Губы с той стороны улыбнулись. На стол паучками выползли суетливые руки с толстыми пальцами.
      – Пришлось самим за вами зайти, раз вы к нам отказались, – с неуловимым неопределенным акцентом проговорил тусклый голос, похожий на стук древних костей под лопатой могильщика. – Я не буду ходить вокруг да около.
      – Да уж, пожалуйста, – съязвил Андрей. – Не ходите.
      Губы снова растянулись в улыбке. Так улыбается кот, глядя на отважного мышонка.
      – Если вам угодно. – Пальцы покрутились, словно пауки ощупали друг друга. – Вам предлагается сделка. Нам известно о ваших взаимоотношениях с дочерью академика Фомина, Викторией.
      Андрей сжал кулаки. Губы снова улыбнулись. И опять зашевелились, мясистые, сытые, страшные.
      – Мы можем помочь вам. Вы должны уговорить академика прекратить сопротивление. Он все равно наш, и он это знает.
      – Тогда почему вы сами его не возьмете?
      Губы вытянулись в жесткую, злую и презрительную линию.
      – А это не ваше дело! Не ваше! – Голос превратился в шипение, и пальцы на столе зазмеились, словно были они пластилиновые и умечи менять форму. Пальцы удлинялись и ползли, в вожделении покачивая приподнятыми кончиками, к Андрею. – Он наш. Он раньше или позже будет наш. – Губы снова раздвинулись в улыбке и захихикали. – Он же подпись-то поставил, поставил. И два приглашения в корзинку выбросил.
      – Какие приглашения? – Любопытство оказалось составной частью злости.
      Губы ухмылялись.
      – Узнаете, узнаете… И тогда уже ничто нам не помешает.
      – А я-то тогда вам зачем?
      – А вы нам, в общем, не нужны. Но… – Пальцы снова утянулись, сократившись, как пиявки. Голос посуровел, губы отвердели. – Ваше дело – заставить академика отказаться от последнего, третьего приглашения.
      – За каким хреном? Вам нужно, вы и заставляйте.
      Понятно. Они торопятся. Почему – неважно, сейчас этот фактор времени – его козырь. «И ничего вы мне не сделаете. Вы – ненастоящие. Вы миф. Вас вообще никогда не было, вы тупая придумка».
      Мантра не очень помогла. Хотя Андрей никогда не верил в эту самую Гэбню, считая ее грязным конъюнктурным враньем, потому что знал довольно много о том, как же оно тогда было, и страшно оно было, но не так, – но она сидела вот здесь. Перед ним. И угрожала. И даже имела власть, необъяснимую, а потому страшную.
      И как же Андрей сейчас ненавидел тех, кто это чертов миф породил и выкормил! Тетрадка Фомина стояла перед глазами – тот раздач о материализации идей. Вот она, идея, сидит. Радуется. Нет, если только удастся выпутаться из всей этой истории, вытащить Фоминых, тогда кое-кто усвоит, что за порожденные тобой мифы надо отвечать.
      Пальцы снова шустро побежали по столу, на сей раз оставляя за собой лужицы, словно тающий сургуч. Губы раздраженно заплясали, обретя какую-то противную тягучесть, сползли набок, потекли по щеке. Шипение. Пальцы быстро уползли, растягиваясь, как прилипшая к сукну жвачка, и весь собеседник на мгновение исчез во тьме. У Андрея волосы зашевелились на шее. Черт, давно пора было подстричься… Собеседник снова возник, он снова улыбался, но губы уже не текли, и пальцы почти не пиявились. И говорил он уже гораздо увереннее.
      – А Виктория Алексеевна вам нужна? Нужна, – протянул, переходя в шепот, голос. – Нужна-а-ахххх… Так вот. – Снова голос стал прежним, и ободряюще улыбнулись губы. – Если уговорите академика отказаться от приглашения и… сотрудничать с нами, то Вика ваша. Не беспокойтесь, вы будете отправлены в место, где сможете жить сколько угодно вместе, с семейством академика. Вечно жить! И ему ничего дурного не будет – наоборот, все к его услугам! Вы должны заставить его понять, что он не должен нас бояться. Семьдесят лет назад произошло, так скажем… недоразумение. Виновные давно наказаны. Он может вернуться. Он будет прощен! – Губы улыбнулись еще добрее. – А если вы не сумеете уговорить его, то Вику вы потеряете навсегда. Навсегда! Это я вам лично гарантирую… Идите и действуйте! Быстро!
      – Сейчас, только шнурки…
      Конец фразы застрял где-то в горле, потому что из темноты в круг света вдвинулась рука. Крупнее, чем положено, отблескивающая темным металлом, с аккуратной, застегнутой на покрытую черной патиной пуговичку манжетой бронзовой гимнастерки. Кулак лег на стол с тяжелым ударом.
      – Это приказ. Это нужно Родине, – прогудел бронзовый голос. – Вы сын военнослужащего и должны понимать свой долг!
      – А без печати не выйдешь, – тягуче прошептал «текучий».
      – Вы сделаете это.
      – С какой стати? – спросил Андрей.
      – Сами знаете, – бесстрастно прогудел «бронзовый», и Андрей впервые по-настоящему испугался. Потому что понял – они знают то, что он понял только сейчас. Ему нужна Вика. Настолько нужна, что…
      – Пропуск!
      Андрей машинально достал бумажку, выписанную майором.
      Бронзовая рука сжалась в кулак и опустилась на нижнюю часть листка, оставив там круглую четкую печать с гербом.
      – Вы это сделаете. Идите.
      Он не запомнил, как его вывели из кабинета.
      Он долго стоял и тупо смотрел на бумажку с фиолетовой печатью, потом вспомнил, что надо выбираться, и побрел к выходу, который на сей раз нашел без всякого труда. И никто ему по дороге не встретился.
      На площади перед учреждением шла себе обычная жизнь. День клонился к вечеру. И только теперь, оглядевшись, Андрей осознал, что место это необычное. Он таких в Москве не видал.
      Само пятиэтажное желтое здание былого объекта в стиле сталинского ампира было построено «покоем», перекладина этого «покоя» служила фасадом. С одной стороны тянулись серые и желтые дома старой постройки, обветшавшие от времени, нежилые. Наверняка в них ютились какие-то невнятные конторы, судя по казенным табличкам у подъездов. С другой стороны был парк не парк, сквер не сквер, а сзади кошмарного здания тянулась стена. Хороший такой заборчик метра в два высотой, который терялся за деревьями сквера. Площадь перед зданием была вытянуто-овальной формы, и на ней был разворот и конечные остановки нескольких автобусов и троллейбусов. Совершенно не московский пейзаж, что-то провинциальное. И пыльные автобусы – провинциально-древние, из советских времен, лобастые ЛиАЗы с красной полосой по боку и двумя дверями и желтые коробчатые ЛАЗы с узкой дверцей впереди и двумя пошире – по центру и в задней части. В обеих столицах давно уже нет таких, да и в крупных городах осталось мало.
      Он поежился. В затылке ощущался холодок от внимательного и злорадного следящего взгляда.
      Жгучая, бешеная злость выдавила слезы на глаза.
      Скорее уходить. Оторваться. Спасать Вику. Хрен вы ее получите!
      Андрей рванул вперед и успел вскочить в дверь переполненного автобуса. Кряхтя, автобус тронулся. Остановки оказались короткими, и на следующей, на углу того же сквера, его вытолкнули. Он не стал ждать – эта остановка прекрасно просматривалась от здания Конторы – и, смешавшись с толпой, нырнул за угол.
      За углом обнаружились ларьки и забегаловка с пивом и хот-догами, а дальше Андрей увидел нечто совершенно здесь невозможное. Это больше всего походило на подземные переходы на остановках Ленинградского шоссе. Но над ним торчал железный столб с потухшей и разбитой буквой «М». Но тут нет метро! Планировалось, да, но так и не построили же! Переход имел вид тоскливо-запущенный. У входа кучковалась компания хиппово-металлистских ребяток.
      По левую руку темнели деревья лесопарка, словно страна мертвых за освещенной желтыми фонарями полосой боковой улочки. Впереди шумела магистраль. Андрей медленно шел к переходу – за каким чертом, сам не знал. Сейчас, когда в голове немного улеглось, в груди комом стояли злость и горечь. Он ни на мгновение не поверил обещаниям. Им только нужен предлог, чтобы схватить Вику. То есть Фоминых. А пообещать они могут что угодно. И не отдадут ему Вику, и Фоминых потом уничтожат.
      Самое поганое, что при всем этом внутри копошилась дерзкая надежда на «а вдруг». Та самая, которая толкает на предательство. Если он не поддастся, а они все равно погибнут, потом он всю жизнь будет себя ненавидеть за то, что отказался от этого «а вдруг»… Да уже ненавидит, потому что знал, что откажется. А Вика возненавидела бы, если бы согласился.
      – Хррр… таназия… брюнетка… глаза карие… длинные волосы… – неожиданно громко прохрюкало прямо над ухом. Андрей вздрогнул и, подняв глаза, едва успел увернуться от «терминатора» в серой омоновской форме, в бронежилете, при дубинке и прочих предметах экипировки. Сосредоточенно скрежетала рация, требуя перехватить каких-то Танасию и Светлану.
      Он быстро огляделся по сторонам. Нехорошее ощущение узнавания ерошило волосы на затылке. Как тогда возле дома Фоминых… «Терминаторов» было много, чересчур много. Андрея они не замечали. Почему-то это сегодня болезненно унижало. Охотятся на кого-то другого? В груди словно распрямилась пружина, стало больно и легко. Крыша привычно приготовилась к полету, в голове мелкими газировочными пузырьками зашипело-защекотало какое-то блаженное предчувствие драки. Хоть так отыграться…
      Серые, словно подчиняясь какой-то программе, прочесывали границу лесопарка, постепенно расширяя круг. Андрей повертел головой. У пивного киоска на перекрестке (он был из нового времени, только торговал почему-то исключительно «Балтикой» и «Толстяком») стояли среди прочих две девушки. Одна – брюнетка с очень красивой фигурой. Другая – с длинными красивыми каштановыми волосами. Первая казалась чем-то знакомой. Он подошел поближе. Узнавание оказалось таким оглушительным, что Андрей на мгновение застыл.
      – Спокойно, спокойно, Лан. Не привлекай внимания, – тихо бормотала шатенка.
      – Ннне мммогу… трясет…
      – Меня тоже. Но мы это сделали. Понимаешь? Мы это сделали! Мы вырвались!
      – Ой, я сейчас…
      Брюнетка припала к горлышку бутылки и мгновенно высосала примерно треть. Огляделась дикими глазами.
      Андрей шагнул к девицам:
      – Извините…
      Обе синхронно вздрогнули. Шатенка медленно перевернула бутылку и явно приготовилась сделать из нее об стол «розочку».
      – В чем дело? – спросила она неприятным голосом.
      – Лана, это я! Андрей. Ну вы же к нам с Витькой на ушу ходили!
      – А-а-андрей, – всхлипнула она. – А за мной опять гонятся… И вас они тоже хотят поймать… и Фоминых…
      «Вот и она – Судьба…»
      – Идемте скорее. Девушка, помогите, а то она сейчас упадет.
      Шатенка мгновение колебалась, затем крепко подхватила всхлипывающую Лану под локоть.
      – Судьба все же есть, – вдруг глухо сказала она.
      Андрей коротко глянул на нее:
      – Да. И пошло все к черту…
      – А мы куда?
      – А прямо, нагло, в подземный переход.
      Улыбаясь и хихикая по поводу надравшейся подружки, они протащили Лану мимо «терминаторов» и спустились вниз.
 
      Это оказалась заброшенная станция метро. Чего в Москве никогда не было и быть не может.
      А еще их тут ждали.
      Парень в камуфляже, парень с гитарой, в черном плаще и черных очках и каштаново-рыженькая девушка с капризным личиком и яркими губами.
      – Ну мы вас совсем заждались, – протянула она.
      – Могли и не дождаться, – просто ответил парень в плаще. И пояснил, обращаясь к Андрею: – Мы проводники.
      – Елдыбраккаунт, – кивнула девушка.
      – Байгапосудаогдылма, – машинально ответил Андрей. Девушки оторопело слушали разговор. – Проводники – куда?
      – В одну сторону, – заржал парень в камуфляже.
      – Заткнись, – прошипела девушка. – Он шутит, – вежливо пояснила она остальным.
      – Мы – заблужденцы, – сообщил Черный Плащ.
      Хрясь! Девица огрела его по спине.
      – Прекрати словоизвращаться, дурак!
      – А вот в «Декамероне» это не запрещалось, – грустно проговорил словоизвращенец. – Ну да, я нехороший и гадкий. Неустойчив я морально, обожаю секс оральный…
      Хрясь!
      – Да ты что! Оральный – в смысле, что только ору, а ни разу!
      Хрясь!
      – Побереги свое словообразование, оно нам пригодится, – сказал «камуфляжный». – Марго, хватит уже с него.
      Лана вдруг засмеялась. Нормально, просто засмеялась. Не истерика.
      – Ну вот и хорошо, – улыбнулся заблужденец. – А теперь – пошли.
      Откуда-то из недр станции загрохотал поезд. Пустой, темный, но нормальный вагон. Вся компания его чуть ли не обнюхала, прежде чем войти.
      – Тут ловушки бывают, – пояснил тот, что их встретил на входе. – Надо поостеречься. И так рискуем. В общем, пятьдесят на пятьдесят. А назад ходу нет, – словно поймав тревожную Андрееву мысль, сказал он.
      Андрей оглянулся и увидел, что выхода и точно нет. Даже табличка такая висела большими буквами «Выхода нет».
      Андрей решил, что задумываться он уже не будет. А лучше будет драться, если придется. Теперь остается только действовать по обстановке – в игру вступила Судьба. Анастасия затравленным – а потому опасным – хищником озиралась по сторонам, а Лана просто стиснула руки на груди.
      – Огня нет? – коротко выпалила она и снова сжала дрожащие челюсти.
      Вошли в вагон. «Камуфляжный» протянул Лане зажигалку. Та попыталась поджечь бумажку, но она упорно не желала загораться.
      – Не тот огонь, – прошептала она.
      – Место не то, – беспечно пожал плечами «камуфляжный». – Ниче, выберемся – попробуем.
      – По ней выследить могут…
      – Обгоним, – бросил «камуфляжный». – Не впервой.
      Кроме них, в вагоне никого не было. Анастасия то и дело вскакивала, прохаживалась туда-сюда вдоль скамеек, прижималась лицом к стеклу дверей – как будто от этого поезд мог поехать быстрее. Остальные нервно переглядывались, но молчали: разговаривать тихо под грохот колес было невозможно, кричать не хотелось – у всех было такое ощущение, как будто их могут услышать. Станции были какими-то на редкость пустыми и гулкими, и голос из динамиков поезда разносился под сводами, как глас Страшного суда: «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция…»
      – Если проскочим за «Чертановскую», все будет в порядке, – сказал «камуфляжный», когда поезд остановился на «Серпуховской». Или не совсем «Серпуховской»? Он уже давно сидел, надев наушники и включив плеер, и потому говорил сейчас немного громче обычного, но почти без интонаций. – Чертановка – черта… Там раньше линия кончалась. За ней уже метро обычное…
      Андрей кивнул, потом спохватился:
      – Как «Чертановскую»? Мы же возле Лианозова, это другой конец города!
      – Какое Лианозово? – возмутилась Анастасия. – Юго-Запад!
      – А вот так, – сказал словообразователь. – Потому что нелинейно. Лишь бы проскочить.
      Не проскочили. Поезд остановился на «Нагорной», стоял минут десять, потом динамик объявил:
      – Граждане пассажиры, администрация метрополитена приносит вам свои извинения. Движение на линии временно прекращено из-за неполадок коммуникаций. Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны. Для проезда от станции метро «Нагорная» до станции метро «Пражская» воспользуйтесь наземным транспортом, автобусы номер сто сорок семь…
      – Приехали, называется! Айда скорее! – Анастасия выскочила на платформу, остальные вышли следом. Намереваясь выйти на «Пражской», они сели в первый вагон, и теперь пришлось тащиться вдоль всей платформы. Поезд уже был пуст – прочие пассажиры, если они и были, уже, видимо, поднялись наверх. «Камуфляжный» возглавлял, Андрей прикрывал отход. Когда вся компания добежала до подножия эскалатора, тот вдруг остановился, а потом как-то очень резво поехал вниз. Второй и третий – тоже.
      – Что за… – Черный Плащ рванул рукоять экстренной остановки эскалатора. Ноль эмоций. Будка диспетчера была пуста. Андрей, уже предчувствуя нехорошее, добежал до головного вагона поезда, по-прежнему стоявшего у платформы. В кабине машиниста никого не было.
      – Попались… – Лана сапа на пол, прислонившись к колонне.
      – Может, пешком по рельсам? – предложил словотворец.
      – Ага, от большого ума. Пустят поезд, и останется от нас мокрое место на рельсах. К тому же пока пешком доберемся…
      – Мы им живыми нужны, – покачала головой угрюмая Анастасия.
      – Никто поезда метро водить не умеет? – риторически спросил «камуфляжный».
      – Даже если бы и умели – не помогло бы, – возразил словотворец. – Нам подстроили бы крушение, перекрыли бы тоннель, устроили бы пожар, потоп, отключили энергию – все что угодно. Но пока нас решили просто закрыть здесь, на этой станции. Придут и возьмут тепленькими.
      – Есть хочется, – вдруг сказала Анастасия. – Очень хочется. Устала я.
      Всем стало неуютно. Кое-кто начал оглядываться – не лезут ли из тоннелей злодеи?
      – И что вот нам теперь делать? – осведомился Андрей.
      – Танцевать, – невозмутимо ответил «камуфляжный».
      – Нашел время шуточки шутить! – возмутилась Марго.
      – Какие шуточки? – пожал он плечами. – Я серьезно. Но нужно, чтобы все поддержали. Представьте, что вы в королевском дворце. Вот, взгляните… – И он взмахом руки указал на уходящую вдаль перспективу центрального пролета станции – выложенный серым мрамором пол, серебристые колонны по сторонам. – Можно начинать Мерлезонский балет. Кавалеры приглашают дам. У нас как раз поровну тех и других…
      – Только музыки не хватает, – мрачно буркнул словотворец.
      – Он дело говорит, – вдруг резко сказала Лана. – Поверьте, он дело говорит.
      – Вот, и дама поддерживает. Сейчас будет и музыка. Придется уж пожертвовать кассетой. Но чтобы обязательно все танцевали! – «Камуфляжный» выщелкнул из обшарпанного плеера кассету и направился к будке диспетчера. Со словами: – Московский метрополитен – уникальное архитектурное сооружение, связанное с повышенной опасностью. Мы вправе гордиться им… – он нырнул под пульт. Повозившись там с минуту, он высунул голову и объявил: – Все готово! Встали парами… Маргарита, кончай нагнетать обстановку! Мы с тобой открываем бал. Итак… Первый выход Мерлезонского балета!
      Нажав какую-то клавишу на пульте, «камуфляжный» выскочил из будки и, церемонно поклонившись Марго, повел ее на середину прохода между колоннами. Из динамиков станции, обычно вещавших о бизнес-туре в Стамбул и загадочных сфинксах Египта, а также о провозе громоздкого багажа, сумма измерений которого… и так далее, полилась плавная старинная мелодия.
      Не то чтобы «камуфляжный» умел особо танцевать, но основные движения менуэта – поклоны, отшаги, повороты – он когда-то явно осваивал. И теперь уверенно вел партнершу в танце к дальнему концу зала. Его пример внезапно оказался заразительным, несмотря на отчаянное положение…
      Андрей предложил руку Лане, и та улыбнулась в ответ. Все вдруг словно рехнулись, или просто уже терять было нечего. Анастасия решительно взяла под руку словотворца в черном плаще. Не успели «камуфляжный» и Маргарита поравняться с четвертой от эскалатора колонной, а остальные, разбившись на пары, уже двигались следом, плетя медленный замысловатый узор танца, даже Андрей, который сроду не танцевал ничего сложнее «летки-енки». Акустика на станции оказалась потрясающей – музыка наполняла пространство зала, как вода наполняет русло реки, как свет луны наполняет горную долину… Она несла их, плавно покачивая на волнах, и надо было просто не сопротивляться ей, и тогда все получится само собой…
      Пространство меж серебряных колонн вытягивалось, уходило в безграничную даль, растворялось в искрящейся дымке… И «камуфляжный», оказывается, был одет не в пятнисто-зеленое, а в серый бархатный костюм с серебряным шитьем… А на Маргарите было длинное платье из переливчато-серого шелка. Вот они расходятся в стороны, Маргарита изящно приседает в реверансе, кавалер грациозно кланяется… И вовсе он не в сером, а в черном, и шитье золотое… И колонны по сторонам бального зала тоже золотые с чернью, а потолок черный, и кажется, что потолка вовсе нет, что зал открывается прямо в ночное беззвездное небо… стены зала выложены охряно-желтой плиткой, и на ней красуется бронзовая надпись: «Пражская». Музыка смолкла.
      – Прибыли. – «Камуфляжный» выпустил руку Маргариты и принялся отряхивать штаны.
      Андрей, осторожно выдохнув, посмотрел на часы. Весь Мерлезонский балет длился три минуты.
      – Вот и нашли еще один выход, – нервно хихикнула Лана.
      – Станция «Пражская», конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны, – казенным голосом объявил «камуфляжный». – Наверх поднимаемся по лестнице, здесь станция мелкая.
      – А если что-нибудь еще? – спросила Лана, боясь поверить в чудесное спасение.
      – Разве что двери заперты, – отозвался «камуфляжный».
      – Тогда я их просто вышибу! – рявкнул Андрей.
      Но из метро удалось выйти беспрепятственно. Разве что перед стеклянными дверьми какой-то невнятный дядька в невнятной куртке не по сезону шмыгнул наперерез и, притершись к «камуфляжному», заговорщически прошептал:
      – Есть дешевые билеты на выход.
      – А у меня проездной! – свирепо проорал тот, взяв дядьку за грудки и скорчив страшную рожу. А дядька взял да лопнул.
      – Ой, – сказала Лана, переступая через тающую на полу серую лужицу, похожую на тень. – «Пузырь». Следят, сволочи. Быстрее надо.
      На улице стоял обычный сентябрьский вечер, люди шли по домам.
      – Черт, – вдруг выругалась Маргарита. – Вон они.
      – Кто? – встрепенулись остальные проводники.
      Андрей проследил ее взгляд. Из метро лезли… «терминаторы». С первого взгляда похожие на тот самый ОМОН, они были на удивление одинаковы и пугающи своей неживостью. Если не присматриваться, могли сойти за людей. Но только если не присматриваться…
      – Ах так? – сказал вдруг словотворец и взмахнул своим черным плащом. – Ну теперь поиграем на нашей территории. За мной! Раз-два-три-четыре-пять! Вышел зайчик погулять! Не оглядываться!
      И вся компания рванула следом за Черным Плащом. Только через некоторое время они заметили, что «терминаторов» уже нет на хвосте. Никто не замечал, куда и где они бегут. В последний момент заскакивали в автобусы, неслись по каким-то подземным переходам и ныряли в проходные дворы, пару раз даже бежали по крышам. Все было как во сне, и никакой усталости никто не чувствовал. Лишь развевался впереди черный плащ проводника и слышалось его насмешливое мурлыканье, состоящее из перепевок детских стишков. Быстрые шаги гулко отдавались в пустом подземном переходе, потом Лана стала спотыкаться, и тут проводник вдруг остановился и сказал:
      – Ну все. Ушли, – и улыбнулся так задорно и хорошо, что все рассмеялись.
      – И куда теперь?
      – Да наверх.
      Выбрались на поверхность уже в темноте. Андрей не сразу узнал место – это был Нескучный сад, набережная под бывшим Летним домиком, а ныне библиотекой. Никто не удивился. Моросил мелкий противный дождик, пустая набережная поблескивала в свете редких фонарей. Андрей посмотрел повнимательней, из какой дыры они вылезли, и тут его разобрал неудержимый хохот.
      – Вы что? – робко спросила Лана.
      – С… сортир… – еле выговорил Андрей.
      Дело в том, что именно здесь в Нескучном саду во времена еще чуть ли не сталинские был построен туалет типа сортир. Соответственно обозначенный на плане. Причем автор этого проекта ухитрился вкопать сортир под холмик на манер бункера, а дорожку к нему вымостить и украсить парой фонарей. Но никто не помнил, чтобы сортир этот бывал открыт, хотя совершенно целые двери были украшены буквами «М» и «Ж», подновляемыми каждый год.
      Анастасия коротко хохотнула.
      – Именно туда мы и угодили, – уже почти серьезно добавила она. – И я не уверена, что окончательно выбрались.
      – Если что, – сказал на прощание Черный Плащ, – зовите.
      – А вы что, туда? – спросил Андрей, указывая на «М» и «Ж».
      – Нет, что вы! – засмеялся он. – Мы сейчас по домам, поздно уже. Родители будут волноваться. Этих мы со следа сбили, промумукаются до завтра, а то и дольше. А они так долго не живут, чесслово!..
      – Послушайте, – робко и почти опасливо спросила Анастасия, – а как вы, вообще, в это метро попали?
      – Как… – не понял Черный Плащ. – Да через вход. Как обычно.
      – Нет, не в обычное, в то, другое?..
      Черный Плащ пожал плечами, явно не понимая вопроса.
      – Да как всегда. Через вход.
      Он явно не понимал. Анастасия недоуменно помотала головой, отвечая на взгляд Ланы.
      – А где вы живете? – вдруг спросила Лана.
      – Лично я на улице Рылеева, – ответил парень.
      – Околеева… – подхватил было словотворец.
      – Щаз как дам! – рявкнула Маргарита.
      – Все. Виноват, неправ, молчу, – залебезил Черный Плащ. – А то по шее получу…
      – …и подвиг свой не совершу, – не удержавшись, доцитировал Андрей.
      И они под моросящим дождем направились через Нескучный сад, в котором не горел ни один фонарь, к Ленинскому проспекту, а Андрей повел беглянок к себе на Остоженку.
 
      Было уже за полночь, когда вся троица, грязная, мокрая и до предела вымотанная, ввалилась в квартиру Андрея. Говорить сил не было.
      – Можно позвонить? – бросилась к телефону Анастасия.
      – Да ведь ночь…
      – Ничего, мне очень надо позвонить!
      – И мне тоже, – подхватила Лана.
      – Конечно, звоните, – сказал он и отправился инспектировать холодильник. – Зияющие пустоты, – пробормотал он, чувствуя приступ волчьего голода.
      Зрелище было печальным. Замороженная до твердости кирпича курочка, пакет сока и картошка с морковкой. Ничего, чтобы можно было съесть сразу…
      – Придется потерпеть, – заключил Андрей, захлопывая дверцу.
      Анастасия присела у стола, подвинула к себе старый аппарат с дырчатым диском. Аппарат был тети-Полин, сам Андрей пользовался нормальным кнопочным из своей комнатки, а этот стоял заброшенный. Три года уже, как тетя Поля умерла, а он так и не убрал с кухонного столика ни этот аппарат, ни коробку с листочками рецептов и растрепанной записной книжкой, ни кулинарных книжек с полочки над столом…
      Заботы отвлекали от тревожных, мучительных мыслей. Снова была облавная охота. И снова он вмешался. И снова сделал выбор. Он прислушался к себе. Нет, он не жалел. Он всегда, раз выбрав, никогда не оглядывался назад и не жалел. Но вместе с ощущением правильности в душе ширилось ощущение близкой потери. Хотя боль была светлая, с привкусом надежды.
      – Какой такой надежды… – помотал он головой, прислушиваясь к шуму дождя за окном.
      И все же она была. Непонятная, нелогичная, но была – как маленький росток, пробивший асфальт. Андрей невесело усмехнулся и пошел зажигать колонку. Сейчас всем надо под горячий душ, тяпнуть коньяку и в чистую постель. И отключиться до утра, чтобы потом уже думать, что делать.
      Достав из шкафа тети-Полины халаты и полотенца, он сунулся на кухню.
      Анастасия сидела у телефона бледная как смерть.
      – Что случилось?
      Анастасия еле разлепила синие губы:
      – Катюшу украли…
      – Катюшу?
      Лана схватила Андрея за руку и, оттащив в сторону, зашептала:
      – Это ее дочка. Она позвонила свекрови, а та сказала – ты же вечером сама ее забрала. Приехала в гости без предупреждения, привезла денег, сказала, что прямо сейчас едем в Египет, что путевку выделили от новой работы… Только почему-то была вся в красном и в квартиру не заходила, говорила по мобильнику из машины… Катя ехать не хотела, но эта, которая якобы Анастасия, ее все равно забрала…
      Лана с надеждой смотрела на Андрея.
      Анастасия, словно в трансе, встала и пошла к двери:
      – Я возвращаюсь…
      Лана едва успела ее перехватить:
      – Не смей! Я же тоже не знаю, что с мамой! Там трубку никто не берет… Я же не сдаюсь, я надеюсь! – Она почти кричала, и Андрей видел, что Лана едва удерживается от истерики.
      – Катя…
      Лана несколько раз глубоко вздохнула и совершенно спокойным голосом сказала:
      – Не смей. У тебя ведь был номер… ты позвони… Звони. Сегодня Судьба играет.
      Анастасия кивнула, набрала номер:
      – Алло? Игорь? Вы меня слышите? Алло!.. Черт. Сорвалось.
      Перезвонила. Покачала головой:
      – Что-то с линией.
      – Ладно, – сказал Андрей. – Расскажите мне все, тогда хоть можно будет прикинуть, что делать. – Он взял Анастасию за руку. – Сдаваться не будем. Будем драться. Расскажите.
 
      А тем временем в Нескучном саду среди дня случилось, как говорится, страшное. Ибо из нефункционирующего сортира в холме возле Летнего домика, из коего не так давно выбралась компания беглецов, полезло. Надо сказать, место это в какой-то мере сакральное. Даже не просто место, а МЕСТО. И было оно некогда широко известно в узких кругах по всей Москве, и ходили в это МЕСТО, как на прием – в определенной форме, в определенное время, в определенный день. А именно – в четверг. В этот день от метро «Октябрьская» транспорт приезжал, переполненный разного пола и возраста личностями, коих объединяло одно – деревянные дрыны, гордо именуемые мечами, гитары, «хайратнички», фенечки и плащи из занавесок. Разговоры их были оживленны и непонятны транспортной публике, а свет в глазах, по большей части усиленный очками, пугал.
      Но, следуя неумолимой логике перехода количества в качество, четверговое сборище стало разрастаться и перерождаться подобно раковой опухоли, пугая местных жителей и посетителей Нескучного сада. Клумба перед Летним домиком вытаптывалась эти стадом, в дни сборищ и читатели в библиотеку, что в Летнем домике, не ходили. И однажды пришла милиция и выгнала всех из сада. И переродившееся сборище плавно перетекло под длань Вождя на Октябрьской площади, на Поганище, а заколоченный сортир остался на месте, под холмом, как и прежде. И будет он тут стоять до самого скончания времен, такой же таинственный и вечно-заколоченный.
      Однако потихоньку сюда стали возвращаться те, кто начинал здесь. Уже тихие, ностальгирующие по безбашенной юности. И вот у них на глазах и полезло. Главное, что первым вылез, вернее, вылетел из сортира характерный «хайратый» и фенечкастый парень:
      – Я там был! Спасайся, кто может!
      Народ остолбенел. Но тут заколоченный зев сортира растворился, чернота вздулась пузырем, пузырь с хлюпом лопнул, и из него полезли «терминаторы». Не то чтобы Шварценеггеры, но все сразу поняли, что это именно «терминаторы» и что надо делать ноги. Вернее, ноги сделались сами, а понятие пришло уже на ходу.
      Дело было в том, что «хайратый» парень с заковыристым именем Эльрандир (по паспорту – Юра) с утра поехал в окраинный лесопарк поискать местечко для игры на выходные.