– Мистер Гейгер не любит перекрахмаленных воротничков, – подсказала Триш.
Пере-что? Мутным взором я обвела помещение – и увидела флакон с этикеткой «Крахмальный спрэй».
– Разумеется. – Я сглотнула, пытаясь не поддаться панике. – Что ж… я перейду к крахмалению… прямо сейчас…
Не веря собственным глазам, я взяла утюг. Он оказался куда тяжелее, чем я думала, испускал устрашающие клубы пара. Очень осторожно я стала опускать его на доску, ведать не ведая, какая часть рубашки первой угодит под пар. Думаю, глаза у меня были закрыты. Внезапно снизу донесся звонок. Телефон! Слава Богу… слава Богу…
– Это еще кто? – нахмурилась Триш. – Извините, Саманта, я должна подойти.
– Все в порядке, – прохрипела я. – Идите, конечно же. А я буду гладить…
Едва Триш вышла, я уронила утюг на доску и обхватила руками голову. Должно быть, я спятила. Ничего у меня не выйдет. Мне не стать экономкой. Утюг пыхнул паром мне в лицо, и я сдавленно вскрикнула. Потом выключила утюг и обессилено опустилась на пол. На часах только девять двадцать, а ноги уже не держат.
11
К тому времени, когда Триш возвратилась в кухню, я немного успокоилась. Я смогу. Конечно, смогу. Это же не квантовая физика. Это домашняя работа.
– Саманта, боюсь, нам придется покинуть вас, – озабоченно сказала Триш. – Мистеру Гейгеру пора на гольф, а меня моя лучшая подруга пригласила полюбоваться на ее новый «мерседес». Не заскучаете тут в одиночестве?
– Ни в коем случае! – пылко заверила я, подавляя желание запрыгать от радости. – Не беспокойтесь. Правда. У меня достаточно работы…
– Вы уже погладили? – Она окинула взглядом прачечную.
Уже? Кем она меня считает? Суперженщиной?
– Честно говоря, я решила отложить глажку и заняться уборкой, – сказала я небрежно. – У меня так заведено.
– Как вам удобнее, – охотно согласилась Триш. – Мы всецело вам доверяем. О! Я не смогу отвечать на ваши вопросы, поскольку буду отсутствовать, зато Натаниель сможет. – Она махнула рукой. – Вы познакомились с Натаниелем, не так ли?
– Ну да, – ответила я. И тут он вошел в помещение, в рваных джинсах, весь какой-то всклокоченный. – Познакомилась. Э… Привет.
Было несколько странно видеть его вновь, после всех драматических событий предыдущего вечера. Перехватив мой взгляд, он едва заметно усмехнулся.
– Привет, – сказал он. – Как дела?
– Замечательно! – откликнулась я. – Лучше не бывает.
– Натаниель знает о нашем доме буквально все, – вмешалась Триш, проводя помадой по губам. – Так что если не сможете чего-то найти, захотите узнать, где ключ от двери или еще что-нибудь, – это к нему.
– Постараюсь запомнить, – пообещала я. – Спасибо за совет.
– Натаниель, я не хочу, чтобы вы отвлекали Саманту, – строго прибавила Триш. – У нее свои планы и свое расписание.
– Понятно. – Натаниель кивнул. Когда Триш отвернулась, он вопросительно посмотрел на меня, и я почувствовала, что заливаюсь краской.
Что это значит? Или он догадывается, что у меня нет никакого расписания? Но ведь из того, что я не умею готовить, отнюдь не следует, что я не умею вообще ничего!
– Все будет в порядке? – уточнила Триш, подхватывая сумочку. – Вы нашли чистящие средства?
– Э… – Я озадаченно огляделась.
– Не здесь! – Она шмыгнула за дверь и мгновение спустя показалась вновь, с огромным тазом, битком набитым всякими чистящими средствами. – Вот, – проговорила она, поставив таз на стол. – И не забудьте «мэриголды»!
Что?
– Резиновые перчатки, – пояснил Натаниель, доставая из таза пару розовых перчаток и с полупоклоном протягивая их мне.
– Спасибо, что освежили мою память, – сухо поблагодарила я.
В жизни не надевала резиновых перчаток! Стараясь не морщиться, я медленно натянула их на руки.
Господи! Я и представить не могла, что бывает нечто столь склизкое… столь резиновое… столь омерзительное… И мне придется носить их целый день?!
– Пока-пока! – крикнула Триш из холла, и входная дверь захлопнулась.
– Ну, – сказала я, – мне надо… продолжать.
Я хотела, чтобы Натаниель ушел, однако он присел на стол и воззрился на меня.
– Вы имеете представление об уборке дома?
Меня задело предположение, содержавшееся в его вопросе. Я что, похожа на идиотку, которая ничего не знает об уборке?
– Разумеется, имею. – Я закатила глаза.
– Я рассказал вчера о вас своей матушке. – Он усмехнулся, будто вспоминая разговор. Я с подозрением посмотрел на него. Что он там наговорил? – Она согласилась помочь вам с готовкой. И мне кажется, вам понадобится помощь и…
– Мне не нужна помощь! – перебила я. – Я прибиралась в сотнях домов. Что мне нужно, так это приступить наконец к делу.
– Вперед. – Натаниэль пожал плечами.
Я ему покажу! Я решительно достала из таза флакон, нацелила на стол и нажала на распылитель. Вот! Кто сказал, что я не умею убираться?
– Значит, сотни домов? – спросил Натаниель, не сводя с меня взгляда.
– Нет. Миллионы.
Чистящая жидкость собралась в крохотные серые капли. Я резко провела тряпкой по столешнице, но капли никуда не делись. Черт!
Я посмотрела на этикетку. На ней значилось: «Не использовать на гранитных поверхностях». Черт!!!
– Ладно. – Я поспешила прикрыть капли тряпкой. – Вы мне мешаете. – Я схватила метелку из перьев и принялась сметать со стола хлебные крошки. – Извините…
– Ухожу, ухожу. – Уголок рта у Натаниеля подозрительно дергался, словно он боролся со смехом. – Может, лучше подойдут щетка с совком? – поинтересовался он, кивая на метелку.
Я с сомнением поглядела на метелку. Чем она его не устраивает? И кто он такой, в самом деле, член парламентского комитета по борьбе с пылью?
– У меня свои методы, – проронила я. – Спасибо за компанию.
– Увидимся. – Он широко ухмыльнулся.
Не допущу, чтобы он потешался надо мной! Я вполне способна навести чистоту в этом доме! Мне нужен… план. Да. Расписание, хронометраж, как на работе. Едва Натаниель ушел, я схватила ручку и листок бумаги и принялась набрасывать план на день. Мне представлялось, как я ловко и споро выполняю домашние дела, сноровисто и уверенно, щетка в одной руке, веник в другой, навожу порядок в доме. Как Мэри Поппинс.
9.30 – 9.36. Застелить постель.
9.36 – 9.42. Вытащить белье из машины и повесить сушиться.
9.42 – 10.00. Убрать в ванной.
Я дошла до конца списка, вернулась к началу и с оптимизмом перечитала. Намного лучше. Совсем другое дело. В таком ритме я управлюсь со всем к полудню.
9.36. Дьявол. Не могу застелить кровать. Почему белье не желает лежать ровно?
9.42. И почему матрацы такие тяжелые?
9.54. Пытка, право слово! В жизни у меня так не болели руки. Одеяла весили каждое не меньше тонны, простыни не ложились ровно, и я понятия не имела, как поступать со сбивающимися углами. Поневоле посочувствуешь горничным в отелях…
10.30. Наконец-то. Целый час упорных трудов – и одна кровать застелена. О расписании можно забыть. Ну да ладно. Главное – не останавливаться. Теперь за стирку.
10.36. Нет. Только не это.
Я старательно отводила глаза. Катастрофа! Все вещи в машине сделались розовыми. Все до единой.
Что произошло?
Дрожащими руками я вытащила мокрый кашемировый кардиган. Помнится, он был кремовым. А сейчас приобрел мерзкий карамельный оттенок. Я знала, что программа КЗ до добра не доведет. Знала!
Спокойно. Что-нибудь придумаем, обязательно придумаем. Мой взгляд заметался по рядам порошков и прочей химии. Пятновыводитель… «Ваниш»… Наверняка есть какой-то способ… Нужно лишь собраться с мыслями…
10.42. О'кей. Ответ готов. Может не сработать до конца – но выбирать не приходится.
11.00. Только что потратила 852 фунта на замену испорченных вещей. Девушки в отделе персональных продаж «Хэрродз» постарались подобрать по моим словам ближайшие аналоги порозовевших предметов и обещали прислать их завтра экспресс-доставкой. Будем надеяться, что Триш и Эдди не заменят магического обновления своего гардероба.
Теперь надо избавиться от этой розовой кучи. И заняться остальными делами из списка.
11.06. А еще глажка! Что мне с нею делать? 11.12. Правильно. В местной газете я нашла объявление какой-то женщины. Она согласилась забрать рубашки и погладить их за ночь, по три фунта за экземпляр, и пришить Эдди пуговицу.
Пока новая работа обошлась мне почти в тысячу фунтов. А ведь еще полдень не наступил.
11.42. Все отлично. Жизнь прекрасна. Я включила пылесос, я иду по дому…
Черт! Это что такое? Что там засосало в трубу? И почему пылесос ревет так натужно? Неужели я его сломала? 11.48. Сколько стоит новый «гувер»? 12.24. Ноги совершенно не держат. Стоя на коленях, я драила ванную – как мне показалось, несколько часов подряд. На коже остались рубцы. Я вся взмокла и долго не могла прокашляться, надышавшись химикатами. Отдохнуть бы. Но нужно продолжать. Я не могу останавливаться. Я настолько отстаю…
12.30. Что не так с этим отбеливателем? И в какую сторону смотрит его сопло? Я в недоумении вертела флакон, разглядывала стрелки на пластике… Почему не работает? Ладно, надавим посильнее… Еще сильнее…
Черт! Чуть в глаз себе не попала.
12.32. ЧЕЕЕРТ!!! Что за пятно у меня на волосах?
К трем часам я полностью выдохлась. Список дел оказался выполнен наполовину, и насчет оставшейся половины у меня имелись серьезные сомнения. И как люди убирают дома? Работы тяжелее и придумать нельзя.
Мэри Поппинс, не стану скрывать, из меня не вышло. Я бросалась от одного незаконченного дела к другому, как бестолковый цыпленок. В данный момент я стояла на стуле в гостиной и протирала зеркало. Словно дурной сон, честное слово! Чем усерднее я терла, тем туманнее оно становилось.
Я поглядывала на себя в зеркало. Жуть! Вся встрепанная, волосы торчат в разные стороны, там, куда попал отбеливатель, гротескная зеленоватая полоса. Лицо пунцовое, залитое потом, руки красные и мокрые, глаза слезятся…
Почему оно не очищается? Почему?
– Ну же! – воскликнула я и всхлипнула. – Ну! Давай очищайся, ты, паршивое… паршивое…
– Саманта.
Я замерла. В зеркале отразился Натаниель, стоящий на пороге.
– Вы пробовали уксус?
– Уксус? – с подозрением переспросила я.
– Он уничтожает жир, – объяснил Натаниель. – Стекла чистят уксусом.
– А!.. – Я отложила тряпку и подбоченилась. – Нуда, я это знала…
Натаниель покачал головой.
– Нет, не знали.
Я всмотрелась в его спокойное лицо. Нет смысла притворяться. Он знает. Знает, что я впервые в жизни взяла в руки тряпку.
– Вы правы, – со вздохом согласилась я.
Когда я слезала со стула, мои колени чуть не подломились от усталости. Я вцепилась в каминную полку, пытаясь устоять на ногах.
– Вам надо передохнуть, – сказал Натаниель твердо. – Вы работали целый день. Я видел. Вы хоть перекусили?
– Времени не было.
Я плюхнулась на стул. Накатила чудовищная усталость. Болели все мышцы, включая даже те, о существовании которых я до сих пор и не подозревала. Чувство было такое, словно я пробежала марафонскую дистанцию. Или переплыла Ла-Манш. Между тем я еще не протерла дерево и не выбила коврики.
– Это… тяжелее, чем я думала, – призналась я. – Гораздо тяжелее.
– Угу. – Натаниель кивнул, пристально посмотрел на меня. – Что это с вашими волосами?
– Отбеливатель, – фыркнула я. – Чистила туалет.
Он хмыкнул, но мне было уже все равно. То есть абсолютно.
– А вы упорная, – заметил он. – Что правда, то правда. Потом станет легче…
– Я не могу. – Слова сорвались с языка, прежде чем я успела одуматься. – Не могу. Это… безнадежно.
– Можете. – Он покопался в рюкзаке и достал банку «Коки». – Держите. Топливо для истощенного организма.
– Спасибо. – Я взяла банку, оторвала клапан и сделала большой глоток. Ничего вкуснее в жизни не пробовала. За первым глотком последовал второй, третий…
– Предложение сохраняет силу, – сказал Натаниель после паузы. – Моя матушка готова давать вам уроки. Если хотите, конечно.
– Правда? – Я вытерла губы, откинула волосы. – Она… не возражает?
– Матушке нравятся сложные задачи. – Натаниель усмехнулся. – Она научит вас хозяйничать на кухне. И всему остальному, что нужно знать. – Он бросил взгляд на мутное зеркало.
Я отвернулась, остро переживая собственное унижение. Не хочу быть бесполезной. Не хочу, чтобы меня приходилось учить. Я не такая. Я хочу делать все самостоятельно, не обращаясь за помощью к кому бы то ни было.
Мечты, мечты… Без помощи мне не обойтись. Такова суровая реальность.
В конце концов, если и дальше все пойдет такими темпами, как сегодня, через две недели я обанкрочусь.
Я повернулась к Натаниелю.
– Это будет здорово, – проговорила я. – Я вам очень признательна. Большое спасибо.
12
В субботу утром я проснулась с колотящимся сердцем и вскочила с кровати, проворачивая в голове список предстоящих дел.
И вдруг мысли замерли, словно резко, завизжав резиной, затормозил автомобиль. Мгновение я боялась пошевелиться. Затем, осторожно, почти крадучись, легла обратно, испытывая самое невероятное, самое непредставимое для меня до сих пор чувство. Мне не нужно ничего делать.
Не нужно заключать контракты, отвечать на письма, спешить на чрезвычайное совещание в офис. Ничего не нужно.
Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, когда в последний раз мне нечего было делать. Что-то не припомнить. Судя по всему, такого просто не бывало, лет, наверное, с семи у меня всегда наличествовали какие-либо занятия. Я встала, подошла к окну, поглядела на утреннее, прозрачно-голубое небо и призадумалась – чем бы заняться? У меня выходной. Никто сегодня мной не командует. Никто не позовет меня, не потребует моего присутствия. Мое личное время. Как звучит – личное время.
Стоя у окна и глядя на улицу, я внезапно почувствовала, что становлюсь легкой, почти невесомой, как воздушный шарик. Свободна! Встретившись взглядом с собственным отражением, я поняла, что мое лицо расползлось в широкой улыбке. Впервые в жизни я вольна делать все что пожелаю, – или не делать ничего.
Я посмотрела на часы. Семь пятнадцать. Впереди целый день, свободный от забот, чистый, как лист бумаги без единой строчки. Чем же заняться? С чего начать? Легкость в мыслях необыкновенная, хочется хохотать до колик – просто так, без причины…
Постепенно у меня сложился план. Забудем о шестиминутных отрезках. Забудем о спешке. Начнем измерять время часами. Час на то, чтобы понежиться в ванне и одеться. Еще час на вдумчивый завтрак. Час на чтение газеты, от корки до корки. Я собиралась провести это утро самым расслабленным, самым умиротворенным, самым ленивым образом за всю свою взрослую жизнь.
Шагая в ванную, я ощущала, как болят мышцы – едва ли не каждая из них. Мышцы, о существовании которых я и не подозревала. Домашнюю работу надо рекомендовать тем, кто ищет физических нагрузок. Я налила себе ванну, щедро плеснула позаимствованного у Триш геля, ступила в ароматную воду и медленно улеглась.
Восхитительно. Я проведу здесь не час, а несколько часов.
Я закрыла глаза, погрузилась в воду по плечи и постаралась забыть о времени. По-моему, я даже заснула. Никогда в жизни я столько не лежала в ванне.
Наконец я открыла глаза, потянулась за полотенцем, выбралась из ванны и принялась вытираться. Из любопытства посмотрела на часы. Семь тридцать. Что?
Я нежилась всего пятнадцать минут?
Не может быть! Неужели мое блаженство продолжалось всего пятнадцать минут?! Я перестала вытираться и призадумалась, не улечься ли обратно, не предаться ли блаженству заново.
Нет. Это уж чересчур. Ну и ладно. С ванной не заладилось, зато уж за завтраком я оторвусь. Как говорится, по полной.
У меня появилось что надеть. Накануне вечером Триш вывезла меня в торговый центр по соседству, и я прикупила себе белья, шортов и летних нарядов. Триш сперва заявила, что бросит меня в магазине, а кончилось все тем, что мне пришлось слушать ее наставления и подчиняться ее выбору… Так или иначе, я ухитрилась не купить ничего черного.
Я осторожно натянула на себя короткое розовое платьице, надела сандалии и поглядела на себя в зеркало. Никогда раньше я не носила розового. К моему изумлению, оказалось, что выгляжу я очень даже неплохо. Если не считать, конечно, выбеленной пряди. С ней придется что-то сделать.
Я вышла в коридор. Из спальни Гейгеров не доносилось ни звука. Я вдруг засмущалась и тихонько прошмыгнула мимо двери. Вообще довольно странно – провести выходные в их доме и ничего при этом не делать. Пожалуй, надо будет пойти погулять. Чтобы не мешаться под ногами.
Кухня встретила меня привычным блеском. Не стану скрывать, в моих глазах она мало-помалу становилась все менее устрашающей. Я, по крайней мере, научилась обращаться с тостером и чайником и обнаружила в кладовке целую полку баночек с джемом. Так, на завтрак у нас будут тосты с имбирным и апельсиновым джемом и чашечка кофе. И газета! Я прочитаю ее от корки до корки, как и собиралась. Этак я просижу часиков до одиннадцати, а дальше посмотрим.
Я взяла с коврика перед входной дверью свежий номер «Тайме» и вернулась на кухню как раз в тот момент, когда из тостера выскочили поджаренные хлебцы.
Вот это жизнь!..
Я села у окна и, похрустывая тостами, стала пить кофе и лениво листать газету. Сжевав три тоста, выпив две чашки кофе и изучив весь субботний раздел в газете, я широко зевнула и бросила взгляд на часы.
Не верю! Семь пятьдесят шесть!
Что со мной такое? Я же собиралась потратить на завтрак пару-тройку часов. Собиралась просидеть за кофе все утро. И вовсе не стремилась уложиться в двадцать минут.
Ладно… замнем. Не надо нервничать. Развеемся как-нибудь иначе.
Я поставила посуду в посудомойку и вытерла стол. Затем снова села и огляделась по сторонам. Чем бы заняться? На улицу-то выходить слишком рано.
Внезапно я сообразила, что барабаню пальцами по столешнице. Мысленно отругала себя и посмотрела на свои руки. Расскажи кому – не поверят. У меня – первый выходной едва ли не за десять лет. Я должна расслабляться. И что? Хватит, Саманта, придумай себе развлечение.
Что люди делают по выходным? Перед мысленным взором промелькнула череда картинок из телерекламы. Еще чашечку кофе ? Я и так выпила две. И третьей мне совсем не хочется. Перечитать газету? Но у меня, к сожалению, почти фотографическая память. Так что перечитывать газетные статьи и заметки несколько бессмысленно. Мой взгляд переместился за окно. На каменном столбе, подергивая передними лапками, восседала белка. Может, все-таки на улицу? Буду наслаждаться природой, красотой утра и каплями росы… Отличная идея.
Вот только утренняя роса, как выяснилось, норовит промочить вам ноги. Шагая по мокрой траве, я горько сожалела о том, что надела открытые сандалии. И что слегка поторопилась с прогулкой.
Сад оказался гораздо больше, чем я думала. Я прошла по лужайке до изящно подстриженной живой изгороди, на которой, чудилось, все заканчивается, – и убедилась, что сад тянется дальше, до рощицы плодовых деревьев и обнесенного каменной стеной участка.
Даже я, с моим невеликим опытом садовода, понимала, что сад замечательный. Цветы выглядели весьма живописно и не казались вычурными, все стены были покрыты ползучими растениями и мхом, с веток ближайшего дерева свисали маленькие золотистые груши. Честно говоря, не припомню, чтобы мне когда-либо доводилось видеть грушу на дереве.
Я миновала плодовые деревья и вышла к лишенному травы квадратному участку, засаженному рядами каких-то растений. Наверное, те самые овощи…Я настороженно коснулась пальцами ноги одного из стеблей. Капуста? Или латук? Или вершки чего-то такого, что растет под землей?
Или замаскировавшийся инопланетянин? Откуда мне знать? Я все равно их не различаю.
Побродив по саду, я уселась на деревянную скамью и посмотрела на куст, сплошь покрытый белыми цветками. М-м… Красиво.
Что теперь? Что люди делают в саду?
Надо было взять с собой книжку. Или назначить кому-нибудь свидание. Руки требовали работы. Я поглядела на часы. Восемь шестнадцать. О Боже…
Брось! Не торопись сдаваться! Посиди еще немного, понаслаждайся тишиной и покоем. Я откинулась на спинку, устроилась поудобнее и стала наблюдать за птицей, копавшейся в земле неподалеку.
Потом снова поглядела на часы. Восемь семнадцать.
Не могу.
Не могу бездельничать целый день. Нужно что-то придумать. Иначе я сойду с ума. Пойти, что ли, купить другую газету в местном магазинчике? И заодно «Войну и мир», если у них есть эта книга. Я встала и направилась было к дому, когда в кармане раздался противный писк. Я замерла.
Мобильник! Принял сообщение. Кто-то послал мне эсэмэску. Только что, ранним субботним утром. Я достала телефон и недоверчиво посмотрела на него. Он не требовал от меня контактов с внешним миром уже больше суток.
Я знала, что в памяти аппарата в предыдущие дни накопилось достаточно сообщений, но не собиралась их читать. Знала, что получала сообщения голосовой почты, но не собиралась прослушивать ни единого из них. Не хочу. Отстаньте от меня.
Я нерешительно держала телефон, не зная, как поступить. Проигнорировать? Но во мне вдруг разгорелось любопытство. Кто-то отправил мне сообщение всего несколько секунд назад. Кто-то старался, набивал на клавиатуре буковки…
Мне почему-то представился Гай, в своих домашних брюках и голубой рубашке. Сидит за столом, набирает текст, хмурится… Извиняется.
Сообщает новости. Нечто такое, что я упустила вчера… Несмотря на все пережитое, я ощутила всплеск надежды. Стоя на мокрой лужайке, я внезапно почувствовала, как меня уносит прочь из сада, влечет в Лондон, обратно в офис. Там прошел целый день без меня. За двадцать четыре часа многое могло случиться. Все могло перемениться. Обернуться иначе. В положительную сторону.
Или… в худшую. Против меня выдвинули обвинение. И собираются судить.
Напряжение нарастало. Я крепче и крепче сжимала в руке телефон. Я должна знать. Будь то хорошие новости или плохие. Я откинула флип и взглянула на экран. Номер корреспондента был абсолютно незнакомым.
Кто это? Кто шлет мне эсэмэски? Обуреваемая дурными предчувствиями, я нажала «ОК».
ПРИВЕТ. САМАНТА, ЭТО НАТАНИЕЛЬ
Натаниель?
Натаниель?
Облегчение было столь велико, что я рассмеялась. Ну разумеется! Я дала ему свой номер вчера, когда согласилась брать уроки у его матушки. Что там дальше?
ЕСЛИ ВСЕ В СИЛЕ, МАТУШКА ГОТОВА ДАТЬ ПЕРВЫЙ УРОК СЕГОДНЯ.
HAT.
Урок кулинарного мастерства. Просто здорово! Вот и занятие нашлось. Будет на что потратить день. Я нажала «Ответить» и быстро набрала:
С УДОВОЛЬСТВИЕМ. СПАСИБО. СЭМ.
И прибавила к сообщению смайлик. Забавно. Минуту или две спустя телефон тренькнул снова.
КОГДА? В 11 НЕ РАНО? HAT.
Я посмотрела на часы. До одиннадцати еще два с половиной часа.
Два с половиной часа безделья, если не считать покупки газеты и попыток избежать встречи с Триш или Эдди. Я набрала:
МОЖЕТ. В 10? СЭМ.
Без пяти десять я уже ждала в холле. Судя по всему, дом матушки Натаниеля найти было не так-то просто, поэтому мы договорились встретиться у Гейгеров, чтобы потом меня отвели. Поглядев на свое отражение в зеркале, я поежилась. Выбеленная прядь нахально лезла в глаза. Я откинула волосы назад, потом перебросила вперед. Бесполезно; спрятать след вчерашнего безумия не получалось. Может, пойти, приложив руку к голове, словно напряженно размышляя? Я попробовала изобразить эту позу перед зеркалом…
– У вас болит голова?
Я резко обернулась. Натаниель, в джинсах и простой рубашке, стоял в дверях.
– Нет… нисколько, – промямлила я, не опуская руки. – Я просто…
Ладно, чего притворяться? Я опустила руку, и Натаниель с интересом уставился на белую прядь.
– Занятно, – сказал он. – Как у барсука.
– У барсука? – возмущенно повторила я. – Я не похожа на барсука!
На всякий случай глянула в зеркало. Нуда. Ничего общего.
– Барсуки – красивые животные. – Натаниель пожал плечами. – Уж лучше походить на барсука, чем на горностая.
Секундочку! С каких это пор меня заставили выбирать между барсуком и горностаем? И с чего вообще мы сбились на обсуждение местной фауны?
– Нам не пора? – сухо поинтересовалась я, подобрала сумочку и шагнула к двери, напоследок снова поглядев зеркало.
Что ж. Чем-то я и вправду смахиваю на барсука.
Снаружи уже потеплело. Пока мы шли по посыпанной гравием дорожке, я воодушевленно принюхивалась. В воздухе витал сладкий цветочный аромат, казавшийся очень знакомым.
– Жимолость и жасмин! – воскликнула я, когда меня посетила внезапная догадка. Так пах гель для душа «Джо Мэлоун».
– Жимолость вон. – Натаниель указал на бледно-желтые цветки на стене. – Посадил год назад,
Я пристально посмотрела на изящные лепестки. Значит, вот как выглядит жимолость?
– А жасмин у нас не растет, – продолжал он. – Вы ничего не напутали?
– Э… – Я развела руками. – Почудилось, наверное.
Пожалуй, не стоит упоминать о геле. Ни сейчас, ни вообще.
Когда мы свернули с дорожки, я вдруг поняла, что впервые с тех пор, как очутилась здесь, выхожу за пределы территории Гейгеров – не считая поездки в торговый центр с Триш. Но тогда я была слишком занята поисками компакта Селин Дион в бардачке машины, чтобы обращать внимание на окрестности. Натаниель повернул налево и двинулся по дороге. А я остановилась как вкопанная. Я глазела на открывшийся мне вид, широко раскрыв рот. Как ошеломительно красиво!
Я и знать не знала.
Старинные, золотистые, с медовым отливом стены. Ряды коттеджей с островерхими черепичными крышами. Речушка, бегущая под ивами. Прямо впереди паб, который я заметила в день приезда, украшенный приколоченными к стенам корзинами. Откуда-то доносилось цоканье лошадиных подков. Никаких резких городских звуков. Все такое уютное, такое славное, было таким на протяжении сотен лет и столько же еще наверняка будет…
– Саманта?
Натаниель наконец заметил, что идет один.
– Извините. – Я поспешила догнать его. – Здесь так красиво! Я и не догадывалась.
– Красиво, – согласился он. Кажется, мой восторг пришелся ему по душе. – Вот только туристов слишком много… – Он пожал плечами.
– Надо же! – Мы двинулись дальше, я крутила головой, не переставая восхищаться. – Какая речка! А церковь какая!
Я словно впала в детство и радовалась так, как радуется ребенок, получив новую игрушку. Можно сказать, до сих пор я не бывала в английской глубинке. Мы всегда находились в Лондоне или выезжали за границу. В Тоскане я практически стала своей, а в Нью-Йорке прожила полгода, когда мама отправилась туда на стажировку. Но в Котсуолд я выбралась впервые в жизни.
Мы перешли реку по старинному сводчатому мосту. На самой высокой точке моста я задержалась, залюбовавшись утками и лебедями.
– Господи! – выдохнула я. – Разве они не прекрасны?
– Вы что, их раньше не замечали? – удивился Натаниель. – Или вас доставили сюда на летающей тарелке?
Мне вспомнилось то перепутанное, полностью выбитое из привычной колеи, отчаявшееся существо, каким я была всего несколько дней назад. Я слезла с поезда, голова раскалывалась, взгляд затуманен…
– Можно и так сказать, – откликнулась я. – Я не смотрела по сторонам.
Под мостом величественно скользили лебеди. Мы проводили их взглядом. Потом я посмотрела на часы. Пять минут одиннадцатого.
– Пойдемте, – поторопила я. – Ваша мама ждет.
– Погодите! – остановил меня Натаниель, когда я было устремилась вперед. – У нас целый день в запасе. – Он догнал меня. – Так что можете не рвать жилы.
Он шел легко и уверенно. Я попыталась приноровиться к этому шагу, но быстро поняла, что не привыкла к такому ритму. Я привыкла к другому – к пропихиванию сквозь толпу, к прокладыванию дороги локтями, к суете и спешке.
– Вы выросли здесь? – спросила я, сбавляя темп.
– Угу. – Он свернул на узенькую мощеную дорожку слева. – Вернулся, когда заболел отец. Потом он умер, и мне пришлось разбираться с наследством. И о матушке заботиться. Ей тяжело все это далось. Финансы оказались в плачевном состоянии… да и все прочее тоже.
– Мне очень жаль, – растерянно проговорила я. – А другие родственники у вас есть?
– Брат. Джейк. Приезжал тут на недельку. – Натаниель помедлил. – У него свое дело.
Очень успешное.
Голос его вроде бы ни на йоту не изменился, но я уловила нотку… чего-то. Пожалуй, с вопросами насчет семьи пора заканчивать.
– Я бы здесь поселилась, – сказала я мечтательно. Натаниель искоса поглядел на меня.
– Вы и так тут живете, – напомнил он.
Ба! А ведь он прав. С формальной точки зрения я и вправду здесь живу.
С этой мыслью нужно свыкнуться. До сих пор я всегда жила в Лондоне, не считая трех лет, проведенных в Кембридже. Мой почтовый индекс всегда начинался с букв «NW». А телефонный номер – с цифр 0207. Вот кто я такая. Вот… кем я была.
Прошлая жизнь казалась все менее и менее реальной. Ощущение было такое, словно я гляжу на себя, даже недельной давности, через матовое стекло или через кальку.
Все, к чему я когда-то стремилась и чем гордилась, сгинуло в одночасье. Рана еще не зарубцевалась до конца. Однако… Однако сейчас я чувствую себя куда более свободной, куда более живой, что ли. Я глубоко, так, что закололо под ребрами, вдохнула чистый сельский воздух. Внезапный прилив оптимизма был сродни эйфории. Поддавшись неожиданному порыву, я остановилась под могучим деревом и уставилась на его пышную, раскидистую крону.