37

В карете Шарлотту охватил озноб. Она еле сдерживала дрожь. Свет каретного фонарика играл на спинах лошадей, фыркавших и переступавших с ноги на ногу в прохладе ночного воздуха. Им не терпелось тронуться с места.

Но не больше, чем ей.

До назначенного часа оставалось еще десять минут, и каждая секунда казалась вечностью. Наконец, выглянув в боковое окно на дорогу позади кареты, Шарлотта увидела сквозь живую изгородь кустарников, шедшую по сторонам извилистой дороги, мерцающий огонек. Постепенно он становился все яснее. Но из-за темной ночи — плотные облака закрыли луну и звезды — дорога оставалась почти невидимой, и приближавшийся прыгавший огонь то светился совсем рядом, то мерцал далеко.

Теперь Шарлотта жалела, что решилась на этот отчаянный план. Похитить Стоунлея. Она что, лишилась рассудка? Но был ли у нее выбор? Что будет с Генри, если отцу не удастся добыть грамоту? Сэру Джону необходимо, чтобы день, самое большее два, лорд не мешал ему.

Догадается ли Стоунлей, что его предали? Шарлотта отвернулась от мелькавшего огонька. Сейчас она уже уловила шум подъезжавшего экипажа Стоунлея. Все громче слышался стук копыт.

Шарлотта зажмурилась. Окрик кучера, замедленный бег лошадей. Они медленно прошли мимо окна ее кареты. Стоунлей подъехал вовремя.

Шарлотта накинула на голову капюшон своего вишневого бархатного плаща, почти полностью закрыв лицо. Она справится, только если не будет смотреть ему в глаза.

Было слышно, как Стоунлей вышел из экипажа и приказал кучеру вернуться в Эшест-холл. Шарлотта уже забыла, какое чарующее действие оказывал на нее низкий теплый голос лорда. Сердце у нее затрепетало, как крылья мошки, налетевшей на лампу. Еще несколько секунд — и он будет рядом.

Дверца открылась, и, заполняя небольшое пространство кареты, раздался его ласковый, звучный голос, преисполненный нежности и доверия к ней.

— Шарлотта, моя дорогая, — произнес Стоунлей. — Расскажите мне все. Я так благодарен, что вы попросили моей помощи. Знайте, что для вас я сделаю все.

Девушка задержала дыхание. Она тщательно готовилась к этой встрече, но и представить не могла, насколько глубоко тронет ее голос лорда, его присутствие, сами слова, с которыми он обратился к ней. Ее гнев был так велик, сердечная боль столь невыносима, что Шарлотта посчитала себя неуязвимой для его обаяния. Он слишком низко пал в ее глазах — и говорить больше не о чем.

Но он обратился к ней страстно и с любовью.

— О Боже, — прошептала Шарлотта, опуская глаза, чтобы не встретиться со Стоунлеем взглядом.

«Моя дорогая».

— Умоляю… — начала она дрожащим голосом, приступая к похищению. — Умоляю, прикажите кучеру трогаться.

Стоунлей повиновался. Захлопнув дверцу, он спросил:

— Как далеко до дома вашей тетушки?

— До дома моей тетушки? — переспросила Шарлотта, не сразу поняв, о чем он говорит. Вздрогнув, вспомнила, что это часть плана. Как она могла позабыть? Надо быть осторожней. — А, да, до дома моей тети. По-моему, почти пять миль.

Шарлотта нервно глянула на Стоунлея, уловив синий блеск его глаз, отразивших свет каретных фонарей, и быстро отвела глаза. В карете было очень темно, и девушка не могла прочесть по его лицу, что он чувствует, о чем думает.

Лорд нашел ладонь Шарлотты среди складок ее плаща, но она отодвинулась от него.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала Шарлотта. Карета тронулась с места, лошади ускорили шаг, натягивая упряжь. — Надеюсь, я не подала вам ложной надежды, обратившись за помощью. Я не ищу вашей привязанности.

Мне больше не к кому обратиться, иначе я никогда не написала бы вам. Будьте уверены.

— Понятно, — отозвался лорд. Сколько они уже проехали — десятую часть мили? Возможно. Осталось четыре и девять десятых. Как выдержать пребывание с ним в одной карете?

Молчание затягивалось. Живые изгороди, каменные ограды, на мгновение выхваченные из тьмы светом каретных фонариков, представали гротескными фигурами и исчезали по мере бега лошадей.

— Вы очень сердиты.

Шарлотта с трудом проглотила комок в горле.

— Да, — ответила она, сожалея, что не может сказать, что думает на самом деле.

— Вы имеете на это полное право, Шарлотта, — сказал Стоунлей. — Теперь я это осознаю. И, возможно, вам будет легче поверить мне, если я признаюсь, что вчерашний вечер оказался для меня самым тяжелым за всю мою жизнь. И не только потому, что я был лишен вашего общества.

Опустив глаза, Шарлотта теребила рукав плаща.

— Вас обвинили в том, что я покинула ваш дом? — спросила она, впервые осознав, что ей интересно, что же произошло после ее отъезда.

Стоунлей откинул голову на спинку сиденья.

— Я получил по заслугам. За все мое дурное обхождение с дамами. Многие женщины высказали мне все, что они думают обо мне и моем поведении. Знаете, до вчерашнего вечера я считал, что никто не догадывается о моих хитроумных испытаниях, которые я устраивал возможным хозяйкам моего дома. Кроме Эмили, разумеется. Она всегда об этом знала.

Прикидывая, как может протекать поездка на ферму, Шарлотта решила полностью избегать разговора о вчерашнем вечере в доме лорда. Но, узнав, что он пострадал от всех несчастных женщин, проваливших экзамен на звание его жены, изменила своему намерению.

— Не стану притворяться, будто сочувствую вам. Не понимаю только одного, из-за чего вы все это начали?

— Не знаю и сам почему. Возможно, от отчаяния, — тихо заговорил лорд. — Разве с тех пор, как вы начали бывать в свете, джентльмены ни разу не преследовали вас из-за ваших денег?

Шарлотта припомнила, что немало молодых людей, не имевших приличного состояния, проявляли к ней интерес. Ее глубоко уязвило поведение одного из первых ее поклонников, когда она поняла, что самым привлекательным в ней оказались ее средства. Это был офицер из армии Веллингтона. Он вернулся домой, хромая на левую ногу и без сколько-нибудь перспективного будущего. Она наслаждалась его обществом и полагала, что влюблена, не придавая значения своему богатству. Пока случайно не увидела, как он обнимает молодую особу, имевшую очень маленькое приданое. Шарлотта свернула в очередной коридор тисового лабиринта миссис Бошем, когда чуть не налетела на эту пару.

Она испытала обиду и ужасное разочарование, не говоря уже о том, что лишилась иллюзий, когда офицер объяснил ей истинную природу своих чувств. Особенно ее поразило то, что больше всего молодого военного привлекали в ней ее деньги.

Девушка, однако, не отчаивалась, а постаралась вникнуть в его положение, не обвиняя офицера за то, что выше всего он ставил богатство, не стала презирать и себя за то, что является женщиной с независимыми средствами, а это, в свою очередь, привлекало к ней охотников за приданым.

Тем не менее, с той поры она очень осторожно относилась к тем, кто ухаживал за ней.

— Да, — ответила Шарлотта. — У меня были подобные случаи.

— Как бы я не хотел оправдать в ваших глазах свое поведение, больше всего мне необходимо, чтобы вы попытались понять мое положение. Подумайте, только один мой титул делает меня желанным объектом для свах. Добавьте к этому состояние, которым я столь внушительно благословлен. Пришло время, когда я уже не мог отличить любовь женщин ко мне от корысти. И я решил проводить нечто вроде испытаний для дам, больше всего привлекавших меня. Началось это вскоре после того, как Эмили вышла за полковника. Я никого не хотел обидеть. Я лишь желал быть уверенным, что женюсь на женщине, которой смогу доверять, уважать и которой я нужен не только из-за моего титула и богатства. Вы можете это понять?

Шарлотта повернулась к нему и медленно сняла с головы капюшон. Глубоко вздохнула.

— Думаю, никто до конца не сможет понять, что вы испытывали. Каждый из нас поглощен собой и редко задумывается о мотивах поступков окружающих его людей. Я никогда прежде не представляла, как болезненны для вас могут быть поиски спутницы жизни. Но так жестоко — возбудить надежды у стольких женщин и отвергнуть их. Вы хоть раз думали о том, какие страдания вы им причинили?

Она прижала руку к сердцу и пристально посмотрела на Стоунлея.

Он также повернулся к Шарлотте, и на этот раз она позволила ему взять ее за руку.

— До вчерашнего дня — нет, да и то мне сообщили об этом из чувства мести. — Он криво усмехнулся. — Вы остались бы довольны, услышав, что мне наговорили.

Шарлотта позволила себе слабо улыбнуться в ответ.

На лице лорда появилось выражение чувственного обожания, сулившее Шарлотте жаркие объятия. Она смущенно отняла руку и отвернулась. Может, ей и приятно, что он получил свою долю унижений, но доверять ему она не могла. Кроме того, существует дело, ради которого она должна забыть о жажде своего сердца.

— Значит, я не прощен? — рассудил Стоунлей.

— Разумеется, прощены, — ответила Шарлотта. — Мой христианский долг — простить вас.

— Но не забыть?

Она посмотрела в окно, на тени бегущих лошадей, то появляющиеся, то исчезающие на фоне кустов и деревьев по краю дороги. Сколько еще ехать? Мили две? Возможно. Скажем, три.

Шарлотте не хотелось отвечать на последнее замечание лорда, и она вернулась к цели их путешествия.

— Спасибо за помощь, Эдвард. Мой отец, как я писала, попал под влияние очень плохого человека. Надеюсь, вы могли бы…

Стоунлей прервал ее:

— Вы говорите о Текстеде, верно?

Вздрогнув, Шарлотта отстранилась от него. Широко раскрыв глаза, она воскликнула:

— Но… но как вы узнали?

Она хотела осторожно, постепенно, путем разных намеков дать ему понять, что этот человек — маркиз Текстед. Весь этот рассказ должен был стать одной большой ложью, которая помогла бы занять время в пути до фермы.

Но поскольку весь рассказ о том, что ее отец «попал под влияние очень плохого человека», не содержал в себе ни грана правды, откуда Стоунлей узнал ответ до того, как она вообще что-то рассказала?

Это не могло быть совпадением!

Внезапно Шарлотта испугалась, что невольно оказалась замешанной в дела сэра Джона, о которых ей не сказали. Что же такое знает Стоунлей, что неизвестно ей?

38

— У меня много источников, Шарлотта, откуда я черпаю сведения о самых разнообразных новостях. И редко полагаюсь только на один, чтобы составить то или иное представление. Похоже, ваш отец должен Текстеду весьма большую сумму. Следовательно, маркиз крепко держит сэра Джона в руках.

Кровь отхлынула от лица Шарлотты.

— О чем вы говорите? Отец сказал, что должен ростовщикам. Он ни разу не упомянул о Текстеде. Вы уверены?

В слабом свете Шарлотта увидела по лицу Стоунлея, что тот тщательно взвешивает свой ответ.

— Согласно одному из источников, контора — держатель долгов вашего отца — что-то около шестидесяти тысяч фунтов два месяца назад продала их Текстеду.

У Шарлотты засосало под ложечкой.

— Тогда он действительно крепко держит отца, — ошеломленно произнесла девушка.

А если Стоунлей лжет? Но зачем? Она не видела причины.

— Возможно, мертвой хваткой. Полагают, что желание вашего отца создать акционерную компанию — идея Текстеда. Они станут партнерами, но участие Текстеда должно быть негласным.

Шарлотта собиралась наговорить всякой лжи об отце и маркизе — какая нелепость, какая ирония судьбы. Она и представить не могла, что ее отец может заняться коммерцией с Текстедом. Теперь же, узнав, что сэр Джон должен немыслимую сумму не ростовщикам, а Текстеду, девушка почувствовала, что готовится какое-то зло. Она не верила, что ее отец способен на подлость, но бесчестный человек с легкостью возьмется использовать дружеские отношения сэра Джона с принцем в своих гнусных целях.

Мысли девушки вернулись к отцу и Текстеду. Маркиз, без сомнения, был хорошо осведомлен о хлопотах отца в отношении компании. Похоже, что дело обстоит именно так, как говорит Стоунлей.

Шарлотта мысленно вернулась к веселью отца и Текстеда накануне вечером — словно они давно добрые друзья, хотя ей казалось, они просто знакомые. Она вспомнила свое первое впечатление от маркиза и свое интуитивное недоверие к этому человеку. На память пришли его насмешки над ней и то, как он высмеивал ее взгляды на жизнь на балу у леди Перселл. Воображение нарисовало красные прожилочки у него на щеках и на носу — ясное указание на образ жизни. И, наконец, она живо припомнила, как застала его полураздетым, и он весьма непринужденно восстановил свой туалет, не обращая на нее внимания. Все это скорее подтверждало, а не опровергало растущую уверенность Шарлотты, что вымышленная причина, позволившая похитить Стоунлея, оказалась на самом деле правдой.

Онемев от новой догадки, девушка поняла, что Текстед, увидев, какой опустошенной она приехала из Эшеста, использовал ее раненую гордость и сердечную маяту. Она стала жертвой обмана, полагая, что помогает отцу.

Но сколь зловещи его намерения? Лишь похитить на день-другой Стоунлея? Но она и правда не слышала ничего другого.

Девушка вспомнила, как распространялся о турках ее отец, не зная, что она в гостиной. Возможно ли, чтобы нахлынувшие события, задуманные Текстедом, подразумевали незаконную торговлю в Средиземноморье, о которой не подозревает ее легковерный отец.

— Что вы знаете о Северной Африке? — спросила она Стоунлея.

Лорд молчал. Шарлотта оцепенела, у нее закружилась голова.

Сколько они уже проехали? Три с половиной мили? Осталось еще полторы.

— Пожалуйста, скажите, — взмолилась девушка, глядя вперед и видя мокрые от пота крупы лошадей и пар, валивший от их тел в прохладном ночном воздухе. — Я должна все знать.

— Мои агенты сообщают, что Текстед тесно общается с местными правителями — деями Туниса и Триполи. В XV веке лорд Эксмут казнил каждого десятого алжирца, пытаясь искоренить пиратство. Но морские разбойники по-прежнему беспокоят Средиземноморье, грабя и похищая людей, хотя действуют они теперь осторожнее.

— И чего надеется достичь Текстед?

— Многого. Уверен — власти, состояния, его преумножения…

— Но он едва ли не самый богатый в королевстве человек.

— Некоторым всегда мало, их жажда неутолима. Но думаю, им владеет не просто страсть к накоплению… его привлекает сама возможность завоевывать, подчинять.

Шарлотта тряхнула головой, как бы желая отогнать слова Стоунлея. Но у нее не было причин сомневаться. Лорд ничего не приобретал, очерняя в ее глазах маркиза.

— Вчера вечером, когда я приехала от вас, — начала Шарлотта, — папа получил письмо. Его люди сообщали, будто стало известно, что его деловое предприятие — обман. Что он хочет создать фиктивную компанию, получить средства и воссоздать в Северной Африке сильное государство. Папа пришел в ужас и решил, что это вы распустили этот слух, чтобы уничтожить его. Ведь если такое дойдет до принца, он никогда не воспользуется своим влиянием, чтобы помочь отцу.

Стоунлей усмехнулся.

— И вы этому верите? — спросил он.

— Вы сказали мне, что поклялись погубить отца. Как же я могу не верить?

Стоунлей, нахмурившись, глядел в сторону.

— Вы признались мне, Шарлотта, что, хотя приехали в Брайтон с не очень-то благородными намерениями в отношении моего сердца, вскоре поняли, что не испытываете желания осуществить задуманное. — Он повернулся к девушке и пристально посмотрел ей в глаза. — Может, я и поклялся уничтожить сэра Джона, но, признаюсь, испытал облегчение, когда увидел, что он губит себя сам, без всякой помощи с моей стороны. И теперь, по прошествии стольких лет, зачем мне распространять подобные слухи, если я намерен ухаживать за его дочерью? Ведь если она узнает, это навсегда отвратит от меня ее сердце. Я был бы круглым дураком, поступая так.

Шарлотта приняла его разумный и правдивый ответ. Она некоторое время молчала и наконец спросила:

— Почему Текстед сам не пойдет к принцу или не использует свое влияние в парламенте, чтобы получить грамоту? Зачем ему нужен сэр Джон?

— Принц обожает вашего отца. А Текстеда с принцем не связывают теплые чувства. Да и в парламенте маркиз не пользуется доверием и не вызывает симпатии со стороны пэров. Они его никогда не поддержат, настолько он неприятен. Так что никто не даст ему грамоты. Ни за что.

— Каким бы плохим ни казался мой отец, он никогда не станет участвовать в работорговле. Он не опустится до такой бесчеловечности и подлости.

— Вам следовало бы лучше знать своего отца, — спокойно сказал Стоунлей.

— Вы мне не верите? — неприятно пораженная, воскликнула Шарлотта.

— Вы так и не спросили у него, почему я дал слово погубить его?