Глава 8

Стив не вернулся. Один из его полупьяных приятелей-итальянцев явился к ним через несколько дней после Рождества за его одеждой и другими вещами. Он дал им клочок бумаги с адресом квартиры, которую снял Стив, но Джозеф был слишком зол, чтобы встречаться с зятем, а Пет слишком обижена на отца.

Ее настроение становилось все хуже с каждым днем. Она пыталась понять, почему Стив так поступил в далеком 1960 году. И почему сейчас сбежал вместо того, чтобы все объяснить. Откуда взялась драгоценная половина флакона, почему отец так долго прятал ее и называл дьявольской?

Ответов не было, и в конце концов Пет перестала терзать себя мучительными вопросами. А вскоре у нее возникли другие тревоги.

На следующий день после Рождества Пет замерла на пороге комнаты матери, увидев, что та методично отламывает крылья у рождественского ангела из папье-маше.

– На вид ты такая милочка, – злобно бормотала она, – но я разгадала тебя. Я знаю, что ты шлюха, негодная маленькая шлюха. – Отломав крылья, Беттина начала сдирать шелковую одежду. – Шлюха, шлюха, шлюха, – твердила она, разрывая ангела и разбрасывая его части по полу.

Пет уже давно предупредили, чтобы она не плакала при матери, так как это ухудшает состояние Беттины, и она сдержала слезы. Ее охватила невыносимая безнадежность, с которой было трудно совладать.

– Мама? – Пет коснулась ее плеча.

Беттина вздрогнула так, будто обожглась, и отпрыгнула, взмахнув руками.

– Нет! Я не буду, не хочу. Убирайся. Не трогай меня.

Пет отошла.

– Все хорошо, мама. Никто больше не тронет тебя, никто не причинит тебе вреда.

Беттина металась, ее взгляд обежал маленькую комнату, словно она искала опасность.

– Нет, нет, нет, – бормотала она.

– Тише, мама, – успокаивала ее Пет. – Пойдем в постель. В спальне безопасно. Они не найдут тебя там.

Беттина позволила дочери взять себя за руку и повести в спальню. Она легла, приняла лекарство и вскоре заснула.

И только тогда Пет дала волю слезам. Она рыдала, считая, что все ее надежды рухнули.

А Беттина снова погрузилась в мрачный мир прошлого.

Пет каждый день звонила доктору Беттины в Йонкерс. Увы, он не говорил ничего утешительного. Пет уже привыкла к поражениям, но и сейчас не прекращала попыток вернуть мать к нормальной жизни.

Ее незаменимым другом стала Джесс, приехавшая в Нью-Йорк на каникулы. Эта девочка постоянно поддерживала Пет, и та впервые в жизни осознала, как плохо ей было одной. Они разговаривали часами, и Пет делилась с Джесс всем, что накипело на душе. Злостью на отца, покинувшего семью, тревогой за деда, все более дряхлевшего. Пет поняла, что настоящий друг всегда выслушает ее и не осудит, а когда нужно – даст хороший совет.

Через неделю после Рождества Пет решила ненадолго отлучиться из дома, чтобы вручить Джесс сделанный своими руками подарок – серебряные филигранные серьги. Она решилась оставить мать, поскольку та спала и скоро должен был вернуться дедушка.

Но, вернувшись, Джозеф обнаружил, что вся квартира уставлена горящими свечами. Горячий воск залил все, а кое-что и прожег. Пламя одной свечи уже подбиралось к занавеске. Посреди комнаты стояла на коленях Беттина.

– Ийс-ка-дал в ийс-ка-даш…

Это был Каддиш, иудейская молитва за мертвых. Джозеф не подозревал, что дочь знает ее. Он и сам слышал эту молитву лишь однажды, когда умер его тесть.

Тонкая грань, отделявшая Беттину от безумия, была поколеблена, и Джозеф опасался, что навсегда. Он тут же позвонил в Йонкерс, и через неделю после Нового года Беттина вернулась в больницу.

Их квартира опустела, и Джозеф сразу постарел на десять лет. Он ел, спал и работал, но не ходил в голландский клуб, не читал, не курил свою трубку, считая невозможным позволить себе даже маленькое удовольствие, когда его дочь так ужасно страдает.

Джесс вернулась домой. Она просила мать позволить ей остаться в Нью-Йорке, поскольку Пет нуждается в помощи, но Салли отказала. Джесс хотела симулировать приступ диабета, но Пет убедила ее не делать этого.

Оставшись одна, Пет старалась занять себя чем угодно, лишь бы не думать. Она училась, готовила домашние задания, вела хозяйство и каждый день ходила в мастерскую Джозефа, пытаясь создать там что-то стоящее.

Стив постоянно звонил им, но Джозеф сразу же опускал трубку. Пет тоже отказывалась разговаривать с отцом. В конце концов Стив перестал звонить, но каждые две недели присылал чек на имя Пет. Ей очень хотелось разорвать эти чеки, но врожденная практичность удержала Пет от этого.

Здравомыслящая Джесс убедила подругу изменить отношение к отцу.

– Ты несправедлива к нему, – сказала она Пет через пять месяцев после ухода Стива.

– А я и не хочу быть справедливой, – отрезала Пет, но ее голос прозвучал не слишком уверенно. Злость постепенно прошла, и она очень скучала по отцу.

– Черт побери, Пет! Я мечтала бы иметь отца, который так заботился бы обо мне, поддерживал меня, когда я болею, и рассказывал сказки со счастливым концом, если у меня появляется страх смерти… А мой только вызывает доктора и флориста и вовремя оплачивает счета.

– Он бросил меня.

– Твой отец запутался и испугался. Прошло уже столько времени. Поговори с ним начистоту.

Внезапно Пет отчетливо вспомнила ласковое лицо отца. Она насмешливо улыбнулась.

– Черт тебя побери, Уолш. Почему ты всегда права?

Стив ответил на ее звонок сразу, будто ждал возле телефона.

– О, bambina, я так рад, что ты позвонила! Я скучаю по тебе.

Слезы покатились по щекам Пет, когда она услышала любимое прозвище.

– И я, папа. И я.

– Мы можем увидеться? Мне надо о многом тебе рассказать.

– Я тоже хотела бы тебе кое о чем рассказать, папа.

Они договорились встретиться на следующий день.

Ресторан находился в неизвестном Пет районе. Старые фабрики с высокими потолками и огромными окнами превратили в жилые дома, и их заселили художники, ценившие большие и хорошо освещенные помещения. К тому же цены за аренду здесь были очень низкими. Художники называли это место Сохо по названию улицы Хьюстон-стрит.

Стив сидел в баре недалеко от двери с кружкой пива в руках. Едва Пет вошла, он стиснул ее в объятиях. Когда Стив выпустил дочь, она смеялась, хотя в глазах ее блестели слезы.

– Che bella, – протянул он. – Выглядишь замечательно.

– Ты тоже. – И действительно, высокий и красивый Стив выглядел отдохнувшим и счастливым.

– Давай пообедаем. Здесь отличные гамбургеры. Сев за стол, они заговорили о погоде, школе, экзаменах.

– Ты живешь поблизости? – спросила Пет, взяв огромный бутерброд. – Я думала, что у тебя квартира в Маленькой Италии.

– Я переехал. – Стив отодвинул кружку пива и глубоко вздохнул. – Пет, я живу не один.

– Снял квартиру вместе с приятелем?

– Вроде того. Это художник, скульптор. – Стив замялся, и Пет пристально посмотрела на него. – Ее зовут Анна. Я познакомился с ней в прачечной.

– Анна? Ты живешь с женщиной?

– Да.

Она растерялась.

– Папа, как ты мог?

– Я влюбился в нее, Пет. Ты уже взрослая и должна понять это.

Пет показалось, что ее предали. Давно ли отец знает эту женщину и любит ее? Может, и с дедушкой он начал ссориться, чтобы уйти и жить с ней? Неужели отец не помогал маме, потому что не хотел больше оставаться с ними? Пет не верила в это даже сейчас.

– Давно? – спросила она.

– Три месяца. Я познакомился с ней в феврале.

– Февраль. Ты не слишком долго страдал от одиночества.

– О чем ты?

– Ты ушел и вскоре забыл о нас, найдя замену.

– Я не бросал тебя, Пет, и никогда не сделаю этого. – Он погладил ее руку. – Ты – моя дочь, и я люблю тебя.

– А что скажешь о своей жене? Тебе полагалось бы любить и ее.

– Я любил. И я пытался… ты видела сама, Пет. Я пытался жить с твоей матерью, помогать ей.

– Плохо же ты пытался.

– Я делал все, что мог, – до тех пор, пока не понял, что моя душа умрет, если я не… вырвусь на свободу. Твоя мама считает себя русалкой. Но я просто человек.

– И ты отослал ее с глаз долой.

– Твоя мама больна уже очень давно. Я не знаю почему и не знаю, поправится ли она. Очень надеюсь на это, но не могу посвятить всю жизнь надеждам и мечтам, которые не осуществляются.

– Откуда такой эгоизм? Почему ты не продал этот дурацкий флакончик и не заплатил за хорошее лечение?

– Черт побери, это не эгоизм! – Стив хотел взять ее за руку, но она увернулась. – Пет, пожалуйста. Ты злишься и обижена, но попытайся понять.

– Тогда объясни.

– Хорошо. Все началось с твоей бабушки. Когда-то давно я потерял очень много из-за твоего дяди Витторио.

– Моего дяди?..

– Давай пройдемся, и я все расскажу тебе. – Стив бросил на стол несколько монет и повел дочь к двери.

Они медленно шли по улицам, и Стив рассказывал ей о своем прошлом. Он рассказал Пет о Витторио и о Карло Бранкузи. Образ прекрасной виллы рядом с Флоренцией, запах свечей в серебряных канделябрах, сверкающие бриллианты на шее необычайно красивой женщины. – Стив пронес эти воспоминания через всю жизнь.

– Ла Коломба, – повторила Пет, – бабушка.

Стив остановился, достал кошелек и протянул дочери старую фотографию из газеты – бледную и едва различимую, – но Пет поразила красота женщины, которая пила шампанское и улыбалась в камеру.

– Можно мне взять это?

– Я хранил фотографию для тебя.

А потом он рассказал ей о парфюмерном флаконе и о наследстве, украденном братом.

– Я сделал все, чтобы выследить Витторио. Я следил за всеми сообщениями об аукционах, читал все статьи о продаже драгоценностей. И всегда надеялся, что когда-нибудь всплывет что-то из маминой коллекции и я узнаю об этом. Но этого не случилось. Возможно, все уже распилено, разобрано и продано. Именно поэтому я занялся в Америке ювелирным бизнесом. И так встретил твоего дедушку.

– То есть если бы ты не приехал в Америку искать брата, я бы не родилась?

Стив улыбнулся и помахал рукой куда-то вдаль, за горизонт.

– Спасибо, Витторио.

Теперь Пет многое стало понятным, но не все. Почему отец сдался?

– Почему ты перестал искать, папа? Может, начнешь все снова? Я помогу тебе. Мы найдем дядю, я уверена.

– Прошло тридцать лет с тех пор, как в моих руках оказалась эта половина флакона. Когда-то я посвятил ей жизнь и чуть не потерял себя. Я сдаюсь.

– Но, папа…

– Нет, Пет. Посмотри, что этот флакон сделал с нами, со мной, с твоей матерью. Я думаю, что был прав, когда назвал его дьявольским. Мне необходимо раз и навсегда отказаться от поисков драгоценностей.

– Папа, где сейчас эта половинка флакона?

– Если я скажу тебе, что ты сделаешь с ней?

– Не знаю. Но я должна снова взглянуть на нее. Она вдохновила меня на лучшую мою работу, помнишь?

– Пожалуй, пора использовать ее для чего-то полезного. Продай ее, а на вырученные деньги помоги матери. Или заплати за свое обучение. Мне следовало продать эту реликвию много лет назад.

– Не говори так, папа, – перебила его Пет, и Стив чуть не заплакал. – Сейчас я понимаю, почему ты был не в силах расстаться с ней, даже когда мы так нуждались в деньгах для мамы. Флакон принадлежал твоей матери, и только он остался у тебя на память о ней.

– Половинка флакона там, где была последние девять лет. В ту ночь, когда ты обнаружила ее в Раффи, я спрятал флакон в пурпурную подушку, которую вышила твоя мама. Возьми ее, Пет, и сделай с ней все, что хочешь. Она твоя, твое наследство. – Стив печально улыбнулся. – Увы, это все, что ты можешь получить от меня.

– Перестань, папа. Ты дал мне гораздо больше.

– Пойдем ко мне домой, Пет, – внезапно предложил Стив. – Это недалеко, за углом. Познакомишься с Анной…

– Нет. – Та близость, которая возникла между ними в последние минуты, внезапно исчезла.

– Пожалуйста. Она понравится тебе.

– Если она любит тебя, наверное, понравится. Но пока я не готова встретиться с ней, папа.

Стив кивнул.

– Я позвоню тебе, папа. – Пет повернулась и пошла одна по улицам Сохо.

Стив смотрел ей вслед. Его дочь, которую он любил больше всех на свете, уходит от него. Но не навсегда. Она же сказала, что позвонит.

Он не потерял дочь.

Пет сидела одна в бывшей комнате родителей, разглядывая половинку прекрасного парфюмерного флакона. Образ бабушки, утраченные мечты отца. Она так и не знала, что ей делать. Продать и получить огромную сумму, как предлагал отец? Драгоценность тут же разломают, вынут камни и продадут их.

Изменят ли деньги положение мамы? Пет знала, что нет. Недавно больницу в Йонкерсе перестроили. Беттине там было хорошо. Она чувствовала себя почти счастливой от того, что вернулась «домой».

А устроит ли это будущее самой Пет? На такие деньги можно получить первоклассное образование, но она уже получила стипендию. Купить большой дом? Но им с дедушкой и здесь неплохо. У Джозефа неподалеку появились друзья. И до работы ему всего пять минут пешком.

Может, оставить флакон у себя? Перед Пет лежала фотография бабушки, и она ощущала неразрывную связь с этой давно погибшей женщиной.

– Ну, бабушка, – обратилась Пет к фотографии, – что ты думаешь? Ты ведь хотела, чтобы папа получил половину твоих драгоценностей. Должна ли я найти их для него? На это уйдет много времени. Возможно, несколько лет. Я знаю слишком мало, чтобы начать поиски.

Луч света из окна упал на фотографию Ла Коломбы, и Пет решила, что это знак свыше.

– Хорошо, – прошептала она.

Пет спрятала флакон в вышитую подушку. Она сохранит его, пока не отыщет дядю Витторио. А тогда потребует свое наследство. И ничего не расскажет дедушке.

«Прости, дедуля. Мне не хочется врать тебе, и ты по-прежнему будешь считать папу эгоистом. Но я должна так поступить. Ты не поймешь меня, но бабушка поняла бы. Моя бабушка Петра».

Глава 9

Нью-Йорк, 1970 год

– Не хочешь перекусить? – небрежно предложил Ларри Карвер – сексапильный, атлетически сложенный красавец блондин, однокурсник Пет по Нью-Йоркскому университету, где оба изучали медицину. Ларри, лучший студент на курсе, собирался по окончании учебы отправиться военным врачом во Вьетнам.

Они готовились к экзаменам и последний час провели вместе, склонившись над анатомическим атласом.

– Спасибо, Ларри, – Пет собрала книги и конспекты, – но я должна идти.

Она двинулась к двери, но Ларри загородил ей дорогу:

– Со мной что-то не так, Пет? Может, у меня перхоть или грязь под ногтями? Тебе не по душе мои шутки? Шесть месяцев я пытаюсь пригласить тебя куда-нибудь, однако слышу только одно: «Спасибо, Ларри, но…»

Пет вздохнула. Она давно предвидела этот разговор, но сейчас у нее не было ни сил, ни времени объясняться.

– Признаться, я не могу пообедать с тобой, потому что у меня назначено свидание с… другим мужчиной, который мне очень дорог.

Разочарованный Ларри отошел в сторону.

– Мне следовало догадаться. Все классные девчонки уже заняты. – Он собрал свои записи и с восхищением оглядел Пет с ног до головы. – Парню крупно повезло.

– Увидимся в среду. – Пет засмеялась и вышла.

«Я не солгала, – говорила себе Пет, перепрыгивая через ступеньки. – У меня действительно назначено свидание с отцом». Но в любом случае она отклонила бы приглашение Ларри, слишком красивого и самоуверенного. Такие мужчины, как он, всегда ожидали от нее больше, чем Пет была готова дать.

Она вообще не собиралась завязывать серьезные отношения с мужчинами. Сама мысль об этом внушала Пет отвращение. Перед ней был пример родителей, а уж их брак никак не назовешь удачным. Зная все недостатки семейной жизни, Пет не понимала, как это находят привлекательным и романтическим. Она избегала любовных увлечений, считая, что не нуждается в них. Пет казалось, что у нее есть все необходимое человеку для счастья: учеба в университете, работа, дающая независимость, и, наконец, лучшая подруга – Джесс, с которой она проводила почти каждый уик-энд.

Считалось, что девушка ее возраста (а Пет стукнуло восемнадцать) должна интересоваться сексом. Большинство ее подружек давным-давно потеряли невинность. Даже Джесс призналась, что в прошлом году ее лишил девственности Сигма Чи из Принстонского университета. На дворе стояли семидесятые, и сексуальная революция коснулась всех, кроме Пет. Она знала, что рано или поздно это произойдет и с ней, но только не сейчас.

Всякий раз, когда Пет задумывалась о том, что хорошо бы встретить какого-нибудь милого, симпатичного юношу – вроде Ларри – и сделать решительный шаг, в памяти ее всплывало ужасное воспоминание детства о мастурбирующей матери. Если к этому приводит секс, лучше умереть девственницей.

Пет встряхнула головой, чтобы избавиться от дурных мыслей. Легкий ветерок играл прядями ее густых черных волос. В этот солнечный весенний день Пет решила прогуляться пешком до Сохо. Почти год она отказывалась посетить отца и его новую подругу, Анну Яновски, но наконец решилась. За это время Пет подготовилась к встрече с женщиной, которую полюбил Стив. Пет давно уже не считала, что отец предал мать. Она понимала, что Беттина не могла быть ему женой. Пет избегала встречи с Анной, потому что ревновала отца к этой женщине и очень стыдилась такого недостойного чувства. Она поклялась преодолеть неприязнь к Анне и принять ее такой, какая она есть.

Пет пересекла Хаустон и пошла вниз по Западному Бродвею, поглядывая на витрины бутиков и подолгу задерживаясь перед ювелирными магазинами. Теперь она собиралась стать психиатром, но по-прежнему увлекалась ювелирным делом. Почти все свободное время Пет проводила в мастерской деда, перенимая опыт, экспериментируя, изучая различные виды ювелирной техники. Частенько, вместо того чтобы заниматься спряжением французских глаголов или симптомами цирроза печени, она погружалась в чтение «Шести путешествий Жана Батиста Тавернье» – трактата придворного ювелира Людовика XIV, где тот подробно описывал свои хождения за драгоценными камнями в страны Центральной и Восточной Азии. Ее привлекало и захватывало повествование об экзотических ювелирных рынках Кабула, Дели, Цейлона и Голконды. Эти рассказы пробуждали фантазию Пет, и она иногда читала целый день, забывая о реальном мире.

Внезапно Пет остановилась у магазина на Спринг-стрит, привлеченная необычайно красивым ожерельем причудливой формы из чеканного золота, усыпанным полупрозрачными кабошонами различных размеров. Здесь были фанаты, красноватые халцедоны, сердолики и лунные камни. Составленный ими узор сначала казался абстрактным, однако в нем явственно проступали то силуэты животных, то очертания диковинных цветов.

Пет замерла в немом восхищении и тут же представила себе мастера, склонившегося над рабочим столом и делающего набросок за наброском. Он, несомненно, пытался достичь совершенства, к которому стремится каждый истинный художник, и наконец нашел единственную комбинацию линий и узоров, превратившую его творение в подлинное произведение искусства.

«Я хочу испытать это чувство, хочу творить», – подумала вдруг Пет. Ее охватило безумное желание создать нечто такое же прекрасное, совершенное, уникальное и вечное.

Ладонь Анны Яновски была теплой, а рукопожатие твердым, но дружелюбным.

– Познакомьтесь, – несколько напряженно сказал Стив, – это Анна.

– Здравствуй, Пет, – улыбнулась Анна, полная, высокая, круглолицая и моложавая женщина с каштановыми волосами и смеющимися карими глазами. – Очень рада, что мы наконец встретились.

Для эмигрантки она хорошо говорила по-английски, хотя и с заметным славянским акцентом, нараспев, растягивая слова. Пет с интересом разглядывала ее. Анна показалась ей не такой красивой, как мать. Зачесанные назад волосы были стянуты на затылке резинкой. Широко посаженные глаза и выступающие скулы выдавали славянское происхождение. Пет заметила, что Анна – полная противоположность ее матери, и это, возможно, определило выбор отца. В очень привлекательной Анне были заметны внутренняя гармония и природная чувственность, а теплая, открытая улыбка сразу располагала к ней.

Мансарда, где жили Стив и Анна, отличалась от всего, что когда-либо видела Пет, и казалась не слишком пригодной для жилья. Сквозь застекленный потолок единственной огромной комнаты лился свет вечерней зари, окрашивая все в розовые, оранжевые и бледно-желтые тона. Несколько толстых чугунных колонн поддерживали потолок.

– Обед будет готов через пятнадцать минут, – сказала Анна.

– Если это можно назвать обедом, – пошутил Стив, обняв ее за плечи. – Расскажи Пет о своей теории идеальной еды.

Анна засмеялась, обнажив ровные белые зубы.

– Я ненавижу готовить. Это пустая трата времени и сил. На приготовление еды следует отводить не больше времени, чем на трапезу.

– Теперь ты понимаешь, дочка, какие нас ждут деликатесы, – с улыбкой заметил Стив.

– Да уж, – согласилась Анна. – Хотя я провела два часа в магазинах, стараясь найти лучшую копченую колбасу и маринованную сельдь. У нас будет также капустный салат, маринованные огурцы, тушеный перец и… – Она начала вытаскивать из сумки продукты. – …картофельные чипсы, свежий виноград… – Анна торжественно достала две бутылки вина, белого и красного. – …и вино! Посмеешь ли ты теперь, Стефан, сказать мне, что я потрудилась меньше, чем какой-нибудь шеф-повар?

– Никогда, mia сага. – Стив поцеловал ее в голову. – А теперь иди на кухню и заверши свою работу. Колбасу-то ты точно нарежешь без посторонней помощи.

– О да! – смеясь, воскликнула Анна. – Это удается мне лучше всего. Как и тебе, – добавила она, возвращая Стиву поцелуй.

Пет удивленно наблюдала за отцом. Она никогда не видела его таким раскованным и непосредственным. Несомненно, он и Анна питали друг к другу любовь и доверие, поэтому были счастливы.

От Пет не укрылось и то, что за этот год отец стал выглядеть моложе, чаще смеялся и бросил курить. К тому же он нашел интересную работу, став редактором и репортером в нью-йоркском бюро одной крупной итальянской газеты.

Пет искренне радовалась, что после стольких тяжелых лет отец наконец обрел покой и умиротворенность.

– Стефан, может, прогуляешься с Пет, пока я буду хозяйничать? – предложила Анна.

– Я должен закончить кое-какие переводы до обеда. Пет, а ты, пожалуйста, помоги Анне. Ее нельзя оставлять на кухне без присмотра.

Стив скрылся за перегородкой, отделявшей рабочий кабинет от гостиной.

Пет обрадовалась возможности побыть наедине с Анной и быстро прошла в кухню, отгороженную небольшой деревянной стойкой. Сверкающая на полках кухонная утварь выглядела так, словно ею никогда не пользовались. С потолочных балок свешивались пучки сушеных трав и цветов.

– Симпатично, правда? – спросила Анна. – Подруга помогла мне купить все эти веши, надеясь, что это введет кого-то в заблуждение. – Анна подмигнула Пет. – Мне удавалось обманывать твоего отца ровно одну неделю. Он думал, что я сама готовлю борщ и картофельный салат! – Она залилась искренним смехом.

– Папа не похож на голодающего, – заметила Пет, нарезая спелый помидор.

– Нет, конечно, нет! Я хорошо кормлю его. Только сейчас он уже знает, что все это покупается в ближайшем супермаркете.

– Ты давно приехала из Польши?

– Пять лет назад. Хотя по моему произношению не скажешь, что я прожила здесь больше пяти месяцев! Английский язык такой трудный.

– Ты отлично говоришь, – заверила ее Пет. – А почему ты уехала?

– Я художница. Быть художником в Польше очень трудно, особенно если не хочешь заниматься партийным искусством. Там невозможно дышать. Главное условие творчества – чтобы душа, ум и сердце были свободны. —

Анна снова засмеялась, и Пет подумала, что целую вечность не слышала такого радостного смеха.

– Наверное, замечательно – быть творцом. – Пет вспомнила ювелирный шедевр, который видела по дороге сюда. – Создавать прекрасное и знать, что кто-то это оценит.

– Да-да! Именно так, Пет. Это то, ради чего я работаю в студии. Мне хочется поделиться с другими своим ощущением красоты. – Анна возбужденно жестикулировала, и огромный нож в ее руке описывал широкие круги в воздухе. – Это великолепно, когда кто-то совсем посторонний и беспристрастный отдаст должное твоей работе. О! В такие мгновения я понимаю, что не зря живу на свете.

– Мне хотелось бы посмотреть твои работы.

– Конечно. Приходи в мою студию.

Прежде чем накрывать на стол, Анна взглянула на Пет:

– Можно я тебе кое-что скажу?

– Да.

– Я люблю Стефана и знаю, что он тоже меня любит. Мы подходим друг другу. Но я не пытаюсь занять место твоей, матери, Пет. И никогда не попытаюсь.

– Теперь я понимаю это.

– Надеюсь, мы подружимся, Пет. Ведь хорошо быть друзьями, правда?

– Да, Я бы тоже этого хотела.

– Вот и прекрасно.

Анна положила нож и заключила девушку в объятия.

– Пора начинать пиршество! – крикнула она Стиву, и все трое сели за стол.

Это была веселая, оживленная трапеза. Пет снова и снова поражалась тому, какой идеальной парой оказались Анна и ее отец.

Чувствуя себя здесь приятно и свободно, Пет пожалела о том, что так долго откладывала этот визит. Отец заслужил счастье, и она очень радовалась за него.

Но тут же Пет вспомнила мать, и ей стало больно от того, что Бог не послал такой же любви Беттине.

Пет вернулась домой совсем поздно. Джозеф дремал над книгой. Он всегда ждал ее возвращения, хотя не всякий раз дожидался.

– Где ты была так поздно, детка? – спросил старик, потягиваясь.

– Просто гуляла, дедуля, – ответила Пет, но внезапно решила сказать деду, что любит отца и не хочет вычеркивать его из своей жизни. – Я обедала с папой и его подругой.

Сонливость Джозефа как рукой сняло. Он побагровел.

– Ты… ты виделась с этим ублюдком? Пет, почему… почему ты так поступила? Как ты могла предать свою мать?

– Успокойся, пожалуйста, дедушка.

– Нет. Я…

– Пожалуйста. Прошу тебя, выслушай меня.

Даже спустя столько лет ненависть Джозефа к зятю не утихла, но любовь к внучке была сильнее этой ненависти. Он затих.

Пет рассказала ему об Анне и о том, как счастлив ее отец с этой женщиной.

– Он заслужил счастье, дед. И это не причиняет маме боли. Она сейчас совсем в другом мире.

– Я знаю, – вздохнул Джозеф. – Но раз уж мы не способны помочь ей, то должны хотя бы уважать ее чувства.

– Мы можем только любить ее, дедуля. И мы никогда не перестанем любить маму.

– Никогда.

Поняв, что дед больше не сердится, Пет пошла в свою спальню и принесла оттуда заветную половинку флакона для духов.

Сначала девушке показалось, что Джозеф выхватит у нее флакон и вышвырнет в окно.

– Посмотри на эту вещь, – дрожащим голосом сказал он. – Ты знаешь, что она могла спасти твою мать.