19

Элли было не по себе. Она еще раз посмотрела на Равенворта, на его спокойное, вежливое, бесстрастное лицо и подумала, что решительно не знает, как ей теперь вести себя с ним.

Их лодка — в окружении других таких же — плавными рывками приближалась к южному берегу Темзы, туда, где раскинулись знаменитые зимние сады Воксхолла.

Элли плотнее закуталась в свой плащ-домино. Они еще не надели масок, поэтому ничто не мешало ей снова и снова всматриваться в любимое лицо. Равенворт невозмутимо слушал бесконечную болтовню леди Вудкотт, а Элли думала о том, как любит этого человека и как много предстоит ей потерять, когда она проиграет пари, заключенное с Джорджем.

Ох, это трижды проклятое пари! Кто бы мог подумать, в какие дебри отчаяния заведет ее эта дурацкая затея, начинавшаяся как шутка!

Вечер в Воксхолле проходил весело. Фанни, сияющая от счастья, непрерывно танцевала с Чарльзом, а леди Вудкотт с гордостью наблюдала за ними. Затем всех пригласили в столовую, где был приготовлен изысканный ужин, главным украшением которого являлась превосходная ветчина, так и манившая к себе умопомрачительным ароматом. Однако у Элли не было аппетита, и даже ломтики ветчины не пробудили его.

После ужина состоялся спектакль — веселый, красочный, — и Элли немного отвлеклась от своих грустных мыслей, следя за запутанной историей, которую разыгрывали актеры в напудренных париках и пестрых костюмах. Но стоило ей вспомнить о последнем разговоре с виконтом, и она снова становилась такой сосредоточенной и печальной, что леди Вудкотт не удержалась и прошептала, наклонившись в племяннице:

— Его светлость может подумать, что ты неблагодарна, Элинор! Неужели ты не способна хотя бы изобразить веселье? Не забывай, что теперь, когда вы стали так близки с виконтом, нужно думать о том, чтобы не ставить его в неловкое положение перед всеми.

Насчет близости тетушка ошибалась, но тем не менее в ее словах была известная доля правды. Элли по-старалсь напустить на себя веселый вид, начала улыбаться и даже смеялась над забавными историями, которые рассказывал Равенворт. И все же каждый раз, встречаясь с ним глазами, она чувствовала под ложечкой пустоту и холод.

После ужина и спектакля все пошли к каскаду фонтанов, где должен был начаться фейерверк. Лорд Барроу предложил одну руку Фанни, другую — леди Вудкотт, Элли шла позади рядом с Равенвортом и думала о том, что другой минуты для последней попытки у нее уже не будет. Она уже собралась с духом, чтобы заговорить, как вдруг увидела высокого худого мужчину, закутанного в длинное домино. На лице незнакомца была большая серебряная маска, скрывавшая его черты, но сквозь ее прорези Элли заметила внимательные, изучающие глаза. Ей стал неприятен этот взгляд, и она, опустив голову, крепче ухватилась за рукав Равенворта.

Виконт нежно погладил ее руку.

— Сегодня ты выглядишь такой печальной, Элли. Боюсь, что сады и маскарад понравились тебе гораздо меньше, чем я надеялся.

В голосе его звучало такое искреннее чувство, что Элли мигом забыла о незнакомце и, подняв лицо, посмотрела на Равенворта. Тысячи фонариков горели в листве, их свет причудливо играл и переливался на темном шелке его домино.

— Надеюсь, вы не сочтете за невежливость, милорд, если я предложу вам свернуть на менее оживленную тропинку? — Она тяжело вздохнула и добавила чуть дрогнувшим голосом: — Нам нужно поговорить.

— Разумеется, — охотно откликнулся Равенворт и повел ее на пустынную, слабо освещенную редкими фонарями боковую дорожку.

Несмотря на свое состояние, Элли невольно отметила романтичность этого места — тихого, сумрачного, утопающего в густой пышной зелени.

«До конца пари осталось всего два дня», — напомнила она самой себе и сказала:

— Джефф, нам нужно объясниться. Ты прав — я попала в дурацкое, сложное положение. Я не могу рассказать тебе обо всем, скажу лишь одно: все будет прекрасно, если только ты дашь мне свою табакерку. — Она сама чувствовала, как неубедительно звучат ее слова, но не могла найти других. — Я совершила ужасную ошибку — знаю, что не имела права так поступать, но… — Не в силах больше сдерживаться, Элли расплакалась и с трудом закончила сквозь слезы: — Если сегодня вечером у меня не будет твоей табакерки, я… Мы никогда не сможем быть вместе!

Равенворт не мог понять, что так подействовало на него — то ли очарование весеннего вечера, прохладного, но такого тихого, расцвеченного огнями и окрашенного грустью из-за доносившейся издалека музыки, то ли плачущая Элли. Уже готовый сдаться, он сказал, пытаясь заглянуть ей в глаза сквозь прорези маски:

— Я хочу одного: чтобы ты доверяла мне. Неужели я прошу слишком многого?

Элли в отчаянии прижала руки к груди.

— Поверь, есть вещи, о которых я просто не имею права говорить раньше времени! Это ты можешь понять?

Равенворт колебался. В конце концов, что значит какая-то табакерка, если от этого зависит его будущее? Не может же он потерять Элли из-за этой проклятой серебряной коробочки! Равенворт уже не сомневался, что все дело в очередном дурацком пари. Нетрудно догадаться, что для уплаты этого долга чести ей необходима именно его табакерка.

И виконт принял решение. Если он собирается положить к ногам этой девушки и свой титул, и свои земли, и свою судьбу, так неужели он не может отдать ей для начала такую малость — табакерку?

Они уже достигли дальнего конца парка. Издалека послышались восторженные крики — начинался фейерверк, и его приветствовала большая пестрая толпа, сгрудившаяся возле Большого Каскада. Равенворт нащупал в кармане табакерку и хотел вынуть ее, но в этот миг на его голову обрушилось что-то тяжелое — и сразу стало темно.

Элли завизжала, но ее голос утонул в шуме ликующей толпы любителей огненных развлечений. Рядом с собой она увидела двух незнакомцев, укутанных в плащи, с масками на лицах. Один из них схватил Элли и зажал ей рот своей ладонью, а второй склонился над лежащим Равенвортом и быстро обшарил все его карманы. В этом человеке она с ужасом опознала того недавнего незнакомца, что так пристально рассматривал ее в прорези своей серебряной маски.

Затем нападавшие исчезли, толкнув Элли на прощание так, что она свалилась на землю рядом с виконтом. Не успела она подняться на колени, как он негромко застонал, веки его дрогнули, глаза медленно раскрылись.

Элли облегченно вздохнула и воскликнула:

— Слава тебе, господи!

— Что случилось? — слабо спросил он, облизывая пересохшие губы.

— Джефф, на нас напали двое! Они взяли твою бриллиантовую булавку для галстука и… и, боюсь, твой кошелек. Они уже скрылись, но, может быть, еще не поздно позвать на помощь? Я сейчас поищу лорда Барроу…

Виконт сел, покрутил головой и махнул рукой.

— Нет. Подожди минутку.

Он поднес руку к галстуку, затем к карману и убедился, что и булавка, и кошелек действительно испарились. Равенворт сжал голову руками и немного посидел, ожидая, пока окружающий мир не перестанет кружиться перед глазами. Опять его ограбили! Не слишком ли часто в последние два дня его бьют по голове?

Затем он подумал, что в сегодняшнем ограблении есть что-то странное. Очень, очень странное… Он посмотрел на Элли, сидящую на земле рядом с ним. Ее лицо было бледным, как бумага, на шее блестела тонкая ниточка алмазного ожерелья. Черт побери, почему воры не тронули ее ожерелья? Ведь оно одно стоит куда больше, чем его булавка и те деньги, что лежали в кошельке!

Еще не встав на ноги, Равенворт уже знал, что у него, несомненно, пропала еще одна вещь. Табакерка! Он знал только одного человека, который был готов на все, чтобы заполучить его табакерку… Дурочка, ведь он же собирался сам отдать ее ей!

Элли встревоженно взглянула на него.

— В чем дело? Почему ты ТАК на меня смотришь?

Равенворт медленно поднялся на ноги.

— Прекрасно, мисс Дирборн, просто великолепно! Какой невинный взгляд! Браво! Самой Саре Сиддонс такого не снилось!

— Саре Сиддонс? — переспросила Элли, недоумевая, при чем тут эта великая актриса и какое отношение они имеют друг к другу.

— Я потрясен, мадемуазель. Искренне посмеялся бы, не будь у меня так тяжело на сердце. «Надеюсь, вы не сочтете за невежливость, милорд, если я предложу вам свернуть на менее оживленную тропинку?»

— Что вы хотите сказать?!

Равенворт словно и не услышал ее.

— Видел ли мир такого дурака, как я? — воскликнул он. — Нет, сомневаюсь. Такого идиота поискать!

Элли показалось, что сердце ее вот-вот остановится. Никогда еще она не видела Равенворта в таком гневе.

— Неужели вы считаете, что я заодно с этими ворами? — чуть слышно произнесла она. — Но что у меня может быть с ними общего?

— Любовь к риску, — жестко сказал виконт и провел ладонью по карману, чтобы убедиться, что он пуст. — Я вижу, что вас недаром зовут Азартным Игроком, мисс Дирборн. Полагаю, теперь, когда вы заполучите мою табакерку, мы с вами будем видеться гораздо реже.

— Нет! — в отчаянии закричала она. — Я не делала этого! Вы не можете так думать!

Но ледяное выражение серых глаз виконта говорило яснее всяких слов: он действительно считает, что она в сговоре с теми грабителями.

— Очаровательно! Просто очаровательно! Равенворт будет в восторге от твоего платья! — воскликнула леди Вудкотт и привычным жестом поправила свой вечный черный парик.

На Элли было белое муслиновое платье с высоким воротником, вышитое по подолу красными вишенками. Она сидела над пяльцами и усердно работала иголкой, удивляясь про себя, почему эти желтые тюльпаны никак не желают вышиваться. Услышав слова тетушки, Элли тяжело вздохнула.

— Не думаю, что он вообще увидит это платье, мадам.

— Не болтай глупости. Разумеется, он увидит его! Он же непременно заедет сегодня повидать нас после вчерашнего чудесного вечера в Воксхолле. Ах, Вокс-холл! Салли Джерси позеленеет от зависти, когда я ей расскажу! — Леди Вудкотт гордо улыбнулась. — Только, боюсь, у виконта к концу вечера разболелась голова — он был такой бледный… Ты заметила, каким он стал бледным после фейерверка?

— Да, — коротко ответила Элли и снова уткнулась в вышивание. Ее тетушка, несомненно, сама позеленела бы, знай она всю правду!

Что и говорить, для кого-то вчерашний вечер был чудесным, но Элли вспоминала о нем как о кошмарном сне. Вчера ей показалось, что мир рухнул, развалился на куски под ее ногами. А главное, и винить-то некого, кроме себя самой… Равенворт же до конца оставался джентльменом — вел себя дружески, как ни в чем не бывало, только избегал смотреть ей в глаза во время вальса. Но он имел на то право, ничего не скажешь!

Леди Вудкотт прервала ее размышления:

— А может быть, он слегка перебрал?

Несмотря на свое подавленное настроение, Элли не удержалась от улыбки. Перебрал! Это Равенворт-то?

— О, нет, тетушка. Разве вы не знаете, что виконт совсем не пьет?

Леди Вудкотт пожала плечами:

— Никогда не могла понять его. Вот твой дядя, например. Он выпивал бутылку мадеры за обедом, а затем шел в кабинет выкурить сигару, и там его ждал еще стаканчик бренди. Потом он ехал в свой клуб и, уж наверное, не раз прикладывался с друзьями к бутылке. Правда, когда он оттуда возвращался, в дом его уже вносили на руках. Двое слуг. И так каждый день. Каждый божий день!

Элли изумленно покосилась на тетушку.

— И при этом умудрялся не проиграться в лоск?

Круглое лицо леди Вудкотт зарделось от воспоминаний.

— Умудрялся! Мой покойный муж — упокой, господи, его душу грешную! — был не дурак выпить, но при этом никогда не терял голову. Да, бывало, что и проигрывал, но в любом состоянии знал свой предел, а на следующий день, как правило, отыгрывался. Не то что твой кузен, Джордж Фентон! Этот ни перед чем не остановится — и все свое проиграет, и в долги залезет, на что угодно пойдет, лишь бы играть, играть, играть… Вот за что я не слишком-то жалую этого родственника. Элли задумчиво слушала тетушку, а в голове у нее тем временем зрела догадка — столь же неожиданная, сколь и неприятная.

Мысль эта была такой чудовищной, невозможной, абсурдной, что у нее задрожали руки, и она вынуждена была отложить иголку.

«Нет, этого не может быть! Это не Джордж!» — мысленно воскликнула Элли и тут же поняла, что догадка ее справедлива. Джордж в самом деле ни перед чем бы не остановился, чтобы выиграть пари.

С этой секунды Элли уже не сомневалась. Она теперь точно знала, кто напал на Равенворта и забрал его кошелек, булавку и табакерку.

Элли так стремительно вскочила со стула, что пяльцы с вышиванием отлетели к камину.

— Я только что вспомнила о назначенной встрече, — торопливо сказала она леди Вудкотт. — Простите, тетя, я должна идти.

— Что ты еще задумала? Святые небеса! Куда это ты направляешься?

Леди Вудкотт могла бы кричать хоть до второго пришествия: Элли, не слушая ее, уже мчалась в свою спальню. Там она быстро накинула темно-зеленую пелерину, надела шляпку, перчатки и, прихватив с собой Сару, выбежала на улицу. Не очень веря в успех своего предприятия, Элли наняла кеб и отправилась с недоумевающей служанкой по хорошо известному ей адресу — на Честерфилд-стрит, где находилась квартира Джорджа.

В дверях их встретил молодой дворецкий, и Элли сказала ему, что желает немедленно видеть своего кузена. Дворецкий запротестовал было, но она решительно отодвинула его в сторону и прошла в комнаты.

В столовой было темно, холодно и пусто, в гостиной — тоже. Джорджа Элли обнаружила в библиотеке.

Ее кузен сидел за столом, так и не сняв вчерашний вечерний костюм; черное домино валялось вместе с маской возле стены, обитой дубовыми панелями.

Джордж, похоже, не заметил появления Элли, ибо не обернулся и продолжал сидеть за пустым столом, бессмысленно уставившись в пространство. Лишь когда она окликнула его, он с усилием повернул голову, и на Элли страдальчески взглянули воспаленные, с красными белками, глаза.

— О боже! — невнятно пробурчал Джордж и устало вздохнул. — Какие черти тебя принесли и что это за чучело с тобой?

Элли обернулась и поняла, что последние слова Джорджа относились к Саре, которая добросовестно сопровождала хозяйку, не отставая от нее ни на шаг. Из-за спины Сары выглядывало лицо молодого дворецкого.

Элли отправила обоих слуг в коридор, закрыла дверь библиотеки и с отвращением осмотрелась. Комната была запущенной, нежилой. Повсюду лежал толстый слой пыли, валялись какие-то бумаги и журналы.

Внезапно взгляд Элли упал на что-то блестящее, похожее издали на кусочек стекла. Она подошла ближе и узнала в лежащем на каминной полке предмете булавку Равенворта — ту самую, украденную вчера бриллиантовую булавку для галстука.

— Так это правда! — разочарованно воскликнула она, чувствуя, что к глазам подступают слезы. — А ведь пока тетушка не поделилась со мной опасениями по поводу твоей игры, я не давала воли своим подозрениям… Джордж, как ты мог?!

Он молчал. Глаза его — запавшие, воспаленные — тускло мерцали из-под низко опущенных бровей, на мертвенно-бледном лице ярко выделялись темные круги под глазами. Элли впервые увидела у Джорджа такое лицо и ужаснулась. Раньше она не замечала, как неприятно подергиваются от нервного тика уголки его рта.

Джордж опустил веки и негромко сказал:

— Ничего не поделаешь, Нелл.

В голосе его не прозвучало никаких эмоций. Это был голос автомата — ровный, монотонный, унылый, как эта комната, заросшая грязью и пылью. Но ничто не шевельнулось, не растаяло в душе Элли. Когда она заговорила, голос ее звенел от негодования:

— Не смей меня так называть! Никогда, слышишь? В детстве ты звал меня Нелл, и мне это нравилось. Но детство миновало, и детские игры кончились, Джордж Фентон! Да, дружок, глубоко же ты завяз… И все из-за какого-то идиотского пари!

Джордж тяжело вздохнул:

— Ошибаешься. Не в пари дело.

Элли удивленно посмотрела на кузена:

— Не в пари? А в чем же?

— Ты была права. Я никогда по-настоящему не любил тебя. Мне нужны были твои деньги. Наследство…

Элли вдруг стало невыносимо стыдно — до краски, до слез. Стыдно так, словно это она сама совершила кражу. Сглотнув подступавший к горлу комок, она спросила шепотом:

— А где же… Где же табакерка?

Джордж коротко, хрипло рассмеялся, встал со стула и принялся бесцельно кружить по комнате.

— Не догадалась еще? Ну же, Элли, пошевели мозгами! Ты отлично знаешь человека, у которого находится табакерка.

Джордж остановился возле окна, с отсутствующим видом посмотрел на улицу. Элли заметила, как поникли его плечи, рассмотрела помятые брюки, ботинки, к которым прилипли комки грязи… Жалкое зрелище представлял собой ее кузен!

Элли еще раз подумала, хорошенько сопоставила некоторые факты, наблюдения, затем опустилась на стул и прижала руку к груди.

— Крессинг! — выдохнула она.

— Всегда знал, что ты умная девушка. И хитрая, — откликнулся Джордж и снова хрипло хохотнул.

У Элли пересохло во рту — так, словно он был забит ватой. Она опустила голову, закрыла лицо руками и впервые в жизни почувствовала, что теряет сознание. До сих пор она ни разу не падала в обморок и всегда поражалась героиням дамских романов, которые готовы были проделывать это на каждой странице.

«Мерзкое состояние, — подумала она, с трудом взяв себя в руки. — Не дай бог еще раз пережить его!»

— Так, значит, Крессинг, — прошептала Элли. — Но почему? Почему табакерка не осталась у тебя?

Джордж то ли хохотнул, то ли всхлипнул, не поворачиваясь от окна.

— Крессинг почему-то решил, что у меня может не хватить мужества довести дело до конца. А он, если понадобится, готов принудить тебя силой.

Элли грустно кивнула:

— Ну а ты, Джордж? Ты-то сам намерен доводить дело до конца?

Только теперь он повернулся к ней — несчастный, раздавленный. У него был взгляд бездомной побитой собаки, и Элли без слов все поняла. Она отвела глаза от жалкой фигуры кузена и увидела лежащий на столе кошелек виконта.

«Если бы я не ввязалась в это идиотское пари, то не втянула бы в него и Равенворта», — тоскливо подумала она.

Элли вспомнила, сколько любви было в его глазах в тот вечер, как причудливо играли тени на его лице в свете китайских фонариков. Это был чудесный, неповторимый миг, когда между ними возникло полное взаимопонимание. Ей казалось тогда, что она может читать его мысли. Она точно знала, что сейчас он отдаст ей свою табакерку.

Элли прикрыла глаза и представила себе Равенворта минутой позже — бесчувственного, униженного, лежащего на земле возле ее ног. Стыд, едкий стыд вновь обжег ее, наполнил глаза слезами.

Яростно тряхнув головой, чтобы отогнать мучительное воспоминание, Элли сказала:

— Нужно срочно что-то придумать. Нельзя сидеть сложа руки!

— Придумать?! Тебе хорошо говорить! Ты же ничего не знаешь! Я должен Крессингу десять тысяч фунтов, да еще сорок тысяч — ростовщикам. Крессинг использует Хэмпстед для хранения контрабанды, и это будет продолжаться до тех пор, пока я не верну ему долг. Он заставил меня подписать бумагу о том, что я отдаю свой дом в пользование контрабандистам. Теперь, если их поймают, окажется, что я хозяин притона, а он выйдет сухим из воды!