Гизелла медленно повернула голову и оглядела кендера.
— Да это же мои мысли! Иногда ты можешь приятно удивлять, Непоседа, — призналась она. — На том и порешим. Мы останемся на судне так долго, как позволят обстоятельства. Побудешь рулевым, а, Вудроу? Будь другом…
Приняв это окончательное решение, гномиха удалилась в повозку.
Вудроу взглянул на Таса.
— На первых порах, Вудроу, поглядывай, чтобы скалы оставались позади. До тех пор, пока они уменьшаются, мы движемся прямо от них. Как только они исчезнут из виду — а событие это не заставит себя ждать — мы станем ориентироваться по солнцу.
— Откуда ты знаешь столько об управлении судном? — простодушно поинтересовался Вудроу.
Ответ Таса был прозаичным.
— Я совершенно в этом не разбираюсь. Но, как картограферу, мне часто приходится ориентироваться по солнцу во время наземных путешествий. Если на земле работает, то не вижу причин, по которым этот метод не сработает на море.
Вудроу кивнул и стал наблюдать за прибрежными утесами, пока они не растаяли с наступлением ночи в белесом лунном сиянии.
На следующий день, ранним утром, Вудроу заметил на севере островок суши, а прищурив глаза и присмотревшись повнимательнее, он выяснил, что это либо обширный остров, либо выдающийся в море полуостров. Он изменил курс, чтобы не выпускать клочок земли из виду.
— По тому, как быстро мы мимо него пройдем, можно оценить нашу скорость, — резонно заметил он.
На третий день они следовали по каналу шириной почти десять миль, разделявше-
му остров и еще один клочок суши. Постепенно сужаясь, пролив внезапно резко расширился на востоке. После непродолжительного голосования все согласились, что следует снова скорректировать курс и теперь двигаться параллельно береговой линии. Этой же ночью звезды заслонили облака.
На следующий день солнце так и не появилось. Ночь сменилась серым, хмурым рассветом, и на море опустился густой туман. Не было и намека на ветерок, так что судно, которое с подачи Гизеллы окрестили «Прокат», едва волочилось. Но все облегченно вздохнули, когда к середине утра ветер окреп, унес прочь туман и поднял настроение путешественников. В любом случае, овражные гномы были настолько счастливы, что тут же затеяли игру "Овражный гном за бортом", которая заключалась в бесконечных скачках, падениях или выбрасывании соседей за борт, отчего Тассельхофф с Вудроу не остались без работы: они толкали паршивцев к веревкам и то и дело затаскивали пострадавших на палубу. Даже терпеливый юноша сорвался и пригрозил никого не спасать, если игра впредь продолжится. Однако единственного слова предмета их обожествления, Гизеллы, оказалось достаточно для прекращения свалки.
Тем временем все утро ветер продолжал усиливаться. К полудню Тас уже стоял на раскачивающейся палубе, длинные пряди, выбивающиеся из хохолка, больно хлестали по плечам, а туника и штанишки напрочь промокли от ледяных брызг морской воды.
— Если так пойдет и дальше, мы можем оказаться в крайне затруднительном положении, — завопила Гизелла, пытаясь перекричать оглушительное хлопание парусины, рев ударяющихся о палубу волн и заунывное завывание ветра в веревках и щелях деревянных конструкций. Еще через мгновение она спешно уползла внутрь повозки, дабы спастись от ветра и брызг.
Четверо овражных гномов, словно покорные утята, выстроились в шеренгу и направились к повозке вслед за Гизеллой.
— И куда это вы направились? — закричал Тас, ухватив одного из дезертиров за воротник.
— Моя холодно, — промычал овражный гном. — Все намокли и забрызганы. В маленьком домике тепло и сухо.
— Нет, вам туда нельзя, — предостерег Тас. — Теперь вы моряки, а моряки ни за что не покидают поста, особенно при столь незначительном ветре и брызгах.
В этот момент над морем громыхнул раскат грома, и с неба на палубу начал срываться мелкий дождик.
— Или когда идет дождь, — с сомнением добавил Тас. Он заколебался. — Хотя дождь куда хуже легкого ветерка и брызг.
Овражные гномы обменялись взглядами и вновь уставились на Таса, не на шутку озадаченные. Теперь они по крайней мере не бежали сломя голову к каюте, но кто мог поручиться, что они вернутся на свои посты?
Вдруг Тас просиял.
— Знаю! Я научу вас матросской песенке!
Тас отвел каждого по отдельности овражного гнома на рабочее место и затянул песню.
Если ты живешь у моря, если дух твой молодой,
Расцелуй свою красотку и айда за мной!
Натянули паруса да подняли якоря,
Полетели вслед за ветром через Балифор в моря.
Вскоре под песенку Таса прихлопывали и притопывали все овражные гномы, и, подхватив припев: "Эй, сплюнь через плечо, нам все нипочем!" — принялись подбрасывать друг друга в воздух.
Достаточно утомленный после уборки палубы, Вудроу забеспокоился, чтобы овражные гномы не начали сталкивать друг друга за борт. Ведь при теперешней скорости судна на этот раз им ни за что не удастся остановиться и спасти утопающего. Он собирался было предупредить Таса об опасности, когда морскую гладь всего в сотне ярдов от судна озарила ослепительная вспышка молнии. И уже через минуту на крохотное суденышко обрушился шквальный ветер, опрокинув его на левый борт заставив гарцующих овражных гномов похвататься за поручни. Едва «Прокат» выпрямился, последовал второй порыв, раздался глухой треск, и в парусе появилась трехфутовая прореха.
Тас ухватил ближайшего агара за плечи и закричал:
— Нужно снять парус! Немедля его опустите!
Но овражные гномы бросились к каюте, слишком перепуганные внезапной яростью бури, чтобы быть в чем-то помощниками. Пробежавшись глазами по палубе, Тас обнаружил, что члены экипажа или панике несутся к каюте, или наскоро заползают под повозку. Кони ржали, храпели и рвались с привязи, а повозка угрожающе раскачивалась.
Вудроу плюхнулся на одно колено, размазал левой рукой мусор и что есть мочи вцепился в поручни. Он беспомощно следил за ковыляющим по палубе Тасом.
С третьим порывом ветра ревущие волны устремились на палубу, вымыв нескольких овражных гномов из-под повозки, и с силой швырнули их на противоположные поручни. Они поползли было обратно, но тут в и без того раздутый парус ударил четвертый шквал. Трещина расширилась до дыры, потом появились другие трещинки, и в конце концов парус треснул вдоль пополам и свободно повис на рее. Свободный конец развевался над морем до тех пор, пока не зацепился; тут он затрещал, завертелся в воздухе, оторвался от веревки и полетел в пенящиеся волны.
Оставшуюся половинку паруса с силой швырнуло на повозку. Дверь повозки распахнулась, и на пороге появилась Гизелла с расширенными от ужаса глазами. Повозка подпрыгнула и заскользила по палубе, а затем снова врезалась в мачту. Гизелла попробовала спуститься по ступенькам, но судно качнулось, и ее бросило обратно, внутрь. Об стену повозки разбилась еще одна волна, под натиском которой треснули две из трех удерживающих ее на палубе веревок.
— Госпожа Хорнслагер! — закричал Вудроу. Он с ужасом следил за скользящей по наклонной палубе повозкой, удерживаемой теперь только одной веревкой. Но веревка пока держалась. Последовал звук, от которого сердце Вудроу чуть не замерло, и на мачте появилась белая, извилистая трещинка. Передок повозки врезался в ограждение, и колеса перекинулись за борт. От такого резкого перемещения центра тяжести корабль наклонился, и на палубу хлынула вода. Секундой позже повозка исчезла за бортом целиком и заскользила по волнам, увлекаемая верхней половиной мачты.
Корабль так и не выправился; он продолжал раскачиваться на волнах, а по затопленной палубе гуляли волны. Кони визжали и били копытами по скользкой палубе. Видя, что корабль неминуемо погибнет, Вудроу перепрыгнул через капитанский мостик и схватился за обломок мачты. Его нож разрубил поводья лошадей, так что теперь они не тянули ко дну полузатопленное судно.
Когда вода ворвалась в каюту, Фонду и другие овражные гномы, что нашли тут пристанище, спотыкаясь, ломанулись на палубу. На перевернутый корабль обрушился гигантский водяной вал, и палуба накренилась еще сильнее. Когда груз внутри корабля перемещался с места на место, до Таса доносились глухие звуки ударов и падения.
— Безнадежно! — крикнул он овражным гномам. — Корабль тонет! Прыгайте за борт! Уплывайте как можно дальше!
Вудроу с лошадьми были уже в воде, когда к ним присоединился Тас. Несколько овражных гномов плавали на досках, выброшенные за борт, когда корабль перевернулся. Мгновение спустя судно погрузилось в пенящуюся пучину, а на поверхности остались только обломки досок, порванные веревки, исполосованный в клочья парус. Кендер, человек и овражные гномы вцепились в раскачивающиеся в ледяной воде осколки. Дождь и ветер свирепствовали еще некоторое время, а затем вдруг внезапно прекратились. Вскоре из-за низких серых туч выглянуло блеклое солнышко.
Какое-то время они качались на плавающих обломках в безмолвии. Никто — ни Тас, ни Вудроу — не хотел говорить, даже думать не мог о Гизелле. Наконец тишину нарушил Фонду.
— А где госпожа с красивыми волосами? — спросил он. Поглядев сперва на Таса, а затем на Вудроу, он добавил: — Фонду не видеть ее.
Вудроу яростно заморгал и отвел глаза.
— Она ушла, Фонду, — проговорил, заикаясь, Тас. — Она находилась в повозке, когда та опрокинулась за борт.
— И когда же она вернется? — поинтересовался Фонду.
— Боюсь, она больше не вернется, — объяснил кендер.
Фонду непонимающе смотрел на Таса несколько секунд, а затем открыл рот — за всю свою жизнь Тасу не доводилось видеть такой всеобъемлющей пасточки — и заревел так громко, насколько позволяли легкие.
— Госпооожааа! — завопил он. Сопли текли из его носа почти так же обильно, как из глаз — слезы.
— Тише, Фонду! — распорядился Тас. В перерывах между завываниями Фонду ему показалось, будто он слышит чей-то голос. Вроде бы он что-то вопил…
— Эгегей!
Тас оглянулся. Там, в двух сотнях ярдов позади, на передке вагона восседала Гизелла собственной персоной и махала им насквозь вымокшим шарфом. Раскачивающуюся на волнах компанию обуяла бурная радость, и они беспорядочной гурьбой поплыли ей навстречу. Когда они приблизились, Тас вдруг понял, что Гизелла сидит прямо на гребне волны. Тайна рассеялась, когда гномиха объявила:
— Догадываетесь? Моя повозка плавает!
Фонду так обрадовался, что выбился из фальшивого строя голосов, напевающего: "Эй, сплюнь через плечо, нам все нипочем!", песенки, быстро подхваченной оставшейся группой. Бокс набрал в рот воды и выплеснул ее на Тудду, а вскоре уже вся компания пела, брызгалась, хохотала и плевалась.
Тассельхофф уже почти отчаялся, когда Гизелла, неустойчиво раскачиваясь на крыше полузатопленной повозки, вдруг воскликнула:
— Земля, я вижу впереди землю!
— Наконец-то хорошее предзнаменование, — заметил Вудроу.
— Это, парень, не предзнаменование. Это земля, — поправила его Гизелла. — А значит, сухая одежда, возможность поесть и место для ночлега.
Воодушевленные этими словами, они принялись медленно грести к берегу.
ГЛАВА 10
Чтобы найти магазин и собрать вещи, у Финеса почти не осталось времени. Он пошел на риск и решил проехаться на извозчике; отчасти еще и из-за того, что понятия не имел, в какой стороне расположен его магазин. Финес босиком доковылял до первого оживленного перекрестка и подозвал запряженный кендером двухколесный экипаж.
Водитель, семенящий между двумя перекладинами, прикрепленными к сидению для пассажира, резко затормозил и подошел к нему. Финес назвал кендеру свой адрес. Некоторое время Финес молча трясся в повозке, которая спускалась и поднималась по ступенькам, миновала школьный двор, до отказа набитый маленькими кендерами, пока водитель не признался, что он сам не совсем понимает, где они находятся.
— Но у моего приятеля есть карта Кендермора. Она-то и расскажет нам все, что нужно знать, — утешил его водитель.
Извозчик встретился с другом, продавцом жареных каштанов. Последовали затяжные переговоры; миновав еще несколько лестничных проемов и споткнувшись о загон у закрытого фермерского магазинчика, отчего вмиг проснувшиеся цыплята разлетелись в разные стороны, Финес начал узнавать соседние магазины.
— Здесь!
Оторвав побелевшие пальцы от подлокотников, мужчина указал направо.
— Это мой магазин.
Он с тоской смотрел на до боли знакомые витрины, ибо теперь он начинал сомневаться, увидит ли их еще когда-нибудь.
Резко затормозив, извозчик зарылся по щиколотки в землю, отчего его задумавшийся пассажир пролетел по инерции еще немного. Он надул губы:
— Мне бы хотелось, чтобы впредь ты так не поступал.
Мужчина отпрыгнул от повозки и направился к магазину.
— Эй, подожди! А где же мои тридцать монеток? — спросил оскорбленный кендер, гневно бросив перекладины на землю. — Вор! Помогите, вор!
Около дюжины кендеров на улице оторвались от дел и, виновато посмотрев в их сторону, поспешно засунули руки в карманы.
— Кто-нибудь, держите его! — продолжал кендер. — Он никто — обыкновенный босяк с гоблинской физиономией, мошенник, козлодой, и это ничтожество присвоило мои сорок монет!
Финес, больше всего задетый комментарием насчет своего сходства с гоблином, обернулся и зарычал:
— Я живу и работаю в этом доме, если до тебя еще не дошло! И отдам твои двадцать монет прямо сейчас.
Настырный кендер наступал Финесу на пятки все время, пока тот рылся в карманах, разыскивая ключ. Ключа не оказалось, чему Финес не особенно удивился. Он также понимал, что в выдвижном ящике комода, используемом под кассу, деньги тоже искать бесполезно. Однако кое-какие деньжата он прятал в потайном месте, за расшатанной доской на стене в приемной.
Обнаружив искомую доску, Финес рывком дернул ее вверх. Отскочив, доска открыла полость, из которой вывалилась крохотная оловянная шкатулка.
— Эй, вот это чисто сработано! Я бы никогда не додумался сюда заглянуть, — сказал кендер, не отстающий от Финеса ни на шаг. Мужчина без комментариев раскрыл шкатулку. Она оказалась пустой.
— Зато кому-то такая идея в голову пришла, — сказал он. Надо же, все наличные деньги, которые у него были! Он обвел взглядом комнату, пытаясь приглядеть чтонибудь, что могло заинтересовать кендера.
И тут его осенило. Скоро он разбогатеет, не так ли?
— Сейчас у меня нет ни монетки. Возьми что угодно, что тебе понравится, — он обвел комнату широким жестом и отступил в полумрак комнаты для обследований. — Когда будешь уходить, запри за собой дверь.
— Вот это да, спасибо! — воскликнул кендер, округлив изумленные глаза. — Ух ты, вы только взгляните на это…
Но Финес уже не слушал. Чтобы завершить сборы, оставалось не так много времени. Он рванулся к буфету в задней части комнаты и первым делом отыскал запасную пару сапог. "Они далеко не так удобны, как те, что я потерял", — с сожалением подумал он, натягивая их наощупь на ноги. Затем он снял с крючка походную сумку, заметив при этом: чтобы одеться, нужно покинуть комнату и подняться по ступенькам на второй этаж. Следующим этапом он извлек из-за пазухи половинку карты Кендермора и положил ее в сумку, поднялся по лестнице, чтобы сменить рубашку, одеть пиджак и собрать остальные необходимые вещи.
Спускаясь в комнату для обследований с пожитками и захваченным по пути вяленым окороком, он решил не зажигать свечу, пока не дождется Трапспрингера, чтобы не привлекать посетителей. Немного посидев в темноте, он начал дремать, ибо ноющие кости требовали отдыха.
Болезненный стон, раздавшийся из глубокой тени, заставил его мигом вскочить на ноги.
— Трапспрингер?
Он приоткрыли ставни дрожащими руками, и на пол упал тусклый лучик солнечного света. С замиранием сердца Финес двинулся в направлении, откуда доносился звук.
Незамеченное в полумраке, на кресле для обследований возлежало тело крепкого, массивного мужчины со стрижеными жесткими волосами, маленькими глазками и сплющенным носом с широкими крыльями. Сквозь прижатый к правому боку клочок белой ткани сочилась кровь.
— Кто вы? Что случилось? — выдохнул Финес, бросившись к мужчине. — Вам срочно нужна помощь!
— Потому-то я и пришел. Вы ведь врач? — процедил человек сквозь сцепленные зубы.
— Я? Наверное. То есть да, — заикаясь, ответил Финес, почти потерявший бдительность. Он привык к болячкам и охам миролюбивых обитателей Кендермора. Повидал бесчисленные синяки, но очень мало крови. Этот же тип, к тому же отвратительной наружности, за пару секунд терял столько крови, сколько Финесу не доводилось видеть вот уже несколько месяцев.
Он бережно приподнял окровавленную тряпицу. Когда высохший край тряпочки зацепил рану, пациент конвульсивно дернулся. Финес вздрогнул.
— Извиняюсь.
Приоткрыв ставню пошире, он обследовал рану, которая оказалась обширной, глубокой, диаметром почти пять дюймов. Хотя он никогда не встречал ничего подобного, Финес, тем не менее, был убежден, что это рана от меча.
— Кто вы?
— Меня зовут Дензил.
— Просто Дензил?
Человек равнодушно взглянул на него.
— Просто Дензил.
— И что же с тобой случилось, Дензил? — повторил он свой вопрос.
— Да ничего. Маленький домашний скандал.
Голос мужчины становился все слабее.
— Ты что, рубил мечом мясо? — с насмешкой поинтересовался Финес.
— Кто здесь упомянул меч? — сурово оборвал его человек по имени Дензил. Он немного приподнялся на локтях, чтобы придать своему слабому телу угрожающий вид. — Послушай, просто залатай меня, и постарайся при этом не открывать рта.
Финес беспомощно смотрел на него.
— Я не могу зашивать раны, нанесенные мечом. Я не настолько хороший — то есть немного не того рода — доктор. Надо бы тебе поискать хирурга.
Он прижал к ране грязную тряпку, отчего мужчина снова дернулся.
— Прости.
— Но больше никого нет. Я не доверился бы ни одному кендерскому врачу, даже если бы единственное, что от него требовалось — меня задушить.
Финес видел, как пальцы мужчины обвили подлокотники.
— Кроме того, я не могу передвигаться.
— Можешь, — голос Финеса вместо того, чтобы обнадеживать, звучал отчаянно. — Просто прижми тряпочку к ране и…
— У меня осталось достаточно силенок, чтобы как следует отделать несговорчивого врача, — угрожающе произнес мужчина. Что-то в его крохотных глазенках подсказало Финесу — этот Дензил с удовольствием потратит остатки сил, чтобы его угроза не осталась пустыми словами.
Финес налил в тазик трехдневной давности воду и порвал на полоски несколько чистых лоскутков.
— Я сделаю все, от меня зависящее, но ты подвернулся в неподходящее время. Кроме того, и вознаграждение я требую приличное.
— Заплачу, — холодно парировал мужчина.
— И сколько же ты заплатишь наперед? — неуверенно поинтересовался Финес, все еще сомневающийся, а сможет ли он реально помочь этому человеку. Насколько он себе представлял, если ничего не выйдет, Дензил по крайней мере уж точно не сможет его поколотить, а ежели дела пойдут удачно — ни у кого не должно быть претензий. Бизнес есть бизнес!
Мужчина бросил на него сердитый взгляд. С огромным усилием он засунул руку за пазуху и извлек из-под рубашки кошелек. Отмеряв приблизительно половину его «начинки» — по крайней мере двадцать стальных монет, вот так находка! — он откинулся на спинку кресла.
— А теперь приступай к работе.
Финес заставил себя отвлечься от денег и переключиться на рану пациента. Завидев бледное лицо Дензила, покрывшееся испариной, он выхватил полупустую бутылку вина, уложенную в дорожной сумке, откупорил и протянул ее мужчине. Он-то думал, тот сделает один большой глоток, но Дезил закинул голову и несколькими шумными глотками, разбрызгав изрядное количество, опустошил бутыль до дна.
Финес судорожно перебирал все способы зашивания ран, или, по крайней мере, остановки кровотечения. Сперва он подумал о расплавленном воске, но тут же отказался от подобной мысли. Конечно, на время он и прикроет рану, и остановит кровь, но как только воск остынет, при малейшем движении он отвалится.
Пожалуй, можно было бы сжать его посильнее. Но как? С такой раной на боку велика вероятность сломать Дензилу ребра прежде, чем остановится кровь.
Взгляд его упал на бечевки, используемые аптекарем для связывания в пучки благоухающих эвкалиптовых листьев, которые добавлял в свой чудо-эликсир Финес. Не оставляя эту мысль, он порылся в выдвижных комодных ящиках; в одном из них обнаружилась иголка, которой он изредка штопал прохудившиеся башмаки. Скоренько вытерев ее о рукав, он продел в ушко нитку и отложил в сторону. Добавив в тазик с водой еще несколько эвкалиптовых листьев, он аккуратно промыл настоем рану. Мужчина уже потерял сознание, а потому ему было все равно.
Стянув вместе края раны, Финес принялся сшивать лоскуты кожи, то и дело поглядывая на образец стежков — декоративную вышивку крестиком на ковровой дорожке. Приходилось сосредотачиваться исключительно на аккуратности работы, иначе, осознай он, чем сейчас занимается, он непременно вогнал бы иголку себе в палец. По ходу дела Финес вытирал заливающий глаза пот.
Дензил зашевелился и тихо застонал под иглой. Финес поспешно наложил два последних шва, и тут пациент открыл глаза. Закрепив конец нити узелком, Финес в волнении ступил назад, ожидая, что мужчина заревет от боли.
В глазах Дензила быстро засветилось понимание. Прошло время, и с его лица мало-помалу сошла мертвенная бледность. Лишь едва содрогнувшись, он взглянул на конопляную бечевку, стягивающую его бок.
— Достаточно неплохая работенка для шарлатана. Аккуратные, тонкие швы…
Выражение его лица значительно смягчилось и стало даже миролюбивым, когда он продекламировал:
— "И тлену нет здесь места — стройные деревья зеленью одеты…" Квивален Сот, Песня Птиц Вайретского Леса.
Либо мужчина бредил, либо, что казалось куда удивительнее, почти не чувствовал боли. Голос его звучал уверенно, точно так же двигались и руки.
— Несомненно, тебе знакомо это произведение, — продолжал человек в кресле. — Его написал величайший поэт всех времен и народов.
— Конечно, — безучастно поддакнул Финес. Этот мужчина был каким-то странным, от одного его вида бросало в дрожь, и Финесу хотелось как можно быстрее выпроводить незваного посетителя вон. — Кажется, тебе уже намного лучше. Понимаешь, я собираюсь уезжать из города, и если ты не возражаешь…
— Я отдохну здесь еще несколько минут, — сказал мужчина. — После такой большой кровопотери я чувствую себя выжатым лимоном.
Он крепко сжал кулачищи, так что под запятнанной засохшей кровью рубашкой заиграли мускулы.
— Как хочешь, — быстро ответил Финес; с большим усилием он подавил в себе порыв откланяться странному незнакомцу, когда покидал комнату. Можно просто подождать прихода Трапспрингера в приемной; к тому времени этот Дензил, возможно, будет в состоянии уйти.
Хотелось бы знать, что за дела привели человека подобного сорта — а Дензил, несомненно, был закоренелым рубакой — в Кендермор? Возможно, он обычный наемник, которому случилось проходить мимо. Выглянув в крохотное оконце, Финес решил, что Трапспрингер уже опоздал. Хотя ничего другого от кендера ждать не приходилось, Финесу все же хотелось, чтобы его сопровождающий поторопился. След дочери мэра, Дамарис, ни в коем случае не должен остыть. Но сильнее всего он желал скорейшего прихода кендера потому, что не хотел долго оставаться наедине с Дензилом.
Прошло совсем немного времени, которое Финес потратил на выпроваживание особенно любопытных пациентов, прежде чем появился Трапспрингер Лохмоног. Кендер ввалился в дверь магазинчика, грациозно крутанувшись на пороге, так что его новая малиновая накидка очертила в воздухе цветной круг.
— Тебе не кажется, что для путешествия в местность, которая зовется Руинами, эта твоя одежда малость не годится? — спросил Финес.
— И тебе приветик. Я всегда начинаю новое приключение со смены гардероба, — объяснил Трапспрингер. — В действительности обычай переодеваться перед боевыми действиями появился впервые в Тарсалонии — было такое место, очень напоминало здешнее — давным-давно…
— Это не приключение, — решительно оборвал его Финес. — Мы всего лишь отправляемся на поиски Дамарис Метвингер, чтобы вернуть ее обратно, и тогда наемный охотник, посланный за твоим племянником Тассельхоффом, не получит депеши, что его не нужно доставлять в Кендермор из какого-то местечка под названием Утеха, а вместе с ним и вторую половинку моей карты, — на одном дыхании закончил он.
— Правильно. Приключение, — глаза Трапспрингера мельком пролись по комнате. — Тебе нравится работа доктора?
Только теперь Финес заметил, что извозчик утащил с собой все, что оставалось на полках в комнате ожидания.
— Нравилось…
Вдруг он вспомнил о Дензиле.
— Я уже готов идти, — сказал он, вступая в полумрак комнаты для обследований.
— Вот только отпущу последнего пациента, а потом соберу вещи.
Он ступил вглубь комнаты и вгляделся в кресло.
Дензил исчез.
Но куда он мог деться? Финес растерялся. Здесь не было черного хода, только крохотное окошко в стене, подобное тому, что он видел в лавке у торговки свечами. Он услышал бы любой шум, доносящийся из этой комнаты, а прохудившиеся доски на полу мгновенно выдали бы шаги. Дензил должен был выскользнуть через окно, в конце концов решил мужчина, однако ему и в голову не приходило, каким образом он это сделал. Стальные монетки так и лежали на том месте, где их оставил Финес — рядом с дорожной сумкой. Исчезновение мужчины было таким же странным, как и его появление. Нервно передернув плечами, Финес ссыпал монетки в карман и взялся за кожаные лямки рюкзачка. Но тут же нахмурился, увидев, что половинка карты небрежно высовывается из сумки. "Растяпа, я должно быть зацепил ее, когда доставал для Дензила флягу", — заключил он, перекладывая карту за пазуху — для пущей надежности.
Закрыв в комнате для обследований ставни, он выпроводил Трапспрингера за входную дверь, уверившись, что табличка «Закрыто» обращена надписью наружу, и лишь потом в сопровождении пожилого кендера направился к северовосточной окраине Кендермора, на поиски Дамарис Метвингер.
Прошло пять томительных минут, и из дверного проема вслед за кендером и человеком, которые ускакали на двух пони, выскользнула темная фигура. Прижимая руку к боку, чтобы утихомирить боль в ране, оставшейся на память после недавней победы на дуэли, мужчина избрал другое направление. Профессиональный наемник, он
только что натолкнулся на очередную, а возможно, и последнюю работенку, если,
конечно, указанные на половинке карты трофеи действительно существуют. На этот
раз придется поработать на себя. Он вывел из ближайшего проулка коня — темного,
норовистого боевого скакуна — и отправился за провизией на месяц: ему представлялось, этого времени должно хватить с головой, чтобы отыскать деревушку Утеху и кендера по имени Тассельхофф.
ГЛАВА 11
— Раз, два, три, взяли!
Раз, два, три, взяли!
Тас, Вудроу и семеро овражных гномов тянули что есть силы, но намокшая повозка напрочь отказывалась двигаться с места. Им удалось вытащить ее из воды почти на половину. Однако теперь она окончательно увязла в грязи.
Стоящий по пояс в воде Вудроу разжал вцепившиеся в веревку руки и потянулся в полный рост. Движение это только усилило пульсирующую боль в пояснице.
— Прошу прощения, госпожа Хорнслагер, но мне слабо верится в то, что мы в состоянии это сделать. За последние двести рывков повозка не сдвинулась ни на дюйм.
— Никогда не сдавайся, Вудроу. Эти слова стоят того, чтобы с ними жить, — ответила сидящая на крыше повозки Гизелла. — А теперь дружненько — раз, два, три, взяли!
Но еще до того, как она произнесла слово "взяли!", все девять работников посбрасывали веревки и устало потащились к берегу. Те овражные гномы, что работали на мелководье, попадали прямо на мокрые песчаные насыпи. Тас последовал их примеру и растянулся на спине на крохотном островке травы, пробившейся сквозь толщу соленого прибрежного песка. В конце концов рядышком с ним приземлился и Вудроу, уронив голову на колени.
— Да что с вами творится? Вы все — лодыри и бездельники, вот что с вами! — вопила Гизелла. Она меряла шагами тесную крышу своего обиталища. — Вы думаете, я проделала весь этот путь, чтобы теперь сдаться? Думаете, я равнодушно пожму плечами и скажу: "Что-то события оборачиваются немного не в мою пользу, так что лучше посижу-ка я тут и себя пожалею"?
— Угомонись, Гизелла, — ответил Тас. — Мы устали. Только что пережили кораблекрушение, так дай же нам пяток минут дух перевести, хорошо?
Гизелла внимательно осмотрела растянувшуюся на песке команду.
— Может, ты и прав. Подойди сюда и помоги мне спуститься с этой штуковины.
Она скромно протянула навстречу ладошку.
Вудроу устало поднялся на ноги и пошлепал к повозке. Гизелла свесила ноги с крыши, после чего, слегка подпрыгнув, соскользнула на руки Вудроу. Худощавый юноша ушел по щиколотки в грязь.
— О, — промурлыкала она, — ты намного сильнее, чем кажешься на первый взгляд. Мне кажется, опасность возбуждает еще сильнее, а ты не находишь?
Щеки Вудроу вспыхнули ярким румянцем, и он чуть было не уронил Гизеллу, так поспешно опустил ее на землю и удрал на берег. Когда наконец гномиха приземлилась на сухом клочке земли в нескольких дюжинах шагов от юноши, она отчаянно пыхтела.
— Что ты в самом деле, Вудроу — это же совсем невинное замечание! Не знаю, что на тебя местами находит, — принялась жаловаться она. — Разве раньше с тобой никто не флиртовал?
Вудроу сидел, обхватив колени и пристально уставившись в землю.
— Нет, мэм, думаю, нет, — пробормотал он.
Это уж совсем не укладывалось в голове у Гизеллы, так что она оставила столь безнадежную тему и присоединилась к остальным, удобно растянувшись на песке.
