Далеко внизу, так далеко, что шум бесновавшейся реки не достигал нас, сама она казалась ленточкой нефритового цвета в палец шириной. Солнечный свет падал на эти волшебные стены, создавая новые оттенки там, где природа положила свои цвета. Мне доводилось видеть рассвет над озером в Раджпутане и заход солнца над Уди-Сагар в окружении Холман-Хант-Хиллза. На этот раз я видел оба спектакля одновременно, но с той разницей, что здесь картина была перевернута (понимаете?), а краски были настоящими. Каньон пылал, словно Троя. Однако он будет гореть вечно, и, слава богу, ни кисть, ни перо не смогут воссоздать это. Академия художеств отвергнет такое полотно как хромолитографию, а публика станет глумиться над статьей, помещенной в "Дейли телеграф". "Оставлю-ка я каньон в покое, - подумал я. - Это моя собственность, и я не хочу ею делиться".
      Сквозь сосны, которые накрыли нас тенью, пробирался вечер, но великолепный день все еще пламенел на стенах каньона, пока мы выбирались на выступ скалы (кроваво-красной или розовой), нависавшей над бездной всех бездн. Теперь я знаю, что значит восседать на троне среди облаков при закате. Легкое головокружение словно уничтожило осязание и ощущение формы. Остались только ослепительные краски. Выбравшись на твердую почву, я был готов поклясться, что мы только что куда-то плыли. Девушка из Нью-Гэмпшира долгое время не произносила ни слова, а потом стала читать стихи. Пожалуй, это было самое лучшее, что следовало тогда сделать.
      - Подумать только, что такая выставка устраивается здесь каждый день и никто из нас до сих пор не видел ее, - сказала престарелая леди из Чикаго, кисло взглянув на мужа.
      - Да, никто, кроме краснокожих, - ответил он совершенно бесстрастно.
      Я и девушка долго смеялись. Вдохновение мимолетно, красота тщетна, а умственное восприятие прекрасного ограничено. Поднимись в эту минуту со дна ущелья сами ангелы, распевающие хором, им не удалось бы помешать папе, а также еще одному низкому созданию скатывать камни вниз по изумительным склонам, окрашенным во все цвета радуги. Надо же было сотвориться такой глубине, чтобы в нее швыряли бревна и булыжники. Итак, мы кидали туда эти предметы, любуясь, как они набирали скорость, отскакивая от белой скалы к красной или желтой, волоча за собой эти потоки цвета, пока не замолкал грохот их падения, а сами они в свободном полете устремлялись к воде.
      - Я был там, внизу, - сказал Том в тот вечер. - Попасть туда нетрудно, но надо соблюдать осторожность - садись и съезжай. Подниматься куда трудней. Там я нашел две скалы, которые украшены во все цвета каньона. Я не продал бы их даже за пятнадцать долларов.
      Я и папа сползли к реке чуть выше первого водопада и наудачу смочили наши лески. Взошла круглая луна и окрасила серебром утесы и сосны. Двухфунтовая форель тоже "взошла", и мы убили ее среди камней, едва не свалившись в бурную реку.
      xxx
      Прочь отсюда - снова Ливингстон. Девица из Нью-Гэмпшира куда-то исчезла вместе с папой и мамой. Исчезли престарелая леди из Чикаго и все остальные, а я размышлял над тем, чего так и не увидел: лес окаменевших деревьев с аметистовыми кристаллами в глубине почерневших сердец; Великое озеро Йеллоустон, где в одном из источников ловится форель, а в другом можно ее сварить; таинственный Худу*, где демоны, которые не работают на гейзерах, занимаются убоем бродячих лосей и медведей только ради того, чтобы до смерти перепуганные охотники находили в ущелье смерти сваленные в кучу скелеты животных, не убитых человеком. Я миновал страны Худу, где шумят над головой птицы, бегают звери и стоят скалы-дьяволы с их лабиринтами и бездонными колодцами. На обратном пути Янки Джим и Диана из Кроссвейза сердечно приветствовали меня, когда поезд на минуту задержался у дверей их дома, а в Ливингстоне кого же мне оставалось навестить, как не возчика Тома.
      - Я решил покончить с Йеллоустоном. Подамся на Восток, - сказал он. Твои рассказы о беззаботном бродяжничестве разбередили душу, и я надумал тронуться с места. Прости нас, господи, за нашу ответственность друг перед другом.
      - А твой партнер? - спросил я.
      - Вот он, - сказал Том, представляя неуклюжего юношу с узлом в руке.
      Я заметил, как оба молодых человека посмотрели на восток.
      Глава XXXI
      Об американской армии и городе святых; храм, Книга мормонов* и девушка из
      Дорсета; восточная точка зрения на многоженство
      Дурак и многословен по-дурацки. Никто не
      знает, кого что ждет.
      Вот о чем я подумал, дорогие читатели: какое удовлетворение ни доставляли бы мне собственные статьи, их длина, ширина и глубина могут показаться вам в вашем далеком утомительном мирке слишком значительными. Постараюсь держать себя в рамках, но все же хотелось бы предложить вашему вниманию доклад об американской армии и возможностях ее расширения.
      Американская армия - это превосходная маленькая армия. В один прекрасный день, когда все индейцы почиют вечным сном, а оставшиеся в живых сопьются, в этой армии, вероятно, будут организованы невиданные доселе научно-топографические службы. Даже в наши дни она проделывает великолепную исследовательскую работу, но в самой ее основе заложен существенный недостаток. Беда в том, что офицерские кадры поставляет Вест-Пойнт*, и складывается впечатление, что это учебное заведение создано для того, чтобы распространять военные знания среди гражданского населения. Ведь туда может поступить любой мальчишка. Затем он заканчивает курс обучения и может вернуться на "гражданку", но уже с опасным грузом познаний из Мольтке*, которые при случае легко применить на практике. При определенных обстоятельствах такой выпускник Вест-Пойнта наделает неприятностей, потому что, скажем для начала, он, как всякий американец, отвратительно энергичен, самоуверен, как петух, не ставит ни во что чужую человеческую жизнь, а эти качества и служат основой его полупрофессиональной военной карьеры. Как видно из газет, в этой стране немало людей, которые то и дело встревают в конфликты с полицией и дружат с тюрьмой; подобные личности любят создавать собственные, чуть ли не военные организации и, вместо того чтобы разбегаться при виде регулярных войск, предпочитают вступать с ними в перестрелку, что напоминает любительские военные действия. И такое положение нельзя признать нормальным, тем более что узы, которые связывают штаты, удивительно непрочны. Правда, подобные люди еще не вошли маршем в округ Колумбия*, не оседлали статуй в Вашингтоне и не придумали собственного флага, зато им дозволено законодательствовать, строить железные дороги, охотиться за неграми по болотам, расторгать браки и буйствовать по собственному усмотрению. Впрочем, им совершенно необязательно сознавать свою силу, чтобы с легким сердцем творить беззаконие.
      Что касается регулярной армии (этой милой крохотной армии), то она предоставлена самой себе. Ее удел - истекать кровью в отдельных экспедициях, преуспевать на поприще науки и время от времени собираться на масонские празднества и так далее в этом роде. Регулярная армия слишком немногочисленна, для того чтобы играть видную политическую роль. А вот бессмертные остатки Великой армии Республики - иное дело. Это действительно крупная беспринципная политическая сила...
      Исходя из всего сказанного, приходится сделать вывод, что нельзя намеренно закладывать фундамент любительской военной машины, которая слепа и безответственна...
      Благодарите меня за то, что я умеряю "размахи маятника", то есть диапазон этой лекции, и приглушаю звуки той какофонии, которую мне пришлось выслушать в Ливингстон-Сити, и, кроме того, умалчиваю о некоем редакторе и его заместителе (последний обладал нравом ручного кугуара или горного льва), который, как мне рассказали, весьма умело "редактировал" диспутантов в оффисе ливингстонской дневной газеты.
      Упуская тысячи других важнейших подробностей, я поведу нить своих рассуждении с рассказа об узкоколейке, которая тянулась к Соленому озеру. Поездка из Дели в Ахмадабад майским днем показалась бы блаженством в сравнении с этим путешествием, которое было настоящей пыткой. Вокруг расстилались только выжженная солнцем пустыня и пыльные солончаки. Помещение для курящих не было предусмотрено, и я сидел в уборной вместе с кондуктором и старателем, который голосом засыпающего младенца рассказывал о жестокостях индейцев. Ругательства одно за другим лились из его рта так же свободно, как простокваша - через кувшинное горлышко. Не думаю, чтобы он сознавал, что произносит нечто неподобающее, но девять из десяти выражений были для меня в диковинку, а одно заставило приподнять брови даже кондуктора.
      - Когда человек один и ведет лошадь на поводу через холмы, он заговаривает с самим собой, потому что ничего другого не остается, сказал высушенный всеми ветрами вещатель ужасов.
      Передо мной возникло видение - этот человек, который при свете звезд попирал ногами тропу Баннак-Сити, изрыгая при этом проклятие за проклятием.
      Время от времени на поезд садились какие-то кучи тряпья, то есть индейцы. Привилегия их расы - бесплатный транзитный проезд на площадке вагона. Конечно, вход в купе для них запрещен и ради них не делают остановку. Я видел, как скво присоединилась к нам на ходу и точно так же покинула поезд, когда тот притормозил на повороте. Подобно пенджабцам, краснокожие сходят с поезда там, где им вздумается, на какой-нибудь безбрежной равнине, и с бесстрастным видом бредут к горизонту, никому не сообщая, куда уходят.
      Солт-Лейк-Сити. Я озабочен состоянием души мистера Фила Робинсона. Как вы, наверно, помните, он написал книгу "Святые и грешники", в которой весьма убедительно доказал, что мормон - личность вполне достойная уважения. Прибыв в этот город, я не переставая думал о том, что же заставило автора создать эту книгу. После более зрелого размышления и долгой прогулки по городу я пришел к выводу, что во всем виновато слишком жаркое солнце.
      По счастливой случайности злонамеренный поезд, который опоздал на двенадцать часов из-за пожара на мосту, доставил меня на место в субботу, проследовав долиной, которая после многих усилий мормонов расцвела, как роза. Но уже за несколько часов до моего прибытия я очутился в странном мире, в мирке, где, судя по разговорам в вагоне, каждый был либо мормоном, либо немормоном.
      В здешнем крае свободному и независимому гражданину не следует открыто заявлять, что он немормон, однако мэр города Огдена (город немормонов в этой долине) высказал мнение, что то и другое стадо, то есть мормоны и немормоны, все же должны отличаться друг от друга. Задолго до того, как мы достигли фруктовых садов Логана* и сверкающих равнин Соленого озера, этот мэр (сам не мормон, но человек, известный своими торговыми связями с ними) сказал мне, что наболевший вопрос существования государства в государстве постепенно разрешается с помощью образования и системы голосования.
      - Вокруг нас горы, богатые золотом и серебром, - сказал он, - и даже силы ада, что стоят на страже мормонской церкви, не помешают немормонам стекаться в эту долину. В Огдене - это в тридцати милях от Солт-Лейк-Сити - мы провалили мормонов на муниципальных выборах, а на будущий год надеемся повторить успех в самом Солт-Лейк-Сити. Немормоны составляют там лишь треть населения, но в основном это взрослые люди с правом голоса. А мормоны обросли домочадцами. Думаю, что стоит нам занять все должности и взять под контроль политику в городе, как мормонам не поздоровится. Им придется потесниться и вскоре уйти. Мое мнение таково: именно пожилые мормоны составляют оппозицию и мешают нам. Но что бы ни твердили их старейшины, молодежь станет охотно общаться с немормонами и читать наши книжки. Каждый поцелуй обыкновенного немормона действует словно печать обращения, особенно когда девушка уверена в том, что мужчина не считает необходимым перегружать свой дом другими бабами ради спасения ее души. Думаю, что молодое поколение мормонов доставляет ощутимые неприятности своим старикам.
      Вы спрашивали о многоженстве? Согласно недавно принятому биллю, это уголовное преступление. Мормону приходится выбирать одну жену и держаться ее. Если его поймают у другой женщины... Видите то мирное темное здание из кирпича на склоне горы? Это исправительный дом. Мормона отправляют туда поразмыслить о своих грехах, и, кроме того, приходится заплатить штраф. Однако большинство полицейских в Солт-Лейк-Сити - мормоны, и я не думаю, чтобы они были слишком строги со своими друзьями. Полагаю, что тайное многоженство распространено достаточно широко. Труднее всего заставить мормона понять, что мы не трижды проклятое зверье, как доказывают их старейшины. Позвольте нам закрепиться в штате, и тогда все мормонское предприятие полетит к черту.
      Желание - отец мысли, и я сказал: "Ну что ж, пожалуй" - и начал осваивать долину Дезерета* - прибежище поздних святых и, по всей видимости, чашу таких страданий, каких только люди могут натерпеться за сорокалетие.
      Людям добрым в Англии многое невдомек, но вы-то поймете, отчего все это получается. Вы же понаслышаны о многоженстве в Бенгалии и знаете, как ненавидит свою будущую соперницу молодая бенгалка (сама почти ребенок), которая готовится впервые переступить порог дома своего мужа. А ведь бенгальскую женщину, можно сказать, приучали к многоженству столетиями. Вы, наверно, слышали также об ужасной, прикрытой паранджой ревности жены, которая стала матерью, к бесплодной жене-сопернице, ревности, которая взрывается порой отравлением собственного ребенка?
      Время от времени англичанки на Востоке нанимают кормилиц-мусульманок высокой касты, и тогда им приходится невольно выслушивать странные, страшные рассказы о многоженстве. Ведь женщины осенены единым Евиным проклятием, и они способны совершенно свободно общаться между собой, невзирая на разницу в цвете кожи. Да, женщина Востока привычна к многоженству (мормоны считают это благом для женщины) и тем не менее проклинает свою судьбу. Вы же знаете, как обращаются с ней в доме мужа и призывают все кары небесные на ее голову ("прОклятая из прОклятых", "дочь навозной кучи", "паршивка и скотина"). К подобной же участи, к участи бенгальской женщины, некое вероучение (одно из многочисленных учений белого человека) готовит и белую женщину, несмотря на то что из столетия в столетие она привыкла считать, что только она одна безраздельно царствует в сердце одного мужчины.
      Для того чтобы подавить естественное сопротивление женщины, мормонизм, это фантастическое вероучение (изумительное смешение магометанства, законов Моисея и криво истолкованных фрагментов масонства), прибегает к поистине дьявольским ухищрениям, которые тщательно продуманы бездушными канавокопателями и любителями громоздить ограды. Недурное обозрение, не правда ли?
      Даже красота долины не могла заставить меня забыть об этом. Долина действительно чудесна. Плоские, как стол, террасы, которые прилепились к склонам окружающих гор, отмечали уровни Соленого озера по мере того, как оно постепенно проваливалось, превращаясь из внутреннего моря в озеро длиной пятьдесят миль и тридцать шириной. Пройдет немного времени, и терассы будут застроены домами. В настоящее время постройки прячутся под кронами деревьев в низине. Вы, должно быть, не раз читали о широких улицах Солт-Лейк-Сити. Они обсажены тенистыми деревьями, и вдоль проложены желоба с проточной пресной водой. Это правда, но я попал в город, когда началась засуха, та самая засуха, во время которой редеют стада в Монтане. Листва на деревьях завяла, а сверкающие ручейки, о которых вы так часто читали, превратились в пыльные каменные канавки.
      Главная улица города, по всей видимости, заселена немормонами из торгового сословия, и они превратили ее в широкую шумную магистраль, где на глазах у солнца неблагочестиво потягивают пиво и день-деньской непристойно курят сигары. Этим они мне и нравятся.
      В самом начале улицы находятся достопримечательности города: храм, молитвенный дом протестантских сектантов, Доходный дом (биржа) и дома Бригама Янга*, чьи портреты продаются почти во всех книжных лавках. Между прочим, следует упомянуть, что покойный эмир штата Юта даже отдаленно не напоминал Его Высочества эмира Афганистана, которого удостоились чести видеть мои счастливые глаза. Должен сказать, что у меня нет ни малейшего желания попасть в лапы местного эмира.
      Прежде всего стоило осмотреть храм, так сказать фасад вероучения. Вооружившись экземпляром Книги мормонов (чтобы все было ясно), я отправился составлять "скандальные суждения". Когда-нибудь строительство храма завершится. Оно было начато всего тридцать лет назад, и до сего времени в эту гранитную глыбу вложили более трех с половиной миллионов долларов. Толщина стен храма - десять футов, высота самого здания - более ста, а башен - двести. Вот и все, что можно сказать о храме. Если у вас есть желание изучить это сооружение более тщательно, тогда загляните в Книгу мормонов, и все станет ясно до конца. Тогда удивительное ребячество проекта становится очевидным. Эти люди, вдохновляемые прямо свыше, громоздят камень на камень, колонну на колонну, не достигая ни величия, ни изящества, ни пользы. Вон там, например, над главным порталом, жалкие царапины на камне изображают всевидящее око, масонское рукопожатие, солнце, луну, звезды и, кажется, много прочего вздора. Банальность и бессмысленность этого заставляют едва ли не плакать. Когда видишь нагромождение великолепных гранитных плит, вспоминаешь о настоящем искусстве, которое эти три миллиона долларов могли бы призвать в помощь церкви. Только ребенок может заявить: "Давайте нарисуем большущий, красивый дом" - и, старательно высовывая язык в такт движению своей нетвердой руки, начать вычерчивать бессмысленные линии и круги.
      Потом я присел на тачку и, углубившись в Книгу, понял, что дух ее соответствует духу камней, которые вздымались передо мной. Достопочтенные Хирум и Джозеф Смиты*, которые бились над тем, чтобы сочинить заново библию (не зная ничего о Новом и Ветхом заветах), и архитектор, который вдохновенно творил всякий вздор из кирпича и камня, были братьями. Однако Книга была интересней здания. В ней написано (и весь мир прочитал это), как к Джозефу Смиту спустился небесный ангел, доставив ему "небесные очки", с помощью которых первый сумел расшифровать откопанные им же в земле золотые таблицы, испещренные точечками и царапинами. Эти таблицы Джозеф Смит перевел (правда, сам он пишет почему-то с ошибками) и из этих царапин и точек состряпал том в шестьсот страниц, набранных убористым шрифтом. Эта мормонская библия содержит книги: Нефи (первую и вторую), Яков, Енох, Джаром, Омни, Мормон, Мойша, а также Житие Зенифа, Книгу Элма Хелмана, Третью книгу Нефи, книгу Эфира (кстати сказать, это сильно действующее анестезирующее средство) и заключительную книгу Монони. Трое людей, из которых один здравствует и по сей день, торжественно поклялись, что ангел с очками спускался к ним, восемь других не менее торжественно заявляют, что видели таблицы откровения своими глазами. На этих свидетельствах зиждется достоверность мормонской библии.
      Эта история ведет начало с дней Зедекии - царя Иудеи, а заканчивается сумбурным описанием вражды каких-то племен, обрывками откровений и объемистыми списками из настоящей Библии. Пробираясь по страницам совместной продукции братьев, я искренне симпатизировал им. Будучи их скромным собратом по перу на поприще беллетристики, я понимаю, насколько трудно подобрать подходящие имена персонажам. Но Джозефу и Хируму пришлось намного труднее, и все же они оказались смелее меня, создав Тинкума, Кориантуми Пахорана, Кишкумена, Гадиантона и другие бессмертные имена, которые не в силах удержать моя память. Что касается географии, так братья постарались держаться от нее подальше, довольно хитро избегая ссылок на местонахождение некоторых пунктов, потому что, как сами видите, были не совсем уверены в том, какие земли находятся по соседству с их собственным графством. На страницах этой Книги кровожадные военачальники совершали марши и контрмарши, а авторы добавляли к Ветхому завету новые удивительные главы, переделывали небеса и землю, что в писательском ремесле считается делом вполне законным. Однако они не смогли выработать единства стиля, и было довольно неумно с их стороны вставлять в эту сверхъестественную "Моисееву" мозаику целые куски из настоящей Библии. К тому же трудолюбивое перо нет-нет, да и вправляло в утомительную пародию парочку предложений на отвратительном английском, вроде подобного кошмара: "И сказал Моисей народу Израиля: - Какого черта вы делаете?" Буквально такой фразы в Книге мормонов нет, но тон воспроизводится верно.
      Вокруг мормонизма сложилось немало утонченных побочных явлений. Во-первых, их церковь более абсолютна, чем римская: помалкивайте о многоженстве и в то же время смотрите сквозь пальцы на некоторые случаи неумеренности; позаботьтесь о том, чтобы умственный уровень новобранцев был как можно ниже, но одновременно следите затем, чтобы новейшие достижения агрономии были доступны старейшинам, - и вы получите первоклассное орудие для пионерной работы. Мишурный мистицизм и заимствования из франкмасонства служат переселенцам: шведам, датчанам, валлийцам и корнуэлльскому батраку не хуже четко организованных Небес.
      Я прошелся по улицам, заглядывая в окна, и заметил, что комнаты были обставлены по моде пятидесятых годов. Главная улица кишела окрестным сельским людом, собравшимся поторговать с Сионским торгово-кооперативным обществом. По-моему, церковь контролирует финансы этого предприятия, и оно соответственно приносит неплохие дивиденды.
      Женские лица не отличались привлекательностью. Это верно, но, несмотря на то что люди некрасивые внешне так же иррациональны в неразделенной любви, как и красавцы, складывалось впечатление, что многобрачие благословенный институт для женщин и только духовное убеждение могло загнать в его рамки неуклюжих широколицых мужчин. Женщины одевались ужасно, а мужчины, казалось, были связаны веревками. Сегодня весь день они будут торговать на рынке, а завтра, в воскресенье, отправятся в молельню. Я пытался поговорить кое с кем, но люди бормотали в ответ нечто нечленораздельное на непонятном мне языке и вообще вели себя как коровы. И все же одна женщина (вовсе не безобразная) призналась, что ненавидит саму идею превращения Солт-Лейк-Сити в выставку для развлечения немормонов.
      - Оттого, что мы имеем свои учреждения, другим незачем приезжать сюда пялиться на нас, ведь верно?
      Особенность речи выдала ее с головой.
      - Когда вы уехали из Англии? - спросил я.
      - Летом тысяча восемьсот восемьдесят четвертого. Я из Дорсета, ответила она. - Агент мормонов обошелся с нами приветливо, а мы были бедняками. Сейчас нам намного лучше - матери, мне и отцу.
      - Значит, вам нравится?..
      Сначала она не поняла.
      - О, многоженство меня не касается. По крайней мере еще нет. Я не замужем. Мне нравится жить самой по себе. У меня появились собственные вещи и есть немного земли.
      - Но я полагаю, что вы...
      - Только не я. Мне не по душе эти датчане и шведы. Мне нечего сказать ни за, ни против многоженства. Это дело старейшин, но, только между нами, я не думаю, что это продержится долго. Завтра вы услышите, как они рассуждают в церкви, будто бы это распространяется по всей Америке. Шведы верят всему, а я знаю, что это не так.
      - Тем не менее вы получили землю.
      - О да, мы ее получили. Но конечно же, мы никогда не говорим ничего против многоженства - ни отец, ни мать, ни я.
      Поразительно, но где-то все же скрывается обман. Вы что-нибудь слышали о рисовых христианах?
      Мне очень хотелось продолжить разговор с девицей, но та нырнула в Сионский кооператив, а меня поймал какой-то мужчина и сказал, что мой долг - осмотреть достопримечательности города. Они включали: молитвенный дом в форме яйца, Улей, городские владения Бригама Янга, надгробие на могиле этого хулигана с полным ассортиментом его жен, спящих вокруг (точно так же одиннадцать верных почили над пеплом Рунджит Сингха за стенами форта в Лахоре), и парочку других диковин. Но все они были уже описаны более даровитыми перьями. Зверинцы Бригама, где он держал своих жен, обыкновенные запущенные виллы. Молельный дом - обман, крытый гонтом. Улей - дом, куда сносят церковную десятину, - похож на хлев. Мормоны печатают свои бумажные деньги - церковные банкноты, которые затем обмениваются на продукты местного производства. Однако молодежь предпочитает золотого тельца немормонов. Не очень-то приятно ходить по городу, когда гид указывает на каждое третье здание: "Вот здесь старейшина такой-то содержал Амелию Безершинс, свою пятую жену... простите, третью. Амелию он взял после Кезии. Та была его любимицей, и он не позволял Амелии встречаться с Кезией, опасаясь, как бы та не испортила ее красоту".
      Мусульмане совершенно правы: с той самой минуты, когда домашние тайны гарема оказываются у всех на устах, этот институт готов рухнуть.
      Я отделался от гида, когда тот рассказал мне очередную сомнительную историю, и дальше пошел сам. Особенность города - порядок, тишина и спокойствие, в которых пребывает роскошь. Дома стоят посреди обширных ухоженных газонов, и каждое владение почти не отличается от соседнего. Фасады домов увиты растениями, и в ветвях деревьев слышится благозвучная музыка ветра, которая разносится по улицам вместе с запахом сена и летних цветов.
      На плоскогорье, с которого просматривается весь город, стоит гарнизон войск Соединенных Штатов - пехота и артиллерия. Штат Юта волен делать все, что ему вздумается, но лишь до того желанного часа, когда голоса мормонов будут заглушены голосами немормонов. Гарнизон содержат на всякий случай. Крупные, с акульими ртами и свиными ушами ширококостные фермеры нередко отличаются диким фанатизмом и за последние годы сильно испортили жизнь немормонам, когда те составляли ощутимое меньшинство. Однако сейчас, когда миновали дни открытых и тайных убийств, поджогов ферм немормонов, ревнители мормонизма осмеливаются лишь осторожно бойкотировать тех, кто мешает им явно. Газеты мормонов открыто проповедуют неповиновение правительству Соединенных Штатов, и по воскресеньям в молельном доме проповедники, так сказать, ходят в масть. Когда я зашел туда, дом был полон народа, которому лучше было бы заняться стиркой.
      Поднялся какой-то человек и сказал собравшимся, что они, избранники божьи и Израиля, должны подчиняться пастырям и близится час, когда наступит благо. Я полагаю, что они слышали это столько раз, что проповедь не производила должного впечатления. Самые возвышенные положения любого вероучения теряют "соль", когда их твердят постоянно.
      Толпа шумно дышала через нос, все смотрели прямо перед собой и были пассивными, словно камбала.
      В тот же вечер я посетил гарнизон (один из тех, куда жаждут попасть армейские офицеры) и оттуда разглядывал панораму города святых, лежавшего передо мной в окружении непривлекательных гор.
      Можно долго рассуждать о тех несчастьях, загубленной любви, разбитых сердцах и сильных душах, совращенных с пути жизни и наставленных на непреклонную дорогу смерти, которые видели эти годы. Как же это было? Иммигранты со стертыми в кровь ногами прорывались в этот круг, а потом вдруг понимали, что отныне они навсегда отрезаны от друзей и нет надежды на возвращение, а сами они попали в лапы других "друзей", которые называли себя священниками Всевышнего. "Но, слава богу, вот идет Ричард Бэкстер", как выразился однажды некий знаменитый богослов.
      Я очень рад, что судьбой мне не уготована участь быть кирпичом в стене мормонского храма, который так ловко приткнулся к берегу озера горького и безнадежного.
      Глава XXXII
      Как я познакомился с важными персонами по дороге из Солт-Лейк-Сити в Омаху
      Много видал
      городов и людей.
      Не поймите меня превратно. Я люблю этих людей, а если уж отыщется повод для уничтожающей критики в их адрес, возьму это на себя. Не знаю почему, но я подарил им свое сердце, отдав предпочтение перед другими народами. Снаружи американцы, так сказать, недожарены и кровоточат по краям; они тщеславнее англичан и чудовищно вульгарны, словно египетские пирамиды, если покрыть их сахарной пудрой наподобие рождественского кулича. Они по-петушиному самоуверенны, соответственно необузданны, небрежны. Я понял, что обожаю американцев, когда повстречался с соотечественником, который насмехался над ними. Он видел в них только дурное, начиная с тарифа и кончая принципом государственности "поступай как знаешь", и поэтому считал их недостойными внимания истинного британца.
      "Все допускаю, - сказал я. - Их правительство похоже на временное, законы - обыкновенное текущее мнение, железные дороги сделаны из спичек и заколок для волос; их удачливость зиждется на обилии леса, вод и руды, но не является результатом умственной деятельности. И все-таки это самые крупные и прекрасные люди на земле! Пройдет сотня лет, и вы увидите, что произойдет, когда им закрутят гайки и они забудут некоторые патриархальные заветы покойного мистера Джорджа Вашингтона..."
      Когда я оставил своего оппонента, то весьма нуждался в подкреплении своих мыслей, потому что попал в объятия совершенно обворожительного человека, которого случайно встретил на улице сидящим на стуле посреди тротуара. Он покуривал огромную сигару, оказался коммивояжером, и его пути проходили по Южной Мексике. Он рассказывал истории, от которых у меня волосы вставали дыбом: о забытых городах; каменных изваяниях богов, по глаза затянутых дикой порослью; мексиканских монахах; восстаниях и диктатурах. Он-то и затащил меня на Соленое озеро, чтобы искупаться. Озеро находится в пятнадцати милях от города, и туда часто ходят поезда обыкновенные трамвайные вагоны без крыши. Железнодорожное полотно, как, впрочем, повсюду в Америке, поражало своими ухабами. На подступах к озеру местность стала совсем уже скудной. На твердых плоских берегах озера были устроены купальные мостки, эстрады, буфетные стойки, но они только подчеркивали унылость пейзажа. У американцев еще руки не доходят до своих пейзажей.
      - Крепитесь, - сказал коммивояжер, входя в тяжелую, как ртуть, воду. Входите же!
      Я вошел и шел до тех пор, пока не всплыли мои ноги. Пришлось продвигаться вперед так, словно я противостоял напору сильного ветра, но мои голова и плечи продолжали торчать над водой. Ужасное ощущение невозможность утонуть. Плыть было тоже бесполезно. От воды нельзя было отталкиваться, поэтому я просто-напросто сел на нее и остался на плаву, словно роскошный анемон, посреди сотен других, барахтавшихся вокруг. Купаться в этом теплом, липком рассоле можно хоть три четверти часа, не опасаясь дурных последствий. Однако на берег выходишь покрытым с головы до пят белой солью. Если проглотить добрую порцию этой воды, можно считать себя покойником. Это истинная правда: я глотнул только полпорции и вследствие этого покойник наполовину.