— Шутник... Вот тебе ножичек, счисти печать. Игорь стал соскребать наклеенную печать острым, как резец, ножичком. Марина Алексеевна сняла со стены рамку и вынула из неё Ларисину грамоту.
— Кто выдал? — спросил Игорь.
— Я сама догадалась.
— Это неправда.
— Ну, неправда, — согласилась Марина Алексеевна. — Но ты должен понять, почему я вынуждена говорить неправду. Ты сам один раз сказал мне неправду, тоже вынужденную. Ты меня даже ограбил. И всё-таки я считаю тебя честным мальчиком. Поэтому ты простишь мне мою неправду.
— Нет. — Игорь помотал головой. — Одно дело — я, а другое — вы. Всем можно, а вам нельзя. И зря вы врёте, я уже сам догадался, кто выдал. Мне она сразу не понравилась. Вся из себя выламывается, вся как на цыпочках и завистливая... Вот, готово.
— Давай.
Марина Алексеевна, не торопясь, вставила в рамку нарисованную Игорем грамоту, повесила на стену.
— Видишь, всё вышло, как ты хотел, — сказала она.
— Да, спасибо, — сказал он. — Только надо было сразу.
— Почему ты не спрашиваешь, отдам ли я грамоту Ларисе?
— Я же вижу.
— Да, мы понимаем друг друга, это большая радость. — Она обняла его, провела сильной рукой по волосам, по лицу, как бы снимая что-то. Потом отстранила от себя, держа за уши. — Жалко расставаться, парень. Приезжай будущим летом, скажи маме, что я приму без всяких затруднений.
— Спасибо за приглашение, Марина Алексеевна, мне очень тут понравилось в Ласпи, — сказал Игорь.
— И Лариска приедет, да?.. Ну, иди спать.
— Вы что, опять меня никак не накажете? Начальница усмехнулась.
— Хотела бы, да как я могу тебя наказать? Смена кончилась, а с нею и все наказания... Да, я же хотела дать тебе грамоту, уже написана была. Но после такой новости... — Она покачала головой. — Сам понимаешь, рука не поднялась. Вот тебе и наказание, ты лишён грамоты.
— Я бы лучше значок хотел, — признался Игорь со вздохом сожаления. — Значок в школу носить можно. Вот если бы вы меня лишили значка, я бы очень огорчился, а грамоты — это ничего.
— Жаль, лишить тебя значка я не догадалась. — Марина Алексеевна тоже вздохнула с сожалением. — Ну, ступай.
Развернула его и легонько толкнула к двери.
Тюбик вилял хвостом, но сахару с собой не было.
Игорь присел и погладил собаку, почесал шею и за ушами, похлопал по спине. Встал и увидел рядом Марину Алексеевну.
Она приколола ему значок над кармашком:
— Носи в школу. Будь настоящим ласпинцем, честным, смелым, справедливым, добрым и сильным. Слушайся старших и помогай младшим. Будь готов!
— Всегда готов! Игорь побежал в отряд.
Андрей Геннадиевич одной рукой писал, а другой рукой ерошил волосы на затылке.
Он обернулся на звук шагов:
— Сколько времени?
— Не знаю, — сказал Игорь.
— Это что, — нахмурился вожатый, — опять Судаков болтается?
— Опять, — сказал Игорь.
— Марш в койку1
И вожатый углубился в своё писание.
Глава семнадцатая
Игорь проводил глазами автобус, увозящий Ларису. Подумал, что через пятнадцать минут его можно будет ещё раз увидеть высоко на горе, где он выезжает на Ялтинское шоссе. Подождал и ещё раз увидел. Автобус медленно, как жук по дощечке, прополз до поворота и пропал уже навсегда.
Игорь вспомнил слова Ивана Ивановича, что от всех горестей жизни спасает работа, и пошёл к нему в мастерскую. Попросил сучок и резец и стал делать человечка, опирающегося на палку.
К Ивану Ивановичу пришла худенькая девушка, начинающая художница из Симферополя. Зайдя потом в комнату попить воды, Игорь не узнал сразу Ивана Ивановича, испугался, что кто-то другой сидит на его табуретке. Иван Иванович был в наглаженных светлых брюках, в свежей жёлтой рубашке, такой отшлифованный, солидный, не хуже, чем папа.
Игорь стал пить воду очень медленно, чтобы послушать.
— Работа будет непрерывной и напряжённой, — говорил Иван Иванович девушке. — Судя по вашим рисункам, вы обладаете талантом. Однако что это значит? Талантливы все. Природа не создаёт бездарных, она не расточительница. Но! Одни люди развивают свой талант, настраивают на определённую волну и запускают в работу. Другие — и таких, к нашему общему сожалению, много — оставляют талант тлеть вхолостую, подобно свече, накрытой кастрюлей. Для того чтобы снять со своей свечи чёрную кастрюлю инертности и лени, необходимо прежде всего создать свою личность, а уж потом хвататься за кисть...
Допив последний глоток, Игорь ушёл во дворик и продолжил работу.
Он резал, пока совсем не стемнело.
Вернулся в комнату.
Девушка уже ушла. Иван Иванович снова был одет в шорты и мягкую клетчатую рубашку. Он смотрел в книгу.
Игорь поставил своего человечка на опустевшую полку.
Оторвавшись от книги, Иван Иванович предложил:
— Поскучаем вместе? Есть кофе.
— Нет, я лучше один, — ответил Игорь. — До свиданья. А девушка была очень красивая, мне понравилась. Завтра я уезжаю. Всего вам хорошего.
— Всего доброго, Игорь. Желаю успехов. И немножко удачи.
Игорь вышел, спустился со сцены и наткнулся на Дунина.
— Слушай, в восьмом отряде один парень, сын командира корабля, папа за ним катер прислал, стоит у причала, — единым духом выпалил Дунин. — Я со старшиной говорил, он тебя возьмёт в Севастополь и ночевать где устроит. Идея?
— А зачем?
— Как зачем?! Лариска в Камышовой живёт, адрес у тебя в кармане, на десятом троллейбусе полчаса от центра. Сегодня поздно, а завтра можешь заявиться хоть в семь утра, хотя лучше, конечно, в восемь, она как раз на пляж пойдёт. Это же поступок!
Игорь не стал спрашивать, откуда Дунин знает, что адрес Ларисы у него в кармане и что она пойдёт на пляж в восемь утра.
Он только сказал:
— По-моему, это не поступок, а трепыхание. Переполох был бы и здесь и там, опять неприятности. Мы попрощались.
Помолчав, Дунин тихо спросил:
— Навсегда?
— Навсегда только умирают, — сказал Игорь. — Ты же мне перед зимними каникулами пришлёшь письмо с приглашением?
— Конечно! Мне Марина хотела грамоту дать за праздник Нептуна, уже написана была.
— Почему же не дала?
— Всё потому. Светка разболтала как раз перед прощальной линейкой. Марина рассвирепела и разорвала грамоту в клочья.
— И меня грамоты лишила.
— Я знаю... Слушай, тебе так ничего и не было?
— Смена кончилась, — сказал Игорь. — Что она может сделать?
— Да? — протянул Игорь. — Мало ты знаешь. Она может такое написать отцу на работу, кого он воспитал. Или в школу. Думаешь, не бывало таких случаев?
— Она же понимает, что мы с тобой не для безобразия всё это сделали, а для справедливости. Марина Алексеевна всех насквозь видит.
— Нарушение есть нарушение.
— И всё-таки существует разница, — возразил Игорь. — Всё дело в разнице.
— Ты говоришь всегда как-то в общем, — заметил Дунин. — Объясни лучше на примере из жизни.
— Пожалуйста. Когда мы в ватербол играем во время купания и мяч улетает за буйки, ты же плывёшь за мячом, нарушаешь основное правило купания. И тебя никто за это не наказывает, потому что есть разница, из-за чего нарушаешь.
Дунин засмеялся:
— Мяч пропадёт. Если запретить его доставать, мячей не напасёшься!
— Может, и тут чего-нибудь пропадёт... Нам не видно, а Марина Алексеевна разбирается...
Игорь смотрел на море, думал о катере, на котором не поплывёт в Севастополь, и о Ларисе, которую завтра не увидит.
Он ещё не знал, а Дунин уже догадался, что завтра Лариса придёт на вокзал провожать ленинградский поезд.
Дунин думал, сказать другу об этом или не говорить, пусть лучше будет неожиданно. Решил, что, во-первых, неожиданно — это лучше, а во-вторых, ему будет упражнение на держание языка за зубами. Дунин любил задавать самому себе разные такие упражнения.
Он стойко исполнял своё упражнение на выдержку до самого утра, а после завтрака, когда отъезжающие атаковали автобус и они с Игорем обнялись на прощанье (Игорь в атаке не участвовал, сорок минут до Севастополя можно и постоять).
Дунин не выдержал.
— Лариске привет передай, — сказал он. Игорь выпучил на него глаза.
Дунин сказал с невинным выражением на лице, как о совсем обыкновенном и давно известном деле:
— Она придёт к поезду тебя провожать.
Игорь стукнул себя кулаком по лбу и кинулся в автобус.
1979
