Иван Кирий
      Дело Ирины Гай
      Перевод с украинского Н. Бурлак.
      В сборник вошли приключенческие произведения украинских писателей, рассказывающие о нелегком труде сотрудников наших правоохранительных органов - уголовного розыска, прокуратуры и БХСС. На конкретных делах прослеживается их бескомпромиссная и зачастую опасная для жизни борьба со всякого рода преступниками и расхитителями социалистической собственности. В своей повседневной работе милиция опирается на всемерную поддержку и помощь со стороны советских людей, которые активно выступают за искоренение зла в жизни нашего общества.
      ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ "ВОЛЧЬИ ЯГОДЫ"
      Предлагаемый читателям сборник смело можно бы назвать "Украинский детектив-86". А что значит - украинский? Отличается ли он от других чем-нибудь, кроме имен и фамилий действующих лиц? Пожалуй, читатель и сам убедится в этом...
      Отличительная черта произведений украинских мастеров приключенческого жанра - повышенная "лирическая температура" повествования, о каких бы трагических событиях ни шла речь. И дело не только в том, что роман, давший общее название книге, начинается... с пения ночных соловьев на берегу Днепра, которых звукорежиссер областного радио Ярош успевает записать перед самым отъездом в отпуск. Нет, лиризм пронизывает всю ткань повествования, и мы не можем не сочувствовать безнадежно влюбленному сотруднику угрозыска Ванже, рыжеусому украинскому хлопцу с чувствительной душой, или Рахиму Гафурову, по-юношески влюбленному в жену и мать своего многочисленного потомства Зинаиду - осиротевшую дочь его фронтового товарища, или даже службисту-сухарю Очеретному, который тоже, оказывается, способен страстно любить. Именно лирическая атмосфера романа и усиливает справедливый гнев читателя против тех, кто ради наживы запутывает в свои сети хороших и милых девчат с трикотажной фабрики, коверкает им жизнь, а то и безжалостно обрывает ее в самом расцвете, чтобы замести следы преступлений. Именно лирический настрой помогает автору показать каждого из действующих лиц живым человеком - в горе или радости, в душевных тревогах и волнениях.
      Любовь к мужу и боязнь потерять его, любовь к детям, ставшим родными, пусть и не по крови, и страх - неужели холодные руки подлеца безжалостно разрушат это теперь уже не только личное счастье! - вот движущие пружины действия в повести "Дело Ирины Гай".
      Обманутые надежды и жгучая ревность, переплетение мелких, "полудетских" обид с более глубокими, пакостно эгоистическими мотивами в основе конфликтов другой повести - "Месть".
      И сквозь все эти роковые страсти, вполне в духе раннего украинского романтизма, все явственнее звучит очень важная для воспитания именно юных, неокрепших душой тема: лучше не оступаться в жизни даже случайно, преступный мир крепко держит свои жертвы... Так, в первой повести, при всем понимании благородных побудительных мотивов поступков Ирины Гай, автор суров и безжалостен в главном - непрочно счастье, построенное на обмане, человек, вступающий в любой конфликт с законом, рано или поздно понесет наказание...
      Авторы сборника - не новички в литературе. Немало книг вышло из-под пера Леонида Залаты и Ивана Кирия; известен не только детективными повестями, но и очерками, фельетонами, юморесками, сборниками стихов и Василий Кохан. Произведения их, включенные в этот сборник, - не головоломные упражнения на детективные сюжеты. Живая сегодняшняя жизнь украинских сел и городов встает с их страниц острыми современными проблемами, которые коротко можно определить одним словом - потребительство. Жажда "красивой" жизни, без особого приложения сил, толкает сообщницу одесского гримера на шантаж несчастной женщины, многолетнее вымогательство у нее денег - как расплату за ее же благое дело. Жажда наживы движет "героями" романа Залаты в их отнюдь не социалистической "предприимчивости".
      И закономерный крах всех этих трутней, а также привлекаемых ими для палаческих целей "недобитков", сумевших было укрыться от справедливого возмездия после войны (тоже характерная примета именно украинского детектива), снова и снова напоминает читателю: красива лишь та жизнь, где есть простор истинно человеческому в человеке, где гармонично проявляются труд и любовь, где счастье, говоря словами поэта, - это "соучастье в добрых человеческих делах"...
      Валентин СВИНИННИКОВ
      1
      Говорят, неожиданные встречи с друзьями и знакомыми чаще всего происходят на вокзалах и в поездах. Не знаю, кто и когда это сказал, но доля правды в этом все-таки есть.
      С Евгением Трястовским мы не виделись лет пятнадцать. Как закончили университет и разъехались по назначению, так ни разу и не встречались, поскольку не были большими друзьями. Просто жили в одном общежитии, играли в сборной университета по волейболу. Играл Евгений всегда азартно, был мастером гасить мячи. Учился он на юрфаке. После окончания направлен на работу в прокуратуру какого-то сельского района. Не то в Полтавскую, не то в Винницкую область.
      И вот через полтора десятка лет встретился я с ним в Киеве, а вернее в поезде Киев - Одесса. Зашел в купе тринадцатого вагона и глазам не поверил: он или не он, Женька Трястовский? Возле окна сидел худощавый, скромно одетый, средних лет человек с небольшой залысиной и заметной сединой в волосах. Он махал кому-то рукой на перроне. Занятый прощанием, на мое "добрый вечер" не обратил внимания. Лишь когда поезд тронулся, я поздоровался с Трястовским во второй раз, заметив, что нехорошо забывать старых знакомых.
      - Извините, - виновато захлопал он темными ресницами. - Но не могу вспомнить, кто вы.
      Пришлось напомнить. Евгений сразу обрадовался. Обнялись мы, поцеловались.
      Первым засыпал его вопросами я: где он? куда едет? как вообще дела? как здоровье? имеет ли тещу?
      Евгений громко рассмеялся.
      - Ты что, поменял профессию?
      - Почему? - удивился я.
      - Сразу так много вопросов иногда задают у нас в следственных органах, - весело пояснил Евгений. И добавил: - Неопытные работники, конечно, новички, как это было когда-то и со мной.
      - А теперь ты уже с опытом? - я дружелюбно подмигнул ему.
      - Да есть немного, - усмехнулся Евгений. - Имеешь дело со старшим следователем городской прокуратуры.
      Потом узнал, что мой друг уже несколько лет живет и работает в Киеве, давно женился, есть дочка-восьмиклассница. А сейчас едет в командировку в Одессу.
      Я искренне обрадовался нашей встрече. Иметь такого попутчика! Ведь я тоже ехал в Одессу. Только не в командировку.
      Один мой знакомый журналист сдал мне на целый месяц дачу за городом, над самым морем. Там я собирался немного отдохнуть и заодно поработать.
      - Хочешь, поживи со мной, пока будешь в командировке, - предложил я Евгению. - Чего будешь ютиться в гостинице? Вместе веселее. Да и море - от дачи рукой подать.
      - И правда! - не раздумывая, согласился Евгений. - Ночевать над морем это же здорово! - Но потом вдруг пристально посмотрел на меня: - Погоди. А чего это ты, друг мой, едешь отдыхать один, без семьи?
      Я объяснил: еду не только отдыхать, но и дописать новую повесть.
      Евгений вдруг оживился, большие светло-серые глаза загорелись:
      - А хочешь, я подарю тебе сюжет для повести? Интересная получится повесть, ей-богу! Только не сейчас, после ужина. А то я так торопился, что не успел перекусить. Жена мне полный портфель провизии собрала.
      В купе мы были пока одни, никто не мешал, и я согласился.
      За ужином вспоминали студенческую жизнь. Потом Евгений приступил к обещанному сюжету:
      - Одна женщина совершила преступление и по закону должна была понести наказание. Но, если принять во внимание ее материнские чувства, преступление это вроде бы реабилитирует женщину. Вот и разберись тут...
      Меня заинтересовал этот случай, и я попросил Евгения рассказать подробно.
      - Не торопись, история долгая, хватит на всю ночь, - ответил Евгений.
      Мы пили чай, выходили в тамбур курить, и, хотя меня разбирало нетерпение, я больше не напоминал Трястовскому о его обещании. Ждал. А он, наверное, обдумывал, как и с чего начать рассказ. Или просто имел профессиональную выдержку.
      Наконец начал:
      - Прежде всего прошу тебя, если соберешься писать, измени имена главных действующих лиц этой истории. Этого требуют весомые аргументы. А впрочем... лучше изменю их я, чтоб тебе не ломать голову. Итак...
      2
      Месяца полтора назад вызвал меня прокурор. И, как часто пишут в приключенческих романах, сообщил, что есть одно срочное дело, которое надо довести до конца. Начинал его следователь из линейного отделения милиции станции Киев-Пассажирский, но вошел в конфликт с подследственной. Она написала на него жалобу. Назначили другого следователя, но тот вдруг заболел и лег на операцию. Вот начальник отделения и обратился к нам за помощью. Начато дело у них, а мне надо продолжить его.
      На следующий день я отправился в линейное отделение милиции и, выражаясь юридической терминологией, принял дело к исполнению. Находилось оно в начальной стадии, состояло из нескольких документов, аккуратно, в хронологическом порядке подшитых в папке.
      Эти документы свидетельствовали, что буфетчица вокзального ресторана Ирина Степановна Гай за сравнительно короткий срок, от ревизии до ревизии, допустила растрату государственных денег - пять тысяч рублей. Как объяснила Гай, деньги она истратила на личные нужды, хотела вскоре возвратить их, но на успела. На основании акта ревизии, докладной ревизора и признания буфетчицей совершенного преступления первый следователь получил санкцию на ее арест. Второй следователь не успел ничего сделать, и мне надо было завершить дело, начиная его почти с нуля.
      Первое, что я решил сделать, - познакомиться с буфетчицей Гай, послушать ее, посмотреть, что она за человек, и в какой-то мере выявить особенности ее характера. В нашей работе это очень важно.
      Когда ее привели в следственную камеру, я был приятно удивлен. Передо мной стояла среднего роста, не по годам стройная (а ведь ей за сорок), красивая женщина. Особенно привлекали ее глаза - большие, карие и до наивности открытые. И выражение чуть бледного, но нежного, без единой морщинки лица тоже было по-детски наивным. Глядя на эту женщину, невозможно было поверить, что она может совершить что-то плохое.
      Попросил Гай сесть, отрекомендовался, сказал, что я ее новый следователь, буду вести дело до конца.
      - Что ж, ведите, - не то наигранно, не то на самом деле равнодушно ответила Гай. - Только не тяните, передавайте быстрее в суд.
      - Ну, до суда еще далеко, - разочаровал я ее. - Мы должны во всем детально разобраться, проверить, уточнить, доказать вашу вину и уж потом передавать дело в суд.
      - А чего там долго разбираться, - обреченно вздохнула Гай. - Деньги я взяла? Взяла. Виновна? Признаю - виновна. Какие еще вам нужны доказательства? Судите - и все!
      Я снова объяснил, что все не так просто, как кажется, что согласно нашему советскому законодательству признание обвиняемым своей вины само по себе не может быть достаточным доказательством его виновности. Оно должно быть подтверждено совокупностью других доказательств, какие есть в деле, и только тогда его можно принять во внимание при вынесении обвинения.
      - Говорите, что вам от меня еще нужно, - подняла на меня глаза Гай, и в них я уже не увидел излучавшейся несколько минут назад доброты. Глаза стали холодными и злыми.
      Я деликатно стал разъяснять, что такая категоричность может ей же самой навредить. В обязанности следствия входит установление первопричин совершения преступления, субъективных и объективных сторон. В данном случае следствию небезразлично, куда были истрачены присвоенные ею деньги.
      - Давайте с этого и начнем, - предложил я. - На что вы тратили деньги, которые взяли в кассе?
      - Так, на всякие пустяки, - ответила холодно.
      - Например? - допытывался я.
      - Разве мало у женщин капризов? Купила дорогие импортные вещи, золотые часы, перстни. Не отказывала себе в сладостях, всегда после работы ездила домой на такси...
      На вопрос, как реагировал на приобретение импортных вещей муж, ответила, что он ей никогда ни в чем не перечил, ее гардеробом не интересовался, и вообще - семейным бюджетом целиком распоряжалась она.
      По тону ответов, по тому, как Гай избегала моего взгляда, я понял говорит неправду, и, чтобы не портить дальше наших отношений, решил прекратить допрос. Знакомство состоялось, разведка боем - тоже, теперь надо было зайти в тыл "противника", разузнать, что у него там творится.
      Сославшись на важное совещание, я попрощался с Гай, пообещав вызвать ее через несколько дней.
      На следующий день получил санкцию прокурора на обыск квартиры Гай, хотя и считал эту акцию уже запоздалой. Но какая-то надежда теплилась. Я не верил, что, имея такие деньги, Гай не покупала дорогих вещей для квартиры, скажем, хрустальную люстру или что-нибудь из импортной мебели. В данном случае могла пересилить женская психология: у соседей есть, а мы что, хуже?
      Ошибся я. Обыск развеял мое подозрение. Семья Гай жила скромно, квартира была обставлена в пределах необходимого. Лишней мебели или особенно дорогой не имела. Скромным был и гардероб хозяйки. И что интересно - среди ее личных вещей не было ни одной импортной. А те вещи, что мы описали на случай конфискации, по свидетельству мужа, научного работника Виталия Ивановича Гая, были куплены с его ведома и при непосредственном участии. На некоторые из них сохранились документы. Например, остался паспорт на золотые часы "Заря", чеки на кулон с рубинами и перстень из золота, которые Гай подарил жене на Восьмое марта и день рождения в прошедшие два года. Еще, по свидетельству Гая, Ирина Степановна купила на свои сбережения пианино "Украина" и подарила его на день рождения дочке. Супруги Гай имели двух детей-близнецов - сына и дочку. Сын учился на первом курсе сельскохозяйственной академии, а дочка - педагогического института. Обыск мы делали в первой половине дня, когда их не было дома.
      Среди бумаг у Ирины Гай мое внимание привлекла квитанция на денежный перевод на сумму триста рублей, отправленных ею в Одессу. Деньги адресованы какой-то Сормовой. Я поинтересовался, кто такая Сормова. Гай объяснил, что это его родная тетка, которой они периодически помогают материально.
      Однако я решил изъять эту квитанцию, чтобы выяснить у подследственной, какие деньги она посылала родственнице - краденые или из личных сбережений.
      В тот же день вечером я подвел первые итоги своей работы по делу Ирины Гай, проанализировал их. Вывод из этого анализа напрашивался такой: бывшая буфетчица, а ныне растратчица, подследственная Ирина Гай - женщина своеобразная, чувствительная, немного сентиментальная. Вину свою признает, но что-то скрывает, боится сказать правду. Или хитрит, хотя хитрость ее примитивна. Наверное, первое.
      Таким образом, товарищ Трястовский, сказал я себе, действуйте энергичней, настойчивей, смелее берите бога за бороду. Вы обещали Гай вызвать ее в ближайшие дни, а вызовите раньше. Выясните все с одесской теткой, проверьте наличие сберегательных книжек на имя Гай в Киеве и Одессе, возможность хранения дорогих вещей подследственной у друзей и знакомых - и устройте ей психологический допрос. Несоответствия в показаниях будут наверняка.
      Так я и сделал.
      Из трех проведенных мной проверок две последние версии быстро отпали. Подследственная Ирина Гай имела лишь одну сберегательную книжку в Киеве, на которой было сто двадцать пять рублей. Родственников в самом городе и очень близких знакомых, у которых могла бы припрятать дорогие вещи, не имела. Но меня заинтересовало другое: за два месяца до растраты Гай сняла со сберкнижки три тысячи рублей. Зачем? И куда их дела? При обыске крупной суммы денег в квартире мы не нашли.
      Неувязка вышла и с одесской теткой - Анастасией Павловной Сормовой. По ее свидетельству, которое мне передали одесские коллеги, выходило, что Гай возвратила ей давний долг. Сама же Гай сказала, что деньги выслала по просьбе мужа. Но тот объяснил мне во время обыска - деньги Анастасии Павловне послала жена, видимо, позабыв сказать ему об этом.
      Вот тут я и ухватился за кончик ниточки и на очередном допросе привел Гай противоречивые показания мужа и тетки.
      Она слегка растерялась и, помолчав, объяснила: одолжила у тетки триста рублей, когда гостила у нее в прошлом году.
      - Зачем же вам понадобилась такая сумма? - поинтересовался я.
      Гай, не задумываясь, ответила:
      - Не помню, что-то купила импортное с рук. Кажется, какую-то кофту.
      Я тут же заметил: во время обыска у нее на квартире не было найдено ни одной импортной женской вещи. Куда же они делись?
      - Сносились, значит, и я их выбросила, - пожала плечами Гай.
      Я ей другое опровержение - показания мужа, что его жена никогда никаких импортных вещей не покупала, носит и обувь и одежду отечественную, шьет на заказ.
      - Как же это понять, Ирина Степановна? Куда же вы тогда потратили деньги? Те, что взяли в буфете, и те три тысячи, что сняли со сберегательной книжки? - спросил и не свожу с нее глаз, жду, что скажет на это.
      Молчала, уставившись взглядом в пол, минуту, другую, наверное, собиралась с мыслями. А потом вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.
      - Не могу, не могу вам этого сказать! Что хотите делайте - не скажу! выкрикнула сквозь слезы. - Слышите? Не скажу!
      Еле успокоил, отправил в камеру, а сам принялся размышлять. Что с ней случилось? Обманывала меня, давая ложные сведения? И не только меня, а и мужа, который до сих пор не хочет верить в растрату. Значит, у нее в душе произошел перелом, заговорила совесть?
      Что ж, решил: поживем - увидим, как она поведет себя дальше, какие еще даст показания...
      - Тебе еще не надоело слушать? - вдруг обратился ко мне Евгений. - А то мне кажется, я скучно рассказываю.
      - Нет-нет, - возразил я. - Наоборот, интересно.
      Евгений рассмеялся.
      - Ну, это ты, чтоб меня не обидеть. Рассказчик я, сам знаю, никудышный. Тороплюсь, забегаю вперед, повторяюсь. Но ты не обращай внимания, тебе же главное - уловить суть, как шло развитие событий. Так я понимаю?
      - Правильно, - заверил я. - Рассказывай дальше.
      - А может, на сегодня хватит, будем спать? Смотри, уже ночь за окном, решил, наверное, подразнить меня Евгений.
      За окном купе и правда уже давно плыла теплая весенняя ночь, подмаргивала нам серебряными мохнатыми звездами, будто приглашая ко сну. Но спать не хотелось, и я попросил Евгения продолжить рассказ.
      - Хорошо, - согласился он. - Тогда слушай дальше.
      ...Поразмыслив, я отправился к прокурору. К своему, Ивану Анастасьевичу. Доложить о сделанном, рассказать о странном поведении Гай на последнем допросе. Хотелось услышать мнение по этому поводу более опытного человека, послушать его совета. Ведь до того, как стать прокурором города, Иван Анастасьевич был народным судьей, много лет работал следователем, возглавляя целый отдел. Так что опыта у него предостаточно.
      Он меня внимательно выслушал и посоветовал пока что не беспокоить подследственную - пускай успокоится, а мне тем временем поговорить со всеми ее товарищами по работе, поинтересоваться у соседей, не замечал ли кто за ней увлечения каким-нибудь мужчиной. Женщины в таком возрасте иногда влюбляются, как в семнадцать, и теряют голову. Во имя этой последней любви готовы на все, часто доходят до абсурда. Может, тут именно такой вариант: необходимость тратить деньги на любовника.
      Предположение Ивана Анастасьевича было убедительным. Такое с Гай могло произойти. Женщина она красивая, ни работой, ни домашними заботами не перегружена, муж - научный работник, внимания ей уделял мало. Познакомилась с залетным, влюбилась, и пошло...
      Ухватившись за этот вариант, я стал его, как говорят у нас, раскручивать. Поехал на вокзал и по очереди переговорил со всеми работавшими с Гай буфетчицами, с официантками ресторана. Безрезультатно. Никто из них даже не заикнулся о том, что у нее мог быть с кем-то роман. Все в один голос возражали: это отпадает, Ирина Степановна - женщина порядочная, верна семье, уважает мужа, любит своих детей. К слову, это отмечалось и в характеристике с работы, приобщенной к делу.
      Таким образом, выходило, что наше с прокурором предположение было явно необоснованным. Что ж, в следственной практике такое бывает, и довольно часто.
      Снова пошел к Ивану Анастасьевичу, снова строили версии, что заставило Гай, такую порядочную, добросовестную, авторитетную женщину, пойти на преступление, и куда она могла истратить деньги.
      После долгих размышлений решили проверить, не стала ли Гай жертвой какой-то секты и не вносила ли деньги туда.
      Прежде всего я поговорил на эту тему с ее мужем Виталием Ивановичем. Он категорически возразил: ничего подобного за женой не замечал, она далека от всяких верований.
      Все же я проверил все зарегистрированные сектантские общины города. Ни в одной из них Гай не состояла.
      Снова решил поговорить с ней. Она была приветлива, спросила меня, почему так долго не вызывал. Я сослался на большую занятость и, в свою очередь, поинтересовался: разве у нее есть для меня что-то новое?
      - Есть, - стараясь показать хорошее настроение, сказала она. - Хочу признаться вам, куда дела деньги. Тогда я разнервничалась, раскричалась, что ничего не скажу, но за эти дни все обдумала и решила: зря это, надо все рассказать. Но хочу вначале заручиться вашим словом, что о моем признании никогда не узнают в семье.
      Меня это удивило и насторожило одновременно. Что еще надумала эта женщина? Зачем ей мое слово?
      Заверил, что материалы следствия сохраняются в тайне.
      Гай тут же поинтересовалась:
      - А если дело дойдет до суда?
      Объяснил: можно требовать закрытого судебного заседания.
      - Хорошо, тогда слушайте, - вздохнула она, выдержав паузу. И поведала мне такое, что я уж никак не ожидал от нее услышать. Поскольку два дня назад сам допускал подобную версию, и возможность ее опровергли близкие Гай люди.
      Чуть больше года назад Гай задержалась допоздна на работе и, чтобы побыстрее добраться домой, взяла тут же, возле вокзала, такси. Вместе с ней в машину сел средних лет симпатичный мужчина, объяснив, что он только с поезда и тоже торопится. Выяснилось, ехать им в одном направлении. По дороге шутили, смеялись, говорили о разных пустяках. На своей улице Гай расплатилась с водителем и вышла из машины. За ней вышел и мужчина, отпустив такси. Она спросила, зачем он это сделал, ведь - ему ехать дальше. Ответил: тут, мол, недалеко, дойдет и пешком, ему приятно еще несколько минут побыть с ней. Это, конечно, понравилось ей, но посоветовала ему быстрей идти к жене, которая, наверное, заждалась его. Но он не послушал совета и, взяв ее за руку, спросил, когда и где они встретятся. Она хотела вырвать руку, но не решилась. Однако сказала, что не к лицу приставать на улице к чужим женщинам. Это мужчину не смутило, он продолжал умолять о свидании, пронзая ее своими черными, сверкающими глазами и привораживая белозубой улыбкой. Ох, эти черные глаза, эта улыбка! Она не устояла перед ними и назвала номер рабочего телефона - пускай позвонит, тогда и договорятся. Думала, не позвонит.
      Но он позвонил. На следующий же день, в конце смены. Сказал, будет ждать возле вокзала в такси.
      С вокзала они поехали в ресторан "Столичный", там у него знакомый администратор. Сидели за отдельным столиком в углу зала. Танцевали. Он был веселый, предупредительный, говорил ей красивые, нежные слова.
      С этого началось, а потом покатилось и покатилось колесо с горы да в самую пропасть. Обеды и вечера в ресторанах, прогулки по Днепру, катание по Киеву и за город на такси требовали затрат. Однажды увидела, как он, расплачиваясь за такси, отдал последнюю трешку, и ей стало неудобно. На следующее свидание взяла из выручки сто рублей, и за вечер их как не бывало. Он, правда, возражал, чтобы она платила, но не категорично. Во второй раз воспринял это как должное. А вскоре дошло до того, что, договариваясь о встрече, напоминал о деньгах, поскольку у него, мол, финансовый кризис. И она не могла ему отказать, потому что влюбилась до беспамятства, все готова была для него сделать. Не отказала и когда попросил у нее в первый раз триста рублей, и во второй. Не возражала, когда предложил снять отдельную однокомнатную квартиру для встреч, которую тоже оплачивала она. Сто рублей в месяц. Совершенно рассудок потеряла. И вот теперь настал час расплаты...
      Я спросил ее, куда она дела три тысячи рублей, которые сняла со сберегательной книжки.
      - Взяла, чтобы покрыть растрату, но у меня их украли в трамвае. Теперь судите, я все рассказала, - она тяжело вздохнула и смолкла.
      Некоторое время молчал и я, пораженный ее словами. Молчал и думал: верить или не верить? Рассказывала вроде откровенно, даже с подробностями. Все логично, все в пределах возможного. Но где-то там, в глубине души, на самом ее донышке, шевелился червячок недоверия. Что-то мне казалось в ее рассказе сомнительным, чего-то она не договаривала. Скажем, ни разу не назвала своего любовника по имени, кто он по профессии. И словом не обмолвилась о своей боязни перед мужем. Ведь свободно разъезжать с любовником по Киеву, танцевать с ним в ресторанах, приходить домой поздно это все не так просто. Хотя, говорят, женщина, когда захочет, и черта обманет.
      Решил все эти свои сомнения сразу рассеять.
      - Хорошо, - обратился к Гай. - Все, что вы сообщили, можно проверить. Все это могло с вами случиться. Однако ваш рассказ требует многих уточнений, подтверждений. Назовите свидетелей.
      Она заерзала на стуле, вытерла пот со лба. На меня старалась не смотреть.
      - Понимаете, - выдавила из себя, - это же дело интимное, какие тут уж свидетели.
      Я объяснил ей, что в каждом деле бывают свидетели, а в любовном - и подавно.
      - Первейшим свидетелем может быть ваш любовник. Назовите его фамилию, имя, отчество, адрес.
      - Нет, нет! - подскочила она на стуле. - Его я вам не назову! Ни за что! Он тут ни при чем! Я сама во всем виновата. Сама и отвечать буду!
      Стал объяснять, что без свидетелей нам никак не обойтись, хочет она этого или нет. Ни одно следствие без них не обходится.
      Но она не захотела и слушать, снова расплакалась, жалуясь на свою горькую долю. Потом заявила, что никаких показаний больше давать не будет.
      И снова я ушел ни с чем...
      - Трудная, очень трудная у вас работа, - перебил я Евгения. - Мне кажется, я бы никогда не смог работать следователем.
      Евгений усмехнулся.
      - Ничего сложного нет. Просто надо иметь железное терпение, выдержку и не падать духом. И они со временем приходят. Все это, как говорят, дело наживное. Так вот слушай, что было дальше...
      ...Ни на второй, ни на третий день Гай не дала никаких новых показаний, стояла на варианте с любовником, и баста. Назвать же его категорически отказывалась.
      Что делать?
      Решил сам разыскать того любовника и свидетелей, которые видели Гай с ним. Взял ее фото с фотографиями еще двух женщин и отправился в ресторан "Столичный", где, как Гай уверяла, они впервые провели вечер. Показал фото всем официантам и администраторам. Напрасно. Никто из них не узнал ее. Два дня потратил на поиски таксистов, больше года обслуживающих вокзал. Ни один из них Гай не подвозил, хотя некоторые водители знали ее, видели за прилавком буфета.
      Итак, что? Все выдумала? С какой целью? Выгораживает кого-то? Но кого?
      Вот такие вопросы заставили меня проверить, не было ли раньше у других буфетчиц, с которыми работала Гай, растрат. Может, подумал, они делят между собой украденные деньги и поклялись, если кто из них попадется - других не выдавать, брать все на себя.
      Проверил: растрата Гай была первой за много лет.
      После этого созрело новое решение: пойти и поговорить о возможности супружеской измены Гай с ее мужем, Виталием Ивановичем. Как мужчина с мужчиной. Хотя и говорят, что муж узнает об измене своей жены последним, но все же узнает. Если в рассказе Ирины Гай есть хоть частица правды, то Виталий Иванович интуитивно должен был почувствовать это, заподозрить ее на какой-нибудь мелочи. Пускай он ей доверял, не обращал на это внимания, но мне должен признаться - в интересах дела. Скажу осторожно: не обижайтесь, мол, но в жизни все может быть. Вы ведь и до сих пор не верите, что ваша жена допустила растрату, а она же все-таки допустила, и сама от этого не отказывается. Почему же не может быть, что она изменяла вам, тратила деньги на амурные дела?
      Вот так себя настроив, отправился к Гаю домой. "Человек он умный, поймет все правильно", - думал я по дороге.
      Встретил меня Гай дружелюбно, пригласил к себе в кабинет. И я сразу открыл ему цель своего визита, сказал, что к нему привело.
      Гай долго молчал, раздумывая. Потом встал, прошелся по комнате. Наконец остановился передо мной и, сдерживая волнение, сказал:
      - Я хорошо понимаю вас, ваши обязанности. И допускаю - такое могло с женой случиться. Но, поверьте, я не имею оснований ее в этом заподозрить. Мы живем с ней больше двадцати лет, и эти годы были для меня счастливым временем настоящего семейного благополучия Ирина искренна со мной, она честная, любящая жена и мать. Нет, я не имею морального права подтвердить ваши предположения. Такое, как и случай с растратой, не укладывается в моей голове.
      У него вдруг задрожали губы, часто-часто заморгали за стеклами очков веки. Он извинился и отвернулся.
      Мне стало жаль его. А что, если жена, которую он так обожает, все же сказала правду?
      Когда я собирался уходить. Виталий Иванович, взяв себя в руки, попросил дать разрешение на свидание с Ириной. Я пообещал, надеясь, что, может быть, это свидание положительно повлияет на Гай и она на очередном допросе будет вести себя умнее, пересилит свое упрямство.
      Но вышло наоборот. После свидания с мужем моя подследственная еще сильнее замкнулась в себе, не отвечала на мои вопросы, заявив, что она вину свою признает, добавить ничего больше не может и готова предстать перед судом.
      Больше всего я ругал себя за то, что разрешил Гаю свидание с женой. Стал думать, что это он, Гай, научил ее, как вести себя дальше. Или сам до этого дошел, или с кем-то проконсультировался. Вот так сентиментальный интеллигент! А она, почти святая, тонкой души женщина! Так обмануть меня, юриста, следователя с почти пятнадцатилетним стажем. Я не мог себе этого простить, осуждал себя.