23

Вечером в воскресенье, когда Марджори вошла в гостиную, готовясь к непринужденному званому вечеру миссис Вэнстроу, она с удивлением обнаружила, что в камине горел огонь. Но когда она поняла, что на каждом конце каминной полки стоят зажженные подсвечники с шестью свечами в каждом, освещая портрет тети Лидди, она чуть не ахнула.

— Алтарь, — прошептала Марджори. Красивое лицо тетушки в расцвете лет царило над пространством комнаты.

— Что ты сказала, дорогая? — спросила миссис Вэнстроу с порога.

— Ничего особенного, — ответила Марджи, глядя на тетю через плечо. Она подавила сильное желание прижать холодные руки к своим внезапно загоревшимся щекам! Она надеялась, что тетя Лидди не слышала ее замечания.

Миссис Вэнстроу, кажется, действительно не обратила внимания на покрасневшие щеки Марджори. Она напевая вошла в комнату со счастливым видом и довольной улыбкой. За ней следовал лакей с двумя тяжелыми медными канделябрами, которые она приказала поместить на фортепьяно. Когда она добилась желаемого результата, то повернулась к Марджори и сказала:

— Надеюсь, вы с Дафной готовы петь дуэтом, если кто-то из наших гостей пожелает вас послушать?

— Конечно, — ответила Марджори. Голос Дафны был под стать ее красивому лицу. Когда она пела, все получали истинное удовольствие. Марджори, не склонная к излишней театральности, довольствовалась ролью аккомпаниаторши и слегка поддерживала мелодичное сопрано Дафны.

Через полчаса в гостиной было полно гостей. К удивлению Марджори, пришел не только мистер Раштон, но и его мать и сестра. Тетя, подумав, решила, что будет ошибкой не пригласить также миссис Раштон и ее хорошенькую дочку, но Марджори поняла по удовлетворенному блеску в глазах тети, что причиной приглашения была не только вежливость. Марджори не сомневалась, что этот предположительно вежливый поступок был продиктован воображаемым видом взбешенной миссис Притчард с побагровевшим лицом.

Со своей стороны Марджори была довольна выбором гостей. Сэр Литон-Джонс привел с собой офицера, того самого майора Хита, который танцевал с Дафной на их первом здешнем балу. Он был высоким, любезным джентльменом с кудрявыми каштановыми волосами. Его алый мундир прекрасно подходил к комнате, отделанной красным шелком.

Весь последний месяц Дафна без устали собирала вокруг себя хорошеньких юных дам, одной их которых была Эванджелина Раштон. Еще присутствовали сестры, Мэри и Элизабет Ходжес. У этих молодых женщин были золотисто-каштановые волосы и карие глаза, но, в отличие от Мэри, у Элизабет на носу была веселая россыпь веснушек. Почти весь вечер они хихикали с удвоенной силой, чем очень забавляли лорда Сомерсби и — к облегчению Марджори — держали его подальше от Дафны.

Когда ее с Дафной попросили спеть дуэтом, Дафна привела в восторг своих слушателей. Ее светлый и лирический голос не мог не нравиться. Когда они начали третью мелодию, Марджори на середине пьесы сделала ошибку, немного позабыв о музыке и думая о другом. Ее взгляд оторвался от раскрытых нот, и она с испугом обнаружила, что Раштон наблюдает за ней со странным выражением лица, весьма похожим на то, которое у него было на концерте добрых десять дней назад. Она почти потеряла то место, где они пели, и, только удвоив внимание, сумела не сбиться с такта.

Она, конечно же, была недовольна собой. Возмутительно, она почти перестала играть, и всего лишь потому, что Раштон смотрел на нее. Почему этот человек всегда так легко выбивал ее из колеи?

Когда они допели, Элизабет Ходжес вскочила на ноги и попросила Марджори сыграть шотландский рил, чтобы она могла потанцевать с Сомерсби, которого знала с детства. Мэри с визгом поддержала просьбу своей сестры. И с очаровательным видом попросила майора Хита быть ее кавалером. Этот офицер, ослепленный рыжеволосыми красавицами, с энтузиазмом согласился. Из комнаты вынесли арфу, два самых больших кресла придвинули к стене, и начались танцы.

Марджори была рада оказаться полезной друзьям сестры и играла, пока у нее на заболели пальцы. Когда заканчивался второй танец, Мэри и Дафна начали просматривать тетины ноты, пытаясь найти вальс. Им не повезло, но они обнаружили два контрданса. Молодые дамы воскликнули, что они тоже прекрасно подойдут.

Раштон подошел к Марджори и вежливо поинтересовался, не предпочтет ли она танцы игре на фортепьяно. Она ответила, что ей нравится нажимать на клавиши, но Элизабет поняла намек Раштона и в очаровательной манере настояла, что контрдансы будет исполнять она. Поскольку все хорошо знали, что она прекрасно владеет этим искусством, Марджори встала из-за фортепьяно. Тут выяснилось истинное намерение Раштона, тот немедленно пригласил ее на танец.

Марджори была ошеломлена, поскольку искренне считала, что, когда он посоветовал ей прекратить играть, это объяснялось лишь его неприязнью к подобным развлечениям.

— Но разве танцы здесь могут устроить вас? Без оркестра и гладкого бального зала?

— Тихо, мегера, — прошептал он с потрясающей улыбкой, затем ответил громко, чтобы слышали все:

— Вы очень мало меня знаете, если думаете, что я отказался бы танцевать с любой из молодых дам, присутствующих здесь сегодня вечером. Мне никогда в жизни не приходилось видеть более хорошеньких женщин!

Остальные гости-мужчины всячески поддержали его комплимент, а молодые женщины, по-видимому, остались крайне довольными. Особенно Мэри и Элизабет, разразившиеся хихиканьями.

Марджори получала огромное удовольствие, танцуя контрданс с Раштоном. Он был прекрасным кавалером. Это она поняла еще несколько недель назад, когда впервые танцевала с ним в зале для приемов. Кроме того, обнаружила, что, когда они не ссорились и не говорили друг другу колкости, у них оказывалось немало общих точек зрения и весьма сходное чувство юмора. Когда танец завершался и она согласилась танцевать следующий с майором Хитом, она испытала странное, мимолетное чувство печали, когда Раштон поклонился ей на прощание.

После двух контрдансов миссис Вэнстроу объявила, что всем желающим в столовой подадут лимонад, миндальный ликер, мадеру и различные десерты. Неудивительно, что после танцев, продолжавшихся больше часа, все решили отведать угощение.

Прихлебывая холодный лимонад, Марджори подошла к миссис Раштон и вежливо осведомилась, как она поживает. Миссис Раштон ответила в том же духе. После обмена любезностями высокая элегантная дама отвела Марджори в сторону и тихо сказала:

— Я надеялась поговорить с вами сегодня вечером. В повседневной жизни обычно редко выпадает возможность для частной беседы. Я заметила, что произошли три вещи: во-первых, ваша тетя щеголяет перед нами в совершенно изумительных платьях, а во-вторых, вы гораздо реже появляетесь в обществе, чем ваша сестра. По правде говоря, вы и вполовину не развлекаетесь так, как Дафна.

Марджори почувствовала себя не в своей тарелке и в ответ смогла сказать только:

— Да, пожалуй.

Миссис Раштон, чье приятное выражение лица и теплые голубые глаза внушали доверие, еще больше понизила голос и продолжала:

— Грегори сказал мне, что как-то застал вас среди тканей и набросков. Не будет ли с моей стороны слишком самонадеянным поинтересоваться: тетя сделала вас своей модисткой?

Марджи почувствовала, что краснеет от смущения:

— Сударыня, прошу вас, не спрашивайте больше ни о чем. Я не хочу обижать вас, но ваш вопрос ставит меня в невыносимое положение.

— Понимаю, — ответила она, многозначительно кивая. — Тогда я дам вам небольшой совет — всего лишь намек, запомните! — ваша тетя богата, как Крез! Вижу по вашему лицу, что вы об этом не знали. И говоря откровенно, мне совсем не нравится, что с вами так плохо обращаются. — Ее любезность сменилась внезапно довольно свирепым, справедливым негодованием. — Вы не должны зарабатывать на свое содержание шитьем платьев для миссис Вэнстроу! Это она должна водить вас к своей портнихе, а не заставлять вас работать на нее!

— Миссис Раштон, прошу вас, не сердитесь! — настойчиво зашептала в ответ Марджори. Она твердо верила, что, несмотря на размер своего состояния, миссис Вэнстроу была вправе распоряжаться им по своему усмотрению. — Хочу заверить вас, что я… то есть мы… что Дафна и я не имеем к тете никаких претензий! Совершенно никаких!

— Никаких претензий! — сердито прошептала миссис Раштон. — Только узы родства! Что вы имеете в виду, говоря «никаких претензий»?! Что за нелепость!

Марджори торопливо продолжала:

— Очень много лет назад мама и ее сестра, к несчастью, поссорились. Дафна и я приехали к миссис Вэнстроу, зная, что здесь нам не рады. Она могла с такой же легкостью отослать нас, как и пригласить погостить. Мы признательны ей за то, что она этого не сделала.

— Еще бы! Осталась же у нее хоть капля совести! Вы у нее в рабстве, Марджори! Поймите это. Что ж, вижу, вы более меня склонны прощать, — закончила она. Ее ноздри раздувались от гнева так же, как у Раштона (Марджори однажды это видела).

— Но ведь у вас, — ответила Марджори дрожащими губами, — не такое положение, чтобы уметь много прощать.

Миссис Раштон моргнула от изумления и ахнула, слегка приоткрыв рот.

— Честное слово! — воскликнула она со смехом. — Грегори предупреждал меня, что вы иногда бываете нахальной, и хуже всего то, что вы правы. Но все равно, помните мои слова и не позволяйте тете жаловаться, что она терпит нужду из-за родственников, поселившихся в ее доме!

К концу речи миссис Раштон к ней подошла миссис Вэнстроу, поэтому неудивительно, что она спросила:

— Что вы говорите моей племяннице, миссис Раштон?

Интересно, подумала Марджори, что миссис Раштон скажет грозной тете Лидди.

— Да ничего особенного, только то, что вы достойны восхищения, если приютили у себя этих бедных юных несчастных сироток. Я считаю вас достойной восхищения, как и каждого, кто наконец-то с большим опозданием предлагает свою помощь.

Голубые глаза миссис Вэнстроу сузились.

— Очень мило с вашей стороны, Маргарет. Но я уверена, что любой, кто знает, в каком я положении, поймет, что я ничего не могла сделать для моих дорогих племянниц. Сколько истратила…

— О, перестаньте, Лидия. Думаете, я простофиля? Боже милосердный, да будь у меня столько денег, я могла бы купить половину Бата, не истратив даже десятой части! Так что нечего кормить меня своими выдумками! — И с этими словами она мило улыбнулась хозяйке дома и ушла беседовать с Элизабет Ходжес, которая изумленно хлопала длинными ресницами, глядя на майора, безуспешно пытаясь не хихикать, когда пила миндальный ликер.

Миссис Вэнстроу взяла еще одну конфету, а потом вытерла уголки рта маленькой полотняной салфеткой.

— Мне никогда не нравилась эта женщина. Еще в школе она приучилась к самым вульгарным выражениям! «Думаете, я простофиля!» Марджори, надеюсь, от тебя я не услышу ничего подобного!

Марджори не устояла перед таким соблазном.

— Что? — воскликнула она. — Думаете, я простофиля? Я никогда не стала бы употреблять такие слова, клянусь душой, не стала бы!

Марджори подавила желание рассмеяться при виде изумленного лица тети. И тут же удалилась, сказав, что хочет поговорить с сэром Литон-Джонсом. Она быстро отошла от миссис Вэнстроу, отправившись его искать, и обнаружила в гостиной, где он и Мэри Ходжес наклонились над нотами, разбросанными на фортепьяно.

Мэри подняла голову, увидела ее и воскликнула:

— Марджори! Смотри! Мы наконец нашли вальс! Но не думай, я не стану просить тебя играть для нас снова. Миссис Раштон настаивает, что теперь ее очередь.

— Миссис Раштон? — удивленно спросила Марджори.

— Да, именно она! Тебе удалось побеседовать с ней? Она просто дока! Ох, надо же! Мне не стоит так говорить. Мама пришла бы в ужас, если бы узнала, что я говорю на жаргоне! — Она проказливо посмотрела на сэра Литон-Джонса, который стоял в нескольких дюймах от нее, и улыбнулась ему так, что появились ямочки на щеках.

— Вы ведь не скажете ей, сэр?

— Клянусь честью, сударыня, не скажу! Я счел бы совершенно нерыцарским поступком предать доверившуюся мне женщину.

Мэри, улыбаясь, сделала реверанс. Опустив глаза и очаровательно захлопав ресницами, она заметила:

— Уверена, что вы сама доброта!

Сэр Литон-Джонс обернулся, чтобы взглянуть на Марджори. Он улыбнулся ей. Вероятно, за всю свою жизнь Марджори не встречала большей кокетки, чем Мэри Ходжес.

Когда гости узнали, что сейчас будет вальс, различные десерты оставили на столах и стали рассуждать, как лучше разместить три или четыре пары, кружащиеся в танце, в относительно маленькой гостиной.

24

Смех царил в элегантной приемной миссис Вэнстроу, когда пары пытались при каждом повороте танца не столкнуться друг с другом. Марджори сжимал в объятиях сэр Литон-Джонс, мастерство которого не раз спасло их от столкновения. Его случайная травма была давно забыта, и теперь он был прекрасным кавалером. Марджори смеялась и смеялась вновь. Она не могла вспомнить, когда еще получала такое удовольствие.

— Я всегда хотел знать, как вы выглядите, когда ваше прекрасное лицо сияет от удовольствия, — весело заявил кавалер. — Вы счастливы, не так ли?

— Да, конечно, безумно счастлива! Я не могу вспомнить, когда последний раз так чудесно развлекалась!

— Я так и думал, — тихо ответил он.

Что-то в его тоне насторожило Марджори. Она подняла взгляд, перестав следить за острыми локтями танцующих, и посмотрела на него. Судя по его виду, баронет хотел сказать ей что-то важное. Может быть, сегодня вечером она узнает наконец, какие чувства он испытывает к Дафне!

Он заговорил:

— С самого начала меня поразило, как вы всеми силами стремитесь сделать счастливой свою сестру.

Я не мог не восхищаться подобной самоотверженной любовью и заботой. Вас следует поздравить. Если я не слишком поспешен в своих словах, полагаю, скоро сбудутся все ваши мечты о будущем вашей сестры.

Марджи почувствовала, что у нее замерло сердце. Неужели это правда? Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоить забившееся от его слов сердце. И ровным голосом произнесла:

— Я уверена, никто не сделал бы меньше в такой ситуации. Я только жалею, что раньше не привезла Дафну в Бат. Не могу сказать вам, как она счастлива с тех пор, как живет у тети, и… — тут она сделала паузу и продолжила с осторожной улыбкой:

— какое удовольствие доставляет ей ваше общество. Она всегда очень тепло отзывается о вас.

Марджи хотела сразу же признаться, что понимает его намеки по поводу совместного будущего с Дафной, но не хотела казаться слишком нетерпеливой.

— А вы? — сказал он в ответ доверчивым тихим голосом. — Я доставляю удовольствие вам, Марджори?

— О да, очень большое, — ответила она без колебаний. — Вы один из самых добрых людей, которых я когда-либо знала.

— Благодарю вас, — ответил он, явно удовлетворенный. Затем он ловко закружил ее вправо и вскричал:

— Вот так так! Как здесь тесно! Мы едва не столкнулись с Раштоном и Элизабет. Вот теперь куда лучше. — Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, и продолжил:

— Я очень счастлив услышать от вас, что я каким-то образом доставляю вам удовольствие. Думаю, Дафна и я стали отличными друзьями. Она не раз доверялась мне. Говорила она вам об этом? Если да, надеюсь, вы не сочтете меня наглым, если я поддерживал знакомство с нею, имея в виду одну цель.

«Все лучше и лучше», — подумала Марджи, улыбаясь про себя.

— Просто не могу себе представить, что вы скажете или сделаете что-нибудь наглое. Я уверена, что даже Дафна с этим согласится.

— Ваша сестра очень очаровательна и красива, но… — тут он остановился и в притворной печали покачал головой, — не отличается острым умом, боюсь, что так.

Марджи снова улыбнулась.

— Тут вы правы. — Затем она вдруг забеспокоилась, что баронета расстроит ее недостаток ума, и спросила:

— Ведь она не кажется вам скучной или плохой собеседницей?

Сэр Литон-Джонс с самым приветливым видом и с самой теплой и дружелюбной улыбкой ответил:

— Нет, конечно, нет! Как можно, узнав, какой у нее милый характер, счесть большим недостатком ее… простодушие? Знаете ли вы, например, что она познакомилась с детьми, которые часто гуляют в Весенних садах. Как только они ее увидят, то сразу бегут в ее объятия. Неужели подобный сердечный характер можно презирать из-за такой малости? Нет, тысячу раз нет!

— Как вы добры, — серьезно ответила Марджори. — И как это похоже на Дафну. Ее все время осаждают дети. Они всегда устраиваются с ней рядом, насколько я помню.

— Думаю, это потому, что она все еще очень невинна, совсем как дитя — уверяю вас, это весьма привлекательное качество.

Марджори глубоко вздохнула. Она чувствовала себя просто на седьмом небе от счастья. Наслаждаясь простыми развлечениями этого вечера, она к тому же видела в лице баронета и в его великодушных словах достижение той цели, с которой она привезла Дафну в Бат. Еще немного — и Дафна заставит баронета решиться. Но она должна поощрить сестру. Пожалуй, та недостаточно старается, чтобы он был рядом с ней.

— Да, — продолжал сэр Литон-Джонс, все больше увлекаясь этой темой. — А однажды дети играли с таким увлечением, что едва не сбили ее с ног в буквальном смысле слова. К счастью, лорд Сомерсби вовремя оказался рядом и не дал ей свалиться с горки.

Марджори застало врасплох упоминание о виконте. Она полагала, что сейчас совсем не нужно говорить о нем. Она забеспокоилась.

— Лорд Сомерсби?

— Думаю, да, — сказал баронет, слегка нахмурившись. Он пытался яснее припомнить события, произошедшие в тот день. — Да, я уверен в этом. Он часто сопровождает вашу тетю в Оранскую рощу и в сады, как и многие из нас.

О, он и не подозревал, какой удар нанесли ей его слова. Она запнулась. Ровно через секунду с ними столкнулась другая пара — Дафна и Сомерсби!

— Извини… извини, Дафна! — вскричала Марджори. — Я такая неуклюжая. Здравствуйте, Сомерсби! — Это столкновение окончательно выбило ее из колеи. Они танцевали вместе! Но так не пойдет. Она должна быстро успокоиться и по возможности решить, есть ли у нее причина для беспокойства. Обращаясь к виконту, она сказала:

— Ах, лорд Сомерсби. Осмелюсь сказать, я с вами не обменялась и дюжиной слов сегодня. — Она переводила взгляд с одного на другую, чувствуя, как паника охватывает ее.

«Он часто сопровождает вашу тетю в Оранскую рощу и сады».

А что, если ее сестра и виконт встречаются тайком? Не может быть!

Лорд Сомерсби поклонился Марджори и тоже высказал ей свое сожаление, но добавил, что его так заняли барышни Ходжес, что он едва беседовал сегодня с кем-то еще.

— Я подумал, что хотя бы из вежливости должен пригласить вашу сестру на танец. Мисс Раштон тоже обещала танцевать со мной.

В его лице Марджори не замечала ничего, что доказывало бы его влюбленность в Дафну. По правде говоря, у него был совершенно безучастный вид. Она посмотрела на сестру, и в больших голубых глазах Дафны не было ни капли печали. Фактически, ее лицо почти ничего не выражало. Похоже, ее чувства к Сомерсби угасли.

Неужели это правда?

Если так, то следует успокоиться. Но слова сэра Литон-Джонса преследовали ее. Почему никто не сказал ей, что Сомерсби и Дафна так часто встречались? Ее тетя никогда ей об этом не говорила. И Оливия Притчард тоже, подумала она насмешливо. Но ведь Оливия не ходила вместе с ними в сады и не гуляла в Оранской роще.

Когда музыка начала затихать, Марджори снова извинилась перед своим кавалером и юной парой. Последние в один голос заявили, что все это пустяки, и, поговорив вежливо друг с другом минуту или две, расстались. Виконт отправился на поиски мисс Раштон, а Дафна — танцевать с майором.

Видя, что ничто в поведении Дафны и Сомерсби не внушает ей ни малейшей тревоги, Марджи наконец избавилась от странного беспокойства и пообещала если не с восторгом, то вполне вежливо следующий вальс Раштону.

Когда он уже собирался взять ее за руку, то вдруг спросил, не желает ли она вместо тура вальса выпить миндального ликера.

— У меня что-то пересохло в горле. Я сам выпил бы немного мадеры.

Марджи удивилась и вопросительно посмотрела на него. Он выразительно сузил глаза и предложил ей руку. Она позволила отвести себя обратно в столовую, снова чувствуя необъяснимое беспокойство.

Если она хотела узнать, что он затевает, ей не пришлось долго ждать, потому что он заговорил:

— Я не мог не заметить, что вы невероятно дружны с сэром Литон-Джонсом.

Марджи почувствовала, как мурашки побежали у нее по коже. Она не могла себе представить, что он хотел сказать о человеке, которого она считала истинным джентльменом. Почему он вообще заговорил на эту тему? Несмотря на его намеки, она не желала объясняться с ним по этому поводу.

— Даже если и так, не понимаю, какое вам до этого дело.

Когда они подошли к двери столовой, он попросил ее на минуту задержаться. Он посмотрел на нее сверху вниз. Между его густыми изогнутыми бровями появилась складка.

— Я думал, стоит ли мне вообще говорить об этом, — произнес он наконец, — именно по этой причине. У меня нет права вмешиваться в ваши дела, никакого права. Но, когда я увидел вас с сэром Литон-Джонсом, я Почувствовал, что ради нашей с вами дружбы обязан просить вас не забывать о… — он искал нужные слова и продолжил, лишь подобрав точные, — его богатом жизненном опыте и об отсутствии такового у вас. Я хочу предупредить вас, что, каким бы джентльменом он ни выглядел, он ранил очень много сердец за годы своей холостяцкой жизни.

Марджори не знала, что она чувствует сильнее: облегчение или изумление. Она ответила смеясь:

— Мистер Раштон, вы беспокоитесь, что сэр Литон-Джонс разобьет мне сердце?

— Да, немного. И учитывая, что вы из-за выпавших на вашу долю злоключений мало вращались в обществе, я хотел посоветовать вам быть более осторожной. Вы не привыкли к ухаживаниям и знакам внимания со стороны мужчин и можете не суметь разгадать их истинные мотивы.

Марджори отвернулась от него и резко распахнула дверь в столовую. Там не было ни слуг, ни других гостей, поэтому она, чувствуя себя в полной безопасности, сказала:

— На вас очень похоже, Раштон, вмешиваться, куда вас не просят. Я знаю, что должна быть вам благодарной за вашу заботу, но, думаю, предпочла бы, чтобы вы не переживали из-за этого. Я уже много лет управляю своей жизнью, своими эмоциями, своим благополучием и чувствую, что прекрасно могу делать это и дальше.

Она подошла к столу, все еще заставленному всевозможными десертами.

— Я не имел в виду ничего плохого, Марджори.

Марджори услышала, как он назвал ее по имени, стоя у нее за спиной, и почувствовала, что ее пугает мягкий тон его голоса.

— Уверена, что не имели, — тихо ответила она, и ее сердце учащенно забилось. Она повернулась к нему лицом и сказала:

— А я не хотела говорить резко. Иногда я с вами чувствую себя, как будто я… боксер! Прежде чем вы открываете рот, я поднимаю кулаки, готовая накинуться на вас!

— Где же вы узнали о таких вещах? — спросил он улыбаясь.

— Прошу вас, никому не говорите. Несколько лет назад мой отец одел меня мальчиком и повел смотреть состязание по боксу. Я так долго просила его об этом, что наконец уломала. Все это было очень интересно, пока они не начали по-настоящему ставить друг другу синяки! Боюсь, мне стало плохо, и я заставила моего бедного папу — он так хотел посмотреть, как боксирует Молье! — увести меня домой.

— Вы очень странная, Марджори, — сказал Раштон, смотря сверху вниз ей в лицо и, казалось, изучая каждую черточку.

Она взглянула в ответ в его пронзительные голубые глаза и снова почувствовала, что забывает обо всем, как это бывало уже с ней несколько раз. А ведь он только стоял рядом и просто смотрел на нее. Из гостиной доносились еле слышные звуки вальса. Она и Раштон были наедине, и при этой мысли у Марджори ослабли колени. Она снова подумала, что Раштон не должен быть таким красивым. Неудивительно, что он так приворожил мисс Притчард!

Глубоко вдохнув, она заставила себя отвернуться к окну. Она выпрямила свои предательские колени и, собрав всю свою волю, сказала:

— Уверяю вас, что мне вовсе не грозит опасность влюбиться в сэра Литон-Джонса. Мне даже странно, что вы говорите об этом. Совершенно ясно, что ему нужна… другая.

— Другая? — спросил Раштон.

Марджи закусила губу, глядя вниз на темную улицу, которую освещали лишь тусклые окна трех-четырех городских домов. Через улицу она видела темную зелень, не отбрасывающую тени под безлунным небом. Долина была такой спокойной и мирной, что, казалось, холмы на ее противоположной стороне улеглись в уютную кровать и крепко заснули.

Марджори не хотела ничего говорить Раштону, но, очевидно, его заинтересовал ее намек.

— Кого вы имеете в виду? Баронет весь вечер не отходил от вас.

Марджори подумала, что он говорит глупости, но удержалась от обычной язвительности. Вместо этого она ответила:

— Если я скажу больше, то выскажу лишь свою догадку. По-моему, не стоит этого делать.

Раштон тоже подошел к окну и посмотрел на нее сверху вниз. Его лицо оживилось:

— Вы говорите о Дафне, не так ли? — вскричал он. — Из всех безмозглых… Марджори, вы просто маленькая дурочка! — Затем он засмеялся и пошел обратно к двери. — Не следует давать пищу для сплетен, так что я поскорее вернусь в гостиную. По крайней мере вы меня успокоили — я вижу, что вы не влюблены в сэра Литон-Джонса. Я могу больше не тревожиться на этот счет.

— Я так рада за вас, — шутливо ответила она. Вот как! Он считает ее маленькой дурочкой, черт бы его побрал! Хуже всего было то, что она поняла, похоже, она скоро испытает злосчастную привязанность к мужчине, который мог свести ее с ума, просто шевельнув бровью, и был недосягаем, как Зевс!

25

— Значит, она стала швеей своей тети, — сказал Раштон, глядя на мать. В полутемном экипаже он с трудом мог рассмотреть ее лицо. Их семья ехала обратно в дом на площади Королевы в ландо миссис Раштон.

— Не совсем швеей. Я так поняла, Марджори наняла для этого несколько женщин, но, без сомнения, она выполняет роль модистки. Совершенно удивительная молодая женщина.

Мисс Раштон, которой едва исполнилось двадцать, сказала:

— Кажется, она получила огромное удовольствие от этого вечера. Мне говорили, что она не часто развлекается. И хотя я признаю за ней некоторые способности, мне больше нравится общество ее сестры. Дафна всегда говорит такие забавные вещи. Я понимаю, что она совсем не умна, но у нее доброе сердце и она всегда в хорошем настроении. Надеюсь, она переедет в Бат насовсем. Тогда у меня будет новая подруга.

Раштон на секунду взглянул на сестру и подумал, что два сезона в Лондоне не очень-то изменили ее к лучшему. Если такое было возможно, то теперь она интересовалась еще более пустыми вещами, чем накануне своего первого бала. То, что она предпочла Дафну Марджори, очень ярко характеризовало ее.

Эванджелина Раштон, прекрасно сознавая презрение, которое сейчас испытывал ее брат, заявила:

— Я знаю, что ты сейчас скажешь. Для меня гораздо лучше поддерживать знакомство с Марджори, но я не хочу. Она кажется мне вечно чем-то занятой и не следит за разговором. Не далее как сегодня вечером я рассказывала Дафне и Элизабет анекдот о Каролине Лэм и ее последней эскападе, когда она появилась в костюме пажа. Обе нашли его весьма забавным! А эта Марджори уставилась на меня с таким выражением лица, как будто я была стенкой, а она смотрела сквозь меня!

Миссис Раштон, чувствуя, что вот-вот закипит бой, обратилась к дочери мягким голосом:

— Ты должна простить Марджори Чалкот, дорогая. Она больше пяти лет занималась почти исключительно заботой о сестре. Мне тоже хотелось бы, чтобы она была более легкомысленной, что ли. Но около двух недель назад я получила письмо от моей доброй подруги миссис Кэмли. Она подробно описала мне, какая никудышная гувернантка получилась из Дафны. Ее дочери, конечно, обожали Дафну, но, кажется, даже десятилетняя Кэсси умеет читать лучше, чем твоя новая подруга. И скажи мне, Эванджелина, если бы ты вдруг оказалась выброшенной в мир без средств к существованию, как бы ты стала зарабатывать себе на жизнь?