26

Через два дня Марджори разглаживала юбку платья для прогулок из тех самых ситцевых вишен и легкого тюля. Это творение превзошло все ее ожидания. Даже швеи были в восхищении. А этих дам так просто не проймешь.

Она позвала тетю и Дафну, чтобы те тоже взглянули. Дафна закрыла руками глаза тети и неуклюже вела ее к маленькой столовой. Когда она убрала руки и миссис Вэнстроу увидела то, что было перед ней, она несколько раз мигнула и начала восклицать:

— Ах, батюшки! Ах, подумать только! Прелесть! Но ты уверена, что в нем не будет выглядеть хуже моя… моя талия?! Ах, как мне это нравится! — Она подошла к платью и дотронулась до тюля, на котором Уинифред осторожно делала стежки. — Великолепно, — выдохнула она и снова заахала от удивления. — Ах, моя дорогая Марджори! Ты просто находка! Дитя мое, дитя мое… — Ее восторги продолжались, пока не позвали горничную, чтобы та осторожно унесла платье наверх, где миссис Вэнстроу собиралась его надеть, чтобы решить, какие драгоценности лучше всего подойдут к вишням и золотым полоскам. Заодно следовало подумать, надо ли ей покупать новую шляпку или лучше Марджори перешьет старую, украсив ее несколькими красными атласными ленточками.

— Я только что вспомнила! — заявила тетя перед тем, как выйти из маленькой столовой. — У меня есть несколько искусственных вишенок, которые я носила лет двадцать назад. Они в прекрасном состоянии. Какая я умница, что их не выбросила!

За миссис Вэнстроу закрылась дверь, и Дафна с улыбкой повернулась к сестре:

— Ты сделала ее очень счастливой, Марджи! Не могу поверить, что ты так легко придумываешь все эти платья. Я имею в виду, что ты, конечно, рисуешь красивые картинки и много времени проводишь в магазинах, но это все так просто для тебя. А у меня болит голова, даже когда я раскладываю выкройки!

— А тебе, Дафна, кажется, так легко собрать вокруг себя дюжину друзей. Мне не так повезло. Я наблюдала за тобой вечером в воскресенье. Ты так весело смеялась. Ты здесь счастлива, не так ли?

— Ты и представить себе не можешь, — ответила Дафна, ее большие голубые глаза вдруг наполнились слезами.

Марджори тут же подошла к ней, обняла ее и попросила сесть в кресло у камина.

— Я так рада! — воскликнула она, усаживаясь рядом со своей сестрой и взяв Дафну за руки. — Я так тревожилась за тебя все эти годы. Хотя я знала, что ты любишь детей, с которыми тебе доводилось работать, я знала, что ты несчастна.

— Я была несчастна, — сказала Дафна. — Но я не думала, что ты это знаешь. Я старалась быть довольной, но мне было так тяжело учить буквы.

— Знаю, знаю. Но все это теперь позади! А здесь, в Бате, все как будто складывается чудесно, не так ли?

— Да! О да, — выдохнула Дафна.

Марджори посмотрела в ликующие глаза сестры и, поняла, что настало время заговорить с ней о сэре Литон-Джонсе. Она начала:

— Теперь меня заботит лишь одна вещь, Дафна.

Дафна живо кивнула несколько раз, все еще улыбаясь.

— Я, разумеется, говорю о твоем будущем. — На прекрасном лице Дафны несколько поубавилось жизнерадостности. Марджори продолжала:

— У меня есть основания верить, что в тебя уже успел влюбиться один знакомый джентльмен.

Дафна расстроилась еще больше.

— Я уверена, что при малейшем усилии — всего лишь намек, что тебе приятны его ухаживания — ты сможешь выйти за него замуж.

— Кто он? — сердито спросила Дафна. Ее счастливое выражение сменилось хмурой встревоженностью. — Не могу понять, о ком ты говоришь. Майор Хит потерял голову от любви к Мэри, а мистер Раштон явно предпочитает твое общество. Эв… то есть лорд Сомерсби… думаю, его и упоминать не надо. Мне приходит в голову только сэр Литон-Джонс, а он, может, скорее влюблен в тебя.

Марджори покачала головой.

— Нет, моя дорогая. Здесь ты ошибаешься. Я почти уверена, что он вот-вот сделает тебе предложение.

Ему нужно лишь небольшое поощрение и… В чем дело, дорогая? Почему ты повесила голову?

— Я… — шепотом начала Дафна. Она отняла свои руки у Марджори и прижала их к щекам, видимо, не в состоянии продолжать.

— Разве тебе не нравится сэр Литон-Джонс? Я думала… то есть, когда мы на днях разговаривали о нем, ты с таким жаром его хвалила.

— Да, да. Но это потому, что я думала… — Дафна подняла взгляд, в ее больших голубых глазах стояли слезы. — Марджори, разве ты сама не влюблена в него? Когда ты спросила меня, что я о нем думаю, я решила, что это потому, что ты влюбилась в сэра Литон-Джонса, собираешься за него выйти и хочешь узнать, нравится ли мне этот брак.

— Я? — вскричала потрясенная Марджори. — Нет, конечно же, нет. Он приятный джентльмен, но я не намерена выходить за него, да и за кого бы то ни было, если на то пошло. Я старалась только для тебя. Неужели ты не поняла, что я поощряла его, чтобы ты смогла понять, каким замечательным мужем он тебе будет?

Она встала и подошла к камину. На каминной полке лежал акварельный набросок белого атласного платья, которое, как надеялась Марджори, Дафна наденет на свадьбу.

При виде его ее мысли начали путаться. Что, Дафна так и не выйдет замуж? О, об этом не следовало даже думать. И все же как произошло это злосчастное непонимание?! Разве Дафна не отзывалась тепло о сэре Литон-Джонсе?

Убежденная, что чувства баронета имели отношение именно к Дафне, Марджори вернулась к креслу, в котором сидела ее сестра, и встала у нее за спиной. Легко коснувшись мягкой бархатной ткани, Марджори тихо заговорила.

— Дафна, я не могу понять, с чего ты взяла, что сэр Литон-Джонс влюблен в меня или что я влюблена в него. Уверяю тебя, это очень далеко от правды. Да если бы ты только знала, как часто он говорит о тебе, я убеждена, что ты бы не усомнилась в его чувствах! Теперь, когда я тебе это объяснила, я хочу, чтобы ты поняла, насколько сильно я уверена в том, что именно этот человек сделает тебя счастливой. — Она перевела дыхание и подождала ответа. Но в комнате стояла глубокая тишина. Дафна поникла головой и, казалось, была в полном отчаянье.

Марджори уставилась на молчаливую красавицу с льняными волосами и испытала одновременно чувство крушения надежд и мучительной тревоги. Она не предвидела ни подобного непонимания, ни гробового молчания сестры.

Дафна молчала. Марджори решила, что необходимо снова объяснить своей глупой сестре всю трудность их положения. Она сделала глубокий вдох и целых пятнадцать минут убеждала Дафну осознать в полной мере размер состояния сэра Литон-Джонса, которое даст ей возможность жить безбедно до конца ее дней, доброту и приветливость, характерные для него. Наконец, если Дафна не найдет себе мужа до конца лета, ей и Марджори снова придется бродить по свету в поисках мест гувернанток или компаньонок. Этого хотела Дафна?

— Нет, — раздался тихий голос из глубины бархатного кресла.

— Надеюсь, теперь ты понимаешь, — наконец закончила Марджори, обходя кресло и опускаясь на колени перед Дафной, — если ты хочешь обеспечить свое будущее, ты должна быть внимательнее к сэру Литон-Джонсу. Ты ведь веришь мне, Дафна? Он будет тебе прекрасным мужем. Он превозносил тебя до небес, и, чтобы завоевать его сердце, нужно лишь маленькое поощрение. Ты постараешься сделать мне приятное и дашь ему один или два намека, хорошо?

Спокойное выражение лица Дафны внушало Марджи некоторую надежду, во-первых, на то, что ее сестра полностью поняла ее речь, а во-вторых, что она собиралась сделать требуемое усилие.

Дафна открыла рот, чтобы заговорить, затем закрыла его, в результате чего из глаз ее медленно поползли две крупные слезы изумительно совершенной формы.

— Конечно, — ответила она наконец. Марджори нахмурилась, гадая, почему же плачет ее сестра.

— Ты думаешь, что после свадьбы у тебя больше не будет такого веселья, как этим летом? Поэтому ты так печальна? Моя дорогая Дафна, он будет привозить тебя в Бат так часто, как ты пожелаешь. Его поместья не больше чем в десяти милях отсюда. Ты будешь жить рядом с мисс Раштон и с барышнями Ходжес. Когда ты выйдешь замуж, у тебя будет куда больше знакомых, чем теперь.

Дафна несколько раз шмыгнула носом, пока Марджори не вытащила из сумочки платок и не дала ей. Дважды высморкавшись, Дафна вышла из комнаты и пошла в свою спальню. Марджори последовала было за ней, пытаясь ее утешить, но, подумав, решила, что Дафне лучше самой обдумать все, что она ей сказала. В конце концов, может, в маленький мозг Дафны так ни разу и не пришла мысль о том, что тетя Лидди выставит их из дома, как только начнут вянуть листья вязов. «Дай ей все хорошенько обдумать», — попросила сама себя Марджори и занялась более приятными вещами, а именно изобретением платья для завтрака на воздухе, который тетя хотела устроить в следующую субботу.

Дафна заперла дверь спальни, затем бросилась на кровать и плакала, пока не почувствовала, что у нее сейчас разорвется сердце. Ее так смутили настойчивые уверения сестры, что сэр Литон-Джонс в нее влюбился. К тому же Марджи заявила, что ее долг подтолкнуть баронета к решительным действиям. Она была просто потрясена. Дафна все еще не могла поверить, что это было правдой. Марджори действительно не заметила ее любви к Сомерсби. Конечно, тетя Лидди хорошо научила их говорить друг с другом с равнодушным видом и таким образом не давать никому узнать об истинном состоянии их сердец. Все же она не верила, что их фарс оказался настолько успешным, что Марджори поверила. И вот теперь этот сэр Литон-Джонс! Она сама считала, что он был бы хорошим мужем какой-нибудь молодой даме, но ей не нравилось, что он говорил с ней, как будто ей было пять лет!

Она вновь вспомнила тот воскресный вечер и вальс, который она танцевала с Эваном. Она шмыгнула носом и улыбнулась, зарывшись лицом в подушку. Эван, должно быть, сотню раз шепотом признавался ей в любви, когда они кружились и сталкивались с другими парами во время этого очаровательного танца. И никто ничего не понял, мечтательно подумала она.

Несколько раз она бросала внимательный взгляд на лицо Сомерсби, чтобы понять, бесстрастное ли у него выражение, и так оно и было! Настолько бесстрастное, что, если бы она не знала, в чем дело, она не поверила бы его словам, которые он произносил с видом тупицы! А так каждый звук был целой симфонией для ее слуха!

Даже тетя Лидди поздравила ее вечером с тем, как они умно всех обманули.

Она засмеялась. О, Эван, Эван, Эван! Что нам делать? Что мне делать?

27

Батским обществом уже много лет управлял распорядитель. В прошлом веке этот пост занимал Красавчик Наш, который установил закон, заставлявший мелкопоместных дворян встречаться в общественных местах, таких, как залы для приемов, театр, концертный зал и карточная комната. Частные балы, если и не воспрещались строго, по крайней мере, осуждались.

Когда миссис Вэнстроу получила разрешение, хотя и неохотное, устроить частный завтрак на воздухе на берегу канала, она была изумлена. Наградой ей послужило возмущение миссис Притчард. Тетя Лидди с энтузиазмом начала заниматься всеми деталями этого важного события. С таким энтузиазмом, что к тому времени, когда подошел день завтрака на первой неделе августа, у нее исчез один из подбородков, а талия уменьшилась на два дюйма.

Миссис Вэнстроу была в восторге.

Эта потеря, в отличие от нее, очень расстроила Марджори, потому что платье для прогулок, которое она подогнала точно по фигуре и сшила специально для этого завтрака, теперь болталось на тете, как халат.

Созвав швей, дивившихся перемене в тетушке, она вскоре усадила их за работу, чтобы те делали новые вытачки на ситцевой ткани с вишнями и полосками, чтобы лучше подогнать платье к помолодевшей фигуре тети.

К половине четвертого (завтрак начинался в четыре) Марджори поняла, что тетин праздник удастся на славу. Уже приехали две дюжины гостей, в воздухе звенел смех и все время слышался жизнерадостный разговор. Миссис Вэнстроу заявила, что эта вечеринка наверняка раз и навсегда выбьет из колеи ненавистную миссис Притчард.

Место, которое выбрали для праздника, находилось на широкой зеленой лужайке, плавно спускавшейся к краю канала, где две украшенные водяные баржи ждали приглашенных гостей, чтобы немного покатать их. Баржи тянули лошади, привязанные к плоскодонкам длинными веревками. Их мерное движение обеспечивало необходимую всем устойчивость, ничто не отвлекало молодых дам и джентльменов, участвовавших в вечеринке. Они оживленно флиртовали вдали от более старших гостей, которые вскоре уютно устроились в креслах под огромным парусиновым навесом. Так что смех раздавался над водой все время, пока баржи были в движении, — смех, разговор, лесть и все возможные формы поддразнивая, подкалывания и обмана!

Марджори здесь очень нравилось, как из-за новизны ощущений, так и из-за того, что, отправляясь в поездку, Дафна не отходила от сэра Литон-Джонса. Марджори с облегчением вздохнула, когда увидела, что Дафна мило улыбается баронету, придерживая шляпку, сберегая ее от ветра, который дул все сильнее и сильнее. Она никогда не выглядела такой красивой, а у сэра Литон-Джонса никогда не было такого нежного выражения лица. Кажется, Дафна решила последовать ее совету.

— Интересно, почему, — тихо спросил ее Раш-тон, — у вас такой вид, как будто вы только что слопали вкусненькую мышку?

Марджори повернулась к законодателю моды и отметила, что он, как всегда, был безупречно одет. Его сюртук из превосходного сукна прекрасно сидел на его широкоплечей фигуре. На нем были светло-желтые брюки, заправленные в блестящие высокие сапоги, и их кисточки слегка качались вместе с каждым движением баржи.

Она вновь почувствовала, как он привлекателен, улыбнулась и легко ответила:

— Моя сестра очень счастлива в Бате, и это доставляет мне огромное удовольствие. Надеюсь, вы не возражаете.

Раштон посмотрел на баронета, который опирался на борт баржи и слушал, как Дафна поет одну из самых любимых своих песен.

— Он все еще ходит в гости к вашей тете по воскресеньям вечером? — спросил он. Марджори кивнула.

— И вы верите, что его привлекли чары вашей сестры? Он что, ловит каждое ее слово?

— Я заметила, что он очень к ней внимателен, но не будем торопить события. Кажется, он доволен ее обществом.

— А вашим обществом он так же доволен?

Марджори посмотрела вдаль на заходящее солнце и багровый горизонт за холмами к западу. Она знала, что он имеет в виду.

— У сэра Литон-Джонса такие манеры, что любая дама довольна, находясь в его обществе. У него вырвался мягкий смешок.

— Хорошо сказано. Но если это так, то скажите мне, почему вы улыбаетесь, видя, как Дафна наслаждается его обществом?

— Немедленно прекратите, — прошептала она, чувствуя легкое раздражение и в то же время наслаждаясь его поддразниванием. — Если бы вы были на моем месте, вы тоже улыбались и питали бы всяческие надежды!

— Чтобы сохранить хорошее настроение?

— Может быть. Почему вы так настойчивы, Раштон?

— Наверное, потому, что я уверен, что вас ждет жестокое разочарование, и я не хочу, чтобы это случилось.

— Это очень мило с вашей стороны. Я испытывала разочарования и посерьезнее и выжила.

Раштон жестом указал на скамейку для гостей и спросил Марджори, не желает ли она присесть. Когда она села, он занял место рядом с ней и заговорил, к ее немалому восторгу, о самых разных интересных вещах: «Дон Жуане» Байрона, реформах, канале, который он прокладывает у себя в имении.

Марджори с ужасом узнала, что его поспешное возвращение в поместье — на следующий день после концерта — было вызвано тем, что там едва не утонуло двое рабочих.

Марджори немедленно вспомнила свои невеликодушные мысли относительно него и призналась в них, извинившись, что была о нем такого низкого мнения. Она ведь полагала, его отъезд из Бата вызван нежеланием выслушивать шутки друзей и знакомых.

Он казался потрясенным ее признанием.

— Знаете ли, вам не надо было все это мне рассказывать. Я бы никогда не узнал о вашем мнении и никогда не дал бы вам отпор. А сейчас мне очень хочется это сделать! Как вы могли думать, что я так трусливо себя поведу?

Марджори почувствовала, как на нее вновь находит озорство.

— Скажите лучше, как я могла подумать иначе! — вскричала она, глядя на свои перчатки из синей лайки. Она притворилась, что разглаживает складку на левой перчатке и изо всех сил старалась удержаться от улыбки.

Он наклонился к ней и прошептал:

— Мегера!

Улыбка мешала ей казаться серьезной, и она, не в силах сдержаться, разразилась тихим смехом. Ей очень нравилось, когда он позволял ей дразнить себя. Она так ему и сказала.

Раштон посмотрел в ее фиалковые глаза, которые под лучами теплого заходящего солнца, казалось, приобрели сиреневый оттенок. Он понял, что ему очень легко с Марджори, не просто легко, но еще и очень приятно. Он едва удерживался от того, чтобы заключить ее в объятия. Как только она улыбнулась, он страстно захотел взять ее за руку или обнять за плечи. Прижать к себе или поцеловать в губы. Вместо этого он лишь смотрел на нее.

Марджори хотела бы знать, о чем думает Раштон, так пристально глядя ей в глаза. На его лице снова появилось то знакомое ей выражение, от которого у нее колотилось сердце, захватывало дух и единственным желанием становилось никогда не покидать его. Она хотела что-нибудь сказать, но на ум ей не шли никакие слова. Ах, ну все как всегда. Просто ужас какой-то!

Через некоторое время она почувствовала, что ей надо немедленно отойти от него прочь. В такой опасной близости ей все время хотелось опять оказаться в его объятиях. Если раньше ее беспокоило его присутствие, потому что она чувствовала опасность влюбиться в него, теперь она занялась еще худшими вещами. Где бы она ни появлялась, она смотрела, там ли он.

Ее сделало просто невозможной это постоянное стремление его увидеть, перемолвиться с ним словечком. А когда он смотрел на нее, испытывая, как ей казалось, неистовое огромное желание поцеловать ее снова, у нее дрожали колени и кружилась голова.

К чести Раштона, он не перешел границы приличий. Он больше не пытался целовать ее с тех пор, когда они несколько недель назад оказались наедине в гостиной тети. Он больше не флиртовал с ней и ничем не показывал ей, что любит ее или желает быть с ней в других отношениях, кроме дружеских.

Ах, кажется, спасаться было уже поздно и сердце ее рвется на части. Боже, неужели ее чувства к Раштону так глубоки? Она поспешно отвела от него взгляд.

Марджори чувствовала, как слезы жгут глаза. Она была рада, что солнце, быстро садясь за Уэльсские горы, скрыло ото всех ее очевидное отчаяние.

Но вдруг она увидела такое, что заставило ее ахнуть от изумления. Это было так внезапно. И если бы она не видела этого своими глазами, то поклялась бы, что ничего не произошло.

Все же это было? Или гаснущий свет обманул ее зрение?

Ей показалось, что лорд Сомерсби с невинным видом прошел мимо Дафны, но достаточно медленно, чтобы взять ее руку. Затем он выпустил ее. Они не смотрели друг на друга и не разговаривали. Сомерсби пошел дальше на другой конец баржи, а Дафна засмеялась в ответ на слова сэра Литон-Джонса.

Неужели это действительно произошло? Что это значило? Их пальцы действительно коснулись друг друга? Она не знала, что и думать.

Неожиданно она почувствовала себя совершенно сбитой с толку. Раштон смотрел на нее странно. И этот случай с лордом Сомерсби и Дафной.

А почему бы Дафне, которая по-прежнему не проявляла большого интереса к Сомерсби, не ответить ему после того, как он коснулся ее пальцев? Надо будет приглядеться.

Остаток завтрака на воздухе, который следовало бы назвать обедом, прошел в кругу горевших свечей, в то время как солнце медленно опускалось за темные горы. Шали и пледы дали все дамам, которым стало холодно от ночного воздуха. Небольшой оркестр, игравший только на струнных инструментах, исполнял музыку под вторым навесом. На длинном самодельном столе, покрытом полотном, подали роскошный обед. Блюда принесли слуги, нанятые специально по этому случаю. Еду доставали из шести огромных корзин.

Когда приборы убрали, леди и джентльмены немедленно направились к своим экипажам, чтобы ехать домой, опасаясь ночных туманов.

Миссис Вэнстроу, прислонившись головой к плюшевым и бархатным подушкам своего ландо, сидела гордая и оживленная, повторяя каждый комплимент, который ей сделали по поводу завтрака. Дафна с безмятежным видом сидела рядом, внимательно слушая, но не произнося ни слова. Марджори наблюдала за сестрой, боясь, что под удовлетворенным видом Дафны кроется не любовь к баронету, а напрасная надежда на то, что Сомерсби все еще ее любит.

Когда они обе пошли в свои спальни, Марджори догнала сестру и спросила у нее, действительно ли Сомерсби сплел ее пальцы со своими. Дафна, широко открыв глаза, с невинным видом ответила, что, конечно, Марджори ошибается, потому что она не помнит ничего подобного.

— Я так увлеклась разговором с сэром Литон-Джонсом, — сказала она, тряхнув своими белокурыми кудрями. — Ах да! Теперь вспоминаю. Он прошел мимо меня — не помню, он или майор Хит — и случайно задел мою руку своей. Но разве ты недовольна тем, что я не отхожу от баронета?

Марджори почувствовала, как напряжение покидает ее, когда она взглянула в простодушные голубые глаза сестры.

— Я очень довольна, дорогая! В самом деле.

Когда Марджори пошла к себе, Дафна написала очередное письмо своему возлюбленному. Это письмо начиналось печально:

«Мне смертельно надоели все эти обманы, милый Эван. Марджори увидела, как ты коснулся моих пальцев, и я солгала ей — даже не поверишь, что я ей сказала! Мне так страшно лгать — и что еще хуже, у меня это начинает хорошо получаться. Пожалуйста, поговори с Раштоном, может быть, он согласится на наш брак! Умоляю тебя. С сэром Литон-Джонсом мы говорим только о Марджори, какой хорошенькой и умной он ее считает. Но что же будет с нами, мой милый? Прошу тебя, пожалуйста, поговори с Раштоном. Может быть, он поймет глубину твоих чувств и согласится на наш брак. До завтра, любимый, спокойной ночи.

Твоя любящая Дафна».

28

Марджори стояла в черно-белом вестибюле тетиного дома и осторожно снимала желтые лайковые перчатки. На ней было дорожное платье с длинными рукавами из белой расшитой кисеи, воротник доходил ей почти до подбородка, под ним был завязан большой бант. Поверх платья она носила летнюю мантилью из переплетенной по диагонали тафты мягкого сиреневого оттенка.

Когда она закончила разглаживать перчатки, то надела поверх светло-каштановых кудрей шляпку, напоминающую ведерко для угля. Мягкая шляпа была подбита тафтой, чтобы соответствовать мантилье, украшена большими бутонами роз из белого тюля. Марджори щегольски завязала ее под подбородком бантом из белого атласа. Она посмотрела на себя в зеркало и со смехом повернулась из стороны в сторону.

Довольная своим внешним видом, она обдумала задачу, стоявшую перед ней. Район города, который она собиралась посетить, имел весьма дурную славу.

Почему-то последние девять дней и даже больше Уинифред не давала о себе знать. Она так и не принесла последние вышивки и материал. Что могло случиться? Ведь здоровье Уинни ухудшалось.

Окончательно отважиться на посещение Эйвон-стрит ее заставило почти истерическое состояние тети Лидди, когда та узнала, что ее костюм Венеры еще не готов. С тех пор как миссис Вэнстроу устроила завтрак на воздухе, миссис Притчард пыталась отплатить ей каким-нибудь собственным развлечением для общества, пытаясь затмить украшение баржи на канале и оркестр под навесом! Она наконец добилась своего, когда убедила распорядителя позволить ей организовать бал-маскарад в зале для приемов. Марджори не понимала глубины мучений тети Лидди, пока та не обрушилась на нее этим утром.

— Ты должна сейчас же отправиться к своей подруге! — закричала миссис Вэнстроу. — И принеси с собой сюда ее работу! Если мой костюм не будет лучшим, я этого не вынесу — это плосколицее желтозубое колющее насекомое, которое смеет назвать себя хозяйкой! Иди за вышивкой, Марджори, или я выгоню тебя из дома! Неужели ты не знаешь, что хочет сделать та женщина? Моя Абигайль говорила, что она собирается появиться в костюме наяды и ее внесут на своих плечах двое мужчин, одетых в листья кувшинки! Что за нелепость! О, если бы я обладала силой Венеры, я превратила бы миссис Притчард в желудь и натравила бы на нее свиней!

Марджори посмотрела на тетю в изумлении.

— Натравили бы на нее свиней?

— Да! — рявкнула миссис Вэнстроу. — Я бы так и сделала! А что касается твоей подруги, Марджори, я и вовсе не могу найти слов! Немедленно иди к ней и забери ее работу, пока со мной не случился апоплексический удар! Ты ведь не захочешь иметь это на своей совести? А что касается твоей подруги, я советую тебе не платить ей после того, как ты заберешь ее работу! Ты не должна позволять этим нуждающимся женщинам пользоваться твоим и моим состраданием, Марджори. Ты слишком снисходительна. Посмотри, как я страдаю. И все из-за того, что одна из твоих швей не выполнила работу! — Она схватилась за бок. — Кажется, у меня начинаются спазмы!

Марджори для успокоения тетиных нервов порекомендовала стакан хереса и, может быть, зажечь одну или две ароматические свечи. Но миссис Вэнстроу, взглянув сперва на часы, а потом на Дафну, заявила, что ей пора идти в зал для питья минеральной воды. Три ее обычных стакана минеральной быстро поставят ее на ноги.

Когда тетя и сестра ушли, Марджори стала думать, что ей делать дальше. Она быстро приняла решение отправиться к Уинифред. Пробило половину десятого, она завязала бант под ухом и собиралась выйти из дома, когда в дверь внезапно громко застучали. Ни Дафна, ни тетя еще не должны были вернуться, учитывая, что после зала для питья минеральной воды они каждый раз посещали кофейню. «Кто бы это мог быть?» — подумала она.

Направляясь к лестнице, она кивнула дворецкому, чтобы тот пошел и открыл дверь. Через мгновение он впустил в дом взволнованного мистера Раштона.

Она не видела его уже больше двух недель, решив, что ничего хорошего не получится, если она станет общаться с мужчиной, который так тревожит ее сердце. Даже теперь при взгляде на него она почувствовала, что у нее дрожат колени и учащается пульс.

Он тут же объяснил ей свой неожиданный приход.

— Миссис Вэнстроу дала мне понять, что вы хотите навестить свою подругу — не помню ее имени — в районе Эйвон.

Марджори посмотрела на дворецкого. Его густые седые брови на минуту приподнялись в изумлении.

— Да, верно, — сказала она в ответ, в свою очередь пристально глядя на Раштона.

— Боже милосердный, моя милая девочка! О чем вы думаете? Эйвон-стрит! Ни один разбойник в Англии не обошел ее своим вниманием! Кто вам позволил туда идти, кто вам дал такой дурной совет?! И как же миссис Вэнстроу разрешает вам такое безрассудство?