Рансом, расслабившись, сидел в кресле в укромном уголке Годолфинского салона и слушал, как в другом конце комнаты Блайз играет на фортепиано для кучки гостей. Он разглядывал тыльную сторону ладони. Позади него Шелби и Жаклин затеяли очередную вечернюю перепалку, что с недавних пор стало для них традицией. Он сгибал пальцы и наблюдал, как отблеск свечи отражается на золоте печатки. При таком освещении металл казался мягким и теплым. Рансом вспоминал утренний разговор с Мерлин.
      – Мама, – сказал он негромко: ему не хотелось, чтобы кто-нибудь из гостей услышал их разговор, – как ты думаешь, мисс Ламберн нездорова?
      Герцогиня Мей подняла голову, оторвавшись от томика восточной поэзии.
      – Что ты, нет, дорогой, – успокаивающим тоном ответила она. – Я вовсе так не думаю.
      – Она сейчас не так хорошо выглядит, как в первые дни после приезда к нам.
      – Разве? – Герцогиня Мей огляделась вокруг в поисках Мерлин. – Кажется, она уже поднялась в спальню. Знаешь, дорогой, если она действительно стала хуже выглядеть, то именно ты первый должен был это заметить.
      Рансом сделал маленький глоток портвейна.
      – Я опасаюсь… – Он замолчал, поскольку еще не мог сформулировать, что именно его беспокоило, потом добавил: – По-моему, она неважно спит.
      Мать бросила на него проницательный взгляд:
      – А хорошо ли спишь ты сам, Деймерелл? Кажется, ты немного осунулся. Я считаю, что тебе было бы гораздо удобнее наверху. Не хочешь сменить свои казенные комнаты на хорошие, уютные апартаменты?
      – Я совершенно здоров, и ты это знаешь. Меня беспокоит только мисс Ламберн. – Он сдвинул брови, разглядывая стакан, и очень тихо добавил: – Ты никогда не спрашивала меня, почему она приехала. Но думаю, ты догадалась, что я вынужден держать ее здесь. Даже против ее желания. Поэтому я несу за нее двойную ответственность. И если случится так, что она заболеет…
      Он снова не закончил фразу. Герцогиня Мей закрыла книгу и отложила ее на столик, потом взяла сына за руку:
      – Чем я могла бы помочь?
      Рансом посмотрел на мать с благодарностью. Он был уверен, что она не станет расспрашивать о причинах пребывания мисс Мерлин у них в поместье.
      – Ты могла бы присмотреть за ней? Сегодня.
      Она чуть наклонила голову. Выражение ее золотисто-зеленых глаз, так похожих на его собственные, ничуть не изменилось: она всегда контролировала свои эмоции. В другом конце комнаты Шелби сделал очередной саркастический выпад в сторону Жаклин, и она тут же ответила ему тонкой колкостью. Блайз начала играть громче, надеясь заглушить их препирательства.
      Герцогиня бросила взгляд в их сторону:
      – Мы же цивилизованные люди, правда, Деймерелл?
      Рансом поджал губы:
      – Не беспокойся. Я останусь и прослежу, чтобы на ковре не осталось крови.
      – По-моему, им это нравится, – сказала она.
      Рансом приподнял бровь, наблюдая, как младший брат пускается в тираду по поводу обширного круга поклонников Жаклин.
      – …никогда не видел такого жуткого сборища негодяев, – воскликнул Шелби, и его четкий голос перекрыл музыку Блайз.
      – Ты говоришь ерунду, – раздраженно ответила Жаклин, и лицо ее вспыхнуло и оживилось. Она пристально смотрела на него. – Ты не можешь так говорить о старине Кодри и мистере Кеттеринге!
      – Ха! – Шелби отошел на несколько шагов, потом вернулся обратно. – А как насчет того дьявола из Италии, и еще… как звали того головореза… ах да, Уинтерборн! Этих жуликов ты так приручила, и они безвылазно сидели в нашей гостиной, моя леди. Этого ты не можешь отрицать.
      – Еще как могу! Я их даже не помню.
      Шелби перестал театрально расхаживать.
      – Не помнишь, потому что таких было слишком много, – ядовито усмехнулся он. – Чего еще я мог ожидать?
      – Если бы ты чаще бывал дома, то знал бы, что их было совсем немного.
      Пьеса, которую играла Блайз, подошла к концу. Шелби вспыхнул, и голос его громко и четко разнесся по всей комнате:
      – А когда я приходил, что я от тебя слышал? Бесконечные вопросы: где я был? что я делал? с кем? Да это кого угодно выгнало бы на улицу.
      – Если бы ты хоть немного любил меня, ты не уходил бы, – вскричала Жаклин. – И не проводил все время за игрой и…
      Блайз энергично заиграла новую песенку. Рансом собрался встать с кресла. Обычно он вмешивался как раз в подобный момент – когда перепалка, которая поначалу казалась забавой, перерастала во что-то более серьезное. А потом проводил с ними весь оставшийся вечер, не давая им вцепиться друг в друга. Он считал, что это какая-то новая, странная фаза их бурных отношений. С тех пор как они снова начали друг с другом разговаривать, они постоянно пытались что-то доказать один другому. И происходило это, как правило, по вечерам, в присутствии посторонних. Он поднялся, но мать придержала его за руку.
      – Не надо, – мягко сказала она. – Не вмешивайся.
      Рансом вопросительно поднял брови. Из-за развода Шелби имя Фолконеров и так уже стало притчей во языцех. Он не мог поверить, что мать поддерживает этот новый всплеск ссоры в присутствии гостей.
      – А что еще я должен был делать? – возмущался Шелби. Голос его перекрывал четкую, отрывистую мелодию, исполняемую Блайз. – Я понимал, что никогда не смогу обеспечить тебя так, как мне хотелось!
      – Ложь, все это ложь! Ложь и надуманные предлоги! Ты знаешь, что сам не хотел остановиться. Ты не остановишься никогда. Не рассказывай мне, будто играл на деньги ради меня, ради семьи! Разве теперь ты прекратил это? Теперь, когда твой брат забрал твоих собственных детей? Теперь, когда он оплачивает все твои обязательства?
      Рансом продолжал молчать, не в силах открыто взглянуть на брата. Он занял себя тем, что зажег еще одну свечу. Блайз отказалась от попыток заглушить скандал музыкой и поднялась, захлопывая крышку фортепиано и накрывая его покрывалом.
      – Леди Хардинг! – воскликнула она, приближаясь к матроне, которая проявляла наибольший интерес к разговору Шелби и Жаклин. – Как же я могла забыть, что как раз сегодня утром дорогой мистер Уинстон сказал, что мечтает сыграть с вами в шахматы! Вот и шахматная доска…
      Она обернулась к бледному молодому джентльмену, который за секунду до этого понимающе улыбался:
      – Вы не могли бы подвинуть этот стол немного ближе к камину, сэр? По вечерам становится прохладно даже в летнее время.
      Рансом бросил взгляд в сторону брата. Шелби склонился над Жаклин и что-то быстро и тихо говорил ей. Выражение лица его было неприятным.
      – Позвольте, я принесу вам тот том Тацита, о котором вы спрашивали, мисс Монтегью, – говорила Блайз. – Мистер Лансдан почитает вам вслух. Ведь вы почитаете, дорогой? Вы так хорошо понимаете труды классических историков.
      Стычка опять набирала обороты. Донесся дрожащий от гнева голос Жаклин:
      – Я в это не поверю! Ни одной секунды ты не думал о нас!
      – Это не так, Жаклин. Постоянно, клянусь… – Шелби отчаянно взмахнул рукой. – Но ты этого не поймешь. Ты никогда даже не пыталась понять меня.
      – Понять? Как можно понять человека, который проиграл наследство своей жены…
      – Сыграем в вист! – опять воскликнула Блайз, как будто эта идея только что пришла ей в голову. – Это будет как раз то, что нужно.
      Она засуетилась, приказывая, чтобы в библиотеке установили дополнительные карточные столы. С присущим ей навязчивым гостеприимством, за которое Рансом в этот раз был ей благодарен, она вывела из салона всех остальных незанятых гостей.
      – Ты не понимаешь, – говорил Шелби. – Я же как раз выигрывал у Шеридана. Ты могла получить половину его театра «Друри-Лейн»!
      – А вместо этого он получил весь мой театр!
      Рансом кивком проводил проходивших мимо гостей, отказываясь от предложения составить компанию для игры. С лица его не сходила любезная улыбка, как будто он не слышал происходившей позади него перебранки.
      – Я жалею об этом, – тихо сказал Шелби. Стало слышно, что мистер Лансдан откашлялся и начал читать. – Боже мой, ты не представляешь, как я жалею…
      Рансом закрыл дверь в библиотеку. Он посмотрел на мать, молчаливо прося разрешения вмешаться и положить этому конец. Герцогиня лишь улыбалась в ответ.
      Жаклин воскликнула:
      – Ты жалеешь! – Она встала. Мистер Лансдан стал читать громче. – Жалеешь… – Она перешла на ядовитый шепот, который был слышен даже лучше, чем обычный голос. – Ты сломал мою жизнь, проиграл мое состояние и оставил меня ради другой женщины. За это я никогда не прощу тебя! Никогда!
      Они стояли и смотрели друг на друга, как Аполлон и Диана – прекрасные даже среди развалин. Голос мистера Лансдана вдруг умолк.
      Шелби не отрывал глаз от Жаклин.
      – Да, я игрок, – мягко сказал он, – и я потерял все, что тебе принадлежало. За это мне будет стыдно до самой смерти. Но насчет остального… насчет того, что я был неверен и променял тебя на другую… – Его красиво очерченные губы напряглись в странном выражении, которое Рансом видел лишь однажды – шесть лет назад, в зале суда, когда Шелби сидел на стуле подсудимого. – Жаклин, есть только одна вещь, которую я тоже никогда тебе не прощу. То, что ты всему этому поверила. – Он отвернулся, толкнул стоявшую у фортепиано скамеечку и, громко хлопнув дверью, вышел из комнаты.
      Рансом обратился к мисс Монтегью, мистеру Лансдану и игрокам в шахматы:
      – Пожалуйста, продолжайте, мистер Лансдан. Боюсь, что второе действие пока откладывается.
      Все неловко заулыбались, а Жаклин наградила Рансома таким взглядом, который должен был принадлежать скорее Отелло, чем Дездемоне. Через мгновение она пожала плечами и, широко раскрыв прекрасные глаза, обратилась к гостям:
      – Простите меня, – совершенно спокойно сказала она. – Я, кажется, помешала вашему чтению?
      Мистер Лансдан откашлялся:
      – Вовсе нет, я… мы как раз только собирались начать.
      Жаклин одарила его чарующей улыбкой:
      – Тогда я присоединюсь к вам.
      Рансом поставил для нее стул. Но стоило ей сесть и ясными глазами посмотреть на мистера Лансдана, как дверь салона снова открылась и вошла Блайз. Куин сопровождал ее, и бокал портвейна, небрежно зажатый между указательным и большим его пальцами, угрожающе накренился, когда он прикрывал дверь.
      – А где же прохлаждается ваш чудесный мистер Пилл? – спросил Куин.
      Блайз, казавшаяся встревоженной, кивнула мистеру Лансдану, которому пришлось снова прервать чтение.
      – Пожалуйста, продолжайте, мистер Лансдан, – сказала она.
      Куин поймал ее пальцы и задержал их в своей ладони, но она выдернула руку.
      – Насколько я знаю, мистер Пилл предпочитает после ужина предаваться размышлениям и молитвам.
      – Очень мило с его стороны. – Куин улыбнулся и дотронулся до щеки Блайз. Она отпрянула назад, и он продолжил движение рукой, превратив его в шуточный поклон. – Очень мило, что он освободил территорию.
      – Майор О’Шонесси! – произнесла Блайз тоном, который, как подумал Рансом, поставил бы на место любого мужчину.
      Но майор даже не собирался отступать:
      – Да, дорогая леди?
      – Я надеюсь, – ее маленькая грудь вздымалась от волнения, – что впредь вы будете обращаться ко мне так, как это принято в приличном обществе, майор О’Шонесси!
      – Да, дорогая леди Блайз? – поправил себя Куин.
      Рансом отвел взгляд, но потом снова посмотрел на сестру, слегка удивленный тем, как хорошо она выглядит. Недовольство Куином делало ее бледно-голубые глаза ярче, незнакомые искорки вспыхнули в них. Она очень мило надула губки.
      Но парню не на что было рассчитывать. Куин, может быть, и сумел бы покорить ее сердце, но до кухни и ее лакомств он в любом случае не доберется.
      К сожалению, у того кандидата, на которого делал ставку Рансом, дела шли ненамного лучше. Рансом не мог понять, почему мистер Пиллл приобрел вдруг привычку уходить сразу после ужина, вместо того чтобы затеять какой-нибудь маленький флирт. Рансом надеялся, что священник все-таки не настолько глуп, чтобы отказаться от своей затеи из-за возмутительных выходок любвеобильного Куина. Все прекрасно понимали, что красивый офицер просто развлекается. Возможно, он даже поставил несколько гиней на то, что сумеет вызвать улыбку холодной Блайз.
      Рансом вдруг подумал, что Шелби вполне мог заключить с майором какое-нибудь денежное пари. Пожалуй, он и сам поставил бы фунтов пятьдесят на то, что так оно и есть.
      К Рансому тихо подошла герцогиня Мей.
      – Я сейчас схожу проведаю мисс Ламберн, – прошептала она.
      Он посмотрел на нее:
      – Спасибо.
      Она пожала ему руку, и это вызвало прилив тщательно скрываемой нежности. «Как глупо, – подумал он, провожая ее взглядом, – что сестра не унаследовала и малой толики той мудрой женственной теплоты, которой природа так щедро наделила мать». Однако Блайз, старший ребенок в семье, жаждала от жизни большего, чем скромное место дочери. Похоже, она сильно переживала по поводу того, что родилась женщиной. И лишь постоянное участие в делах Рансома примиряло ее с тем, что она не является герцогом Деймереллом.
      – Я обнаружил еще одну розу в вашем саду, дорогая леди, – сказал Куин и, когда она наградила его ледяным взглядом, с опозданием добавил: – Блайз! Прогуляйтесь со мной завтра утром, и я покажу вам ее.
      Она чуть отвернулась от него:
      – Спасибо, но я думаю, что утром будет дождь, майор О’Шонесси.
      – Тогда пойдемте после обеда.
      – Боюсь, что завтра после обеда я буду чрезвычайно занята.
      Он открыл было рот, собираясь сказать еще что-то, но поймал твердый взгляд Рансома. Мгновение они смотрели друг на друга, потом Куин приподнял бровь и отвел глаза. Рансом наблюдал, как лицо Куина постепенно приняло вежливое выражение, и он отступил, позволяя Блайз пройти мимо.
      Куин окинул взглядом комнату и нехотя подошел к Рансому:
      – Добрый вечер, ваша светлость.
      Рансом чуть склонил голову:
      – Похоже, сегодня у нас здесь немноголюдно.
      – Мисс Ламберн уже легла спать.
      Офицер быстро взглянул на Рансома, и его зеленые глаза понимающе сузились.
      – Да. Я хорошо слежу за ней, можете быть уверены.
      – Рад это слышать. Здесь кругом так много… отвлекающих обстоятельств.
      Куин по-прежнему вызывающе улыбался, хотя яркий румянец залил его лицо. Он сделал большой глоток бренди:
      – Что-то у нас не хватает сегодня лорда Шелби. Он так рано пошел отдыхать?
      – Несколько минут назад.
      Куин вздохнул:
      – Итак… Сегодня вечером я полностью лишен возможности развлечься? – Он бросил взгляд в сторону двери в библиотеку. – Силы небесные, нет даже достойного соперника в вист, который ставил бы больше, чем полпенни за очко!
      Рансом улыбнулся, чувствуя невольную симпатию к неисправимому Куину О’Шонесси. Он задумался, что же в действительности представляет собой этот человек и какие обстоятельства заставили его взяться за работу, от которой большинство его коллег-офицеров отказались бы, не задумываясь. У Рансома не было предубеждений, но он знал, что в жизни «просто так» ничего не происходит. Подобно тому как верный солдат под огнем противника мог оказаться трусом, так же и верный соратник может поддаться соблазну «сменить хозяина». Куина прислал Кастлери, и поэтому Рансом доверял ему, но не во всем. И все-таки Рансом верил Куину больше, чем любому другому агенту.
      Завершающий глоток портвейна, притворный зевок, снова печально вскинутые брови – и Куин медленно отошел. Несколько минут он пофлиртовал с Жаклин и лишь потом позволил себе выйти из комнаты. Прошла минута, и Рансом нахмурился: бывшая жена его брата поднялась, попрощалась со всеми и отправилась вслед за Куином.
 
      – Все бесполезно! – произнесла Мерлин, роясь в деревянном ящике со спутанными мотками проволоки и разными металлическими деталями. – Она должна быть в точности нужного диаметра. Мне придется разобрать все часы в доме!
      Она откинулась назад и прислонилась к камину, растерянно глядя на мистера Пилла и Вудроу, которые точно так же смотрели на нее, не в силах найти решение. Вдруг все трое резко обернулись, услышав скрежет ключа, раздавшийся из полумрака со стороны входа. Из тени появилась золотистая шевелюра Шелби, и все вздохнули с облегчением.
      – Разобрать все часы? – с нервным смехом переспросил он. – Бедному Деймереллу повезет, если к тому моменту, как ты закончишь делать свою машину, Мерлин, у него останутся хотя бы стены.
      Мерлин подняла пригоршню металлических деталей, и они, проскользнув между пальцев, с печальным звоном упали на пол.
      – Нигде не могу найти геликоидальную шестеренку Вокансона на три шестьдесят четвертых дюйма, – трагически произнесла она.
      – О нет, только не это! – драматическим жестом Шелби обхватил голову руками. – Мы обречены?
      – Вудроу подумал, что, может быть, она есть в каких-нибудь часах или в механизме флюгера в Большом холле.
      Шелби поймал Вудроу и с шутливой угрозой схватил мальчика за горло:
      – Послушайте, вы, банда головорезов! Я не позволю вам больше во мраке ночи совершать убийства ни в чем не повинных часов. А что, если экономка доложит о найденных трупах?
      Вудроу хихикнул.
      – Я же соберу их обратно! – возмутилась Мерлин.
      – Да, но будут ли они показывать время?
      Мерлин пожала плечами.
      – Будут, я уверена, – сказала она. – Хотя бы одни. Я не очень хорошо разбираюсь в часах. И не понимаю, зачем вообще в одном доме держать так много часов, которые…
      – Ш-ш-ш-ш! – предостерег Вудроу.
      Все снова повернулись к двери. Она медленно распахнулась. На пороге показалась свеча и в ее свете – крошечная прямая фигурка герцогини Мей.
      – Мама, – слабым голосом сказал Шелби.
      – Добрый вечер, Вудроу, – сказала герцогиня, – мисс Ламберн, мистер Пилл.
      Мистер Пилл закашлял. Прежде чем он успел что-нибудь ответить, герцогиня Мей проплыла вперед. Не глядя под ноги, она умудрялась не наступать на разбросанные повсюду инструменты и детали.
      – Не беспокойтесь, мистер Пилл, – сказала она. – Я просто заглянула ненадолго.
      Все четверо молча смотрели на нее, застигнутые с поличным в закрытом для посещения бальном зале. Она подошла к Мерлин:
      – Вы хорошо чувствуете себя, дорогая?
      – Да-да, – ответила Мерлин, – конечно.
      Герцогиня легко приложила ко лбу Мерлин тыльную сторону своего запястья.
      – Хорошо. Я так и сказала Рансому, но вы же знаете, как он беспокоится за вас.
      – А вы… ох… – Мерлин заломила руки. – Что вы ему скажете?
      Женщина улыбнулась:
      – Конечно же, я скажу ему правду, дорогая. Что вы чувствуете себя прекрасно. Ведь так и есть, не правда ли?
      – Да, но…
      – Этого будет достаточно, чтобы его успокоить. Спокойной ночи, мисс… Или вы позволите мне называть вас Мерлин?
      Мерлин присела в неуклюжем реверансе:
      – Да, герцогиня Мей, пожалуйста.
      – Спасибо. Такое прелестное имя – Мерлин. Наводит на мысли о всяких приятных вещах. Спокойной ночи, Мерлин. Спите спокойно.
      Она повернулась и тихо пошла к выходу. Дойдя уже почти до самой двери, она остановилась и обернулась:
      – Разве тебе не пора уже давно в постель, Вудроу?
      – Да, б-б-б-бабушка, – пропищал Вудроу.
      Она улыбнулась ему и подняла повыше свечку.
      Вудроу сглотнул. Кинув жалостливый взгляд на Мерлин, он подобрал ночную сорочку и зашаркал тапочками вслед за герцогиней. Она погладила его по голове, потом взяла за руку и вывела за дверь.