– Я…
      – А ты выйди перед нами, тогда и посмотрим! – рявкнул Игорь. – Покажись!
      – Плохой дядя, – обиженно протянули сзади. – Мама! Он плохой!
      – Это не Катя, – одними губами проговорила Анастасия. Сзади послышался хрустящий шорох, холодное дыхание коснулось шеи, кто-то еле слышно хихикнул.
      – Вперед. Бегом, – прошептал Игорь. – Раз. Два. Три!
      И они дернули бегом вверх по холму, изо всех сил, следом за золотым пятнышком. Сзади послышался обиженный визг, хохот ночной птицы, какой-то хриплый скрежет и звуки больших, мощных прыжков. Игорь бежал, таща за собой Анастасию. Та тяжело дышала, но бежала из последних сил, потому что оба знали – там, у белого камня, все кончится, там будет безопасно, там нет власти тех, кто сейчас дышал в спину, щелкал когтями и визгливо, плотоядно хихикал и верещал позади.
      Анастасия буквально рухнула на огромный белый валун, припала к нему, как Кассандра к алтарю, спасаясь от ахейских мечей.
      – Ничего… ничего, все уже… мы в безопасности, – рвано выдыхал Игорь.
      – Кто… это… был?
      Игорь перевел дух, помотал головой:
      – Не знаю. И знать не хочу.
      А в темноте кто-то обиженно подвывал и скулил, порой скрежеща и щелкая зубами, но не смея выйти на поляну на вершине, освещенную медовой луной и мягким светом белого теплого камня. Белого горючего камня. Золотое яичко, словно почуяв усталость людей, мягко подкатилось к камню и притаилось там. Анастасия сползла по камню в траву, еле живая от усталости. Игорь сел рядом, обняв ее за плечи.
      – Тебе не холодно?
      – Нет, камень теплый.
      – Поешь?
      – Да. Еще осталось?
      Игорь раскрыл суму.
      – Ой, ну ничего себе!
      – Что?
      – Будто и не ели. И хлеб цел, и сыр, и даже пара яблок есть.
      Анастасия слабо улыбнулась:
      – Сумка-самобранка. Мне бы сейчас водки – и спать.
      – А я не хочу.
      Анастасия уже жевала ломоть хлеба с сыром. А потом тихо свернулась, положив голову на колени Игорю, и уснула. А Игорь еще долго сидел у теплого камня и думал о том, что они видели одни сны, что Катя славная девчонка, и что маме понравилась бы такая внучка, и что надо будет посадить на старой родительской даче новые яблони и починить дом, чтобы в нем был камин, и чтобы Анастасия могла там уютно сидеть и вышивать. Или читать. Или просто смотреть в огонь. И чтобы в доме было много котов и собак, и чтобы приходили друзья… Он уснул, когда луна встала прямо над камнем.
 
      Они оба проснулись на рассвете, в белом прозрачном тумане. Как раз когда белый седой всадник на белом коне медленно проплыл на закат, и за спиной его молочно-белое небо стало наливаться яблочно-розовым. А когда рыжий всадник в алом плаще и красной кольчуге, с горящим мечом в руке, радостный и пламенный, промчался над травами на медно-гнедом коне, из-за леса хлынули лучи юного солнца. Золотое яйцо заворочалось, словно торопило в путь. Они умылись росой из выемки в камне, попили и поели и, поклонившись бел-горюч камню, пошли дальше. Туда, где на горизонте в сероватой дымке смутно угадывалось море и откуда летел тугой соленый ветер, неся с собой еле слышные крики чаек. Туда, где бледным смутным силуэтом рисовалось огромное дерево, верхние ветви которого терялись в жемчужном утреннем небе.
      – Боже, как красиво, – прошептала Анастасия. – Как же здесь прекрасно. Мне даже не хочется отсюда уходить.
      – Конечно, – кивнул Игорь. – Мы ведь всегда мечтали о том, чего не бывает. О том, чтобы солнце где-то сходило на землю. О таком чистом небе и ветре. О местах, где травы не умирают и стоит вечное лето. Может, здесь где-то течет даже молочная река с кисельными берегами. Мы поместили в этот мир все самое прекрасное и несбыточное, так чего же удивляться, что тут так хорошо?
      – Я видела все это во сне, – тихо прошептала Анастасия.
      Сны. Да, вот что не давало покоя.
      – Я видел тебя в снах. Ты искала меня…
      – …но никак не могла дойти. Мне все время мешали. Иногда даже…
      – …пытались убить. А я просыпался от выстрела или крика, кидался к окну, думал, что это с улицы…
      – Она вся в красном.
      – Она была у меня наяву. Я очень искал тебя, очень ждал. И она пришла, а я подумал – это ты. И назвал ее Эвтаназия.
      – Эвтаназия… Я слышала это имя.
      – Да. Я назвал этот призрак именем, и она стала существовать. Тут моя вина. Я придумал ее. И она теперь наяву.
      Анастасия покачала головой:
      – Все мы много в чем виноваты. И если кто-то мечтал о самом прекрасном, то кто-то мечтал и о… другом. И оно тоже где-то здесь. И Николай где-то здесь. Я знаю. Я видела.
      – Это не здесь, – успокоил ее Игорь. – За красной рекой, за черным мостом, – медленно, задумчиво добавил он.
      – Что?
      – А?
      – Ты говорил что-то о реке и мосте.
      Игорь нахмурился, потом улыбнулся:
      – Да я уж и забыл.
      Они шли почти до полудня. Солнце поднялось в зенит и изрядно припекало. Хотелось тени.
      Тропа нырнула в низинку, тенистую и сырую. Здесь было прохладно и пахло свежей водой. Жажда становилась все сильнее, и Маренина бутыль постоянно переходила из рук в руки.
      – Ох ты! – вдруг воскликнул Игорь.
      – Что?
      – Посмотри на тропу.
      На влажной земле, прямо посреди тропинки, виднелся отпечаток копыта. Размером этак с четыре Игоревых ладони.
      – Это кто же такой? – шепотом проговорил Игорь, тревожно озираясь по сторонам.
      Анастасия тихонько захихикала.
      – Ты что?
      – Там на неведомых дорожках, – давясь смехом, говорила она, – следы невиданных… козлов! Это козел!
      – Это не козел. Это козлина. Козлище!
      – Наверное, – уже икала Анастасия, – из копытца попил!
      – Ага, из такого же.
      Игорь посмотрел вокруг.
      – Слушай, а в этой шуточке есть доля не шутки. Ты вон туда посмотри.
      Анастасия, по-прежнему икая, посмотрела туда, где сидел на корточках, разглядывая землю, Игорь. На влажной почве виднелся четкий след сапога с гладкой подошвой. Нога была небольшая. Потом, судя по следам, человек стоял на коленях у здоровенного следа, а потом от следа отходили уже следы козьих копытец.
      Оба переглянулись.
      – Пошли-ка отсюда, – полушепотом сказала переставшая хихикать и икать Анастасия. – А то что-то страшно водички захотелось.
      – И мне тоже. Нехорошее тут место. Давай-ка ходу…
      Когда они уже выходили из лощинки, сзади послышалось сердитое хрюканье и фырканье, но ни треска, ни шагов за собой они не услышали и решили, что, наверное, тот, кто там живет, все же опасался Игоревой сабли.
 
      Они стояли на высоком обрыве, полукругом охватывавшем широкую, чуть всхолмленную долину, выходившую к морю. Из оврага по левую руку к морю стремилась белая, как молоко, пенистая река. Справа – желтоватая, словно взбаламученная после дождей. Где-то впереди, в тонком тумане, они сливались у подножия огромного дерева, по ветвям которого, наверное, можно было добраться до самого неба. А за ним шумело море. Здесь прибой слышался как тихий вздох огромного спящего зверя.
      – Ну пошли. – Игорь начал спускаться с песчаникового склона в самом пологом месте. – Тут кто-то ходил. Натоптано, – бормотал он, глядя под ноги и подстраховывая Анастасию. Та спускалась довольно умело, как бывалый турист. Золотое яичко, явно не желавшее прыгать с обрыва, лежало у нее в кармане куртки.
      – Вот и спустились. – Она спрыгнула с последнего корня. Румяная, запыхавшаяся, очаровательно растрепанная. Достала из кармана золотое яичко. – Ну куда дальше?
      Яичко не желало катиться никуда, хотя прямо перед ними тропка расходилась на три стороны.
      – Это как понимать? – нахмурился Игорь. – Пришли уже, что ли?
      – Куда пришли? – возмутилась Анастасия. – Катя-то где?
      – В Лукоморье пришли. Мы так и хотели. А до Дуба и сами дойдем. Что там идти-то?
      – Тогда чего мы ждем? Пошли!
      Они шли целый день. Шли и шли – но дерево не становилось ближе. Они бежали – но дерево не приближалось. Наконец, сдавшись, оба сели, вернее, плюхнулись на какой-то бугорок, тяжело дыша.
      – Нет, так мы не дойдем.
      – Чертово яйцо, ты чего не катишься?
      Яйцо лежало, застывшее и тяжелое, как литая золотая капля.
      – Подожди. Да не пинай ты его!
      Анастасия утихомирилась. Всхлипнула.
      – Ну-ну. Мы почти у цели.
      – Почти. Вот именно «почти»… Мы не туда идем.
      – То есть?
      – Понимаешь, – возбужденно заговорила Анастасия, – мы идем ПРЯМО. К дереву. А надо ОТ Дерева!
      – Мы не можем идти назад. Условие забыла?
      – Нет. Но мы можем идти МИМО дерева. И придем К дереву! Давай вставай, пошли! Скорее!
 
      Оно было и дубом, и ясенем, и всеми другими деревьями одновременно, и в то же время каждым – отдельно. Его обвивала золотая цепь, из-под корней бил холодный синий источник, уходящий полноводным потоком к морю. Здесь было удивительно спокойно – но не так спокойно, как бывает, когда читаешь сказку. Не так тепло и беспечно, как у бел-горюча камня. Здесь было тихо, спокойно и… пустынно – как пустынно бывает в мифе творения.
      Они увидели, как слева из-за дерева почти бесшумно вышел огромный белый олень, и на тускло-золотых рогах его было по девять отростков. Он склонил гордую шею и сделал несколько глотков из синего источника – и ушел туда же, откуда пришел, в густой туман между деревьями. Анастасия с Игорем переглянулись. Странное место. Какое-то не то тут было Лукоморье.
      Игорь медленно подошел к источнику и наклонился над водой. Что-то темное колыхалось там, прямо над ключом. А потом, попав в восходящий поток, оно всплыло. И на Игоря уставился черный бездонный глаз.
      – Тьфу ты! – отскочил он.
      Глаз покрутился в воде и исчез в глубине.
      – Что тут творится? – прошептала Анастасия.
      – Не знаю, – шепотом ответил Игорь. – Давай-ка спрячемся…
      – Нам нельзя назад, – прошипела Анастасия. – Никуда не пойду. Давай лучше пойдем вокруг дерева.
      В ручье мелькнула темная рыбья спина, и огромный не то осетр, не то лосось выпрыгнул, на лету схватив упавший сверху не то орех, не то желудь. В листве послышалось возмущенное стрекотание, и из ветвей выглянула белка. Большая, слишком большая белка, медно-рыжая, изумительно красивая, пламенная на темно-зеленом. Пострекотав, она снова исчезла, и, словно белка спугнула их, с ветвей чуть повыше взмыли вверх два огромных ворона и скрылись в туманном небе, громогласно каркая. И стало тихо-тихо.
      – И что еще оттуда вылетит? Или выпадет? – еле слышно прошептал Игорь.
      И словно в ответ ему, из гущи ветвей к корням, в источник, упал человек. Точнее, полуразложившийся труп. Нагой, с веревкой на шее, с копьем, покрытым рунами, в груди.
      – Ай! – взвизгнула Анастасия.
      – Тихо, – прошипел Игорь.
      Висельник всплыл из омутка уже целый. Встал. Легко вынул из груди копье и обвел все вокруг себя взглядом. У него был один глаз. Точно такой же, что и тот, в источнике… Висельник словно бы не заметил их. Повернул налево и быстро, чуть ли не прыжком, исчез в тумане.
      – Слушай, давай отсюда, а? – прошептала Анастасия. – Идем направо, там, видишь, нет тумана, там солнце сквозь ветви… Скорее только пошли.
      Они нырнули под низкие ветви справа, словно в зеленый длинный коридор. С одной стороны был коричневый ствол, который и сто человек не обхватили бы, а справа – зеленая, пронзенная золотыми лучами стена листвы. Они шли, словно по длинному коридору или винтовой лестнице, долго-долго. А потом впереди забрезжил яркий и чистый-чистый солнечный свет, и послышались голоса.
      – Нет, – мягко, бархатно басил один. – Вы не понимаете, сударь мой.
      – Я не понимаю? – отвечал мелодичный, чуть грассирующий тенорок. – Я, мсье, все понимаю, и даже больше, чем вы говорите!
      – Как можно понимать то, чего я еще не сказал? – удивлялся бас. – Вы же не знаете, что я имею в виду.
      – В виду мы имеем окружающее, – резонно ответил тенор. – Причем только то, на которое мы смотрим. А иное окружающее мы не имеем в виду. И даже в рассмотрении не имеем. Потому что туда не смотрим! Стало быть, его и нет в нашем рассмотрении! А вот если мы закроем глаза-а-а, – патетическим шепотом продолжал тенор, – то мы вообще ничего не сможем иметь в виду и в рассмотрении. Потому что для нас все перестанет существовать.
      – По-вашему, сэ-э-эр, я не существую? – вступил третий голос, интеллигентный баритон.
      – В настоящий момент не существуете, поскольку я вас не вижу, – напыщенно ответил тенор.
      – А вот та-а-ак? – протянул баритон.
      – Не существуете! Существует ваша улыбка, да, но не вы!
      И тут послышался четвертый голос. Анастасия открыла рот и беззвучно ахнула.
      – Ты суслика видишь? Не видишь. И я не вижу. А он есть! – захихикал детский голос.
      – Вот! – торжествующе пророкотал бас. – Устами младенца, как говорится!
      – Я не младенец, – обиделся детский голос.
      – А я, между прочим, не суслик, – отрезал баритон.
      На поляне стоял стол, покрытый белой кружевной скатертью. Огромная ветка дерева давала тень и заодно закрывала поляну от возможного дождя. Сквозь листву весело било солнце, и вся поляна была пятнистой, как шкура зеленого леопарда.
      Вокруг стола стояли плетеные кресла, на столе – фарфоровые чашечки, огромный самовар распространял вкусный смолистый запах, в корзиночках красовались фрукты, печенье, конфеты, а на блюде – огромный красивый торт, уже изрядно подъеденный, рядом несколько вазочек с разноцветными вареньями. За столом сидели три кота. Один – классический сибиряк, серый-полосатый, усатый, вальяжный, с прекрасными зелеными глазами, почему-то очень знакомыми Игорю. У кого-то еще были точно такие же глаза. Только он никак не мог вспомнить у кого. Кот сидел, подперев щеку лапой, и помешивал сахар в чашечке. Вид у него был барский. Он как раз и говорил басом.
      Тенор был худощав и строен, гладкошерстный, шоколадный, желтоглазый, неимоверно элегантный. Он горделиво подкручивал вибриссы и качал обутой в красный ботфорт лапой. На столе рядом с ним лежала щегольская шляпа с белым пышным пером, а с плеча спадал мушкетерский плащ. В его передней лапе был бокал с красным вином. Бургундским, подумал Игорь.
      Третий, баритон, был… не совсем был. То есть он проявлялся прямо на глазах, как фотография в проявителе. И еще он улыбался. Он был какой-то весь как коричневый костюм в крапинку, или елочку, или птичью лапку. То есть он был просто пестрый, но все равно казалось, что он одет в элегантный костюм модной прошловековой расцветки, а на шее у него был черный элегантный галстучек-бабочка.
      А в кресле-качалке сидела в обнимку с куклой Катя. И кукла явно была не просто кукла, а вполне себе живая кукла, потому что с удовольствием, очень аккуратно и изящно грызла засахаренное яблочко, надетое на шпажку.
      – Ка-а-атя-а-а!!! – завопила Анастасия и бросилась вперед. Игорь даже за руку схватить ее не успел.
      Коты мгновенно вскочили, прижали уши к голове и зашипели, Кот в сапогах схватился было за шпагу, но Катя закричала:
      – Это моя мама! Мама пришла за мной!
      Коты тут же превратились из хищников в уютных и мягких зверей.
      – Ну вот, – пробасил сибиряк. – Я же говорил тебе – мама придет.
      Кот в сапогах вскочил, схватил шляпу, бурно кланяясь и хватая Анастасию за руку, чтобы лизнуть ее шершавым язычком и щекотнуть вибриссами. Чеширский Кот аристократически поклонился, но с места не двинулся. А сибиряк вытащил из кустов еще пару кресел.
      – Добро пожаловать к столу, – подмигнул он. – Разрешите представиться, – поклонился он. – Баюн, Кот Заморский.
      – А это моя мама Анастасия! – пищала Катя, которую тискала мама. – А это дядя, у которого одноглазый кот! Я его знаю! Он мне куклу подарил!
      – Ну тогда давайте пить чай, – сказал Чеширский Кот. – Как раз время. – Он посмотрел на огромный будильник на столе.
      – Да здесь всегда время пить чай, – засмеялся Кот в Сапогах. – Но я предпочту – бургонь!
      – Вы, французы, известные алкоголики, – фыркнул Чеширский Кот.
      – А вы бы, сэ-э-эр, помолчали! Уж вам-то с вашими виски-бренди-гиннессом, меррррзость!
      – «Гиннесс» вполне ничего, – встрял в разговор Игорь.
      И тут вдруг раздался пронзительный писк.
      Все замолчали. Писк снова повторился – требовательный, голодный и в то же время беспомощный. Откуда он исходил – никто понять не мог.
      – Это не русалка, – пробормотал Баюн. – Она так не пищит!
      Анастасия вдруг охнула, сунула руку в карман куртки и вытащила оттуда что-то живое, пищащее, золотое.
      – Ох ты, малыш, – прошептала она, выпуская на стол из ладони маленькое золотое существо. Мокрое, крылатое, четырехлапое и слепенькое. Маленький золотой крылатый котенок беспомощно упал на животик, лапки его еще не держали, и запищал.
      Баюн тут же взял его в огромную лапищу и лизнул пару раз. Рассмотрел, наклонив набок ушастую мохнатую башку.
      – Это же Felis Phoenyx! Или котофеникс обыкновенный! Это, спрашивается, кто же с кем согрешил у Марены-то? Неужто кот с Курочкой Рябой, а?
      Все три кота с любопытством уставились на золотое существо, которое, вылизанное и согретое в мохнатой лапище, уютно замурлыкало.
 
      Они вышли из леса ночью, хотя на Той Стороне еще стоял светлый солнечный летний вечер, а шли они не более часа. Было прохладно, лес вокруг звонко шелестел сентябрьскими листьями-монетками и был лунно-светел и прозрачен.
      – А тут сентябрь, – тихо проговорила Анастасия. Катя молча держалась за ее руку, прижимая к себе куклу.
      Они стояли на границе. Игорь стискивал челюсти – знакомая дрожь волнами шла по спине.
      – Надо куда-то идти, – сказал наконец он. Невысказанное желание вернуться назад, в чудесное, прекраснейшее на свете и неизведанное Лукоморье висело в воздухе, только никто не осмеливался предложить. – Куда пойдем?
      – Туда, – безошибочно показала Катя.
      – Туда так туда, – пожал плечами Игорь.
      Через полчаса они вышли к обочине дороги возле указателя «дер. Галушкино – дер. Большие Бедуны». Голубая «Волга» с серебряным оленем ждала там, где они оставили ее. Часы на запястье Игоря показывали тот же час, в который они покинули это место. Все было так, словно они только что приехали. Только рубаха Игоря да потемневший после драки с ящером клинок сабли говорили о том, что они действительно были на Той Стороне и вернулись сюда не такими, как прежде.
      – Интересно, это мы или не совсем мы? – прошептал Игорь.
      – Что? – не расслышала Анастасия.
      – Поехали, – ответил Игорь. – Домой.
      Анастасия даже не спрашивала – куда домой. У свекрови было опасно, квартира Николая – туда она ни за какие коврижки не сунулась бы. А Игорев дом крепко охранялся.
      Приехали они к Игорю глухой ночью. По дороге он позвонил Ли и сказал, что они поехали домой и чтобы военный совет назначали у него.
      Игорь взял спящую Катю на руки, и они тихо поднялись к Игорю. Прошли мимо безобидного алкоголика дяди Кости, мирно спящего на коврике у двери собственной квартиры, прошли мимо опять неведомо откуда появившихся граффити. Игорь сказал Анастасии взять ключи у него из куртки. Она отворила дверь. Гигабайт встретил их на пороге, муркнул и пропустил в дом.
      – Заходите, – шепотом сказал Игорь.
      Катю уложили в бывшей детской. Она даже не проснулась, только что-то сердито пробормотала во сне.
      – Тебе тоже сейчас постелю.
      – Я спать не хочу, – покачала головой Анастасия. – Не могу.
      – Тут безопасно.
      – Не в этом дело. Просто не могу спать, и все.
      – Да и я тоже, – тихо рассмеялся Игорь. – Тогда пошли кофе пить.
      – И что-нибудь есть.
 
      До рассвета было еще долго, но спать совершенно не хотелось. А на кухне так тепло и уютно. Не верится ни в потусторонних злобных гадов, ни в тени за окном, ни в опасность.
      – И что же теперь делать? – после долгого молчания проговорила Анастасия. – Что делать? Денег у меня нет, работы тоже. К свекрови я не поеду. Наши адреса они знают, я не дура туда соваться. В Николаеву квартиру тоже не сунусь. – Она шумно вздохнула и отхлебнула кофе решительно, как водки. Посмотрела на Игоря. – Я за себя не боюсь. Я за Катю боюсь. Куда ее спрятать?
      Игорь посмотрел на Анастасию, склонив голову набок:
      – Лично я бы спрятал вас обеих.
      Анастасия вяло улыбнулась и покачала головой:
      – По-хорошему нам всем троим надо прятаться.
      – Я не буду, – отрезал Игорь. – Надоело. – Он отпил кофе. – Ли говорит, что меня охраняют. Так оно и есть, уже успел убедиться. Мы могли бы отсидеться у меня дома. Но я отсиживаться не хочу. Пусть они меня сами боятся.
      Анастасия улыбнулась:
      – Ты прямо мушкетер.
      – А наша компашка в детстве так и звалась…
      «И был в ней некий Николай Ясенцов. Который стал непонятно чем. Который убил своих друзей и хотел убить меня. Которого хочу убить я».
      – Ты о чем задумался?
      – О ком.
      – А-а-а… – протянула Анастасия и помрачнела. – Он… не человек?
      – Я не знаю.
      Оба помолчали.
      – Я останусь, – вдруг сказала Анастасия. – Только спрячем Катю и свекровь.
      – Я бы и Гигабайта с ними отправил, – улыбнулся Игорь. – Ли что-то говорил о каком-то убежище…
      Анастасия кивнула:
      – Да, это было бы лучше всего… но я, честно говоря, не очень представляю, что теперь делать. Даже если я спрячу в безопасном месте Катю и Ольгу Антоновну, я не знаю, как буду дальше жить. – Она помотала головой, усмехнулась. – У меня нет никаких вещей, самого необходимого нет, одни документы.
      – Усы и хвост. Да, Гошка? – Игорь посмотрел вниз на втихаря проникшего на кухню Гигабайта. – Ты что, ребенка бросил? Давай иди, стереги!
      Игорь посмотрел на Анастасию. Она улыбалась, глядя на котенка. Так хорошо, так славно улыбалась – только недолго. Минута умиления прошла, и она снова стиснула себя в кулаке.
      – Я согласна пожить у тебя. Я и вправду боюсь. Мне бы передохнуть немного. Слушай, а что они за тобой охотятся?
      – Я, – прикончил кофе Игорь, – наверное, единственный, кто нутром чует, где есть или могут быть переходы. А еще, – он посмотрел в глаза Анастасии, – еще Николай меня не любит. Если это,конечно, можно назвать Николаем.
      Анастасия долго молчала. Потом сказала тихонько:
      – Давай потом.
      – Давай. Иди-ка спать. И я тоже пойду. Надо. Завтра денек будет еще тот.
      Анастасия кивнула, встала было, чтобы идти с кухни, затем вдруг быстро шагнула к Игорю и поцеловала его в лоб.
      – Про то, что было у Марены, не говорим, – тихо сказала она и исчезла в коридоре.
 
      Внизу, у подъезда, стояла «газель». На бумажке на переднем стекле большими буквами было написано «Рассвет». Водитель был пламенно-рыж, как осенняя листва.
      В коридоре стояли чемоданы и два рюкзака.
      На кухне за столом сидели Катя с бабушкой, Лана с мамой, Гигабайт, Игорь с Анастасией, Ли, Елена, Агловаль и Джек.
      Катя с бабушкой и Ланина мама отправлялись в Убежище. Анастасия понятия не имела, где это место, но, наверное, где-то неподалеку от Лукоморья, где они уже побывали. А раз уж они там побывали, то наверняка снова найдут туда дорогу, в этом она была уверена. И еще была уверена, что там они будут в безопасности. Архетип там несокрушим настолько, что вывернуть его можно лишь с самим человечеством. А это будет еще не сейчас. Не сейчас…
      – Вот только хотелось бы видеться, хотя бы известия получать. Ведь непонятно, насколько все это… – печалилась Анастасия.
      – Видеться будете. Непременно, – улыбнулся Ли.
      – Где?
      – Сами узнаете. Не беспокойтесь, Анастасия, все будет хорошо.
      «По крайней мере, если с нами что-то произойдет, они не пострадают», – добавил Игорь про себя.
      – Ну посидели, и в путь.
      Он встал, и все отправились вниз, в «газель». Агловаль оседлал байк, Джек забрался на сиденье рядом с водителем, и фургончик стартовал в «Рассвет». Или в рассвет?
 
      Холодно было в доме без Кати.
      Зарядил унылый дождь, ветер безжалостно тряс почти облетевший тополь. Мокрый лист шлепнулся о стекло и прилип, распластавшись, как след ладони.
      – Ох, не люблю я этих поздних осенних ночей, – подперев щеку рукой, тоскливо протянул Похмелеон. – И темно, и сыро, и не видать никого, и следов не видно. Самая злодейская погода.
      Игорь угрюмо поджал губы, упорно глядя в экран компьютера. Анастасия на кухне варила глинтвейн. Из гостей пока был один Похмелеон, Армагеддон стерег дом на улице. «Промокнет псина», – подумал Игорь.
      – Ничто, промокнет – оставит смену да придет, – словно ответил на его мысли Похмелеон.
      Игорь нахмурился. Не любил, когда его угадывали.
      – Боишься с ней по душам-то поговорить? – угадал Похмелеон.
      Игорь скривился. Ну что в душу-то лезет? Неужели и так непонятно?
      – Страшная штука любовь, – продолжал Похмелеон. – Человек из-за нее чего только не вытворяет…
      Игорь оторвался от работы.
      – Она прошлый раз взяла у Кати прядку волос, – вдруг сказал он, – и сплела себе браслетик. – Усмехнулся. – Носит на руке.
      – И правильно, правильно! – замахал руками Похмелеон. – Такие штуковины лучше всего охраняют, а порой и спасают! Главное что, – поднял он палец, – главное, чтобы с любовью! Я же говорю – страшная штука любовь!
      Игорь вздохнул. На Похмелеона положительно невозможно было злиться. И даже дурашливость его нарочитая не раздражала.
      – Я в последнее время чувствую себя как певец с оторванными ушами, – пожаловался Игорь. Похмелеон поднял бровь и сверкнул старенькими очками. – Есть такая японская сказка, про то, как один слепой певец ночью пел мертвым на кладбище. Он же не знал, что за ним по ночам мертвые приходят, думал, что ходит в богатый дом. Ну ему и расписали все тело охранными знаками, а уши расписать позабыли. Мертвый воин пришел за ним, но дотронуться до него не смог. А потом увидел уши. Стал за них тянуть – и оторвал. Певец чуть не помер от потери крови, но зато мертвецы его к себе не смогли забрать…
      – Так тебе татуировочек сделать? – потер руки Похмелеон. – Это мы можем! Это мы хоть сейчас!
      – Да ну тебя! – плюнул Игорь. – Я про все эти граффити, что чуть ли не на трусах у меня! Про этих собак, кошек, крыс, ворон, что меня «пасут», а ты – татуировки!
      Помолчали.
      – Ну что, утих? – спросил Похмелеон.
      – Да, – вздохнул Игорь. – А сказочку-то я не зря вспомнил…
      – То есть?
      – Мертвые. Я про них. Я хочу знать, мертв ли Николай.
      – Зачем тебе?
      – Мне с ним драться. А мертвого не убьешь.
      – Ну это тебе только Владыка Мертвых ответит. Он про всех мертвых в курсе.
      – Про всех? – вдруг встрепенулся Игорь.
      – Да, а что?
      – Ничего… просто… я не успел кое-что очень важное сказать одному человеку… Впрочем, – он махнул рукой, – глупости все это. Не верю я.
      Похмелеон только расхохотался в ответ:
      – Не верит он! Ой, мамочки! Ой, уморил!
      В дверь позвонили. Гигабайт замяукал. Из зеркала вышел Ли. Народ собирался на военный совет.
 
      – Ну что же, господа мои, – заговорил Аркадий Францевич, когда понял, что разговоры ни о чем за чаем, призванные скрыть волнение и страх начать говорить по существу, уже пошли по третьему кругу. – Может, приступим к делу?
      Всеобщее согласное молчание было ему ответом.
      – Ну что же… Тогда я хотел бы, так сказать, получить портрет наших противников. Кто они, чего желают, как будут действовать и когда и что мы можем им противопоставить. Кто начнет?
      Начинать никто как-то не стремился, потому Аркадий Францевич вздохнул и, окинув собравшихся спокойным начальственным взглядом, кивнул Джеку:
      – Вы, сударь, тутошний, московский, вам и начинать.
      Джек встал, вздохнул:
      – Ну вот что известно мне. Я, конечно, всего лишь оборотень, не призрак, так что скажу то, что зверью известно. Лично я знаю, что есть мой город, и я в нем живу и хочу, чтобы мой город жил. Я знаю также, что в нем есть и злыдни, которым город по фигу, а вот власти в городе хочется.
      – Какие конкретно, – спросил Аркадий Францевич. – Злыдней-то много.
      – Да какие, Гэбня Кровавая, естественно. Они нынче в моде, потому и в силе стали. Массовое сознание – питательная среда для них. А кто это массовое сознание подпитывает – вопрос номер два. И почему именно этим подпитывает.
      – Враг всегда кормит тех, кто ему вернее и может составить ему войско, – тихо сказал Агловаль.
      – Во-во, – кивнул Джек. – Истину говоришь, рыцарь.
      – Я еще не рыцарь, – тихо ответил Агловаль.
      – Короче. Есть «Откровение», которое привлекает людей. Тех, кто обладает необычными способностями, стараются завлечь на службу и подписать договор, после чего человек с потрохами ихний.
      – «Их», – поправила Кэт.
      – Ихний, – уперся Джек. – Эти, договорники, становятся начальством над обычными дураками, которые подпитывают злыдней. Злыдни повелевают договорниками. А над всем – Эйдолон, которым тоже кто-то руководит.
      Говоря это, он в упор смотрел на Лану. Лана нервничала. Но взгляд не отвела. А когда Джек закончил, заговорила сама, в ответ сверля Джека взглядом:
      – Я не могу сказать, что знаю все. Хотя, конечно, побольше других. Я же подписывала договор, – особенно подчеркнуто сказала она, с каким-то отчаянным торжеством. – Насколько знаю, это был большой проект, его начали еще при Сталине. Фантастический проект, но в ту пору любая фантастика казалась по плечу – «мы на небо залезем, разгоним всех богов». Поколение такое было… Ну вот. Это был проект массового переворота сознания. По сути дела, создание орудия руководства массами. Вариантов, как понимаете, имеется много – в теории, но до сих пор все на уровне эксперимента.
      – И пока еще никто не придумал орудия лучше, чем идея, – негромко подал голос Агловаль.
      Лана вздрогнула, внимательно посмотрела на него.
      – Извините, – сказал оруженосец. – Я по этой теме специализируюсь – по влиянию идей, понимаете… Ну в смысле здесь. Не удержался. Извините.
      Лана взяла протянутый Анастасией стакан чаю с молоком, благодарно кивнула: «Ты знаешь, что я такой люблю. Спасибо».
      – Я продолжу? Продолжу… Понятно, что идея о существовании вторичного мира была в ту пору, как бы сказать… крамольной, но…