Средневековье - Цветы из бури

В дальней гостиной, уютной комнате, окрашенной в насыщенные желтые тона, Мэдди позволила себе вторую чашку чая. Она начала писать письмо отцу, зная, что после возвращения Жерво у нее, скорее всего, не будет для этого времени. Мэдди заканчивала вторую страницу, когда Кальвин скользнул в гостиную с серебряным подносом, балансировавшим на руке, и закрыл за собой дверь. Мэдди подняла глаза.

Дворецкий поклонился.

— Герцог не с вами, ваша светлость?

Мэдди почувствовала, что ни она, ни Кальвин не знают, как обращаться друг с другом. Так иногда старые противники обнаруживают, что случайно оказались по одну сторону баррикад, и их неприязнь может вылиться в мир или в войну в будущем. Мэдди, безусловно, предпочитала мир, поэтому, когда он обратился к ней почтительно «ваша светлость», она почти не возражала. Это становилось настоящим словесным поединком, что придало ей уверенности в том, что надо внести определенность в их отношениях…

— Мне бы хотелось, чтобы меня называли просто миссис, — дружелюбно сказала она. — Большего мне не нужно.

Мэдди думала, что он застынет и опустит вниз свой длинный нос. — Эта минута определяла их дальнейшие отношения. Но он неожиданно спокойно и уверенно согласился.

— Я понял, миссис.

Ее удивила настолько легкая капитуляция.

— Тебя это не оскорбляет?

— Было бы нелепо обижаться на ваши пожелания. Его светлость слишком холодны в обращении. Мне бы не хотелось, чтобы вы вели себя так же. Хотя, я вижу, вы оказываете сильное влияние на герцога.

Мэдди нахмурилась. Он поклонился.

Мэдди задумалась, глядя на кончик пера.

— А ты не любишь ходить с напудренными волосами?

Она видела, что испугала его столь неожиданным вопросом. Он опустил поднос.

— Я не думал относительно того, нравится мне это или нет. Я думал… после применения пудры волосы становятся неприятно жесткими. И их приходится мыть каждый вечер, что иногда приводит к простуде.

— Хорошо, если тебе это не нравится. В пудре нет необходимости. Жерво такие мелочи не волнуют, а на мой взгляд, это пустая трата денег.

Кальвин поклонился.

Мэдди улыбнулась.

— Нет также необходимости постоянно кланяться, — сказала она.

Кальвин склонился в полупоклоне, потом выпрямился.

— Вы сказали, миссис, что герцог поднялся наверх.

— Да! Я что-нибудь могу сделать вместо него?

— Вам не стоит беспокоиться. Ранний посетитель приехал к его светлости.

Ее сердце екнуло.

— Вдовствующая герцогиня?

— Конечно, нет. Я бы никогда не смог попросить ее подождать в холле! Он чуть приподнял поднос. — Я считаю, — добавил он доверительно, — что я не слышал, как к герцогу обращалась его мать с просьбой приехать. И он поехал к ней.

— Да. Странно. — Мэдди сжала губы. — Полагаю… я думаю, возможно, Жерво хочет, чтобы я поговорила с этим человеком. — Она встала. Может быть, я сумею занять чем-нибудь посетителя, пока герцог не сойдет вниз.

Кальвин откашлялся.

— Вы хорошо сделаете, миссис, если в данном случае спросите мнение герцога. Могу я пойти и осведомиться об этом?

— В данном случае?

— Да, в данном случае. — Он стоял с видом человека, который сказал все, что собирался сказать.

— О! Ты считаешь приличным заставлять посетителя ждать?

— Я поставлю в известность герцога, миссис. — Он снова поклонился, выпрямился и закрыл за собой дверь.

Мэдди пребывала в нерешительности, не зная, чем Кальвину не нравится этот особенный посетитель. Или он опасался, что Мэдди скомпрометирует себя в их доме? Ее озадачило, что Кальвин не провел посетителя туда, где обычно принимали гостей. Казалось, он умышленно оставил его стоящим в холле. Необычное поведение Кальвина навело Мэдди на мысль, что визитер достаточно загадочный.

Как только она пришла к такому заключению, дверь приоткрылась.

— Кристиан, — произнес приятный женский голос. — Это я! — Дверь открылась шире. — Выйди, я знаю, что ты здесь.

Посетительница, одетая в строгий траур, остановилась в дверном проеме. Откинутая назад вуаль открывала изящное личико, обрамленное красиво подстриженными светлыми волосами. Женщина казалась немного испуганной. Затем она пристально посмотрела Мэдди в лицо.

— Ах, — произнесла она. — Я хочу видеть вашего хозяина.

— Герцог наверху, — невозмутимым тоном произнесла Мэдди. — Я — Архимедия Тиммс, то есть… Я его жена. — Мэдди подняла руку для приветствия.

Женщина что-то искала в своей сумочке, в ту минуту, когда Мэдди протянула ей руку.

— Вы возьмете эти…

Леди подняла глаза, остолбенев при виде протянутой руки Мэдди и машинально полуприподняв свою.

— Что вы сказали?

— Я — Архимедия, — Мэдди безуспешно попыталась улыбнуться. — Жена герцога. Я вижу, это для вас сюрприз.

Мэдди казалось, восприняла сообщение весело. Она нервно улыбнулась.

— Это шутка? — произнесла она.

— Нет, — сказала Мэдди. Бумажки и деньги полетели на пол.

— Он заплатил вам, заплатил, чтобы вы сидели здесь до тех пор, пока я приду. И сказали мне об этом. Вы шутите?

— Нет. Уверяю вас. Какая шутка?

Леди трясла головой.

— Да, да, да, да. Шутка.

В дверном проеме появился Кальвин. Он был холоден, как камень, и невозмутим.

— Его светлости нет дома, мадам, — сказал он посетительнице.

Она уставилась на него.

— Его нет дома, — повторил тихо Кальвин. Она начала очень противно хихикать, упав на стул, словно ее кто-то толкнул.

— Это шутка! — Она откинулась на стуле и продолжала странно смеяться, становясь все более возбужденной. — Жестокая шутка.

— Миссис Сазерленд, я должен немедленно вас проводить, — сказал Кальвин.

— Это жестоко! — закричала она, закинув назад голову. Она сорвалась со стула и пробежала мимо него в холл.

— Кристиан! — Ее голос и шаги разносились по мраморной лестнице. — Кристиан, это жестоко! Ты слышишь меня? Это жестоко!

Мэдди вышла вслед за Кальвином и увидела миссис, пробежавшую наверх больше половины лестницы.

— Ты слышишь меня? — кричала она. — Это ложь. Ты не женат.

Среди пронзительных криков Жерво стоял на верхней ступени лестницы. Он с такой силой сжимал поручень балюстрады, что костяшки его пальцев побелели.

— Кристиан! — она остановилась чуть ниже его. — Это неправда.

Жерво не двигался. Он стоял, глядя на нее, не шевелясь.

Она остановилась напротив него, обхватив руками колонну балюстрады, чуть опустив голову.

— Пожалуйста, не терзай меня. Пожалуйста, скажи.

— Правда, — сказал Жерво низким голосом, наполнившим холл тихими звуками.

Леди опустилась на ступеньки, разразившись тем же истерическим хихиканьем.

— Но я отдала тебе все! Кристиан!

Ее смеющиеся всхлипывания эхом отражались от мрамора. Мэдди осознала, что камердинер стоит в холле верхнего этажа прямо за ним, трое слуг были в нижнем холле, горничная и повар подошли к двери, выходившей на заднюю лестницу.

Мэдди приподняла край своей юбки и поднялась по ступенькам. Она слышала, что Жерво не произнес ни звука. Подойдя к плачущей женщине, Мэдди, склонилась над ней.

— Пойдем, — сказала она, взяла леди за руку и помогла подняться с холодного камня. — Пойдем, так можно заболеть. — Леди безвольно повиновалась, жадно глотая воздух. Мэдди присела на ступеньку и обняла ее за плечи. — Прости, я виновата.

Перед ней плакала женщина, зло, яростно, отчаянно хватая ртом воздух. Мэдди встретилась с глазами Кальвина и повернула голову, попросив его выйти из холла. Он выглядел так, словно стал свидетелем несчастного случая.

— Я ненавижу его, — рыдала женщина. — Я ненавижу его. Я ненавижу вас.

Мэдди позволяла ей говорить все, что угодно. Поля шляпы этой женщины больно упирались в шею Мэдди.

Мэдди всхлипывала испуская длинные, горькие вздохи.

— Это должна была быть я. Это должна была быть… я.

— Я знаю, — спокойно сказала Мэдди. Она глядела на ниспадающие ярко-желтые пряди волос и вспомнила локон, который видела в спальне Жерво. — Я знаю, что это должна была быть ты.

— Что? — Ее тело содрогалось в конвульсиях. — Разве вы не хотите его… теперь, когда вы… теперь, когда вы… — Она снова жалобно застонала, согнувшись в коленях, крепко обхватив себя руками. — Разве вы не хотите его теперь? — проговорила она между слезами и слабыми смешками.

— Ну, мы не так сильно нравимся… — произнесла Мэдди.

— Нравитесь! — плечи женщины затряслись. Она уткнулась лицом в колени и зарыдала еще сильнее.

Мэдди коснулась ее плеча, почувствовав судороги под тончайшим сатином.

Дама рылась в сумочке в поисках носового платка.

— Вы одна из квакеров, — поинтересовалась она.

— Да, я так воспитана.

Женщина отшатнулась.

— Я не верю. Не верю. Я ненавижу тебя, Кристиан. — Ее голос поднялся до визга. — Ненавижу тебя, слышишь? — Никакого ответа. Мэдди не смотрела, стоит ли он еще там. Дама начала плакать снова, но теперь потише, ее носовой платок был прижат к ее лицу. Она стряхнула руку Мэдди со своего плеча.

— Как вы справились с ним? — вдруг спросила она. Мэдди села на ступеньку.

— Справилась?

— Как вы загнали его в эту ловушку? И не говорите мне глупую ложь, — она плакала. — Его сестра моя подруга. Она расскажет мне чистую правду. — Неожиданно она подобрала юбку и стала спускаться по лестнице, словно кто-то подтолкнул ее перейти от всхлипываний к действию. Вставая на ноги, она бросила быстрый взгляд назад, поверх Мэдди. Через мгновение она опустила на лицо вуаль и вышла в вестибюль. Хлопок входной двери эхом разнесся по холлу.

Мэдди сидела на ступеньках. Ей надо было восстановить дыхание, справиться с судорогами в животе и унять дрожь во всем теле. Когда она почувствовала, что держит себя в руках, она поднялась. Она повернулась, уже зная, что его там нет.

Со стороны боковой лестницы в холл тихо вошел Кальвин.

— Это моя вина, миссис, — произнес он. — Мне не следовало пускать ее.

— Кальвин, — сказала она отсутствующим голосом, почти похожим на приказ. — Мне нужен мой плащ.

— Миссис…

— Я должна выйти. Мне надо выйти.

— В саду…

— Нет. — Она направилась к входной двери. — Прочь отсюда.

— Минуточку, миссис. Его светлость должен знать.

Мэдди открыла дверь. Холодный воздух ворвался вовнутрь, остудив ее горящие щеки. Она не стала ждать Кальвина с плащом, а тихо закрыла дверь, спустилась по чистой белой лестнице и отправилась в путь. Домой.

Кристиан, стоя в своей гардеробной, слышал, как хлопнула входная дверь. Он не пошевелился, не посмотрел вниз на улицу. Он одиноко стоял посреди комнаты, звуки рыдающего голоса миссис Сазерленд все еще стояли в его ушах.

Он стоял долго.

Эксцентричная нереальность происходившего поразила его. Стоять, глядя как собственная жена успокаивает его плачущую любовницу. Глядя на эту сцену, он думал: «Она ничего не понимает».

Понимала Мэдди или нет, ее простое сострадание больно поразило его, открыло ему глаза на самого себя. Он был взбешен, что леди Сазерленд пришла сюда и устроила эту отвратительную сцену. Он был готов вышвырнуть ее на улицу. Но Мэдди, ах, Мэдди…

Он не подозревал, что так получится. Мысль о случившемся вызывала чувство тошноты. Он не думал об этом. Если бы знал… Если бы предусмотреть… Если бы только подумать, если бы… если бы…

Громкий стук в дверь заставил его очнуться. Кристиан открыл ее.

Дворецкий выглядел так, словно его высекли.

— Ваша светлость, — начал он.

— Где? — требовательно спросил Кристиан.

— Миссис Сазерленд? — спросил дворецкий.

— К черту Сазерленд! Герцогиня… где?

— Ваша светлость, она ушла. Несколько минут назад.

Когда Кристиан с восклицанием устремился к двери, он быстро добавил:

— Ваша светлость, я подумал, так лучше. Она казалась очень подавленной после происшедшего. Я послал за ней человека с плащом и приказанием сопровождать ее на расстоянии. Если она не станет возвращаться, он известит меня.

Кристиан заколебался.

— Да. Хорошо. Дай ей возможность успокоиться. Дай ей время. Дай ей время и место. Да. Ты сделал правильно.

Дворецкий откашлялся и сказал:

— Мистер Хоар приехал повидать вас, ваша светлость. Я провел его в библиотеку.

— Черт возьми! Так скоро!

Кристиану была необходима Мэдди, готовая броситься на помощь в случае необходимости. Хоар был настоящим линчевателем.

Жерво выдохнул сквозь зубы и взял сюртук. У него не было выбора.

Кристиан вошел в библиотеку со стороны галереи, из которой мог предварительно оглядеть комнату. Остановившись, вдыхая знакомый запах кожаных переплетов, он молча выругался, увидев мужчин, сидевших на кушетке, покрытой красным летним покрывалом. Из двух многообещающих представителей семейства Хоаров старший был достаточно коммуникабельным. А его младшего двоюродного брата отличала религиозность — черта, очень важная при рекомендации в глазах Кристиана.

Семья Хоаров была банкирами семейства герцога в течение века. Кристиан не менял их, хотя и часто подумывал об этом, когда партнеры отказывались содействовать ему в реализации некоторых планов — безрассудных и фантастических. Но Хоары оставались с его семьей еще со времен их отцов, и Кристиан смирился, преодолев свое нетерпение. Но сейчас он настроился не слишком лояльно.

Жерво подумал о письме, которое они написали ему в ответ на его последний план. Они заботились о его здоровье, да? Праведные ублюдки. Он им покажет, о чем следует заботиться.

Громко ступая, Кристиан спустился по ступенькам и встал перед ними, чуть раскачиваясь.

— Джентльмены, — произнес он, обойдясь без приветствия, — объяснитесь.

Они оба вскочили, бормоча пожелания доброго утра. Религиозный мистер Хоар устремился вперед, словно желая пожать руку.

Кристиан не шевелился. Мужчина остановился.

— Я… жду, — произнес Кристиан, — объяснитесь.

— Если вы имеете в виду задержку в…

— Задержку! — оборвал Кристиан объяснения банкира. Он не позволял направить беседу в спокойное русло.

— Я… мои чувства… так насильственно, — он отодвинулся от лестницы, — мне тяжело… говорить, сэр!

Жерво не хотел разыгрывать крайнее бешенство, дабы не посеять сомнения в своей вменяемости. Поэтому он остановился около письменного стола и сел. Это, по крайней мере, дало ему время приготовиться — другой план был уже отражен на чистом листе бумаги, но удачно расположенная стопка книг скрывала его от их взглядов. Он взял ручку и написал через весь лист: «Бог знает, как выполнить это».

Жерво встал и вынул листок:

— Попробуйте снова.

Сначала банкиры выглядели так, словно чувствовали себя крайне дискомфортно. Старший из Хоаров шагнул вперед, чтобы принять план, но его партнер произнес:

— Боюсь, все-таки ничего не получится.

— Почему?

— Мы приняли новые правила.

Кристиан вскочил из-за стола:

— Мои деньги… — произнес он возбужденно. — Вы… потеряли их?

— Конечно, нет! — возразил старший.

— Будьте совершенно спокойны, ваша светлость, — участливо сказал младший Хоар. — Ваша семья всегда доверяла нам в прошлом…

Он почувствовал себя плавающим в воде и постарался подгрести к берегу.

— …И мы постараемся уместно и целесообразно размещать ваши средства в настоящем и будущем.

— Ах, — улыбнулся Кристиан. Он сел на стул и развернул экземпляр «Тайме» «Банковское ограбление. Хоары украли… депозит». Он одобрительно покачал головой: — Умный заголовок.

Они стояли, как люди, знающие себе цену. Кристиан предложил им бумагу и торжествующе улыбнулся.

Старший Хоар взял план и положил его в карман.

— Конечно, это было бы необходимо, — сказал он примирительным тоном, который уже использовал его двоюродный брат. — Мы поняли, что ваша светлость не совсем хорошо себя чувствовали, и предложения, исходившие от вас, не могли считаться полностью законными. Мы бы очень хотели действовать крайне осмотрительно и благоразумно.

Его младший родственник позавидовал такой дипломатичности.

— Во всяком случае, — произнес Кристиан. — Деньги… где?

— Я засветло пришлю курьера, — сказал старший.

Кристиан позвонил, вызывая Кальвина.

Они молча стояли, ожидая прихода дворецкого, а затем вышли с пожеланиями Жерво дальнейшего здоровья, на которые он не счел нужным ответить.

Когда банкиры ушли, Кристиан тяжело опустился на стул. Его руки чуть подрагивали. Победа.

Его собственная победа.

Он хотел смеяться и плакать одновременно.

Он хотел, чтобы Мэдди была рядом с ним.

Крики лодочников были единственными звуками, раздававшимися над рекой, серебряная поверхность которой была покрыта густым туманом. Мэдди стояла на берегу. Лакей с площади герцога стоял на противоположной стороне улицы в пределах видимости.

Начало смеркаться. Мэдди знала, что вскоре ей придется что-то делать. Она не может оставаться здесь навсегда.

Лодочник подогнал свою плоскодонку и вытащил из нее корзину. Она посмотрела на него и сделала несколько шагов. Он двинулся ей навстречу.

— Живые угри, мадам? — спросил он заботливо. Мэдди покачала головой.

Он прошел мимо, и Мэдди еще долго слышала его голос, разносившийся вдоль по улице:

— Живые угри! Живые!

Медленно приближались ритмичные удары лошадиных копыт. Мэдди повернулась, чтобы увидеть, как кучер справляется с экипажем. Лодочник поднял корзину к колеснице.

На ее двери был изображен яркий, хорошо известный герб. Она видела, как к этой двери из тумана скользнул лакей, все это время следовавший за ней тенью.

Дверь открылась. Жерво ступил на землю. Он стоял, глядя в сторону Мэдди.

— Пять с половиной, ваше сиятельство, — сказал лодочник, пытаясь открыть корзину. — Живые. Посмотрите.

Жерво посмотрел на него, затем на лакея и, отвернувшись, направился к Мэдди.

Он остановился перед ней.

— Хватит, — сказал он тихо. — Пойдем… домой.

«Домой», — подумала Мэдди.

Жерво посмотрел в сторону реки, потом махнул рукой, отпуская экипаж.

— Погуляем, — он предложил ей свою руку.

Мэдди молча повернулась, оставляя свои пальцы в его ладони. Ему было тепло под ее холодными руками. Он прикрыл ее пальцы своей перчаткой.

Они шли молча, пока Мэдди не перестала слышать удары лошадиных копыт и скрип колес удаляющегося экипажа.

— Ты должен жениться на ней? — спросила она.

Чуть дрогнувший мускул его руки был единственным отражением того, что в нем что-то изменилось.

— Нет.

— Но она сказала, что она должна была быть на моем месте.

Кристиан не ответил.

— Около своей кровати ты держишь ее локон.

Тяжелым взглядом он молча уставился в сторону.

— Разве ты не любишь ее? — наконец спросила она. Жерво остановился, взяв ее руки в свои.

— Нет, Мэдди, нет.

Она повернулась лицом к реке.

— Если это правда, но ты ее оставил — ты безнравственный человек.

— Да, — согласился он, но в его голосе она не смогла уловить никаких эмоций.

Мэдди смотрела на белую кошку, которая мягко двигалась вдоль борта лодки.

— Идем, — сказал он. — Темно.

Мэдди не двигалась. Кошка быстро прыгнула в лодку и клубком свернулась на дне.

— Твое поведение кажется странным, — печально произнесла она. — В действительности я не знаю и не понимаю тебя.

Жерво ответил в тишине:

— Мне очень… стыдно, Мэдди. Я очень… сожалею в душе. Это все, что я могу сказать. Вернись. Попробуй изменить все. Пойдем домой, — продолжил он. — Мэдди.

Несчастная леди Сазерленд, подарившая локон своих волос распутнику. Любившая Жерво и в результате горько и безнадежно плакавшая на ступеньках его лестницы. Это стало, словно предостережением для Мэдди.

— Я боюсь думать о тебе, — прошептала она, — что сделаешь ты с моей душой и моим сердцем.

— Твое сердце… бесценно для меня, — тихо произнес он. Мэдди склонила голову. Затем повернулась и, не глядя на Кристиана, взяла его под руку.

Глава 30

— Ты любишь… оперу? — спросил Жерво, поддерживая ее под руку, когда они спускались по лестнице, выходящей на площадь.

— Я никогда не была в опере.

— Сегодня вечером, — сказал он. — Ты наденешь голубое.

Кальвин встретил их около двери. Он принял у Мэдди плащ, поклонился и отступил в сторону.

— Я проследил, чтобы хорошо разожгли камин, миссис. Я принесу вам поднос с чаем. Вы любите ежевичный джем? У нас есть мармелад, если пожелаете…

Вдруг он прервался и отступил.

— Простите, миссис, мою бесцеремонность.

— Ничего страшного, — ответила Мэдди.

Дворецкий больше ничего не сказал. Когда она поднялась наверх, все слуги быстро занялись своим делом, и даже горничная, которую Мэдди достаточно редко утруждала, приветливо сказала, что она может принести горячую грелку в постель, если Мэдди решит отдохнуть перед ужином.

Мэдди упала без сил на кровать, не думая ни о чем. Это была спальня герцога, но он оставался внизу. Ей было хорошо в одиночестве.

Когда она открыла глаза, уже стемнело. Около кровати в отблесках светлого пламени сидел Жерво, глядя на нее.

Он был одет с необычайной элегантностью, сочетавшей белый и темно-синий цвета.

— «Опера», — вспомнила она. Театр, танцы, изысканная одежда — это все принадлежало его миру.

— Ужин, — кивнул он в сторону большого подноса, поставленного на столике у камина. — Потом надо одеться. — Он положил на покрывало рядом с ней коробочку. Встал, направился к двери и, взявшись за ручку, повернулся.

— Это для твоих волос — после чего оставил ее.

Мэдди приподнялась в постели и открыла коробку. Там была нитка жемчуга, такая же, как у ее матери, только больше и светлее, с бриллиантами после каждой жемчужины.

Она сжала губы. Шикарная, восхитительная, дорогая, очаровательная вещь. Она пыталась поставить заслон между ним и собой, но он безошибочно нашел ее слабость. Не подарок, нет. Не щедрость. Даже не потрясающая красота камней…

Для ее волос. Он помнил. И легко пробил брешь в ее обороне.

Они прибыли поздно. Кристиан специально так рассчитал.

После того как Хоары прислали деньги, мир был снова у его ног. И он снова начал сорить деньгами.

Жерво послал Кальвина к Ранделлу за жемчугами, отправил лакея с двумя сотнями фунтов к серебряных дел мастеру, сделал заказы на дорогую провизию и вина, а через Кальвина оформил ряд контрактов с владельцем питомника, заплатив за все авансом.

Мэдди надела жемчуг. Она была не совсем уверена в том, что это надо делать. Он не знал, как обращаться с ней, как проникнуть сквозь тот туман отчуждения, который окружал ее. Нежные слова и дорогие подарки — все, что он мог придумать. Нужно было время, но именно этого у него и не было. Кристиан нуждался в Мэдди сегодня, сейчас.

Мягкий свет ламп в театре создавал простому туалету Мэдди богатую цветовую гамму: голубое платье и золотые волосы с блестящими в них жемчугами и бриллиантами. Никто не смог назвать ее красоту совершенной, но она была очаровательной.

Почти пустой вестибюль и коридоры, нарастающие звуки музыки подготовили Мэдди к тем ощущениям, которые она почувствовала, ступив в ложу герцога. Огромное количество людей поразило ее.

А сцена — Мэдди бросила на нее лишь один взгляд и тут же отвела глаза. Люди, танцевавшие на ней, были раздеты.

Она опустила глаза на подол своего платья, будучи не в состоянии глядеть куда бы то ни было.

— Подними подбородок, — сказал герцог, не поворачиваясь к ней. Она подняла голову. — Спасибо, — произнес он. — Смотри… представление. На сцену.

— Я… они… о, дорогой, — произнесла она, — это ужасно.

— Смотри, — сказал он.

Мэдди не смогла заставить себя смотреть на сцену и начала разглядывать публику в зале. Тут она снова испытала шок, обнаружив, что многие мужчины бесцеремонно обнимают за плечи женщин. Один из офицеров в алом мундире поймал ее взгляд и поднялся.

— Это полковник Фейн, — произнесла она.

При этих словах полковник повернулся и посмотрел прямо в ложу герцога. Он улыбнулся и поклонился, привлекая внимание всех, кто сидел вокруг него.

Жерво кивнул в ответ. Офицер оставил свое место и начал пробираться к проходу.

Через несколько минут герцог встал и повернулся. Полковник Фейн входил в их ложу.

— Мадам! — он улыбнулся и поклонился Мэдди, поднимая руку. — Я счастлив видеть вас снова, и в таком блеске!

— Могу я навестить вас, мадам? — спросил Фейн, усаживаясь около Мэдди и поворачиваясь к ней.

— Нужно специальное приглашение?

Он тряхнул головой и рассмеялся.

— Я забыл вашу манеру разговаривать.

И взглянул поверх ее головы на Жерво.

Брови герцога поползли вверх.

Полковник Фейн поднялся, взяв ее руку для поцелуя.

— Вы прекрасны, мадам. Но теперь я должен идти, пока мое сердце не разбито окончательно. Или ваш муж вышвырнет меня вон. Я умру за вас.

Прежде чем Мэдди могла осмыслить столь выдающуюся речь, он вышел. Она отвернулась от взглядов, устремленных на них. Украдкой она посмотрела на Жерво.

Кристиан в упор смотрел на нее. Потом он улыбнулся и спросил:

— Я должен… застрелить его?

Мэдди глубоко вздохнула и подняла голову.

— Тебя это не должно беспокоить, — произнесла она спокойно. — Я не шучу с любовью, Жерво.

Его лицо замерло. Мэдди смотрела в другую сторону от него, на актрис, на сцену.

Он поднялся:

— Все это довольно длинно. Давай поедем.

В это утро визитные карточки переполнили серебряный поднос в холле. Экипажи останавливались один за другим на несколько минут около их дома, а потом продолжали свой путь, когда их седоки возвращались от дверей. Каждый час Кальвин доставлял в библиотеку новую пачку карточек.

Мэдди, сидящая напротив Кристиана за его письменным столом, громко читала имя на каждой карточке. Потом, в соответствии с его замечаниями, она откладывала их в ту или иную сторону.

Между сортировкой карточек она писала под диктовку и смотрела, как он работал со счетами. И каждые полчаса Кальвин возвращался снова с новым букетом цветов для нее.

Все началось до завтрака — непрерывный поток цветов — тюльпанов, сладко пахнущих нарциссов и многих других — срезанных, в горшках, в корзинах, один больше другого. До тех пор, пока библиотека не превратилась в сад. И цветы переместились в соседнюю комнату.

К ужасу Кристиана, Мэдди казалась совершенно невозмутимой. Она в течение всего дня беззвучно наблюдала за цветочной презентацией, спокойно приказывая Кальвину оставлять их снаружи.

Но когда два дюжих лакея с помощью мальчиков-слуг внесли пару огромных кадок с посаженными в них апельсиновыми деревьями, она, наконец, прикрыла руками рот и закрыла глаза.

— Что это за хитрости? — воскликнула она сквозь пальцы.

— Вам просили передать, миссис, — ответил Кальвин. — Владелец питомника. В случае вашего одобрения он хотел бы, чтобы вы посадили их в саду или в оранжерее, которую специально построят.

Мэдди покосилась на Кристиана.

Он был достаточно невозмутим. Когда слуга вышел из комнаты, Жерво подошел к одному из деревьев и отломил ветку. Она наблюдала за ним, будучи не в состоянии понять, что он собирается делать.

Он взял красивую пушистую ветку и, покрутив ее, подошел к ней. Остановившись, словно раздумывая, что делать с ней дальше, Кристиан засунул ее себе за ухо.

— Мило? — он положил свою руку на голову и повернул ее так, чтобы лучше показать свое ухо.

Она засмеялась. Бедная простушка, девочка-Мэдди, смеющаяся над подобным. Бедный, сумасшедший Кристиан, доведенный до такого.

— Я знаю, что ты делаешь, — сказала она.

— Мне к лиц… я выгляжу мило.

— Ты задабриваешь меня, даря мне драгоценности и цветы.

Он стряхнул ветку из-за уха, поймав ее рукой.

— Разве это дело?

Ее щеки порозовели. Она заморгала.

— Какое дело.

— Быть… прелестнее!

— С какой целью?

Кристиан пожал плечами.

— Итак… не стоит спать… в гардеробной.

Она оглянулась на цветы, которые заполнили весь кабинет.

— Такая затрата… только для того?

С веткой, зажатой между пальцами, он ласково провел по тыльной части ее руки.

— Только?

Мэдди густо покраснела.

— Я никогда не указываю тебе, где надо или не надо спать. Это не должно меня касаться.

— Теперь ты должна сказать мне… ты хочешь меня сейчас?..

— О, — взволнованно произнесла она, — прямо сейчас?

— Ты говори. Скажи… что хочешь меня.

Она растерянно посмотрела на цветы и тихо ответила:

— Я не знаю.

— Не знаешь, Мэдди? — мягко переспросил он.

— О, почему ты так торопишься, — она выдернула свою руку. — Я не должна.

Кристиан почувствовал уверенность. Это была очень знакомая ситуация: девушка, которая не должна, но совсем не против. Поэтому Жерво предпринял ловкий стратегический ход — на время отказался от своих попыток. Он станет терпеливым.

— Очень хорошо, — сказал он, направился к своему столу и сел за работу. Наступила тишина. Через некоторое время он поднял глаза: — И еще одно. Еще… тоже. Через месяц мы даем бал на пятьсот персон. Он пододвинул к ней карточки с приглашениями на бал. — Приглашения… этим.

Кристиан не пришел в ту ночь, как и в ночь до этого. Мэдди оставалась одна, думая о предстоящем бале и о том, что она скажет Кристиану. Она хотела рассердиться на него за эти новые экстравагантные хитрости: цветы, драгоценности. Но не могла. Она чувствовала, как все сильнее запутывается в расставленных им сетях.

Утром они опять работали вместе в полной цветов библиотеке, распутывая вместе коммерческие аферы Жерво. Кристиан работал с большим усердием, но к полудню его язык начал заплетаться. Он нетерпеливо захлопнул все книги.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказала она, видя, как он в очередной раз безуспешно пытается пересчитать деньги. — Тебе трудно это сделать.

— Не трудно, — он откинулся на спинку кресла, — просто это… Это ускользает от меня… Уходит. Как будто пытаешься работать и… слушать разговор. — Жерво откинул голову назад и закрыл глаза руками. — Я не глупый.