Кирпичев Вадим Владимирович
      И вдалеке были слышны флейты...
      "ТАНКИ МАФИИ ВЗЯЛИ ДОНБАСС.
      Сегодня, 1 декабря, пройдя без боя город Ростов-на-Дону и преодолев героическое сопротивление российских войск, шестая танковая группировка мафии при поддержке тактической авиации штурмом взяла Донбасс. Федеральные войска организованно отошли на заранее подготовленные позиции. Министр обороны России обещает создать железный вал на рубеже между Белгородом и Курском. Это будет девятый вал для мафии! Министр заявил: "Если российско-кавказская мафия посмеет сюда сунуться - она будет уничтожена в два дня. Так будет! Залогом тому мудрость генералитета, доблесть..."
      - Марина, ты по-прежнему против?
      - Категорически.
      Отфутболив газету, Игорь Иннокентьевич принялся расхаживать между письменным столом жены, в сугробах рукописей, и громадным эркером в дорических колоннах темно-зеленых штор, прорезанных каннелюрами складок. Треск паркетной доски носился за ним собачонкой.
      - Но почему? О боже! Мое открытие может спасти Россию. И это не хвастовство! Я ведь отличный генетик. Марина! Если так дальше пойдет, - эти мафиозные рыла в наколках скоро будут по Кремлю расхаживать. Чему ты рада? Да ты не слушала меня!
      Седеющая грива, качнувшись, зависла над столом. Затрубил бас:
      - Единых тайн двугласные уста,
      Себе самим мы - Сфинкс единый оба.
      Мы - две руки единого креста.*
      * Вячеслав Иванов.
      Игорь Иннокентьевич закрыл книгу, улыбнулся, чмокнул жену, забасил снова:
      - Мариночка, нам не спрятаться в Серебряном веке. Проснись, милая, послушай евгеника.
      - Луддит ты, и сам того не знаешь. Мы не имеем права замахиваться электронным микроскопом на божественный замысел - это нахальство.
      - Нахальство - верный признак гения.
      - Поэтому так тяжело и живется в России.
      - А что делать? Выглянь в окно - там безжалостный ХХ! век.
      На ладони артистичного жеста он подал жене панораму города. За ажуром гардин, сквозь легкомысленность снегопада, провисая в небо куполами, врастала в века каменная гряда Санкт-Петербурга.
      - Что-то Валерика долго нет, - Марина вздохнула. - Не случилось бы чего. На прошлой неделе по соседству ученики математичку забили...
      Она шагнула в эркер, в его снежное каруселье, готовая по каменно-резному мосту города, радугой улетающего за горизонт, убежать на поиски сына. Стекла задребезжали от далекого взрыва. Началась перестрелка.
      - Игорь, ты всерьез говорил, что мафия захватит Москву?
      - Гм, я смахиваю на идиота? Только полоумный способен так думать. Наши генералы, может быть, не ганнибалы, но уж столицу кавказской мафии не выдадут. Они ей покажут кузькину...
      Ударил далекий пулемет.
      - Извини, что-то тяжело дышать... Валерику давно пора вернуться.
      - Ох, да у тебя руки ледяные. Успокойся, Мариночка.
      - Нежный он у нас - не по эпохе.
      - Зато дочка в тебя. С характером! Эх, и почему я тебя слушаю? Ведь поменять русскому человеку два-три гена, чуть подправить Х-хромосому, и мир вздрогнет - это будет вселенское чудо! Он любит труд, жаждет полезной деятельности, социально озабочен, улыбчив, обожает конкуренцию, отвращен от кормушек. А всего тройка мастерских ударов по ДНК. Представь, россиянин хомо моралис! Талантливый я улучшатель рода людского.
      - Мечтатель ты, талантливый.
      - О, гениальный!
      - Хвастун.
      Душой она была в окне, где ночь уже заслонила мир своей люрексовой юбкой.
      - Эх, Марина, не стой научная мафия у меня на дороге, я давно был бы нобелевским лауреатом, Уотсоном вкупе с Криком ХХ! века. А твои капризы? Да найдется ли еще такой ученый-недотепа, променявший мировую славу на уважение жены?
      - Какой жены!
      - О?
      Игорь Иннокентьевич обнял ладонью узкие плечи, вздрогнувшие под рукой, - за окном ударил гранатомет.
      - Где же Валерик?
      Почти сразу в коридоре завозились, что-то рухнуло. Детинушка, темечком под косяк, ростом с отца, плечиком навалился на распахнутую дверь. Шурупы затрещали.
      - Наконец-то, сыночек! Погоди, ты пил водку?
      - Во-первых, мать, водку лакает рэкетирское быдло, а в нашей филологической группировке принимают на грудь исключительно "Камю". А во-вторых, я не дурак! Все наши главари пьют, а мне нельзя?
      - Ты как с матерью разговариваешь? - навис над начинающим филологом Игорь Иннокентьевич. - Вообще, куда ты катишься?
      - Ба, мой бедный папочка!
      - Валерик, не испытывай ахиллесово терпение отца. - Марина поспешила стать между поколениями.
      - Пусть не учит. Мочил ты, папочка, всю жизнь белых мышей и чего добился? Нет, я пойду не мышей делать.
      - Что за бред? Я известный ученый, меня цитируют, я почти академик...
      - А-а, ты всю жизнь - "почти".
      - Марина, убери этого мерзавца - я за себя не ручаюсь!
      На шум выглянула дочь, года на два старше и на голову ниже братца.
      - Сколько раз просила, осторожней с отцом, у него же сердце, дундук.
      - Да пошла ты, Ленка...
      Толкнул молодец сестру. Та завизжала и вцепилась ему в шевелюру. Рухнув, они покатились по паркету.
      - Ой, мамочка...
      - Леночка, ты мне мальчика покалечишь!
      Бросилась мать, но Валерик уже начал кросс по квартире, убегая от разъярившейся сестры, как щенок сенбернара от кошки.
      Примирил всех круглый кухонный стол.
      После ужина, когда страсти в семье улеглись, Марина, жмурясь от удовольствия, юркнула в свое двухтумбовое дубовое царство. Подтянула сугроб рукописи с каллиграфической птичьей вязью по первой страничке "Символизм и революция". Вдали заквакали минометы, пурга размазывала снежные рожи по стеклам, лапила их вихрями со всех сторон разом, выискивая щелочку, - а в кабинете никого. Марина сбежала в свой Серебряный век.
      Солнечным январским утром Игорь Иннокентьевич шествовал к Невскому. В скверике шел бой между милицией и ОМОНом за контроль над торговыми рядами. За коммерческим киоском кого-то били смертным боем. Процесс саморегуляции рынка шел вовсю.
      Какой счастливый день! Завершен труд жизни - получена верная технология трансформации ДНК! И надежно спрятана в сейф! Улыбался мальчишкой Игорь Иннокентьевич, нащупывая в кармане заветный ключ. Ключ от славного будущего России. Отныне ей гарантирован трезвый и нравственный гражданин. Держись, уголовка! Прощайте, пьянство и преступность! Чао, мафиозные морды! Вы обречены! Да-с.
      Любовь к людям душила ученого. Неделя безвылазной работы в лаборатории сказывалась. Потянуло к братьям и сестрам по роду людскому. В толпе под громкоговорителем, на самом углу Невского, ученый и остановился.
      - ...какой гаденыш будет бутыркаться, то такую обвиниловку вмажу - на какырках приползет!
      Судя по всему, выступал министр внутренних дел.
      - Так что, фраера Санкт-Петербурга, будьте покойны, если кто пойдет на стоп с прихватом или будет к вам чепаться, то цветные нашего министерства будут на стреме закона, в смысле - на страже!
      Успокоенный министром народ задумчиво расходился. Пошел себе и Игорь Иннокентьевич.
      Марина даже не улыбнулась вошедшему мужу, не поднялась. Не мигая, таращилась в черный квадрат телевизора. Захотелось обрадовать жену.
      - Мариночка, я вчера слышал, что Казанское паханство отложилось от мафии и объявило о своей уголовной независимости. Кавказкая мафия обещала Казань на правило поставить за ее суверенитетный беспредел. Может быть, эти урки друг друга перережут, а?
      - Игорь, мафия захватила Москву.
      - Не может быть, - Игорь Иннокентьевич сел, - когда это произошло?
      - Сегодня.
      - Город разрушен? Пожары?
      - В том-то и ужас - нет.
      - Что за глупости! Ну...
      - Новый мэр оказался вором в законе, и когда танки южан подошли к столице, банковские гвардейцы подняли путч. Пятая колонна...Игорь, как же так все перевернулось? Ведь еще недавно Грозный брали...
      - А я говорил, я их предупреждал: опомнитесь, в стране воров будут править убийцы!
      - Замолчи...
      Марина зарыдала, бросилась к мужу.
      - Мне страшно, Игорь! Что с Петербургом будет?
      Игорь Иннокентьевич обнял, спрятал ее в лапищах.
      - Мариночка, сейчас наших лучших парней мафия убивает от Смоленска до Тихого океана... давай сделаем все, что в силах. Технология трансформации готова; рассчитана и критическая масса - двенадцать человек. Дальше процесс пойдет лавинообразно. Побочные эффекты я минимизировал. Пойми, Марина, россияне устали работать из-под винтовки. За трудовые деньги? Нам на них всегда было наплевать. Только мои гены заставят работать Россию!
      - Но мафия не простит такого. Она убьет тебя.
      - Я все продумал. Мы уедем.
      - Извини, Игорь...
      - Ни слова. Я знаю: наш крест здесь - не о Канаде речь. У Кузьмича в отделе отработан криосон на сто пять - сто десять лет. Мы не за границу улетим, Марина, - в будущее! Милая, мы проспим этот уголовный, националистический, сепаратистский, узколобый, ужасный ХХ! век. Страшен он будет для России, но потом... Мы все разом, всей семьей проснемся в ХХП веке - в Золотом веке России, Марина! И мы увидим небо в алмазах!
      - Угу... и вдалеке будут слышны флейты.
      - Вот именно!
      Марина бросила на мужа странный, длиною в век взгляд, раскрыла книгу.
      - Прочти-ка Кузмина, милый.
      - Гм... это всего лишь стихотворение.
      - Боже мой, неужели ты так и не понял, что за пошлость сочинил? Мафию нельзя уничтожить ни танками, ни законами Ньютона. Не вышибить царь-пушкой то, что в самой российской душе. Вспомни нашу историю: от княжеских раздоров до кулачных боев на Масленицу. Неужели тебе до сих пор не ясно, кто самый страшный враг России?
      - Рациональные предложения не изволите?
      - Что делать? Не знаю. Но не так, не так - не траками по душе! Я запрещаю тебе, слышишь?
      Марина погладила отвернувшегося мужа по небритой щеке. Обхватила поникшие богатырские плечи.
      - Я люблю тебя, Игорь. Господи, двадцать пять лет люблю, и, пока ты рядом, мне не нужен никакой Золотой век. Я выбираю нашу любовь, нашу семью и... век Серебряный! И никакой мафии этого у нас не отнять.
      - Может быть, ты и права, - бас зашершавился обиженной хрипотцой, только мафии не нужна наука. На что жить? Ладно, пойду в спекулянты, прокормимся. За остальное пусть у элиты голова болит. Для нас, простых людей, с приходом мафии к власти все равно ничего не изменится.
      Ранним утром дубовая дверь загудела под ударами кованых кроссовок.
      - Все во двор!
      Заколотили в соседнюю дверь.
      - Всем жильцам - во двор!
      Марина, Игорь Иннокентьевич, дети лихорадочно одевались. Начиная с 1 марта, показательные расстрелы проводились новыми хозяевами Питера регулярно. ФСБ (Федеральный Сходняк Бандитов) и МВД (Мафия Внутренних Дел) крепко сдружились с южанами и теперь в Петербурге всем заправляла мафинклатура, эта чисто российская помесь проворовавшихся коммуняк с молодыми головорезами.
      К стенам домов жалась городская чернь: известный наш евгеник, Марина, заканчивающая докторскую диссертацию, обнявший скрипку соседский мальчишка, учителя, ученые. Посреди двора, бросая вызов голубизне небес китайскими спортивными штанами, расхаживала российская элита - гориллы-автоматчики. Подкатил черный "Мерседес", и из него выбрался первый авторитет Невского проспекта. Зевнул, почесал волосатую грудь. Гориллы швырнули к "мерсу" в кровь избитого паренька.
      - Пахан, родной, не выдай!
      Парнишка облобызал кроссовки мафиози. Зверюга-мафинклатурщик сграбастал рыжую шевелюру, задрал к небу лицо, разбитое в кровавую хоккейную маску.
      - Ах ты, харя журналистская! Возомнил себя критиком мафии, писака?
      Гориллы вдруг захлопали себя по карманам.
      - Нет, отец, нет!
      - А кто ляпал: "Куда смотрит городская мафия?" Кто говорил, что пахан Невского не следит за порядком?
      - Я лучше хотел для мафии...
      - А получишь свое. Кончайте.
      Гориллы набросили на грудь пареньку табличку "журналист" и за ноги поволокли к стенке.
      - Нет! Я больше не буду, не надо... - извиваясь, тот цеплялся за мартовскую, перемешанную со снегом и грязью землю.
      - Милиция, куда смотрит мили...
      Лена быстро зажала рот забасившему Игорю Иннокентьевичу. Взглядом показала по сторонам. Красномордые откормленные милиционеры строго следили, чтобы при расстреле журналиста не нарушался общественный порядок. Хлопнул выстрел в голову. Чернь молча расходилась.
      Марина плакала: уставилась на каменный сад в триптихе окон, и слезы текли по ее щекам. Неужели опять не согласится? Игорь Иннокентьевич вздохнул. Он устал спорить. Какой век идет их вечный интеллигентский бой? Какое тысячелетие они не могут ответить на вечный вопрос Блаженного Августина: чем государство отличается от грандиозных размеров шайки?
      Рука крутнула ручку приемника. Интервью давал новый министр иностранных дел. Известный интеллектуальный авторитет.
      - Хлопнем по заду Запад! Тиснем Европу за нормандский бюст, лапнем по итальянской ножке, задерем Европе тирольские юбочки, влезем в самые ее укромные швейцарские места. Даешь, Европа, от Дувра до Урала!
      Бузил и плескался в волнах эфира отъявленный мидовец.
      - Нам, новым русским, нет земли за Уралом! Загоним Дальний Восток японцам, Сибирь - китайцам! Цари веками, а коммунисты десятилетиями гнали за рубеж богатства Сибири и не могли с ними справиться, недоумки. А мы все спустим в момент! Могущество Китая будет прирастать Сибирью! Ха-ха!
      Резвясь и играя, панибрат Геродота и сын лошади Пржевальского заржал жеребцом.
      Игорь Иннокентьевич страшно заскрипел зубами и выключил резвеца. Марина молча плакала. Оставалось только ждать. Ждать, когда волосатая лапа, сверкнув золотой печаткой, не сотрет навеки имя Россия и не выведет паучьими жирными раскоряками по среднерусской возвышенности - К А Ф К А З.
      А через неделю уличной бандой была изнасилована дочь.
      Еще через неделю Лена вскрыла вены.
      - Ты не мужчина, ты - тряпка, ничтожество! Ты не посмел, ты не смог нас защитить!
      Марина сорвалась дома, после похорон, оставшись с мужем наедине. Кричала в лицо, а Игорь Иннокентьевич лишь беспомощно ломал пудовые кулаки и кусал губы. Отошла не скоро, когда черный креп ночи наглухо затянул окна.
      - Извини, Игорь, я не имела права так говорить, я... я была не права. И я согласна на твой эксперимент.
      - Слава богу. Идею жалко, ведь идея красивейшая.
      - Чем только заплатим за эту красоту? А ведь платить придется.
      Но на эти слова Игорь Иннокентьевич ничего не ответил.
      На подготовку побега в будущее ушел целый год. Само устройство генетического скачка не затянулось, но оборудование надежной пещеры отняло массу сил. Жили на Урале, в пыльном рабочем городке, и каждый день уходили в горы; таскали оборудование, маскировали вход, обрывающийся прямо над рекой.
      Сборы закончились в мае. Игорь Иннокентьевич втянул лестницу. Прежде чем задраить логово, огляделись окрест. Чахнущий, даже в весну, лес. Загаженная речка, погибающий от водки городок вдалеке.
      Чем встретит новый век? Счастливым миром? Или каменистой пустыней с рыскающими кругом шайками? Марина погладила пудовый кулак мужа. Пальцы разжались, прикрыли милые плечи. Они вместе. У них есть любовь. Им было что терять. Поэтому они смело шагнули в черную бездну глубиной в век.
      * * *
      И проснулись они, и узрели прекрасный цветущий мир, звенящий утренними звездами. И рыба билась в кристальной реке, и кудрявые аллеи вели к граду, и небо было в алмазах.
      И спустились они к пышному граду, и встретили их вечно улыбчатые люди, и улыбки эти были страшны. Словно распахнулись по всему белу свету дверцы лифтов, и заклинили навеки те дверцы ломами.
      И заломили им руки за спину улыбчатые люди, и развели в разные стороны, и, скрутив, привязали к койкам. Сделали уколы. А сделав уколы, объяснили. Все объяснили. Как есть. Что уничтожение мафии убило семью. И жить им теперь смертельно счастливо в мире, где каждый счастлив в одиночку.
      И бились они в руках санитаров, и затихали. А затихая и начиная улыбаться, улыбаться, улыбаться, они все хотели что-то сказать улыбчатым людям, но не могли. А губы их все равно упрямо шептали и шептали...
      ... в теплой, душистой ванне,
      не слыша никаких прощаний,
      открыть себе жилы,
      и чтоб в длинное окно у потолка
      пахло левкоями,
      светила заря
      и вдалеке были слышны флейты.*
      * М.А. Кузмин. Поэт Серебряного века.