Глава 1
Это лето в Красногорске как-то не задалось. Вообще в Сибири лето – понятие условное. То радует тебя солнышком ярким и жарой несусветной, а то вдруг небо хмурится и в самый разгар, в самый пик летних месяцев обрушивает на суетящихся где-то внизу людишек потоки воды… Как сейчас.
Даже не сейчас – дождь шел уже третий день. Не тот, теплый, летний, воспетый поэтами, а нудный, холодный, по-осеннему промозглый. Пришлось обитателям доставать уже отложенные в дальние углы «темнушек» и платяных шкафов зонты и плащи…
На крыльце массивного и немного аляповатого – в духе сталинского ДК – здания областного суда стояли две женщины. Обе уже достигли того возраста, который принято называть «пенсионным». Но в то же время внешне они здорово отличались от обычных красногорских пенсионерок. Никаких потертых и вытянутых кофт, бесформенных шляп и вязаных шапок, разношенных туфель. Яркие плащи, кокетливо повязанные легкие шарфики, пестрые зонты… И все это – явно не с ближайшего «китайского» рынка, дорогое, стильное, от лучших европейских модных домов. Женщины расправляли зонты, приглядывались, как им пройти до парковки служебного транспорта, минуя многочисленные глубокие лужи, и разговаривали.
– Ну, вот и все, Маша, – говорила одна. – Квартира продана, вещи собраны. Завтра переберусь в гостиницу…
– Могли бы позволить эту недельку и в своем доме пожить, – немного ворчливым тоном отвечала вторая. – Ты им, Зина, считай, подарок сделала! Такую квартиру – да по их цене, не торгуясь…
– Да ладно! – отмахнулась первая. – Не свое – оно и есть не свое. Тем более что мебель я всю уже раздала. В гостинице удобнее будет.
– Председатель-то что сказал? – Мария сделала первый шаг по ступеням вниз. – Когда торжественное?
– В пятницу, – ответила Зинаида, направляясь вслед за приятельницей.
Женщины спустились со ступеней и, осторожно огибая лужи, направились к одиноко стоящей неподалеку белой «Волге».
– Жалко все-таки, что вот так все… – на ходу сказала Мария. – Столько лет…
– Что поделать, – тяжело вздохнула Зинаида. – И самой-то… Но там, в Москве, – сын, внук… – Голос ее изменился, стал таким теплым, мечтательным. – …Дениска! Совсем ведь большой уже. Сколько же я его не видела? – Зинаида встряхнула головой, будто отгоняя от себя что-то, и решительно закончила: – Все, хватит! Навоевалась больше чем надо. Буду обычной бабушкой – воспитывать внука, изводить сына со снохой, сериалы смотреть…
За разговором обе женщины даже не заметили, как откуда-то из-за тополей, окаймляющих площадку перед зданием областного суда, появился человек. В легкой ветровке нараспашку, без головного убора, он шел быстро, не обращая внимания на лужи, только голову втянул в плечи и ссутулился. И траектория его движения неминуемо пересекалась с траекторией движения женщин, примерно на середине расстояния от крыльца до машины.
– Все-таки отчаянная ты, Зина, – продолжала разговор Мария. – Всю жизнь здесь, в этом городе, и – р-раз! В Москву… Не люблю я ее!
– Да я тоже. Мне самой эта Москва… Суетный город, шумный. Но… Не на пустое же место еду. Витя там опять же. – Видимо, исчерпав все аргументы, Зинаида махнула рукой: – Да не трави мне душу, Машка! И так самой погано, а еще ты масла в огонь подливаешь…
В это время сутуловатый неизвестный приблизился к женщинам почти вплотную и, оказавшись у них на дороге, несмело проговорил:
– Извините…
– Что вы хотели? – Тон Зинаиды мгновенно изменился. Теперь ее речь звучала деловито, уверенно, жестко. Так может говорить человек, долгое время проходивший в немалого ранга руководителях.
– Малышева? – все так же неуверенно спросил незнакомец, переводя взгляд с одного женского лица на другое. – Зинаида Григорьевна?…
Зинаида удивленно посмотрела на него. Явно не русский. Вон и говорит с чуть заметным акцентом. Но откуда он, женщина не смогла бы точно сказать. Чем-то похож на кавказца – нос с горбинкой, волосы темные, небольшие усики – обязательный для тамошних мужчин атрибут. Но с тем же успехом незнакомец мог быть и уроженцем горных районов Средней Азии. Кто их там разберет…
Вид незнакомец имел какой-то потертый, зашарпанный. Не бомж вроде, но в то же время к тем, кто самонадеянно причисляет себя к элите общества, никакого отношения явно не имел. Отросшие сверх меры волосы были спутаны и слиплись под дождем в неопрятные пряди. И взгляд какой-то расфокусированный, отсутствующий, и речь невнятная.
– Ну, я Малышева, – ответила Зинаида все в той же тональности. И повторила вопрос: – Что вы хотели?
– Тебе привет… – Рука незнакомца быстро выскользнула из-под куртки, где пряталась до этого, и вытянулась к лицу Малышевой. Точнее, к голове. Мария даже не успела понять, почему эта рука такая длинная, как ударил выстрел, и Зинаида, сделав шаг назад, начала падать прямо в большую лужу, рядом с которой они только что стояли. На лице ее появилась кровь.
Второй выстрел, прозвучавший сразу вслед за первым, ускорил процесс падения. И только когда, неловко подвернув руку, Зинаида Григорьевна упала в холодную грязную воду, Мария наконец-то сообразила, что рядом с ней только что произошло убийство, и громко, истошно закричала.
А незнакомец развернулся и не спеша, спокойно направился в ту сторону, откуда только что пришел.
– Стой, сука! – Из машины выскочил водитель и побежал к незнакомцу. – Стой, тебе говорят!
Уходивший, не останавливаясь и не целясь, с ходу выстрелил – даже не в водителя, просто в его сторону. Разумеется, не попал. Но и этого выстрела вполне хватило для того, чтобы шоферюга как-то сразу перестал ощущать себя Рокки, Рэмбо и Терминатором в одном лице. Прикрыв голову руками, он рухнул там, где стоял, и, вихляя оттопыренным задом, неумело пополз по мокрому асфальту под прикрытие своей машины.
Секунда-другая – и убийца скрылся за тополями, стеной отделяющими площадку перед зданием областного суда от проспекта, носящего имя Фридриха Энгельса.
Примерно в это же время из здания суда выскочили два судебных пристава в черных мундирах. Оба бестолково вертели головами и размахивали пистолетами. Только вот стрелять было не в кого…
Над площадкой разносился надрывный вой Марии, стоящей над телом подруги. Несмотря на немноголюдность городских улиц, вокруг нее постепенно начинала собираться толпа зевак. А куда же без них-то?
Майор милиции – или уже полиции? – Максим Оболенский, старший оперуполномоченный по особо важным делам Управления уголовного розыска УВД области, только что вернулся из командировки. Ну, по крайней мере, так называлась его поездка.
Вообще-то, у офицеров второго отдела управления командировки не были такими уж частыми. Кто в основном в мили… Тьфу! В полиции, конечно же. Так вот, кто в полиции мотается по командировкам? Представители служб и подразделений, непосредственно к борьбе с преступностью не имеющие никакого, даже самого малейшего, отношения. Не имеющие – это так. Зато при этом знающие, как и что надлежит делать правильно, чтобы эту самую преступность в кратчайшие сроки одолеть и полностью искоренить. Кадровики, тыловики, массовики-затейники, финансисты в погонах обрушивались на какой-нибудь несчастный райотдел и в течение двух недель выворачивали сейфы. Кадровики изучали правильность оформления приказов и своевременную раздачу выговоров провинившимся, тыловики «копытили» ведомости, выясняя, как часто и в каком объеме новоявленные полицейские получали положенное им вещевое довольствие. А то, знаете ли, бывали случаи просто вопиющие… Вон, в Ангинском РОВД старшина не выдал заместителю начальника криминальной полиции положенную ему форменную рубашку, а пустил ее на тряпки во время очередной уборки помещений отдела. Волюнтарист! Разве можно так подрывать устои и расшатывать основы?! Ну и что, что с согласия того самого получателя рубаху изорвал? Слава богу, проявил бдительность «зампотыл» Ангинска – вовремя вскрыл нарушение. Старшина за проявленное самоуправство был примерно наказан, стоимость рубашки вычтена из денежного содержания. Ну а то, что один зам – из «криминалки» – набил другому – «зампотылу» – морду во время одной из общеотдельских пьянок… Так это вроде как к делу и не относится…
Массовики-затейники обучали личный состав отделов тонкостям «галантерейного» обхождения с гражданами и танцам. Министр сказал, не подумав, зам – передал «в массы», не сообразив толком, что и зачем, непосредственный исполнитель довел дело до абсурда. Так было и так будет, хоть ты трижды переименуй Систему.
Финансисты рылись кротами в бухгалтерской отчетности…
Короче, весь проверяемый отдел лихорадит две недели, никто не работает – только подносят бесконечные папки с документами проверяющим. У местных «жулико-бандитто» настоящий праздник сердца и ликование души, своего рода отпуск.
В конце все пишут развернутые справки. Да, обнаружены недостатки… В кадровой работе… В деятельности тыловой службы… В овладении танцами… В работе финансового отдела… Недостатков просто не может не быть – иначе, спрашивается, что там две недели делала комиссия, если, извините, ни хрена не накопала? Но теперь, когда недостатки выявлены, установлены сроки для их устранения, а кто попало наказан на всякий случай, ничего не мешает отделу разобраться с районной преступностью. И в процессе что-нибудь всенепременно удвоить…
Попутно проверяющие собирали своего рода дань. Или ясак. Натурой. Ягода – брусника, черника и прочая таежная, экологически чистая… Рыба – хорошая, деликатесная, безумно дорогая в городе и просто так, сама по себе, живущая в здешних ручьях и реках. Орех кедровый. Ну, мясо и водка – это уж само собой. Без этого никак! Проверяющие брали не стесняясь. Не только себе, но и своему начальнику, и начальнику начальника… А иначе, спрашивается, для чего в эти нудные командировки ехать?
Можно, конечно, и не давать. Но тогда проверяющие сочтут такое отношение к своим высоким персонам оскорбительным. И зачастят проверки под предлогом «оказания практической помощи», а на самом деле с единственной целью – наказать строптивых, указать им их место «по жизни». Ну и что с того, что они теперь «полицаи»?… Система уже устоялась, устаканилась, сформировалась в полном объеме, и ломать ее просто так никто не позволит. Слишком уж много «хороших» людей вокруг нее кормится…
Так вот, как уже говорилось выше, майор полиции Максим Оболенский был офицером второго отдела Управления уголовного розыска области. А второй отдел во всех милицейских управленческих структурах традиционно занимался преступлениями против личности. То есть убийствами, изнасилованиями, причинениями тяжкого вреда здоровью и прочими мордобоями. И ездили сотрудники вторых отделов не для того, чтобы отдохнуть и расслабиться на лоне природы. Ну, или дань собрать… А для того, чтобы помочь райотдельской сыскной братве изобличить особо опасного преступника. На деле помочь, а не ценными и просто бесценными советами и указаниями.
Вот и Максим, три дня проболтавшись в одном из отдаленных районных отделов теперь уже полиции, помог. Два дня общался с подозреваемым в убийстве, сопряженном с изнасилованием, двух малолетних детей. Вроде бы просто сидел и разговаривал, ни о чем таком не спрашивая… А на третий день взял и, глядя прямо в глаза своему собеседнику, выложил все, как было. Со всеми подробностями, которых никто, кроме мерзавца и его жертв, просто знать не мог.
И негодяй, хоть и был трижды судим, хоть и статья ему светила такая, что не жилец он на зоне, о чем прекрасно знал, испугался, растерялся и «поплыл» – начал давать признательные показания. Оставалось их только закрепить. Но этим могли заняться и местные ребята. А Максим, считая свою миссию исполненной, отправился восвояси.
И вот сидел теперь в кабинете, думал об откровенной глупости и непродуманности так называемых реформ и ждал своего друга и начальника, Игоря Михайлова, который потерялся где-то в запутанных коридорах и переходах управления.
Как говорится, вспомни черта – и он тут как тут. Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился подполковник Михайлов – начальник второго отдела Управления уголовного розыска. Здоровенный – за два метра – молодой еще мужик, мастер спорта по баскетболу в прошлом, даже на сидячей управленческой работе он сумел сохранить и спортивную фигуру, и легкость движений.
– О, Максим! – то ли обрадовался, то ли удивился Игорь. – Ты когда приехал? – Не дожидаясь ответа, проскочил к встроенному шкафу, вытащил оттуда плащ и начал его надевать.
– Только что… – Максим задумчиво наблюдал за манипуляциями приятеля. Игорь, чертыхаясь вполголоса, никак не мог попасть рукой в рукав. Он торопился и от этого еще больше запутывался. – Что-то случилось, Игорь?
– А что у нас может случиться? – вопросом на вопрос ответил Михайлов. Он наконец-то справился с непослушной одеждой и теперь возился у сейфа. – Все как всегда – убийство…
– Откуда же такой ажиотаж?
Что ни говори, но постоянное «общение» с трупами неминуемо приводит к тому, что оперативники вторых отделов на многое начинают смотреть более практичным и циничным взглядом. Подумаешь, убийство! Вчера вон тоже кого-то убили… И позавчера… И завтра кого-нибудь убьют… Так зачем тогда поднимать шум и суету? Труп – он, знаете ли, уже мертвый. И никуда не убежит. Так что особо спешить некуда. Да и незачем.
– Убили областного федерального судью. – Игорь вытащил из сейфа пистолет и заталкивал его в плечевую кобуру. – Прямо на ступеньках суда. По большому счету, плюнули нам в лицо. Да и не только нам. Смачно так плюнули, со вкусом. Весь город на ушах стоит.
– Ты на место происшествия? – Вопрос, по сути, был глупым. Областной судья – это фигура масштабная. Сейчас там, на месте происшествия, собралось все руководство области. Как полицейское, так и административное. И наверняка прикатили какие-нибудь депутаты – выборы не за горами… Толку от этакой толпы никакого. Но и не появиться там нельзя – не поймут, запишут в неблагонадежные. – Я на машине, если хочешь – подкину.
– Это было бы хорошо. – Игорь затолкнул-таки пистолет, застегнул кобуру, повел плечами, позволяя ремням разойтись по плечам и спине. – А то наша машина в Еловку ушла. Подъедет уже туда, к суду.
– Тогда пошли, – поднялся Максим.
…До места происшествия приятели добрались достаточно быстро. Во-первых, несмотря на время, которое принято называть «часом пик», транспорта на улицах было не так уж и много – погода… Во-вторых, и здание областного УВД, и здание областного суда находились на одной улице, только в разных ее концах. Ну, и третье – машина Оболенского. Угольно-черный джип «Рейндж Ровер» с наглухо затонированными стеклами производил впечатление на обывателей. Традиционно на таких машинах ездили «крутые» и подражающие им недалекие чинуши, успевшие где-нибудь чего-нибудь скрасть. И те и другие, подсознательно догадываясь о своей ущербности, стремились если уж и не к великому, то хотя бы просто к большому. Максиму же этот джип достался в наследство после смерти деда-академика. Зачем он понадобился старику, который на нем так ни разу и не выехал, – об этом история умалчивает.
Перед тем как покинуть салон автомобиля, Игорь обернулся к приятелю:
– Ты смотри… Можешь ехать домой – ты ведь еще в командировке.
Игорь прекрасно знал, что не любит Оболенский таких вот шумных и бестолковых сборищ. Начальству-то что – приехали, потолкались, отметились перед камерами тележурналистов, дали всевозможные указания и… уехали, забыв про это дело. А работать, доводить до конца – тем, кто у камер не «светится» и указания не дает, а как раз их исполняет. И кто вынужден начинать путь к поиску убийцы – иногда очень непростой и извилистый – в такой вот суматошной, нервозной обстановке, которая была создана искусственно.
Максим ничего на это не ответил – просто вышел вслед за начальником и другом.
– Ага! Михайлов появился! – Заместитель начальника УВД, стоявший с краю толпы «вип-персон», первым заметил приближающегося начальника второго отдела. – Долго спишь, господин полицейский!
Игорь промолчал, не отреагировал на отпущенную в его адрес шпильку. Помнил незабвенного Козьму Пруткова, в частности, его высказывание о пользе споров с дураками. Просто присоединился к компании руководителей – положено ему с ними толкаться. Статусность обязывала…
Максим же отошел немного в сторону. Наблюдал за тем, как рисуется перед журналистами некий мордастенький депутат:
– Я как профессионал…
Ага. Профессионал. Выпускник военного училища успел какое-то время поработать в полиции, то ли в службе тыла, то ли в паспортно-визовой, после чего пробился в депутаты областной думы. Пробившись, начал всех всему учить. Женщин – рожать детей, пчел – собирать мед, детишек – играть правильно в их детские игры. Ну а ментов, соответственно, – правильно раскрывать преступления. Иной раз нес полную, жутчайшую ахинею, нисколько этим не смущаясь. Лишь бы – на камеру, лишь бы имя на слуху, лишь бы попасть очередной раз в обойму. Ведь, по большому счету, бывший замполит ничего в этой жизни не умел – только болтать языком и разворачивать походную ленинскую комнату. Так что изо всех сил держался этот подвижный толстячок за свое депутатство, как утопающий за спасательный круг.
– …Утверждаю, что убийство судьи Малышевой…
Максим встрепенулся, поднял голову. Что этот сейчас там сказал?! Подходить и переспрашивать не стал – просто развернулся и направился к тому месту, где лежал труп.
Тело все еще находилось в той же луже. Это в Америке – да и то, если верить их кино, – раз, упаковали труп в красивый пластиковый мешок и увезли. А у нас, в стране суверенной демократии, он будет лежать на самом людном месте несколько часов, пока не прибудет на место следственно-оперативная группа, пока его не сфотографирует криминалист, пока следователь прокуратуры не напишет протокол осмотра места происшествия, пока судмедэксперт не скажет вслух о том, что «пациент скорее мертв, чем жив»…
Оболенский подошел к телу, склонился над ним, отбросил прикрывавшую лицо тряпку. Голова мертвой женщины была в крови, но лицо осталось чистым. Широко открытые глаза немного удивленно глядели куда-то в низкое серое небо.
Майор отшатнулся, даже отступил на шаг. Обернулся к следователю прокуратуры из района – совсем молоденькой девчонке, недавней выпускнице юрфака:
– Криминалист и медик закончили?
– А вы кто такой, чтобы спрашивать? – окрысилась промокшая, усталая и потому раздраженная девчонка.
– Конь в пальто, – спокойно, не повышая голоса, ответил Максим. – Я спрашиваю – криминалист с медиком закончили?
И было что-то такое в голосе, что девочка не осмелилась ни давать выход своему раздражению, ни даже протестовать. Сглотнула слюну и торопливо проговорила:
– Да, закончили.
– Да что же вы делаете, твари? – удивился Максим и опять развернулся к трупу. А дальше началось уже нечто вообще невообразимое…
Стильно одетый оперативник опустился рядом с телом на колени. Прямо в лужу. Осторожно, почти нежно касаясь, взял тело женщины одной рукой под спину, второй – под колени и медленно встал на ноги.
– Что он вытворяет?! – послышался растерянный возглас от толпы «випов».
– Где труповозка? – спросил Оболенский, обращаясь к юной прокурорше.
Трупы вообще тяжело удерживать на руках. Кто попробовал это делать, тот знает. Да и Оболенский не производил внешне впечатления богатыря. Чуть выше среднего роста, худощавый. Ну разве что запястья значительно шире, чем у среднего человека такой же комплекции. Но кто их видит, эти самые запястья? Поэтому стороннему наблюдателю было бы странно наблюдать, что оперативник удерживал труп на руках с непонятной легкостью.
Правда, и женщина, при жизни производившая впечатление высокой и крепкой, как-то неожиданно оказалась маленькой и худенькой.
По брюкам и куртке Максима стекала ручьем грязная, смешанная с кровью вода, но он не обращал на это внимания.
– Я что, неясно что-то спросил? – Оболенский продолжал обращаться к юной прокурорше. – Труповозка где, курица?!
– Т-там… – Испуганная «курица» махнула рукой куда-то в сторону. Максим, развернувшись, размеренно, как автомат, направился в указанном направлении.
– Да остановите его кто-нибудь! – заорал кто-то из «випов».
Ближе всех оказался почему-то депутат-«профессионал». И именно ему пришла в голову такая блажь – попытаться остановить Оболенского.
– Что вы делаете? – встал он на дороге опера. Мужественное выражение лица, приподнятый подбородок. Депутат не забывал коситься в сторону телекамеры, отслеживающей каждый его жест.
– А если бы тебя вот так? – приостановившись, спросил Максим. – Несколько часов в грязной луже… Разве же она это заслужила?
– Ну-у… – Депутат на мгновение замялся, но апломб вернулся к нему очень быстро. – Это не вам решать! Есть следователь! В соответствии с законом, именно он… Оуууу!..
Зажимая руками отбитую промежность, депутат скрючился в три погибели, медленно опустился на колени, после плавно перетек на бок. Чуть поерзал и замер в позе эмбриона посредине довольно глубокой лужи. Удара, который нанес Оболенский, никто из окружающих заметить не успел.
А Максим не спеша, но уверенно направился в ту сторону, где стояла труповозка – «уазик»-«таблетка»…
Самолет совершил посадку поздно ночью. Обычный с виду «Як-40», далеко не новый. Впрочем, новых уже и не было… Снят с производства.
Зато внутри… Отделка салона поражала воображение роскошью и комфортом. Фактически самолет представлял собой полностью меблированную летучую квартиру из нескольких комнат. Спальня, кабинет, обширная гостиная, туалет, ванная… Владельцу этого самолета, известному промышленнику и финансисту Виктору Георгиевичу Малышеву, приходилось много перемещаться по стране и по всему свету, вот и пришлось позаботиться о комфорте и удобстве путешествий.
Самолет Малышева освободил ВПП и покатил по рулежным дорожкам куда-то в глубь аэропорта, подальше от здания аэровокзала. Виктор Георгиевич не хотел встречаться с журналистами, которые, вне всяких сомнений, уже поджидали его на выходе из зала для вип-персон и депутатского зала. А в этой стране желание человека с деньгами – закон. Вот и перегоняли самолет куда подальше, прятали на самой периферии аэродрома.
Сам Малышев – высокий, худощавый мужчина в возрасте, близком к сорока годам, – сидел в кресле, откинувшись на спинку и прикрыв глаза. Казалось, он спал. Однако сидящая рядом с ним красивая женщина, лет на десять моложе Виктора, его жена Вероника, видела, как подрагивают ресницы супруга. Он не спал. Да и не смог бы уснуть при всем своем желании.
Сообщение о смерти матери шокировало Виктора. Нет, все мы, конечно же, смертны, а его мать тем более была женщиной далеко не юной. Но смерть насильственная, от руки, как говорится в полицейских протоколах, «неустановленного преступника»… Это, знаете ли, слишком. Такого Зинаида Григорьевна Малышева не заслужила.
Виктор размышлял, как ему жить дальше. Понятно, что он не покончит жизнь самоубийством и не уйдет в монастырь. Но ему придется все оставшиеся дни провести в ясном и четком осознании того, что в смерти матери виноват он. Только он один, и никто другой. Ее нужно было забирать из Красногорска уже тогда, когда родился Дениска, и она была готова уйти в отставку. Но в какой-то момент именно он, сын, дал слабину. Побоялся, что, оказавшись рядом, мать начнет ломать привычный образ жизни сына. И не стал настаивать. Забери он ее тогда, прояви больше решительности – и была бы сейчас мать жива. Так что убил ее не неизвестный стрелок – ее убил он сам. Виктор Георгиевич Малышев.
Самолет остановился. Двигатели взвыли в последний раз и затихли. Все. Они на месте.
В наступившей тишине из хвоста самолета, оттуда, где находился трап, донеслись торопливые шаги. Через несколько секунд в гостиную буквально ворвался мужчина лет пятидесяти на вид. Андрей Михайлович Старостин – директор департамента безопасности концерна, собственником и руководителем которого являлся Малышев.
– Ну, что там? – При появлении начальника ДБ в салоне самолета Виктор сразу открыл глаза.
– Все готово, – коротко кивнул Старостин.
Вообще, главный «безопасник» концерна был категорически против того, чтобы его босс и работодатель летел на похороны матери.
– Поймите, Виктор Георгиевич, – убеждал он Малышева, – пока не установлен тот, кто стрелял, вы – в опасности. Убийство вашей матери может быть всего лишь уловкой, «заманухой», чтобы вытянуть вас туда, где наши позиции в области безопасности слабы, где мы не сможем обеспечить вашу личную физическую безопасность в полном объеме…
Говорил-то он вроде как все правильно, вот только Виктор Георгиевич его слова не воспринимал. Решение принято, он обязательно будет присутствовать на похоронах матери. Он обязан отдать ей последний долг – и точка.
Старостиным прорабатывался и другой вариант.
– Хорошо, – соглашался он с шефом, – вы хотите быть на похоронах. Так давайте похороним вашу маму в Москве! На хорошем кладбище, среди солидных людей…
– Она любила Красногорск… – глухо отвечал Малышев и продолжал готовиться к поездке.
В общем, все, что удалось сделать директору департамента безопасности, это отсрочить вылет Малышева на пару часов. Ну а сам Старостин с командой секьюрити прилетел сюда, в Красногорск, на два часа раньше шефа. Еще в полете договорился о том, где будет проживать Виктор, согласовал меры по обеспечению безопасности, переговорил с людьми, пользующимися немалым весом как в чиновничьей, так и в криминальной среде.
Все эти люди чуть ли не хором утверждали, что Малышеву в Красногорске ничего не угрожает, что местные акулы и волки не имеют к нему каких-то претензий или вопросов. И что если им в руки попадется стрелок, поднявший руку на мать столь уважаемого человека… Этот несчастный будет, в знак доброй воли с принимающей, так сказать, стороны, передан в департамент безопасности концерна Малышева.
Старостин всех выслушивал, со всеми соглашался, всех благодарил и… никому не верил. Поэтому отказался от любой помощи в организации безопасности Малышева, утверждая, что они в состоянии справиться собственными силами. Он не собирался допускать посторонних людей в святая святых империи.
– Все готово, – доложил он шефу. – Машины ждут у трапа.
Малышев и Вероника не спеша сошли по трапу в хвосте самолета. На земле их уже ждали. Человек шесть из команды, прилетевшей со Старостиным. Не успела нога Виктора Георгиевича коснуться земли, как его самого и жену со всех сторон взяли в плотное, непроницаемое постороннему взгляду кольцо «телки€». Так его и довели до машины. Но вместо того, чтобы юркнуть в призывно открытую дверь, Малышев у машины остановился:
– Куда мы едем?
Зная ослиное упрямство шефа в тех вопросах, которые он считал принципиальными, Старостин вынужден был доложить:
– В бывшую резиденцию местных первых секретарей – в «Кедры».
– Вероника, – легонько коснулся руки жены Виктор, – ты поезжай туда, отдохни. А мы с вами, Андрей Михайлович, должны сегодня попасть в морг.
Старостин только тяжело вздохнул. Впрочем, даже если неизвестный враг существует, то вряд ли окажется способен просчитать столь экстравагантный шаг.
– Хорошо, – кивнул он. – В морг – так в морг…
…Утром первые пришедшие на службу сотрудники областного бюро судебно-медицинской экспертизы были поражены невиданной доселе картиной. Помещение морга было заполнено крепкими молодыми людьми весьма характерной наружности. А в холодильнике, рядом с трупом убитой женщины, сидел молодой мужчина. Он просто смотрел на покойницу и держал ее за руку…
Глава 2
– Слушай, ну какого черта?! – Игорь почти орал, что, кстати, было ему несвойственно.
– Виноват, – ответил Оболенский. Правда, виноватым он никак не выглядел. Не было в его лице заметно и тени раскаяния. Обычное, ставшее уже привычным равнодушное выражение.
После скандала на месте происшествия «важняк» успел съездить домой, переодеться и, несмотря на то, что мог отдыхать после командировки, вернулся в управление.
Игорь к тому времени уже успел получить свою порцию люлей за поведение подчиненного ему офицера. «Выскочка» Михайлов очень многим в управлении не нравился. Не за какие-то конкретные слова, действия, поступки, а, как в том анекдоте, – просто не нравился, и все. Вызывал раздражение. Независимостью, уверенностью в себе, удачливостью в работе, молодостью, здоровьем. Даже рост – и тот являлся раздражающим фактором. Так что желающих «проехаться» по молодому подполковнику нашлось более чем достаточно.
– Короче, так, – отвел взгляд Михайлов. – Мне – выговор. Тебя… Пока идет служебная проверка, отстранить от должности. Имей в виду – будут тянуть на увольнение по дискредитации.
– А чего он такого особенного отчебучил? – делано удивился присутствовавший при разговоре Андрей Лунев, заместитель областного прокурора по следствию, высокий и худой до болезненности мужчина.
– Не включайте дурака, коллега, – раздраженно отмахнулся Игорь. – Вы прекрасно знаете, в чем причина скандала! Наш знаменитейший депутат, любимейшая солдатская мать, рупор, блин, демократии – лежит, знаете ли, в больнице. С отбитыми… Короче, вам по пояс будет. И чем это все закончится – хрен его душу знает!
– А кто его просил лезть не в свое дело? – глядя куда-то в пространство, спросил Оболенский непонятно у кого. – Стоял бы себе смирнехонько в сторонке, блеял бы на камеру, никто бы его и не тронул. Кому он нужен-то?
– Так эти… Что нам по пояс… – Лунев из последних сил сдерживался, чтобы не захохотать в полный голос. – Ему вообще без надобности! Он же больше языком работает. Ему и голову можно отбить – хуже не будет.
– Ладно! – махнул рукой Михайлов. – Вам все хиханьки, а у меня… Короче, Максим, ты можешь ехать домой.
– Игорь, я должен работать по этому делу. – Оболенский говорил уверенно, убежденно. – Ни ты, ни эти… – похлопал он себя по плечу, – никто не отстранит меня от этого.
– Ага, – тяжело вздохнул Игорь. – Бунт на корабле. И что вы мне прикажете с вами делать, господин майор?
– Игорь, ты пойми, для наших Зинаида Григорьевна – всего лишь очередной труп, – неожиданно горячо заговорил Максим. – Один из многих. Для меня же – тетя Зина. Я с Витькой Малышевым в одном классе учился. Отец и мать тогда за границей работали, я у деда жил. Здесь, в Красногорске. Бабушка уже умерла к тому времени, так тетя Зина мне и мать, и бабушку заменила. Да и отца, по большому счету, тоже.
В кабинете Михайлова установилось неловкое молчание. Оболенский никогда не отличался склонностью к словоблудию. Да и в свою личную жизнь старался никого особо не посвящать. Даже Михайлова, с которым они дружили. И то, что он вдруг разговорился, чуть приоткрыл створки раковины, за которыми прятался все это время, уже говорило о многом.
– А почему бы и нет, – первым нарушил затянувшуюся паузу Лунев. – Отстранен – не значит уволен. А нам в этом деле толковый опер, которого по сторонам дергать не будут, очень даже пригодится.
– Но он ведь, получается, лицо, лично заинтересованное в исходе дела, – продолжал сомневаться Михайлов. – И по закону…
– Вот только не говорите мне про закон! – всплеснул руками Лунев. – Вы прекрасно знаете, коллега, как в нашей замечательной стране соблюдаются законы. Пусть не рисует в дело официальных документов – никто и знать не будет о его участии!
– Ладно, Максим, – решительно рубанул ладонью воздух Игорь. – Разрешить тебе работать официально, сам понимаешь, я не могу, не мной приказ подписывался. Но и запретить…
– Кто закреплен из следствия? – Оболенский развернулся к Луневу.
– Ну… Возглавлять группу буду я, – ответил Андрей. – Дело громкое, резонансное. Скандальное – не без этого. Непосредственно расследовать будет Даша Шелест.
– Дарья Борисовна? – зачем-то уточнил Оболенский.
– Она самая, – подтвердил Лунев.
– Где она сейчас?
Лунев и Михайлов, не сговариваясь, глянули друг на друга и синхронно, в один голос, хмыкнули.
– Возьми да позвони, – насмешливо сказал Лунев. – Спроси. Номерок дать?
– Обойдусь, – несколько смутился Максим.
– Вот и ладушки, – в той же немного ернической манере продолжил Андрей. – Созвонитесь и договоритесь. Я думаю, что она сейчас в прокуратуре, дело изучает. Так что катитесь вы, господин майор, туда. А мы тут план совместных мероприятий будем набрасывать. Нам его к утру надо на подпись начальству представить.
– Хорошо. – Максим встал и направился к выходу.
– Только ты это, – крикнул вслед Михайлов, – держи нас в курсе своих наработок!
Оболенский, не оборачиваясь, коротко кивнул.
Старший следователь областной прокуратуры Даша Шелест действительно в этот вечер находилась в своем кабинете – изучала наскоро сшитое «районкой» уголовное дело. Попутно делала пометки для себя, какие мероприятия необходимо провести по этому делу в первую очередь.
Дело обещало быть сложным. Не потому, что убийство предельно наглое – бывало и не такое. Жертва. Жертва дерзкого, циничного преступления – человек, традиционно входящий в обойму «неприкасаемых». Происшествие наглядно показало тем, кто всегда считал себя в полной, абсолютной безопасности, что они – такие же, как и все остальные. Что разгул беспредельной преступности в стране в любой момент может коснуться и их. Осознание этого людьми, самоуверенно считающими себя «элитой» общества, вызовет панику. И уже с завтрашнего утра начнутся телефонные звонки…
Может быть, именно поэтому многоопытный и хитрый Лунев отдал это дело именно ей. Не потому, что следователем она была толковым и, несмотря на относительную молодость, опытным. Точнее, не только поэтому. Скорее всего, на любого другого следователя попытались бы давить. Общественным положением, чинами, деньгами… Просто «горлом». А вот «наезжать» на Дашу – это, знаете ли, может и себе дороже выйти. Почему?
Все дело в фамилии. Шелест. Ну, и в отчестве – Борисовна. Казалось бы, чего тут такого? Зря вы так… И фамилия, и отчество недвусмысленно указывали понимающим людям, что Дарья Борисовна Шелест – единственная и горячо любимая дочь Бориса Игоревича Шелеста, генерал-майора, начальника регионального управления Федеральной службы безопасности. Вот так-то.
Разумеется, любящий папаша, будучи человеком умным, далеко в дела дочери старался не забираться. Но это не значит, что он останется равнодушным, если вдруг какому-нибудь особо отчаянному ухарю придет в голову дикая мысль оказывать давление на следствие по этому делу. Не для того Борис Игоревич дочку растил, чтобы на нее кто попало тут гавкал… Так что Даша была, наверное, единственным человеком в прокуратуре области, кто мог не бояться вмешательства в процесс расследования посторонних личностей, какое бы положение они ни занимали.
Глаз следователя зацепился за какую-то недоработку. Чего-то в этих материалах не хватало. Чего-то такого, что было жизненно важно. Но что именно – Даша пока не могла ответить даже себе. Тяжело вздохнув, она опять открыла первую страницу. Все приходилось начинать сначала…
Послышался негромкий стук в дверь.
– Войдите! – крикнула она, оторвавшись от листов лежавшего перед ней дела.
– Разрешите, Дарья Борисовна? – Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель мог заглянуть нежданный визитер. Даша сразу узнала его, и, кстати, появление этого визитера особой радости молодому следователю не доставило – она недовольно сморщила носик, тяжело вздохнула, но тем не менее ответила:
– Конечно, Игорь Юрьевич…
В кабинет вошел мужчина. Высокий, стройный, подтянутый, лет тридцати пяти. Брюки и пиджак отглажены, туфли начищены, галстук, умело и со вкусом подобранный, повязан безукоризненно. Этакий мачо местного разлива, очень похожий лицом на молодого Делона. Подполковник Игорь Юрьевич Юрьев, один из подчиненных ее отца. Человек, постоянно оказывающий ей знаки внимания. Цветы, конфеты, томные взгляды и многозначительные намеки… Как секретарше какой-то. Все это в совокупности позволяло Даше считать Юрьева человеком неприятным и прилипчивым.
– Полуночничаете, Дарья Борисовна? – Юрьев прошел к столу, пододвинул поближе стул. – И не страшно вам одной, в пустом здании?
– На вахте – постовой, – мрачно проговорила Даша. – С пистолетом. Он кого попало не пропустит. А вы, простите, какими судьбами к нам?
– Ну как же! – удивился Юрьев. – Такое дело, можно сказать, политическое. Я закреплен вам в помощь от нашего управления.
«Закреплен! – раздраженно подумала Даша. – Напросился, скорее всего, когда узнал, кто назначен из следствия». Но вслух сказала совсем другое, нейтральное:
– Значит, поработаем вместе.
– С вами, Дарья Борисовна, – слегка подался вперед Юрьев, преданно глядя ей в глаза, – все, что угодно! Хоть на край света. Пешком.
– Ну, это уже крайности… – отвернулась Даша.
– Как знать, Дарья Борисовна, – несколько приосанился подполковник. – Знаете, ведь в жизни всякое бывает. И вполне может так случиться…
Что именно может случиться в жизни, Юрьев сказать не успел. Дверь кабинета широко распахнулась, и в него вошел Оболенский.
– Максим! – Помимо собственной воли, Даша потянулась ему навстречу. Заметивший это движение – не только заметивший, но и обративший на него внимание, – Юрьев ожег вновь прибывшего неприязненным взглядом.
– Добрый вечер… – Оперативник встал на пороге. – Надеюсь, я никому не помешал?
– Не говори ерунды! – небрежно отмахнулась Шелест. – Наоборот, очень хорошо, что пришел. Мне твоя помощь понадобится.
И то, что просьба о помощи была адресована не ему, а полицейскому оперативнику, Юрьев тоже отметил. Понимая, что сейчас он оказался в незавидной роли третьего лишнего, подполковник поднялся:
– Ладно… Пойду я. Дела, знаете ли…
– До свидания, – небрежно бросила Даша. А Максим вообще ничего не сказал. Просто посмотрел так, как, наверное, смотрел бы на раздавленного червяка.
«Скотина волосатая!» – подумал Юрьев об оперативнике, выходя за дверь.
– А этот что тут делает? – поинтересовался Оболенский, дождавшись, пока дверь кабинета за спиной Юрьева закроется. – Чего ему здесь нужно?
– Да вы, господин майор, никак ревнуете? – улыбнулась Даша.
– Ну, не то чтобы… – смутился Максим. – Просто не нравится мне эта слащавая свинья. Есть в нем что-то такое… неприятное…
– Тут ты не одинок, – тяжело вздохнула Даша. – Мне он тоже не нравится. Нудный и надоедливый. И никак не отвяжется…
– Можно поспособствовать… – как бы между прочим заметил Максим.
– Вот как раз этого и не надо, – встрепенулась Даша. – Тебе не надоело геройствовать? Что ты там, на месте происшествия, выкинул? Весь город гудит!
Максим, присаживаясь на освобожденное Юрьевым место, лишь плечами пожал – дескать, знать ничего не знаю.
– Давай-давай, рассказывай! – Даша фыркнула. – На тебя, кстати, девочка из района рапорт написала. «Вел себя неадекватно, вмешивался в работу следователя на месте происшествия, оскорблял…»
– Я думаю, она несколько преувеличивает, – осторожно заметил Оболенский.
– Между прочим, прокурор дал команду возбудить в отношении тебя уголовное дело. По факту покушения на представителя властных структур. Говорят, ты там этого депутата чуть не убил.
– Но не убил же… А остальное – ерунда.
– Ерунда не ерунда, а вот «закрыть» тебя, Максим, могут, – на это вполне серьезно произнесла Даша. – И что тогда мне делать?
– Жить, – развел руками Оболенский. – Просто жить. Так же, как жила до моего появления. Ты мне ничего не должна…
– Дурак! – в сердцах выкрикнула Даша. – Дурак бесчувственный! Как ты можешь!
Она вскочила с места. Несколько секунд смотрела на сидящего Максима, потом резко развернулась и отошла к окну. Понимая, что несколько перегнул палку, Оболенский тоже встал. Обойдя стол, приблизился к Даше сзади, положил ей руки на плечи, приобнял… – Она сначала попыталась стряхнуть его руки, но после нескольких безуспешных попыток успокоилась. А Максим тихо шептал ей, почти касаясь губами ушка:
– Поверь, если я поступил именно так, значит, иначе поступить просто не мог. Не было у меня такой возможности. Есть такие долги, какие мы отдаем всю жизнь. И не стоим за ценой.
– Кто она тебе? – так же тихо спросила Даша.
– Она… – Максим на мгновение задумался. – Просто хороший человек. Очень хороший. А какие она пекла пирожки! Ум-м…
– Ты так хорошо ее знал?
– Я дружил с ее сыном, еще в школе. Прозвучит, конечно, несколько напыщенно, но только ее тепла и заботы хватало нам обоим. Она была душевно щедрым и очень добрым человеком. Знаешь, даже страшно вот так говорить – была…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.