— Не будем понапрасну тратить время, — заявил он. — Мой конь ожидает у въезда на площадь. Мы заскочим к тебе домой, заберем вещи, а к полудню уже будем в горах.
Гизелла не обрашала внимания на крики торговца тканями. Все равно денег, чтобы заплатить ему, у гномихи не было. Поэтому она молча проследовала за Дензилом к краю площади, где располагались конюшни. Мужчина вывел за собой самого гигантского и самого черного из виденных ею коней. Что-то такое в этом животном очень насторожило гномиху. Ноздри коня казались неестественно красными, а пару из них вырывалось куда больше, чем это полагается в прохладном горном воздухе. Такое впечатление, что изнутри зверюгу разогревал угольный котел. Взвинченный конь непрерывно бил копытом о землю. Губы его двигались, но совершенно беззвучно, а когда конь наконец пошел по мостовой, Гизелла не услышала привычного цокота копыт. Животное будто избегало шума.
За спиной животного стоял конюх, пересчитывая монеты, которые буквально вдавил в его ладонь Дензил. Между тем Дензил легко вскочил в седло и любовно похлопал коня по боку. Затем протянул руку гномихе с кирпично-красными волосами.
Гизелла не двигалась, спрятав руки за спину.
— Он магический? — неуверенно спросила она.
— Да, — как бы между прочим ответил мужчина. — Скул — инкуб. А теперь дай руку, я помогу тебе, раз уж ты так боишься.
— Я ничего не боюсь, — решительно отрезала гномиха, но руку-таки протянула. Он без особых усилий усадил ее в седло за собой, да так резво, что Гизелла чуть было не задохнулась. Она показала мужчине направление к баронову дому.
Крепко обхватив руками тонкую талию Дензила, Гизелла прижалась к его мускулистой спине. В ноздри ударил знакомый «мужской» запах — запах кожи и пота, смешанный с чем-то еще, присущим только Дензилу, и гномиха удовлетворенно задержала дыхание. Она примостила лицо в крохотной впадинке между заостренными лопатками и тут же забыла обо всех своих неприятностях.
Невзирая на пугающий облик инкуба, легкость, с которой двигался черный зверь, превзошла все ее ожидания. Ей казалось, что поездка на Скуле будет сродни скачкам на облаке — холодном грозовом облаке. Даже через тяжелое кожаное седло она чувствовала смертельный холод, исходящий от животного. Вжавшись в Дензила, гномиха наслаждалась поездкой.
— Мы на месте.
Слова пророкотали в глубинах его грудной клетки, и гномиха неохотно подняла глаза.
Гизелла знала, что весь день барон и баронесса посвятят суете вокруг фестиваля и связанным с ним делам. Поэтому, приказав одному из слуг подготовить коня, она вернулась в свою комнату и облачилась в одно из самых откровеных дорожных платьев — пиджак из телячьей кожи без обычной пододетой вниз блузы и кружевные штаны, демонстрирующие остальные ее достоинства, после чего поспешила к парадному подъезду. Двое конюхов кое-как оседлали и обуздали ее кобылу и теперь тщетно пытались успокоить ее. Глаза животного расширились, а из носа вырывались клубы раскаленного пара. Каждый раз, бросив взгляд в сторону инкуба, она трясла головой и рыла копытом землю.
— Скоро успокоится, — заверил Дензил. — Так всегда бывает.
С этими словами он развернул скакуна и выехал за пределы двора. Гизелла последовала за ним, не переставая думать о том, что в любом случае у них остается в запасе целый вечер…
Они поднимались в горы. Под копытами лошадей скрипели ароматные сосновые иголки, а время перевалило за полдень. Длинные тени под тяжелыми, причесанными рядами взлохмаченных деревьев на склонах постепенно впитывались в землю. Редкие солнечные лучи прорывались сквозь сплетенные кроны. Птицы не щебетали. Когда Гизелла обратила внимание на повисшее в воздухе безмолвие, она списала его на странное свойство инкуба, хотя вряд ли смогла бы объяснить, почему.
Привал устроили на крохотной полянке. Гизелла дрожала — и от холода, и от пугающей тишины.
— Откуда мы узнаем, что именно этот путь ведет к башне?
— Ниоткуда, — просто ответил Дензил. — Я наблюдал за драконом, пока он не превратился в точку. Кажется, мы движемся в верном направлении.
Он искоса взглянул на солнце, готовое вот-вот занырнуть за вершину, и прищурился.
— Нынешней ночью остановимся тут.
Он спрыгнул с Черепа, прошептав на ухо беспокойному животному несколько ласковых слов. Конь неспеша отправился пастись к ближайшему дереву.
— Вот это фокус! — голос Гизеллы выдавал неподдельное восхищение. Тем не менее руку она протянула с наигранной скромностью. Дензил помог ей спешиться.
— У нас с Черепом взаимопонимание, — загадочно прокомментировал он. Отвернувшись от Гизеллы, он пошел за необходимым для предстоящей ночи. Вокруг в избытке валялась хвоя и сухие ветки, так что не прошло много времени, как в каменном кругу вспыхнул крохотный, бодрый огонек. Наспех отряхнув с ладоней иголки и пыль, Дензил полез в свой походный мешок и извлек оттуда вязанку полосок сухого мяса и фрукты, предназначенные им на обед. И только покончив со всем этим, он обернулся и обнаружил, что Гизеллы рядом нет. Ярость, единственная эмоция, которую Дензил так и не научился скрывать, залила пунцовым его щеки.
Но не прошло и секунды, как из-за круга деревьев на поляну шагнула гномиха, завернутая в тонкую красную шаль, и улыбнулась:
— Я нашла неподалеку отсюда небольшой горный ручей. Вода потрясающе холодная, но я…
Дензил шагнул ей навстречу и, зло выкрутив запястье, выдернул из-под деревьев на поляну.
— Никогда не делай так больше.
Улыбка Гизеллы мгновенно растаяла.
— Я отошла всего на несколько минут. И вообще, кто давал тебе право командовать? — Она попыталась освободить руку. — Эй, ты делаешь мне больно!
Сильные пальцы продолжали сжиматься на запястье до тех пор, пока на коже не проступили темные пятна. Глотая выступившие слезы, она рванулась сильнее, и только тогда Дензил освободил руку. Гизелла потерла затекшую кисть и молчаливо уставилась на него.
— Это маленькое путешествие было поступком безрассудным и опасным. Никогда не знаешь, что ты найдешь — или что отыщет тебя — среди деревьев, — больше объяснений с его стороны не последовало.
Гнев и растерянность гномихи сами собой прошли. Подумать только, этот красавец мужчина беспокоится о ней! Поплотнее закутавшись в шаль, Гизелла пристроилась на гладком булыжнике поближе к огню.
— Что на обед? — поинтересовалась она ледяным голосом, сохраняя дистанцию.
Дензил перебросил ей маленький пакетик обернутого в ткань сухого пайка. Гизелла быстро взглянула на неаппетитый кусок и задумчиво подбросила его в воздух. Хоть и видок у такой еды оставляет желать лучшего, ее вряд ли можно назвать нездоровой, тем более не ела она с утра. Гизелла передернула плечами и вскоре уже рассеянно обгладывала полоску говядины, слишком занятая пикантными размышлениями о Дензиле.
В это время Дензил растянулся на одном из ковриков, положенных им у огня, и принялся ковыряться в зубах заостренной веточкой. Пристально глядя в огонь, он вдруг сказал:
— Эта ночь напоминает мне любимое стихотворение. Ты любишь стихи? — Не дожидаясь ответа, он начал декламировать благоговейным голосом, энергичным и вдохновенным:
Успокоение дарует древний лес,
Даруют мир его роскошные дворцы,
И тлену нет здесь места -
Стройные деревья зеленью одеты.
Созревшие плоды не падают с ветвей,
Потоки неподвижны и прозрачны
Как стеклышки, и сердце отдыхает
В неугасающих лучах дневного света.
Под сенью крон уставший от забот
Охотно променяет их на сон.
И суетливый гомон птиц, любовь -
Все остается где-то за границей.
Болезни, страх исчезнут без следа,
И память станет чистою страницей.
Успокоение дарует древний лес,
Даруют мир его роскошные дворцы.
И свет столь ярок, что в смятеньи
Под его натиском распалась тьма.
Под кронами зелеными нет тени,
Ибо забыта здесь давно она
В слепящем и приятном свете,
Прохладном аромате ветра,
И тлену места нет здесь -
Стройные деревья зеленью одеты.
Тут тишина царит, и даже песня
Сменяется безмолвием покоя.
Такого мир не мог даже представить -
А тут, за гранью, все так ясно,
Что чувства не нуждаются в ответах,
И остается наблюдать с отрадой:
Созревшие плоды не падают с ветвей,
Потоки неподвижны и прозрачны
И осушатся слезы с наших лиц,
Ибо сойдет с небес благословенье,
Спокойствие разлившейся рекой
На наши души раненые хлынет.
И перед странником откроется прямой,
Неуловимый вечно путь Домой,
Как дуновение, и сердце отдыхает
В неугасающих лучах дневного света.
Успокоение дарует древний лес,
Даруют мир его роскошные дворцы,
И тлену нет здесь места -
Стройные деревья зеленью одеты.
Созревшие плоды не падают с ветвей,
Потоки неподвижны и прозрачны
Как дуновение, и сердце отдыхает
В неугасающих лучах дневного света.
Резко выдохнув, Дензил закончил говорить, но так и не отвел взгляд от пламени.
— Песня птиц Вайретского леса, Квивален Сот, — печально пояснил он.
Со своего коврика Гизелле был отчетливо виден его точеный профиль. До чего же сложным был этот человек -
* * * XXXXXXX * * *
ГЛАВА 17
Дамарис неуверенно коснулась плеча визжащего человека.
— Если вы не возражаете против моей болтовни, то должна признаться, что вид у вас донельзя расстроенный.
Финес все еще сидел на столе, прислонившись к стене Винсентовой комнаты, поскуливая от страха и бормоча себе под нос что-то невразумительное. Когда Дамарис заговорила с ним, он наконец закрыл рот и первый раз поднял на нее заплаканные глаза.
— Дамарис Метвингер, я полагаю?..
— Это я, — вежливо отвечала она. И светло-синие глаза, и улыбка ее источали искреннее благодушие. — А ты кто?
Трапспрингер второпях представил присутствующих.
— Рад, что все устаканилось, — мягко проговорил огр, продолжая приготовления к еде, будто не произошло ничего необычного. — Вы найдете это пристанище почти комфортабельным, а кроме того, повторюсь, я отличный повар. Вам тут понравится, а однажды вы просто привыкнете.
— Но мы не можем оставаться! — закричал Финес, неистово забившись в оковах, сковавших его запястья.
— Это почему же? — поинтересовался огр, упрямо уперев руки в боки.
— Прекрати, Финес, — зашипел Трапспрингер. Как любой кендер, старик не отличался особенной осторожностью. Но он был согласен с тем, что впавший в истерику человек может положить внезапный конец тому, что может оказаться довольно интересным приключением — положить конец остатку его жизни.
— Финес хотел сказать, — пояснил Трапспрингер, — что мы не хотели бы бесцеремонно вмешиваться и утруждать тебя, о благородный великан.
Огр широко улыбнулся, продемонстрировав два ряда неровных, желтых, полусгнивших зубов.
— Вы не помешаете мне! Я люблю общество! Именно поэтому я здесь и нахожусь.
— Ты здесь только за компанию? — даже Трапспрингер был немало смущен.
Винсинт разложил в четыре оловяные тарелки по высохшей до золотистого оттенка рыбешке.
— Ну, в общем-то, да. Видите ли, много лет назад я пришел сюда из земель, где живут огры, на северо-восток отсюда, в составе одной из групп захватчиков.
Он полил рыбу тягучим белым соусом.
— Один из сородичей ранил меня стрелой, а после они оставили меня тут, умирать. Не помню, сколько времени я провел здесь, от нагноения у меня начался бред. Следующее, что я помню — я лежал в самой мягкой постели Кринна! Меня нашли несколько кендеров, принесли в свой дом прямо за Руинами и вылечили целебными травами.
Глаза Винсинта затуманились от теплых воспоминаний. Он задумчиво качнул головой, и на тарелку упала одинокая слеза.
— Рана моя оказалась серьезной, так что лечение заняло уйму времени. Кендеры обходились со мной, как со своим, и научили меня своему языку. Вот и ответ на вопрос, который ты задала раньше, — обратился Винсинт к светловолосой девушке.
— А почему ты не вернулся домой, когда выздоровел? — спросила Дамарис, отрезая кусочек вкусной дымящейся рыбы.
Винсинт содрогнулся.
— Вы, кендеры, все такие проныры? Ну хорошо, раз уж тебе так интересно, это вовсе не было случайностью, когда меня ранил один из моих собственных соотечественников. — Очевидно, мысли эти по сей день причиняли огру страдания. — Наверное, мой народ считал, что я недостаточно кровожаден для огра. Я мог без проблем убивать и терроризировать, да и сейчас могу, но я никогда не превращал убийства в способ существования! Надеюсь, вы понимаете, о чем я…
Огр понурил массивные плечи.
— Они нашли благоприятную возможность от меня избавиться.
Он тяжко вздохнул.
— Так что, как видите, не к чему было возвращаться…
— Но ты так и не объяснил, почему решил остаться именно здесь! — немного раздраженно напомнила о себе Дамарис. Она ужасно не любила, когда ее называли пронырой.
Винсинт окинул ее мимолетным взглядом и обратился к Трапспрингеру.
— Я решил помогать народу, который помог мне. А разве есть лучший способ помочь кендеру, чем спасти его от магических эффектов рощи? Я назначил себя своего рода стражем этого места.
При упоминании о заколдованной роще каждый из Винсинтовых посетителей покраснел и смущенно поежился. Финесу затронутая тема была малость непонятна, но он явственно помнил, как лаял по-собачьи в тот момент, когда Винсинт нашел его и оттащил в тоннель. Мужчина медленно прикрыл глаза и поежился.
Трапспрингер и Дамарис вдруг осознали, что огр схватил их как раз в разгаре чего-то невероятно интимного. Вспоминая теперь происшедшее, кендеры потупили взоры, а после и вовсе уставились в разные стороны, стесняясь встретиться взглядом.
Финес первым переборол свой стыд.
— Но мне казалось, ты говорил, что хочешь помогать кендерам. Разве ты не делаешь наоборот, удерживая их в плену?
— Я не держу здесь никого вечно, — хмуро возразил Винсинт. — Кстати, думается мне, ваше пребывание тут — слишком маленькая цена за спасение от чар рощи. Я ведь так одинок! Я вежлив и дружелюбен, еще и готовлю превосходно…
— Да уж, бандиту непременно нужно быть вежливым! — живо согласилась Дамарис с обычным для кендеров рвением. Винсинт зловеще поглядел на нее. Он молча разложил по тарелкам обед, и все, за исключением Финеса, с энтузиазмом набросились на еду.
После обеда огр отбросил назад свою оловяную тарелку и смачно отрыгнул.
— Чем займемся теперь? Картишки? Кости? Шарики? У меня есть все, что пожелаете.
— Давай сыграем в замечательную игру "Пусть пленники уходят", — задержав дыхание, предложил Финес. Трапспрингер послал ему предупреждающий взгляд.
— Игру выбираешь ты, — Винсинт прицепился к Трапспрингеру. Старый кендер беспокойно взглянул на Финеса.
— Хорошо. Давай собирать палочки!
Винсент так хрустнул сложенными в замок пальцами, что звук отозвался в грудной клетке Трапспрингера.
— Я люблю собирать палочки! Это же моя любимая игра!
Огр вскочил на ноги, сбил табуретку, с грохотом отправив ее под стол, и направился к груде коробок в углу. Винсент ковырялся в коробках, спешно отбрасывая в сторону всевозможные предметы. Среди них Трапспрингер заметил ручные кандалы, ожерелье с драгоценными камнями, набор свитков, кусок заплесневевшего седла и другие вещи, которые не получилось столь легко распознать. Когда Винсинт притопал обратно, сжимая в ненормально громадной руке изящную трубку цвета слоновой кости с замысловатым орнаментом, он освободил стол от блюд единственным движением широкой ладони.
— А-ах, — вполголоса запел он, умащивая свою тушу на возвращенный на место табурет. — Спорю, что вы никогда не видали таких палочек, как мои.
С преувеличенным беспокойством он плавно стянул с трубки крышку. Напыщенным жестом фокусника он перевернул цилиндр вверх ногами, пока на стол не заскользили палочки.
— Позолоченные, — заурчал Винсинт.
Дамарис, трапспрингер и Финес дружно уставились на раскрашенные палочки. Когда пауза затянулась, Трапспрингер наконец сказал?
— Они не золотые. И даже не позолоченные.
Винсинт наигранно хлопнул себя по лбу.
— Точно, — согласился он, — за исключением вот этих двух.
Он методично перебирал одну за одной изящные палочки клешневидными лапищами, пока не вытянул две, неясно отливающие золотом.
— Настоящие золотые палочки с годами исчезли одна за одной. Эти две — все, что осталось. Но когда-то был полный набор позолоченных палочек. На это стоило взглянуть.
Винсинт сгреб палочки и расставил их на столе, готовый начать игру. И тут голова его резко дернулась в сторону.
— Вы это слышали? — улыбнулся он и потер руки. — Кт-то еще решил прогуляться по роще. В нашей компании прибудет!
Огр соскочил на пол и принялся возбужденно скакать по комнате.
Однако внезапно Винсинт остановился, и улыбка на его лице угасла.
— Я должен поторопиться и спасти их прежде, чем они сами найдут способ выбраться.
Он стукнул кулачищем по верхушке буфета, отчего тот осел на пол. Открыв дверцу, огр принялся вытягивать из шкафа ярд за ярдом тяжелую, ржавую цепь, наматывая ее на руку. Трое гостей его съежились за столом, подумывая над тем, не их ли собирается вязать хозяин. Вместо этого он потащил цепь к двери и выбросил ее в туннель.
— Знаю, о чем вы думаете, — напеваючи говорил он. — Вы думаете: "Зачем ему столько ярдов цепей, чтобы запереть дверь?" Я объясню вам. В свое время я оставлял тут много кендеров. Уходя в рощу, я всегда запирал за собой дверь и возвращался не позже, чем через десять минут. Но они умудрялись удрать! Фу!
Огр запальчиво сжал руку в кулак.
— Может быть, они отыскали другой путь на свободу, — предположил Трапспрингер.
— Нет других путей, — просто ответил огр. — Самое забавное, что кендеры всегда запирали замки обратно, так что ни за что нельзя было сказать, что их вообще открывали. Каждый раз я добавлял больше и больше цепей. Может быть, удасться выиграть время и вернуться раньше, чем они сумеют выбраться…
Он вытянул из буфета последнюю цепь и выскользнул за дверь.
— Я отлучусь всего на пару минут, а когда вернусь, у нас будет пятый игрок в палочки. Не пытайтесь меня обмануть!
С этими словами Винсинт закрыл дверь, и слышно было лишь как натягиваются и завязываются цепи по ту сторону.
Финес вскочил на ноги и принялся нервно вышагивать по комнате.
— Вы считаете, что он позволит нам уйти, когда найдет себе новое развлечение?
Дамарис резко качнула головой, отчего ее светлые волосы описали в воздухе полукруг.
— Что-то не услышала я в его голосе намерения отпускать нас. Ходи первым, — предложила она Трапспрингеру, указав на палочки, расставленные по столу.
— Да вы что, собираетесь сидеть здесь и ждать его возвращения? — взвизгнул Финес.
— Нет, мы собираемся поиграть в эту игру, — ответил Трапспрингер, всецело поглощенный извлечением палочки из самой их гущи.
— Но… разве мы не станем искать другой способ выбраться отсюда? — не отставал человек, разглядывая примостившихся на полу кендеров.
Трапспрингер пожал плечами.
— Винсинт сказал, что такого не существует. Хотя исследовать, что из себя представляет это место… наверное, это замечательная идея, — восхищенно воскликнул он.
— Ты говоришь так только потому, что сдвинул синюю палочку и должен в этом ходу сдаться, — надулась Дамарис.
Трапспрингер захохотал.
— Ничего подобного я не делал! Я играл, как всегда, честно!
Блондиночка как можно сильнее выпятила нижнюю губу, что, по ее мнению, должно было придать ее лицу возмущенный вид.
— Ну хоть его-то я смогу победить, — указала она на раскрасневшегося мужчину.
Хохот Траспрингера сменился фырканьем. Ему нравились желтые отблески, отбрасываемые факелом на волосы Дамарис.
— Конечно, милая, только люди ничего не понимают в собирании палочек. Наверное, даже Винсинт обыграл бы его, тем более что руки у Винстента намного больше моей головы.
— Не в этом дело, — с притворным возмущением возразила она.
Финес закатил глаза.
— Если бы вы, двое голубков, прекратили ворковать, мы бы смогли отыкать способ вырваться отсюда! — Он посмотрел на ступеньки. — Вот эта лестница должна куда-то вести!
Трапспрингер помог Дамарис подняться на ноги. Она убрала остатки грима с лица, вытерев его рукавом, и поправила поломанное перо в волосах.
Финес с Трапспрингером вытащили из канделябров в стене по факелу.
— После тебя, — мужчина легонько подтолкнул Трапспрингера к ступенькам.
Старый кендер, держа Дамарис за руку, беззаботно зашагал вверх по каменным ступеням, которые уносились куда-то вверх и исчезали во мгле, куда не мог пробиться свет от факелов. В трещинах, покрывавших древние каменные стены, гнездились мох и бледные грибы. Финес следовал за кендерами по пятам, опасливо пригнувшись, и старался не упустить ни одной мелочи.
— Судя по тому, что лестница поднимается вверх спиралью, — сказал Трапспрингер, — могу поспорить, что мы находимся в Башне Высшего Волшебства. И почему эта мысль не пришла мне в голову раньше?
Дамарис, взвизгнув, сильнее сжала его руку.
— Это так важно? — с издевкой поинтересовался Финес.
— Не исключено, что мы наткнемся на остатки магии, — пояснила Дамарис явно в восторге от такой перспективы.
Финес споткнулся о выбившийся из древней лестницы камень и припал к стене.
— Остатки магии? Что это значит?
— Его голос звучит пронзительней, чем крик гарпии, — отметила Дамарис.
— Эта башня — единственное, что осталось здесь от комплекса сооружений, возведенных на заре времен, — объяснил Трапспрингер, — наряду с остальными четырьмя Башняями Высшего Волшебства — Вайретской, Палантасской, Истарской и еще какой-то, не могу сейчас припомнить. Некоторые из них до сих пор используются как центры магии, а эта была заброшена вскоре после Катаклизма.
— И что же? — не унимался Финес.
— Раньше магия использовалась тут регулярно. Часть ее может все еще блуждать здесь, как, например, те заклятия, что до сих пор не встретили цели…
— … или магические чудовища, продолжающие охранять верхние этажи! — с энтузиазмом закончила Дамарис.
— Книги заклинаний, свитки, волшебные кольца, браслеты, зелья, палочки, посохи, перчатки, мечи…
— Я понял, — сглотнул Финес. Пожалуй, предложение исследовать башню было с его стороны опрометчивым поступком. Они продолжали взбираться вверх.
— А может наверху башни живет злой волшебник, покинутый — нет, изгнанный! — так лучше — своими же собратьями, — продолжала предаваться фантазиям Дамарис.
— Одинокий и печальный, он практикует свое искусство на кендерах! Кто знает, плохо или хорошо быть околдованным?
— Если убрать отсюда магию, ты только что описала Винсинта, — съязвил Финес.
— Что-то подобное я и ожидала от тебя услышать, — буркнула Дамарис.
— Я вот не был околдован с тех пор, как поцапался с тем проклятым козлодоем, — задумчиво встрял в разговор Трапспрингер.
— Ты встречал козлодоя? — с завистью переспросила Дамарис. Среди кендеров козлодои считались птицами легендарными. — До сих пор я не знала никого, кто их видал! Я даже не представляла, что они волшебные. А как он выглядел? Он не пытался выклевать твои глаза?
— А как же! — важным голосом принялся рассказывать Трапспрингер. — Конечно они волшебные! Именно поэтому козлодои такие свирепые. Этот накинулся на меня из мрачного болота (они там живут, верно?). Он…
Ноги Финеса уже ныли, а дышать становилось все труднее и труднее. Через некоторое время после начала подъема он подумал, что неплохо бы считать ступени, но даже без этого по его прикидкам они уже одолели без отдыха свыше трехсот ступенек. Тяжело дыша, он опустился на пол.
— Начинаю думать, что Винсинт действительно говорил правду: здесь больше ничего нет. Мы могли бы вернуться. Это если не думать о том, что он с нами сделает после того, как обнаружил наше исчезновение.
Мужчина содрогнулся при мысли о бугрящихся мышцах огра.
Но нетерпеливые кендеры уже его не слышали. Опасаясь слишком отстать от них, Финес с трудом поднялся на ноги и побрел вверх. Крепко сжимая в руке факел, он мечтал увидеть наконец потолок. Внезапно ступени вытолкнули его в комнату, ненамного больше той, что осталась далеко внизу. Здесь Финес и обнаружил Трапспрингера и Дамарис, суетливо рыскающих по роскошно убранной комнате.
Финес нахмурился. Было странно, что комната, которую столетиями навещали воровитые кендеры, все еще сохранила былое великолепие. Финес сунул факел в канделябр на стене и оглянулся вокруг.
Открыв рот, человек уставился на огромный деревянный стол, испещренный непонятными знаками, который стоял у стены справа от входа. За ним просматривался обитый кожей стул, высокая спинка которого увенчивалась деревянной драконьей головой. На стопке писчей бумаги хозяин оставил перо и склянку с высохшими чернилами, рядом на столе валялись очки и опрокинутая бутылка из-под вина, все под слоем вековой пыли.
Он с восхищением смотрел на примостившиеся по периметру комнаты тома в кожаном переплете. Их тоже тронула пыль, но и только. Мужчина неистово щурился, пытаясь разглядеть названия на корешках книг, пока не нашел одну, заслуживающую, на его взгляд, внимания — "Лечебные травы".Он стянул ее с полки и незаметно сунул за пазуху.
Дамарис с Трапспрингером сновали туда-сюда в поисках потайных ящиков, в которых (они надеялись) могли быть спрятаны драгоценные камни и другие не менее интересные вещицы.
Неожиданно Трапспрингер поднял вверх указательный палец.
— Что-то в этой комнате мне сразу показалось знакомым, и теперь я вспомнил. Она выглядит точь-в-точь как на картинке со второй половины карты, которую я отдал Тассельхоффу!
Из-за стола, довольно жмурясь, выглянула Дамарис.
— Я тут отыскала какой-то переключатель!
Финес насторожился. Но не успел он сформулировать вопрос, как услышал громкий щелчок.
Тотчас же комната заполнилась мутным фиолетовым туманом, исчерченным изумрудно-зелеными полосами. Туман погасил оба факела: и в руках у Транспрингера, и на стене. Но комната не погрузилась во тьму; туман будто светился изнутри.
— Что ты наделала, Дамарис? — зарычал Финес, прячась за стол.
— Не знаю, — вздрогнула она. Даже в тумане он видел ее глаза, огромные и круглые, как две оловяные тарелки. — Но, по-моему, это забавно.
По ту сторону облака поднялся свирепый ветер, в два счета развеяв туман, и оставил за собой пылающий след, который прожег большую квадратную дыру в каменной стене. В глубине бесформенного туннеля продолжали клубиться фиолетовые и зеленые облака.
Ужас овладел Финесом. Он не мог двинуться, мог только крикнуть:
— Стойте! Не ходите туда!
Конечно же, будучи кендерами, Трапспрингер и Дамарис и не думали останавливаться.
— Мы собираемся испытать на себе колдовство! — это были их последние слова перед тем, как оба исчезли в тумане.
Несмотря на то, что ноги человека буквально примерзли к полу, мозг его лихорадочно соображал. Он видел два выхода из ситуации. Он мог вернуться назад и встретиться лицом к лицу с очень страшным, очень разъяренным огром, которому, похоже, не очень нравились люди, как, впрочем, и кендеры.
Второй вариант предполагал прыгнуть в туман вслед за Трапспрингером и Дамарис; если уж речь зашла о вопросе жизни и смерти, здесь кендеры отличаются необыкновенной везучестью. Сцепив зубы, Финес приказал своим ногам обойти стол. Набрав в легкие побольше воздуха, мужчина швырнул себя в холодное клубящееся марево.
ГЛАВА 18
"Дорогой Флинт", — с удовольствием выводя каждую букву, начал Тассельхофф. Приостановившись, он оценивающе изучил написанное. Кендер чрезвычайно гордился своим почерком. Не зная, что писать дальше, Тас задумчиво разрисовывал кончиком одолженного пера подбородок. Ему никогда еще не приходилось писать «такихдлинныхписем», как сказал Лигг, когда по просьбе Таса принес перо, чернила и пергамент.
Вудроу и Винни вповалку спали в тени, отбрасываемой колоннами в дальней части комнаты. На дворе было утро, но они еще не вполне отошли от вечернего пиршества, включавшего вкуснейшее маринованное мясо, цыплят гриль, свежеотваренную репу, хлебный пуддинг и настоящий домашний эль. Конечно же, Вудроу упился вусмерть, наконец-то приняв близко к сердцу совет Гизеллы: "Отпусти себя на волю, Вудроу!" Однажды молодой человек сознался, что в жизни не пил больше глотка эля за родительским столом, а этого было слишком мало, чтобы его уложить. Руки у Вудроу изогнулись под странным углом, левая щека прижималась к холодному полу, а светлые волосы то и дело взмывали вверх и снова падали на лицо, как будто голова юноши тоже двигалась в такт храпу.
Тассельхоф уткнулся локтями в соломенный матрас и попробовал настукивать незатейливый ритм, используя в качестве барабана один из камней стены. За исключением шлепания его башмаков по кладке, разгоряченного храпа Вудроу и глубокого дыхания Винни, комната оставалась молчаливой.
Тас немного пожевал кончик пера, а затем вновь коснулся пергамента.
"Не просто длинное — вечное".
Он мотнул головой, прогоняя ненужные мысли, и принялся выцарапывать слова. Решил, что они получаются слишком мрачными. Тассельхофф скомкал бумагу и зашвырнул ее в центр комнаты.
Он достал следующий лист, быстренько набросал приветствие и продолжил:
"Ты мой самый лучший друг, я так скучаю за тобой!"
Кендер снова покачал головой, да так резво, что хохолок его заметался по плечам. Слишком сентиментально. Грубоватому старому гному это уж точно не придется по вкусу. Тас снова скомкал бумажку и отправил ее в полет.
"Слишком сложно писать письма Флинту" — решил Тас. Нужно было немного подумать над письмом гному, прежде чем брать в руки перо.
После того, как был выброшен еще один лист, кендер с беспокойством заметил, что в его распоряжении осталось всего три листика.
