пива с окурком. – Какое это имеет значение? – Шеф, действительно все хорошо, – произнесла женщина, внешне почти спокойная. Она закурила сигарету и выпустила струйку дыма. Бармен быстро поставил перед ней чистую пепельницу. – Ступай домой, приятель. – Говорю вам, я не хочу. Почему вы не уходите? Много не заработаешь, когда люди весь вечер сидят и пьют одну бутылку пива. – Когда ты закончишь, я тоже уйду. – Попросив немного на карманные расходы или что-нибудь еще? – Твою жизнь. – Забавно, – произнес бармен. Он все протирал стойку, но в одном и том же месте. – Испугался? – Не угрожайте мне. – Иди домой. Женщина в раздражении выдохнула в воздух целое облако дыма. Мужчина закурил, и женщина подвинула к нему свою пепельницу. Бармен включил верхний свет. Бар сразу потерял привлекательность. Цветы на стенах и темный потолок выглядели несвежими. Даже женщина постарела на глазах. – Он настоящий зануда, правда? – произнес мужчина, поворачиваясь к женщине. Та в ответ только выпустила еще одну струю дыма. – Ступай домой, приятель, – повторил мужчина. – Я не собираюсь причинять никому вреда. – Посетитель должен уходить первым. – Хорошо, я понял. Почему бы нам не уйти вместе? Бармен бросил тряпку на стойку. – Прекрати. Непонятно было, к кому обращается женщина. Бармен протиснулся из-за стойки. Усмехнувшись, мужчина встал и взглянул на женщину. Та продолжала курить. Оба вышли из заведения. Женщина оперлась о стойку, подперев щеку рукой, и бездумно рассматривала бутылки за стойкой бара. Сигарета истлела, и она бросила окурок в пепельницу. Лицо ее неясно отражалось на полированной поверхности стойки. Она снова и снова обводила отражение пальцем. Выражение ее лица не менялось. Продолжая машинально водить пальцем, она время от времени закрывала глаза, будто боролась со сном. Прошло некоторое время. Открылась дверь – мужчина вернулся. Одна пуговица на его пиджаке повисла на нитках; он хотел оторвать ее, но передумал и лишь поправил галстук. – Он ушел. – Неужели? – У меня нет времени приезжать сюда каждый месяц. Но это не дает тебе права забывать, кто хозяин этого заведения. – Я не забываю. Она закурила. Мужчина облокотился о стойку и уставился на бутылки, размещенные на полках. Его аккуратная прическа слегка растрепалась. Он провел ладонями по голове, приглаживая волосы. – Теперь с неделю не покажет рожу на улицу. А здесь – никогда. – Ты полагаешь, такая женщина, как я, будет хранить верность, когда ты приезжаешь раз в месяц? Иногда – раз в два месяца? – А ты мне скажешь? – Ты невыносим. – Лучше уж так. Я предпочитаю не знать о некоторых вещах. – О да, это очень удобно. Держишь меня в постоянном ожидании. – Ты что, плохо соображаешь? Я не могу иначе. Поэтому предпочитаю не знать о некоторых вещах насчет тебя. Мужчина посмотрел на свое отражение на черной полированной поверхности. Достал из кармана небольшую расческу, снова привел волосы в порядок. Только болтающаяся пуговица выглядела неприлично. – Налей виски. – Хочешь выпить? – Заткнись и налей мне чего-нибудь. – Пожалуйста, не пей. Я так долго ждала. – Мы в баре, верно? – Но мы уже закрылись. Кроме того, у меня нет ничего приличного. – Если ты мне не нальешь, я сделаю это сам. – Хочешь отыграться на мне? Он – пустое место. И такой человек, как ты, злится из-за какого-то ничтожества! – Я человек, который пьет, когда пожелает и сколько пожелает. И хочу остаться таковым, вот и все. Он слегка улыбнулся. Женщина резко поднялась. Пройдя за стойку бара, плеснула в бокал скотча. Мужчина выпил одним глотком. Дверь отворилась, и вошел бармен. Лицо его было в крови, в правой руке он держал нож. Он остановился у широко распахнутой двери. – Проклятие! Убирайся отсюда! – закричала женщина. Бармен шагнул вперед. Мужчина даже не пошевелился. Он просто посмотрел на бармена, а потом устремил грустный взгляд на свой пустой бокал. – Уходи, – проговорил бармен. Мужчина не реагировал. Он даже не поднял глаз. Бармен сделал еще шаг, но ближе не подходил. – Убирайся отсюда сейчас же! Идиот! Хочешь, чтобы тебя убили? – Я... – Пошел вон, пока ты действительно не вывел его из себя. Бармен хотел что-то сказать. Он открыл было рот, но не произнес ни звука. – Убирайся ко всем чертям! Немедленно! – завизжала женщина. Бармен повернулся, дверь медленно закрылась за ним. – Ты разучился бить? Я не думала, что он вернется. – Наверное... Мужчина поигрывал бокалом, держа его в ладони. Дно бокала легко постукивало о стойку, издавая звуки, похожие на шаги. – Я пожалел его. В смысле, когда бил. Ударил легко. – Нет, ты разучился бить. – Может быть, ты права. – Почему ты не бросишь это дело и не займешься баром? Было бы гораздо лучше для тебя. Мужчина вновь принялся постукивать бокалом. – Ты не понимаешь... что делает мужчину счастливым. – И не хочу понимать. Женщина уже забыла о бармене. Мужчина посмотрел на дверь, словно желая убедиться, что тот больше не вернется. Потом вновь постучал бокалом. – Ох уж эти молодые сорвиголовы. – Он напоминает мне тебя. Когда ты был молодым. Тебе так не кажется? – Может быть. – Ты знаешь, прошло уже восемь лет с того дня, как я втрескалась в тебя. – Так много? – Восемь лет... Какой же я была дурой! – Была. Он меня точно зарезал бы, если б ты не отделалась от него. Мне ничего не остается, как сидеть здесь. Женщина поставила еще один бокал и налила в него виски. Мужчина потянулся к нему, но она оттолкнула его руку и выпила сама. – Я бы тоже не отказался, – заметил он. – Ни за что. Сейчас ты еще на что-то годен. Если выпьешь больше, станешь бесполезен. – Годен, да? Он тихо рассмеялся. Кажется, женщина понимала, что означает этот смех. Но она оставалась серьезной. – Ты должен знать, когда кончится твое время, – сказала она. – У каждого человека есть свой срок. – Мужчины его не знают. – Будут другие, которые придут к тебе с ножами в руках. И однажды кто-то из них убьет тебя. – Спасибо. Он опять постучал бокалом по стойке. – В меня много раз тыкали ножом. Я привык. – Не думай, что тебе всегда будет везти. – Не будь столь самоуверенной. – Просто я считаю, что сила для мужчины – еще не все. Он опять рассмеялся, достал сигарету. Женщина поднесла ему зажигалку. Табачный дым, повисший между ними, медленно рассеивался. В баре было достаточно светло, чтобы наблюдать за облачками дыма. – По-моему, пора закругляться. – И что? – А то, что ты провожаешь меня домой. Это решено. – Решено? – Да. И ты снова будешь петь мне романсы, как восемь лет назад. – Ах, женщины! Она поднесла бокал к губам. Оставшуюся треть своего виски вылила мужчине. Он молча смотрел на нее. – Я думаю, ты еще в порядке. Тебя развозит после двух. – Ты права, любимая. – Восемь лет – большой срок. Не притронувшись к виски, он продолжал постукивать бокалом о мрамор. Песочные часы За окном сияло солнце. Мужчина сидел на диване, бездумно уставившись в стену. На нем были футболка с короткими рукавами и помятые домашние брюки. Ноги босые. Он достал сигарету и прикурил ее от настольной зажигалки. Выпустил несколько колец дыма. Из пепельницы подымался дымок. Очевидно, окурки в ней загорелись, и дым шел все сильнее. Некоторое время он смотрел на пепельницу. Взгляд оставался все таким же отсутствующим. Дыма стало еще больше. Стеклянная пепельница была полна окурков. Мужчина встал, поцокивая языком от досады. Вышел из комнаты, принес полстакана воды и вылил ее в пепельницу. Раздалось шипение. Вода наполнила пепельницу до краев; на поверхность всплыло несколько окурков. – Интересно, – пробормотал он, доставая еще одну сигарету. – Они должны впитать воду и осесть на дно. Сел на диван и уставился на пепельницу. Окурки на поверхности мало-помалу напитывались водой и опускались на дно, ударяясь друг о друга. Несколько секунд лицо мужчины выражало удовлетворение. Затем он перевел взгляд на стену и, казалось, глубоко задумался. Пепел падал на ковер, но мужчина не замечал этого. Окурки в пепельнице впитали всю влагу. Он загасил сигарету в самой середине. – Немного воды – и никакого дыма, – произнес мужчина. Он вроде бы не замечал, что разговаривает с собой вслух. Поднялся и подошел к окну. Долго рассматривал бак для воды на крыше далекого здания. На буфете возле дивана зазвонил телефон. Некоторое время мужчина смотрел на аппарат. Телефон прозвонил пять раз, и только тогда мужчина медленно подошел и снял трубку. – Танака слушает, – произнес он. Некоторое время молча стоял, положив руку на буфет. Поскреб указательным пальцем по поверхности, будто стирая грязь. Потом сказал в трубку. – Нет. – Палец замер. – Я слышу. Прекрати повторять одно и то же. Так дела не делают, понял? Если мы будем торопить события, они тоже засуетятся. Он посмотрел в окно. Снаружи было светло. Расправил темно-синюю салфетку, на которой стоял телефон. – Если что-то и случится, то не раньше вечера. Не паникуй. Мужчина открыл стеклянную дверцу буфета, достал небольшие песочные часы и смотрел, как струится белый песок. Потом перевернул часы, не дождавшись, пока пересыплется все. – Я там буду, но не смогу приехать сейчас, понял? Сначала я должен кое о чем позаботиться. Скорее всего я не выберусь до наступления темноты. Он снова перевернул часы. – Не надо мне этого говорить. – Мужчина отвел трубку от уха. – Полагаю, босса там нет? Наверняка он прячется где-то, и с ним охрана. Так что нет причины для беспокойства. Пятерых парней вполне достаточно. Он постучал часами по буфету. Когда они ударялись о дверцу, песок переставал сыпаться, потом струился снова. – Понятно. Понятно, – процедил мужчина и повесил трубку. Немного постоял, рассматривая песочные часы. Потом покачал головой и вышел из комнаты. Вернулся с белой корзиной, пересек комнату и вышел на балкон. На балконе он начал развешивать выстиранное белье. Брал вещь за вещью, отжимал воду, встряхивал, расправляя складки, вешал на веревку и закреплял прищепками. Четыре футболки. Четверо трусов. Четыре полотенца. Несколько пар носков. С балкона в комнату ворвался ветерок, и на столе зашелестела газета. Вернувшись с балкона с пустой корзиной в руках, мужчина закрыл дверь, и газета перестала шелестеть. Он сел на диван. Будто закончив важное дело, достал сигарету и не спеша закурил. Корзина стояла у него в ногах. Губы его шевелились, но мужчина не произнес ни слова. Он сидел не двигаясь, даже когда сигарета догорела. Лицо его было бесстрастно. Взяв газету, он бегло просмотрел ее без всякого интереса, сложил вчетверо и положил на журнальную полку. Потом подтянул одну штанину и стал чесать икру. На ноге почти не было волос, и по сравнению с лицом и руками мужчины она казалась молочно-белой. Место, которое он чесал, покраснело, но он продолжал скрести его ногтями. Потом смазал слюной. Взял еще сигарету, но закурил не сразу. Посмотрел на белье за окном, качавшееся на ветру. Телефонный звонок. – Танака слушает. – Он держал незажженную сигарету. – Меня предупреждали. Пожалуйста, не беспокойтесь, – лицо его скривилось, словно от боли, – все будет так, как мы захотим. Просто оставайтесь на месте, пожалуйста. Все будет отлично. Он говорил, а лицо его искажала гримаса ярости. В глазах время от времени вспыхивала ненависть, которая не вязалась с вежливой речью. – Сейчас нам лучше проявлять терпение и ждать развития событий. Если начнем первыми, это может сработать против нас. Я знаю, что делаю. Я не новичок. Его пальцы переломили незажженную сигарету надвое. – До сих пор вы позволяли мне действовать по собственному усмотрению, и в этой ситуации я сделаю для вас все, что смогу. В любом случае оставайтесь там и не волнуйтесь: все закончится хорошо. Его пальцы терзали сигарету, табак и клочки белой бумаги сыпались на буфет. – Я знаю. Я переговорю с ним. В любом случае оставайтесь на месте. С пятеркой парней вам ничего не грозит. Только они не должны никуда отлучаться. Повесив трубку, он довольно долго что-то бормотал себе под нос. Потом смахнул на ладонь клочки бумаги и крошки табака с буфета. Вернувшись на диван, мужчина достал новую сигарету и закурил. Затянулся несколько раз, выпуская густые облака дыма, и со злостью раздавил окурок в пепельнице. Потом встал, снял с телефона трубку и набрал номер. – Это я, Танака. Он оперся о буфет. Песок в часах пересыпался вниз. Они слегка подрагивали от вибрации. – Что, ты еще дома? Перестань возиться, или я выбью из тебя дурь. Ты должен быть там до того, как я приеду. Я собираюсь. Мне нужно закончить здесь, только после этого я смогу приехать, понятно? Идиот! Я появлюсь через несколько часов. Ты должен быть там через полчаса. Понял? Тебе лучше быть там через полчаса. Мужчина бросил трубку и с размаху опустился на диван. Немного посидев, медленно закатал другую штанину – на голени был виден струп. Некоторое время мужчина почесывал его, потом резко встал и начал наводить в комнате порядок. Он собрал журналы, выбежал из комнаты, вернулся с тряпкой, быстрыми и точными движениями протер стол и буфет. Аккуратно вытер даже маленькие песочные часы, зажав их двумя пальцами. Это заняло не много времени. С беспорядком в комнате было покончено. В завершение мужчина выбросил окурки и начисто протер пепельницу. Раздался телефонный звонок. Он взглянул на настенные часы. – Танака слушает. Вспомнив о грязной тряпке в правой руке, бросил ее на стол. – Кавано еще не появился? – Мужчина пару раз покачал головой. – Мы договорились, что он приедет раньше меня. Скоро будет. Я приеду чуть позже. Говорю тебе, не паникуй! Кавано вот-вот приедет. Потом ждите меня. И никаких глупостей, ясно? Раз их там нет, значит, они не в курсе происходящего. Нажав рычаг, он сразу же набрал номер. – Ты еще там? Мужчина ударил ногой по буфету, и стаканы на полках вздрогнули. – Ты слышал, что я сказал? Тридцать минут. Ты слышал? Тридцать минут уже прошло. Ты даже больший идиот, чем я думал. Мне не нужны твои извинения. Я закончу здесь и приеду. Если тебя не будет в офисе, ты покойник. Он снова ударил по буфету. Один из стаканов упал. Мужчина осторожно открыл дверцу и поставил стакан на место. – Кавано, я не скажу больше ни слова. Увидимся там. Повесив трубку, мужчина вышел в коридор и через секунду вернулся с двумя пластиковыми пакетами. Положил их на стол и какое-то время рассеянно рассматривал. В одном пакете лежало что-то завернутое в белую тряпку. Короткоствольный револьвер. Мужчина проверил барабан, прокрутив его несколько раз, и прицелился. Потом взвел курок и нажал на спуск. – Чертов идиот, – пробурчал он. Взяв белую тряпку, начал протирать оружие. Прервался, чтобы выкурить сигарету, потом принялся тряпкой полировать ствол. Зазвонил телефон. – Танака слушает. Револьвер лежал на тряпке на столе. – Босс вернулся? Он забарабанил по буфету кончиками пальцев. Другая рука нервно сжимала трубку. – Сколько вас? Мужчина перестал барабанить. – Этого достаточно, потому что босса там нет. Остальные нужны нам, чтобы охранять его. Если будете метаться как идиоты, они подумают, что мы здорово перепугались. Дело не в количестве людей. Он убрал руку с буфета и принялся ерошить волосы. – Кавано уже там? Нет? Что он творит, идиот? Если он не способен позаботиться о делах, когда меня нет, значит, он бесполезен. Он уже должен был приехать. Пальцы вновь забарабанили по буфету. – Я знаю. Пока ведь ничего не случилось, правильно? Слушай меня, и все будет нормально. Я еще не закончил здесь. Если что-то и произойдет, то только после наступления темноты. Не днем. Такие дела. Днем слишком рискованно, для обеих сторон. Так что это будет не днем. Говорю тебе, ночью. Я прав, можешь не сомневаться. Мужчина повесил трубку. – Проклятые трусы! – выругался он, сел на диван, вытянув ноги, и закурил. В пепельнице лежал всего один окурок. Сигарету мужчина скурил до фильтра. Он опять принялся протирать револьвер, время от времени сдувая с него пылинки, выкидывал и возвращал барабан, и тот издавал металлические звуки. Склонив голову и прищурившись, мужчина щелкал снова и снова. Потом взглянул на часы. Осторожно, словно это был хрупкий фарфор, положил револьвер на белую тряпку и снял трубку телефона. – Только уехал, – отчетливо произнес он в пустоту. – Этот идиот теряет время. Мужчина дотронулся до револьвера, потом вышел, и откуда-то донесся слабый звук бегущей воды. Вернулся он по пояс голым. На плече был виден глубокий шрам, старая рана. Из шкафа, стоявшего в углу комнаты, он достал белую рубашку. Она была еще в пластиковом пакете из химчистки. Мужчина надел рубашку на голое тело, на шею набросил галстук – темный, укороченный. Глядя в зеркало, затянул и поправил узел, причесал волосы. Он сменил брюки. Пятно на ноге покраснело и стало похожим на кровоподтек. Мужчина надел носки и затянул ремень. Снова сказал вслух: – Эта ослиная задница только теряет время. Усевшись на диван, он уставился на револьвер. Взял его, снова положил на стол. – На днях надо будет преподать ему урок. Мужчина поправил галстук. Поднявшись с дивана, подошел к телефону и, немного колеблясь, набрал номер. – Привет, это я. – Почти женским движением он обвил шнур вокруг пальца. – Я выезжаю. – Палец высвободился из шнура. – Дело плохо. У нас могут быть неприятности. Босс сбежал. Он где-то спрятался и мочится в штаны. Он не может драться, даже если бы захотел. Теперь он просто жалкий старикашка. Протянув руку, он перевернул часы, и песок побежал вниз. – Одного парня зарезали, вот и все. Неважное начало. Вполне достаточно для того, чтобы возникли проблемы. Мужчина смотрел на струйку песка. – Приказал мне охранять офис. Кто он такой, жалкий прохвост? Думает, мы будем сидеть вокруг него, когда в любой момент можем схлопотать пулю. Звонил. И продолжает звонить. Говорит, что все оставляет на меня. Четверть песка пересыпалась вниз. – Я должен уйти. Я всегда поступал по-своему. Босс мне больше неинтересен. Черт с ним, я не хочу знать, чем закончится эта история. Мужчина протянул было руку к песочным часам, потом опустил ее. – Какая стрельба в моем возрасте? Если что-нибудь пойдет не так и меня повяжут, я выйду не раньше, чем через год или два. На всякий случай будь готов к этому. Он снова намотал шнур на палец. Теперь в нижнее отделение часов пересыпалась уже треть песка. Часы были маленькие, больше похожие на игрушку. – Все этот козел, мой братец Кавано... после всего, что я для него сделал! Тем более в такой ситуации. Ну и урод. Мужчина закрыл глаза и тяжело вздохнул. Помолчал. Покачал головой, как будто страшно устал от всего. – Замолчи, женщина, ты ничего не понимаешь. Сейчас я еду к тебе. Хочу, чтобы ты спрятала мою пушку. После позвонишь копам. Когда копы будут у дверей, они ничего не смогут сделать. Я приеду в офис, когда копы будут уже там. Лучше так. Он повесил трубку. Посмотрел в окно. На улице было еще светло. Подошел к столу, взял револьвер и зарядил его. В барабане было пять патронов. Посмотрев в ствол, мужчина небрежно опустил оружие в карман. Некоторое время он рассматривал свое отражение в зеркале в дверце шкафа. Потом надел куртку и закрыл шкаф. Но не ушел сразу, а сел на диван, достал сигарету и не спеша выкурил ее. Потом скрестил руки и сидел, о чем-то думая. Песок давно стек вниз. Мужчина встал, перевернул часы и вышел, слегка покачивая головой. Профиль Кто-то настойчиво звонил в дверь. Двое молодых людей переглянулись. В крошечной комнате не было даже стола, только маленький шкаф и огромный телевизор, выглядящий здесь неуместно. Окно с алюминиевой рамой закрывали старые потрепанные шторы. Один из молодых людей, с наголо выбритой головой, бросил вопрошающий взгляд на другого. Звонок повторился. Второй, худощавый и с завивкой на голове, дернул подбородком в сторону двери. – Как насчет того, чтобы смыться? – произнес бритоголовый. Парень с завивкой в сомнении покачал головой. – Мы же на втором этаже, – настаивал бритоголовый. – Если будем действовать достаточно быстро, сможем уйти. – А вдруг они этого и ждут? Кроме того, они же ничего не знают. Не могут знать. Все, что нам требуется, – прикинуться тупицами. – Может, какая-нибудь ослиная задница сболтнула лишнего? – Сейчас об этом рассуждать бесполезно. Расслабься. Веди себя так, будто ничего не случилось. Опять же, мы даже не знаем, кто это. Разговаривали они шепотом. Звуки телевизора заглушали слова. Передавали прямую трансляцию с лошадиных бегов. Бритоголовый послушно кивнул. Парень с завивкой протянул руку к телевизору и уменьшил звук. – Кто там есть? – донесся голос из-за двери. – Пошевеливайся и открывай. Йосимото, ты там? Эй, Йосимото! Парень с завивкой бросился к двери. – Черт побери, ну и бардак! – Мужчина прошелся по комнате. В воздухе плавал табачный дым. – А вонища. Убери это дерьмо в раковину. Йосимото предложил ему единственную подушку для сидения, имевшуюся в доме. – Вы один, брат Танака? – А ты думал, я приведу сюда женщину? Мужчина, названный Танакой, уселся на подушку, предварительно посмотрев на нее так, будто беспокоился за свои брюки. Протянул руку к телефону. Аппарат был древний, с диском для набора номера. – Это Танака. Босс там? Йосимото и его приятель обменялись взволнованными взглядами. Танака достал сигарету, слушая кого-то на том конце провода. Йосимото бросился к нему с зажигалкой, но слишком быстро – от резкого движения огонек потух. Он щелкнул еще раз, и Танака не спеша прикурил. – Ага. А кто там есть? Танака отвел руку с сигаретой, словно хотел стряхнуть пепел. Йосимото проворно подставил пепельницу. – Я у Йосимото. Он несколько раз затянулся, выпуская клубы дыма, и бросил окурок в пепельницу. Йосимото аккуратно загасил его. – Я в курсе. Просто хотел убедиться, что с боссом все в порядке. Да, я уже сказал, что в курсе. В общем, босс в безопасности, верно? Мне пришлось иметь дело с двумя крутыми ребятами. Ну да, они пришли за мной. У меня под рукой кое-что было, и я выкарабкался. Пришлось нелегко. Тут еще один парень. Думаю, втроем мы справимся. Он покивал головой. Потом, будто вспомнив о чем-то, ослабил узел галстука и снова достал сигарету. В этот раз зажигалка Йосимото не погасла. – Что значит "не волнуйся"? Они хотели убить меня. Если думаешь, что троих мало, пришли еще кого-нибудь. Те пацаны переметнулись на сторону врага, и я этого так не оставлю. Танака протянул руку, чтобы стряхнуть пепел, и Йосимото подставил пепельницу. Бритоголовый сидел возле раковины в позе сейдза. – Вот как? Танака бросил в пепельницу второй окурок. Йосимото снова аккуратно потушил его. На фильтре были видны отпечатки зубов. – Я понял. Прекрасно. Ничего не предпринимай. Продолжай, я слушаю. Танака сидел на подушке, по-турецки сложив ноги, левой рукой держал трубку, прижимая к уху, правой играл с татами, собирая ее в складки. Несколько раз кивнул, но не произнес ни слова. Циновка затрещала под его пальцами. Она уже была порвана в нескольких местах. Йосимото, сам того не замечая, тоже начал терзать татами. – Вот и ладно. Так и сделаем. Один я не справлюсь. Плечо побаливает. Ушибся, пытаясь увернуться от ножа. Правая рука отказала. Танака, все еще держа трубку возле уха, протянул правую руку и нажал на рычаг телефона. Потом положил трубку и посмотрел на Йосимото, затем перевел взгляд на бритоголового. Бритоголовый чувствовал себя под его взглядом неуютно. – Как его зовут? – Кайита. Я собирался познакомить вас на днях, брат Танака. – Это один из твоих младших братьев, Йосимото? – Да. Он не лох. Думаю, из него выйдет настоящий парень. – Отлично. Боссу нужны люди. – Почту за честь познакомиться с вами. Буду стараться изо всех сил. Стоя на коленях, Кайита уперся ладонями в пол и поклонился, низко опустив голову. Танака кивнул и перевел взгляд на Йосимото. – Пушка есть? – Нет. Была, но когда их взяли там, в офисе, пришлось отдать. – Нож? – У меня есть деревянный меч. Боюсь, толку от него никакого. – Принеси. – Эй ты, быстро, – сказал Йосимото брату. Кайита вскочил, вышел и вернулся с деревянным мечом. Он передал его Йосимото, тот поднес его Танаке; Танака принял меч, взвесил его в руке и положил на татами у своих ног. – Как ваша рука, брат Танака? – Да я соврал. Они боятся, что разойдусь, вот я и подкинул им лажи. – Вы пойдете туда? – Хотите со мной? Предупреждаю, там логово врага. Без пушек будет туго. – Для нас это первое дело... – Тем более есть возможность проявить себя. Думаю, втроем мы справимся. Раньше или позже, но нам придется этим заняться. Я надеюсь на вас, парни. Йосимото и Кайита одновременно наклонили головы, выражая покорность. Танака опять сунул в рот сигарету; Йосимото быстро поднес огонь. – Состоять в якудза – это не просто платить долги или класть палец на борт лодки, Йосимото. – Я знаю. – Ничего ты не знаешь. Я в этом дерьме уже двадцать лет и до сих пор ничего не знаю. Чем больше живу, тем меньше понимаю. Танака докурил сигарету до фильтра и сам раздавил ее в пепельнице. – Пиво есть? Кайита вскочил. Поставил перед Танакой стакан, выбежал из комнаты и вернулся с открытой бутылкой пива. Танака внимательно следил за его руками. – Холодное? – Не совсем. Холодильник старый... Плохо пашет. Хотите, я сбегаю и куплю похолоднее? – Не надо. Кайита налил пиво в стакан; оно шапкой поднялось до краев бокала. Немного выждав, подлил еще. Танака молча смотрел на его руки. В комнату вошли трое. Они не позвонили и даже не постучали. Ботинки не сняли. Внезапно деревянный меч оказался в руках у Танаки и обрушился на плечо Кайиты. Парень вскрикнул и согнулся от боли. Танака бросил меч. – Оправдываться бесполезно, Йосимото. – Голос его зазвучал угрожающе. – Похоже, вы решили переметнуться. Неудачная задумка. – Брат, я... – Я в курсе. Предполагалось, что вы только прикинетесь предателями. Но вы решили попробовать двойную игру, верно? И это тебя затянуло. Ты решил, что у тебя руки развязаны. Танака вытянул из пачки еще одну сигарету. Один из тройки вошедших чиркнул зажигалкой. Двое были молодые, третий – в возрасте Танаки. – В общем, мы поняли, что ты хочешь сделать. Мы позволили тебе прикинуться предателем, а ты решил шпионить в их пользу. Ты не подумал, что они могут бросить тебя воронам? Я бы этого не смог, если тебе, конечно, интересно. – Простите, брат Танака. – Йосимото трясся от ужаса. – Вы что, ребята, так спешили, что не могли обувь снять? – Танака усмехнулся, посмотрев на вошедших. Морщины отчетливо проступили на его лице. – Сколько вас там? – Четверо. – Возьмите бритоголового. – Подождите! – завопил Кайита, который все еще держался за плечо. Его взяли под руки и выволокли из комнаты. – Куда они его повели? – дрожащим голосом спросил Йосимото. Танака прикурил очередную сигарету и медленно выпустил струю дыма. – Туда, куда попадают все предатели. – Предатели? – Слушай, кончай прикидываться. Со мной эти штуки не проходят. –Ноя... – Замолчи, Йосимото. Парни, уведшие Кайиту, вернулись. На сей раз они сняли обувь. Ровесник Танаки тоже снял обувь, аккуратно поставил ботинки в угол и опустился на татами. Все трое расположились возле Танаки, опустившись на колени в позе сейдза. – Я тебе говорил, что быть якудза – это не просто отдать палец? Когда они увидят, что у тебя все зашибись, а Кайита пошел на корм рыбам, они наверняка удивятся. Надо было позаботиться о своей заднице. – Дай мне минуту, брат Танака. – Есть вещи, за которые пальцем не расплатишься. – Что же мне делать? – Ты сдашь нам Охаву. – О... Охаву? – Йосимото побледнел. – Сделаешь, будешь с нами. Об этом уроде Кайите никто плакать не будет. Выбора у тебя нет. – А если я откажусь? – Смотри сам. Они отомстят. У нас есть каналы, мы можем сообщить, что послали тебя шпионить. Танака поправил галстук. Сидящие рядом с ним смотрели в пол. – Мы тебе ничего не сделаем. Нам так удобней. Сейчас мы с ними пятьдесят на пятьдесят. Если убрать Охаву, станет семьдесят к тридцати в нашу пользу. – Но... – Вот это и есть якудза, Йосимото, – наставительно произнес Танака. Он снова достал сигарету, и один из троицы поднес ему зажигалку. На бледном лице Йосимото выступил холодный пот. Танака смотрел на него, время от времени затягиваясь сигаретой. – Что будет с Кайитой? – Мне до него дела нет. Он нам не нужен ни живым, ни мертвым. Но если он умрет, они приедут за тобой. Некоторое время все молчали. Послеполуденное солнце заливало комнату светом. Наконец Йосимото покорно склонил голову. – Ну вот и ладно. Теперь уходи. И помни, мы не выпустим тебя из виду. Двое тех, кто помоложе, поднялись и подошли к Йосимото. Прежде чем встать, пожилой мужчина посмотрел на Танаку и кивнул. – Подумать только, спастись от тех парней, чтобы бежать сюда. Он улыбнулся. Танака опять принялся играть с татами. – Меня прямо пот прошиб, когда ты позвонил. – Ну они нас еще не предали, иначе не впустили бы тебя. – Но Йосимото? – Он же просил нас дать ему время. Сам понимаешь, его волнует будущее. Такие ребята всегда недовольны, с кем бы они ни имели дело. – Интересно, чем они его купили? – Как обычно – чтобы использовать человека, можно наобещать многое. Мы ведь тоже так делаем. – Возможно, он полагает, что якудза – это компания благородных охотников за головами. – Он еще мальчишка. Они одновременно достали сигареты. Каждый прикурил от своей зажигалки, глядя другому в глаза. – Так что с этими ребятами, которые пришли за тобой? – У них были только ножи, поэтому я и управился. Не думал, что они явятся средь бела дня. И никого со мной не было. – Ты предпочитаешь разгуливать в одиночку, будто идешь к подружке. – Мне везет. Если бы он что-то замышлял, я наверняка опередил бы его. – Танака раздавил окурок в пепельнице. – Что там с боссом? – Сидит в своей конуре в окружении десятка наших младших братьев. Балуется с девочками, пока мы расхлебываем кашу. Как обычно. – Мне бы так. – Потому он и босс. И при этом трусливый засранец. – Теперь у нас есть парень, готовый на все. Постараемся использовать его на все сто. – Они зашлют еще одного, ты зашлешь еще одного. Что будет дальше? Как ты собираешься справиться с ними? – Держись меня. Тебе я плохого не сделаю. Боссу остается еще пара лет, не более. Будь внимателен и, когда он сыграет в ящик, окажешься жив. – Кажется, я начинаю понимать, почему босс не хочет помирать прямо сегодня. – Чертовы разборки, и именно сейчас! Танака снова собрал край татами в складки. – Да, эти ребята действовали решительно. И офис заняли, и к тебе парней подослали. – Я твой должник. Спасибо, что предупредил о Йосимото. Я не знал, что он предатель. – Я предупредил, потому что ты – это ты. Я знаю, ты в долгу не останешься. – Пока Йосимото не вернется, все должны думать, что Кайита пошел на корм рыбам. Пока так. Потом решим, что с ним делать. Собеседник Танаки кивнул. – Достала. – Что? – Такая жизнь. – Потерпишь еще пару лет. Следующим боссом будешь ты, это несомненно. Еще пару лет потерпишь. – Легко сказать – пару лет. – И не делай ничего, что может привести тебя за решетку. – Я уже делал это много раз, слишком много. – И получил за это свои ордена. Теперь пусть суетятся те, кто помоложе. – Надо избавиться от одного человека. – От Охавы? – Да. Собеседник Танаки протянул руку к своей обуви, взял ее и поднялся. Оставшись один, Танака набрал номер телефона. – Позовите босса. Это Танака. Ожидая ответа, он мял татами. – Они подослали ко мне убийц. Нет, все нормально. Я обо всем позабочусь. Действительно, все нормально. Пальцы его правой руки сминали циновку, разрывая ветхую материю на клочки. – Понимаю. Я уберу одного из их бойцов еще до того, как мы встретимся с ними. Перевес будет на нашей стороне. – На лице Танаки выступил пот, но не от жары. Правой ладонью он вытер лоб. – Босс, вам не надо вмешиваться. Можно, это будет моя маленькая война? – Лицо Танаки исказилось. – Хорошо. Она не займет много времени. Он положил трубку и цокнул языком. Потом плюнул на татами. – Даже не знает, как это – умереть, – пробормотал себе под нос. – Забыл, как люди умирают. Танака несколько раз провел ладонью по циновке. Задумался. Солнечный свет лился в окно, освещая его профиль. Скатерть На стол подали паштет из гусиной печенки. По краям блюда красиво устроились красные и зеленые овощи. Похоже, мужчина не знал, как за него приняться. Старик посмотрел на собеседника и уверенно взял сначала вилку, затем – нож. – Это, Танака, паштет... – негромко проговорил он. Волосы его были седы, лицо покрывал румянец. Подошел официант и налил в бокалы вина. Сначала Танаке. В бокале старика был заметен красноватый осадок – возможно, немного раньше они сняли пробу. – Конечно, для такого старика, как я, это излишество, но не могу отказаться от своих привычек. Когда я был немного моложе, чем ты сейчас, я пытался уйти из бизнеса, но мне не позволили. Угощайся, чего сидишь. – Я даже не знаю, как это есть. – Привыкнешь. Некоторые считают, что он неплохо идет под сладкое белое вино. Тоже мне знатоки. К нему надо подавать крепкое красное. – Я не разбираюсь в винах. Если вино налито – пей его. Это я знаю наверняка. – Это винишко – "Шато-марго" – стоит сорок тысяч иен. – Сорок тысяч? Мужчина поднес стакан к губам и сделал глоток. Прикрыв глаза, медленно поставил бокал на стол. Посмотрел на старика. – Босс, это не мой напиток. – Научись разбираться в винах. – Мне достаточно выпить любого пойла в какой-нибудь забегаловке. Все эти изыски не для меня. – Когда-то я был таким же. Старик медленно отпил из бокала. Шею его закрывал пестрый платок, и когда босс глотал, казалось, это дается ему с трудом. Он откусил хлеба и снова отпил из бокала. – Знаешь, почему берут хлеб прежде, чем отпить вина? – Потому что хотят есть. – Нет. Хлеб очищает небо, и ты можешь почувствовать подлинный вкус вина. – Правда? – Да, но об этом члену якудза знать не обязательно. – Думаю, да. – Ну что же, Танака, сколько ты отслужил? – Почти восемь лет. Четыре раза тянул срок. – Думаешь, этого достаточно? – Готов пойти снова, тем более в нашей ситуации. – Хорошо. Благодаря тебе мы пришли к соглашению, и все более-менее утряслось. Двое из наших парней зависли, но пока никого не убили. В общем, победа. Уже чувствуется, что обстановка налаживается. – В нашем деле тот, кто расслабился, уже покойник. Мужчина взял немного паштета и попробовал на вкус. Не похоже было, что ему понравилось. Лицо его слегка скривилось. Старик же ел, прикрыв глаза от наслаждения. Руки и торс мужчины были неподвижны, только пятки отбивали неслышную мелкую дробь. Начищенные ботинки так и сверкали. – Привыкай к такой жизни. – У меня остались дела, босс. Я еще могу приносить пользу. – Идиот. Конечно, ты мне еще нужен. Только не в нынешнем твоем качестве. Придется подняться выше. – Я сделаю все, что вы скажете. – Мне надо, чтобы ты собрал своих парней. – Вы меня за этим пригласили? – Да. – Старик отпил вина. В бокале у него почти ничего не осталось. – Эй! – крикнул он. Подбежал молодой парень с завивкой. – Не ты. Пришли официанта. Официант услышал его слова и быстро подошел к столу. – Не взбалтывай. Когда берешь бутылку, старайся не потревожить осадка. Рука официанта дрожала. Он через силу сглотнул. Налил вина. Танака залпом допил свое вино. – Пора собирать новую команду. Старик промокнул губы салфеткой и взял в руку вилку. Он ел, время от времени отпивая из бокала. В зале было тихо. Светильник над столом позволял видеть изысканно убранное помещение. Блюдо с угощением было очень красивым, но старика, казалось, не интересовало ничего, кроме вкусовых ощущений. Не нарушая молчания, они закончили трапезу. Старик выпил четыре бокала вина. – Соглашайся, Танака. Пора тебе подниматься. – Я еще не готов. – Ты единственный, кто действительно способен на это. Ясно? Некоторые уже прямо высказались в твою пользу. Хорошая еда, прекрасные напитки, дорогие автомобили, красивые женщины – все будет твоим, только иди вперед. Мужчина молча смотрел, как официант убирает со стола. Старик достал сигарету, и Танака быстро поднес ему зажигалку. – Я принял решение, ты понял? Танака смотрел в пустую тарелку, все так же подергивая коленом. В течение всего разговора он бессознательно продолжал повторять это движение. В дверь постучали, но вошел не официант, а парень с завивкой. Он держал в руке мобильный телефон. – Вас. Симура-сенсей. – А, привет, привет, это Омура. – Старик бросил салфетку на стол. – Да, конечно. На деньги от твоих родственников мы не рассчитываем. Он взял салфетку и смял ее в руке. Говорил благодушно, но пальцы впились в материю. Ногти даже побелели от напряжения. – Со своей стороны мы хотим быть уверены, что наши парни не перемрут с голоду. А их у нас несколько сотен, сенсей. Неудивительно, что мы время от времени помогаем друг другу. Но теперь, когда мою задницу начинает припекать, мне кажется, что наши добрые отношения... Танака все так же смотрел в стол, подергивая коленом. Старик говорил все громче. – Обещаю, что мы не будем совершать необдуманных поступков. Близятся выборы, и газетчики готовятся выйти на охоту. Мне говорили, что победа на выборах – дело случая, и поэтому я не собираюсь настаивать. Выборы – дело серьезное. – Он бросил салфетку обратно на стол. – Итак, увидимся вечером? – Слушая ответ, старик одним большим глотком осушил стакан воды. – Да, сенсей, чертов диабет и высокое давление. Разваливаюсь на глазах. – Босс... – произнес мужчина, однако старик повелительно поднял руку, приказывая замолчать. – Нет, мне ничего не заказывай, я на диете. Он бросил трубку парню с завивкой. – Проклятые политиканы. Будь с ними осторожен, иначе обведут вокруг пальца. Твердо защищай свои интересы, чтобы они не считали тебя простаком. Когда имеешь дело с политиканами, нельзя ошибаться, Танака. Используй их правильно, и от них будет большая польза. Сказав это, старик поднялся и вышел. Оставшись один, мужчина положил ладонь на скатерть и смял ее пальцами. – Чертов старый пень! – тихо пробормотал он. – Я тебе в морду плюну, когда сдохнешь. Он еще сильнее смял скатерть. Дверь отворилась, снова появился старик. – Танака, сейчас я отправляюсь на встречу с депутатом Симурой. Оставайся, попробуй десерт и прочее. Если будет скучно, позови кого-нибудь из своих парней, выпейте вместе. – Конечно, конечно, господин. Мужчина поднялся и устремился к двери. Старик жестом остановил его. – Тебе не надо провожать меня. Ты теперь тоже босс. Тебе ясно, Танака? И прикажи, чтобы подали коньяк. Я уже сказал официанту, какой тебе принести. Танака склонил голову и стоял в этой позе несколько мгновений даже после того, как дверь за стариком закрылась. Потом вернулся к столу и сел. Взял свой стакан с водой и выплеснул на кресло, в котором сидел старик. – Жри свои деликатесы, ублюдок, забавляйся со своими бабами. Некоторое время он сидел, бормоча ругательства. Потом крикнул в дверь. Вошел официант. – Позови одного из парней. Да, и босс пролил воду. – Я сейчас позабочусь об этом. Официант заколебался, не зная, что делать сначала. Потом вышел и вернулся с молодым человеком в костюме. Он решил сделать все сразу – убрал скатерть и заменил кресло. Танака достал сигарету, молодой человек поднес ему зажигалку. – Выпить хочешь? – спросил Танака, выпуская облако дыма. – Немного можно. – Я пью коньяк. Ты тоже выпей. – Господин, можно подавать десерт? – спросил официант. – Подавай на двоих. Официант низко поклонился и, прежде чем выйти, застелил новую скатерть. – Босс всегда заказывает отдельный кабинет в каком-нибудь классном ресторане, если хочет сообщить тебе нечто, чего ты не хочешь слышать. Как будто на это можно кого-то купить. Танака перестал подергивать коленом. – Что тебе сказал босс? – Сказал, что я могу собрать собственную команду. – А это плохо? – Это не значит, что мы будем сами по себе. Просто будем таскать каштаны из огня, когда этим не захочет заниматься старшая семья. Он будет забирать все заработки, пока мы не начнем голодать. – Считаешь, мы не сможем делать деньги? – Надо придумать способ. Мужчина смял новую скатерть, но уже не так сильно – она лишь слегка сморщилась. – Боссу недолго осталось. Это и заставляет его мудрить. Делая меня главой другой шайки, он хочет убрать меня. – Правильно, ведь мы можем отделиться от старшей семьи. – Нынешняя война доказала, что я могу стать его преемником. Черт побери, все об этом говорят. Полагаю, его это пугает. Официант вкатил тележку с пирожными. – Выбирай, – произнес мужчина. – Можно два? – Да хоть десять! Молодой человек указал на пирожные, официант поклонился, положил их на тарелки и поставил на стол. Танака тоже выбрал одно. – Я хотел отказаться, но тут ему позвонили. Он настоял на своем, приняв решение за меня, и ушел. Пользуясь вилкой, молодой человек засунул в рот большой кусок пирожного. – Как вульгарно. Так не едят. Это один из лучших ресторанов в Токио. – Знаю. Принесли кофе. И два коньяка – мужчина напомнил об этом. – Кто может занять твое место? – Наверное, босс думает, что Кураучи. Кто знает, что у него на уме. Но если у меня будет своя шайка, я поднимусь выше Кураучи. Это объективно. Молодой человек проглотил последний кусок пирожного. – Понимаю. Значит, когда старшая семья станет привлекать нас для решения ее проблем, мы должны стремиться к минимальным потерям. Глупо терять из-за кого-то надежных бойцов. А между делом мы займемся своим бизнесом. Из пепельницы поднимался дымок от окурка, брошенного Танакой. Он небрежно плеснул туда кофе. Послышалось шипение. – Вместе с тобой у меня восемь человек. Всего восемь. Я хочу поставить тебя над парнями помоложе. – Если что-то случится с боссом, братья Кураучи и Сано пойдут друг на друга. Это расколет старшую семью. – Я думаю, своя команда – это неплохо, если будем действовать правильно. Хорошо, что у меня есть еще порох в пороховницах. Танака снова принялся собирать скатерть в складки. В пепельнице, полной кофе, плавал окурок. Он посмотрел на окурок и крикнул, чтобы принесли чистую пепельницу. – Сию минуту, господин. Официант направился к небольшому буфету и вернулся к столу с новой пепельницей. Вышел из комнаты, унося прежнюю, с кофе. – Тебе надо сменить машину на "мерседес". – Нет, сойдет и нынешняя. На "мерседесе" буду ездить, когда стану настоящим боссом. Сейчас есть дела поважнее. – Я буду твоим шофером. Молодым такое поручать нельзя. – Ну, ты их научишь. Как выживать в перестрелках, всем этим штукам. У меня на твой счет более серьезные планы, чем водить тачку. – Понимаю. – Сколько ты уже в деле? – Всего год. – Будь готов к тому, что это надолго. – Я уже готов. Просто хочу быть уверен, что все, что делаю, – для семьи, и знать, что я не какой-нибудь сраный одиночка. – Ты удивишься тому, какой я хороший стратег. Теперь не старые времена. Одного мужества недостаточно. Танака бросил салфетку на стол и вышел. Молодой человек сидел, уставившись на свой кофе. Официант принес бокалы с коньяком. Парень постучал ногтем по краю бокала. Раздался чистый звук. – Брат прав, он ловок и умен, – пробормотал парень себе под нос. – Во всяком случае, для меня это неплохо. Я уже младший босс. Он снова постучал ногтем по бокалу. Наслаждаясь звуками, повторял постукивание снова и снова. Танака вернулся. Молодой человек на мгновение перестал стучать. – Какой чистый звук. – К чертям твой чистый звук. Танака достал сигарету. Парень поднес ему огонь. – Заканчивай с этим и пригони машину. – Хорошо. – Молодой человек поднес бокал к губам и медленно выпил коньяк до дна. Замер, продолжая держать бокал у рта. – Готов спорить, это недешево стоит. – Какое нам дело? Босс платит. Молодой человек поднялся, кивнул и вышел из комнаты. – Босс не должен казаться слишком богатым. Танака снова говорил с собой. Он опять принялся за скатерть. Начал подергивать коленом. Каблук беззвучно постукивал по ковру. Окурки в пепельнице снова задымились. Танака некоторое время наблюдал за дымом. – Господин, машина, – сообщил официант. – Да, иду. – Рука его сминала скатерть. – Проклятый зажравшийся ублюдок, – бормотал он. Потом смолк. Посмотрел в потолок. На пол. На стену. Скатерть все еще держал в кулаке. – Узнаешь, как многому я научился в этом проклятом бизнесе. – Произнося это, Танака брызгал слюной на новую скатерть. – С девятнадцати лет. – Он покачал головой. – Восемь лет за стойкой бара. Наконец он выпустил скатерть. Начал вставать, но опять сел. Взявшись за скатерть, потянул ее со стола, затем остановился. Скатерть пошла морщинами и порвалась. Танака пристально смотрел на нее. Из-за дверей доносилось позвякивание посуды. Должно быть, убирали со столов. Поднявшись, он потянул материю, поднимая руку все выше и выше. Когда Танака выходил из комнаты, он бросил прощальный взгляд на бесформенную тряпку на столе. Пепел На столе стояла ваза с единственным цветком. Одна из стен была стеклянной и позволяла хорошо видеть машины, подъезжающие к входу в отель. Танака неожиданно ухватил за рукав проходившего мимо официанта и кивнул на свою пепельницу. Официант, ничего не понимая, переводил взгляд со своего рукава на лицо мужчины. – Что это с тобой? Ты что, не видишь, что там два окурка? Слегка покрасневший официант низко поклонился и заменил пепельницу. Танака внимательно взглянул на чистую и коснулся ее дна дымящейся сигаретой. Она зашипела – кончик сигареты впитал каплю воды. – Смотри. Ты принес мне мокрую пепельницу. Официант начал волноваться и покраснел еще сильнее. – А я недокурил эту сигарету. – Страшно сожалею, господин. Официант хотел было взять пепельницу, но мужчина отвел его руку. – Что ты теперь собираешься делать? – рявкнул он. Официант затравленно озирался по сторонам. К столу подошел парень, уселся напротив Танаки, взглянул на официанта и усмехнулся. Человек во всем черном, похожий на менеджера, подбежал к столику с непочатой пачкой сигарет и, низко поклонившись, протянул ее Танаке. Официант, точно марионетка, отвесил еще один поклон. – Ну ладно. Все нормально. Танака взял протянутую пачку и небрежно вскрыл ее. Менеджер увел официанта. – Босс, вы больше не мелкая сошка. Не могли бы вы вести себя соответственно? – Думаешь, это я из-за сигареты? – Из-за чего же еще? – Не понравился мне его взгляд. Он вытянул сигарету из пачки. Парень поднес зажигалку, звякнувшую о массивный золотой браслет на его запястье. В эти утренние часы в чайной отеля посетителей было немного. У окна расположились двое мужчин, в углу друг напротив друга болтали о чем-то парень и девушка. Играла тихая музыка – какая-то старая русская народная песня, входившая, наверное, в учебник музыкальной школы. – Так Кураучи говорит, что дела его плохи? – Да. Я заглянул к нему накануне; кто-то подбросил милую вещицу в его постель. Парень поднял вверх оттопыренный мизинец и улыбнулся собеседнику. – Итак, он получает старшую семью, а я должен быть доволен начинающей младшей. Мне это чертовски не нравится. – Не говорите так, босс. Пока ничего не решено, и вы даже не знаете, сможет ли брат Кураучи держать всех в узде в старшей семье. Некоторые ему не верят. – Значит, мне остается только сохранять спокойствие. – Это самое разумное в подобной ситуации. Не думаю, что следует вмешиваться как старым знакомым и устраивать стрельбу. Лучше выждать, пока брат не попадет в неприятность. Тогда они сами прибегут к вам. – Они вырвут все волосы у себя на заднице, когда это случится. Мужчина зло бросил сигарету, едва прикурив ее. На столике зазвонил большой переносной телефон. Молодой человек быстро поднял трубку, звякнув браслетом, резко ответил. – Это от Мунакаты. Мужчина принял у него трубку и сунул в рот очередную сигарету. Парень поднес ему зажигалку. – Что мешает? – Мужчина повернулся на стуле к своему отражению в стеклянной стене. – Ты, кусок дерьма, ты едва начал, а уже пытаешься умничать, ублюдок. Они нужны нам прямо сейчас – любым путем. Ты меня слышишь? Иначе нас раздавят. Поэтому ты там и собираешь, и это важнее всего. Его голос походил на сдавленное рычание. Он смотрел то ли на свое отражение, то ли на автомобили, подъезжающие к отелю. – Если хотят, пусть покончат с собой. Но не раньше, чем заплатят. И не возвращайся, пока они этого не сделают. Пепел с его сигареты вот-вот должен был упасть. Парень подвинул ему пепельницу, но слишком поздно – пепел упал на стол. – Босс в старшей семье думает, что все эти деньги уже у меня... Нет, он не приедет. Приедет Кураучи. Он вот-вот явится за деньгами, попросит их отдать. Но это только сегодня. Они не будут вечно просить. – Он замолчал, бросил трубку молодому человеку. – Понял? В три часа. Босс и я вернемся в офис к трем. Пока парень говорил, его босс растер пепел на столе. Положив трубку, молодой человек сказал: – Лучше бы у него получилось, иначе наша младшая семья окажется ошибочным начинанием. Проходивший официант остановился около их столика, быстро заменил пепельницу и стер темное пятно сначала влажной тряпкой, затем сухой. Мужчины сидели друг против друга и курили. Вошли четверо посетителей, миновали их столик и расположились в глубине чайной. Молодая пара продолжала увлеченно болтать. Парень рассматривал четверку новых клиентов. Казалось, он недоволен. На секунду их смех заглушил звуки музыки. Еще через десять минут вошел мужчина и направился к их столику. Парень вскочил и подвинул ему стул. Тот поклонился и остался стоять. – Почти месяц прошел со дня нашей последней встречи, брат Танака. – Что-то около того. – Время летит. Четыре месяца, как у тебя своя семья, и она уже лучшая из наших. – Всего четыре месяца. И до этого ею три месяца руководили наши дядья. Во всяком случае, я первый, кому позволили создать свою семью. – Да, и это неудивительно. Без тебя босс не смог бы столького достичь. Подошел официант за заказом. – Кофе, – произнес парень, показав три пальца. – Ты почему не садишься? – спросил мужчина. Молодой человек поклонился, но не сел. – Итак, Кураучи, ты пришел за ежемесячным взносом. – Босс рассчитывает на эти деньги. – Ты младший босс старшей семьи. Не мог бы дать мне отсрочку? Всего на пять-шесть дней. Мужчина достал сигарету. Парень поднес зажигалку. Кураучи скривился от неудовольствия, потому что дым поплыл в его сторону. – Однажды ты займешь место босса. К тому времени с моей группой будут считаться, и я смогу отблагодарить тебя. И тебе, и мне выгодно, чтобы старшая семья усилилась к тому времени, как ты унаследуешь ее. Но ты знаешь, дядья и другие считают, что ей следует оставаться там, где она есть. – Верно, верно, потому что они представители того же поколения, что и босс. Лучшее, на что они могут надеяться, – это обеспеченная старость. Но, знаешь, брат, я никогда не размышлял об этом серьезно. – Эй, Кураучи, да ведь, кроме тебя, некому. Я обо всем позабочусь. У меня достаточно сил, чтобы поддержать тебя. – Что ж, если твоя группа и старшая семья будут действовать заодно, это положит конец всякому постороннему вмешательству. И когда я говорю это, то не касаюсь вопроса о том, кто будет в боссах. – Кто, если не ты? Больше некому. Танака раздавил в пепельнице окурок. Принесли кофе. От чашек поднимался пар. – Насчет денег. Если всего на пять дней, я могу это устроить. Я не такой человек, чтобы отказать. Между братьями, как ты и я, это даже не услуга, а простая порядочность. – Верно, благодарю. – Босс в преклонном возрасте стал вспыльчив. Может быть, и это сказалось в его отношении к тебе, брат. – Я твой должник. Будем считать так. Мужчина снова сунул в рот сигарету. Кураучи в раздражении пытался отогнать дым в сторону. Мужчина продолжал выпускать облака дыма, будто не замечая, как Кураучи машет руками. – Итак, мы понимаем друг друга, брат Танака? Я должен быть в одном месте в качестве представителя босса. Думаю, здесь мы закончили. Он встал из-за столика. Молодой человек низко поклонился и проводил его. Кофе остыл. – Все, что я могу, – дымить в его сторону, – пробормотал мужчина. В этот момент он не курил, рассматривая сигарету в своих пальцах. Зазвучала другая мелодия – легкая и красивая. Молодая пара вышла из чайной. – Да, только сигаретой, – снова пробормотал Танака. Вернулся молодой человек и уселся напротив Танаки. – Похоже, брат ушел удовлетворенным. Думаю, нам эта просьба не повредит. Одним глотком он осушил чашку с холодным кофе. Мужчина выдохнул облако дыма в ответ и бросил окурок в пепельницу. Вошли три девушки и устроились за соседним столиком. – Я принесу десерт, – сказал им официант. Мужчина поднялся и вышел. Молодой человек поглядывал на девушек. Они увлеченно сплетничали о какой-то общей подруге. Когда официант вкатил столик с десертом, сплетни сменились радостными восклицаниями. Минут через пять мужчина вернулся. Он жестом приказал официанту очистить столик. Тот очень осторожно поставил чашки с холодным кофе на поднос, пустую взял рукой. Подошел менеджер с чистой пепельницей. – Я поражен вашим терпением, босс. Когда вы просите, даже брат Кураучи не может отказать. – Я ходил посмотреть на себя в зеркало. – Вы имеете в виду в туалете? – Я выглядел как мальчик на побегушках. Вот на кого я был похож. – Никоим образом. – Да, и если так будет продолжаться, то однажды я поцелую его в задницу. Так бывает между мужчинами. – Непохоже, что так оно и будет. Вы знаете, что в нашей шайке десять молодых парней. – Их будет пятнадцать, потом двадцать. Потом пятьдесят, потом сотня. – Старшая семья не такая уж большая, чтобы не догнать ее по численности. – У меня хороший младший босс. – Я стараюсь видеть то, чего не видите вы, босс. Я беспокоюсь о вещах, о которых вы не беспокоитесь. Это мой долг. Но это нетрудно. Я человек, который считает, что дела имеют обыкновение налаживаться. – Может быть, из-за того, что я невротик, дела у тебя идут так хорошо? Девушки покончили с пирожными и снова принялись сплетничать. Официант время от времени подходил взглянуть, не пора ли заменить пепельницу. Мужчина неторопливо достал сигарету и так же медленно поднес ко рту. Парень щелкнул зажигалкой. – Я не терплю, когда мне отдают приказы, как какому-нибудь лакею. Он не смеет командовать, я на ступень выше его. Только что Кураучи убедил меня в этом. – Вы не лакей. Босс видит в брате Кураучи своего преемника, поэтому попросил вас собрать свою группу. Думаю, здесь вы правы. Но ситуация может дать вам шанс – в зависимости от того, как вы на это смотрите. – Может быть. Мужчина выпустил клуб дыма. Он не казался озабоченным. Время ленча еще не пришло, и в чайной было все так же немноголюдно. Зазвонил телефон. – Вот как? Да, я понял. – На этот раз молодой человек не передал трубку боссу. Разговаривая, он поигрывал браслетом. – Конечно, я свободен. Повесил трубку и криво улыбнулся Танаке. – Это Муто. Говорит, что с тем строительным проектом, о котором мы беседовали, все в порядке. Я поеду и дам ему еще один толчок. – Ну, если получится, это облегчит положение. Парень кивнул. Мужчина затушил окурок и посмотрел на вход в отель. – Я ухожу. Надо кое о чем позаботиться, – произнес молодой человек. Мужчина кивнул. Оставшись один, он взял сигарету и сам прикурил. Девушки сплетничали, сдвинув головы, но он не выказывал к ним интереса. Потом стряхнул пепел – не в пепельницу, а на стол. Официант заметил это и подошел, чтобы смахнуть. – Не трогай. Оставь, понял? Официант покраснел, слегка поклонился и отошел. Стряхнув пепел еще раз, мужчина положил второй цилиндрик на стол рядом с первым. Потом третий, четвертый и после пятого цилиндрика затушил окурок. В пепельнице, кроме одного окурка, не было ничего. – Подчиненный должен знать свое место, – тихо произнес мужчина. Еще раз повторил эту фразу. Девушки смеялись. Вошли двое мужчин, уселись за столик, где раньше болтала молодая пара. Официант принял у них заказ и передал его на кухню – два кофе. – Раздавлены, – бормотал мужчина. Пальцем он раздавил крайний слева цилиндрик пепла, затем, не переставая бормотать, раздавил все остальные – тщательно, неторопливо. На столешнице осталось пять темных пятен. Палец он вытер о заднюю часть спинки стула. – Их легко раздавить. Голоса мужчин смешивались со смехом девушек. На музыку никто не обращал внимания. – Если они не раздавят меня, я раздавлю их. Как пепел, – бормотал он, уставившись на пять пятен на столе. В помещение вошли еще шестеро посетителей, и чайная наполнилась жизнью. Мужчина ни на кого не смотрел. Он снова закурил. Пепел стряхивал прямо на пятна. Официант только посматривал на его столик, то и дело проходя мимо. Вскоре пятна заметно увеличились в размерах. – Поживем – увидим, кто будет лакеем. Поднявшись, он достал бумажник из внутреннего кармана куртки и направился к кассе. Официант некоторое время выждал, затем подошел к грязному столику. В чайную вошли еще два посетителя. Теперь здесь стоял шум. – Хамы, – бормотал официант, протирая столик мокрой тряпкой. Пятна не отходили, и он принялся яростно тереть их. – Ты заплатишь за те сигареты, понял? Менеджер. Волосы его, зачесанные назад, были черными, как агат, но вокруг глаз виднелись морщины. – Я? – Ты. Я тебе уже говорил – не ставь мокрые пепельницы. – Там была всего одна капля! Он специально попал в нее сигаретой. С самого начала хотел доставить неприятности. –Даже если так, ты должен заплатить за них. Ты легко отделался. Лучше скажи спасибо. – Вы думаете, они из якудза? – Кто знает. Не наше дело. – Да уж! Достал он меня. А я даже не курю. – Хулиган. – Согласны? И дальше будете мне говорить, что такова жизнь? – Потребовалась лишь пачка сигарет. Это тоже жизнь. – Наверное, вы правы. Когда он вцепился, у меня душа ушла в пятки. – Если бы он устроил здесь погром, мы понесли бы большие убытки. В любом случае не забудь заплатить в кассу за сигареты. Менеджер ушел. Официант снова принялся усердно тереть столик, так что он ходил ходуном. – Черт бы все это побрал! Лицо его стало красным, будто его опять схватили за рукав. – Извините. Можно принести воды? – позвала девушка, сидящая за одним из столиков. – Нет, правда? – продолжали сплетничать девушки. – А почему бы и нет? Официант принес кувшин воды и наполнил их стаканы. Стекло мгновенно запотело. Он плеснул немного воды на столик. Снова начал тереть его тряпкой. Пробормотал, уставившись на чистую поверхность без единого пятнышка: – Вроде бы не видно, а? Девушки прыснули смехом. Под их смех официант повторил: – Не видно будет. Столик качнулся – он еще раз протер столешницу. Часть вторая Человек изнутри Водяная тюрьма Пузырьки перестали подниматься. Крошечное отверстие в миниатюрной скале засорилось. Но вода оставалась чистой – она фильтровалась сквозь слой гравия на дне, прежде чем насос увлекал ее вверх. И в ней было достаточно кислорода. Золотой рыбке нравились пузырьки. По крайней мере так казалось. Если долго сидеть у аквариума, то можно заметить, что среди рыбок есть настоящие игруньи. Там было два отверстия, в которые компрессором нагнетался воздух. Я решил, что одного будет достаточно, и заткнул другое зубочисткой, обернутой в бумагу. Однажды я подумал, что пузырьки будут смотреться прекрасно, и купил эту скалу. Прошел почти год, как я купил золотую рыбку. Такую крупную, с длинным хвостом. Почему-то я решил, что одной будет достаточно. Теперь, год спустя, хвост у нее гораздо длиннее. – Пузырьки – твои единственные друзья, – бормотал я про себя. Я увлекся аквариумом три или четыре года назад. Тогда я работал на жадного старика, и это был единственный способ не сойти с ума. На все лады проклинал его в машине, в ванной комнате, всюду, где он не мог меня слышать. Но мне это не помогло. Я жалел себя все больше и больше, а потом наконец обрушился с проклятиями на собственную голову. Поэтому я стал часто ездить в город. Избивал горожан и сам делал вещи, которые мог поручить более молодым. Так продолжалось несколько лет. Я подумал, что, возможно, перееду, и с этим будет покончено, а тем временем выполнял распоряжения босса. Но потом он предложил мне создать собственную группу. Так я стал боссом, и обращались со мной как с боссом, но мне надлежало расхлебывать все опасные дела, которыми не желала заниматься старшая семья. Она предпочитала получать часть доходов, и аппетиты ее постоянно росли. А потом босс попал в больницу. Враждебный клан посчитал, что настал удобный момент, и приготовился нанести удар. Босс находился в том состоянии, когда уже нельзя управлять. Он не мог ничего, его лучшие дни прошли, и теперь это был лишь жалкий старик. Если б только я был там. Уже несколько дней эта мысль не дает мне покоя. Если бы у меня уже не было собственной семьи, я встал бы во главе людей босса. Никто другой не хотел вести наш клан на бой с врагами. Но я был боссом младшей семьи. Мы могли послать помощь, если только ее попросят. И у меня были оправдания, почему я лично не поехал. Наверное, меня принудили создать собственную группу в счастливый день. Удача мне не изменила. В последней войне у нас был перевес семьдесят к тридцати. Благодаря мне. На сей раз речь шла о захвате бизнеса, и положение оказалось гораздо серьезнее. Золотая рыбка плеснула в аквариуме. Она начала делать так всего месяц назад. Это не совсем то, что называют плаванием. Может, с ней что-то не так, но я предпочитал думать, что подружка просто старается выбраться наружу. Я вытащил скалу из аквариума. Ее рубчатая поверхность осклизла. Отчистил скалу жесткой щеткой для мытья посуды. Потом поместил ее назад в воду, и пузырьки, булькая, побежали вверх. – Твои единственные друзья вернулись, – сказал я сам себе. Надо бросать эту привычку. Мысли вслух – старческий маразм. Зазвенел телефон. Звонили из офиса Сугимото. – Они подняли панику в штаб-квартире клана. Сано-сан продолжает противиться всему, что делает Кураучи-сан. Все идет не так, как при боссе. Когда он сказал "при боссе", я какое-то мгновение думал, что он имеет в виду старика, но боссом Сугимото называл только меня. Босса старшей семьи он называл "босс клана". Если упоминал Кураучи или Сано, то не использовал больше почетное именование "брат". – Они хотят вас, но я сказал им, что это невозможно по многим причинам. Незачем рисковать вашей жизнью ради их интересов. – Ты умнее, чем я думал. Сугимото был одним из молодых членов семьи, которых я взял с собой, когда начинал создавать собственную группу. Из старшей семьи я взял еще пятерых парней, двое прибились к нам со стороны; у меня было восемь человек, когда я начал дело. Сейчас уже двенадцать. – В любом случае следует сохранять неясную ситуацию, чтобы они поверили, когда мы скажем, что по горло заняты. Они всегда вешают все опасные дела на нас. В такие времена из этого даже можно извлечь выгоду. Сугимото довольно хихикнул. Не следует рисковать. Абсолютно верно. В то же время Сугимото сделал ставку на меня. – Думаю побыть здесь еще какое-то время, – сказал я. – Возможно, через пару дней подъеду в старшую семью. Передавай приветы. Я повесил трубку. Пузырьки взлетели вверх. Рыбка еще раз плеснула в воде. Я взял сигарету и открыл дверь на балкон. День был ясный. Яркие солнечные лучи отражались от домов напротив. Я переехал на эту квартиру двенадцать лет назад. Уже тогда она была далеко не новой. С десяток домов сгруппировались, как стадо усталых слонов, но когда с наступлением темноты во всех окнах зажигался свет, они сбрасывали свои поношенные шкуры и казались новыми. Поэтому больше всего я любил время, когда повсюду в окнах зажигался свет. До этого оставался примерно час. – Чертов паралитик больше ни на что не годен. Не может в больнице даже есть что захочет. Только спит с трубкой у носа. Мои слова вылетели в окно вместе с сигаретным дымом. Я не мог жалеть старика, хотя он прикован к больничной койке и почти не говорил. Он был боссом, который только и думает, как выпить кровь своих детей до последней капли. Я затушил сигарету в пепельнице. Она была полна окурков. Я взял пепельницу и выбросил окурки в мусор. В квартире у меня две спальни, столовая и кухня. Я всегда поддерживал в ней чистоту. Никто никогда и не подумал бы, что здесь живет якудза. У меня есть своя собственная группа, но я никогда не привожу сюда своих людей. Обычно мы встречаемся либо в баре у Аюми, либо на ее квартире. И бар, и квартира впечатляют, и мои ребята довольны, что я устраиваю встречи там. Снова звонок телефона. Я купил аппарат лет двенадцать назад, тогда еще не было таких вещей, как регулятор громкости сигнала. Когда я хочу спокойно отдохнуть, бросаю на него одеяло. Звонок вызвал у меня неприятные ощущения. Вероятно, кто-то из клана. Сугимото не сможет удержать в тайне местонахождение, если Кураучи или Сано по-настоящему на него надавят. Я не стал снимать трубку и надел куртку. Судя по всему, заведение открылось недавно. Я взглянул на четырех девушек, расположившихся на диване, подошел к стойке и сел. Появилась Аюми. – Звонил Сано-сан из старшей семьи. Сказал, чтобы ты позвонил ему. В этом заведении она чаще надевала кимоно. Было еще другое, принадлежавшее ей и бармену. От моего превращения в босса собственной семьи больше всех выиграла Аюми. Она давала взаймы, переехала в большой город, даже купила большую квартиру в Сибуя. Мы были вместе девять лет, и я назначил Аюми старшей "сестрой" своих "детей". Жениться мы не стали, и формально я не имел никакого отношения к ее заведению. Но доход с него принадлежал мне, я был настоящим владельцем. Аюми никогда не попыталась бы хитростью отнять его у меня. Она слишком хорошо понимала, что я убил бы ее или сделал шлюхой, чтобы она отработала долг. – Возможно, он позвонит снова. Скажешь ему, что меня нет. – Суги-чен мне так и посоветовал, но ты же знаешь, что Сано-сан может приехать сюда. – Приедет так приедет. Они сейчас ломают голову, как меня использовать. Когда я встал во главе собственной семьи, Аюми перестала уговаривать меня уйти из якудза. А раньше постоянно твердила: "Пора уходить". Я никого не убеждаю, что женщины глупы. Какой смысл? – Бармен, бурбон с содовой. Бармен, Фудзии, был настоящим отцом одного из моих "младших братьев", который сидел в тюрьме. Уже тридцать лет он работал барменом. "Господи, он весь мохом покрылся", – сказала Аюми, когда впервые увидела его. Вообще-то я не склонен к шуткам, но сказал тогда, что этот мох придает его коктейлям отличный вкус. Сын Фудзии по глупости убил человека. Так сказал босс и отказался заботиться о его родителях. Для клана это дело чести, но боссу было наплевать; сказал, что если будет заботиться о каждом, кого оскорбили, а он убил, то клан разорится. Но в якудза идут именно люди, способные убить в порыве ярости. Так я считаю. Чего еще ждать боссу от людей, вынужденных присоединиться к нам. Фудзии молча поставил передо мной бокал с бурбоном. Он не стал его взбалтывать – знает, как я люблю. Его сын выйдет через два года. Это была драка двух якудза, и сам он получил тяжелую рану, но ему дали четыре с половиной года. Какое дело закону до разборок внутри якудза? Дайте нам спокойно убивать друг друга. – Хочешь позвонить Суги-чену? – У меня есть телефон, ты же знаешь. – Почему бы тебе не купить "мерседес" с телефонной антенной? – Не говори глупостей, я же не босс клана. – Тебе все равно когда-нибудь захочется такой. Наверняка захочется. – Это тебе такой хочется. Я отпил бурбон. В заведении работали шесть девушек. Все были на месте. Клуб "Лиза" в Акасаке с шестью девушками. Если дело пойдет, заведение будет приносить неплохие деньги. Пусть женщины работают на тебя. Те из якудза, у кого имелось хоть немного мозгов, так и делали. Но босс не был способен даже на это. Вместо этого он отделил меня, чтобы доить деньги из новой семьи. – В любом случае ты не должна звонить мне. Запомни об этом. Фудзии сделал мне еще один бурбон. Младший брат убил человека. Разве клан не обязан позаботиться о его родителях, пока он сидит? Даже если клану от этого никакой пользы. Подобное могло случиться и со мной. Мне было девятнадцать. Босс совсем молодой и полон чванства. А я был дешевкой и не смел сказать ему и двух слов. С тех пор прошло больше двадцати лет. И восемь из них я провел за решеткой. Отправляясь в тюрьму, я говорил себе, что это для блага клана, для блага босса только первые два раза. Потом я сидел еще дважды, но во мне уже проснулось чувство обиды и разочарования. Отсидка стала частью моего существования. – Сомневаюсь, что они нанесут удар здесь. Несмотря на то что под угрозой находилась старшая семья, не было уверенности в том, что враги не ударят по младшим. Все равно трудно представить, что они придут в клуб. На их месте я бы такие заведения не трогал. Фудзии заговорил, не поднимая глаз от бокала, который протирал. – Не уверен, что от меня будет много пользы, но... – Если тебя ранят или арестуют, я не смогу смотреть в глаза тому Фудзии, который уже сидит. – Может, лучше позвать колов? – Это гражданское учреждение, так оно и числится в списках. – Да, я понимаю, но... В случае чего я мог бы послать его за копами. Если они придут, руки злоумышленников будут связаны. Неприятности им не нужны. – Семье требуется чистое место, такое, как это, в котором могут работать люди, подобные тебе. – Да, сестра мне говорила. – Давай договоримся раз и навсегда. Ты не один из моих людей. Когда говоришь об Аюми, называй ее мама-сан, как это делают в других клубах. Только мои парни должны называть ее "старшая сестра". Я прикурил сигарету от зажигалки "Дюпон". Когда я начинал с собственной семьей, босс подарил мне ее, свою старую зажигалку. Я не мальчишка, которого можно купить подержанной зажигалкой. Просто рассчитывал, что парни из старшей семьи оценят, что я ею постоянно пользуюсь. Вошли посетители. Девушки поднялись навстречу. Настоящие и будущие жены некоторых моих парней могут когда-нибудь присоединиться к ним. У женатого парня, отправляющегося за решетку, есть повод для беспокойства. Если же его жена работает здесь, то ему почти все равно, сколько сидеть – год или два. Я прикончил второй бурбон и с сигаретой вышел на улицу. Сел в машину и по мобильному позвонил в штаб-квартиру клана. – Это Танака. Есть там кто? – Да, Кураучи. Голос парня звучал нервно. Кураучи сразу же взял трубку. – Что происходит, брат Танака? – Ты хочешь сказать, что мы могли бы быть поактивней? – Черт побери, мы не просим вас "быть поактивней". Клан в состоянии войны, значит, и вы тоже. – Что скажет босс? – Ты знаешь, что он почти не говорит. Из-за этого ты не прислал нам даже своих младших братьев? – Погоди минуту, Кураучи-сан. – Я посмотрел на часы и проверил, сколько горючего в баке. – Ты обвиняешь меня в том, что я не исполняю своих обязанностей, потому что босс болен? – Конечно. – Не побоишься сказать это еще раз, Кураучи-сан? Кураучи молчал. Он был умен. Он должен был сразу сообразить, что ему невыгодно сейчас объявить меня врагом. Кураучи просчитывал все. Он всегда с легкостью обходил Сано, самого старшего из старших членов братства. Меня он тоже обошел. Однако на сей раз настал мой черед поставить его на место. Когда идет война, бесполезно быть умным на лад Кураучи. – Не стоит так толковать мои слова, брат. – Не пытайся меня успокоить. Ты не знаешь, что мне говорил босс? Когда он еще мог говорить. Он сказал: "Танака, я назначаю тебя ответственным за наркотики. Защищай этот бизнес любой ценой". Если ты настаиваешь, чтобы я пошел против прямого приказания босса, я приеду прямо сейчас. Но предупреждаю, нам это дорого обойдется. Все мечтают перехватить наши потоки, потому что видят, что у старшей семьи трудности. – Конечно, потоки наркотиков важны. – Чья вина, что у старшей семьи возникли трудности, Кураучи-сан? – Не мог бы ты обойтись без "сан", брат? – Ты младший босс всего клана. Не могу же я называть тебя просто Кураучи. – В любом случае дела обстоят неважно. – А кто виноват? – Никто. Это из-за болезни босса. – Понятно. Значит, боссу теперь и заболеть нельзя? – Я не это имел в виду, – отчетливо произнес Кураучи. – Они пытаются использовать преимущества, которые дает болезнь босса. В такой крайней ситуации мы должны сплотиться. Вот что я хотел сказать. – Чертовски правильно. – Так в чем проблема? – Кураучи-сан, чего ты от меня ждешь? Мне защищать потоки наркотиков, которые босс приказал защищать ценой моей жизни, или плюнуть на них? Вот о чем я спрашиваю. Я могу быть только в одном месте в одно и то же время. Когда заваривается такая каша, я начинаю теряться в догадках, чего же от меня ждут. Если ты мне скажешь плюнуть на наркоту, я с удовольствием сделаю это прямо сейчас. А то копы уже что-то заподозрили. – Я не говорю, что тебе следует так поступить. – Для меня твои слова значат именно это. Я не могу сразу заниматься двумя проблемами. Ты должен решить, чем именно я должен заниматься, Кураучи-сан. – Давай будем честными друг с другом, брат. По-другому мы это дело не решим. – Я говорю с тобой абсолютно честно. Я не знаю, что делать. Я прошу твоего совета. – Значит, ты не собираешься помогать клану. – Ты что, не слушаешь меня, Кураучи-сан? Черт возьми, если ты так считаешь, я приеду прямо сейчас. – Так ты нам поможешь? – Да. Только я не смогу сдержать слово, которое дал боссу. Поэтому сделаем так. Я забуду его приказы, но ты дашь мне расписку, что ты, как действующий босс, приказал мне забыть его приказы. – А ты становишься мерзавцем, брат Танака. – А ты? Ты намекал, что я предаю клан и босса. – Другими словами, ты не хочешь протянуть нам руку. – Достаточно, Кураучи-сан! Лучше не провоцируй меня. Дела с наркотиками сделали меня раздражительным. У нас не первая война с ними. Я делал с ними что хотел. Раньше я отвечал за это. Но теперь это место занимаешь ты, Кураучи-сан. – И потому я вызываю тебя сюда. – А что же дядья? – В каком смысле? – А, так мы отвечаем за все, что представляет малейшую опасность? Понял. Если наша группа создавалась для этого, то я немедленно распускаю ее. – Разве я прошу у тебя людей, которые выиграют за нас войну? Я лишь предлагаю тебе явиться в штаб-квартиру. – Кураучи-сан, я знаю, что должен тебе. Однажды ты договорился об отсрочке ежемесячного платежа, я это помню. Потому в разговоре с тобой я изо всех сил старался сохранить терпение. Во всяком случае, я соберу людей и приеду помогать тебе. Но больше ты договариваться об отсрочках не будешь. Потому что мы сможем вносить ежемесячные платежи – какое-то время. – С твоей стороны низко говорить и поступать таким образом. – Что ж, объяви собрание старших братьев, и я повторю перед ними те же слова. – Я разговариваю с тобой один на один, как мужчина с мужчиной. – Это странно, Кураучи-сан. Это дело решенное? Ты возглавил клан? Потому ты отдаешь мне приказы? – Довольно. – Так как насчет собрания? – Я сказал: довольно. – Подожди, Кураучи-сан. Только не говори, что пытаешься отдавать приказы без ведома остальных братьев. – Брат Танака, в этот момент перед кланами стоит вопрос жизни и смерти. – Тогда необходимо собрание! – Я соберу его в надлежащий момент. – В надлежащий момент? – Довольно. Почему я должен тебя упрашивать, в самом деле? Кураучи был сильно раздражен. При нем старшие братья главной семьи забыли о единстве. В такой ситуации и речи не могло быть о том, что он станет преемником босса. – Быть членом якудза – значит твердо придерживаться правил. Не могу поверить, что мне приходится напоминать об этом тебе, Кураучи-сан. – То есть если старшие братья согласятся, ты пришлешь мне столько бойцов, сколько надо? – Фактически этого решения я и жду, и как можно скорее. Я устал от операций с наркотиками. Я никогда не хотел отвечать за потоки наркоты. Я уже сказал, что должен тебе. Устрой дела еще раз, и я отплачу тебе – скорее раньше, чем позже. Кураучи повесил трубку. Прежде чем завести мотор, я выкурил сигарету. Пока все шло по плану. Если я потоплю Кураучи и прижму к ногтю Сано, то буду говорить по-другому. Потребуется только время. Я хотел было ехать, но снова взял трубку. – Давай встретимся на нашем обычном месте. Больше я ничего не сказал Сугимото. В военное время я не передаю специфическую информацию по мобильному или с телефона в машине. Я должен считать, что мои телефоны прослушивают. Готов спорить, подобные вещи и в голову не приходят Кураучи. Ему впервые приходится руководить военными действиями. Я закурил и тронулся. Йоси жила в Накамегуро, недалеко от реки. Она была моей любовницей. Не то чтобы она красавица или обладательница великолепной фигуры. Ей за тридцать пять. Но в Йоси есть одна изюминка. Она получает огромное наслаждение, делая других женщин несчастными. На нее работали четыре девушки, все – непрофессионалки. Домохозяйка, две работающие девушки и студентка колледжа искусств. Йоси сама нашла их и снабжала клиентами. Одним словом, проституция. Я должен был защищать ее от наездов других шаек. У Йоси была квартира с одной спальней. Жила она не роскошно. Скромно жила. Мне отдавала тридцать процентов, так что денег у нее была целая куча, но она не стремилась тратить их. Для некоторых женщин это имеет значение. Спать с ней, чтобы она не думала, что я просто использую ее. Когда это случилось, она стала заботиться обо мне, а если мне была нужна ее квартира, то она бесследно исчезала на полчаса или около того. Думаю, вскоре начну поставлять ей девочек. Заставь работать десяток девчонок, и будешь иметь хорошие деньги. Я уже предупредил Йоси, и когда приехал, дверь была не заперта. – Ты ведь приехал не для того, чтобы заняться сексом? – Почему бы и нет? Ты что, против? – Неплохо было бы, хоть раз в месяц. – Позже. Сейчас приедет Сугимото. – Вот как. Йоси принялась рассказывать мне о пятой девушке, на которую она положила глаз. Девушка работала кассиршей в супермаркете. – Если тебе нужна наркота, чтобы заловить ее, могу подкинуть по дешевке. – Мы с тобой это обсудим. Я балдею, когда вижу, как девка ползет прямиком в ад. – Очень плохо, что ты женщина. Из тебя получился бы хороший якудза. – А ты хороший якудза? – Нет, не очень. Я склонен останавливаться на полпути. Как раз сейчас я пытаюсь подняться в этом мире, поэтому изо всех сил стараюсь не останавливаться. Хотя обычно могу плюнуть и отойти. – Кажется, я знаю, почему ты пошел в якудза. Теперь, когда мы столько времени вместе, я начала понимать это. – Скажи мне, почему? – Подожди, у меня предчувствие... Позвонили в дверь. Вошел Сугимото, и Йоси принесла два пива. Потом надела темные очки и вышла. Кажется, у ее девочек появились постоянные клиенты. – Думаю, следует дать делу другой поворот, – сообщил я, наливая Сугимото пиво. Он вопросительно взглянул на меня. Пиво шапкой поднялось до краев бокала, и Сугимото быстро отпил, чтобы не перелилось. – Представь, что ты – это Кураучи. – Ну, я бы посчитал, что ситуация с наркотой – только предлог. – А если бы проблемы с дурью все-таки возникли? – Тогда мне пришлось бы решать, что делать. – На месте Кураучи я не дал бы легко себя одурачить. Сугимото допил пиво. Я достал сигарету и закурил. Он был так поглощен своими мыслями, что забыл предложить мне зажигалку. Если ситуация не разрешится в мою пользу, Сугимото тоже теряет свой шанс. Такой тип взаимоотношений между мужчинами наилучший. – Есть кто-нибудь, кого мы можем на время упрятать в тюрьму? – Хочешь, чтобы я сел? – Нет. Пока наша семья не встанет на ноги, я на это пойти не могу. Нет необходимости отправлять тебя за решетку. – Как насчет Муто? Ему уже двадцать два. Сугимото налил мне пива, я отхлебнул из бокала. – Он тебя послушает? – Сколько придется сидеть? – Года четыре. – Прекрасно. Он знал, что такое может случиться. Однако, босс, если мы нанесем удар, то окажемся в состоянии войны. Конечно, наш авторитете клане усилится, но хватит ли у нас сил противостоять врагу? – Не смеши меня. Ты ничего не понял. Я же сказал, что хочу придать делу другой оборот. Сигарета погасла, и я закурил другую. Пока Сугимото шарил по карманам, я щелкнул своим "Дюпоном". – Помнишь того парня, Кайиту? – Это который крутился возле Йосимото? – Он ведь еще не прошел посвящение? Йосимото был одним из младших членов старшей семьи. В ходе последней войны он пытался перейти на сторону врага со своим лакеем, Кайитой. Я убедил Йосимото не делать этого, а убрать одного из старших братьев враждебного клана. Благодаря мне он не пошел на предательство. Йосимото убил опасного врага, и противник пошел на перемирие. Из этой войны мы вышли при соотношении сил семьдесят к тридцати в нашу пользу. – Можем мы использовать Кайиту в качестве убийцы? – Минутку, босс. Фактически он на стороне врага. Но они не доверяют ему. – Поэтому он нам и подходит. – Я ничего не понимаю. Чего вы хотите? Взглянув на озадаченное лицо Сугимото, я усмехнулся. Жизнь якудза зависит от того, как он умеет переносить боль. Этому учил меня босс клана. Звучит красиво, но за двадцать лет я не видел, чтобы сам босс когда-нибудь переносил боль. – Он будет убийцей, которого подослали враги. В этом была своя логика: Кайита соглашается на убийство, чтобы завоевать доверие новых хозяев. Если он хочет быть якудза, ему ничего другого и не остается. – Подослали враги? Вы имеете в виду, что он уберет Кураучи-сана или Сано-сана? – Кураучи и Сано, да и Кавано – мои соперники, но мы ели рис из одной чашки. Как и ты, Сугимото. Я еще не зашел так далеко, чтобы убивать старых товарищей. Здесь я сказал неправду. Много раз я мечтал, чтобы кто-нибудь укокошил босса, и действительно хотел этого. Временами я был готов удушить его собственными руками. Наверное, когда-нибудь Сугимото почувствует то же самое в отношении меня. – Ты понял, Сугимото? Кайите предстоит попытка устранить меня. Говорю тебе, я хочу дать другой поворот событиям. Выкинуть маленький трюк. – Но вы же не хотите, чтобы он действительно вас убил? – Не хочу, но мне плевать, если одним шрамом будет больше. Потом нам придется убить Кайиту. В каком-нибудь пустынном месте. – Кажется, я начинаю понимать. Сугимото налил себе пива. Я потушил окурок. Голова работала отлично. – Другими словами, босс, на вас покушаются враги, потом мы убираем Кайиту. – А перед этим я объявляю клану, что Кураучи и Сано надо поспешить и энергичнее браться за дело. – Конечно. – Весь вопрос в том, сможет ли Муто уговорить Кайиту. – Положитесь на меня. – Сугимото поставил бокал на стол, он был почти полон. – Я об этом позабочусь. – Мы не можем рисковать, подвергая тебя опасности. – Тогда это сделает Муто. – Ты возьмешь на себя все приготовления? – Доверьтесь мне. Завтра к вечеру все будет готово. – Кайита должен действовать ножом, понял? – Да. – А сейчас мне предстоит отправиться в штаб-квартиру клана. – Пожалуйста, возьмите с собой Мунакату. И еще кого-нибудь из молодых. Босс не должен появляться один. – Ладно, возьму. Я закурил, Сугимото допил пиво. – Не к лицу вам вести себя как одному из этих, молодых. Просто я хочу сказать... Ну, иногда вы поступаете не так, как принято. Знаете, это беспокоит меня. – Иногда я думаю, почему задержался в этом мире так долго. Больше двадцати лет. Есть во мне что-то, что мешает стать настоящим якудза. Я просто не подхожу. Возможно, именно из-за этого босс клана невзлюбил меня. – Помните, я уже вам говорил: вы больше не мелкая сошка, не хулиган. – Я знаю. Почему я пошел в якудза? Может быть, потому, что у меня не было выбора. – Когда вы отправляетесь в штаб-квартиру? – Немного позже. Постараюсь сделать вид, что насилу оторвался отдел с наркотой. Принес жертву, чтобы поехать туда. – Я им позвоню, скажу, что вы вроде бы собирались приехать. Пусть ждут. – Сугимото громко захохотал. Я встал и принес из холодильника еще пива. – Одна деталь. Все это – строго между мной и тобой. Даже Муто не должен знать, что мы задумали. – Понимаю. Сугимото вскрыл банку пива. Я знал, что со мной будет все в порядке. Наверняка справлюсь с сопляком, который бросится на меня с ножом в руке. И все-таки план опасный. Тот факт, что жизнь моя подвергается риску, приятно холодил кровь. Внезапно я ощутил нечто вроде сексуального возбуждения. Я смотрел на дверь, потягивая пиво и надеясь, что Йоси не станет задерживаться. Я вылез из машины в Синзуку. Жестом остановил Мунакату, который устремился было за мной. Не спеша побрел по улице. Было уже половина десятого, но народу гуляло много. В штаб-квартиру клана я приехал в половине одиннадцатого. Кураучи, Сано и Кавато ждали меня. Я сказал, что позабочусь о боевых действиях, но не могу выпустить из-под контроля операции с наркотиками. Поэтому людей для защиты штаб-квартиры не пришлю, но если только начнется стрельба, приеду немедленно, на трех машинах. Оружие у нас есть. Никто не возражал против моего плана. Все трое соглашались, что бессмысленно держать моих людей на штаб-квартире в ожидании событий. Двое тех, что помоложе, из недавно назначенных стояли, пока я говорил. Я мог выставить одиннадцать человек. Старшая семья – сорок. Предполагалось, что мои люди сформируют штурмовой отряд, который нападет на штаб-квартиру врага, если он попытается взять нашу. Все это была ложь, но я умудрился надавать самых смелых обещаний, не дрогнув ни единым мускулом. Мунаката, пришедший со мной, пребывал в шоке. Я говорил пятнадцать минут. Меня перебили всего пару раз. Удалось даже внушить им, что участие моей семьи обойдется нам недешево: потеряем половину доходов с наркобизнеса, как это ни печально. Я отпил скотч из стакана, который поставили передо мной, и взглянул на Кураучи. У Кураучи был такой вид, будто он только что поимел меня. Но я-то знал, кто кого поимел. Синзуку расположен достаточно далеко и от территории старшей семьи, и от моей территории. Прочие кланы сюда не добрались. Я прогуливался, обходя стороной плохо освещенные или подозрительные закоулки. Сам не заметил, как оказался на заполненном людьми участке улицы. Зашел в пассаж, походил минут пятнадцать по магазинам, потом заглянул в небольшой бар и выпил пару бокалов виски. Я сам не знал, с какой целью брожу по ночному городу. Вот так же бесцельно я шатался когда-то по деловым кварталам. Не мог высидеть в четырех стенах больше двух дней. На третий день всегда выбирался наружу. Эта привычка появилась у меня в старших классах школы. Мой старик был плотники алкоголик. Приходилось искать его по барам и вести домой, когда он напивался до чертиков. Суета вечернего города захватывала – мне казалось, что в шуме деловых кварталов происходит нечто таинственное. Старуха моя сбежала с каким-то парнем в Киусу, когда мне было двадцать, и больше я ее не видел. Я даже не знал, жива ли она. Нет, я не хотел с ней увидеться, не хотел даже вспоминать о ней. – В какой компании вы работаете? – спросила девушка, сидевшая рядом. Это был уже второй бар, в который я заглянул. Серый костюм, укороченный галстук. Нечто вроде униформы. Мне и в голову не приходило, что я похож на бизнесмена. Через несколько месяцев после окончания школы я случайно встретил одноклассника – в сером костюме с коротким галстуком мой приятель выглядел как взрослый. Я стал помощником инженера в строительной компании, но повздорил с одним из коллег и был уволен. После этого у меня не было занятий, которые принято называть настоящей работой. Дольше всего я был барменом – целых восемь месяцев. Вот тогда я и встретил босса. – В маленькой. Вы о ней не слышали, – ответил я. – О, размер не имеет значения, понимаете, о чем я? Что до меня, я не соглашусь на сверхурочную работу. Достаточно честно отработать день. Сам я работаю достаточно напряженно. В нашем деле наплевательское отношение обходится очень дорого. Честно отработанный день? Я честно угрожал и честно всаживал нож в спину. – Сколько тебе лет? – Двадцать один. Она была юная и свежая – такая, какими и должны быть девушки в этом возрасте. Почти ребенок. Потом я подумал, что неплохо было бы отправить ее в клуб в Акасаке, но решил, что Аюми слишком ревнива. Если я приведу туда эту девушку, она заподозрит неладное. Йоси совсем не ревнива, но попавшие к ней девушки становятся шлюхами. – Как тебя зовут? – Йоко. – А меня – Танака. – Неправда. – Почему? – С тех пор как я здесь работаю, я встретила троих парней, которые говорили, что их имя – Танака, и все они врали. – Но меня действительно зовут Танака. – Серьезно? Я показал ей изнанку пиджака, где было вышито мое имя. Йоко от радости захлопала в ладоши. Я почувствовал умиление при виде такой непосредственности и удивился, что еще способен на подобные чувства. Обычно если я оставался наедине с такой девчонкой, как она, то через пять минут уже трахал ее. Много таких я просто продал. Многих сделал наркоманками и заставил работать на себя. Одна покончила жизнь самоубийством. Все женщины одинаковы после того, как переспишь с ними. – Так чем вы занимаетесь, Танака-сан? – А ты как думаешь? – Вы менеджер в электронной компании. – Правильно. – Не угадала? – Да нет, почти угадала. – Правда? На такие вещи у меня чутье. Я подумал, что "менеджер" – это даже забавно. – Я еще загляну. – Нет, не уходите! – Мне завтра рано вставать. Йоко проводила меня. Она была молода, и я заметил, что у нее прекрасная фигура. – Правда, Танака-сан? Вы придете еще? – Да, вероятно – на следующей неделе. Сейчас я немного занят. Я кивнул и попрощался. А может, и не кивнул. Я все думал: "Все они одинаковы после того, как переспишь с ними". – Я сошел с ума. – Опять моя старая привычка – рассуждать вслух. – Забыл обо всем на свете из-за какой-то девчонки. Какое-то время я постоял, ворча на эту тему, потом двинулся по улице. – Я ее оттрахаю. Потом сведу с каким-нибудь богатым ублюдком, и она выжмет его как лимон. Потом накачаю наркотиками и сдам Йоси. Я брел, рассуждая сам с собой, когда внезапно услышал смех и остановился. Двое парней стояли, прислонясь к телефонной будке, и потешались надо мной. – Что смешного, сопляки? – Сам с собой болтаешь, старик? – Старик? Они заржали. Внезапно я пнул одного из них в голень. Парень вскрикнул. Второй, казалось, не понял, что произошло. – Постой, старичок. Я уже хотел идти дальше, когда меня схватили за плечо. – Что тебе, сопляк? – Заткнись. Ты зачем это сделал? – Таково мое ремесло. Я засмеялся. Тот, которого я ударил, смотрел на меня с ненавистью. – Надеюсь, у тебя нет особенных планов на вечер, папаша. – Папаша? – Действительно, для папаши ты уже староват. – Время у меня еще есть, если ты об этом. – Храбришься, старичок. Он схватил меня за запястье; я стряхнул его руку. – Не бойся, не убегу. – Иди сюда. Здесь никого. Ты идешь? – Не забудь, ты сам этого захотел. – Не сильно ты испугался. Он пошел вперед. Я молча следовал за ним. Остановились они между двумя зданиями. Аллея была довольно широкая, прохожих – ни души. Я привык подмечать подобные детали, когда гулял по городу. – А ты совсем не сопляк. Сколько тебе? – Вполовину моложе тебя, старичок. Нужно двое таких, чтобы сравняться с тобой по годам. Поэтому нас будет двое против тебя. Пятьдесят на пятьдесят. – Деретесь вы грязно, правильно? Так говорят якудза, вернее – дешевые якудза. Его кулак устремился мне в лицо. Он задел меня по щеке, и я ощутил боль. Я несколько сместился, чтобы видеть обоих. Второй не особо рвался в драку. Не потому, что был трусом, – видно, считал, что его приятель и сам справится. Парень снова замахнулся. Я шагнул вперед и ударил его локтем в шею. Почти сразу развернулся и лягнул второго ногой в живот. Тот рухнул наземь; я вновь ударил ногой, и он согнулся вдвое. Я нанес еще несколько ударов. Парень больше не стонал, только молча корчился у моих ног. Второй кинулся на меня со спины, обхватив руками. Я укусил его за мизинец, а потом захватил палец и резко дернул назад. Хруст и судорога, прошедшая по телу нападавшего, говорили о том, что палец сломан. Он отпрянул, сжимая поврежденную кисть пальцами здоровой руки, и согнулся; я резко ударил его ногой в подбородок. "Ты у меня станешь настоящим красавчиком", – мельком подумал я и ударил сначала по глазам, потом в нос. Пронзительно крича, парень рухнул на асфальт. Я поставил ногу на его лицо и изо всех сил надавил. – Отпусти нас, – прохрипел он. Не давая ему говорить, я ударил его по губам ногой. Руки надо беречь; в драке их можно повредить, поэтому, пока есть возможность, лучше бить ногами. – Пощади! Ты же убьешь! Я ударил его по носу. Второго, неподвижно лежавшего на земле, пнул в промежность. Парень взвыл от боли, потом вой перешел в стон. – Надеешься, что я вас отпущу, да? Думаешь одурачить меня, сопляк? Первый пытался отползти, и его я тоже ударил в промежность. Потом закурил и стал не спеша гонять их ползком по асфальту, время от времени пиная. Хулиган. Вот кто я такой. Когда был молодым, всегда старался ввязаться в драку, спровоцировать ее, и эта тяга во мне не умерла. Один из них перестал шевелиться. Он не был мертв. Когда я стал якудза, то заинтересовался, какими ударами можно убить человека. Не для того, чтобы ненароком не убить, а именно с целью научиться убивать без оружия. Я наступил на лицо того парня, который не шевелился, и перенес на эту ногу весь вес своего тела. Парень завопил. – Не пытайся провести меня, ты, засранец. – Пощади! – Погоди. Давай, что у тебя есть. – Что? Я снова надавил ногой. Он зашарил по карманам и достал бумажник. Три банкноты по десять тысяч иен, две – по тысяче. У второго в бумажнике оказалась одна бумажка в пять тысяч иен. – Этого мало. – Но у нас ничего больше нет. Это все. Я наступил на его рот. Нажал – четыре, пять раз. Услышал, как что-то захрустело под ногой. Он может заплатить и таким образом. Таким способом якудза утрясают дела по долгам, а им пришлось иметь дело с настоящим якудза. Второго я еще несколько раз ударил в промежность. – Не вздумайте пожаловаться копам. Тогда я вас точно убью. Они только стонали. Я вышел на главную дорогу, немного прогулялся, потом поймал такси. – Китауси. Жилой комплекс. Всю дорогу водитель молчал. Я ее поимею. Потом продам. За нее, красотку, много дадут. Вот что я сделаю. Передо мной мелькнуло смеющееся лицо Йоко. Я тоже смеялся. Но не с ней. Я вышел из такси и поднялся на пятый этаж. По-видимому, теперь все новые жилые комплексы строятся высотными, и в них есть даже лифты. Плата за проживание неимоверно высока. Войдя в квартиру, я заметил, что одна пуговица на костюме болтается на нитке, сразу взял иголку, уселся в зале у лампы и пришил ее. – Удача мне пока не изменила. Приняв ванну и переодевшись, я почувствовал себя совсем другим человеком. Было почти три часа утра. Золотая рыбка начала плавать кругами. Наверное, из-за того, что я включил свет. Кормить ее следовало всего раз в день – так объяснил мне продавец зоомагазина, но я взял щепотку корма и посыпал на поверхность воды, как бы извиняясь, что разбудил ее. Рыбка снова плеснула у поверхности; это было забавно. Пузырьки непрерывной струйкой поднимались со дна аквариума. По крайней мере еще с месяц отверстие в скале не засорится. Я достал из холодильника пиво и налил в стакан. Закурил и стал наблюдать за рыбкой. Кажется, ей стало труднее плавать – с тех пор как я купил эту рыбку, хвост у нее заметно вырос. – Такие вот дела. Слова ничего не значили. Просто я сидел и думал: такие вот дела. Как это бывает с людьми, я просто устал. Он приехал на белой машине. Уличный фонарь на мгновение осветил ее, и ничего больше различить я не успел. Я сидел в своей машине, не включая двигателя. Передние огни приблизились – машина подъезжала, замедляя ход. Я посигналил, чтобы он остановился. Белый автомобиль замер на месте. Он выключил двигатель. Идиот. В таких ситуациях двигатель должен работать. Это может стоить тебе жизни. Парень вышел из машины. Я узнал Кайиту – все такой же бритоголовый. Пока что ситуация развивалась по плану. Я выключил свет в салоне и открыл дверцу. Потом сдал машину назад. Свет от фар его автомобиля бил мне в спину. Метрах в трех от моей машины Кайита вдруг осознал, что это я. От неожиданности он вскрикнул. – Привет, Кайита. Давненько не виделись. Парень не мог произнести ни слова. – Ты знаешь, Йосимото попал за решетку. Ему крупно не повезло. И все потому, что он знаком с тобой. – Брат Танака... – Ты не имеешь права называть меня так. Зачем позвал? Лучше говори прямо. – Позвал вас? – Я приехал, как ты просил. Подумал, ты захочешь покончить с этим. Мне это нравится, я не люблю держать камень за пазухой. – Покончить? Я? – Да. Расставить наконец все точки над i в истории с Йосимото. Ты понимаешь, о чем я? – Бред какой-то... – Бред не бред, но я собираюсь прикончить тебя. – Подождите. Это не смешно. Сугимото-сан сказал, что... Я взглянул ему в глаза. Кайита замер на полуслове. Обстановка накалялась. Я умел напугать человека молчанием. Потом шагнул вперед – Кайита отпрянул. Я продолжал сверлить его взглядом. Отпускать его я не собирался. Думаю, он понял по моим глазам: ему не уйти. – Ну иди сюда, ублюдок. Один на один. В глазах Кайиты зажегся слабый огонь. Мы уставились друг на друга. Я был уверен, что сделаю его. Разберусь с сопливым панком. В моей руке появился нож. Кайита вытащил свой откуда-то из-за спины. Деревянные ножны упали на асфальт. Послышался сухой стук. Несколько секунд мы следили друг за другом. Кайита задыхался от страха и возбуждения. Я дышал спокойно. Такие вот дела. Рано тебе заниматься мужской работой. Будь у тебя еще лет десять... Кайита завопил. Мы одновременно бросились вперед. Все шло по плану. Лезвие прошлось по моим ребрам, свой клинок я всадил глубоко в тело парня. – Черт побери! Я глубоко вздохнул. Из раны в боку обильно текла кровь; Кайита, шатаясь, убегал от меня. Я не стал преследовать его. Как я и предвидел, холодный двигатель его машины завелся не сразу, и он запаниковал. Наконец мотор взревел, и белый автомобиль умчался. Я был уверен, что на бедре у Кайиты осталась страшная рана. Об остальном позаботится Сугимото. Вернувшись к машине, я разрезал рубашку ножницами, которые прихватил с собой, наложил на рану вату и принялся промакивать кровь. Рана была не глубокая, но длинная; крови вытекло много. – Придется зашивать. К доктору мне идти нельзя, поэтому зашью сам – простой иголкой с ниткой. Сейчас можно наложить повязку. Я взял мобильник и набрал номер. – Это Танака. Есть там кто-нибудь? Кураучи сразу же подошел к телефону. – Сано-сан и Кавано-сан на месте? -Да. – Кураучи-сан, они настроены серьезно, ты к этому готов? – К чему, брат Танака? – Они подослали ко мне убийцу. Я ранен в живот. Вовремя увернулся, не то кишки вывернулись бы наружу. Они воспользовались тем, что возникли проблемы с дурью, и натравили какого-то наркомана. Сейчас мои ребята охотятся за ним. Я тоже его порезал; скорее всего они его найдут. – Убийцу? – Они не собираются шутить. – Брат, ты почему не взял с собой своих? – Кураучи-сан. – Я придал голосу угрожающую интонацию. – Оставайся на месте. Сейчас я приеду и прикончу тебя. – Что ты, брат Танака? Что я такого сказал? – Думаешь, я играю? Наркота. Я за нее отвечаю. Вокруг тайные осведомители, переодетые детективы. Только дилетант этого не понимает. Если они найдут у меня что-то серьезнее ножа, то посадят быстро и надолго. Когда дело касается наркоты, надо уважать закон. А ты, Кураучи-сан, спрашиваешь, почему я не взял с собой пушку. – Брат... – Сейчас копы поняли, что у нас проблемы, и усилили слежку. Тебя это не интересует, ты только требуешь долю доходов. Кураучи-сан, лучше молчи. – Минуту, брат Танака. Думаю, я должен перед тобой извиниться. Полагаю, что даже извинений моих будет недостаточно. – Я только что прикидывал, где бы мне зашить рану на животе. Теперь и сердце мое обливается кровью. – Брат, давай договоримся о взносах прямо сейчас. С сегодняшнего дня они уменьшаются вдвое. Я позабочусь, чтобы клан воздал тебе по заслугам. – Танака, это я. Что произошло? Это Сано взял трубку. Ему исполнился пятьдесят один год, и он был близок к боссу. До того как босс попал в больницу, Сано не проявлял амбиций. Теперь, когда Кураучи вот-вот займет место босса, Сано беспокоила перспектива утратить свою синекуру. – Ко мне подослали убийцу. О деталях спроси у Кураучи-сана. Меня порезали. – А в чем это Кураучи был не прав? – Забудь. Кажется, он все понял. В любом случае готовьтесь к войне. Мы сейчас занимаемся убийцей – это дело чести, – сказал я и дал отбой. Включив двигатель, я тронулся к шоссе, ведущему в Китасуну. Бок начал болеть. Не стоит платить такую цену, сказал Сугимото. Но если бы я ее не заплатил, Кураучи не поверил бы мне. А может, мне просто захотелось схватиться с кем-нибудь на ножах. Кураучи сильно опозорился. На такую удачу я не надеялся. – На девять десятых дело сделано. Я не спешил и приехал в Китасуну через сорок минут. По пути снял пиджак, сунул его в сумку и надел другой; если кто и видел меня в момент стычки, то опознать не сможет. Приехав домой, я разделся до пояса, прокипятил в кастрюле иголку с ниткой, потом окунул в кипяток кончики пальцев, чтобы простерилизовать их. Зашил рану, оставляя между стежками около сантиметра. Ощущения были отвратительными – игла и нить, проходящие сквозь мою плоть. Но я выдержал. Сделав шесть стежков, я приложил к ране марлю и закрепил ее бинтом. От выпивки придется какое-то время воздержаться. Хорошо, что курева это не касается. Наблюдая, как резвится золотая рыбка, я выкурил четыре сигареты подряд. – Хочешь наружу, проказница? – спросил я. – Жить ты можешь только там. Бок все еще болел, и я выпил двойную дозу обезболивающего. – Если хочешь выбраться оттуда, пораскинь мозгами как. Только зеленые юнцы пытаются достичь того, что для них невозможно. Ничего не добьешься, если сам переворачиваешь телегу, в которой едешь. Меня переполняло чувство, похожее на раздражение. – Кураучи ведет себя так, будто ничего не случилось. Рыбка продолжала резвиться в аквариуме. – Босс еще жив. Но с ним уже кончено. Я возьму Кураучи за горло, – бормотал я снова и снова, но раздражение не уходило. Раздался телефонный звонок. – Как дела, Танака? Как твоя рана? – Рана на боку, сантиметров десять в длину. Я ее зашил. – Кураучи мне все рассказал. Ты знаешь, рассказывать он умеет – в таких делах. Кураучи силен. – Не будем об этом. – В общем, я все подготовил. – Они меня чуть не прикончили. Думали, это все решит. Ладно, все нормально. Полагаю, во что-то серьезное это все не выльется. – Полагаешь? – Они меня взбесили. Когда они узнают, что я взбешен, то отступят. Сано говорил еще что-то, передавая извинения от имени Кураучи. Положив трубку, я постоял у аквариума. Раздражение переполняло меня. Я опустил руку в аквариум. Рыбка плавала быстро, но я сумел поймать ее. Все еще пытаясь плыть, она трепыхалась в моей ладони. Я медленно сжал ладонь в кулак. Рыбка замерла. Подержав ее так мгновение, я сжал пальцы еще сильнее и почувствовал, как что-то хрустит под ними. Мягкий комок плоти. Сжал еще. Начисто раздавил то, что было рыбкой, и из кулака в аквариум что-то упало. Изо рта и отверстия у хвоста вывалились внутренности. Я продолжал сжимать рыбку все сильнее, будто хотел выжать всю воду до последней капли из мокрой тряпки. Внутренности плавали в воде; когда они сталкивались с пузырьками воздуха, то начинали двигаться по причудливой траектории. Какое-то время я держал раздавленную рыбешку в кулаке. Потом вынул руку из воды. Кисть онемела. – Видишь, что бывает, когда проказник пытается перевернуть телегу? Даже и не думай о том, чтобы выбраться. Я щелкнул зажигалкой, чтобы прикурить, но передумал и бросил "Дюпон" в аквариум. Издав забавное бульканье, зажигалка погрузилась в воду и, опутанная рыбьими внутренностями, опустилась на дно. Постаравшись очистить голову от всяческих мыслей, я сосредоточился на боли в боку. – Нечего проказникам выскакивать наружу. Пусть знают свое место. Опять я бормочу себе под нос. Определенно пора избавиться от этой привычки. Зазвонил телефон, и тело мое вздрогнуло. Казалось, это не мое, а чужое тело. Не вытерев руки, я подошел и взял трубку. – Это Сугимото. Он слегка задыхался. – Что случилось? – Дело сделано. Все оказалось не так уж легко. – Еще одна причина, по которой мне необходимо было подставиться. – Утром Муто пойдет сдаваться копам. – Жаль, но ничего не поделаешь. – Теперь старшая семья в долгу перед нами. – Ради этого мы все и затеяли. – Ну ладно. Видно было, что Сугимото собирается повесить трубку. – Итак... – Что, босс? – Итак, ты обо всем позаботился. – Да, босс. Не дожидаясь ответа, Сугимото дал отбой. Я стоял, рассматривая рыбьи внутренности, плавающие в аквариуме. Проказницы рыбки больше не было. Купание Я наводил порядок в квартире. Кому-то это покажется странным, но я никогда не стеснялся того, что забочусь о чистоте своего жилища. Да, это была старая квартира в многоэтажке, но я жил здесь уже двенадцать лет. С тех пор как мне стукнуло тридцать. Когда я два года сидел за решеткой, сюда приходила Аюми. В первый раз я сел на полтора года, потом еще на шесть месяцев. Не знаю, что было бы с моей конурой, если бы не Аюми. До того как мне исполнилось тридцать, я отсидел еще шесть лет. Пять лет за убийство, затем – еще год. Большую часть своего третьего десятка я провел за решеткой. Тщательно пропылесосив, я протер пол влажной тряпкой. Потом смахнул пыль с буфета. Вся процедура уборки стала для меня настолько привычной, что почти не отнимала сил. Как правило, занимала она часа два. Я наводил чистоту не для того, чтобы убить время. Мне это надоело еще в тюрьме – делать уборку в камере, чтобы время шло быстрее. Не то чтобы у меня была масса свободного времени. Я как раз занимался удвоением оборота наркотиков. Мы были поглощены сборами наличности и приобретением недвижимости. Я помог Йоси, и теперь на нее работали не четыре, а двенадцать девушек. И к телефону я подходил вдвое чаще, чем раньше. Что касается войны, на сегодня она была закончена. Ни один из враждебных кланов так и не смог извлечь выгоду из болезни босса. И все потому, что я об этом позаботился. По крайней мере мне так казалось. Нам не пришлось жертвовать людьми, но доходы старшей семьи сократились. Виноват был Кураучи – он не хотел брать ответственность на себя и слишком многое предоставлял другим. Кураучи так и не стал главой клана. Во всяком случае, пока. Он себя неправильно повел. Если бы занял правильную позицию и смог ее отстоять, то, глядишь, был бы большим боссом. Со стариком все ясно – слишком стар, чтобы оправиться от болезни. Твердая позиция была у меня – у изгоя, которого принудили отделиться. Но почему-то парни тянутся ко мне, и сейчас у меня двадцать бойцов, а у старшей семьи, которая едва ли не вчера могла выставить пятьдесят человек, осталось тридцать. И все эти изменения произошли за три месяца. Я выключил пылесос, вылил ведро с грязной водой. Затем принялся вытирать бокалы, доставая их из буфета. И этого занятия я не стеснялся. Приятно налить виски в чистый, прозрачный стакан. Зазвонил телефон. Это был Сугимото, он передал мне свежие новости. Парень занят наращиванием оборота наркоты. Кураучи согласился урезать наши выплаты с наркотиков вдвое, но предлагает активизировать нашу сеть с тем, чтобы приблизиться к прежнему объему взносов. Это не категорическое требование. Теперь он ничего не может требовать у меня. Правда, на собрании старшей семьи я обещал, что если у клана возникнут финансовые трудности, мы постараемся возместить то, чего не выплатили в результате борьбы с конкурентами. Однако возвращать долги – не в обычаях якудза. Мы удвоили оборот наркотиков, выплатили взнос в прежнем объеме, а сверхприбыль заберем себе. Копов наведем на старые потоки. Если они чего и накопают, то им невдомек, старые это потоки или новые. Им главное – медали получить за борьбу с наркоторговцами. Наше время придет. Вот-вот придет. Поговорив с Сугимото, я снова взялся за бокалы. Если придется встретиться с другими парнями, я воспользуюсь квартирой Аюми в Сибуя. Ребята не могут понять, как это босс может жить в какой-то многоэтажке. Закончив протирать стекло, я просмотрел бокалы на свет – не осталось ли следов пальцев – и аккуратно расставил их в буфете. Я всегда делаю уборку сам. Стираю тоже сам. А готовить не люблю. Такие дела. Странно, но меня почти не волнует, что я буду есть. Могу питаться одним и тем же целую неделю. На кухне у меня всегда чисто, посуды очень мало. Запасов не делаю, каждые три дня размораживаю холодильник. Опять звонит телефон. Это Аюми. С тех пор как у нас появился клуб в Акасаке, она звонит мне все чаще, требует указаний. Не то что в прежние времена, когда я купил ей заведение, которым она владела совместно с барменом. Теперь она не может вести дела по своему усмотрению. – Кажется, тебе придется получить деньги с клиента. Речь шла о плате за услугу, просроченной на четыре месяца. Она пыталась получить деньги сама, даже ездила к парню в офис, но каждый раз тот отделывался пустыми обещаниями. Мы с ним договорились на четыреста тысяч иен. Раньше я не привлекал Аюми, чтобы собирать долги. Весь ее бизнес был построен на получении наличных от клиентов. – Придется ему заплатить больше. – Согласна. Знаешь ты эту девку, Ими? Он с ней спал. – Когда? Сколько раз? – Дважды. Она работает на нашем старом месте. – Понял. Спрячь-ка ты ее на некоторое время. Я бросил трубку и усмехнулся. Опять приходится заниматься делами, которые под стать молодым. Сугимо-то это не любит. Придется ехать одному. Побрившись, я надел чистую рубашку и костюм. Я не делаю завивки, не ношу броских черных костюмов и золотых браслетов. Мне все равно, какая пряжка на моем ремне. Не выношу парней, помешанных на этой мишуре. Я вышел из квартиры. Поехал на автобусе, пересел на поезд и добрался до офиса, где сидел этот наглец. Здание я нашел сразу. Офис занимал весь пятый этаж. Других фирм не было. Я открыл дверь и вошел. В помещении человек десять. Похоже на частную фирму. В принципе можно выжать и из них соки. Не обращая внимания на секретаршу, я направился к дверям кабинета. Какой-то мужчина удивленно наблюдал за мной. Я постучал в дверь и услышал разрешение войти. – Рад вас видеть. Меня зовут Танака. – Слушайте, не следует появляться здесь, чтобы решать подобные вопросы. До вас не доходит? – Вы, должно быть, Таниючи-сан? Я закрыл дверь. Красномордый мужик. Сильно за сорок. – Я пришел, чтобы получить по счету из клуба "Лиза" в Акасаке. – Что? Получить? Я же сказал этой старой ведьме, чтобы убиралась! Аюми всего тридцать один. Маловато, чтобы какой-то козел называл ее старой ведьмой. Придется за это доплатить. – Не знаю, кто здесь главный. Не знаю даже, сколько вы должны. – Как же вы собираетесь получить долг? – Видите ли, одна девушка попросила получить с вас. Таниючи-сан, ведь вы были клиентом девушки по имени Ими, правильно? Лицо у парня вытянулось. Я достал сигарету. Закурил. – Ими залезла в долги, чтобы отдать деньги, которые вы ей так и не выплатили. Что теперь с этим делать? Она задолжала очень уважаемым людям. А теперь они готовы продать ее в самый непотребный бордель. – Сколько там, четыреста тысяч? Я заплачу. – Нет, четыре миллиона. – Что?! – Ими задолжала четыре миллиона. – Я должен четыреста тысяч! Остальное – не моя проблема! – Ими сказала, что ей пришлось одолжить четыре миллиона, поскольку вы не заплатили ей. Она просит, чтобы вы возместили эту сумму. Я получаю с дела два процента, так что еще восемьдесят тысяч – мне. – Тебе хватит и восьми. Эту сумму я отдам прямо сейчас. И убирайся – я занят. – Вы знаете, есть ребята, которые готовы уладить с вами это дело. Не за два процента, а за сорок. Но стучаться в дверь, как я, они не будут. И все равно вы заплатите четыре миллиона – не меньше. – "Из ничего не выйдет ничего" – слыхали? На мне вы не наживетесь – взять с меня нечего. – У вас есть эта фирма. Они отберут ее. Если у вас есть дом, отберут дом. Короче, моя миссия закончена. Вы мне платить не хотите. К сожалению, очень немногие вовремя понимают, что лучше действовать через меня. Если эти ребята появятся здесь – пиши пропало. – У меня есть адвокат. Мы станем бороться с якудза силой закона. – У них тоже есть адвокаты. Специалисты, которые знают, что к чему. Позвольте дать вам совет. Отдайте им то, что они попросят, и как можно быстрее. Иначе они сделают вам подарок, который вас отнюдь не порадует. Кроме того, чтобы общаться с этими ребятами, потребуются железные нервы. Я потушил сигарету и встал. Этот глупец даже не попытался удержать меня. Похоже, четырьмя миллионами дело не ограничится. – Прошу извинить, – произнес я. – Минуту, – выдавил он. – Сколько у меня времени, чтобы заплатить? – Нисколько. Вы должны платить сейчас. – Думаете, я могу выложить такую сумму прямо сейчас? – У вас нет выбора. Я предлагаю один раз. Платите вы или нет – ваши трудности. – И вы живете на два процента? – Кто-то должен в Акасаке, кто-то – в Гиндзе. Я просто приезжаю и делаю рекламацию. Такими делами, как случай с Ими, я обычно не занимаюсь. Как правило, работаю от четырех-пяти сотен тысяч. Может, раза два в год приходится иметь дело с четырьмя миллионами. – Какие четыре миллиона? Четыреста тысяч. Голос Таниючи звучал не слишком уверенно. Иди речь о четырех сотнях тысяч, думаю, он отдал бы их мне из рук в руки. Но я уже решил: четыре миллиона. Четыре миллиона, потому что мне пришлось приехать сюда. Только по этой причине. Я кивнул ему и вышел. Он не пытался остановить меня. В офисе Сугимото громко разговаривал с кем-то по телефону. Здесь же сидели шестеро парней; видно было, что каждый из них готов по приказу босса в любой момент отправиться куда угодно. – Опять сами приехали, босс? – осведомился Сугимото, положив трубку. – Когда мы можем вернуть старшей семье ее потоки наркотиков? – Завтра. Думаю, лучше не затягивать. Копы об этих потоках уже многое знают, а о нашей новой сети даже не подозревают. – Тогда почему бы не позвонить в штаб-квартиру? Наверняка Кураучи ждет не дождется нашего звонка. Состояние здоровья босса все ухудшалось. Если так пойдет и дальше, то в лучшем для себя случае он выйдет из больницы дряхлым стариком. Вопрос с преемником оставался открытым. Считалось, что Кураучи – наиболее вероятная кандидатура, но в ходе последней войны он, мягко говоря, не отличился. – Я сейчас уеду. Масса проблем, о которых надо позаботиться. – Будь осторожен, Сугимото. Ты нам нужен здесь, а не за решеткой. – Знаю, – кивнул он и вышел из офиса. Некоторое время я сидел, рассеянно осматривая комнату. Три стола. Два дивана, четыре кресла. Офис на десять человек. Когда мы начинали, этого было достаточно, но сейчас становилось понятно, что у нас тесновато. Офис расположен в очень неплохом месте, прямо возле станции Мегуро. Снаружи вывеска – "Торговый дом Танаки". Никто из прохожих и не подозревает, что здесь находится штаб-квартира семьи якудза. – Скоро мы обойдем старшую семью. Должны обойти. Кураучи за мной не угнаться. Снова эта дурная привычка – рассуждать вслух. Ничего не могу с собой поделать, особенно когда мысли захватывают меня. Один из парней удивленно смотрит, как босс бормочет что-то себе под нос. – Мунаката, – произнес я, и он быстро вскочил с дивана. Пока Муто в тюрьме, Мунаката – самый надежный из этой шестерки. – Ты не занят? – Нет. Брат сказал нам оставаться здесь. Шестеро парней. – Работа не из легких. Возьми с собой двоих-троих ребят. Сугимото я все объясню. – Побить кому-нибудь стекла? – Это не война. Пока, возможно, следует избегать лишнего шума. Достаточно того, что Муто уже за решеткой. – Что надо сделать? – Предстоит иметь дело с одним лохом. Бить и калечить нельзя. Иначе вмешаются копы. Кроме того, никто не должен знать, кто вас послал. Я написал имя и адрес Таниючи на бумаге и вручил ее My накате. – У него фирма женской одежды. Сделай так, чтобы на несколько дней ее работа остановилась. Никто не должен видеть ваших лиц. И берегитесь копов. – Остановить работу? Сильный беспорядок навести? – Посмотришь по обстоятельствам. Оставляю на твое усмотрение. Он должен понять, что его лавочка вообще может накрыться. – Все понял. Мунаката ушел, забрав с собой двоих парней. В чем-то он уступает Муто. Если надо, Муто беспрекословно пойдет даже в тюрьму. Выбить стекла и поломать мебель – здесь Мунаката герой. Ребят, которые ушли со мной из старшей семьи, я знал хорошо, но появились новички, которых еще предстояло понять. Вообще члены якудза склонны к нестандартному поведению. Требуется время, чтобы узнать, кто есть кто. Для этого необходимо видеть, как ведет себя человек в самых разных ситуациях. Я еще посидел, полистал гроссбухи, лежавшие на столе. "Торговый дом Танаки" – поставщик горячих полотенец и легких закусок для баров этого района. Само собой, доходы с рэкета в бухгалтерских книгах не значились. Поначалу старшая семья выделила нам крошечный район, в котором располагались всего несколько баров. Времена горячих полотенец давно прошли. На доходы с фирмы я не смог бы содержать всю банду. Официально в торговом доме числилось всего два человека. Прочие занимались делами, обычными для якудза, но у нас была крыша над головой, и молодым ребятам это придавало уверенности. Я не привык вести бухгалтерский учет. Все эти гроссбухи для меня непостижимы. Но я знал, что босс неоднократно выбирался из множества передряг только потому, что владел фирмами, в которых велась отчетность. Он не платил налогов, внешне занимался легальным бизнесом и регулярно брал займы в банках. У нас был бухгалтер, школьный приятель Сугимото. Ему пришлось работать на меня, потому что он погряз в долгах – слишком любил азартные игры. Первоклассный специалист с лицензией. Черным налом он не занимался; мы с Сугимото поручили ему только легальную отчетность. При этом он прекрасно понимал, что работает на якудза. – Йосино, есть сдвиги в том деле, которое мы обсуждали? Я спросил это у парня, только что вошедшего в офис. Выпускник колледжа, к тому же пожил в Америке. В офис пришел сам – искал работу. Мне его поведение до сих пор казалось подозрительным. Я много раз водил его в бар к Аюми, мы вместе напивались, но все разговоры он сводил к одному: к своим мечтам управлять казино с рулеткой. – Откровенно говоря, теперь идея кажется мне устаревшей. – Если ты не хочешь заниматься тем, о чем столько говорил, убирайся. Не забывай, ты даже не член семьи. – Да, я помню. Но я уже вычислил потенциальных клиентов, фанатов рулетки, и сейчас знакомлюсь с ними. Думаю, наша клиентура – владельцы магазинчиков, у которых есть деньги для такой забавы. – Не забывай, мы не можем доводить их до разорения. – Но как совместить это с рулеткой? – Подумай. Для развития требуется огромный капитал. Стоит его заполучить, и дела пойдут как по маслу. Парочка казино, дающих приличный доход, – вот что может быть выходом из положения. Рулетка, покер, кости. Не важно, что именно. Зайди немного дальше, и полиция захочет побеседовать с тобой. О копах приходится помнить всегда – они способны разрушить что угодно. – Йосино, необходимо серьезно изучить рынок, прежде чем начинать дело. Казино открыть не сложно. Но как пойдут дела, зависит от наличия клиентов. – Вы абсолютно правы. – Так что насчет клиентов? – Все нормально. Когда речь идет о рулетке, не каждый может отказаться от соблазна попытать счастья хотя бы раз. Вы знаете, как я мечтаю управлять казино; надеюсь, эта мечта осуществится. – Да, знаю. Только не записывай в свою книжку телефоны потенциальной клиентуры. – Я зашифровал все записи на одном листке. Если меня возьмут, я его проглочу. – Раз уж ты собираешься вести бизнес, построенный на азартных играх, то должен быть готов к тому, что рано или поздно сядешь. – Надеюсь, такое произойдет после того, как меня примут в семью. – Это надо заслужить. Йосино склонил голову в знак согласия. Еще около часа он излагал мне свои мысли по поводу азартных игр. Иногда можно встретить парня, которому не так интересно играть самому, как наблюдать за игрой других людей. Что касается азартных увлечений, тут на него можно было положиться. Вопрос в том, насколько я мог доверять ему в других делах. Это предстояло выяснить. Я собирался дать Йосино поручение несколько другого рода, чтобы посмотреть, способен ли он пожертвовать своими пристрастиями ради интересов семьи. В нашем мире такие проверки – обычное дело. Дважды звонил Сугимото. Я сообщил ему, что дал задание Мунакате, и послал к нему нескольких парней. Кажется, Сугимото на совесть заботится о делах, связанных с наркотой. Дела шли полным ходом. Если я появлялся в офисе, всегда было чем заняться. Особенно теперь, когда я вместе со своей семьей старался оседлать поднимающуюся волну. – Как президент какой-нибудь маленькой компании. Опять я говорю с собой вслух. Сколько ни пытаюсь отучить себя – все бесполезно. Один из парней вскочил с дивана, решив, что я обращаюсь к нему. – Отправляйтесь на обход. Ни во что не вмешивайтесь. Нам не нужны копы на хвосте. Парни ушли, кроме одного. Видимо, Сугимото распорядился, чтобы по крайней мере один человек оставался в офисе охранять меня. Старшая семья не закончила боевых действий. Они еще могут сделать попытку избавиться от Танаки, и это изменит всю ситуацию. – Эй, тебе сколько лет? – обратился я к парню, в напряженной позе замершему на диване. – Девятнадцать, господин. Я попытался вспомнить, как его зовут, но не смог. Помню, он уже говорил раньше, что ему девятнадцать. Какой-то хулиган, которого Сугимото подобрал в пригороде. – Запомни, нельзя быть якудза наполовину. – Да, господин. – Мы, якудза, – люди, которых отвергло общество; мы объединились, чтобы выжить всеми правдами и неправдами. Иногда кому-то из нас приходится отдавать жизнь, чтобы выручить товарища. Может, кто-то отдаст свою жизнь за тебя. – От меня пока никакой пользы. Но я могу отдать свою жизнь за другого. – Хорошо. Не забывай своих слов. Когда необходимо будет принести эту жертву, я тебе сообщу. Здесь я понял, что говорю в точности как босс. Мне тоже было девятнадцать, когда я его встретил. И потом более двадцати лет он использовал меня как хотел. – Приходит наше время. Тебе предстоит набраться опыта. – Я хочу сделать что-нибудь полезное. Если вам нужен киллер – я готов. Мы еще не приняли его в свой клан. Ему предстоит заслужить эту честь. Я не склонен предлагать членство в моей семье каждому встречному. Люди знают об этом, и тем больше честь, когда такое предложение делается. Сугимото работал в поте лица, чтобы увеличить нашу семью. Тем не менее лет через десять он, возможно, захочет возглавить собственную банду. У босса тоже не было иной альтернативы, как раздробить клан, выделив из него трех своих младших братьев. Я был одним из его детей, а не братьев, поэтому мой случай – несколько иной. Бывшие младшие братья босса возглавляли собственные семьи, но выплачивали старику дань – не очень большую, скорее, дань признательности. Сейчас Сугимото был моим младшим боссом, но первоначально был младшим братом. Когда-нибудь он отделится и будет платить мне дань. Вопрос в том, сколько он принесет мне пользы до того, как это произойдет. Я размышлял, бездумно уставившись на бумаги, разложенные на столе. Вернулся Сугимото, с ним – пятеро парней. Он сообщил свежие новости по делам с наркотой. Мы должны как можно скорее передать старые потоки под контроль старшей семьи. Новые потоки уже действуют, и объемы товара на них гораздо внушительнее, чем на старых. – Я еду домой. – Босс, как насчет того, чтобы на днях приобрести для вас "мерседес"? – Нет, Сугимото. Нечего выставляться, пока недостаточно силен, понял? У нас уже есть три машины. На сегодня вполне хватает. Я знаю, якудза должны выглядеть достойно. Но я не могу разъезжать на "мерсе", когда босс клана лежит в больнице. – Простите. Сейчас у нас хороший доход с наркоты, вот меня и понесло. На самом деле Сугимото вовсе не бредил "мерседесом" для меня. Это все наши мальчишки. Сугимото таким образом просто сообщал мне, о чем они болтают. – Мне предстоит встреча с братом Сано. Завтра расскажу вам о деталях. Когда мы вышли, я пошептался с Сугимото. Он покивал и открыл заднюю дверцу автомобиля. За рулем сидел один из младших членов семьи. Обычная скромная машина. На сегодня – совсем неплохо. Когда обойдем старшую семью, купим и "мерседес". Вот парни обрадуются. Сугимото захлопнул дверцу и слегка помахал рукой. Сано уже ждал меня. Заведение было небольшое, в нем хозяйничал только бармен; располагалось оно в одной многоэтажке в Сибуя. Я уже двадцать лет ходил сюда, здесь мы часто встречались и выпивали с Сано и другими братьями. – Итак, ты передаешь старые потоки Кураучи. – Я их возвращаю старшей семье, а не Кураучи. – Это и значит – Кураучи. Он сам снизил объемы, но потом решил, что и этого тебе много, и теперь забирает их себе. Якудза так не работают. – Но я его должник. Кроме того, у него сейчас трудно с наличными. – Семья разваливается. Подумать только – парень, который даже не смог возглавить клан во время войны, отдает приказы! Если бы ты ему не помог, сегодня старшая семья не существовала бы. Сано и Кураучи всегда враждовали. У меня с Сано разногласий не было; когда-то он считал, что я единственный преемник босса. Когда меня выделили, все его планы рухнули. По табели о рангах, принятой в якудза, он был моим старшим братом. Боссу он приходился младшим братом, поэтому для меня скорее являлся дядей. Но пока мы состояли в одном клане, следовало называть друг друга братьями. Если бы я возглавил старшую семью, Сано стал бы моим заместителем-опекуном. Его называли бы боссом, но считается, что у такого босса нет детей. В нашем сообществе часто встречаются подобные лидеры. Если Кураучи станет преемником босса, Сано может сохранить свой пост заместителя и доверенного лица, но наверняка ему придется туго, и он в конце концов уйдет в отставку. В отличие от прочих дядюшек у Сано не было ничего, чтобы создать собственную банду и начать с нуля. Причина проста: он жил, не готовясь к этому. – Война не окончена, – заметил я. – Если они увидят малейшие признаки слабости, то снова нападут. – Кураучи понимает это. Он думает только о деньгах. Он уверен, что если соберет много бабок, то выиграет любую войну. – Это вопрос. – И ты теперь никак не можешь вернуться в старшую семью, потому что выделился. – Как дела у босса? – Его песенка спета. Ты бы лучше спросил, как это он еще не отдал концы. И ведь так и не сказал, кто же будет его преемником. Ни разу. Уверен, Кураучи уже считает себя боссом клана, ведь при старике он был младшим боссом. Другими словами, старейший сын наследует семейный бизнес. Таков обычай. Я заказал еще виски и закурил. Когда и куда нанести удар. Вот в чем вопрос. А также в том, остались ли у Сано амбиции, присущие любому якудза. Мне предстояло сыграть на его азарте. – Сколько тебе сейчас, брат Сано? – Пятьдесят один. Почти пятьдесят два. – А ты не хочешь, чтобы я называл тебя дядей? Сано как раз взялся за свой стакан, чтобы сделать глоток, но замер, не донеся виски до рта. Уставился на меня. Я выпустил клуб дыма и положил сигарету в пепельницу. – Ты предлагаешь мне уйти из старшей семьи? – Какая-то часть сознания говорит мне, что было бы выгодно оставить тебя там. Но поскольку я не смогу возглавить старшую семью, то не в состоянии буду сделать что-либо для тебя, пока ты там. – А также в том случае, если я создам собственную банду. – Почему же, здесь я смогу тебе помочь. Это будут отношения между двумя отделившимися боссами, так что старшей семье я не причиню вреда, если окажу тебе поддержку. – Слушай, Танака, думай, что говоришь. Я затушил сигарету в пепельнице. – Знаю, мне не следует предлагать тебе это, пока босс жив. Но когда его не станет, будет поздно. Когда босс уйдет, он тебе ничего не оставит. А сейчас тебе доверяет почти половина старшей семьи. – Какая там половина... – Хочешь сказать, тебе не хватает уверенности в своих силах? Не сердись на меня за эти слова. Мы знаем друг друга больше двадцати лет, и мне кажется, я научился понимать тебя. Никто никому не доверяет. Никто не верит, что у него все получится. Взгляни на Кураучи. Он же не отличит локтя от задницы. Если бы боссу подвернулся случай, он предложил бы тебе возглавить самостоятельную семью, брат. Но он слишком осторожничал. Он хотел наградить тебя по заслугам, но в нем возобладали консерватизм и подозрительность. Ты сам это понимал, но решил терпеть и ждать. – Погоди, Танака. Я ничего не знаю о том, что ты мне рассказываешь. – Если б Кавано захотел выделиться, это означало бы раскол семьи. Но кто поднимет голос против тебя, брат Сано? А Кураучи в таком случае ты даже облегчаешь задачу. Это же ясно. – Ясно что? – А что тебя ждет после кончины босса? Для Кураучи заместители и опекуны – только помеха. Прочие дядья не захотят вмешиваться. Посмотри, как они себя повели во время последней войны. Сано достал сигарету. Я поднес ему зажигалку. – Думаю, придется идти в отставку. – Имея молодую красивую жену и детей, которые едва пошли в школу? Ты о них подумал? Чем ты займешься после того, как тридцать лет был якудза? Вариантов карьеры немного. – Это правда. – И непохоже, что ты много накопил. – Так о чем речь? Ты что, хочешь обеспечить мою старость? – Не надо заглядывать так далеко. Но я хотел бы называть тебя дядей, каковым ты мне и приходишься. Без тебя я не смог бы добиться столь многого. – Но как же я стану опекуном в твоей семье... – Брат, мы сделаем это, и Кураучи потеряет лицо. – Это так. Я снова закурил. Сано задумался. Если Сано заявит, что выделяется, то Кураучи никак не сможет воспротивиться этому. Скорее всего больше трех человек ему не дадут, но и это будет сильным ударом для Кураучи. Всем – и своим, и чужим – станет ясно, что старшая семья в глубоком кризисе. – Пожалуйста, подумай об этом, брат... Нет, дядя. Я оставил его и вышел из-за столика. Бармен слегка поклонился мне. За двадцать лет здесь почти ничего не изменилось. На улице остановил такси. Свою машину я отослал домой еще раньше. – Синзуку. Я вдруг понял, что у меня хорошее настроение. Не то чтобы меня это беспокоило. Я закурил, и шофер сделал мне замечание. Я курил, не обращая внимания на его протесты. Водитель остановил машину, прижавшись к обочине, и развернулся ко мне: – Простите, господин, но я не курю. – В самом деле? А я люблю покурить. – Тогда курите где-нибудь еще, будьте добры. Заплатить можете до этого места. – Слушай, мне жаль, но я курю, когда мне захочется, и курю там, где хочу. Я не могу прямо сейчас изменить своим привычкам. Езжай спокойно, добрый человек. Не раздражай меня. – Я не хочу дышать ядовитым дымом. Пожалуйста, выйдите из машины. – Предупреждаю, не заводи меня. – Я не хочу умереть от рака легких. – Но ты же не умрешь от него прямо сейчас? А если не оставишь меня в покое, то простишься с жизнью немедленно. Он в раздражении щелкнул языком и включил двигатель. Ехал очень быстро, а я все не верил, что оказался так терпелив и пощадил парня. Когда я достал еще сигарету, он открыл окно до предела. Я спокойно сидел и покуривал. Такси остановилось, парень открыл мне дверцу. Я заплатил, он дал сдачу. – А ты везунчик! Смерть была совсем рядом, – весело сообщил я. Он не смотрел на меня. – Что это со мной? – бормотал я, шагая по улице. – Повезло ему. Все равно что второй раз родился. Опять эта дурацкая привычка. Нелегко от нее избавиться. Я толкнул дверь и вошел в бар. Осмотрелся, выглядывая Йоко. – С возвращением, Танака-сан! – Йоко поднялась с диванчика в углу. – Вы выглядите усталым. – Таксист не разрешал мне курить в машине. – Да? Пусть повесит на свою машину объявление: "Для некурящих". Йоко ухватила меня за руку и повела в свой уголок. Уже в четвертый раз я прихожу сюда. Когда был здесь недавно, мы с ней после закрытия бара прогулялись и немного выпили. Если бы я предложил пойти в отель, она скорее всего не отказалась бы, но я просто проводил ее домой. Когда я уселся, принесли мою личную бутылку. В ней еще оставалась половина содержимого. Я заказал сыра и фруктов. – Это дорого. Не тратьтесь на меня, – зашептала Йоко. Такая забота встревожила меня. Еще подумает, что я рисуюсь. Обычная девчонка, каких много. Двадцать один год. Но когда я наблюдал за ней здесь, в этом баре, то видел, что она не дилетантка. Иногда я задумывался: на кого она похожа? Однако стоило мне увидеть ее смеющееся лицо, как все внутри замирало. Я был ослеплен, я терял голову. Мне нечего было ей сказать; мы просто болтали. Я потягивал из бутылки, пока она не опустела, а потом опять увел Йоко с собой. – Танака-сан, ведь вы не одиноки? Мы шли по улице, держась за руки. Эта маленькая деталь заставила мое сердце биться сильнее. – Я не могу лгать женщине. – В последний раз вы даже не спросили, можете ли зайти ко мне. Вы сразу поехали домой. – Дома меня никто не ждет. – Я думала, это не так. Мне казалось, вы спешите домой, к жене. – Я живу один. Если не веришь, можем заехать ко мне. – Правда? В принципе почти то же самое, что пригласить ее в отель. Почти, но нечто большее. В отель или нет, но смысл ясен: я приглашаю ее. Заставь ее. Возьми ее. Вот и все. Было время, кода я проделывал это прямо в темных аллеях. Йоко остановила такси. Она уселась в автомобиль, не называя адреса. – Китасуна, – бросил я шоферу. В отель мне не хотелось. Пока мы ехали, я молчал. Мы сидели сзади, наши пальцы сплелись. Время от времени я ощущал легкое пожатие пальцев Йоко. Даже Аюми, которую я знал больше десяти лет, не вела себя так. Я увидел свой дом, подсказал шоферу, где свернуть. – Приехали. Машина остановилась. Я рассчитался с шофером, получил сдачу. Меня поразило, что я не выкурил ни одной сигареты, пока мы ехали сюда из Синзуку. Мы поднялись по лестнице. Звук шагов. Не такой, как обычно. Между моими шагами вклинивался перестук высоких каблучков Йоко. Она чувствовала себя не совсем уверенно. Кажется, начала нервничать. Я открыл дверь, и мы вошли в квартиру. Как всегда, у меня было чисто и опрятно. Холодный свет падал на мебель. Йоко внимательно оглядела помещение, словно что-то выискивая. Признаки женщины. Их не было. Я повесил пиджак и ослабил узел галстука. Йоко уселась в кресло возле столика. – Выпить хочешь? – Я сама приготовлю, Танака-сан. – Сиди. Это мой дом. Достав лед из холодильника, я положил его в бокалы, плеснул немного виски. – Я думала, у вас в квартире беспорядок. Полная мойка грязной посуды, пыль повсюду. – Когда долго живешь один, появляются те или иные привычки. – Танака-сан, почему вы не женаты? – Есть вопросы, на которые я предпочитаю не отвечать. – Простите. Кажется, Йоко не поняла. Задрожав ресницами, она поднесла бокал к губам. Конечно, есть среди якудза и такие, которые попались на удочку и даже вносят в списки семьи не только себя, но и своих женщин. Я этого не сделал, только и всего. Включив воду в ванной, я разложил постель на татами в небольшой спальне. Представление окончено; я не собираюсь изменять своих намерений. Я должен взять ее. Возвращаюсь на круги своя. – Должно быть, мне нужен кто-то, похожий на вас. Меня не тянет к молодым парням. – Правда? А я как раз предпочитаю молодых женщин. Я выкурил сигарету и допил виски. Аюми всегда твердит, что выпивка сделает из меня импотента; но импотента из меня сделала она. Небольшая ванна наполнилась быстро. Я предложил Йоко освежиться, и она, не слишком жеманясь, вышла. Слушая, как она плещется, я не спеша курил. Вскоре Йоко вернулась, обернувшись полотенцем. Я подтолкнул ее к спальне, где было приготовлено ложе. Эта девушка будет принадлежать мне. Но сия мысль не доводила меня до безумия. – Пожалуйста, будь нежен. Я не люблю, когда это делают грубо, – прошептала Йоко, когда я опустил ее на постель. Женщина в сексе должна быть покорной. Я занимался этим не в первый раз. Я не вшивал жемчужин в пенис, когда сидел в тюрьме. Намерение. Вот в чем дело. Когда я решил, что женщины будут работать на меня и приносить деньги, я стал другим человеком. В ее теле еще было что-то девственное. В том, как она двигалась, в том, как слабо стонала. Сексуально она еще не созрела. Когда я вошел в нее, Йоко закричала и пыталась протестовать. Но тело ее устремилось мне навстречу. Сколько эта девочка может заработать? Вот о чем я думал в этот момент. С Кураучи мы встретились как равные. Если бы он не являлся наиболее вероятным преемником босса, то на сегодня соотношение наших сил составляло бы шестьдесят к сорока. Но я признавал его положение и делал вид, что у нас – пятьдесят на пятьдесят, а значит, и разговор пойдет на равных. Предвидя трудности, я настоял, чтобы на встрече присутствовали дядя Ояма и дядя Мицута. К вопросу о наркопотоках они отношения фактически не имели, но и мне, и Кураучи необходимо было внести в наши отношения полную ясность. Как выяснилось, реальное соотношение сил даже не шестьдесят к сорока, а семьдесят к тридцати в мою пользу. Я возвращал ему старую сеть наркоторговли, потому что старшая семья переживала финансовые трудности. Возможно, Кураучи и вздохнул с облегчением, но он непременно должен был почуять, что дело нечисто. Мы обо всем договорились, детали проработают люди, непосредственно занятые наркоторговлей. Как полагается, я угостил двух дядей прекрасным обедом. И Ояма, и Мицута располагали личными семьями, примерно человек по тридцать в каждой. Оба были работягами. Во время войны каждый прислал на помощь старшей семье по паре человек – долг вежливости. Третий дядя, Харада, стоял на грани краха. Босс никогда не проявлял желания помогать ему. Харада занялся игровым бизнесом, потратил кучу денег и умудрился разорить свою семью безо всякого вмешательства извне. Сам он попал за решетку, и сидеть ему предстояло еще три года. – Итак, Кураучи, что там с Сано? – требовательно спросил Ояма. Ояма и Мицута предпочитали рыбные блюда мясным. Точнее, оба любили крабов. Перед каждым стояло блюдо, наполненное обломками красных панцирей. – Кажется, брат Сано обдумывает варианты своей деятельной жизни. – Он хочет создать собственную семью, разве не так? Почему ты препятствуешь? Такое поведение по отношению к брату недопустимо. Босс клана никогда не говорил, что Сано не может иметь собственной семьи. Вы, молодые, называете его братом, но на деле он приходится вам дядей. – Да, конечно, я согласен. Кураучи попросил Сано повременить с отделением от старшей семьи, но Сано настаивал на своем. Возможно, Кураучи рассчитывал, что босс официально объявит его своим преемником, и тогда он просто не отпустит Сано. – Брат Сано хочет открыть свое дело, не так ли? – вмешался я в разговор, обращаясь к Кураучи. Я делал вид, что для меня это новость, хотя знал уже, сколько Сано уведет с собой людей, – четверых. – Так. – Если хотите знать правду, он должен был получить собственную семью еще раньше меня. – Я планировал предложить ему пост своего заместителя. – То же самое собирался сделать босс. В нынешнем состоянии он не может изменить своего намерения. Кураучи-сан, ведь ты не собираешься пойти против воли босса? – Нет. – Кроме того, если сейчас брат Сано отделится, это ослабит старшую семью. – Дядя Ояма, дядя Мицута и ты, брат Танака. Вы согласились считать меня преемником босса клана. Мое отношение к брату Сано – для старшей семьи дело чести. Он говорил, но губы его дрожали от ярости. Его унизили. Должно быть, Кураучи молился, чтобы босс в своей больнице поторопился отдать Богу душу и он наконец занял его место. Положение было двусмысленным и оставалось таковым слишком долго – все, кому не лень, намекали на это. В такой вот ситуации оказался Кураучи. Он получил назад старые наркотики. Для него это было жизненно важно. Но Кураучи не знал, что полиция идет по следу и вот-вот начнет действовать. Потоки я вернул в нормальном состоянии; прибыли они давали не меньше, чем в начале, когда меня к ним приставили. Но через три месяца полиция разнюхает все. Конечно, ответственность ляжет на Кураучи, ведь все произойдет после того, как я передам ему управление наркоторговлей. – Эй, Танака, я слыхал, дела у тебя идут хорошо. – Эх, дядя Ояма, мы все еще на баррикадах. Стоит ослабить бдительность, и они снова нападут. Приходится прочно держать весь фронт. – Понимаю тебя. Война никому не нужна. Думаю, брат хорошо сделал, заставив тебя создать собственную семью. Когда дело доходит до войны, дяди не желают вмешиваться. Они не могут посылать своих людей, чтобы защищать интересы старшей семьи. – Но придется начинать все заново, создавать свою наркосеть. Для этого мне потребуются новые молодые парни, – заметил я. – Должен сказать, что ты честно исполнил свои обязательства перед старшей семьей, – произнес Кураучи. Обед подошел к концу. Скорее всего завтра Сугимото доложит мне о состоянии дел в нашем собственном наркобизнесе. Старые потоки мы использовали как приманку, отвлекающую внимание копов, а новые никогда не были в такой безопасности, как сейчас. – Если мы уж договорились о брате Сано, то неплохо бы окончательно выяснить, нет ли у кого возражений насчет преемника. Я, как отделившийся, не могу совать нос в такие дела, но прошу дядю Ояму и дядю Мицуту позаботиться об этом. Ни Ояма, ни Мицута не смогут полностью игнорировать мнение Сано, когда зайдет речь о преемнике босса клана. Если Сано не согласится быть заместителем Кураучи, ничего не останется, как отпустить его, разрешив собрать собственную семью. Кураучи и я вместе вышли провожать Ояму и Мицуту. Мои люди и члены старшей семьи выстроились за нами. – Итак, я буду следующим боссом клана, правильно, брат Танака? – Ты что, думаешь, мы лицемерили, когда обещали тебе поддержку? – Я хочу быть боссом клана не только на словах, но и на деле. Единственная проблема – как бы не оказаться проглоченным семьей Танаки. – Я свою семью как-нибудь прокормлю, Кураучи-сан. Я сделаю, что от меня зависит. – Я тоже. Неплохо, когда появляется элемент соревнования, но я не ожидал, что твоя семья усилится до такой степени еще до того, как я возглавлю клан. Подъехали наши машины. Я уселся в свою неброскую на вид тачку, Кураучи – в черный "мерседес". Даже в ночи отполированный автомобиль блистал обводами. Я повез своих ребят к Аюми, в бар в Акасаке. Они были подавлены великолепием "мерседеса" Кураучи. Наверняка думали, что старшая семья есть старшая семья. Чтобы они забыли об этом, я решил устроить им вечеринку в баре. – Таниючи вчера дважды звонил тебе, – сообщила Аюми. – Хотел узнать, как с тобой можно связаться. Я ответила, что не знаю, и посоветовала позвонить Ими. Но дома она не появлялась, поэтому он едва ли нашел ее. Просил передать, что ждет твоего звонка. – А что думает Ими? В смысле, о том, чтобы выжать из него деньги? – Уверена, она обрадуется. Она никогда не простит этого скупердяя. – Хорошо, я с ним почти договорился. Пока что дай моим ребятам выпить, позаботься о них, а я пойду позвоню ему. Кажется, Мунаката поработал хорошо. Я заставил Таниючи искать меня. Теперь он созрел и готов платить. Но окончательный счет еще не предъявлен. Нельзя сказать, что я требовал с него долг на законных основаниях. Но он подписал счет в клубе, заявив, что принимает долги Ими на себя. Я взял стул и уселся в углу возле телефонного аппарата. Счет с подписью Таниючи лежал у меня в кармане. Он, конечно, думает, что счет у Ими, потому что девушки сами должны были вносить деньги в кассу клуба, если им не заплатил клиент. Таниючи сразу же снял трубку. – Это Танака. Я к вам недавно заходил по поводу счета из клуба "Лиза". – А, Танака-сан. – Я как раз забежал к хозяйке клуба. Она говорит, вы хотели со мной потолковать. – Я заплачу. Четыре миллиона. Выбора у меня нет. Я заплачу. – Извините... – Я о деньгах, которые задолжал Ими. Мы с вами говорили об этом. Я мог бы наплевать на это дело, но теперь у меня нет выбора. – Это какая-то шутка? Я к этому делу больше отношения не имею. Когда мы с вами виделись, я предупреждал, что делаю предложение только один раз. – Я хочу заплатить Ими четыре миллиона. Четыре миллиона! Как вы можете отказываться от такой суммы? – Если бы вы сказали это в ходе нашей встречи, я с радостью принял бы от вас деньги. – В любом случае можете вы поговорить с Ими? Пусть она передаст, чтобы они остановились. – А что они сделали? – Они остановили мой бизнес. Все мои автомобили с товарами попадают в аварии и происшествия, не доехав до магазинов. Они безобразничают в магазинах. Розничные торговцы подчиняются их приказаниям. – Ими здесь ни при чем. Она попросила кого-то заняться ее проблемой, а он послал этих людей. Вам звонили, напоминали о долге? – Всего один раз. И не сказали сколько. – Дело осложняется. А ведь я вас предупреждал. – Ужасно, ужасно. Я хотел бы решить проблему как можно скорее. – Не думаю, что это возможно. – Но вы же можете найти Ими? Скажите ей, что я готов отдать четыре миллиона. – Теперь четырех миллионов не хватит. Они ведь не сказали вам, сколько они хотят? Знаете почему? Потому что они хотят больше. – Но ведь я должен всего четыреста тысяч. Кто так ведет дела? У них нет даже никаких доказательств. Таниючи начал злиться. Вот парень, который зажал четыреста тысяч, а теперь рад заплатить четыре миллиона. Мунаката отлично поработал. – Доказательств, может быть, и нет, если вы имеете в виду расписку или обязательство, но вы же подписали счет в клубе? Ими взяла ваш долг на себя, и этот счет перешел на нее. На нем стоит ваша подпись, и он равноценен долговой расписке. – Поэтому я вам и говорю, что готов заплатить четыре миллиона. – Вы не понимаете. Я уже объяснил, что больше не занимаюсь этим делом. Если бы вы заплатили четыре миллиона сразу, то дело уже было бы закрыто. Даже если Ими согласится на четыре миллиона, то ребята, которые работают над ее проблемой, не остановятся, пока не выжмут из вас все соки. Ужасно, но это так. – Сколько надо заплатить, чтобы покончить с этим? – Не знаю. Меня об этом не спрашивайте. Сколько вы готовы отдать? – Четыре с половиной миллиона. Действительно, скупердяй. Я тихо рассмеялся. – Но если сплюсовать эти деньги с убытками, я теряю ровно семь миллионов. – Мне это неинтересно. Отмечу, что сначала вы не захотели платить четыреста тысяч, и сумма выросла до четырех миллионов. Эти деньги отдавать вы не желали, и теперь находитесь в еще более сложном положении. Вам следует все хорошо обдумать. Впрочем, меня это больше не касается. – Я сообщу в полицию. Таниючи замолчал. Для копов он всего лишь парень, который задолжал людям деньги. – Ладно, ради вас я попробую разыскать Ими. Может быть, удастся разузнать, кто для нее старается. И это будет уже хорошо. – Можете вы спросить у Ими, сколько они хотят? – Ими хочет четыре миллиона – ни иеной меньше. Я ее понимаю. Вы, кажется, тоже. Вы не только попользовались ею, но и заставили залезть в долги на четыреста тысяч иен. Но есть способы воздействия на людей, которые не хотят платить, и парни, к которым она обратилась, хорошо их изучили. Если бы вы заплатили сразу, до этого никогда бы не дошло. Не было бы всех этих неприятностей. Некоторое время Таниючи молчал. Я закурил. Трое парней расслаблялись в компании девушек. – Можете вы мне как-то помочь, Танака-сан? – Я вас предупреждал, не так ли? Что вместо меня придут совсем другие парни, которые заинтересуются вашим бизнесом? Таниючи-сан, у вас есть семья? – Это не важно. – Нет, важно. Вы резвитесь, но не хотите платить, и берете на себя ответственность, потому что из-за вашей недальновидности семья может потерять кормильца. – Сколько они хотят? Сколько я должен заплатить? – Пожалуйста, перестаньте спрашивать меня об этом. В любом случае я постараюсь встретить Ими и поговорить с ней о вас. Я повесил трубку. – Итак, сколько мы получим, как думаешь? – подошла Аюми. Я полагал, что вытяну из него миллионов десять, но ей об этом не сказал. Нечего женщине совать свой нос куда не следует. Около одиннадцати появился Сугимото с двумя парнями. – Все в порядке, босс. – Молодцы. Теперь можно слегка расслабиться. Процедуру передачи наркотиков мы провели так аккуратно, что никто из обеих семей не был арестован. Это немаловажно. Относительно новой сети наркоторговли копы пребывали в полном неведении. Они будут думать, что наша семья не имеет отношения к наркоте – по крайней мере какое-то время. – Похоже, в старшей семье наркопотоками будет заниматься Кавано. – Будет, но недолго. – Да, месяца три. Скорее всего его арестуют. Ну а брату Кураучи, возможно, удастся отвертеться. Потоки они вернули, но вряд ли успеют заработать на них деньги до того, как их возьмут копы. – Не пускай дела на самотек, Сугимото. Ты должен внимательно следить за молодыми, особенно в такое время, как сейчас. – Да, я знаю. – Хорошо. Давай выпей, расслабься, сегодня можно. Сугимото кивнул. Я сидел за стойкой и разговаривал только с Аюми. Не стоит нервировать молодых, втираясь в их компанию. Аюми рассказывала последние новости из жизни клуба. Фудзии следил, чтобы мой бокал оставался полным, но не пытался вмешаться в беседу. Со стороны могло показаться, что мы с Аюми шушукаемся на интимные темы. – Так что будем делать с Ими? – Пока не заставляй ее работать. Она принесла нам кучу денег. Почему бы тебе не выплатить ей зарплату за месяц? – Ты меняешься, дорогой. – Да и ты тоже. – Полагаю, в худшую сторону? Когда речь идет об управлении таким заведением, как это, думаю, полезно меняться именно в худшую сторону. Когда я был на побегушках у босса, меня переполняло чувство недовольства. Наедине с собой я проклинал его, и так появилась привычка разговаривать с самим собой вслух. К чему я это говорю? К тому, что неожиданно появилась мысль: а сейчас я доволен? Я так долго жил с чувством неудовлетворенности своим существованием, что просто не знаю, как это – по-другому воспринимать жизнь. Я осушил бокал, и Фудзии вопросительно взглянул на Аюми. Та кивнула. Старик налил мне еще виски. – Как поживаешь? – Спасибо, ничего. Вы так добры, что дали мне работу, когда мой сын в тюрьме. – Не стоит об этом. Тебе не кажется, что теперь тоник делают более сладкий? Вот этот, например. – Я стараюсь о таких вещах не думать. Стоит только начать сравнивать, как было и как стало, и уже не остановишься. – Это точно. Я глотнул из бокала. В конце концов, нельзя пожаловаться на то, как Фудзии готовит напитки. От столика, где разместилась наша молодежь, донесся дружный веселый смех. Около часа ночи я вызвал такси. Аюми поехала в свою квартиру в Сибуя. Вероятно, она решила, что в нынешнем состоянии я ни на что не годен. – Суги-чен постоянно напоминает, что тебе не следует в одиночку разгуливать по ночному городу. – Все нормально. Сейчас поеду домой и лягу спать. – Не понимаю, почему бы тебе не поехать со мной. Когда дело касается пустяков, в тебе столько упрямства. Я велел таксисту ехать, потом сел в другую машину и отъехал от клуба. Некоторое время мы покатались по городу, затем я сказал водителю ехать в Накамегуро. Улицы были пусты, и мы добрались туда за пять минут. Не доезжая до дома, где жила Йоси, я вышел из такси и двинулся по набережной. – Все как планировал, – рассуждал я сам с собой. – Легко и просто. Больше я не сказал ничего. Может быть, потому что не испытывал чувства неудовлетворенности. Если я разговариваю вслух сам с собой, то это означает, что у кого-то будут неприятности; впрочем, иногда я просто ругаюсь вслух. – Надеюсь, ты сдохнешь. И очень скоро. Я думал о боссе, лежавшем в беспамятстве где-то там, в больнице. И опять же я ограничился только этим пожеланием. С тех пор когда я был слугой при боссе, мое отношение к нему несколько изменилось. Я достал сигарету, закурил и не спеша пошел дальше. А что, если сейчас кто-нибудь нападет на меня, попытается убить? Эта мысль на какое-то мгновение ошеломила меня. Я даже не смогу убежать. Сейчас на меня вполне свободно можно напасть. – Если собираешься умереть, то умрешь. Я произнес это вслух, и внезапно чувство, очень похожее на страх, охватило меня. Одновременно я был удивлен. Ничего подобного раньше со мной не было. Сам того не замечая, я ускорил шаг. – Черт, что это со мной? Я попытался встряхнуться, сбросить эту липкую паутину страха. Но она еще плотнее охватила меня. Только подойдя к дому Йоси, я почувствовал облегчение. На седьмой этаж я поднялся на лифте. Позвонил и через секунду услышал, как кто-то подходит к двери. Я стоял прямо перед дверным глазком, чтобы она могла видеть меня. Йоси открыла дверь. – Поздновато. – Я не вовремя? – Да нет, просто как-то необычно. На Йоси был розовый купальный халат, на лице никаких следов макияжа. Я снял пиджак и сел у столика. Йоси повесила пиджак в прихожей. – Выпьешь? Или... – Я хочу принять ванну. Устал как собака. – Что-то новое. Ты же говорил, что расслабиться в ванне способен только у себя дома. Придется подождать минут десять. Я кивнул. Можно думать о Йоси что угодно, но она хорошо воспитанная, зрелая женщина. Никогда не подумаешь, что она одержима стремлением делать других женщин несчастными. – Я купила тебе новое белье. – Спасибо. Раздвижная дверь в спальню была закрыта. Квартира Йоси даже в мелочах соответствовала европейскому стилю. – Она еще здесь? – Кто? – Она. – Йоко? Я привел ее сюда три дня назад. Сдал на руки Йоси. Решил, что ее тело поработает на нас. Йоси получила от меня немного наркотиков, чтобы посадить Йоко на иглу. Но если Йоко устроит скандал, думал я, то Йоси, вероятно, не сможет ее насильно уколоть. Она не сможет и остановить Йоко, если та захочет уйти домой. Я мог просто избить девушку, но решил посмотреть, как Йоси подберет к ней ключик. – Как ты добилась того, что она все еще здесь? – Я о ней очень заботилась. Йоси захохотала, и я увидел ее искусственные зубы. Очень белые. Поднявшись, подошел к двери в спальню и открыл ее. Йоко, совершенно голая, лежала на ковре. Она спала. Волосы спутались, лицо осунулось, веки вздрагивали, будто у нее был нервный тик. Но она не была даже связана, хотя на руках виднелись следы от уколов. – Можно подумать, что она совершенно спокойно позволяла тебе колоть ее. – Это было легко. Когда ты ее привел, она уже была достаточно пьяна. Я просто еще подпоила ее. – А это ей не повредит – и алкоголь, и наркотики? – Я ее не колола, пока она не протрезвела. Я доставила ей настоящее удовольствие. – Тон Йоси стал игривым. – Что это значит – настоящее удовольствие? – Я сделала ее счастливой. Увела ее туда, где мы с тобой не бываем. Я ничего не понял. – Знаешь, есть некоторые вещи, которые женщина знает лучше, чем мужчина. Это и свело ее с ума. Сначала я сделала с ней это, когда она была пьяна, потом – когда протрезвела, и наконец после того, как вколола первую дозу. Теперь она сама умоляет сделать ей укол. – Как ты умудряешься? – Это секрет. Во всяком случае, мужчинам о нем знать бесполезно. – Между мужчиной и женщиной такое не работает? – Можно сказать и так. Сама я этого не люблю. И ненавижу тех, кто делает это со мной. – Йоко тоже тебя возненавидит? – Я была так нежна с ней, что она пройдет сквозь ад, но не скажет обо мне ни одного худого слова. Она будет бродить по этому аду три или четыре года и выйдет из него бесплотной тенью. Приводи сюда еще девчонок. С ними можно делать что угодно, если помнишь, что они – всего лишь вещи. – Женщина может быть пугающей. – Это так. Мужчины всего лишь убивают друг друга. Женщины умеют ввергать друг друга в ад. Йоко будет зарабатывать для нас деньги. Через год-другой она своим телом любого мужика с ума сведет. Я буду записывать, сколько наркоты она употребляет. Когда надо будет осчастливить клиента, я дам ей столько, сколько пожелает. Иногда мужчины будут пользоваться только ее телом, а сама она при этом будет витать где-то далеко. – Ты чертовски изобретательна. – Вот и приводи ко мне девчонок. А если какая-нибудь действительно понравится тебе, так даже лучше. Или это разобьет твое сердце? – Я якудза, ты же знаешь. Я склонился над Йоко и коснулся ее тела. Я не хотел ее будить. Интересно, она все еще думает, что я менеджер из электронной компании? – Я пошел в ванную. – Хорошо. Йоси начала расстегивать мою рубашку. Сняла с меня галстук и брюки. Я стоял перед ней не двигаясь, пока не остался в чем мать родила. Она провела кончиками пальцев по моим шрамам. Некоторое время мы стояли так, и Йоси ласково поглаживала меня. – Когда будешь трахать меня, смотри на эту девчонку. – Хорошая идея. – Я знаю, что тело у меня так себе. Но я могу тебе пригодиться. – И я тебе. Я вышел в ванную комнату. Когда я погрузился в горячую воду, шрамы мои на это никак не отреагировали. И на сердце у меня, похоже, нет никаких шрамов. – Я якудза, – бормотал я, сидя в воде. Я повторял эти слова вновь и вновь. Наверно, мне никогда не отделаться от проклятой привычки. Как собака Четверо парней стояли в вестибюле больницы. Один из них заметил меня и побежал к двери лифта, чтобы нажать кнопку вызова. – Дядя Сано, сейчас... – Не стойте столбами посреди вестибюля. Отойдите в сторонку, не путайтесь у людей под ногами. Он поклонился. Мне нет дела до того, что подумают о нас, якудза, люди. Просто не надо привлекать внимание копов. Только и всего. Парень нажал кнопку и удерживал лифт, пока мы не вошли в кабину. Никто из людей, находившихся в вестибюле, не последовал за нами. Похоже, они не собирались подниматься. – Двух людей в вестибюле вполне достаточно. Вестибюль больницы – общественное место. О чем думает Кураучи-сан? У него самого будут неприятности, если копы проявят интерес, – проворчал Сугимото, когда двери лифта закрылись. Как мы и ожидали, наркопотоки, которые мы вернули, усилиями колов перестали действовать менее чем через три месяца. Изголодавшиеся клиенты попали в нашу наркосеть, и моя семья значительно увеличила товарооборот. Лифт поднимался невероятно медленно. Пока он дополз до девятого этажа, я успел многое передумать, в том числе решил, что скажу Кураучи при встрече. В холле на шестом этаже также дежурили двое парней. Босса поместили в специально отведенную комнату. Он провел в больнице уже больше полугода, и это, должно быть, влетело Кураучи в копеечку. Что до меня, то я посещал босса каждый месяц и приносил ему подарок – двести тысяч наличными. – Интересно, это наконец произойдет? Слова, сорвавшиеся у меня с языка, когда я поздоровался с Кураучи, для самого были неожиданны, я собирался сказать совсем не то. Кураучи только что вышел из палаты босса. – В его случае нет какой-либо особой болезни. Похоже на то, что весь организм разрушается. Он не страдает. Он провел в этой постели месяцы. – А сейчас? – Спит. Я думаю, действуют лекарства. Я смотрел на него... Он выглядит таким беспомощным. Лучше бы он подал какой-нибудь знак – любой, пусть даже означающий, что ему больно. – Нам стоит приготовиться к худшему, Кураучи-сан. Доктор сказал, что необходимо собрать близких родственников. Другими словами, вердикт вынесен: близится конец. Кураучи выглядел уставшим. Щеки ввалились, под глазами темные круги. О состоянии босса мы узнали еще вчера вечером, поэтому его изможденный вид – не только результат переживаний за старика. Все дело в копах. Кураучи предпринимал отчаянные, но безрезультатные попытки сначала спасти наркосеть старшей семьи, затем продублировать ее. Ему не хватало терпения, он не умел предвидеть ловушки и закрывать бреши. Вероятно, он этому просто не научился. До недавнего времени он состоял при боссе в качестве советника по финансам. Пятеро из его людей были арестованы. Наркосеть уничтожили копы, и теперь любая ошибка могла обойтись ему очень дорого. Посидел бы он с мое. Он за решеткой был всего один раз – в молодые годы попался на шантаже. Если якудза отсидел достаточно, то наручники любого типа чует за версту. – Можно его увидеть? – Очень недолго. – Пойдем посмотрим на босса, Кураучи-сан. Пусть в нашей памяти останется его светлый образ. – Пойдем. Кураучи позвал сиделку и что-то прошептал ей на ухо. Все тело босса опутали провода, к ноздрям были проведены прозрачные трубки. В изголовье кровати стояли какие-то аппараты. На больничную палату совсем не похоже. Какое-то чуждое, унылое место. Так это и есть – "возлежать на смертном одре"? – Как, мы не можем даже поговорить с боссом? – Это невозможно, брат Танака. Уже несколько месяцев, как босс не произнес ни слова. Когда наступает смертный час, к человеку ненадолго возвращается сознание – вот о чем я подумал. Всего лишь на минуту, пусть на секунду, но человек возвращается в этот мир. Ты умираешь, точно зная, чем занят: умиранием. – Это и есть так называемое критическое состояние? Человек не знает, что вот-вот умрет? Какая несправедливость! – Ничего не поделаешь, – ответил Кураучи. – У него повреждены мозговые центры. – Он придет в себя, когда будет умирать. Наверняка придет в себя. Иначе как же он умрет? – Все мы хотим, чтобы к нему вернулось сознание. – Он придет в себя. Я буду ждать здесь, пока это не случится. Я хотел расспросить босса о множестве вещей, когда к нему вернется сознание. У меня была масса вопросов, и я хотел услышать ответы хотя бы на некоторые. Почему он не назначил преемником меня? Почему внезапно потерял интерес к расширению старшей семьи и предпочитал доить младшие, отделившиеся? Почему заставлял меня выполнять самые опасные задания? Ему действительно было наплевать на меня? – Брат. – Я отсюда не двинусь, Кураучи-сан. – Пожалуйста, будь благоразумным. – Здесь должен быть кто-нибудь, чтобы сообщить ему, что он умирает. – Это невозможно, брат Танака. Он не может говорить, он даже слышать не может. "Ты, старый маразматик! – вот что я скажу ему первым делом. – Слушай, босс, ребята из преисподней пришли, чтобы забрать твою душу!" Я должен сказать ему это. Внезапно черты его лица расплылись у меня перед глазами. Я понял, что держу босса за руку и плачу. Я не верил сам себе. Рука была маленькой, сморщенной и холодной, как лапка обезьянки. Я не мог выпустить ее из своих ладоней. – Танака? – Дяди... Пришли Ояма и Сано. Сано с искренним сочувствием положил руку на мое плечо. – Это бесполезно, понимаешь? Бесполезно. Брат долго жил, и теперь он умирает на больничной койке. Может быть, так оно и лучше. Голос Оямы звучал убедительно и успокаивающе. Я все не мог выпустить руку босса. Этой рукой он бил меня, выжимал из меня соки и, может быть, делал еще что-то, о чем я даже не подозревал. – Слушай, Танака. Достаточно. Я почувствовал, как рука Сано мягко, но настойчиво увлекает меня. Отпустил кисть босса, вытер слезы ладонью. Понял, что стоял на коленях, припав к его постели. – Боссу действительно конец, Кураучи-сан? – Так сказал доктор. Он ни на что не реагирует и может отойти в любой момент. Прямо сейчас или к утру. – Понятно. – Если не отключать аппараты, он протянет еще дня три-четыре. Однако полагаю, что даже Синичи-сан не будет настаивать на этом. Синичи был родным сыном босса. С миром якудза он не имел ничего общего, жил честно. У босса были даже внуки – двое мальчишек, но, как я слышал, Синичи не очень хотел, чтобы дед оказывал им знаки любви и заботился о них. Я вышел в холл и увидел Сугимото; он ждал меня. – Конечно, еще не время обсуждать подготовку к похоронам, но... Ояма говорил на правах старейшего члена клана. Всеми приготовлениями займется старшая семья. Она получит огромную сумму – траурные взносы от всех семей, связанных с ней, и распоряжаться этими деньгами будет, конечно же, Кураучи. – Мы обо всем позаботимся. Было бы неслыханно поручить подготовку похорон босса клана не старшей семье, а кому-то еще. Кажется, Кураучи начинает обращаться за поддержкой к Ояме. Сано отделился, кто-то арестован, и в старшей семье осталось около двадцати человек. Моя семья насчитывала тридцать и продолжала расти. – Рад был встретиться здесь с тобой, Танака. Я сообщу Мицуте о том, что увидел. – Дядя Ояма, кому интересно знать, что думает, что делает такой бродяга, как я? Кто считается с реальной расстановкой сил? – Я буду заместителем и опекуном Кураучи. Сано отделился, и некому больше занять этот пост. Наверняка Кураучи сам попросил Ояму об этом. Скорее всего теперь он понимает, что в наркосети, которую я ему вернул, было полно дыр, и теперь бесится из-за того, что его обманули. Меня не особенно встревожил тот факт, что Кураучи и Ояма будут в одной команде. Наблюдая за Оямой в дни войны, я понял, что он всегда принимает решения, которые позволяют его семье оставаться в стороне от проблем Кураучи. – Неужели боссу клана действительно конец? – спросил Сугимото, когда мы уже ехали по улицам города. Машину вел Йосино. Это была все та же старенькая тачка. Когда похороним босса, я не стану возражать против покупки "мерседеса". Наша семья может легко потратить такую сумму. – Все говорят, что для вас, босс, это будет тяжелая утрата. Молодые ребята из старшей семьи толкуют, что хотели бы видеть преемником именно вас. – Возможно, это означает начало конца старшей семьи. Если выпадают отдельные камни, то все здание очень скоро рухнет. – Так погибают семьи в якудза, да, босс? Что бы там ни говорили, а наша семья была на подъеме. А ведь совсем немного времени прошло с того дня, когда босс принудил меня выделиться. Теперь даже дяди вынуждены считаться с моим мнением. За стенами автомобиля жил своей жизнью суетливый город. Я бездумно смотрел в окно и думал о боссе. Почему я плакал? Ведь когда-то я проклинал его. Я служил ему больше двадцати лет. Мне казалось естественным, что он обирает и унижает меня. Я никогда всерьез не думал о том, что будет, когда он уйдет. – Что-то не так, босс? Сугимото с тревогой смотрел мне в лицо. – Я еду на квартиру к Аюми. Ничего не предпринимаем, пока это не произойдет, ясно? Будем ждать. – Понял. В такое время копы могут доставить нам немало хлопот. Я позвоню сестре и объясню ситуацию с боссом клана. – Благодарю. Квартира Аюми в Сибуя расположена удобно – из нее можно быстро добраться до больницы. Я снова смотрел в окно на пролетающие мимо здания. Без макияжа лицо Аюми выглядело как-то беззащитно и по-детски. Но я заметил морщинки в уголках ее глаз, которых несколько лет назад еще не было. Она сварила кофе; взяв чашку, я устроился у окна и стал смотреть вниз, на улицу. Окна выходили не на главную дорогу, и большая часть автомобилей в то утро была припаркована вдоль улицы. Движения на трассе почти не было. В клубе Аюми в Акасаке дела шли хорошо. Все потому, что ей удалось подобрать хороших девочек. Сама Аюми до сих пор пользовалась спросом. Мне еще трижды пришлось разрешать недоразумения с клиентами, и мы заработали на этом двенадцать миллионов. Никто пока не заподозрил, что клуб находится под покровительством якудза. Я использовал всевозможные уловки, и клиенты, с которыми мне приходилось работать, были уверены, что имеют дело с обычным посредником по возврату долгов, а не собственно с клубом. – Кажется, в ближайшее время ты не собираешься покончить с кочевой жизнью и переехать сюда. – Аюми набросила на голое тело халат и сидела на диване, обрабатывая ногти пилочкой. – Понимаю, ты привык жить сам по себе и все такое... – Тогда заткнись. – Ну да, ты ведь по-своему понимаешь отношения между мужчиной и женщиной, не так ли? По утрам Аюми сварлива. У нее низкое кровяное давление, иногда побаливает печень. Если начать с ней перепалку, это может закончиться приступом. – Он для меня значит больше, чем родители. Всякое бывало, но больше двадцати лет он заменял мне отца. – Здесь ничего не поделаешь. Ничто не живет вечно. – Аюми сидела на постели в халате, словно собиралась снова улечься спать. – Теперь боссом зовут тебя. – Не тем боссом, каким я надеялся стать. – В любом случае ты уже обогнал старшую семью. Суги-чен говорил мне об этом в клубе. Какое тебе дело, как тебя называют? – Может быть, старик надеялся прожить дольше. Наверное, ему было так проще – поручать всю грязную работу мне. Думаешь, он делал все это преднамеренно? – Нельзя угадать, когда удача улыбнется тебе и все повернется к лучшему. Были времена, когда я засыпала в слезах и думала о том, какой ты страшный человек. А теперь – подумать только, как я живу! Я допил кофе и налил еще чашку. Не думаю, что я сильно облагодетельствовал Аюми. Ее жизнь – компенсация моих усилий. Когда я стану богаче, у Аюми будет еще один клуб, такой же, как в Акасаке. Потом третий, четвертый. Я поднялся из-за стола и сел рядом с Аюми. Достал сигарету. Аюми щелкнула "Дюпоном". Меня не оставляла мысль: почему я плакал? Вцепился в руку босса и плакал. Я не мог избавиться от этих раздумий. Может быть, все дело в привычке? Я так привык ненавидеть его, желать ему смерти, что он стал близким мне человеком? Он никогда ничего не делал для меня. Кроме того, что дал мне шанс прожить в якудза с девятнадцати до сорока трех лет. – Суги-чен говорит, что ты для своих парней все больше и больше становишься чем-то вроде отца. Он сказал, что остальные семьи признали положение, которое ты занимаешь. Хорошо, что ты не купил "мерседес" раньше, как только отделился от старшей семьи. Меня никогда не интересовали скоростные автомобили, дорогая одежда и шикарные апартаменты. Все это тщеславие и суета. Я хотел подняться в мире якудза. Двадцать лет я мечтал об этом. Очень может быть, что босс побаивался меня. Я заподозрил это уже после того, как он заболел. Пока я был рядом, он не мог чувствовать себя спокойно; ему больше подходил такой тип, как Кураучи, думающий только о деньгах. Может, он даже предвидел, как повернется дело, если его преемником станет Кураучи. Если так, то ему было наплевать, что случится с кланом после его смерти. Как и мне. – Я не стану упрашивать тебя расписаться со мной. – Оставь. Я просто не смогу жить вместе с ней. Я всю жизнь жил один. – Всегда одно и то же. – Оставь это! – отрезал я. Аюми замолчала. Наверное, вспомнила, как однажды я избил ее. Избил сильно, так, что она две недели не могла выйти на улицу. Лучший способ заставить женщину молчать – наставить ей синяков под глазами. Если ты якудза, лучше не заводить семьи. Это моя философия. Якудза не имеет права предаваться семейным радостям. Я не говорю, что якудза должен жить как аскет. Просто когда живешь для жены и детей, теряешь право на невозможное. Я много раз видел, как это бывает. Возьмем, к примеру, босса. Если бы он вел себя осмотрительнее с женщинами, судьба его могла сложиться иначе. Но он всегда был бабником. Когда у него появились внуки, главной его заботой стала охрана их жизни. Но и тогда босс содержал на стороне двух малолетних шлюшек. Аюми потянулась. Кажется, она готова начать день. Когда я приехал, ее хватило только на то, чтобы сварить мне кофе. – Может быть, сообщить Суги-чену, где ты находишься? И голова у нее заработала. С сигаретой во рту Аюми подошла к плите и налила себе кофе. Я ей кофе никогда не подавал. – Итак, тебе сорок три. Хороший возраст, – неожиданно заявила Аюми, попивая кофе. Лет двадцать назад я не любил думать о том, каким я буду, когда мне перевалит за сорок. Капризный старый якудза – таким я себя видел. Теперь любой парень, которому нет еще тридцати, кажется мне мальчишкой. Молодость – единственный недостаток, уходящий с годами. Не могу сказать, что тело мое потеряло былую силу. Если надо, я могу взорваться. Мускулы у меня такие, словно я всю жизнь играл в регби. За десять секунд могу убить любого. Аюми вышла в ванную и вернулась, переодевшись в юбку и блузку. Она причесалась и сделала легкий макияж. – Приготовить тебе что-нибудь? Уже почти полдень. Я кивнул и принялся просматривать газету. В округе Кансай шла война между бандами. В наши дни у каждого есть ствол. В дни моей молодости говорили: один ствол стоит пятидесяти человек. Теперь молодежные разборки со стрельбой – обычное дело. Война между бандами, о которой писали в газете, меня не касалась. Клан босса – составная часть национального синдиката, именуемого "якудза". Босс платил этой организации установленные членские взносы, моя семья была частью клана, и я платил только старшей семье. Кто бы ни стоял во главе синдиката, он получал кучу денег, почти ничего не делая. Раньше я об этом даже не задумывался. – Спагетти пойдет? – Есть у тебя соба или удон? – Я же не знала, что ты приедешь. Я бы купила. – Ладно, сойдет и спагетти. Я отложил газету. Если уж воюешь, то об этом не должны знать ни копы, ни газеты. Иначе кончишь тем, что вся семья окажется за решеткой, и война обойдется тебе слишком дорого. Искусство войны состоит в том, чтобы вовремя подослать одного-единственного убийцу. Тогда в тюрьму отправится только один человек. Я включил телевизор. Напряжение не покидало меня. Когда зазвонил телефон, я вздрогнул. Звонила одна девушка из клуба Аюми. По телевизору шла прямая трансляция из какого-то развлекательного центра. Что-то о новых американских горках. Две девушки сели в кабинку, и она заскользила по рельсам, набирая скорость, взлетая, падая и кружась на виражах. Девушки вышли, покачиваясь; им поднесли микрофон. "Мы даже визжать не могли!" – едва выговорили они, задыхаясь от смеха. – Ну и ерунда, – бормотал я про себя, переключая каналы. Комедия, варьете, новости. Ничего, что стоило бы посмотреть, я так и не нашел. Из кухни вкусно запахло. Я вспомнил, что еще не завтракал. Аюми хорошо готовит. Раньше, когда она работала в старом баре, все блюда готовила собственными руками. Выключив телевизор, я закурил и уставился в окно. Был ясный день. Аюми жила на тринадцатом этаже, и видно было далеко. Не то что из окон моей квартиры в Китасуне. Квартиру Аюми я купил отчасти и для своих парней. Иногда я приводил их сюда. Они называли Аюми сестрой, а она не возражала. Аюми позвала меня на кухню. Завтрак был готов – спагетти и салат. – Пива хочешь? – Только воды. – Странно. – Наливаться пивом, в то время как босс умирает? – Я думала, это поможет тебе расслабиться. Никогда перед другими людьми я не говорил о боссе плохо. Я поносил его только наедине с собой, отсюда и привычка вечно бормотать что-то себе под нос. Может быть, Аюми кажется, что я действительно переживаю за него. А может, и переживаю. Никогда бы не подумал, что способен заплакать, но когда увидел его, меня словно прорвало, и хлынули слезы. Даже проклиная его, где-то в глубине души я чувствовал, что он не только босс, но еще и отец. Я намотал спагетти на вилку и отправил в рот. В общем-то мне, как правило, все равно, что есть. Не будет преувеличением заявить, что я ем, чтобы не умереть с голоду. – В наш клуб зачастил президент одной корпорации. – Ну да? И на кого он запал? – На меня. – Очень хорошо. Прекрасно. – Ты полагаешь, это прекрасно – заставлять меня спать с ним? – Не волнуйся. На твоем клубе свет клином не сошелся. Скоро я куплю тебе другой, большой. Ты перейдешь туда хозяйкой и начнешь все с чистого листа, не будешь больше ублажать клиентов. – Так ты открываешь новый клуб? – Полагаю, у нас их будет три. Весь вопрос в том, где их открывать. В Токио не так уж много мест, которые до сих пор не заняты. – Почему бы не выплачивать другому клану компенсацию, как ты делаешь в Акасаке? – И как долго, по твоему мнению, один якудза способен платить другому? Я обязательно устрою так, что и за твой клуб не буду больше платить. – Я не хочу, чтобы наш клуб превратился в поле боя. – А зачем мне рисковать своей собственностью? Я и так управлюсь. Есть кое-какие задумки, – Тогда ладно. Аюми тоже принялась за спагетти. Не люблю смотреть, как женщины едят. Стараюсь этого не видеть. Хотя в отношении Аюми проявляю терпимость, держу себя в руках. Немного поев, я добавил в спагетти острого перечного соуса. Так гораздо вкуснее. Мне хотелось чего-нибудь острого, а под рукой как раз оказался этот соус. Покончив со спагетти, я уселся на диване и снова взял газету. – Я купила два кимоно. – Правда? – В этих вещах ты никогда не разбирался. – Женщины лучше выглядят, если на них ничего нет. – Пожалуйста, не начинай. Наши парни любят покупать наряды своим девушкам. И сами стараются разодеться в пух и прах. Мне все равно – я к этому равнодушен. Я прочел газету от первой страницы до последней – наверное, впервые за сорок три года. – Пора отправляться. Я завязал галстук. Всегда носил серый костюм, но на похороны босса, думаю, придется надеть черный. Пока пойду в сером. Если надену черный костюм сейчас, могут подумать, что жду не дождусь его смерти. – Что сказать Суги-чену, если позвонит? – Я ухожу; он не позвонит сюда. Выйдя из дома, я немного прошелся. Сказал Аюми, что ухожу, а сам еще не решил куда. Неожиданно я подумал: а что, если отправиться в Накамегуро? Если подобное приходит мне в голову, я не раздумываю. Позвонил из автомата Йоси и заодно – Сугимото. Из больницы не было никаких вестей. Приехав к Йоси, я сразу принял ванну. Потом улегся в постель, обернув полотенце вокруг бедер. Йоси приняла душ и устроилась на ложе подле меня. Коснулась пальцами шрама на моем плече. Эту рану я зашивал сам, поэтому шрам просто безобразный. – Расскажи мне, как это было. Йоси всегда просит меня об этом перед тем, как заняться сексом. Я излагал ей приукрашенную версию происшествия, сопровождая повествование отвратительными подробностями. О том, как много было крови и что я чувствовал, когда сталь рассекала мою плоть. Эти детали особенно возбуждали Йоси. Сексом я предпочитаю заниматься с Йоси, а не с Аюми. Сам не знаю почему. Просто я так чувствую. Рассказы об увечьях и крови. Об убийствах. Для Йоси это прелюдия к любви. Красавицей ее никто не назвал бы. Обычная женщина, в повседневной жизни даже скромная. – Я уже точно не помню, что ощутил, когда меня ударили ножом. Все произошло так быстро. Просто удар. Потом я оттолкнул того парня и приложил ладонь к ране. Почувствовал там горячее и липкое, но не мокрое. Кровь хлынула потом, некоторое время спустя. Йоси прижалась губами к шраму; время от времени она негромко постанывала. – Когда сам зашиваешь такую рану, это кошмар. Пальцы в крови, а ты стараешься свести края, проткнуть их иголкой и стянуть ниткой. Это настолько трудно, что даже о боли забываешь. Надо спешить, чтобы остановить кровотечение. А иголка вся в крови и выскальзывает из пальцев. Йоси издала глубокий глухой стон. – Но хуже всего вытаскивать потом нитки. Когда рана заживет, их обязательно надо вытащить. Это ужасно. Нет слов, чтобы описать ощущение, когда нить выходит из твоей плоти. Йоси дрожала; она вся сосредоточилась на моем шраме. Я был более красноречив, чем обычно. Когда мы закончили, то некоторое время лежали рядом, тяжело дыша. Я не считаю ее женщиной со странностями. Фактически она такая же, как я. – Давай еще полежим. Необычно для Йоси. Я лежал не двигаясь, а она ласкала мой уродливый шрам. Зазвонил телефон. Я резко сел на кровати и жестом дал ей понять, что следует торопиться. Йоси подбежала к телефону, схватила трубку и тут же начала болтать и хихикать. Я сразу потерял интерес к разговору, закурил и улегся в постель. Скорее всего звонил один из клиентов Йоси. Сейчас на нее работали одиннадцать девушек, и это приносило мне хорошие барыши. Восемь из одиннадцати уже оказали мне благосклонность. Большая часть денег, которые они зарабатывали, поступала в мою наркосеть. Я сам продавал им наркотики по сходной цене. Все одиннадцать девушек не были профессионалками. Йоко, которую привел я, работала в баре; остальных нашла Йоси. Служащие банков, продавщицы, домохозяйки. У Йоси определенно был дар к подбору персонала. – Ты знаешь, босс умирает. – А ты разве не босс? – Я говорю о своем боссе. Моя семья – отделившаяся, младшая. Я имею в виду босса клана. – Вот как. Йоси никогда не проявляла интереса к миру якудза. Ее интересовала только безопасность бизнеса. Я был щитом Йоси, буфером между ней и враждебным миром. – Хочу задержаться у тебя на некоторое время. Надо дать знать моим, где меня искать. Мы лежали рядом, обнаженные. В глазах Йоси снова загорелось желание. Она хотела еще секса. Мне этот взгляд хорошо знаком. Человек умирает, а мы занимаемся сексом. Эта мысль возбуждала Йоси. Желание, смешиваясь с утомлением, начало заполнять и меня. Я не возражал, когда она склонилась надо мной. – Восхитительно! – простонала Йоси, когда очередной раунд завершился. – Почему не всегда кто-нибудь умирает? Я закурил и раскинулся на ложе. Потянулся, выпустил клуб дыма в потолок. Йоси лежала рядом, иногда глубоко, пристанывая, вздыхала. Обычно, прежде чем я кончу, она достигает оргазма раза три. Не знаю, можно ли считать ее развратной. С уверенностью могу сказать только одно – нормальной ее не назовешь. Я затушил окурок; Йоси еще не курила. Время тянулось медленно – было три часа дня. Двигаться вообще не хотелось. – Все нормально? – спросил я, глядя в потолок. Я имел в виду, не заинтересовались ли копы ее бизнесом. Или, может быть, возникли проблемы с другими бандами. Она вела нелегальный бизнес, но пока ни одного инцидента не было. Девушки вели себя хорошо. – Все будет хорошо, если ты продолжишь снабжать нас наркотиками. – Это не проблема. – Когда у меня будет больше клиентов, я наберу еще девчонок. У нее уже было тридцать клиентов. Они приводили своих знакомых, но Йоси соглашалась принять на обслуживание очень немногих. У нее были свои критерии отбора клиентов. – Я думал, подобный бизнес устарел, – заметил я. – Но когда вижу, как ты работаешь, то понимаю, что это эффективней, чем в каком-нибудь дорогом борделе. – В дорогом борделе их выжмут как лимон. У меня девочки могут заработать быстро и много. Я никогда не спрашивал у Йоси, почему она с такой страстью низводит женщин в пучины ада. Если она говорит о какой-нибудь девушке, погубленной ее усилиями, то не испытывает ни малейших угрызений совести. – Думаю, нам следует присматривать за Йоко, – неожиданно сказала Йоси. – А что такое? – До того как она отправилась в путешествие в ад, у нее был парень. – И все-таки она переспала со мной? – Йоко на него плевать. Но он ее действительно любил. Кажется, и сейчас любит. Он ее разыскивал и в конце концов вышел на меня. – Думаешь, он хочет ее вытащить? – Может, и хочет, но вряд ли сможет. Меня он нашел только потому, что Йоко убегала от него и решила спрятаться у меня. Я понятия не имел, как поступить в этой ситуации. Конечно, я потратил на нее кучу наркоты, но дело было не только в этом. Йоко терять не хотелось. – Танака-сан, с молодыми парнями надо быть повнимательнее. – Йоси достала сигарету и закурила. – Он сделает все, чтобы переговорить с ней, и она может рассказать о тебе и твоей роли. – Думаешь, какой-то лох прижмет меня к стене? – Не знаю, но очень возможно, что он выкинет что-либо невообразимое. – У меня хорошо развито воображение. Ты же не думаешь, что он побежит к копам? – Если и побежит, то к тебе Йоко сейчас не имеет никакого отношения; если копы придут сюда, то я – ее старшая сестра, и ничего больше. – Ты поставляешь девчонкам клиентов. – Это надо доказать. А что касается Йоко, то я с ней была очень нежна и заботлива. И вообще я ее сюда не приводила. Я не стал уточнять, что это значит – "нежна и заботлива". А Йоси наплевать, как я отношусь к ее методам. – Ладно, я буду осторожен. – Скоро с Йоко будет покончено. У нее осталось месяца три. – Так быстро? – Она исключение из общего правила. Девушка, которая мне понравилась. Я сказал это Йоси, когда сдал ей Йоко. Подобные вещи Йоси тоже возбуждают. Поэтому она погубила Йоко гораздо быстрее, чем остальных. Я встал и направился в ванную. Мне понравилась девушка, почти ребенок; она работала в небольшом баре в Синзуку... Кажется, это было давным-давно. Приняв душ, я надел новое белье, которое мне приготовила Йоси. Для нее подобная предусмотрительность в порядке вещей; кажется, ей нравится обо мне заботиться. Пусть делает, как считает нужным. В некоторых вопросах решение принимаю я, а здесь пусть распоряжается она. – Поесть хочешь? Йоси снова была заботливой и гостеприимной хозяйкой. – Даже не знаю. Пожалуй, приготовь мне немного суши. – Тогда – с пивом. Йоси как-то раз готовила для меня, и того раза оказалось более чем достаточно. Если я не ошибаюсь, стряпуха из нее никудышная. Я решил позвонить в офис. – Босс, я весь издергался, ожидая вашего звонка. – Полагаю, с боссом все нормально? – Вообще-то если приглашают родню пациента, это означает конец. – Есть вещи, которые доктора еще не научились предсказывать, Сугимото. – Во всяком случае, у нас все отлично. Несколько парней дежурят в офисе. – Прекрасно. – К вам кого-нибудь послать? – Какого черта? – В такое время можно ожидать всякого. – Спасибо за заботу, Сугимото. В такое время тебе надлежит держать под контролем всю нашу территорию. Мало ли кто решит, что настал удачный момент, и попытается вторгнуться к нам. – Понятно. Положив трубку, я подумал о боссе. Наверное, все так же лежит на своей койке и сопит в трубочки. Я его больше не жалел. Скорее, восхищался его упорством. Давай-давай, старик. На улице еще было светло. Кураучи собирается стать боссом, когда старик умрет. Вряд ли ему удастся возродить ослабленную старшую семью. Вырисовывается отчетливая перспектива ее роспуска. Дяди скорее всего сделают все, чтобы этого не допустить. Возможно, меня попросят взять на себя заботу о некоторых членах старшей семьи и назначат преемником Кураучи. Пока что самый насущный вопрос – как ослабить Кураучи. Старшая семья уже очень слаба, но мне необходимо превратить ее в небольшую шайку – человек в пять-шесть. Для этого нужна еще одна война. Трусость Кураучи станет причиной его падения. Даже имея огромные денежные средства, он не устоит в серьезном вооруженном конфликте. Йоси принесла стакан пива, и я залпом осушил его. Может, и к лучшему, что меня заставили выделиться. Если бы я стал преемником, то в силу множества причин вполне мог ухнуть в яму. Но я своими руками построил собственную семью. Учитывая беспомощность Кураучи, это было не особенно трудно. Вот если бы босс был здоров и следил за мной, пришлось бы туго. Другими словами, мне повезло. Наверное, так оно и есть. Впервые за то время, что я прожил в мире якудза, мне подумалось: "А ты счастливчик". Я пил пиво и посматривал в окно. Из одежды на мне все еще было только полотенце вокруг бедер. Йоси поставила какую-то музыку. Я на музыку вообще мало внимания обращаю, а для Йоси музыка – хобби. У нее целая стенка заставлена кассетами и дисками. Я налил третий стакан пива и сидел и смотрел, как оседает пена. Это заняло какое-то время. Когда я нахожусь в помещении, то делаю что-нибудь такое, что помогает убить время. У меня обостренное чувство времени, и я его безрадостно убиваю. Сейчас я как раз занят этим – в ожидании смерти босса. – У тебя целый набор странных привычек, – заметила Йоси, подходя ко мне со стаканом. – Чем дольше за тобой наблюдаю, тем больше о тебе узнаю. – Например? – Ты всегда наливаешь пиво левой рукой. Как правило, не сразу выпиваешь все пиво. Сначала делаешь небольшой глоток, будто хочешь убедиться, что оно не отравлено. И каждые пять минут ты касаешься пальцем кончика своего носа. А когда прикуриваешь, щуришь левый глаз. – Достаточно. – Ты злишься? – Нет. Теперь я тоже знаю некоторые твои привычки. Но тебе не скажу. – Ладно. Не говори. Я даже не спросил ее почему. Я устал. Мне надоело сидеть и ждать. И ничего от меня не зависело. Злиться тоже не имело смысла. Чувство было такое, будто я снова попал за решетку. Сугимото позвонил после десяти вечера. Я повязал галстук и выскочил из квартиры Йоси, на ходу надевая пиджак. Через пятнадцать минут я был в больнице. Парни из старшей семьи толпились в вестибюле. Один из них увидел меня и бросился к лифту, чтобы нажать кнопку вызова. Тело босса уже перенесли в покойницкую, расположенную в подвале. Когда я вошел, Кураучи поднялся мне навстречу. Я поднял простыню, прикрывавшую лицо старика. Оно было удивительно спокойным. Казалось, он крепко спит. – Отмучился. Кажется, умер, не приходя в сознание. – Не так уж плохо для того, кто был якудза, как ты думаешь, Кураучи-сан? – Ты прав. – Босс всегда говорил, что не к лицу якудза умирать где-нибудь в подворотне. И ты смотри, умер в частной клинике. Я заплакал. На сей раз преднамеренно. Кураучи тоже пустил слезу. Мы стояли рядом и плакали, как дети, потерявшие отца. Потом мы присели на стулья возле покойника. Появился Сугимото; он подошел к телу старика и положил ладонь на его руку. Минутой позже в помещение морга вошли все дяди. Я подумал о том, что теперь босс действительно мертв. Какая-то часть моего сознания не принимала этого, хотя старик лежал здесь, передо мной. – Все готово, Кураучи? – спросил кто-то, и мы оба посмотрели на говорившего. – Все близкие уже знают, остальным я сообщу утром. Завтра устраиваем поминки, послезавтра состоятся похороны. – Хорошо. Можешь располагать нашими людьми, – произнес Ояма. Он действительно привел с собой нескольких парней. "Где же они были, когда клан воевал?" – подумалось мне. К зданию больницы подогнали микроавтобус. Дяди, Кураучи и я вынесли тело к машине. Наступила ночь, и движения по улицам почти не было. Во главе процессии шел "мерседес" Кураучи, за ним – микроавтобус с телом босса, потом машины, в которых ехали дяди, и замыкал кортеж мой автомобиль. – Все думаешь: "Когда, когда?", а потом это происходит, и не верится, что это случилось, – сказал Сугимото, сидевший рядом со мной. В больницу я взял семерых парней из нашей семьи. – Подобные вещи всегда некстати. Доктора сказали, что в течение суток ничего не случится. Поэтому даже Кураучи уехал из больницы, хотя в этот вечер он должен был дежурить возле босса. Старик умер в одиночестве. За полчаса мы добрались до штаб-квартиры. У входа выстроились остатки старшей семьи – человек двадцать. Тело босса поместили в отдельной комнате на хлопчатом матраце. В офис непрерывно прибывали люди – все хотели попрощаться со стариком. Такого столпотворения эти стены еще не видели. – Синичи-сан будет принимать близких и родных. Дядя, ты руководишь похоронной комиссией. Я позабочусь об остальном. Кураучи говорил негромко, наклонившись к уху Оямы. Он собирался принимать траурные взносы – это у него хорошо получается. Люди все входили; в целом атмосфера была благопристойна – народ пришел проститься с человеком. – Хватит на сегодня. Пусть подежурят снаружи. – Кураучи опустился в кресло рядом со мной. – Давайте разъезжаться. Надо отдохнуть перед похоронами. Я вышел на улицу. Паренек из старшей семьи проводил меня до машины. – Куда едем, босс? – В офис, Сугимото. Все там? – Все до последнего человека, кроме тех, кто на дежурстве. Наступили дни, в которые проверяются люди. Вопрос в том, смогут ли мои парни выдержать проверку. Наверняка среди них есть такие, на кого нельзя положиться в трудную минуту. Скорее всего на днях мы узнаем, кто есть кто. – Мы купили лучшие цветы, приготовим миллион иен в качестве пожертвования, – произнес Сугимото. – Звучит неплохо. Сугимото не стал уточнять детали. Я тоже молчал, и так мы добрались до офиса. Войдя в помещение, я первым делом переоделся в черный костюм, повязал черный галстук. Потом собрал всех парней и сообщил им, что босс скончался. Один малый курил, и Сугимото сделал ему замечание. Атмосфера в офисе стала напряженной. Минут пятнадцать я держал речь. Кажется, никогда раньше не говорил так долго. Я сам удивился, как гладко у меня выходило – хвалебные фразы лились одна за другой. Некоторые ребята помоложе расчувствовались почти до слез. Когда я закончил, Сугимото сообщил каждому обязанности на грядущий день и отпустил их. Я уселся за свой стол. Перед тем как выйти, парни подходили ко мне и желали спокойной ночи. Это был уже не тот тесный офис – недавно мы переехали. Здесь у меня имелся свой кабинет, и даже если наша семья увеличится до ста человек, места хватит всем. – Что вы собираетесь делать, босс? – спросил один парень. В эту ночь была его очередь дежурить в офисе, и он остался. Обычно мы оставляем пару парней, но сегодня здесь находилось четверо, корме меня и Сугимото. – Остаюсь здесь. – У нас даже матраца нет. – Я спать не собираюсь. Парень поклонился и ушел. Сугимото принес два бокала и виски. Мне подумалось, стоит ли выпивать за покойного вот так, вдвоем. Вообще-то зависит от того, кем он был для тебя и с кем ты пьешь. – "Олд Парр", да? – спросил я, взглянув на этикетку. Сугимото налил по полбокала. Льда не было. Свой виски я выпил одним духом. Сугимото отхлебывал понемногу. Один из парней тихо подошел, принес лед и арахис. В желудке поднялась горячая волна. – Завтра можно выбросить на рынок побольше наркоты, – заметил Сугимото. – Ее не хватает, наркосеть старшей семьи больше не действует. – Отправь на это дело четверых или пятерых парней. – Троих будет вполне достаточно. – Одного надо будет оставить на телефонах. Все остальные отправятся со мной в храм, где пройдут сначала поминки, потом – похороны. Все – с нарукавными повязками нашей семьи. Кураучи отдал распоряжения по церемонии поминок и похорон. Мне отвели не самое видное место, но по количеству людей легко будет понять, кто сегодня на подъеме. Я выпил еще виски. Все молчали. Парни, оставшиеся в офисе, даже не включали телевизор. Не знаю, шла ли еще какая-нибудь программа – было почти три часа ночи. Я подумал, что если уйду к себе в кабинет, то ребята смогут хотя бы вздремнуть, но вставать мне не хотелось. – Почему бы вам всем не выпить? – произнес я, но никто даже не двинулся с места. Только после того как Сугимото кивнул, один парень подошел к столу, и мой младший босс налил ему полный стакан. На рассвете кто-то сходил в круглосуточный магазин и купил еды. Наверное, Сугимото распорядился. Кроме продуктов, парень принес зубные щетки и одноразовые бритвы. Уже около восьми я перекусил; все остальные давно позавтракали. Потом побрился, почистил зубы, причесался. Без десяти девять к офису подкатил черный "мерседес". – Всего на два дня. Я одолжил у своего приятеля. Все семьи будут на поминках, вот я и подумал, что так будет лучше. Сугимото прав. Никогда не знаешь, что о тебе скажут или подумают другие якудза. Если заявлюсь в своей побитой колымаге, это не поднимет меня в глазах присутствующих. Но я еще не был уверен, что так необходимо. Хотелось сказать об этом Сугимото, но он уже повернулся ко мне и радостно кивнул. В "мерседесе" я чувствовал себя великолепно. Позади ехало еще шесть автомобилей с моими людьми. Небольшой парад. Наверное, придется все-таки купить "мерседес". Может, придется выполнить какую-нибудь опасную работу, чтобы заплатить за него. Мы приехали в храм. Служители уже украсили буддийский алтарь свежими цветами. Прибыли почти все члены старшей семьи, но из других семей еще никто не появился. Кажется, Кураучи и его подчиненные были изумлены, когда увидели всю мою семью. – Все в твоем распоряжении, Кураучи-сан. Не только парни, но и лично я. – Благодарю, брат Танака. Пока все нормально. Пока все нормально, но когда начнут прибывать гости, нам потребуется помощь – надо будет направлять машины и встречать людей. Кураучи говорил учтиво, но довольно глухо. Гости непременно заметят, что людей у меня больше, чем в старшей семье. Эта мысль явно не радовала Кураучи. Сугимото распределил наших парней, я ушел под тент и сел. Подвозили цветы. Из влиятельных семей подъехало всего несколько человек. – Босс был уважаемый якудза. Стоит только посмотреть на цветы, чтобы понять это, – заметил я. – Это так. Его хорошо знали в нашем мире. – Кураучи, ты второй босс основанного им клана. Тебе надлежит и вести себя соответственно. Помни, ты в ответе и за мою семью. Я закурил. У нас принято, что один товарищ всегда предлагает огонь другому. Едва ли мне стоило прикуривать самому – это означает, что я занимаю подчиненное положение. К полудню были завершены все приготовления к поминкам. В зале для приема гостей расставили пищу и напитки. Сугимото пригласил меня внутрь. Он как-то сумел обеспечить столько приборов, сколько потребуется для застолья. Совсем как хорошая хозяйка. Около трех прибыли все дяди. Появился отряд полицейского спецназа. Более ста копов оцепили территорию вокруг храма. Начались поминки. Возле стола, у которого принимали поминальные пожертвования, моих людей не было. Я не хотел, чтобы потом говорили, будто мои ребята что-то стянули под шумок. Наши парни встречали гостей, регулировали движение и провожали отъезжающих. Прибыли несколько боссов известных семейств из области Канто. Считая с заместителями, набралось человек двенадцать в ранге боссов. Некоторые подходили ко мне, спрашивали: "У тебя теперь своя семья?" Мало кто знал, что у меня свой бизнес; таким образом, на похоронах и стало широко известно об этом факте. Сумма пожертвований составила всего около двух миллионов. Поминки завершились почти в десять вечера. Когда были закончены приготовления к похоронам, я собрал своих людей. Кураучи просил остаться, но мы уже настроились поехать в свой офис, выпить и закусить. Мы ехали в "мерседесе", и Сугимото сообщил: – Я постарался познакомиться со всеми. Представлялся младшим боссом семейства Танаки, и это производило впечатление. – Я молча кивал. – Вы выглядели на все сто, босс. Я вами гордился. Куда там до вас Кураучи. Что-то было не так. Не привык я так себя вести и чувствовал себя не в своей тарелке. Я всегда жил как собака. А теперь "мерседес", своя семья... Успех? Почему бы и нет? Если бы я остался в старшей семье и стал преемником, результат был бы тот же. Наверное, я просто достиг того периода жизни, когда усилия начали приносить плоды. По правде говоря, я чувствовал себя увереннее, когда запугивал или лупил кого-нибудь. Никак не могу задавить в себе хулигана. – Завтра на похоронах народу будет еще больше, господин. Вам следует вести себя с таким же достоинством, как сегодня, босс. – Ребята из старшей семьи о чем говорят? – Нервничают. Малость напуганы. Опасаются, что Кураучи арестуют за старые дела с наркотиками. Думаю, многие из них рассчитывают на нас, если что случится. – Вряд ли Кураучи собирается за решетку. – А меж тем скоро он туда отправится. И парни чувствуют это. Кураучи-сан, думаю, тоже. Сугимото негромко рассмеялся. Из офиса я ушел после полуночи. Мы с парнями продолжили поминки по боссу, но это уже больше походило на дружескую вечеринку; еды и выпивки было достаточно. Провожая меня на улицу, Сугимото сказал: – Надо бы послать кого-нибудь с вами, чтобы отвез до дома. Двое парней вообще не пили, так что могут вести машину. – Ладно, я возьму такси. – Пожалуйста, простите их. Они мало что знали о боссе клана. – Я не обижаюсь. Они не могут по-настоящему расслабиться, пока я с ними. Позволь им еще посидеть, выпить. Если будешь все время держать их в ежовых рукавицах, выкинут такое, что не обрадуешься. – Вы правы. – Я буду в Накамегуро. К восьми утра приеду, постараюсь навести в офисе порядок. – Я поймаю для вас такси. Мы вышли на главную дорогу. – Босс, давайте уничтожим старшую семью. – Не сегодня, Сугимото. Прошу тебя. – Я подумал об этом на поминках. Мне пришло в голову, что старик перевернулся бы в гробу, если б узнал, что его преемником стал Кураучи. Я стоял и думал об этом. – Возможно, Кураучи объединится с дядей Оямой. – Все равно у них нет будущего. – Это так. Я достал сигарету, и Сугимото поднес мне зажигалку. – Мы можем раздавить их, босс. Сил у нас хватит. Вы были достаточно терпеливы, когда создавали нашу семью. – Всех передавить, так? – В конце концов, мы ведь якудза. Сугимото еще многое для меня сделает. Наверняка он то же самое думает обо мне. – Накамегуро, – произнес Сугимото, обращаясь к таксисту. Я сел в машину, не выпуская сигареты изо рта. – Извините, господин, не могли бы вы выбросить ее? – произнес шофер, и Сугимото тут же наклонился к открытой дверце: – Вы ведь не хотите умереть, господин таксист? – Что? Умереть? – Нашему боссу следует выбросить сигарету? Потрудитесь повторить это еще раз. – Оставь, Сугимото, это же лох. – Хорошо, но если он не заткнется, дайте ему по физиономии. Я запишу номер машины. Потом позвоню в фирму и раскручу их на пять-шесть миллионов. Или просто утоплю этого придурка. – Хватит. – Накамегуро, ты понял? Дверца захлопнулась, и машина медленно тронулась. Шофер явно испугался. Я смотрел через стекло на проплывающий мимо город. Потом снова закурил, но таксист не произнес ни слова, даже стекло не опустил. – Простите, – произнес он, когда мы остановились у светофора, – где в Накамегуро? – У станции. – Хорошо. Машина поехала, и я снова уставился в окно. Внезапно мне вспомнилось, как я впервые убил человека. Я уже забыл почему. Когда нож вошел ему в живот и я провернул клинок, то по лезвию в мою ладонь передалась судорога, будто его внутренности сжались в комок. Почему-то о своем втором трупе я ничего не запомнил. А вот первый навсегда остался в памяти. – Станция. Машина остановилась. Я протянул шоферу две банкноты по сто иен. Я пошел по дороге вдоль реки, больше похожей на канал. Ее называли рекой, но только днем можно было заметить, что вода в ней движется, а сейчас, ночью, поверхность казалась мертвой. Я приблизился к дому Йоси. У подъезда горел свет. Неожиданно кто-то скользнул из темноты мне навстречу: – Вы Танака, ведь так? Наверняка убийца, подумал я. И никакой гарантии, что он один. – Да, я Танака. – Где вы спрятали Йоко? – Йоко? – Не притворяйтесь, что не знаете ее! Он вытащил руку из кармана – в ней был нож. Он даже не знал, как им пользоваться – держал неправильно. – Йоко? Ты говоришь о шлюхе? – Это по вашей вине она стала проституткой. – По моей вине? Ты шутишь? Она проститутка, потому что ей это нравится. – Я убью вас! Молодой парень, лет двадцати. Я отбросил пиджак, висевший на руке. Одно это движение заставило его отступить на два шага. Он спрятал руку с ножом в карман. – Итак, ты меня поджидал? – Я ждал Йоко. – Ну конечно. А тут я. Зачем тебе нож? Хотел зарезать Йоко? – Я хотел заставить ее слушать. – Она не слушает тебя? Ты вонючий кусок дерьма. Зачем ей тебя слушать? Женщина, которую ты любишь, – шлюха. Просто купи ее, и все дела. Или ты не мужчина, что не можешь купить ту, которую любишь? Если не можешь, то ты просто кусок дерьма. Я знал, что эти слова могут спровоцировать его. И все равно настойчиво повторял их. Вместе с пиджаком я отбросил чувство осторожности. – Йоко не... – Она дешевая потаскуха. Он зарычал, бросился на меня и ударил ножом. Удар пришелся прямо в живот. Вернее, он не ударил, а ткнул. Нож лежал в ладони неправильно, поэтому клинок направился не вглубь, а вскользь. Когда парень увидел кровь, хлынувшую из раны, его начала бить крупная дрожь. Я просунул руку под рубашку и коснулся раны. По пальцам потекла кровь. Почему-то мне захотелось смеяться. – Ты почему меня не убиваешь? Я шагнул к нему навстречу. Я смеялся, зная, что будет дальше. Снова шагнул – он отступил назад. – Если ты меня не убьешь, то сам простишься с жизнью. Еще шаг. У него отвисла челюсть, он весь дрожал – я хорошо это видел в свете фонаря. Он почти не мог стоять на ногах, и я ударил его в подбородок. Он наткнулся на бордюр и рухнул на землю. Наверное, обмочился. После этого я взял себя в руки. Стоял и смотрел на него сверху вниз. Парень корчился на земле с открытым ртом, его трясло. Говорить он не мог. Я оглянулся, подобрал пиджак, вошел в подъезд и вызвал лифт. Кровь сочилась сквозь рубашку, но не так чтобы очень сильно. Седьмой этаж. Я позвонил, и Йоси открыла дверь. – Дай нитку и иголку. Пройдя прямиком в ванную, я разделся. Рубашка так пропиталась кровью, что ее можно было выжимать. Кровь попала и на брюки. В длину рана была сантиметров десять. Клинок рассек мышцы на глубину до трех сантиметров. Йоси принесла иголку и нитки. Я вонзил иглу в свою плоть; она вошла легко. Принялся потягивать нить, делая стежок. Кровь все сочилась. Второй стежок. Йоси издала какой-то странный звук. Она возбудилась. Даже сильнее, чем обычно. Взгляд расфокусировался. Я сделал третий стежок, четвертый. Всего получилось семь стежков. Потянул за нить, затягивая ее и сводя края раны. Порез закрылся, и я завязал нитку на узелок. Пальцы слиплись от крови; кровь сбегала по животу, потекла по бедру. Йоси коснулась бедра левой рукой, снова издала тот же странный звук и вдруг прижалась к окровавленной коже лицом. Я сидел не двигаясь и ждал, когда Йоси закончит мастурбировать. Потом включил душ и смыл кровь холодной водой. Стоя в ванной, плеснул водой в лицо Йоси. Из нас получилась замечательная пара, подумалось мне. Пришлось дать себя порезать, чтобы она узнала, что такое настоящая кровь. Помывшись, я приложил к ране полотенце, вышел в зал и уселся на диване. – Сейчас принесу что нужно, – сказала Йоси, снимая с себя мокрую одежду. Она уже пришла в себя и могла говорить. Йоси достала из аптечки антисептик и марлю. Кровь остановилась. Я отнял от раны полотенце и приложил марлю, пропитав ее антисептиком. Увидев рану, Йоси снова начала постанывать. – Одного раза достаточно. – Прекрасно, – холодно произнесла она. – Пиджак у меня в порядке, а брюки в крови. Почисти и погладь. Завтра я их надену. – Займусь этим прямо сейчас. Взяв брюки, Йоси вышла в ванную. Они были запачканы только возле пояса; в крайнем случае можно прикрыть пиджаком. Кровотечение почти прекратилось. Зато пришла боль. Я посчитал, что внутренности он мне не попортил. У него просто сил не было, чтобы ударить как надо. Я сидел и думал. Вообще-то в таких случаях я бью человека до смерти. А тут один раз ударил. Старею, наверное. Йоси вышла из ванной и взялась за утюг. Я сменил повязку – окровавленную марлю снял, чистую прижал к ране. – Есть у тебя хорошая рубашка? – Есть две. Только что из прачечной. Галстук я снял еще раньше и спрятал в карман пиджака. – Я немного посплю. Если не проснусь к семи, разбуди меня. Вата у тебя найдется? Если нет, раздобудь кусок ткани. Надо наложить тугую повязку. Примерно вот такой ширины. Я показал пальцами, какой именно. Потом нырнул в постель. Из-за боли я заснул не сразу. Жить как собака. Сдохнуть как собака. Неожиданно в голове всплыло, откуда это у меня. От старика, от босса. Когда я встретился с ним, мне было девятнадцать. – Ты похож на собаку. На голодного бродячего пса. Тогда босс был молод. И амбиции у него были такие, что искры сыпались из глаз. Почему-то в голове у меня засела эта фраза: "Как собака". Я и собирался жить и сдохнуть как собака. Был готов к этому с тех пор, как услышал эти слова от старика. Сам не заметил, как уснул. Потом Йоси разбудила меня. Было семь утра. Побрившись и сменив повязку, я несколько раз обернул торс длинной полосой материи, стараясь, чтобы ткань поплотнее легла на рану. Йоси тщательно отгладила пиджак и брюки – костюм выглядел как новый. Я чувствовал боль в боку, но понемногу привыкал к ней. Мои кишки остались целы. – Знаешь, ты странная женщина. – Я хотел сказать ей, что мы подходим друг другу. – Думаю, ты была бы в экстазе, если бы меня всего изрезали и я корчился от боли. – Сердишься? – Нет. – Я сама была поражена, но ничего не могла с собой поделать. – Все прекрасно. Со мной можно так себя вести. Я всего лишь собака. Йоси не поняла, что я хотел сказать. Она сварила кофе, и я съел пару тостов. – Вид у тебя неважный. Я потерял много крови. Наверняка выглядел хуже, чем обычно. Это очень хорошо – как раз для похорон. – Не понимаю, как это возможно – самому зашить такую рану на собственном теле. – Мы, якудза, сами зализываем свои раны. Вот такие мы люди. Я встал и вышел в прихожую. Когда надевал обувь, боль резанула особенно сильно. На одном ботинке заметил пятно крови. – Придешь сегодня вечером? – Никогда не задавай якудза подобных вопросов, – ответил я, обуваясь. Выйдя на улицу, я не смог определить, где именно произошла стычка с поклонником Йоко. Где-то рядом с подъездом. Сначала я прошелся по улице вдоль реки, затем вышел на главную дорогу, чтобы поймать такси. Жить и сдохнуть как собака. Ничего не изменилось. Я продолжаю жить как собака. Собака и есть – вот кто я такой. Остановив такси, я назвал адрес нашего офиса. Машина помчалась по городу, залитому утренним солнцем. У входа в офис стояло четверо парней. Одного я видел впервые. – Ты кто? – Его зовут Канеко. Он новенький. Помогает убираться в офисе. Брат Сугимото его привел, – объяснил один из парней. Канеко низко поклонился. – Похож на бродячего пса, – произнес я и повернулся к нему спиной. Вошел в офис – все уже блестело чистотой. – На похоронах соберется весь клан. Постарайтесь быть на высоте. Ведите себя так, чтобы боссу не пришлось за вас краснеть, – обратился к семье Сугимото. Парни ответили дружным громким кличем и поклонились. – Едем? – спросил Сугимото и первым вышел из офиса. Черный как ночь "мерседес". Бродячий пес Канеко гордо застыл у машины и придерживает открытую дверцу. – Когда придет твоя очередь умирать, желаю тебе выглядеть так же. – Спасибо! Я сажусь в "мерседес" и достаю сигарету. Сугимото подносит зажигалку. "Мерседес" трогается, я медленно выпускаю струю дыма и закрываю глаза. В голове – ни единой мысли. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9 |
|||||||