4

— Марджори! — вскричала глубоко шокированная миссис Кэмли. В ужасе от наглости своей компаньонки она даже поднялась со своего ложа страдании и подошла к мистеру Раштону. — Вы забываетесь! Пока вы служите здесь, я вправе ожидать, что вы станете обращаться с дорогим мистером Раштоном как можно вежливее. Насколько мне известно, это вполне вам по силам. Его благородное происхождение, безупречные манеры и место в обществе, принадлежащее ему по праву, должны внушать уважение, особенно тем, кто, подобно вам, находится в незавидных обстоятельствах. Немедленно извинитесь!

Марджори решила сделать шутливый реверанс и заявить, что, поскольку она больше не находится под великодушным покровительством миссис Кэмли, она как-то не чувствует себя обязанной потворствовать тщеславию этого надутого джентльмена, но мистер Раштон ее опередил.

Он повелительно поднял руку, прерывая пылкую речь миссис Кэмли. Этот жест так испугал почтенную даму, что она отступила на шаг. Марджори ожидала очередного взрыва, но вместо этого его голос вдруг зазвучал необычайно кротко.

— Это я должен просить прощения у вас, мисс Чалкот. Вполне возможно, я действительно ошибся.

Как вы совершенно точно заметили, я незнаком с вашей сестрой. Возможно, мне и в самом деле неизвестны все обстоятельства этого дела. Если, защищая Сомерсби, я вам показался излишне резким, это лишь потому, что его титул, богатство и непомерное, на мой взгляд, добродушие, сделали его целью преследований, которые должны внушать крайнее отвращение всем умным, порядочным людям. В таком случае окажите мне честь и представьте мне мисс Дафну. Может быть, в таком случае все мои опасения будут рассеяны.

Марджи не знала, что и думать об этом неожиданном приступе вежливости. Это не укладывалось в ее представление о Раштоне. Она посмотрела на него с удивлением и некоторым подозрением.

Он улыбнулся так, будто все им сказанное было совершенно искренним. От этой улыбки Марджори испытала неприятное чувство, и ее сердце забилось немного сильнее. Либо ее мнение об этом человеке ошибочно, либо он вел себя столь очаровательно, лишь преследуя собственные цели? Она вовсе не ожидала, что он уступит хоть в чем-нибудь, тем более в самом важном вопросе.

Марджори медленно присела в реверансе и с достоинством ответила:

— Если это вам доставит удовольствие, мистер Раштон. Я буду счастлива и сочту за честь представить вас моей сестре.

Как раз в это самое время Дафна Чалкот сжала руку лорда Сомерсби в своих ладонях.

— Как глупо! — воскликнула она. Ее огромные голубые глаза сияли от счастья. — Конечно, ты меня достоин. Как ты можешь так говорить. Ты самый добрый, сердечный, внимательный человек из всех, кого я знаю. — Она отвела взгляд от его лица, выражающего безмерное обожание, и сморщила нос. — Впрочем, я была знакома с сыном садовника. Он был очень мил! Представь, летом он каждый день приносил мне розу. Он карабкался по водосточной трубе и оставлял цветок на моем подоконнике, конечно, если не было дождя. Мама всегда так на него сердилась. Право же, не понимаю почему. Хотя, он ведь крал эти розы из ее сада! Но что касается тебя, Coмер… то есть Эван. Послушай, ты уверен, что я могу так фамильярно к тебе обращаться?

— О да, — восторженно вздохнул его светлость, нежно глядя Дафне в глаза. — Я думаю, что умру, если ты не станешь звать меня Эван. Я просто мечтаю услышать мое имя из твоих уст…

Дафна рассмеялась.

— Я встретила-то тебя всего две недели назад, глупый. Мы знаем друг друга несколько дней!

— Для меня это все равно что годы, — ответил без памяти влюбленный Сомерсби.

Дафна покрепче прижалась к нему и вздохнула.

— Знаешь, я тоже так думаю. Я чувствую, что всю жизнь была с тобой знакома!

— Дафна! — воскликнул он, обнимая ее.

— О, Эван!

Лорд Сомерсби не нуждался в особом приглашении, чтобы поцеловать Дафну. Она весьма охотно ответила на поцелуй.

Дафна привыкла довольно свободно вести себя с джентльменами, а те в свою очередь были очень добры к ней. Просто поразительно, как много в мире добрых джентльменов. Ведь только за последние несколько месяцев ее целовали не меньше дюжины раз! Совершенно замечательно. Ей это, несомненно, нравилось! Конечно, Марджи могла этого не одобрить. Но Эван еще крепче сжал Дафну в объятиях, и она подумала, что одними из самых приятных в ее жизни были моменты, когда мужчины подобным образом проявляли свою доброту. Она переставала чувствовать себя одинокой, находясь в нежных мужских объятиях. Кроме того, нельзя же слушать только Марджи. Вот например, сыновья прошлых хозяев, близнецы, сказали ей, что отвечать на их поцелуи — ее долг! Ричард или Роберт? Она никогда не могла отличить их друг от друга — в общем, кто-то из них довольно строгим тоном поставил ее в известность, что от любой прелестницы, одаренной столь изысканной красотой, мужчина вправе потребовать хотя бы один поцелуй. Она была так очарована этими великовозрастными шалунами, что наградила каждого из них двумя поцелуями за их восхитительные манеры!

Конечно, ей очень не повезло, что все это увидела их мать. Дафна не была в этом полностью уверена, но ей казалось, что именно из-за этой истории ее светлость так поспешно уволила ее, а следовательно, и Марджи. Дафна простодушно рассказала все своей сестре и спросила: «Неужели ее светлость могла рассердиться, увидев, что Ричард и Роберт меня целовали?» Марджи почему-то закрыла лицо уже промокшим носовым платком и ничего не ответила. Дафна вовсе не хотела огорчать сестру, но никак не могла понять, почему сестра пролила так много слез. Разве кому-нибудь может быть не понятно, что Ричард и Роберт были необыкновенно милы?! И что же — отказать таким добрым, чудным молодым людям. Положительно невозможно!

Однако на следующий день Марджори чуть ли не целый час говорила ей о необходимости быть более осмотрительной. Дафна внимательно ее выслушала и с этого момента больше никогда не целовала джентльмена, если его мать могла это увидеть!

Сейчас Дафна позволила Эвану нежно ее поцеловать, потому что они находились в уютной библиотеке, далеко от бдительного взгляда миссис Кэмли. Она, конечно, не была матерью виконта, но, поскольку она опекала Сомерсби, Дафна чувствовала, что миссис Кэмли может оказаться недовольной. Бедная глупышка так гордилась тем, что наконец-то стала осмотрительной. Она думала, что Марджи ужасно порадовалась бы ее успехам. Дафна знала, что сестра намного умнее ее. Но если у нее было достаточно времени, то Дафна могла многое понять. Ну вот выучила же она наконец азбуку!

Марджори, слегка приподняв юбки, стала подниматься по лестнице. Миссис Кэмли и мистер Раштон шли следом. Дворецкий Бэнуэлл сообщил ей, что мисс Дафна, вероятно, находится в библиотеке. Он как-то странно покашлял, переводя взгляд с миссис Кэмли на мистера Раштона, открыл было рот, чтобы что-то сказать, и снова его закрыл. После этого выражение его лица стало каменным. «Интересно, — подумала она, — что такое хотел сказать Бэнуэлл и почему передумал? Неужели лорд Сомерсби тоже там? Даже если и так, что в этом плохого? Ведь дети, без сомнения, толклись около Дафны, болтая друг с другом самым невинным образом. Марджи посмотрела вниз на большие часы, которые висели на стене напротив лестницы. На них было без пяти три. В этот момент Дафна должна была заниматься с девочками рисованием в особой комнате, отведенной для занятий. Но ведь нет никакой разницы, обучать своих подопечных там или в библиотеке. Миссис Кэмли может только радоваться тому, что Дафна находит такое прекрасное применение весьма внушительной коллекции книг, которую мистер Кэмли приобрел за последние пятнадцать лет.

Несколько рассеяв свои сомнения, Марджи подняла голову и, уже не хмурясь, преодолела оставшуюся часть лестницы. Ей так хотелось надеяться на лучшее. Нужно всего лишь убедить мистера Раштона в том, что Дафна не представляет собой ни малейшей угрозы. Он может быть совершенно спокоен за сердце или титул своего драгоценного лорда Сомерсби. Тогда, конечно, миссис Кэмли смягчится и позволит им обеим остаться. Ясно, что в этой ситуации она охотно последует примеру Раштона.

Но как только они поднялись по лестнице, появились три светловолосые юные девицы в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Они явно шли из комнаты для занятий. Миссис Кэмли сейчас же их остановила и велела сделать мистеру Раштону как можно более изысканные реверансы. Старшая, зардевшись, сказала, что Дафна примерно пятнадцать минут назад отправилась в библиотеку, чтобы взять книги для их дневных занятий.

Марджори поймала обеспокоенный взгляд Джудит, объяснявшейся с матерью, с ужасом отметила, что Амелия кусает губы и в растерянности смотрит себе под ноги, и уже в полном смятении поняла, что даже юная Касс и отводит взгляд явно с виноватым видом.

Марджори чуть не упала в обморок. Опять! Опять! Все ее худшие ожидания оправдываются. Она быстро пошла к библиотеке. Настойчивый шепот девочек у нее за спиной только подгонял ее.

— Ах, она не должна была уходить! — Джудит чуть не плакала.

— Это все виноват лорд Сомерсби, — сердито добавила Амелия. — Он вечно ходит за ней следом!

Кэсси фыркнула, по малолетству не улавливая общего напряжения.

— У него такой глупый вид. Смотрит на нее с таким выражением, как будто у него живот болит.

Марджори подошла к двери библиотеки. Ее единственным желанием было узнать всю правду. Она распахнула дверь, резко дернув ручку.

Перед нею предстало воплощение кошмарного сна. Сомерсби крепко сжимал Дафну в страстных объятиях. Дневной свет весело играл в ее белокурых волосах. Вполне возможно, это было бы трогательной, очаровательной сценой, если бы не являлось подтверждением ужасного мнения мистера Раштона о намерениях Дафны.

Марджори отвернулась и посмотрела на миссис Кэмли и мистера Раштона. Мелькнули испуганные лица юных девиц. Она почувствовала, что ее душат слезы. Только минуту спустя она смогла чуть слышно прошептать:

— Я немедленно увезу мою сестру из вашего дома. Приношу вам свои извинения. Самые глубокие извинения. Я и понятия не имела. Я могу только сожалеть, что… — она не смогла закончить фразу. Безнадежное уныние охватило ее.

Марджи не стала смотреть, как торжествует мистер Раштон, и, проскользнув мимо, поспешила к своей комнате на втором этаже.

5

— Пожалуйста, перестань плакать, Дафна, — кротко сказала Марджори, крепко обнимая сестру за плечи. Они сидели в скрипучем ландо миссис Кэмли, которому явно не хватало пружин. Экипаж сильно покачивало из стороны в сторону. — Думаю, я просто плохо объяснила тебе, почему нельзя целовать каждого джентльмена, который тебе нравится. Дафна фыркнула и подняла голову.

— Я вовсе не целую каждого джентльмена, который мне нравится. Мне вовсе не нравился круглолицый мистер Ротем. Помнишь его? У него больше прыщей на лице, чем… чем косточек в винной ягоде!

Марджори посмотрела на ее заплаканное лицо и, вздохнув, спросила:

— Тогда почему же ты его целовала?

— Потому что Ричард сказал, что это мой долг.

— Ричард? — спросила Марджори. — Ты имеешь в виду одного из близнецов.

— Вот именно. Он сказал, что, раз Венера столь щедро одарила меня, я просто обязана делиться ее дарами с ним, Робертом и любым другим мужчиной, который попросит меня его поцеловать. И знаешь, Роберта целовать было приятнее, чем Ричарда. С другой стороны, Ричард всегда так смешил меня. Я скучаю по ним, Марджи! Очень, очень скучаю!

Марджори схватила сестру за плечи и сильно встряхнула.

— А теперь послушай меня, несчастная глупышка. Ричард сказал это потому, что хотел тебя поцеловать! Разве ты не понимаешь?

Судя по виду Дафны, она напряженно обдумывала слова Марджори, пытаясь понять, что та имела в виду.

— Что же, я никого не должна целовать? — изумилась она. Ее голубые глаза вспыхнули. Марджори, вздохнув, покачала головой.

— Нет, дорогая. Ты можешь поцеловать только мужчину, который станет твоим мужем.

— Так откуда же я узнаю, станет ли этот мужчина моим мужем? — спросила Дафна в полном недоумении.

Марджори застонала.

— Милая, если мужчина просит тебя выйти за него замуж, из этого следует, что он хочет стать твоим мужем. Если ты согласна, то вполне прилично разрешить ему поцеловать тебя раз или два перед свадьбой. Если мужчина не просил тебя выйти за него замуж, тогда ты не должна целовать его. Это же так просто.

— Тебя когда-нибудь целовали? — спросила Дафна.

Этот вопрос застал Марджи врасплох, вызвав в ее памяти образ, который она надеялась больше никогда не вспоминать. У нее вдруг ослабели ноги и все как-то поплыло перед глазами. Целовали ли ее когда-нибудь? Еще как! Хотя, конечно, этот мистер Раштон поступил совершенно беспардонно. Непонятно, почему это вызвало у нее бурю таких чувств! О, но она вовсе не хотела думать о мистере Раштоне. Когда она застала Дафну в крепких объятиях лорда Сомерсби, то почувствовала себя настолько униженной, что теперь любое воспоминание о Раштоне вызывало густой румянец на ее щеках. Ее единственным утешением, хотя и незначительным, оставалось сознание того, что больше ей не придется встречаться ни с Сомерсби, ни с Раштоном.

О да, ее действительно целовали!

Она взглянула на Дафну, раздумывая, говорить ли ей правду. Бедная Дафна! Что с ней поделаешь?

Дафна могла не понимать самых простых вещей. Могла вытворять по доброте душевной бог знает что с точки зрения строгой морали. Но она воистину была самым изящным созданием на свете. Она словно фея, задержавшаяся на земле с тех сказочных времен, когда их можно было встретить где угодно. Ее голубые глаза сияли живым блеском, белокурые волосы обрамляли лицо подобно золотому нимбу. Зубы ее были такими белыми, ровными и совершенными, что просто не верилось. Нежнейшие розовые лепестки губ и лицо в форме сердечка, как на картинке. Неудивительно, что Ричард решил хитростью добиться от нее поцелуя! Ах, все норовили воспользоваться ее простодушием и неизменно добрым сердцем. Не имело значения, сколь милыми или сколь злобными были ее маленькие воспитанники, они все без исключения безумно ее любили! Ее ни разу не уволили по желанию детей. Вот и теперь, когда Дафна уезжала, все три хорошенькие девочки миссис Кэмли окружили ее, проливая слезы, стеная, ругая друг друга за то, что не защитили свою воспитательницу от злосчастных ухаживаний лорда Сомерсби. Они цеплялись за нее до тех пор, пока даже миссис Кэмли не захлюпала носом, держа носовой платок, и не попросила одну из горничных принести ее флакон с нюхательной солью.

Что было делать Марджори с таким безнадежно пустоголовым, но великодушным существом?

— Нет, — ответила она наконец на вопрос, заданный Дафной, без колебаний прибегая ко лжи. — Меня никогда не целовали. — Она была твердо убеждена, что не сможет объяснить Дафне, при каких обстоятельствах ее целовали. Пожалуй, эта история приведет в совершенное замешательство ее дорогую сестру с птичьими мозгами.

— Это может быть замечательно, — мечтательно вздохнула Дафна. Затем ее прекрасное лицо помрачнело:

— Мне только жаль, что я не знала, что не обязана целовать мистера Ротема. Видишь ли, он такой слюнявый. Я с трудом это вынесла!

Марджори посмеялась бы над признанием своей сестры, если бы это не заставило ее вспомнить то неприятное положение, в котором они очутились по вине Дафны. Неожиданно Марджори ощутила на своих плечах всю тяжесть мира. Безнадежная ограниченность сестры привела ее в отчаяние, которого она не испытывала со дня смерти родителей. Она была совершенно обескуражена и не имела ни малейшего представления о том, что же ей дальше делать, куда идти, какие планы строить на их совместное будущее.

Мистер Раштон был встревожен. Он сидел напротив своего подопечного, всего на тринадцать лет моложе его самого — но с таким же успехом это могла быть и сотня лет! — и не знал, что сказать. Раньше он никогда не видел, чтобы Сомерсби с таким упрямством сжимал зубы. Разговор с самого начала не клеился.

Сомерсби был влюблен в мисс Дафну, а она в него, во всяком случае, он так утверждал. Если бы Раштон не поспел вовремя, его обезумевший подопечный сделал бы предложение этой обедневшей тупоголовой гувернантке! Почему Раштон все время мешает ему? Разве опекун не желает ему счастья? Разве Раштону наплевать на его чувства? Разве ему не кажется, что платье Дафны точь-в-точь такого же цвета, как ее глаза? Разве он не думает, что она будет прекрасно смотреться в большой гостиной Сомерсби-Холла? Хорошо бы иметь миниатюру с ее портретом и, может быть, набор пуговиц с ее изображением для нового жилета. С этой работой прекрасно справится Уэстон, или лучше обратиться к Шульцу? Что он думает по этому поводу?

Раштон чувствовал себя так, как будто сходит с ума! Он поднялся, отодвинув отполированный стул цвета меди, на котором сидел, выслушивая эту бестолковую тираду, и быстрым шагом направился через всю библиотеку к окну. Он немного полюбовался очаровательным видом, которыми так славятся поместья Глостершир. Стоял июнь. Лондонским беглецам, отдыхавшим от насыщенного светского сезона, было еще рано возвращаться в Бат.

Под окнами библиотеки миссис Кэмли цвели розы всех оттенков, нежно благоухали пионы и левкои. Яркие купы высоких наперстянок были прихотливо разбросаны на стриженом газоне, чередуясь с изысканными кустиками аквилегий. Обширная лужайка доходила до опушки букового леса, тоже принадлежавшего поместью. Над буками, трепетавшими листвой на свежем ветру, синело ясное небо. Что за прекрасный день!

Что за нелепый день! Что за странный день!

Мысли Грегори Раштона блуждали. Внезапно вспомнилась его первая встреча с Марджори Чалкот. Казалось, что красота этого весеннего дня проникла сквозь оконные стекла и завладела его сердцем. Он прижал руку к груди, вспоминая, как крепко держал в объятиях Марджори. Ее губы были сладкими, как медовое пирожное. Он всего лишь хотел наказать ее за грубость. Действительно, что за манера обвинять его в слишком быстрой езде?! Но спустя миг его мысли занимало только стремление заставить эту молодую несговорчивую нахалку наслаждаться его объятиями.

И она ими наслаждалась. Раштон в этом ни секунды не сомневался. Она так восхитительно прижималась к нему всем телом, ее губы отвечали ему на его поцелуй, как он мог только пожелать, а мягкий, еле слышный стон, изданный ею, вызвал в нем желание не выпускать ее из своих объятий никогда. Он Даже не знал тогда имени этой девушки. Право же, поведение, не свойственное зрелому солидному человеку, каким считал себя достопочтенный мистер Грегори Раштон.

Он вдруг пожалел о том, что Сомерсби обнаружили в тот момент, когда он целовал Дафну. Не случись этого, без сомнения, удалось бы убедить миссис Кэмли не увольнять ее восхитительную компаньонку. Пришлось бы, конечно, просить и за эту безнадежную гувернантку, но дело того стоило. Живя здесь, он вполне мог бы сорвать не один поцелуй с губ Марджори.

Но Сомерсби в очередной раз подвел его, а потому ничего другого не оставалось, кроме как везти своего подопечного обратно в Бат. Там будет легче охранять любвеобильного пэра от охотниц за деньгами и титулами.

Раштон оглянулся. Его светлость, лорд Сомерсби, двадцати двух лет от роду, сидел, выпрямившись и явно нервничая, в напряженной позе, даже не желая откинуться на удобные подушки. Он выглядел как школьник, которого вот-вот исключат за какую-нибудь ужасную выходку. Он уставился в пол и растерянно теребил смятый носовой платок.

— Послушай, Сомерсби, — заговорил Раштон тихим голосом. — Ты должен признать, что, какой бы хорошенькой ни была Дафна Чалкот — я даже готов признать ее красавицей, — она не может стать твоей женой из-за своего ограниченного рассудка, положения в обществе и отсутствия денег.

— Она была очень добра ко мне, — пробормотал в ответ Сомерсби, яростно накручивая свой батистовый платок на палец. — Думаю, что среди моих знакомых очень мало добрых людей. По крайней мере, мне кажется, ты успешно спроваживаешь всех, кто имеет несчастье мне понравиться.

В его голосе звучала горечь.

Раштону очень захотелось взять бронзовый бюст Шекспира, стоявший совсем рядом на столе вишневого дерева, и запустить им в тупую башку Сомерсби. Пожалуй, на этой голове и царапины не останется. Скорее пострадает от этого Шекспир!

Обычно молодой виконт не выводил своего опекуна из себя до такой степени. Но в последнее время — после того как в течение месяца в Лондоне в начале сезона Раштон твердо положил конец минимум трем совершенно неподходящим романам лорда, отношения их изменились. Третья романтическая история едва не закончилась бегством влюбленных, и виконт был в ярости, насколько он вообще был способен на такие чувства. Раштон устал следить за любовными похождениями своего подопечного. Неплохо было бы найти Сомерсби любовницу, может быть, тогда этот неуемный юноша несколько охладит свой пыл. Но мысль о том, что его дурень кузен недолго думая женится, приводила Раштона в ужас! Об этом не могло быть и речи!

Сомерсби жил в городе немногим больше года. Круг его друзей был строго ограничен возможностями его нетребовательного мозга, а его интересы почти полностью поглощали любовные интриги.

В отчаянии Раштон вздохнул и решил сменить тему.

— Надеюсь, тебя встретят с еще большей добротой в Бате, куда я собираюсь тебя отвезти. Мисс Притчард сообщила мне…

— Оливия? — спросил виконт, испуганно хмурясь.

Раштон слегка улыбнулся, сложив руки за спиной и пытаясь остаться спокойным.

— Да, Оливия Притчард…

— Мне она вовсе не нравится. Назвала меня болваном. Пусть даже и так, но она не имела права так говорить в присутствии твоей матери и… миссис Вэнстроу. У мисс Притчард отвратительный характер. Наверное, потому ты так и не сделал ей предложения!

Раштон почувствовал холодную ярость. Это еще что такое?! Во-первых, откуда Сомерсби было известно о его былых намерениях в отношении мисс Притчард? Во-вторых, совершенно удивительно, что Сомерсби оказался способен делать логические выводы — надо признать, довольно точные. О, Раштону совсем не понравилось бестактное напоминание о том, как он сам едва не попросил руки мисс Притчард. Она была очень элегантной молодой женщиной, но в последний момент он понял, что светская красавица поощряла его ухаживания, лишь преследуя собственные цели, не имеющие ничего общего с искренними чувствами. Хуже всего было то, что он и впрямь вообразил себя влюбленным. После он стал частенько сомневаться, а много ли он понимает в любви. Единственным утешением после неудачного романа оказалось то, что в его характере появилось хладнокровие, неожиданно произведшее впечатление на мисс Притчард. Манеры ее заметно смягчились, и теперь в отношении его она выказывала благосклонную почтительность, чего раньше не наблюдалось. Иногда он ловил себя на тщеславных мыслях, что после стольких лет она все еще надеется. Ему было жаль, если так. Он, безусловно, считался с ее мнением, но любовь к ней утратил навеки.

Не желая обсуждать свою былую привязанность к мисс Притчард, Раштон завел разговор об отношении к ней Сомерсби.

— Не могу себе представить, чтобы мисс Притчард назвала тебя болваном! Должно быть, ты не правильно ее понял. Я давно с ней знаком и никогда не слышал от нее таких грубых высказываний.

— Разумеется, тебе она не посмела бы такое сказать. Все еще надеется выйти за тебя замуж. Раштон, я бы не хотел, чтобы ты на ней женился. Она похожа на ведьму. Ястребиный нос и холодные зеленые вытаращенные глаза. Я чувствую — она жестокая, эгоистичная… и… и…

— И ты очень ошибаешься.

— А ты видишь только то, что тебе нравится!

Раштона поразило необычное неистовство, прозвучавшее в тоне Сомерсби. Он почувствовал себя неловко. Неужели Сомербси сказал правду, глубоко скрытую?

— Я вижу только то, что мне нравится? Неужели ты считаешь, что я слеп по отношению к достоинствам и недостаткам окружающих?

— Да, — резко заявил виконт. — Если бы это было не так, ты бы сразу понял, что Дафна — на редкость добра и великодушна. А мисс Притчард со всеми ее локонами, жеманными манерами и обмахиванием веером с видом наследной принцессы просто злобное, себялюбивое существо. И лицо у нее лошадиное, — неожиданно добавил Сомерсби.