1

Леди Вудкотт нервно взмахнула веером. От воздушной струи затрепетали мелкие черные локоны, обрамляющие ее полное лицо.

— Ах, дорогая моя! — воскликнула она и машинально поправила парик. — Я же просила тебя: не давай ей влезать в эту мышеловку! Ну, вот! Теперь она начнет называть Равенворта репой и всякой прочей капустой, а в итоге окончательно погубит нас!

Легкая усмешка тронула губы Фанни. Она быстро огляделась по сторонам в надежде, что никто не услышал озабоченного голоса ее матери. Слава богу, присутствующим не было дела до этой парочки, стоящей в стороне и не принимающей участия в общем веселье. Бал был в полном разгаре, и разодетые гости с увлечением предавались более важным занятиям: они флиртовали, болтали и ритмично шаркали по паркету под звуки оркестра.

С трудом удержавшись, чтобы не рассмеяться, Фанни попыталась объяснить:

— Но, мама, это же только карточные термины. Из игры в пикет.

Леди Вудкотт поморщилась и негромко застонала, прижав пухлую руку к своей полной груди. Широкие складки ее бордового атласного платья колыхались, вздымались и вновь опадали при каждом вздохе. Откинувшись на спинку дивана, обитую тканью с вышитыми на ней незабудками, леди Вудкотт с трудом перевела дыхание.

— Вот именно! В пикет! — Она говорила все громче, голос ее дрожал. — Нет, Фанни, не спорь со мной, эта девчонка наверняка погубит нас. Ты слышишь? Погубит!

Фанни прикусила губу. Не зная, куда деться от смущения, она принялась разглаживать несуществующие морщинки на своем бледно-розовом шелковом бальном платье. Оно было скромным, как и подобает платью восемнадцатилетней девушки. Да и из украшений на Фанни была лишь нитка жемчуга, матово блестевшая на высоком, надежно прикрывающем грудь лифе.

Подыскивая слова, которые могли бы хоть немного успокоить мать, Фанни задумчиво уставилась на страусовые перья, украшавшие голову леди Вудкотт.

— Но… Но Элли обещала быть сдержанной…

Прищуренные глаза леди Вудкотт стремительно распахнулись.

— Ха! Хотела бы я на это посмотреть. Сдержанная Элинор Дирборн! Да она всю жизнь ходит по лезвию ножа! — Аеди Вудкотт снова тяжело вздохнула и покачала головой. — Ну надо же — пригласить самого лорда Равенворта на партию в пикет! И за что господь покарал меня такой сумасшедшей племянницей? Ведь ей даже невдомек, что она губит нашу семью всякий раз, как только открывает рот. Двух слов не скажет, чтобы не задеть кого-нибудь. А теперь еще и это…

Оркестр продолжал играть, пары — танцевать, а леди Вудкотт вновь энергично заработала веером. Волнение ее все усиливалось, и она добавила, прижав руку к груди:

— Я знаю, что нас ждет. В конце концов разразится страшный скандал, и Салли Джерси разорвет наше знакомство. Вот увидишь, Элли обзовет Равенворта какой-нибудь свинячьей головой, а в результате нам придется уехать назад, в глушь, в Беркшир. Но ты же знаешь, Фанни, я совершенно не переношу сельской жизни. Совершенно! Кто там воспевал деревню? Байрон? Вот пусть Байрон и живет там, если это ему нравится. А я просто погибну без Брайтона, без морских купаний, без… без… О, Фанни, что же я буду делать без курорта в Бате, без минеральных вод?!

Фанни снова прикусила губу и округлила глаза. Господи, только бы не рассмеяться! Уж кому-кому, а ей-то была известна любовь матери к минеральным водам. Нет, что и говорить, леди Вудкотт свято верила в их целебные свойства, но пить… Больше чем на один глоток этого мутного, пахнувшего серой эликсира жизни ее мужества никогда не хватало.

Чтобы скрыть свое замешательство, Фанни схватила веер и обмахнула им пылающее лицо матери.

— Я знаю, как много значат для тебя эти воды, мама, и совершенно не представляю, как ты сможешь без них обойтись. Но неужели ты и впрямь думаешь, что Элли доведет дело до того, что нам придется бежать из Лондона? — В глазах девушки промелькнул веселый огонек. — К тому же ты сама знаешь, что у Элли здесь масса поклонников. А что касается ее манер, так многие считают их просто неотразимыми.

Леди Вудкотт бросила на дочь испепеляющий взгляд.

— Какие там поклонники?! Шакалы! — Она на всякий случай осторожно оглянулась и закончила: — Вот пригрела змею на своей груди!

— Не волнуйся, мама. Я, признаться, и сама не всегда понимаю Элли, но мне кажется, что Равенворт уже привык к ее выходкам и теперь просто забавляется. Поэтому и уделяет ей так много внимания. Поверь, тебе не стоит его опасаться.

Леди Вудкотт наклонилась вперед, схватила дочь за рукав и умоляюще заглянула ей в глаза.

— Если бы я только могла тебе поверить! — Она тяжело вздохнула и опустила плечи. — Ах, не будь Элли единственной дочерью моей бедной сестры, я не задумываясь отправила бы ее обратно, в Кент.

— Может быть, это и удалось бы тебе несколько недель тому назад, когда Элли только-только приехала в Лондон. Но теперь… Теперь с ее отъездом мы больше потеряем, чем приобретем. Ты только посмотри, как забурлила жизнь с тех пор, как она здесь появилась!

Леди Вудкотт слабо улыбнулась:

— Да, что верно, то верно. Несносная девчонка, просто несносная!

Танец закончился. После крошечной паузы оркестр заиграл вновь, и перед Фанни возник молоденький розовощекий лейтенантик, он пригласил девушку на вальс, и на этом разговор матери с дочерью прервался.

Леди Вудкотт еще несколько раз вздохнула, наблюдая за тем, как скользит ее Фанни по зеркальному паркету танцевального зала. Стараясь выбросить из головы мысли об Элли, она принялась размышлять о Фанни и о том, допустимо ли девушке в таком нежном возрасте танцевать вальс. Этот танец, вошедший в моду в нынешнем, 1818 году, казался леди Вудкотт не слишком приличным.

Но тут из соседней комнаты, где были установлены карточные столы, донесся шум, аплодисменты, и мысли леди Вудкотт невольно вернулись к ее невозможной племяннице. Бурно обмахиваясь веером, она довольно громко воскликнула, приводя в изумление всех, кто стоял поблизости:

— Ну, Элинор Дирборн, ты у меня дождешься! Придушу! Собственными руками придушу!

Лорд Равенворт скользнул взглядом по дюжине карт, полученных им при раздаче. При этом его не покидала мысль о том, что он оказался в крайне неприятной для себя ситуации. Его раздражало все — начиная от молодой леди, сидевшей напротив него за карточным столом, и кончая окружившей их толпой. Ну что они стоят и пялятся то на него, то на нее, словно жабы?

Он еще раз взглянул на свои карты — ну и дрянь пришла! — и перевел глаза на Элли. Его тонкие ноздри слегка дрогнули. Вот ведь положение! И что самое интересное — ему некого при этом винить. Кроме себя самого, разумеется.

И как только его угораздило принять тот небрежно брошенный вызов? Лорд Равенворт уставился в свои карты, а в ушах у него тем временем продолжал звучать язвительный голос Элли: «Ну что? Не снизойдет ли лорд Равенворт со своих сияющих высот до того, чтобы сыграть партию в пикет с безвестной мисс Дирборн?»

Как легко удалось ей разрушить его душевное равновесие! Поначалу он хотел оставить слова Элли без внимания, но ее темно-синие глаза смотрели на него с таким вызовом, что Равенворт почувствовал себя неловко. А ведь Элли Дирборн была воплощением всего того, что он презирал в женщинах. Болтливая пустышка, озабоченная лишь тем, как бы ей заполучить хоть какой-нибудь титул. А Чарли? Она обращается с беднягой словно с ягненком, которого ведут на заклание, и при этом не скрывает своего неуважения к нему.

Но вот что удивительно: открытость и дерзость Элли не могли не притягивать. Хотя, с другой стороны, ее нескрываемая неприязнь к нему страшно раздражала виконта. Элли не вписывалась в общую картину. Она выделялась ярким, вызывающим пятном на фоне привычного мира. Равенворт решил, что пора положить конец ее выходкам и проучить дерзкую девчонку.

— Хорошо, мисс Дирборн, — согласился он, еще больше раздражаясь от того, какой радостью загорелись ее глаза. — Одна партия, шесть сдач. А для того чтобы придать игре хоть какой-то интерес, договоримся, что победитель вправе потребовать ту награду, которую он сам пожелает.

— Или она пожелает, — приподняла бровь мисс Дирборн, и ее лицо при этом выражало твердую уверенность в победе.

Равенворт молча поклонился, и они направились к карточному столу. К ним немедленно пристроился длинный хвост, зевак. По дороге Элли посмотрела на Равенворта и улыбнулась. Это была улыбка избалованного ребенка, и она заставила лорда оторвать взгляд от идиотских перьев, нелепо торчавших в светло-каштановых волосах. О боже, до чего же ему хотелось сейчас ударить ее! Равенворт вновь окинул взглядом костюм Элли — безобразное, розовое с золотым, атласное платье, безвкусно украшенное рубинами и аметистами, чудовищные туфли горохового цвета — и понял, что именно он потребует в качестве выигрыша. В том, что он выиграет, лорд Равенворт не сомневался, хотя за мисс Дирборн и закрепился титул Азартного Игрока. Так ее прозвали за неуемную страсть к игре. Что же касается мастерства, то Равенворт был уверен в том, что игрок-то она слабый.

Но сейчас, глядя на то, как она вытирает со лба крошечные капельки пота, а затем возвращает на колени изящный кружевной платочек, Равенворт снова удивился тому, что оказался за карточным столом вместе с Элли.

Элли скомкала в руке кружевной платочек и откинулась на спинку кресла, обитого шелковой тканью с рисунком из маленьких голубых розочек. Наконец-то! Расклад, которого она так долго ждала! Три туза и длинная бубна — шесть карт. Шесть взяток как минимум, а если повезет — то и все семь. Разумеется, в том случае, если Равенворту не удастся сотворить чудо. Он уже четыре раза обыграл ее — легко, словно забавляясь, несмотря на то что карты Элли были лучше, чем его собственные. Элли изо всех сил старалась не показать своего раздражения, но губы ее все равно предательски дрожали от обиды. Да, Равенворт играл сильнее, чем она, но эта партия должна все изменить. Ах, до чего же хочется обыграть его! Хотя бы разок!

Спокойный, даже ленивый голос Равенворта заставил Элли судорожно сжать в руке платок. Этот голос, казалось, заполнил все пространство между ними, заставил затаить дыхание всех, кто наблюдал за поединком. Элли не сомневалась, что большинство зрителей болеет за Равенворта.

— Ну, Азартный Игрок, прошу вас. Не заставляйте нас так долго ждать. — Он повел рукой в сторону зрителей. — Давайте объявляйте вашу игру, а мы подумаем, чем сможем вам ответить.

Элли посмотрела, как он достает из кармана табакерку — изящную вещицу из старинного серебра. Открыл, зацепил щепотку табака своими тонкими аристократическими пальцами, вдохнул, положил табакерку на стол и принялся негромко постукивать по ней кончиками ногтей. Этот нетерпеливый, раздраженный жест вывел Элли из себя.

— Итак, мадемуазель? — Он иронически поднял бровь.

Если бы Равенворт промолчал, Элли начала бы игру немедленно, но теперь, после такой насмешки…

— Прошу прощения, милорд, — вкрадчиво произнесла она, и ее синие глаза заблестели. — Но боюсь, что вам придется ненадолго отложить ваш Триумф. Я еще не готова начать.

Элли с наслаждением наблюдала за тем, как начинают темнеть от гнева его серые глаза. Затем опустила взгляд на свои карты и добавила, несколько понизив голос:

— Мне нужно подумать.

Бросив на Равенворта взгляд сквозь опущенные ресницы, Элли увидела, как раздражение в глазах ее соперника сменяется высокомерным презрением. Как же он был противен ей со всей своей спесью и элегантностью! Она с ненавистью посмотрела на шейный платок Равенворта, завязанный по последней моде и украшенный одним, но очень крупным бриллиантом, на мягкие линии его прекрасно сшитого сюртука. Элли вспомнила, с каким восторгом встретил сегодня появление Равенворта лорд Барроу. Она и сейчас слышала восторженный голос Чарльза, рассматривающего сияющие туфли Равенворта: «Откройте ваш секрет, Джефф! Вы что, приказываете мыть их в шампанском?»

Наклонившись вперед к самому краю небольшого дубового столика, разделяющего игроков, Элли решительно бросилась в бой:

— Пикет! Шесть взяток!

Равенворт ничего не мог с собой поделать: его безмерно раздражал азарт, охвативший Элли, азарт, от которого побледнело ее лицо. Ему понадобилось некоторое время, чтобы взять себя в руки и ответить так, как положено:

— Принято.

Толпа зрителей оживилась, а сама Элли не удержалась от короткого торжествующего возгласа.

— Сильная игра! — эхом пронеслось по комнате, и только чей-то одинокий голос уточнил:

— Что объявлено? Шесть взяток? Любопытно, любопытно… А где там мое шампанское?

Они начали торговаться, и Элли подняла ставку до тридцати очков. Если она сыграет правильно, то сможет получить шестьдесят и в общем зачете обойдет своего соперника. Она еще раз полюбовалась на свои карты и притронулась затянутым в перчатку пальцем к каждой из шести великолепных бубен. Вот они, верные взятки! Какое наслаждение — иметь на руках такую превосходную масть!

— Полагаю, что на сей раз вы победите, мисс Дирборн, — услышала Элли негромкий голос Чарльза Барроу, который заглядывал ей через плечо. — Желаю удачи!

Элли улыбнулась своему верному поклоннику.

— Посмотрим сначала на расклад. Ко мне в первый раз пришла приличная карта. Удача пока что сопутствует вашему закадычному дружку, — и она кивнула в сторону Равенворта, который без всякого интереса слушал их разговор.

Лорд Барроу — воплощенная объективность — откашлялся и извиняющимся тоном заметил:

— Боюсь, что дело не в удаче. Джефф — великолепный игрок. Мне самому ни разу не удалось с ним справиться.

— Милорд! — с негодованием воскликнула Элли и подняла на лорда Барроу смеющийся взгляд. — Вы что, хотите сказать, что и я с ним не справлюсь?

Лорд Барроу смущенно поправил свой старомодный и очень тугой воротничок.

— Никогда не говорил ничего подобного, — пробормотал он. — Как я мог сказать такое леди?!

Смех Элли серебряным ручейком рассыпался в тишине комнаты. Она дружески коснулась руки барона. Он был добрым, хотя и заурядным человеком: среднего роста и среднего ума, с мягким, покладистым характером. Барроу часто казался Элли похожим на верного сторожевого пса, способного часами терпеливо ждать, когда хозяин обратит на него внимание. Желая успокоить своего рыцаря, она сказала:

— Я не сержусь, милорд, поскольку вы совершенно правы. Боюсь, я и в самом деле не слишком искусный игрок. Просто очень люблю карты.

Кое-кто из джентльменов принялся убеждать ее в обратном, но Элли только рассмеялась в ответ. Внезапно она поймала пристальный взгляд Равенворта и поразилась: он смотрел на нее с удивлением и искренним интересом. Именно эти чувства выражало его тонкое, породистое лицо. Элли слегка наклонила голову и вопросительно посмотрела на Равенворта. «Ах, много бы я дала за то, чтобы узнать, что же он на самом деле думает обо мне», — подумала она, нахмурив брови.

Внезапно Элли почувствовала, что от его изучающего взгляда у нее по телу растекается слабость. В колеблющемся свете свечей глаза Равенворта — большие, серые — потемнели, стали почти черными и бездонными. Они проникали глубоко в душу и, казалось, были способны прочитать самые сокровенные мысли Элли.

Она решила играть жестко, смело и запретила себе впредь заглядывать в эти глаза. Но как близко были они! Каким маленьким оказался вдруг карточный стол, разделяющий их с Равенвортом…

Элли быстро разыграла первые шесть взяток, а затем задумалась. Она никак не могла решить — с чего ей сделать следующий ход. Еще раз внимательно изучив оставшиеся карты, она медленно выложила на стол пикового короля. Увидел его, Равенворт усмехнулся и снисходительно спросил:

— Вы уверены, что хотите пойти королем, мадемуазель?

Элли надменно подняла брови.

— Разумеется, — холодно ответила она.

Тогда Равенворт так же медленно положил на стол своего туза, побивая ее взятку. Это был конец. Потеряв короля, Элли потеряла последний шанс на выигрыш. Зрители разочарованно загудели. Было ясно, что, даже если Элли возьмет все оставшиеся взятки и добавит к ним десять очков за марьяж, ей все равно не хватит этого, чтобы выиграть партию.

Последние взятки были разыграны быстро — ведь они уже ничего не решали.

Странная тишина повисла в комнате. В ней ощущалось разочарование, и Равенворт заметил, как поскучнели лица большинства зрителей. Этот факт неприятно задел его. Оказывается, мисс Элинор Дирборн пользуется большой популярностью — несмотря на свой дерзкий характер.

Его мысли прервал голос Элли:

— Ах, соломенная башка, овца безмозглая! — Она сильно прикусила губу, переживая свою промашку. Затем тряхнула головой — страусовые перья так и взметнулись над ее каштановыми локонами — и огорченно добавила: — Какая глупая ошибка!

Равенворт не спеша собрал карты, взял со стола серебряную табакерку и мягко улыбнулся своей прекрасной сопернице:

— В следующий раз вы непременно сыграете лучше.

Но Элли отвергла его участие. Она гордо подняла подбородок и дерзко посмотрела на Равенворта.

— Я не нуждаюсь в вашем сочувствии, милорд. И намерена в следующий раз побить вас!

Равенворт с большим трудом сдержался, чтобы не ответить резкостью. Лицо его вновь застыло, приобретя обычное выражение — снисходительное, холодное, слегка презрительное.

«Стоит ли обращать внимание на то, что говорит женщина? — спросил он самого себя. — Да и о чем говорить, когда я выиграл безоговорочно — двадцать три очка!»

— За вами долг, мадемуазель, — негромко, сухо произнес он, поднимаясь.

Элли тоже встала с кресла.

— И что же я должна отдать в уплату за свой проигрыш? — Она с вызовом посмотрела на Равенворта и после небольшой паузы добавила: — Или, может быть, вы предпочтете сыграть еще раз?

— Не думаю, что новая партия сможет добавить хоть что-нибудь к тому удовольствию, которое мы уже получили.

Он галантно наклонил голову, но в глазах его мелькнула насмешка.

— Тогда говорите прямо, лорд Равенворт, — чего вы хотите?

Элли ждала ответа затаив дыхание. Сейчас он заломит такую цену, что ей ни за что не расплатиться. На губах виконта заиграла улыбка, и Элли невольно покраснела, с ужасом думая о том, что же за идея посетила голову ее соперника. Вряд ли дело ограничится какой-нибудь детской шалостью: шутником лорд Равенворт не слыл. Если и ходили о нем по Лондону слухи, то большей частью насчет его слабости к женскому полу. А вообще, по мнению Элли, он был высокомерным снобом, больше всего озабоченным безупречностью своего костюма. Однако мысль о склонности Равенвор-та к рискованным выходкам не оставляла ее.

— Боитесь, что известный в Лондоне негодяй предложит вам что-то непристойное? — спросил Равенворт, словно прочитав мысли Элли. В толпе удивленно ахнули. — О нет, у меня на уме кое-что другое.

Элли была зла на себя и в то же время заинтригована. Она спросила — может быть, чуть поспешнее, чем ей хотелось бы:

— Так что тогда? Может быть, пари? Я очень люблю заключать пари. — Но, сообразив, что своим энтузиазмом она может завести дело слишком далеко, торопливо добавила: — Если, конечно, все будет в рамках приличий.

Кто-то из зрителей хихикнул, а Равенворт неторопливо заметил, рассматривая толпу в лорнет:

— Какое необычное предложение, не правда ли, Чарльз?

Лорд Барроу, немало раздосадованный тем, что его обожаемая Элли стала вдруг объектом для подобных замечаний, попытался исправить положение:

— Мисс Дирборн пошутила, Джефф. Перестань испытывать наше терпение. Что ты задумал?

Элли возмущало поведение Равенворта. Он держался уверенно и высокомерно, считая, очевидно, что такая манера способна усмирить любую толпу. И действительно, зрители притихли. Элли на какое-то время даже залюбовалась Равенвортом — но лишь до той секунды, пока он не посмотрел на нее своими холодными серыми глазами.

— Можете поверить, вам по силам будет выполнить то, что я потребую.

Элли глубоко вздохнула и сердито уставилась на него.

— В таком случае, сэр, чего же вы хотите?

Равенворт опустил свой лорнет, привязанный к шелковой длинной ленточке, и отчетливо произнес:

— Во-первых, я требую, чтобы вы навсегда отказались от этих страусовых перьев. Во-вторых, открывая свою шкатулку с драгоценностями, вы должны помнить, что в каждом отдельном случае следует ограничиваться только одним каким-нибудь камнем. — Он посмотрел, как она непроизвольно скользнула пальцами по россыпи рубинов и аметистов, щедро усыпавших ее шею, затем покосился на ноги Элли и закончил: — И последнее: прикажите отнести на помойку ваши гадкие туфли. Таковы мои требования. Выполните ли вы их, мы увидим на завтрашнем балу у Томпсонов. Ведь вы приглашены туда, не так ли? Вечер обещает быть грандиозным.

Элли оцепенела, услышав его слова, и ее растерянность, несомненно, доставила Равенворту наслаждение. Дьявольская улыбка тронула его губы. В толпе засмеялись. Смех становился все громче, но Элли была так ошеломлена, что почти не слышала его.

Равенворт учтиво поклонился и уже направился к выходу, когда Элли закричала:

— Что это значит?! Какое отношение имеют мои перья, украшения и туфли к проигрышу в карты?

Равенворт обернулся и сказал все с той же улыбкой, от которой холодно блеснули его серые глаза:

— Я предоставляю вам самой как следует обо всем подумать. Но поверьте, мисс Дирборн, заплатив свой проигрыш, вы доставите всем нам огромное, огромное удовольствие.

2

Игра закончилась, и большинство зрителей потянулись к выходу вслед за виконтом. Другие — очевидно, болевшие за Элли — задержались и, как один, уставились на нее.

Смущенная, рассерженная, она на какое-то время потеряла дар речи. Мысли бешеным вихрем крутились в ее голове, но главной среди них была одна — мысль о том, что ее, Элли Дирборн, прилюдно оскорбили. Грубо, резко… Впрочем, чего еще можно было ожидать от Равенворта? Однако нужно немедленно взять себя в руки. Немедленно!

Элли Наконец нашла в себе силы заговорить, понимая, что необходимо разрядить напряженность:

— Подумать только, какая глупость! Я была лучшего мнения об уме лорда Равенворта. Впрочем, он, вероятно, просто пошутил.

— Я понимаю, как это все для вас неприятно… — пробормотал лорд Барроу. Его карие глаза были исполнены сочувствия.

— Глупости, глупости! — воскликнула Элли и натянуто рассмеялась. — Досадно только, что я совершила такую ошибку. А что касается условий пари, то я не давала согласия на то, чтобы выполнить их. — Она задорно улыбнулась оставшимся. — Полагаю, мы все увидимся на вечере у Томпсонов!

В ответ послышались смех и пожелания удачи во время новой партии в пикет с лордом Равенвортом. Когда все зрители разошлись, перейдя в бальный зал, Элли отвернулась к камину и уставилась на пылающие в нем алые угли.

Однако ее самый верный поклонник все еще был в комнате. Элли услышала, как лорд Барроу прокашлялся у нее за спиной, и обернулась.

— Все-таки никак не могу понять, что же он на самом деле имел в виду? — Она погладила драгоценные камни, украшавшие ее шею. — А вы тоже находите мой наряд несуразным, как и ваш приятель?

Лорд Барроу опустил глаза. Ему очень не хотелось отвечать на этот вопрос — тем более поставленный так прямо. Он тяжело вздохнул — так тяжело, что затрещали швы на его воротничке, — и осторожно начал:

— Возможно, одно или два страусовых пера смотрелись бы лучше, чем пять… И рубины… Ну, скажем, я не очень люблю рубины, но это, в конце концов, дело вкуса. — Он покосился на ноги Элли. — А зеленый цвет… Я, например, всегда любил зеленое.

— Да, я не сомневалась, что могу на вас положиться, — грустно усмехнулась Элли. Ее неприятно задело то, что лорд Барроу пусть и очень тактично, но согласился с мнением Равенворта.

— Элли! — гулко раздался в опустевшей комнате пронзительный крик леди Вудкотт. — Что произошло?!

Бедная леди Вудкотт! Угораздило же ее направиться в комнату для игры в карты именно в тот момент, когда оттуда двинулись зрители! Конечно же, в дверях она за что-то зацепилась, а когда попыталась освободиться — въехала своим огромным тюрбаном в висевший возле двери светильник. Тюрбан повис на светильнике, словно на вешалке, и леди Вудкотт почувствовала, что над головой ее что-то загорелось и затрещало.

— На помощь! — закричала она.

Элли бросилась к своей тетушке.

— Я горю, да? Горю? — растерянно спрашивала леди Вудкотт, безуспешно пытаясь освободить свой тюрбан из железной хватки подсвечника.

— Еще нет, мадам, еще нет, — спокойно ответил лорд Барроу. — Не волнуйтесь — до свечи еще далеко. Я сейчас помогу вам.

Он отцепил злосчастный, безнадежно испорченный тюрбан от подсвечника, и леди Вудкотт вздохнула с облегчением:

— Ох, слава богу!

Она схватилась рукой за свой парик, из-под которого вынырнули серые кудряшки. Сломанное перо поникло и прикрыло ей левый глаз, делая картину совершенно фантастической. Однако все эти мелочи не помешали леди Вудкотт учтиво поклониться лорду Барроу и заметить:

— Я только что поздравила вашу матушку: сегодняшний бал ей удался на славу. Я готова поклясться, что она самая очаровательная в Лондоне хозяйка вечеров. А уж умная какая! — Она попыталась выдернуть из парика свисающее перо. Элли пришла ей на помощь и сломала его пополам. — Спасибо, милая. Ей очень удался этот трюк с фонтанчиком, бьющим посередине стола. Потрясающий эффект! Я поражаюсь, как только она смогла до такого додуматься?

— Но вы же сами сказали, что моя мама очень умная женщина, — растерянно пробормотал лорд Барроу.

Он не мог оторвать глаз от съехавшего набок парика леди Вудкотт, обрамленного серыми кудряшками и украшенного сломанным пером. Затем, опасаясь, что такой интерес становится уж вовсе неприличным, он с усилием отвел глаза.

Но леди Вудкотт, похоже, ничего не заметила. Она любезно улыбнулась лорду Барроу и обратилась к племяннице:

— У вас была партия в пикет с милейшим лордом Равенвортом? Очень, очень любезно с его стороны.

Элли задумчиво погладила подбородок оторванной половинкой пера.

— Такая странная вещь случилась, тетушка Генриетта, вы и представить себе не можете!

Но вот это тетушка Генриетта как раз могла себе представить. Она-то прекрасно знала, чего можно ожидать от ее милой племянницы. Мгновенно забыв о присутствии лорда Барроу, леди Вудкотт закатила глаза и воскликнула:

— О нет, только не это! Неужели ты снова назвала лорда Равенворта каким-нибудь чудовищем, и теперь он знать нас больше ие желает?!

— Да нет же! — рассмеялась Элли, но тут же нахмурилась и заговорила серьезно: — Видите ли, дело в том, что он выиграл. И все из-за этого проклятого пикового короля! А играли мы на желание. То есть тот, кто выигрывает, вправе потребовать от проигравшего все, что ему захочется. Очень, очень волнующая ставка! Вот только… Только…

Договорить ей не удалось: глаза леди Вудкотт запылали, словно горящие плошки.

— Молчи! Молчи! Я сейчас упаду в обморок! Дай мне сначала сесть и тогда уже говори, иначе ты меня убьешь. Где моя нюхательная соль? Где Фанни?

Элли подхватила тетушку под локоть и усадила на банкетку.

— Не нужно падать в обморок. Ничего страшного не произошло. Уверяю вас, все это пустяки.

Леди Вудкотт глубоко вздохнула:

— Ну хорошо. Я постараюсь держать себя в руках и обещаю тебе помочь справиться с этими трудностями.

Элли натянуто улыбнулась:

— Похоже, что Равенворту не нравится то, как я одеваюсь. Представьте, он запретил мне носить страусовые перья и велел сменить драгоценности!

Леди Вудкотт была поражена. Она покраснела так сильно, что краска пробилась даже сквозь толстый слой пудры, покрывавший ее щеки. Глаза ее округлились еще больше, и в какой-то момент Элли подумала, что тетушка все-таки грохнется в обморок.

— Н-не понимаю, — пробормотала леди Вудкотт. — Почему это тебе нужно менять свой ансамбль? Ведь он… э-э-э… он же отвечает самой последней моде! И как же это ты, скажи на милость, можешь отказаться от этих великолепных перьев? Да без них ты будешь выглядеть просто замарашкой! И вообще, я не понимаю, что за дело лорду Равенворту до того, как ты одеваешься.

Элли покрутила в руке обломок пера, провела им по щеке — какое мягкое! — и пожала плечами.

— Но это еще не все.

— Не все? Да он просто сошел с ума! — Леди Вудкотт смешалась и растерянно взглянула на лорда Барроу, словно призывая его к тому, чтобы эти слова остались между ними: ведь всем известно, что эти два джентльмена старинные приятели. Затем осторожно поправилась: — Ну, может быть, «сошел с ума» — это слишком сильно сказано… — Она вновь повернулась к Элли. — Так что же еще он потребовал от тебя?

Элли приподняла подол своего розового атласного платья, открывая тускло-зеленые туфли с золочеными пряжками. Она посмотрела на них и вздохнула.

— Эти «гадкие», по его словам, туфли я должна выбросить на помойку.

— Гадкие?! Что, интересно знать, он имел в виду? Да это же отличные туфли! Они мне очень нравятся!

— Я знаю, — усмехнулась Элли.

Леди Вудкотт вскочила и приподняла свои пылающие багрянцем юбки, под которыми обнаружились точно такие же туфли — цвета спелого гороха, с сияющими застежками.

Это было уже слишком. Лорд Барроу не сдержался и разразился коротким смешком, который он, будучи человеком деликатным, поспешил замаскировать под приступ кашля. Не в силах дольше смотреть на двух дам, стоящих друг перед другом с поднятыми юбками, он целомудренно опустил глаза и принялся рассматривать собственные ноги.

Впрочем, дамам было сейчас не до него. Леди Вудкотт опустила подол и обратилась к Элли:

— Я всегда считала безупречными как манеры лорда Равенворта, так и его вкус. Но на сей раз он заблуждается. И глубоко заблуждается! Советую тебе проигнорировать его требования.

— Ах, тетушка, я не могу! Ведь это вопрос чести. Он же выиграл, как вы не понимаете?! — И Элли со вздохом опустила свои юбки.

— Вопрос чести! Пф-ф-ф! Это касается только джентльменов. А на нас, леди, это не распространяется. Никоим образом не распространяется, можешь мне поверить!

Элли плотно сжала губы. В глубине души она была не согласна с тетушкой, да и у лорда Равенворта, безусловно, были совсем другие представления о чести. Однако, хорошо зная характер леди Вудкотт, Элли даже не попыталась возражать. Сочтя за лучшее сменить тему разговора, она спросила:

— А Джордж еще не появился? Вы не видели его?

Леди Вудкотт продолжала негодовать, а потому ответила коротко и резко:

— Не видела и не желаю его видеть. Наверное, он опять пропадает в каком-нибудь притоне… — Она снова смущенно взглянула на лорда Барроу, и тот поклонился в ответ, давая понять, что не принял ее слова всерьез. Но леди Вудкотт на всякий случай пояснила: — Я имею в виду один из его клубов, разумеется.

Элли коротко вздохнула. Джордж обещал ей сегодня тур вальса, и она весь вечер высматривала, не появился ли ее кузен. Нелишне заметить, что Элли рассчитывала здесь, в Лондоне, почаще видеть своего кузена.

Ho — увы! Выражаясь словами леди Вудкотт, он постоянно пропадал в своих «притонах». То в одном притоне, то в другом — благо, в Лондоне этого добра хоть отбавляй. Они с Джорджем выросли вместе в Хэмпстеде, в старинном родовом поместье, принадлежавшем еще родителям матери Элли и тетушки Генриетты. По условиям завещания, Джордж являлся наследником этого поместья, и никто не сомневался, что очень скоро он женится на Элли. Она от всего сердца надеялась, что сможет по-настоящему полюбить его. Какая-то часть ее души — очевидно, доставшаяся ей от покойной матери — шептала о том, как хорошо бы было уехать из Лондона и навсегда осесть в родном доме, в Хэмпстеде.

Да, но для этого нужно сначала стать хозяйкой этого дома.

Сможет ли она быть счастлива с Джорджем? С каждым днем Элли все сильнее убеждалась в том, что не сможет. Вот и сегодня он не приехал на бал к лорду Барроу и не станцевал с нею вальс. А ведь обещал…

Заметив озабоченный взгляд племянницы, леди Вудкотт понизила голос:

— Не нужно так сильно беспокоиться о своем кузене, Элли. Особенно когда есть лорд Барроу, который так любезно взялся опекать тебя во время твоего первого сезона в Лондоне.

Она широко улыбнулась его светлости и добавила с грацией наседки, озабоченной тем, как бы получше пристроить своего птенчика:

— Оставляю вас наедине. Ведь вам есть что сказать друг другу, верно?

Она нервно рассмеялась, бросила на Элли многозначительный взгляд и величественно пошла прочь. Обломки страусовых перьев украшали ее слегка сбившийся набок парик. Элли тряхнула головой и взмолилась в душе, чтобы вид тетушки не слишком оскорбил деликатного лорда Барроу.

— У нее доброе сердце, хотя она порой сама не отдает себе отчета в том, что говорит, — заметила Элли.

— Не знаю, что вы имеете в виду, мисс Дирборн, — откликнулся лорд Барроу. — Ваша тетушка — очаровательная леди.

Он вежливо предложил Элли свою руку и повел девушку в бальный зал.

«Зато Равенворт точно понял бы, что я имею в виду», — подумала Элли. Тем более что с того дня, как Барроу объявил о своем намерении завоевать ее сердце, тетушка не упускала ни единого случая оставить их наедине.

— А вот ваш друг считает нас злодейками, — сказала она.

— Что? Что такое? — Лорд Барроу удивленно поднял брови. — А, ну да, он же думает, что вы охотитесь за титулом… То есть, я хотел сказать… В общем, я не сомневаюсь в том, что он ошибается.

Элли дружески сжала его руку:

— Все в порядке. Меня вовсе не волнует, что он там думает.

Барон впал в глубокую задумчивость и долго молчал, ведя Элли вдоль длинной стены танцевального зала, а затем изрек:

— Как бы мне хотелось, чтобы Равенворт относился к вам без неприязни! Если бы вы знали, сколько неудобств доставляет мне эта неприязнь… Все же это видят! Никак не могу понять, что он имеет против вас?

Элли тем временем наблюдала за своей тетушкой. Вот она поравнялась с одним из лондонских законодателей мод и неуклюже, подобострастно поклонилась ему. Элли захотелось сказать своему рыцарю, что по крайней мере одну из причин неприязни Равенворта к себе и своей тетушке она знает наверняка. Но, вспомнив о необъяснимой привязанности барона к Равенворту, предпочла промолчать.

Лорд Барроу пожал плечами.

— Вообще-то, он славный парень, этот Равенворт. Если бы только не его предубеждение по поводу женщин. Он же полагает, что все они хищницы и постоянно охотятся за чем-то!

Лорд Барроу рассмеялся и скосил глаза на Элли. Стройная и невысокая, она прекрасно смотрелась рядом с ним, выгодно подчеркивая природную стать барона. «Как хорошо, что она предпочитает мое общество компании всех прочих надоедал, — с неожиданным смущением подумал он. — Но, возможно, это происходит в силу ее природной робости? Впрочем, нет. Робкой Элли не назовешь. Очевидно, она смогла оценить мои достоинства, а это значит, что надежда не потеряна».

Лорд Барроу вспомнил о первом появлении Элли в Лондоне. Как же недавно это было, а кажется — так давно! Эти чудесные синие глаза на нежном лице, обрамленном каштановыми локонами… Сколько мужских сердец тогда дрогнуло и растаяло! Да что говорить, он и сам тоже не устоял.

Когда Барроу впервые увидел Элли — она стояла возле колонны на балу у Альмаков, — ему вдруг захотелось опуститься на колени перед этой нежной красотой. И хотя вскоре ему во всей своей полноте открылся характер Элли — безудержный, непредсказуемый, азартный, — сердце лорда Барроу осталось верным тому первому порыву. Вот и теперь, с обожанием глядя на Элли, он надеялся, что время смягчит ее темперамент, оставив в неприкосновенности божественную красоту.

Они продолжали идти вдоль длинного зала, глядя на танцующие кадриль пары, и Элли спросила своего спутника:

— Так, значит, вы не думаете, что я охотница за титулом?

— К сожалению, я знаю, что это не так, — вздохнул лорд Барроу. — Я же столько раз предлагал вам свою руку. И до сих пор надеюсь услышать ваше «да».

Он выжидательно посмотрел на Элли, но она лишь слегка улыбнулась в ответ и покачала головой.

— Интересно… А Равенворт знает о том, что вы предлагали мне руку?

— Господи боже мой, в том-то и штука! Конечно, знает. И при этом продолжает твердить, что вы охотитесь за титулом!

— Перья, драгоценности, туфли!

Элли ворвалась в свою спальню с деликатностью кавалерийского полка, вступающего в побежденный город. Гнев на этого заносчивого негодяя Равенворта бушевал в ее груди. Была поздняя ночь. А точнее сказать — раннее утро.

Она сбросила туфли — те самые, гороховые, с золотыми пряжками, — и запустила ими в стену. Жалобно зазвенело разбитое стекло на гравюре с видом Кента.

— Надутый индюк! — воскликнула Элли.

Из своей каморки выглянула горничная Элли, известная в доме под именем Долговязая Мэг, хотя на самом деле ее звали Сара. Она широко зевнула и потерла кулаками не желающие открываться глаза. Ее голову венчал ночной чепчик, из-под которого неудержимо рвались на свободу пряди непослушных огненно-рыжих волос. Видно было, каких трудов стоит ей не зевнуть еще разок-другой. Однако она мужественно сдержалась, взяла у Элли принесенную снизу горящую свечу и пошла с нею по комнате, зажигая все светильники подряд.

Стало светло. От язычков пламени на потолке заплясали причудливые тени. Лица деревянных херувимов, украшавших углы массивной кровати, на которой спала Элли, ожили и принялись строить гримасы. Хорошо стали видны обои — аляповатые, с рисунком из зеленоватых, красных и желтых роз, — они постоянно напоминали Элли о цветнике в ее родном Хэмпстеде. Бедная мама, она так любила цветы!

Горничная одернула свою длинную ночную рубашку и запоздало пробормотала:

— Доброе утро, мисс.

Элли ничего не ответила и принялась яростно выдергивать из своего тюрбана страусовые перья. Они на мгновение взмывали в воздух и печально падали на пол. Полюбовавшись немного, Элли раздавила их на паркете ногой, обтянутой шелковым розовым чулочком, и воскликнула:

— Ты даже представить себе не можешь, Сара, что мне довелось сегодня выдержать! В жизни не встречала такого мерзкого мужчины!

— Лорд Равенворт, мисс?

Элли молча кивнула. Она знала, что правила хорошего тона не Позволяют обсуждать свои дела с прислугой, но Сара Браун стала за последние два месяца не просто ее горничной, но и конфиденткой. Очевидно, немалую роль здесь сыграло то обстоятельство, что они были ровесницами — обеим недавно исполнилось по двадцать четыре.

Так или иначе, Элли искренне привязалась к этой нескладной девчонке, которая однажды была вышвырнута на лондонскую улицу без всяких рекомендаций. Большой дом, где она прослужила почти восемь лет, перешел к новому хозяину, который быстренько выставил оттуда Сару «за недостойное поведение», и она оказалась одна, без работы, в огромном и чужом ей Лондоне.

Элли случайно присутствовала при разговоре Сары с экономкой леди Вудкотт: девушка пришла наниматься на работу, и экономка требовала у нее рекомендации, которых не было и в помине. Разобравшись, что к чему, Элли немедленно взяла приглянувшуюся ей девушку в свои личные горничные, утерев тем самым нос заносчивой экономке.

В первый же вечер Сара, понурив голову, принялась было рассказывать, как ее выставили из прежнего дома из-за того, что она не согласилась разделить постель с дворецким, положившим на нее глаз. Однако Элли оборвала ее, заметив, что личная жизнь — это личное дело каждого. После этих слов привязанность Сары к новой хозяйке стала безграничной.

— Хочу напомнить тебе, Сара, — заметила Элли, в то время как горничная ловко расстегивала две дюжины крючков, на которых держалось платье ее госпожи, — что я запретила произносить в моем присутствии имя Равенворта.

Платье упало к ногам Элли. Она накинула на плечи тонкую шерстяную шаль и уселась к туалетному столику, а Сара, отнеся платье в гардероб, вернулась и встала У нее за спиной.

— Так что же все-таки произошло сегодня ночью, мисс Элли? Расскажите, а иначе я просто лопну от любопытства!

Элли взглянула в зеркало, где отразилось лицо Сары — ожидающее, заинтригованное. Рот девушки приоткрылся, обнажив два ряда неровных зубов, и Элли не могла не рассмеяться. Она коротко поведала о событиях минувшей ночи. Сара выслушала ее рассказ с широко раскрытыми глазами, ни разу не шелохнувшись и даже, казалось, не вздохнув. Узнав о приговоре Равенворта, она ошеломленно покачала головой.

— Ну и свинью подложил вам его светлость!

Элли вздохнула, взглянула на свое отражение в зеркале и принялась снимать с себя драгоценности. «Почему же Равенворту так не нравится, когда на женщине одновременно и рубины и аметисты?» — недоуменно размышляла она.

Аккуратно уложив свои драгоценности в лакированную шкатулку, Элли оперлась подбородком на скрещенные ладони. Ловкие пальцы Сары пробежали по ее голове, и тут же освобожденные от плена атласной золотой ленты каштановые локоны легко и свободно упали на обнаженные плечи Элли.

Покосившись на худое лицо своей горничной, Элли спросила:

— Ты тоже считаешь, что пять перьев — это слишком много? — Но, заметив мелькнувший в глазах Сары испуг, поспешно воскликнула: — Постой! Не говори! Не надо! Я все вижу по твоему лицу и не желаю ничего слышать.

Сара пожала плечами, поправила съехавший на уши чепец и принялась расчесывать локоны Элли большой серебряной гребенкой. Элли еще раз взглянула на себя в зеркало и состроила гримаску.

— Этого Равенворта придушить мало!

Сара провела гребенкой по волосам Элли, усмехнулась и заметила:

— А ведь это звучит как признание в любви, мисс. Вон как вас разобрало!

Элли так и подскочила на стуле, гребенка сильно впилась ей в голову.

— Если ты еще хоть раз позволишь себе говорить подобные вещи, — гневно начала она, сверля горничную взглядом, — я… Я выкину тебя прочь! И без всяких рекомендаций!

В ответ Сара только рассмеялась и, закончив причесывать свою рассерженную хозяйку, спрятала ее локоны под мягким ночным чепцом. Затем она сняла с плеч Элли шаль и помогла ей надеть ночную рубашку из тонкой шерсти.

Продолжая пылать гневом, проклиная в душе Равенворта, Элли улеглась под голубое одеяло. Вскоре пришла Сара, положила в постель бутылки с горячей водой и принялась гасить свечи.

Понемногу в спальне воцарилась тишина и темнота. Элли послушала, как возится в соседней каморке Сара, укладываясь на свою узкую постель, и крикнула во мрак:

— Да я скорее влюблюсь в последнего урода, чем в это богатое надутое чучело — Равенворта!

3

— Чучело? Это Равенворт-то чучело? О чем ты говоришь, Элли! У тебя что, совсем пропало чувство юмора?

Леди Вудкотт, наряженная в новое утреннее платье — зеленоватый муслин, расшитый огромными вишнями цвета пожара, — сжала в толстых пальцах крючок для вязания. Они сидели в гостиной лондонского дома — тетушка и племянница. Леди Вудкотт вновь принялась за вязание, покачивая большой головой в такт каждому движению серебряного крючка.

— Я знаю, кое-кто склонен считать Равенворта щеголем, — продолжала она. — Многих задевает то, что он слишком заботится о своем внешнем виде. Этот шейный платок, например… Но он не чучело, нет! Более того, я бы сравнила его скорее с олимпийским богом.

Протаскивая иголку сквозь натянутое на пяльцы полотно для вышивания, Элли пожала плечами.

— Олимпийский бог? Да бросьте, тетушка, это несерьезно! Олимпийские боги мужественны, а Равенворта даже в седле трудно себе представить. Он же слабак! Неженка! — Она посмотрела на тетушку и добавила: — Роскошное у вас платье. Новое?

Сама Элли была одета в это утро тоже недурно — на ней красовалось полосатое батистовое платье. Полосы были широкими, черными и нежно-розовыми. Шею окружало облако брюссельских кружев, из-под которых на грудь опускались ярко-голубые атласные ленты. Что и говорить, вкус у обеих родственниц был весьма схожим. Однако леди Вудкотт, поглощенная предыдущим предметом, ответила невпопад:

— Полно! Можно подумать, что мы с тобой говорим о разных мужчинах.

Элли нахмурилась:

— Каждый мужчина, который больше всего на свете озабочен своим внешним видом, — чучело. Олимпийский бог! Ха!

Она яростно воткнула иголку в ткань, промазала, уколола себе палец и ахнула. Леди Вудкотт рассеянно поправила на голове черный парик и заработала крючком с удвоенной скоростью.

— Нет, Элли, ты не права. Да ты присмотрись только к нему получше и поймешь, что я имею в виду. Какие плечи, осанка, как он умеет держать себя! А ноги! Роскошные ноги! Клянусь, я за всю свою жизнь не видела у мужчины таких ног. Кстати, о ногах. Как тебе этот новый фасон мужских панталон? По-моему, просто верх неприличия. А видела, какие брюки были на Петершэме? Моя бы воля, я приказала бы уничтожить все эти новые фабрики. Нет, поверь мне, Равенворт никогда не надел бы ничего подобного!

Элли подергала нитку, пытаясь распустить узелок, и лукаво посмотрела на тетушку:

— Поразительно, с какой горячностью вы защищаете виконта. Я уже начинаю подозревать, что вы влюблены в него.

Лицо леди Вудкотт перекосилось. Она тяжело уронила на колени свои пухлые руки и возмущенно воскликнула:

— Вот уж не думала, что ты такая дурочка! Ведешь себя словно глупая институтка, а ведь ты девица на выданье. — Последние слова она произнесла особенно четко. — Уверяю тебя, я могу восхищаться мужчиной и без того, чтобы быть в него влюбленной.

— Не понимаю, как можно восхищаться таким ничтожеством. — Элли склонилась над своим вышиванием. — Черт! Это похоже на что угодно, но только не на вазу с тюльпанами.

Но леди Вудкотт никак не могла успокоиться:

— Ты просто хочешь отомстить Равенворту за то, что он тебя игнорирует. Отсюда все твои дерзкие выходки.

Элли возмущенно фыркнула:

— В любом случае это лучше, чем раболепство. Вот вас вчера проигнорировала Салли Джерси, которая ни на шаг не отходила от принцессы Эстерхази. И что же? Вы из кожи вон лезли, чтобы обратить на себя ее внимание! А уж как вы заискиваете перед тем же Равенвортом…

Глаза леди Вудкотт наполнились слезами.

— Неужели ты не понимаешь?! Я просто дорожу своим положением в обществе! Ты и так уже вызвала неприязнь виконта. Если разразится публичный скандал, нам придется покинуть Лондон, погрести себя заживо в деревенской глуши…

Глядя на ее дрожащие губы, Элли поняла, что зашла слишком далеко.

— Ах, тетушка, простите меня, я не хотела вас обижать. Бог с ним, с этим Равенвортом. Пусть поступает, как ему хочется. И вообще, хватит о нем говорить.

И родственницы углубились в рукоделие — каждая в свое. В этот момент в гостиную впорхнула Фанни — свежая, улыбающаяся. На ней было скромное платьице из бледно-голубого муслина с пышными рукавами, отделанными понизу кружевами и усыпанными изящными французскими пуговками. Подол юбки был украшен тремя рядами белоснежных кружев. Мило, конечно, но уж очень простенько…

— Доброе утро, Фанни, — кивнула леди Вудкотт.

Элли не сказала ничего, лишь сочувственно посмотрела на свою кузину. Бедняжка, она не могла позволить себе одеваться, как подобает светской юной леди. Элли не одобряла подобной скромности. Она вспомнила, с какой твердостью отвергала Фанни все попытки приобщить ее к высокой моде. Она отказалась даже от шляпки — чудесной шляпки, украшенной кружевами и крупными розами, бантами и лентами, шляпки из желтого шелка. Не сумев переубедить свою кузину, Элли оставила шляпку себе. Бедная Фанни!

Бедная? Но Фанни не казалась ни бедной, ни огорченной. Она прикоснулась губами к щеке матери, кивнула Элли, пожелала всем доброго утра и вдруг застыла. Она увидела новое платье Элли, непроизвольно прижала ко рту ладошку и негромко воскликнула, не в силах сдержать своих чувств:

— Святые небеса! Чудовищно!

Фанни запнулась и густо покраснела, а Элли удивленно распахнула свои синие глаза, не понимая, что происходит. Она осмотрела свое платье, на которое был устремлен взгляд Фанни, свои алые туфли, наконец, абиссинский коврик под ногами. Коврик как коврик — с голубенькими розочками… Что же могло так поразить Фанни?

Сама же Фанни быстро сумела справиться с шоком. Прихватив по дороге лакированную шкатулку для писем, стоявшую на столике возле камина, она уселась на диван и заметила, стараясь сгладить собственную бестактность:

— Полосы, пожалуй, немного резковаты, но оттенок розового просто прелестный.

Она раскрыла шкатулку и притворилась, что разбирает лежащие в ней письма, но легкая краска по-прежнему светилась на ее щеках. Ей было очень стыдно за себя. Ну почему она до сих пор не научилась скрывать свои чувства? Что ей стоило польстить Элли и сказать, что она просто в восторге от ее нового платья?

Когда до Элли дошло наконец, что явилось причиной, повергнувшей Фанни в шок, сердце девушки упало. Никогда еще Элли не сталкивалась с таким осуждением своих нарядов, а тут… Сначала Равенворт, затем горничная, а теперь еще и Фанни. Ну просто как сговорились! А все этот виконт. Это он виноват. Его устаревшие представления о моде заставили заколебаться не только Фанни, но и многих других не в меру впечатлительных людей. Не желая больше размышлять ни о Ра-венворте, ни о его пагубном воздействии на окружающих, Элли слегка повернулась вместе с пяльцами к кузине:

— Как раз тебя-то нам и не хватало. Мы тут слегка поспорили с тетушкой.

Фанни вытащила из шкатулки связку писем, перехваченную красной шелковой ленточкой, и улыбнулась Элли.

— С удовольствием присоединюсь, если спор идет не о новых фасонах.

Элли подозрительно покосилась на нее, а потом рассмеялась.

— Боюсь, что все не так просто. Мы спорили о Равенворте. Я настаиваю на том, что он высокомерное, бездушное чучело, а тетушка считает, что он само совершенство. — Она с опаской взглянула на леди Вуд-котт, но та была отходчива и, кажется, больше не сердилась. — Ну, Фанни, скажи, кто из нас, по-твоему, прав?

Фанни немного помолчала. Она задумчиво распустила ленточку, и стайка писем рассыпалась на ее коленях. Затем заговорила:

— Лорд Равенворт выглядит равнодушным и относится к людям с видимым высокомерием, но я почему-то уверена, что на самом деле он мягкий и добрый человек.

Элли ошарашенно посмотрела на кузину, не смея поверить своим ушам.

— Ты что, серьезно?

— Вполне. Я знаю, что ты не любишь его, но самой мне довелось убедиться в его доброте. Помнишь, как он пригласил меня танцевать на вечере у миссис Хэтфилд? Это был мой первый бал, я боялась, что так и простою у стены, а он подошел и пригласил.

На лице леди Вудкотт немедленно отразилось такое самодовольство, что Элли не смогла больше сдерживать раздражения. Она сердито воткнула иголку в самый центр многострадальной вазы с тюльпанами и воскликнула:

— Отклонение от правил! Уверена, что это была просто минутная слабость, о которой он, безусловно, не раз пожалел.

Фанни не обиделась, а только рассмеялась в ответ:

— Ты слишком жестоко судишь о нем. И сама это знаешь. Вспомни хотя бы о дружбе с ним лорда Барроу. Уж ему-то, наверное, лучше, чем кому-нибудь, известен истинный характер Равенворта. Так неужели такой человек, как лорд Барроу, стал бы водить дружбу с тем негодяем, которого ты описываешь?

Элли вздохнула.

— Хорошо. Думай как хочешь. Считай, что оба они — лучшие представители мужского рода на земле. Правда, я полагаю, что лорд Барроу по крайней мере более последователен. Во всяком случае, всегда знаешь, чего от него ожидать. — Элли обернулась к тетушке, подмигнула ей и добавила: — Может быть, к осени я все-таки соглашусь выйти за него замуж.

— Вот это другое дело. — Леди Вудкотт энергично покивала головой. — Стать леди Барроу и иметь годовой доход в четыре тысячи фунтов — это не шутки.

Ни Элли, ни ее тетушка не заметили, как внезапно напрягся взгляд Фанни. Она продолжала машинально перебирать на коленях конверты с письмами, но пальцы ее дрожали.

В гостиной снова воцарилась тишина. По-прежнему поглощенная мыслями о Равенворте, Элли принялась так энергично работать иголкой, словно с каждым стежком протыкала не многострадальный тюльпан, а сердце ненавистного ей человека. Она увлеклась, и вскоре ее тюльпаны стали приобретать совсем уж фантастические очертания. Заметив это, Элли замедлила движения и вздохнула. «Моя первая весна в Лондоне оказалась совсем не такой, как я надеялась, — подумала она. — Равенворт неизвестно почему презирает меня, Барроу невыносимо скучен, а Джордж примечателен только тем, что его никогда нет. Но самое главное — я здесь без малого два месяца и до сих пор совершенно ничего не узнала о майоре Стоунсфилде!»

Пальцы ее замерли, от грустных мыслей поникли плечи. Элли сделала еще пару стежков и отложила иголку.

Стоунсфилд… Она почему-то не решалась никого расспрашивать о нем. А ведь неизвестно даже, холост он или женат. Как ни странно, эта простая мысль впервые пришла в голову Элли, и она сердито тряхнула своими каштановыми локонами, негодуя на себя в душе. Ну что она, в самом деле, как институтка?

Снова схватив иголку, Элли совсем было собралась продолжить свой великий труд, но, очевидно, не судьба была желтому тюльпану быть вышитым в это утро. Взгляд Элли задержался на медной полированной решетке перед камином, в котором ярко светились алые глаза раскаленных углей, согревавших гостиную леди Вудкотт. И мысли ее опять потекли, потекли…

Она ни у кого не спрашивала о майоре Стоунсфилде по единственной причине: боялась испытать жестокое разочарование. Ведь не исключено, что его имя никому ничего не скажет. Тем более что участие Стоунсфилда в минувшей войне не было ни продолжительным, ни чем-либо примечательным. Майор и майор. Мало ли их было там, под Пенинсулой? Да и война вот уже три года как закончилась и стала чем-то если и не забытым, то, уж во всяком случае, малоинтересным. Три года, прошедшие после Ватерлоо, для Лондона с его сумасшедшим темпом жизни были вечностью.

Но в сердце Элли недавняя война с французами была по-прежнему жива. Она стала частью ее жизни — как если бы Элли сама ходила в атаку под барабанный бой. Война была ее детством и юностью. Война была связана со сладкими воспоминаниями о родительском доме и об отце. Как часто она сидела на его жестких коленях, когда он читал вслух газетные сообщения с полей сражений! Эти воспоминания были безмерно дороги Элли — как и все, связанное с жизнью в Кенте. Интерес к войне подогревался еще и тем обстоятельством, что Кент, расположенный на юго-востоке Англии, стал бы в случае неудач британской армии тем самым плацдармом, на который обрушит свой удар Наполеон.

Именно тогда хрупкая фигурка Элли начала округляться, превращаясь из девчоночьей в девичью. Тогда же начали просыпаться в ней и новые, неведомые раньше, чувства. Ей стал нужен идеальный мужчина, о котором так сладко было бы грезить наяву и во сне. И такой идеал нашелся. Им стал майор Стоунсфилд. Элли узнала о нем из газеты. Узнала и с того дня уже не расставалась с ним ни на миг — в своих мечтах, разумеется. Она мысленно шла рядом со своим героем по цветущему вишневому саду, по зеленеющим полям и говорила, говорила, говорила…

Господи, сколько же раз она репетировала и шлифовала те слова, с которыми обратится к майору, когда встретит его в Лондоне! А в том, что она его непременно встретит, Элли не сомневалась. Ей и в голову не могло прийти, что они с майором могут не встретиться. Что за чушь! Лондон и майор Стоунсфилд — эти слова были тогда для Элли синонимами. Но вот прошла первая ее неделя в Лондоне, за ней вторая, третья, но ни разу в разговорах не всплыло заветное имя. Майор кавалерии Стоунсфилд оказался человеком-невидимкой!

По правде сказать, постепенно новые впечатления начали вытеснять из ее мыслей образ идеального майора. Элли не хотелось уже вести с ним бесконечные разговоры, идя рука об руку по цветущему весеннему саду. Более того, сейчас она была почему-то уверена — или почти уверена — в том, что майор женат и в эту самую минуту весело играет со своими сыновьями и дочками, которые визжат и таскают папашу за длинные фалды офицерского мундира…

Да, конечно же, это глупо — разыскивать мужчину только потому, что однажды прочитала о нем в «Таймс».

Глупо. Но увидеть его все-таки хочется… Ведь, как ни крути, а этот майор — неотъемлемая часть ее юности. Если угодно, память об отце. Бедном любимом покойном отце… Поговорить бы с майором хоть раз — может, и успокоилась бы та частичка души, что не перестает помнить. Помнить и болеть…

Откинувшись на спинку дивана, напрочь забыв про тюльпаны, Элли плыла по волнам своих мыслей. Плыла, плыла — и неожиданно приплыла. Ей друг пришло в голову, что Равенворт — человек, известный всем и приглашенный повсюду, — может знать о майоре Стоунсфилде. Но эту мысль немедленно перебила новая: Элли представила себе изнеженного денди Равенворта рядом с мужественным офицером Стоунсфилдом и расхохоталась. Ее смех прозвучал так громко и неожиданно, что Фанни и леди Вудкотт удивленно уставились на нее. Элли вздрогнула, очнулась и, не вдаваясь в объяснения, усердно заработала иглой. И поклялась себе, что ради собственного успокоения немедленно примется за поиски майора Стоунсфилда.

Когда Джордж Фентон вошел в гостиную леди Вудкотт, Элли сидела за столом, на котором — рубашками вниз — были разложены карты. Тот самый злополучный расклад, что привел Элли к проигрышу.

Узнав от дворецкого, что леди Вудкотт и Фанни куда-то уехали, Джордж решил воспользоваться удобным случаем. Он сунул в широко раскрытую ладонь дворецкого соверен, приказав, чтобы никто не мешал его разговору с мисс Дирборн, а затем взмахнул фалдами хорошо сшитого голубого сюртука и опустился на колено рядом со стулом, на котором сидела Элли.

Джордж был среднего роста, с обычным, ничем не примечательным на первый взгляд лицом. Но стоило присмотреться, можно было заметить озорной, живой огонек в глубине его карих глаз. Очевидно, этот огонек и приводил Элли к мысли о том, что Джордж — один из самых привлекательных людей среди ее окружения.

— Ого, Джордж! — восхищенно воскликнула она. — Ты льешь деньги, словно воду!

— Ну вот, а я только-только собрался с духом, чтобы сделать тебе предложение! Неужели ты не знаешь, что нельзя перебивать джентльмена в такой торжественный момент?

— Краснобай! Встань сейчас же!

Элли не была склонна принимать слова своего кузена всерьез. Поскольку тот не шелохнулся, она пожала плечами, взяла в руки карты и принялась в сотый раз изучать их. Если ему хочется стоять на коленях — ради бога.

Джордж собрался было вернуться к разговору о своем предложении, но тут его взгляд упал на платье Элли. Это было нечто совершенно неописуемое — кричащее, пестрое, сшитое из полос розового и черного муслина.

— Послушай, Элли! — закричал Джордж. — Тебе что, на самом деле нравится это… платье?

Стараясь скрыть досаду, Элли смиренно ответила:

— Что-то не могу припомнить, чтобы ты когда-нибудь обращал внимание на то, как я одета. Шутишь, да?

Она вновь принялась изучать карточный расклад, а Джордж скользнул взглядом по прекрасному профилю Элли и со вздохом заметил:

— Если бы ты спросила меня, как ты выглядишь, я ответил бы: как грелка на чайник!

Элли возмущенно уставилась на него. Неужели ему не нравится этот чудный оттенок розового? Да что он, мужчина, может в этом смыслить? Грелка на чайник! Скажет тоже!

Заметив веселые искорки в глазах Джорджа, она легонько стукнула его кулачком по плечу — совсем как в детстве.

— Перестань дразниться!

Не желая больше размышлять над тем, почему ее новое платье получило такую отрицательную оценку — второй раз за сегодняшнее утро! — Элли сочла за благо сменить тему разговора:

— Скажи-ка лучше, почему тебя не было вчера на балу. Ты же обещал! Я все глаза проглядела в ожидании — мне так хотелось станцевать с тобой вальс… А впрочем, не говори. Я и сама знаю, где ты был — в притоне, вот где!

— Элли! Ни одна воспитанная девушка…

— А воспитанный джентльмен может сказать девушке, что она похожа на грелку для чайника? — быстро перебила его Элли.

Ее взгляд вновь обратился к лежащим на столе картам. Ну как же все-таки этот проклятый Равенворт ухитрился побить тузом ее короля? В чем была ее ошибка?

— Послушай, а ты ведь так и не ответила на мое предложение, — напомнил Джордж. — Долго мне еще стоять на коленях?

Элли пожала плечами:

— Выйти за тебя замуж? Знаешь, я, пожалуй, еще не готова к этому. Мне пока что хочется танцевать, веселиться…

Джордж резко поднялся с пола:

— Ну как же мне убедить тебя, дорогая кузина, что наши судьбы предрешены? Звезды предсказывают нам счастье, и сам Юпитер…

— Перестань, Джордж, прошу тебя. От таких слов у меня всегда начинает болеть голова, и я могу упасть в обморок.

Он прижал руку к сердцу и торжественно заверил:

— Ты не упадешь! Я подхвачу тебя.

Элли посмотрела на него с веселым удивлением:

— Господи, какой же ты еще дурачок!

— Я не дурачок! Я влюблен! — Он наклонился вперед и прикоснулся пальцами к ее подбородку.

— Перестань! — повторила Элли и легонько отпихнула его руку. — Знаешь что, возьми-ка лучше карты и покажи мне, где я сделала ошибку. Ты уже, наверное, наслышан о том, что я проиграла вчера вечером Равенворту?

Джордж недовольно вздохнул, но послушно уселся за стол напротив кузины и взял в руки карты.

— Я слышал, что у вас с ним назначена встреча на балу у Томпсонов. Черт! Любопытно было бы взглянуть.

Элли нахмурилась:

— Э, нет, тебя там только не хватало. И без того мое положение — хуже не придумаешь. Но скажу тебе по секрету, у меня есть план. Если все удастся, я заставлю его прикусить язычок!

— Ты можешь, я знаю. — Он улыбнулся кузине и опустил взгляд на карты. — А, ну здесь все просто. Элинор Дирборн, нужно быть совсем бездарным игроком, чтобы проиграть такую партию.

Он быстро показал Элли, как ей следовало сыграть, и она благодарно закивала головой. Ей сразу все стало понятно — Джордж сумел хорошо объяснить ее ошибку. Досада на себя, на свою несообразительность с новой силой охватила Элли. Но уж если когда-нибудь такая ситуация повторится, она точно будет знать, как нужно разыгрывать подобные комбинации!

Джордж собрал карты в аккуратную стопочку и сказал — на этот раз очень серьезно:

— Надеюсь, ты всегда будешь прислушиваться к моим советам, дорогая Элли.

Что-то в его голосе привлекло внимание Элли, и она впервые внимательно посмотрела на него. Было ясно, что ее кузен сильно смущен. Да и выглядел он неважно — бледные щеки ввалились, и Элли подумала, что Джордж ведет нездоровый образ жизни. И было в Джордже еще что-то — новое, неуловимое, то, чего не было в нем, когда они резвились вместе в хэмпстедском поместье…

Не сводя внимательных глаз с лица Джорджа, Элли негромко сказала:

— Не торопись сажать меня на цепь. Ты знаешь, как нежно я отношусь к тебе. Порой я и сама удивляюсь тому, что не… тому, что до сих пор не могу ответить любовью на твою любовь. Но видишь ли…

— Так это же прекрасно! — перебил ее Джордж. Он опустил глаза и, нервно теребя колоду карт, быстро заговорил: — Если ты относишься ко мне с нежностью, значит, обязательно полюбишь. По характеру мы подходим друг другу… Итак, тебе осталось только набраться смелости и сказать «да».

Он поднял голову и бросил на Элли такой пронзительный взгляд, что она невольно отпрянула. Внезапно на нее разом обрушилось все разочарование, накопившееся за последние недели. «Нет, он не выглядит влюбленным! — подумала Элли. — Не выглядит, хотя на лице у него и написано взволнованное ожидание».

Почему она так подумала, Элли и сама не смогла бы объяснить. Наверное, ее мозг непроизвольно отметил какие-то мелочи, тонкости в интонациях Джорджа — такие незначительные, что их и не передать словами. Но и ошибиться Элли не могла — недаром же они с Джорджем выросли вместе. Вместе гуляли, читали одни и те же книжки, давали друг другу наивные детские клятвы…

— Знаешь что, давай вернемся к этому разговору летом, — решительно сказала она и тряхнула головой, отгоняя нахлынувшие мысли. — Я пока сама толком не понимаю, чего хочу.

Когда Элли снова посмотрела на Джорджа, она была поражена выражением его лица. Казалось, он сейчас готов броситься к ней, обнять, и тогда…

Но пока Элли проигрывала в уме эту романтическую сценку, Джордж быстро вскочил со стула, едва не опрокинув его, и закричал:

— Нет! Я не могу… Элли, умоляю, не оставляй меня в подвешенном состоянии! Мне такого труда стоило набраться смелости, чтобы завести с тобой этот разговор… — Он задохнулся и судорожно глотнул воздуха. — Ну как ты сама не видишь, что тебе сулит мое предложение? Ведь я же предлагаю тебе Хэмпстед!

Как раз это Элли прекрасно понимала. Джордж был наследником хэмпстедского поместья, а из ее жизни Хэмпстед со смертью матери исчез навсегда. Если, конечно, она не выйдет замуж за Джорджа… Элли посмотрела на кузена. «Было бы гораздо лучше, если бы он вместо слов пылко поцеловал меня», — неожиданно подумала она.

Да. Родной очаг — это сильная карта. Стать хозяйкой Хэмпстеда — над такой возможностью стоило поразмышлять. Но все-таки Элли покачала головой и твердо сказала:

— Я не могу сейчас дать ответ. Не торопись, Джордж. Я еще ни в чем не уверена.

Она попыталась поймать его взгляд, но Джордж избегал смотреть ей в лицо. Он медленно повернулся, подошел к камину и некоторое время стоял, глядя на раскаленные угли в его глубине. Элли видела только его спину, но эта спина была достаточно выразительной. Элли была поражена: чего-чего, а таких сильных чувств она никак не ожидала обнаружить в своем кузене. Джордж вообще редко показывал свои чувства — Элли и припомнить не могла, когда с ним в последний раз случалось такое.

Элли молча ожидала, что же теперь скажет ей Джордж. Неожиданно он резко обернулся и обнажил в нервной улыбке полоску зубов.

— Тогда как насчет пари, Элли? Ведь ты же обожаешь пари, верно?

Элли ошеломленно посмотрела на него, непроизвольно провела рукой по волосам, по шее…

— Пари? — переспросила она и опустилась на стул рядом с карточным столиком.

Джордж подошел к столу и оперся на него руками. Наклонившись к Элли — близко, совсем близко, — он прошептал, сверля ее глазами, в которых запылал яркий огонь:

— Твое согласие на брак, если ты проиграешь, милая кузина!

Элли не могла поверить собственным ушам. Неужели он это серьезно?

— Мое согласие? Я правильно поняла тебя?

Он кивнул и снова обнажил в улыбке белую полоску зубов. На какое-то мгновение в его лице мелькнуло что-то хищное.

— Твое согласие, моя дорогая. Ну как, заманчиво?

Элли прижала к груди сжатую в кулак руку, словно стараясь сдержать бешеное биение сердца. Ах, и почему только она так любит азартную игру?! Почему ничего не может с собой поделать?! Элли знала, что не может, не должна принимать такое пари. И все же любопытство было сильнее ее.

Она глубоко вздохнула и спросила:

— А если выиграю я?

— Свою ставку можешь назначить сама. Что ты от меня хочешь?

Ни секунды не размышляя, Элли ответила:

— Мамины бриллианты!

Эти старинные бриллианты переходили по наследству из рода в род. Им была уже не одна сотня лет, и стоили они не меньше двадцати тысяч. Но не стоимость бриллиантов привлекала Элли. Ведь это была память о ее матери — высокой грациозной женщине. Элли явственно помнила, как эти бриллианты блестели на ее шее, когда они собирались всей семьей за обеденным столом в Хэмпстеде. Элизабет Дирборн обладала в полной мере всем тем, чем хотела бы обладать ее дочь, — королевской статью, элегантностью и мягкими манерами. К сожалению, Элли больше унаследовала от отца, чем от матери. Это ему она была обязана своим характером — взрывным, непредсказуемым, азартным, — который казался таким неожиданным для всех, кто видел перед собой хрупкую невысокую девушку.

Получить бриллианты матери — да, в этом что-то есть!

Джордж глубоко вздохнул и отвернулся: очевидно, предложенная Элли ставка показалась ему слишком высокой. Он сложил за спиной руки, сжал их — Элли увидела, как побелели костяшки его пальцев, — и наконец бросил через плечо, не оборачиваясь:

— Принимается.

Рука Элли, прижатая к груди, бессильно упала к ней на колени. Он принимает ее ставку? Мамины бриллианты! Нет, она ничего не может с собой поделать. Ну ладно, если даже она проиграет пари, она же любит Джорджа, ведь так?

Темно-синие глаза Элли загорелись от азарта. Она облизнула губы и спросила, стараясь не выдать голосом своего волнения:

— Ну, а каковы же условия пари? — И торопливо добавила: — Но учти, я еще не дала своего согласия!

Джордж повернулся на каблуках, улыбнулся, и Элли вздрогнула: это была улыбка сумасшедшего.

— Ты должна добыть три табакерки у трех мужчин. Скажем… э… до пятого мая. Таким образом, в твоем распоряжении ровно месяц. Мужчин назову я.

Элли задумчиво погладила себя рукой по шее так, словно там уже сияли материнские бриллианты — холодные, тяжелые… Три табакерки? Но это же так просто! Она почувствовала, что ее охватывает нервная дрожь, и спросила:

— А как я их должна добывать? Есть у тебя какие-то особые условия?

Джордж снова улыбнулся:

— Только одно: джентльмены не должны знать, для чего тебе на самом деле нужны эти табакерки. И, разумеется, ни одна душа не должна знать о нашем пари. В остальном же можешь делать с этими джентльменами все, что тебе заблагорассудится.

Элли широко улыбнулась. Решение принято.

— Согласна! — Она рассмеялась, сорвалась со стула и прошлась в танце по гостиной. — Можешь посылать за бриллиантами. И трех дней не пройдет, как у меня в руках будут эти табакерки! Итак, кто же эти джентльмены?

Джордж некоторое время в глубокой задумчивости ходил из угла в угол, потом описал вокруг Элли круг и наконец сказал:

— Полагаю, что одну из них тебе уступит лорд Барроу.

Элли усмехнулась, удивляясь глупости своего кузена.

— Эй, Джордж, не делай для меня задание слишком легким.

Джордж сделал широкий жест рукой, словно оправдывая свою щедрость.

— Второй — лорд Крессинг.

Элли непроизвольно сделала шаг назад и, ахнув, зажала ладонью рот. Добыть табакерку у лорда Крессинга не слишком трудно, но уж очень неприятен был Элли этот джентльмен. По правде сказать, она даже не могла спокойно слышать его имени. Грязный развратник! Элли живо вспомнила тонкое лицо лорда Крессинга, его развязные манеры, привычку смотреть на женщин раздевающим взглядом и невольно передернула плечами. Да, в обществе этого джентльмена Элли всегда чувствовала себя неуютно. Но, с другой стороны, лорд Крессинг никогда не пытался волочиться за Элли, и она полагала, что ее сил хватит на то, чтобы справиться и с ним.

Она посмотрела на Джорджа, решительно расправила плечи и коротко кивнула.

Джордж вытащил из кармана свою собственную табакерку — маленькую золотую вещицу с закругленными краями, украшенную жемчугом.

— Хочешь щепотку? — спросил он, протягивая табакерку Элли.

Она сморщила нос:

— Ты же знаешь, что я не употребляю этого зелья. Ну, давай, не тяни. Кто третий? Говори скорее!

Удары сердца гулко отдавались в ее ушах.

Джордж не торопясь подцепил щепотку мелко накрошенного табака, громко вдохнул, сморщил нос и сразу же стал похож на человека, наступившего на дохлую крысу. Затем звенящим от торжества голосом он произнес:

— А сама ты еще не догадалась, Элли? Ну, как его имя? Если хочешь, я подскажу. Высокий, элегантный, пользуется репутацией то ли ангела, то ли исчадия ада. Ты считаешь его высокомерным, надутым чучелом, но мне кажется, что он все-таки больше похож на греческую статую.

Возбуждение сменилось слабостью, и Элли обессиленно опустилась на красный диван. Да, она уже знала, кто он, этот третий, знала, какую ловушку приготовил для нее Джордж, и помертвевшими губами прошептала:

— Равенворт!

4

Джордж окинул бальный зал своими внимательными карими глазами, поднес к ноздрям щепотку тонкого испанского табака и глубоко вдохнул. Нос его непроизвольно сморщился, и Джордж чихнул.

«Нет, напрасно я добавил в эту смесь лаванду», — подумал он. Подумал — и тут же забыл и о лаванде, и о табаке, потому что в эту самую минуту увидел входящую в зал кузину.

Элли, казалось, летела, едва касаясь ногами сверкающего дубового паркета. На ней было платье нежного желтого цвета, и Джордж готов был поклясться, что с ее приходом в зале стало светлей. Он невольно улыбнулся.

Действительно, Элли выглядела сегодня просто великолепно. А точнее — великолепно, как никогда. Ее просто уложенные волосы были перехвачены желтой лентой, подчеркивавшей их красоту. Платье — тоже простое, украшенное лишь тремя полосками брюссельского кружева, — очень ей шло. Без сомнения, сегодняшний наряд Элли был подобран с помощью Фанни. Во всяком случае, ее точный глаз чувствовался при первом взгляде на платье Элли.

Джордж захлопнул крышечку табакерки, и тут ему в голову пришла неожиданная мысль. Он подумал, как славно было бы действительно жениться на Элли. Дело в том, что сама по себе идея брака никогда не привлекала Джорджа, но в данном случае… Он знал, что ни одна женщина не подошла бы ему лучше Элли. Они с детства были похожи — одинаково неудержимые в шутках и азартные в игре.

Он посмотрел, как Элли шествует по залу — гордо подняв голову, изредка кивая на ходу знакомым. Она шла под восхищенными и внимательными взглядами — шурша атласом платья, оставляя за собой тонкую струйку аромата фиалок, своих любимых цветов.

Джордж вернул табакерку на место — в карман сюртука — и подумал, как, должно быть, непросто Элли идти под этими придирчивыми взглядами. Однако нужно отдать должное кузине: если ей и было не по себе, она хорошо сумела это скрыть. Во всяком случае, лицо Элли было спокойным и непроницаемым.

В зале послышались смешки, прокатился гул голосов, похожий на низкое, басовитое гудение растревоженного улья. Толпа гостей зашевелилась и начала стягиваться поближе к тому месту, где лицом к лицу сошлись Элли и Равенворт.

Джордж остался на месте, предпочитая забавляться происходящим на расстоянии. Внезапно он почувствовал легкое прикосновение к рукаву своего сюртука, обернулся и увидел перед собою улыбающееся лицо лорда Крессинга.

Черные как смоль волосы лорда выглядели ненатурально, словно парик. «А может быть, это и в самом деле просто парик, блестящий от макассарского масла? — подумал Джордж. — И вообще, эта прическа в стиле древнеримских императоров в сочетании с пронзительными черными глазами делает лорда каким-то загадочным и даже зловещим».

— Похоже, мисс Дирборн решила начать атаку и взять крепость штурмом, а, Фентон? — негромко заметил лорд Крессинг, не переставая при этом рассматривать в лорнет стоящую в противоположном конце зала Элли.

Джордж, которому было неприятно это пристальное разглядывание, пожал плечами:

— По-моему, это не штурм, а жест отчаяния.

— Ну, свет вряд ли разбирается в таких тонкостях, как я полагаю. А что, Равенворт имеет на нее влияние?

— Не думаю.

Лорд Крессинг снова притронулся к рукаву Джорджа и наклонился к самому его лицу.

— Кстати, по поводу вашей просьбы. Я сделал все, что мог, но кредиторы, как один, отказываются ждать. К тому же вы обещали…

— Мне жаль, что я заставил вас хлопотать. Пожалуй, попробую обратиться за помощью к Бинфилду.

— Попробуйте. — Лорд Крессинг похлопал Джорджа по плечу. — Попробовать-то можно. А вот получить там что-нибудь — нет.

Джордж нахмурился и принялся задумчиво рассматривать сверкающие носки своих лакированных туфель. Крессинг терпеливо молчал.

— Мы… Мы достигли некоторого взаимопонимания с Элли… С мисс Дирборн, — промямлил наконец Джордж.

Подняв глаза, он наткнулся на такой холодный взгляд Крессинга, что поспешно снова опустил их.

— Не может быть! Ушам своим не верю! — воскликнул Крессинг довольно ехидно. — Она что, на самом деле согласилась стать вашей женой?

Смущенный таким прямым, но очень непростым вопросом, Джордж растерянно провел рукой по волосам и осторожно ответил:

— Н-ну… Мы с нею заключили нечто вроде договора. А о нашей помолвке мы объявим, очевидно, в начале мая.

— Туманно, туманно, Фентон, — насмешливо прищелкнул языком лорд Крессинг.

Джорджа больно задела его насмешка.

— Если вы мне не верите, Крессинг…

— Ну что вы, мой мальчик, ну что вы! — смягчил тон лорд Крессинг. — Разумеется, я вам верю.

Вообще-то, Джорджу нравился Крессинг, хотя порою и выводил из себя. Решив, что настало время задать самый важный сейчас вопрос, Джордж с нарочитой небрежностью заметил:

— Так по поводу Бинфилда… Как вы думаете, дадут мне в его конторе сорок тысяч? Месяца так на три?

Крессинг огорченно покачал головой:

— Ни-ни. Не дадут, это точно. — Он сочувственно прикоснулся к руке Джорджа. — Но не переживайте. Я же с вами! И я не только сам верю в то, что у вас вскоре наступит полоса везения, но и других готов в этом убеждать. Если желаете, я поговорю с кем нужно.

В ответном взгляде Джорджа были и признательность, и облегчение, и отчаяние.

— Благодарю вас. Просто не представляю, что бы я делал в такой ситуации без вас! Если бы не вы… То есть, если бы не я…

Крессинг ободряюще похлопал Джорджа по плечу:

— Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Я верю в это.

Лорд Крессинг достал из кармана табакерку, и у Джорджа перехватило дыхание: он вспомнил об их с Элли пари.

— Хочу кое о чем попросить вас…

Джордж на секунду замешкался, отчетливо представив себе глубину пропасти, в которую он по собственной воле все глубже проваливался за последние два месяца. Он сознавал, что поступает бесчестно, но выхода не было.

Он указал на табакерку, блестевшую в длинных тонких пальцах Крессинга, и произнес, отрезая себе пути к отступлению:

— Если моя кузина будет выпрашивать у вас табакерку — не давайте ей!

Лорд Крессинг изумленно уставился на Джорджа. Его рука с понюшкой табаку замерла в воздухе. Помолчав немного, он донес все-таки руку до ноздрей, вдохнул табачную пыль и сморщился, сразу став похожим на старого ястреба. Потом достал носовой платок, деликатно прочистил ноздри, спрятал его в карман, отправил туда же табакерку и только после этого сказал:

— Все, что вы попросите, мой мальчик. Табакерка — так табакерка. Буду раз услужить вам.

Больше ни единого слова не было сказано между ними. Секундой позже лорнет Крессинга выхватил из общего движения пару стройных женских лодыжек, и лорд поспешил раскланяться с Джорджем, оставив его наедине со своими мыслями.

Джордж смотрел в спину удаляющегося лорда со смешанными чувствами. С одной стороны, он гордился тем, что у него есть такой верный и влиятельный друг, как Крессинг. Друг, готовый встать на защиту и помочь в любых, даже самых сложных, обстоятельствах. Но, с другой стороны… Разве не лорд Крессинг приучил приехавшего в Аондон Джорджа к карточной игре? Разве не он ввел его в те места, которые леди Вудкотт зовет «притонами»? А ведь именно в этих «притонах» Джордж и спустил те тридцать тысяч, что не так давно брал в долг в конторе Бинфилда.

Стоило Джорджу подумать об игре, эта мысль — привычная и пьянящая — мгновенно подчинила его себе. Он тут же повернулся спиной к танцующим, мигом позабыв и о своих финансовых проблемах, и даже о противостоянии Элли и Равенворта. Все, все было забыто. Джордж быстрым шагом направился в комнату для игры в карты, чтобы просадить там за столиком последние оставшиеся у него три сотни.

Элли наклонила букетик фиалок и с наслаждением вдохнула нежный аромат. Затем отпустила тонкие стебельки, и они вновь выпрямились в хрустальной вазе. Она обожала балы за их шум и веселье, но больше всего, пожалуй, именно за то, что на балах всегда было множество цветов, благоухающих в расставленных тут и там вазах. Их аромат, смешанный с ароматом тонких духов, был запахом бала — точно так же, как цветом бала был для Элли отблеск свечного пламени на гранях бриллиантов, украшавших обнаженные женские плечи.

Вежливо поклонившись лорду Равенворту, Элли элегантно приподняла подол своего платья, открывая носки туфель, невинно взглянула в его удивленные глаза и мелодичным голосом произнесла:

— Я пришла заплатить свой долг, сэр.

— Об этом нетрудно догадаться.

Слова Равенворта должны были бы рассердить Элли, но в его голосе прозвучало столько искреннего дружеского участия, что она не обиделась. Элли еще никогда не видела у Равенворта такого мягкого выражения лица. А слова… Ну что ж, наверное, именно такими и должны быть слова человека, привыкшего считать себя законодателем мод.

Равенворт скользнул взглядом по светло-каштановым локонам Элли, с удовлетворением отметив отсутствие на них чудовищного, нелепого тюрбана. Грудь девушки украшала единственная строгая нитка жемчуга.

От его взгляда Элли почувствовала себя неуютно: она не любила, когда ее рассматривали так придирчиво и пристально. Прищурившись, она через головы стоявших рядом зевак уставилась куда-то в дальний угол бального зала. Все, что угодно, только бы не встречаться с парой серых глаз, внимательно изучающих каждую складку ее платья! При этом она невольно подумала о том, как красив Равенворт, каким мужественным выглядит его орлиный профиль. И еще подумала о том, что этот Законодатель Мод начинает, кажется, вытеснять в ее мыслях светлый образ майора Стоунсфилда… Вот чудеса-то!

Толпа, собравшаяся вокруг Элли и Равенворта, застыла в почтительном молчании. Вся сцена заняла лишь несколько секунд, но эти мгновения показались Элли вечностью. Она не удержалась от улыбки, заметив, как сидевший в оркестре скрипач, пользуясь паузой, быстро вытащил из кармана фляжку, глотнул из нее и так же быстро спрятал обратно.

— Прелестно.

Это единственное слово, произнесенное негромко и ласково, заставило Элли перевести удивленный взгляд на Равенворта. И тут же тишина растаяла, уступив место шелесту голосов, смеху и негромким возгласам:

— Прелестно! Прелестно!

Не в состоянии отделаться от мысли о том, насколько же все это глупо, Элли пристально смотрела в точеное лицо Равенворта.

А он внезапно наклонился к самому ее уху и негромко прошептал:

— Да, я согласен. Все это ужасно глупо.

Элли даже вздрогнула от неожиданности. Он что, еще и мысли умеет читать? А Равенворт тем временем громко сказал, обращаясь к собравшимся:

— Мои поздравления Азартному Игроку!

И учтиво поклонился Элли.

Она смутилась. Возможно ли, чтобы виконт, всегда и во всем привыкший быть победителем, так легко был готов смириться со своим поражением?

Элли изумленно округлила глаза, затем вспомнила про свои туфли и улыбнулась. Соблазн подразнить его был слишком велик! Она медленно подняла юбки и выставила ногу, обутую в расшитую туфельку, на всеобщее обозрение.

— Вы на самом деле считаете, что мы с вами квиты, милорд?

Увидев ее туфельку целиком — а не только носок, — Равенворт не мог удержаться от недовольной гримасы. Да, на Элли действительно не было вчерашних чудовищных туфель цвета спелого гороха. Но разве лучше была эта туфелька — из кричаще-красного атласа, расшитая безобразными желтыми и голубыми бабочками?

Элли выбирала бальные туфли долго, тщательно и считала эту пару верхом элегантности. Что касается Равенворта, то в глубине души она подозревала, что эти туфли не понравятся ему — хотя бы потому, что нравятся ей самой. Господи, как же она была права!

— У меня есть предчувствие, что вскоре вы захотите отыграться. Оно не обманывает меня, мисс Дирборн? — Он опустил свой лорнет, улыбнулся и мягко добавил: — Ваш долг уплачен.

И тут, к великому удивлению Элли, он не проводил ее к стулу, не сказал ни слова по поводу бабочек на ее туфлях, но подал руку и пригласил на вальс! Раздались громкие аплодисменты, и Элли с Равенвортом присоединились к танцующим парам.

Взмахнули в воздухе смычки, и вальс — эликсир Для романтической души Элли — волной захлестнул бальный зал. Равенворт вел Элли грациозно, но вместе с тем очень уверенно. Крепко прижав ладонь к ее спине, он помогал девушке взмывать в воздух при каждом шаге, при каждом повороте. Танцевать с ним оказалось легко и приятно. Вообще, все было слишком хорошо, так что Элли не удержалась и заметила, бросив на партнера вызывающий взгляд:

— Что-то я не припоминаю, чтобы вы оставляли за собой этот танец, лорд Равенворт.

— У вас отличная память, — усмехнулся Равенворт. — Да, вы правы, этого танца я за собой не оставлял.

Его ответ пришелся Элли по душе, и она продолжила пикировку:

— В таком случае вы заслуживаете того, чтобы быть оставленным посреди танца в полном одиночестве. Ваша дерзость не знает границ!

— Как и ваше ехидство, — без малейшего замешательства парировал он.

Элли рассмеялась, наслаждаясь музыкой, движением, прикосновением сильной руки к ее руке, обтянутой тонкой перчаткой. Какое счастье танцевать с таким искусным партнером! Никогда еще она не испытывала такого наслаждения от вальса. Они прошли поворот, оказались лицом друг к другу, и в этот момент Элли заметила:

— Должна признать, что танцор вы просто бесподобный!

Он ответил ей таким удивленным и растерянным взглядом, что Элли невольно рассмеялась. Равенворт поначалу растерялся еще больше, но тут же присоединился к смеху Элли.

Именно в эту секунду он внезапно перестал быть для Элли надутым чучелом. Ей показалось, что она сумела на мгновение заглянуть в его душу и что-то понять в этом человеке. Человеке, который мог быть холодным и высокомерным, но умел при этом так искренне смеяться. И, что самое ценное, — не только над другими, но и над самим собой.

Несколько минут они танцевали в молчании, плавно кружась на блестящем гладком паркете. От удовольствия щеки Элли слегка раскраснелись. Сейчас для нее на всем свете существовали только эта волшебная музыка, шорох атласа и тонкий аромат фиалок, плывущий в ярком свете свечей.

«Хорошо, если бы оказалось, что Джордж умеет танцевать вальс так же искусно», — мелькнула в голове Элли случайная мысль, и эта мысль невольно вернула девушку к пари, заключенному с кузеном. Сразу забыв о партнере, она поморщилась. Увы, для нее сегодняшний бал не только развлечение, но и начало работы. Пора добывать табакерки!

— Что с вами, Азартный Игрок? Я наступил вам на ногу?

— Ах, нет! — воскликнула Элли. — Просто я… я вспомнила еще об одной своей глупости. — Решив сменить тему разговора, чтобы не обременять Равенворта своими проблемами, она широко улыбнулась и спросила: — А вы знакомы с Бруммелем? Полагаю, что да, ведь вы оба ревнители высокой моды.

К удивлению Элли, Равенворт ответил не сразу.

— Интересно, что вы там скрываете от меня? — заметил он, не отвечая на вопрос, но, увидев краску на ее щеках, заговорил совершенно иным тоном: — Ну, хорошо, хорошо, не стану смущать вас. К сожалению, я незнаком с Бруммелем. Не скрою, что желал бы этого знакомства, но пока что наши с ним пути ни разу не пересекались. Так случилось, что в те годы, когда Бруммель очаровывал своим искусством Лондон, я был вдали от Англии. Мне довелось провести четыре года в армии Веллингтона — в Португалии и Испании. А затем, разумеется, при Ватерлоо.

На лице Элли отразилось изумление. Она сбилась с ритма, остановилась и удивленно воскликнула:

— Вы?!

Равенворт снова закружил Элли в танце и сконфуженно улыбнулся, поняв, насколько нелестным было ее мнение о его особе. Элли осознала свою бестактность и смущенно подняла на него глаза.

— Ради бога, простите меня. То, что вы сказали, оказалось такой неожиданностью… Я просто поражена…

— Я бы сказал, что вы скорее удивлены, мадемуазель. Не самый лестный для меня комплимент.

— Но вы же… денди, модник! — воскликнула Элли в свое оправдание. Ей и в самом деле было неприятно, что она невольно обидела его.

Равенворт невесело усмехнулся. «Никогда еще меня не сажали в лужу так простодушно и непринужденно», — подумал он, а вслух сказал:

— Странно. А я-то привык считать себя джентльменом.

Элли покраснела пуще прежнего, но сидевший в ней бес противоречия не сдавался, и она выпалила неожиданно для самой себя:

— Очевидно, вы служили при штабе?

Все очарование этих нескольких прекрасных минут мгновенно исчезло. Лицо Равенворта изменилось — оно вновь стало замкнутым и холодным. Виконт вспомнил походы, в которых он принимал участие. Вспомнил грязь и кровь, болотную лихорадку и свист пуль, косивших солдатский строй. Вспомнил и самое страшное — то равнодушие к войне, которое царило среди людей света и которое он с ужасом обнаружил, когда вернулся в Англию.

Высокомерно взглянув на Элли, Равенворт сказал ледяным тоном:

— Разумеется. Неужели вы могли подумать, что я стал бы месить грязь начищенными сапогами, словно какой-нибудь простой солдат?

Он замолчал, замкнулся, глаза его потемнели, стали из серых почти черными. Подавленная этим угрюмым молчанием, Элли принялась подыскивать слова, которые могли бы смягчить нанесенную ею обиду. Она очень хотела найти их, эти слова, но в то же время боялась, что услышит в ответ лишь какую-нибудь язвительную реплику. И тогда Элли принялась болтать о всякой ерунде. Она говорила и говорила, громоздя одну глупость на другую, а он слушал ее с видом человека, приговоренного к казни.

Наконец закончился этот бесконечный, так печально завершившийся вальс, и Равенворт отвел Элли к ее стулу — рядом с леди Вудкотт. Та осыпала подошедшего виконта улыбками и комплиментами:

— Вы с Элинор были просто чудесной парой! Я глаз не могла отвести от вас обоих. Скажите, лорд Равенворт, как вам удается делать такие ровные шаги?

Законодатель Мод с усилием растянул в улыбке свои застывшие губы, поклонился и тут же отошел, не ответив на вопрос леди Вудкотт.

Как только его фигура скрылась за спинами гостей, леди Вудкотт, уверенная в том, что причиной холодности виконта является ее драгоценная племянница, схватила Элли за рукав и злобно зашептала:

— Ну, что ты натворила на этот раз? Назвала его Павлином? Или еще чем-нибудь похлеще? Все, Элинор Дирборн! Мое терпение лопнуло! Я больше не желаю с тобой разговаривать!

Элли молча откинулась на спинку стула. Ей трудно было сказать, кто раздражал ее в эту минуту больше — тетушка или виконт. И еще ее мучила мысль о том, что, если дело и дальше пойдет так же, ей никогда не удастся заполучить табакерку Равенворта.

Элли принялась тщательно разглаживать складки на своем платье, и шорох желтого атласа несколько успокоил ее. Продолжая размышлять о пари, заключенном с Джорджем, она рассеянно осматривала пары, танцующие в ярком свете свечей, и молчала. Это молчание начало выводить из себя леди Вудкотт. Она завозилась на своем стуле, несколько раз нетерпеливо притопнула ногой и наконец воскликнула:

— Ради всего святого, Элли, ну что ты меня томишь? Рассказывай! Слышишь? Я хочу знать все! Что он тебе сказал? Что ты сказала ему?

Элли собралась было ответить тетушке, но в эту самую минуту заметила лорда Крессинга, который медленно приближался к ним. Внезапно ее охватило озорное возбуждение. Она немного подождала и, когда барон приблизился настолько, чтобы слышать их разговор, обернулась к леди Вудкотт. Зная, что сейчас спровоцирует свою тетушку, Элли заговорила, отчетливо произнося каждое слово:

— Но вы же сами сказали, что не желаете впредь говорить со мною! Я хотела поберечь ваши чувства…

На щеках леди Вудкотт появились крупные красные пятна.

— С раннего детства, — начала она, — ты была ужасным созданием. Испорченная, невоспитанная девчонка…

В этот момент она услышала совсем рядом деликатное покашливание, обернулась и увидела устремленные на нее черные удивленные мужские глаза. Оборвав себя на полуслове, прижав платок к груди, леди Вудкотт безо всякого перехода воскликнула:

— Ах, лорд Крессинг! Как приятно! Надеюсь, вы в добром здравии?

Лорд Крессинг поклонился леди Вудкотт, взял ее пухлую руку и слегка развязным жестом прижал к губам.

— Я хотел бы заступиться за мисс Дирборн. У вас очаровательная племянница. Вы можете гордиться ею!

Лицо леди Вудкотт побагровело, но она все-таки сумела ответить, судорожно глотнув воздух:

— О! Благодарю вас…

Исчерпав запас своего красноречия, она принялась внимательно изучать пальцы, которые только что поцеловал лорд Крессинг, и оживилась, лишь когда услышала, как тот приглашает Элли на танец.

— Ах, как вы любезны! — воскликнула она, широко взмахнув руками. — Конечно, потанцуйте с нею!

Отвращение, которое испытывала к барону Элли, боролось в ее душе с чувством долга: мысль о табакерке не давала ей покоя. Наконец она вздохнула и протянула лорду Крессингу свою руку. Барон был как минимум вдвое старше Элли, и, очевидно, именно это обстоятельство заставляло леди Вудкотт испытывать нервное возбуждение всякий раз, когда его сиятельство оказывался рядом с нею.

Они встали среди пар, приготовившихся танцевать кадриль. Элли улыбнулась, окинула взглядом зал и с надеждой подумала, что в такой толкучке барону не удастся завязать с нею флирт.

Ей очень не нравился лорд Крессинг. Да, он был интересным, отчасти даже загадочным мужчиной, принятым в лучших домах Лондона, но… Но за два коротких месяца, проведенных здесь, Элли успела наслушаться о любовных похождениях барона. Его имя связывали с именами по меньшей мере пяти замужних респектабельных леди, чаще всего — с именем привлекательной, недавно овдовевшей миссис Мерривил. Даже у Равенворта при всей его распущенности не было такой скандальной славы.

Впрочем, Элли должна была признать, что за все это время Крессинг ни разу не попытался ухаживать за ней — бог знает почему. Их общение сводилось к пустой болтовне, лишь изредка барон позволял себе рассказать какой-нибудь вполне приличный анекдот. Элли надеялась, что лорд Крессинг достаточно умудрен, чтобы рассмотреть за ее веселым нравом скрытую, но неприступную добродетель.

Однако сегодня во время кадрили лорд Крессинг как-то уж слишком щедро осыпал Элли комплиментами. Ей вовсе не хотелось принимать предложение барона пройти в соседний зал, чтобы немного подкрепиться, но мысль о табакерке ни на секунду не покидала ее. Они направились к столам, на которых стояли в серебряных ведерках запотевшие бутылки шампанского, и Элли была вознаграждена: она увидела, как лорд Крессинг вынимает на ходу из своего кармана золотую, украшенную эмалью табакерку. Он с гордостью посмотрел на нее, а затем протянул Элли.

— Взгляните, здесь два отделения, — сказал он, открывая крышечку. — Любопытно, верно?

От близости удачи Элли зажмурилась и почувствовала, как по спине побежал холодок. Она взяла табакерку слегка дрожащими пальцами, открыла оба отделения, и над ними поднялись крошечные облачка табачной пыли.

— Отец подарил ее мне, когда я поступил в Оксфорд, — сказал Крессинг, доверительно понизив голос.

Элли заглянула ему в лицо и ощутила неожиданную слабость. Как попросить у мужчины такое сокровище — пусть даже и на время?

— Я полагаю… эта вещь очень дорога вам?

— Да, — просто ответил барон. — Мой отец так много сделал для меня. Когда он умер — несколько лет тому назад, — я поклялся, что никогда не расстанусь с его подарком и буду всегда носить эту табакерку при себе.

Глаза барона увлажнились, а у Элли перехватило дыхание. Она никак не ожидала встретить такие чувства в таком человеке. Но нужно что-то предпринимать, если она не хочет проиграть пари. Элли протянула табакерку лорду Крессингу и словно невзначай спросила:

— У вас, очевидно, много табакерок?

«Ну пусть он скажет „да“! Господи, пусть скажет „да“! Ведь Джордж не уточнял, какую именно табакерку я должна раздобыть у каждого из троих джентльменов!» — подумала Элли.

Но лорд Крессинг смерил ее каким-то отсутствующим взглядом и равнодушно ответил:

— Нет. Эта единственная.

Сердце Элли похолодело, но отступать было нельзя.

— Я понимаю, что вы вряд ли согласитесь, милорд, — неуверенно, запинаясь начала она, — но дело в том, что… я хотела сказать, что…

Ей самой было стыдно за себя, но она продолжала Мямлить, покуда лорд Крессинг не перебил ее, воскликнув:

— Святые небеса! А который теперь час?

Он бережно опустил табакерку в карман своего сюртука и посмотрел на часы — прекрасные часы из севрского фарфора, — стоящие на столике рядом с камином. Большая стрелка едва перевалила за одиннадцать.

— Надеюсь, вы простите меня, мисс Дирборн. — Он подхватил Элли под локоть и поспешно повел назад, в бальный зал. — Но я вспомнил о чрезвычайно важном свидании, которое назначил еще несколько недель назад. Не могу понять, как только это могло вылететь у меня из головы! Согласитесь, если джентльмен пообещал где-то быть, он просто обязан там быть.

Возвращаясь к своему стулу, Элли не различала лиц — одни цветные пятна. Она оцепенело смотрела, как учтиво раскланивается и исчезает из поля зрения лорд Крессинг. Одна лишь мысль билась сейчас в ее голове — мысль о пятом мая, которое оказалось так близко. Да, раздобыть табакерки у Равенворта и Крессинга — подвиг, достойный Геракла…

Уже в ту секунду, когда Крессинг сказал, что эта табакерка у него единственная, Элли поняла, что пари она скорее всего проиграет. И зачем только она ввязалась в эту игру?! Но когда Джордж объявил ей условия пари, все казалось таким простым… Разве ей могло тогда прийти в голову, что какая-то пустяковая вещица может так много значить в жизни мужчины!

Элли скользнула взглядом по бальному залу. Вот Равенворт оживленно болтает о чем-то с мисс Саттон, которая держит его под руку и заглядывает в лицо с нескрываемым обожанием. Вот лорд Крессинг в дверях прощается с Джорджем… Увидев их, Элли нахмурилась, веер замер в ее руке. Она вспомнила, что лорд Крессинг и Джордж — друзья, и в голове ее промелькнула тревожная мысль, не мог ли Джордж рассказать Крессингу об их пари.

— О нет! Это невозможно! — воскликнула Элли.

Леди Вудкотт тут же вскинула голову:

— Что-что, дорогая? Что ты сказала?

— Ничего, тетушка. Так, подумала кое о чем…

— Элли, это неприлично, когда леди разговаривает вслух сама с собой. Ах, как приятно! Лорд Барроу!

Элли обернулась — из дальнего угла зала, где скрипачи вразнобой пилили воздух своими смычками, к ним направлялся барон.

«Ах, если бы я могла принять его предложение!» — с грустью подумала Элли. Лорд Барроу был приятным человеком — простым и спокойным. Он никогда не суетился, никогда не раздражался и не задавал лишних вопросов. Элли была уверена, что ей достаточно просто подойти, протянуть руку, сказать: «Табакерка!» — и он не моргнув глазом отдаст ее.

Элли вздохнула. Да, лорд Барроу был сговорчивым и покладистым человеком. Таким покладистым, что она, без сомнения, захлебнулась бы в собственных слезах, если бы вышла за него замуж…

Барон подошел, поклонился, и Элли рассеянно кивнула в ответ, не сводя глаз с кармана его черного сюртука. Он предложил ей пройтись вместе с ним по залу, и она медленно встала, размышляя о том, с какого конца подъехать к разговору о его табакерке. В конце концов, одна табакерка — это все-таки лучше, чем ни одной…

Когда они отошли, провожаемые поклонами и радостными улыбками леди Вудкотт, Элли раскрыла было рот, собираясь начать разговор, но лорд Барроу опередил ее, заметив:

— Я видел, как вы танцевали вальс с Равенвортом.

Элли совершенно не хотелось говорить о виконте. Во всяком случае — сейчас.

— Вот как? — рассеянно откликнулась она и раскрыла свой веер.

Лорд Барроу откашлялся и повел Элли дальше, ежесекундно раскланиваясь и улыбаясь знакомым. Чувствовалось, что ему нелегко продолжать этот разговор.

— Поймите правильно: я вовсе не хочу вас ни о чем расспрашивать. Не в моих привычках совать нос в чужие дела. Только… — Он сильнее сжал локоть Элли и отвел ее в сторону, пропуская пару молодых людей, явно перебравших шампанского. — Возможно, вам доводилось слышать много нелестного о Джеффри. То есть о Равенворте. Но это все ложь, поверьте мне!

Элли нахмурилась и прямо взглянула в глаза барона.

— Уверяю вас, никто не говорил мне гадостей о вашем друге, лорд Барроу. Вы непременно хотите и дальше продолжать разговор о нем?

Губы лорда Барроу сжались в твердую линию.

— Если вам это неприятно, простите меня, но я чувствую себя обязанным поговорить с вами о Равенворте. Вы оба мои друзья, и ваша вражда разбивает мне сердце.

— Ну, что ж. Если вам угодно знать, свое мнение о Равенворте я составила сама, без чьей-либо помощи. Оно сложилось под влиянием моих собственных впечатлений от его поступков. — Элли чувствовала, что ее все сильнее охватывает раздражение. — Хотите услышать подробности?

Барроу посмотрел в дальний угол зала — туда, где сидел Равенворт, окруженный стайкой своих обожателей, затем повернулся к Элли и молча кивнул.

Элли натянуто улыбнулась:

— Будь по-вашему, милорд. Надеюсь, у вас хватит сил, чтобы выслушать все до конца.

Оркестр заиграл вальс, оживленные пары заполнили пространство бального зала, поплыли перед глазами Элли разноцветными пятнами. Рассеянно следя за их движением, она продолжила:

— Итак, я считаю, что лорд Равенворт заносчив и высокомерен. Его самомнение не знает границ. У него нет ни капельки сочувствия к людям. В его груди — там, под прекрасно сшитым сюртуком, — не сердце, а камень. И еще… — Она нахмурилась, отвернулась от лорда Барроу и нервно взмахнула веером. — Еще Равенворт презирает женщин. Очевидно, что ни одна из них не достойна такого человека, как он. Одним словом, в Равенворте сконцентрировались все самые худшие черты нашего жестокого века. Он ярчайший образчик человека, для которого покрой его сюртука важнее, чем доброта и отзывчивость!

Всегда бледные щеки лорда Барроу вспыхнули, и он ошеломленно спросил:

— Это вы о Равенворте? Не может быть! Да, он не прочь пошутить иногда, но то, что вы сказали… Неужели это все о нем?

— О нем, и вы прекрасно это знаете! Так же, как и то, что для таких слов у меня достаточно оснований. Разве вы не слышали, как он всегда говорит со мной? Словно делает мне одолжение: с издевкой, с усмешкой… Знаю, вам будет неприятно услышать то, что я сейчас скажу, и все же… Я терпеть его не могу!

— Это какая-то ошибка, — твердо заявил лорд Барроу, и на лбу у него обозначилась жесткая складка. — Равенворт совсем не такой. Он лучший среди нас. Да если сложить вместе всех мужчин, которые сейчас здесь присутствуют, вы не получите одного Равенворта!

Элли никогда еще не видела лорда Барроу таким возбужденным.

— Я вовсе не хотела обидеть вас, — мягко сказала она. — Но согласитесь, одно дело то впечатление, которое производит мужчина на мужчину, и совсем другое — то, какое впечатление он производит на женщину. Вы согласны?

Барон ответил не сразу. Он помолчал, словно борясь со своими чувствами, затем откашлялся и наконец произнес, стараясь не смотреть на Элли:

— И зачем я только начал этот разговор? Не нужно было этого делать. Простите меня. Простите и забудьте. Женщина всегда права.

Элли остановилась и дружески прикоснулась к руке барона.

— Вы так добры, лорд Барроу! — с чувством сказала она. — Что бы я делала без вашей поддержки все это время? Так давайте не будем ссориться из-за какого-то Равенворта.

Лорд Барроу что-то невнятно пробормотал себе под нос — Элли не смогла разобрать, что именно, — и внезапно спросил:

— Могу ли я рассчитывать на то, что когда-нибудь завоюю ваше расположение, мисс Дирборн? Настолько, чтобы привести вас к алтарю?

Элли вздохнула:

— Вы давно завоевали мое расположение, лорд Барроу. Но что касается алтаря… Боюсь, мы никогда не пойдем к нему вместе. Хотите честно? Я слишком ценю вас, чтобы стать вашей женой.

Краем уха она слышала горячие возражения барона, но внимание ее уже переключилось на Джорджа, который в этот момент появился в зале. Ей почему-то припомнилось, как в детстве они состязались, бегая наперегонки по дубовой роще в Хэмпстеде. Сейчас у них с кузеном тоже состязание — только ставки неизмеримо выше, чем тогда. И она должна выиграть! Выиграть во что бы то ни стало, даже если охота за табакерками заставит ее сломать себе шею.

К великому изумлению лорда Барроу, Элли внезапно заявила:

— Мне нужна ваша табакерка.

Он так удивленно уставился на нее, что Элли решила уточнить, о чем барон только что говорил.

— Простите, я не расслышала вашу последнюю фразу. Вы опять говорили о Равенворте?

— Н-нет, — сконфуженно улыбнулся Барроу. — Я говорил о своих поместьях и о том, что все-таки надеюсь, что вы станете моей женой.

— Ах, об этом, — откликнулась Элли с отсутствующей улыбкой. — Но я не выйду за вас, милорд. Я слишком уважаю и ценю вас, я не хочу испортить вам жизнь, приняв ваше предложение. Поверьте, не пройдет и двух недель после нашей свадьбы, как вы будете рвать на себе волосы с досады.

Лорд Барроу слушал так внимательно, что Элли невольно усмехнулась:

— Судя по вашему виду, вы готовы согласиться со мной — хотя бы отчасти.

— Я… нет, я… — Воротничок рубашки внезапно стал тугим и жестким, Барроу почувствовал себя так, словно на его шее затягивается петля.

— Оставьте, барон, не стоит. Скажите лучше, могу ли я рассчитывать на то, что вы одолжите мне на время вашу табакерку? Ну, скажем, на месяц? — И Элли с улыбкой протянула руку.

Лорд Барроу вытащил табакерку из кармана своего сюртука и положил на ладонь Элли, сопроводив все это одним коротким вопросом:

— Но зачем?

Однако Элли только улыбнулась еще шире, погладила золотую коробочку с изображением загородного дома лорда Барроу и сказала:

— Я верну ее вам в мае. В середине мая. И пожалуйста, не нужно расспрашивать, зачем мне это понадобилось.

Барон только молча пожал плечами: дальнейшие расспросы выглядели бы, по его понятиям, непростительной дерзостью. Мисс Дирборн могла и не напоминать ему об этом. Что-что, а правила хорошего тона лорд Барроу впитал с молоком матери.

5

Три леди мужественно боролись со сном и тряской, сидя в старой карете леди Вудкотт, катившей их в предрассветных сумерках по улицам Лондона в направлении Гросвенор-сквер.

Эхо от ударов подкованных копыт по брусчатой мостовой гулко разносилось в ночном воздухе, отражаясь от стен домов, тесными рядами протянувшихся вдоль узких улиц. Джону, кучеру леди Вудкотт, тоже хотелось поскорее добраться до своей постели, поэтому он не уставал погонять лошадей, то и дело взмахивая вожжами. Ему было холодно.

Пассажирки, плотно закутанные в плащи, согретые накинутыми на колени шерстяными пледами, холода не чувствовали. Только трясло их не меньше, чем кучера, но с этим уж ничего не поделаешь. Фанни привалилась к теплому мягкому боку матери и мирно спала. Элли, сидевшая напротив кузины и тетушки, слегка позевывала, трясясь на выбоинах мостовой. Леди Вудкотт тоже зевнула, а затем зашептала, наклонясь к своей племяннице:

— Почему ты так любишь задирать мужчин? Ты даже не представляешь, насколько сама становишься каждый раз уязвимой, когда задеваешь их. — Она повела плечами, отчего Фанни что-то невнятно пробормотала во сне недовольным тоном. — А в конце концов за это приходится расплачиваться мне. Это на меня в итоге изливается их презрение!

— Ах, тетушка, уверяю вас, я не нарочно.

Элли поплотнее закуталась в плащ и зевнула. Она и в самом деле вовсе не собиралась задирать Равенворта. А если этого человека оказалось так легко обидеть, то это не делает ему чести. И вообще, это его трудности!

Карету подбросило на выбоине. Элли уселась поудобнее, откинулась назад и с улыбкой вспомнила о том, как они с Равенвортом танцевали вальс. О, это было волшебно! И каким сильным, красивым и даже внимательным казался в те минуты этот Равенворт…

Элли негромко рассмеялась и наклонилась поближе к тетушке, чтобы не разбудить Фанни.

— Впредь я постараюсь держать свой язык за зубами. Честное слово, постараюсь! Кроме всего прочего, мне и самой не хочется потерять такого прекрасного партнера по вальсу.

В темноте кареты послышался тяжелый вздох — это леди Вудкотт из последних сил пыталась справиться с обуревавшими ее чувствами.

— Ты говоришь о нем так… — раздался ее хриплый шепот, — так… словно он совершенно заурядный человек!

— А разве это не так? — ехидно спросила Элли.

— Пф-ф-ф! Услышали бы тебя сейчас его почитатели!

Элли повернула голову к окну, за которым проплывали серые, мокрые стены зданий. Пробиваясь сквозь вечный лондонский туман, тускло светили редкие газовые фонари, от которых на улицах, казалось, становилось только еще сумрачней и грустнее. Из полумрака вынырнула темная фигура ночного сторожа — в плаще, с зажженным фонарем в руке. Он громко стучал колотушкой, наводя страх на воров, если таковые находились неподалеку, и кричал:

— Все спокойно! Четыре часа!

Еще минута — и он исчез в ночном тумане вместе со своим фонарем.

— Собственно, мы с ним и не спорили, — задумчиво произнесла Элли. — Похоже, виконта просто задело мое отношение к его службе в армии во время войны. Он был тогда посыльным у Веллингтона — или что-то в этом роде.

Леди Вудкотт удивленно ахнула.

— Он был офицером? — Она перевела дыхание и жарко зашептала: — Так это же прекрасно! На самом деле прекрасно! Ведь офицеры — люди чести. А вот старший брат Равенворта, насколько я знаю, погиб именно как бесчестный человек. Его убили на дуэли, из-за карт. Похоже, он был шулером. Сказать по правде, я никогда его не любила. Такой злобный был мужчина — не приведи господи!

Но Элли уже не слушала тетушку. Ее мысли успели перелететь к милому образу майора Стоунсфилда. Интересно все-таки, женат он или холост? И почему только о самых важных вещах не пишут в «Таймс»?

— Тетушка, — осторожно начала Элли, — а у вас много знакомых офицеров?

— Офицеров? Да нет, в основном это шапочные знакомства. А почему ты спросила? Пожалуйста, выкини из головы всякие глупости! Ради памяти о моей покойной сестре я не позволю тебе выйти за какого-нибудь конногвардейца или еще хуже — за одного из этих, в красных мундирах. Ведь даже Бруммель не пошел в офицеры, хотя едва не разорился во время войны.

Элли щелкнула зубами, когда карета в очередной раз подпрыгнула на разбитых рессорах, и откликнулась:

— Но ведь с Равенвортом, я полагаю, вы хорошо знакомы?

Синие глаза Элли мстительно блеснули в полумраке кареты. Она припомнила слова Равенворта о его замечательных сапогах, которые он не желал пачкать в грязи вместе с простыми солдатами.

Леди Вудкотт то ли не рассмотрела взгляда Элли, то ли не придала ему значения. Во всяком случае, она простодушно ответила:

— Ну, с ним мы часто общались. Я бы даже сказала, очень, очень часто.

Фанни беспокойно заворочалась, и собеседницы на время умолкли, не желая ее будить. Карета тем временем начала замедлять свой бег. Леди Вудкотт глубоко вздохнула и переменила тему:

— Мне кажется, что из вас с лордом Барроу получится прекрасная пара. Не хочу забегать вперед, но, по крайней мере, он едва ли не единственный человек, которого не раздражает твоя манера держать себя.

Грумы соскочили с запяток, разминая затекшие ноги. Карета заскрипела, дернулась в последний раз и остановилась — уже окончательно. Элли сбросила с коленей плед, Фанни проснулась и, потянувшись, выпрямилась на сиденье.

Элли вспомнила, с какой готовностью отдал ей барон свою табакерку, и убежденно сказала, заканчивая разговор:

— Я не сомневаюсь, что из лорда Барроу получится прекрасный муж — добрый и благородный.

Было похоже, что леди Вудкотт вполне успокоили эти слова — в отличие от Фанни, которая внезапно вздрогнула и бросила на кузину быстрый взгляд. Элли заметила ее волнение и с удивлением подумала, нет ли у Фанни каких-то глубоко спрятанных намерений и планов, связанных с бароном.

Три леди выбрались из кареты и в молчании направились к дому. От свежего утреннего воздуха всех троих охватил легкий озноб.

Войдя в дом, Элли поклонилась леди Вудкотт с таким изяществом, которое и самому Равенворту не всегда удавалось, пожелала тетушке и кузине доброй ночи и поспешила наверх, в свою спальню. Поднимаясь по ступенькам лестницы, она снова вспомнила сегодняшний танец с виконтом. Элли напевала мелодию вальса, пока раздевалась с помощью Сары. Юркнув в постель, она еще успела подумать о том, какие же глупые создания мужчины, — и провалилась в глубокий долгий сон.

Элли уже спала, а в доме лорда Равенворта на Беркли-сквер все еще горел свет. Хозяин дома не переставая ходил взад-вперед по своей гостиной, не уставая удивляться доверчивости лорда Барроу.

— И она никак это не объяснила? — переспросил он, остановившись возле камина и бросив на барона взгляд через плечо. — Просто взяла и попросила у тебя табакерку, а ты спокойно отдал ее? Так? Чарльз, поверь мне, эта бестия что-то задумала!

— Не будь таким подозрительным, Джефф. Все гораздо проще. Какая разница, зачем Элли понадобилась моя табакерка. Она сказала, что вернет ее через месяц. Почему я не должен верить ей? — Лорд Барроу откинулся поудобнее на широкой кожаной софе; охотничий пес по кличке Зевс принялся тыкаться в его ладонь мокрым холодным носом, требуя внимания. — Как же ты не понимаешь, что я люблю ее! Люблю, черт побери!

Равенворт опустил взгляд на раскаленные багровые угли и облокотился на каминную полку.

— Не понимаю, что ты нашел в этой мисс Дирборн, кроме красоты, здоровья и строптивого характера. Неужели ты действительно жаждешь отправиться вместе с нею в плавание по житейскому морю? Смотри, как бы тебе не пришлось плыть в кандалах!

Лорд Барроу, перебирая пальцами мягкое ухо млеющего от удовольствия Зевса, поднял на друга удивленный взгляд:

— Ну и ну! Ведь она же сказала мне то же самое!

Равенворт повернулся к камину спиной, начиная чувствовать, как приятное тепло растекается по всему телу.

— Вот как?

— Ну, она, правда, привела какое-то другое сравнение, но это неважно. Смысл тот же. Совершенно тот же!

Равенворт подошел к столику рядом с софой, налил Два стакана бренди, протянул один из них своему другу и присел на другой край софы.

— Вот уж не думал, что мисс Дирборн может быть такой рассудительной, — заметил он.

Лорд Барроу оставил в покое собачье ухо и поднял взгляд на Равенворта. Сложные чувства обуревали его, и самым сильным из них была досада на то, что он оказался между своими самыми близкими друзьями в шатком равновесии, словно былинка на ветру: то сюда ветер подует, то туда… Внезапно ему пришла в голову неожиданная мысль, что Элли Дирборн, возможно, и впрямь не та девушка, с которой ему следует связать свою жизнь. Барон испуганно отбросил эту мысль и воскликнул:

— Ну все, с меня хватит! Сначала Элли читает мне лекцию о тебе — впрочем, ты и сам знаешь, какого она о тебе мнения. Теперь ты начинаешь говорить мне о ней… И что ты только имеешь против нее? Нет! Не отвечай! Неважно! Не хочу знать! — В его ладонь снова требовательно ткнулся холодный нос, лорд Барроу раздраженно прикрикнул на Зевса и погрозил пальцем Ра-венворту. — И попрошу тебя придержать язык, когда речь идет о девушке, на которой я собираюсь жениться! Ей-богу, такая парочка, как ты и мисс Дирборн, хоть кого может свести с ума!

Зевс обиженно отошел и улегся у камина, положив голову на белоснежные передние лапы, а Равенворт удивленно посмотрел на своего друга.

— О, прошу прощения, сэр! — Он низко поклонился. — На чем предпочитаете драться: мечи, шпаги, пистолеты? Я к вашим услугам, сообщите только имена секундантов.

Зевс насторожился, поднял голову и внимательно посмотрел на хозяина.

— Черт тебя побери, Джефф!

Даже прекрасно зная о том, что Равенворт шутит, барон не мог не почувствовать тревогу. И впрямь, не дай бог никому сойтись на дуэли с этим человеком!

— Я не дерусь с друзьями, — с преувеличенной торжественностью заявил он. Зевс удовлетворенно вздохнул, и барон протянул к нему руку. — Что, приятель, все забыли про тебя, да?

Некоторое время друзья сидели молча, уставившись в камин и маленькими глоточками попивая бренди. Наконец Равенворт произнес:

— Я не хотел никого обижать. Просто мисс Дирборн и я… Как бы это точнее сказать?.. Мы просто не можем находиться рядом.

— Вот беда-то! — воскликнул лорд Барроу и улыбнулся.

Равенворт хмуро покосился на него:

— Знаю, что это прозвучит нелепо, Чарльз, но я на самом деле убежден, что она неподходящая для тебя пара. «Вот беда-то!» — как ты только что изволил выразиться.

— Полагаешь, я не справлюсь с этой женщиной? — Барон тоже нахмурился и одним глотком допил бренди.

Равенворт поднялся, отошел к камину и мрачно уставился на начинающие темнеть угли. Почему, в самом Деле, он так настроен против этой мисс Дирборн? И с чего вдруг стал вмешиваться в личную жизнь своего Друга? Во всем виновата эта девица! Это она перевернула весь привычный порядок вещей за каких-то два месяца. Это она застряла, словно заноза, между ним и Чарли…

Он посмотрел на своего лучшего старинного друга, поднял свой стакан и примирительно сказал:

— Прости меня. Сам не знаю, что это на меня нашло. Прости, старина.

Лорду Барроу показалось, что у него гора свалилась с плеч.

— И все же мне очень хотелось бы, чтобы ты получше присмотрелся к ней. Я уверен: если вы как следует узнаете друг друга, то оба измените свое мнение и станете добрыми друзьями.

Слова Чарльза несколько озадачили Равенворта, но он тем не менее нашел в себе силы улыбнуться ему.

— Я постараюсь понять ее получше, обещаю тебе.

Майор Джеффри Стоунсфилд, виконт Равенворт, прослужил в армии до тридцати трех лет. Именно тогда, вскоре после битвы под Ватерлоо, он получил известие о преждевременной смерти своего старшего брата. Дуэль. Дуэль с лордом Крессингом. Честная дуэль, если верить Чарльзу…

Эта дуэль не только заставила виконта горевать по поводу утраты. Пора было возвращаться в другой мир, в другую жизнь, от которой он отвык, к которой не был готов. С самого раннего детства Джеффри готовился к армейской службе и достойно прошел ее, не уронив чести Равенвортов.

В годы войны он проявил себя талантливым командиром — честным и смелым, энергично и искусно руководившим своими солдатами. Но как же трудно оказалось войти в новую жизнь! Ничто в ней не радовало Джеффа. Даже боль по поводу смерти Эверетта отступила перед той болью, которую он испытал, обнаружив, что для людей из высшего общества та война, где он ежедневно рисковал своей жизнью, была неинтересна. Эта война успела стать для них древней историей, еще не закончившись… Но надо было как-то приспосабливаться к новым условиям существования. Рост, выправка, умение одеваться и держать себя с людьми очень скоро — и совершенно неожиданно для самого Джеффри — вознесли его на самую вершину священной горы, именуемой Модой. И хотя он откровенно издевался над этими смешными людишками, поглощенными собой и своим костюмом, они только еще больше уважали его за это.

Через некоторое время Джеффри решил жениться и принялся искать для себя невесту. Но и здесь его ждало разочарование. Светские мамаши, имевшие дочерей на выданье, относились к потенциальным женихам как к товару, разбирая их мужские достоинства с цинизмом барышника, покупающего лошадь. А Джефф не желал быть жеребцом. Ему были смешны и противны те ловушки, которые пытались строить для него перезрелые матроны, — своим военным умом он просчитывал их на много ходов вперед.

Между тем попытки окольцевать виконта не прекращались, более того, они начинали принимать все более истеричные формы. И верхом этой истерии оказалась та охота, которую открыла на Джеффа леди Вудкотт со своею несносной племянницей. Поначалу он не обращал на них особого внимания: леди Вудкотт была настолько глупа, что не представляла для него ни малейшей опасности, что же касается мисс Дирборн, то она, казалось, все свое внимание сосредоточила на поимке в брачные сети бедняги Чарльза. И как же был поражен Джефф, когда понял всю глубину презрения, которое эта смешная, дерзкая, безвкусно одетая девчонка испытывала к нему, Законодателю Мод! И как немного, оказывается, нужно, чтобы вызвать в окружающих ненависть…

Он попытался придать их отношениям оттенок игры и взаимного подкалывания, но из этого не получилось ничего хорошего. И самое обидное — в глазах мисс Дирборн он, Джефф, был олицетворением всего того, что сам так ненавидел в людях лондонского света! А раз так, то не приходится удивляться, что она с таким презрением отнеслась даже к самым искренним его попыткам установить между ними добрые дружеские отношения.

Конечно, ради спасения Чарльза он попытается получше понять мисс Дирборн. Но только вряд ли от этого изменится сложившееся у него мнение относительно ее характера.

Слово, данное Чарльзу, нужно держать, и поэтому — разумеется, только поэтому — вечером в понедельник Равенворт сам, первым, подошел к Элли, встретив ее в опере. Оркестр играл увертюру — длинное музыкальное вступление к опере, необходимость которого лорд Равенворт никогда не мог понять. Вот он и предложил Элли скоротать эти минуты вместе, прогуливаясь по театральному фойе.

— Мне хотелось бы извиниться перед вами за свое поведение на вчерашнем балу у Томпсонов, — сказал Равенворт. — Боюсь, что я неправильно истолковал ваши слова, хотя это, разумеется, не оправдывает мою неучтивость.

Элли закрыла свой веер, с легким треском ударила им по ладони и ответила с улыбкой:

— Очень любезно с вашей стороны, лорд Равенворт. Я была уверена, что вы неправильно истолковали мои слова, но не надеялась на то, что вы будете в состоянии заметить свою ошибку.

Он раскрыл было рот, чтобы ответить дерзостью на дерзость, но передумал, улыбнулся и предложил Элли руку. Она приняла ее и неторопливо пошла рядом с Равенвортом по фойе.

— Вам никогда не говорили, милорд, что когда вы смеетесь, то кажетесь совершенно другим человеком? Правда, я заметила, что смеетесь вы крайне редко.

— А вам никогда не говорили, что вы дрянная девчонка, мисс Дирборн?

Он хотел в очередной раз поддеть ее, но промахнулся: Элли не обиделась, не вспыхнула, но спокойно ответила:

— Разумеется, говорили. Мой папа твердил мне это каждый день. Ах, бедный покойный папа, как же он был прав! Но что поделать, такой уж я уродилась.

Они оба вежливо поклонились проходившей мимо них леди Джерси, и Элли продолжила:

— Моя бедная мама потратила столько сил, чтобы исправить эту ошибку природы, но, увы, безуспешно. Только прошу вас, не осуждайте ее за это!

— Что-то я не припоминаю вашу матушку. Боюсь, что был лишен удовольствия видеть ее. Она сейчас не в Лондоне?

Тон Равенворта был доброжелательным, поэтому Элли ответила просто:

— К сожалению, мои родители — и папа и мама — давно уже пребывают в мире ином.

— О, простите! — с участием сказал он. — Я не знал…

— Не извиняйтесь, милорд, — прервала его Элли. — Они научили меня ко всему относиться с улыбкой. И мне очень жаль, что вы не знали их. Мой папа умел посмеяться буквально надо всем.

Лорд Равенворт не нашел нужных слов и молча посмотрел на Элли. Он был удивлен, поскольку еще никогда не слышал, чтобы девушка так тепло и просто говорила о своих родителях. Желая скрыть свое смущение, он резко переменил тему разговора, поинтересовавшись, бывала ли Элли в музее Тауэра.

Но в этот момент распахнулись двери зала и в фойе выпорхнули три девицы, одетые подчеркнуто вызывающе. Равенворт сразу определил, кто они такие, а Элли изумленно ахнула.

— Святые небеса! — воскликнула она, раскрывая веер и пытаясь прикрыть лицо. — Да они же совсем голые!

Равенворт спокойно оглядел кокоток и согласился:

— Хм-м-м… Пожалуй.

Он хотел было увести Элли подальше от веселой троицы, которая с профессиональным интересом принялась пялиться на его мускулистую фигуру. Но Элли задержалась, чтобы еще раз рассмотреть барышень с головы до пят.

— Да, голые, — утвердительно кивнула она. — И… И мне теперь понятно, почему вы запрещаете мне носить перья. Впрочем, если снять перья с них, что останется?

Элли заметила усмешку Равенворта, покраснела и смущенно добавила:

— Ох, никогда я, наверное, не научусь держать свой язык за зубами!

— Не смущайтесь, мисс Дирборн. Хотя мне и не всегда по вкусу то, что вы говорите, но зато с вами не соскучишься!

Элли в последний раз смерила взглядом прозрачные лоскутки муслина, безуспешно пытавшиеся прикрыть аппетитные округлости девиц, и наконец позволила Равенворту увести себя прочь. Они неспешно направились к дверям ложи леди Вудкотт, и Элли заметила, озорно блеснув глазами:

— Вы очень добры, милорд, и я чувствую себя неловко перед вами. Простите меня, если я недостаточно почтительно отозвалась о вашей армейской службе. Я прекрасно понимаю, что не всем дано быть героями, как некоторые отважные кавалерийские офицеры.

Еще не успев договорить, Элли испугалась, что сейчас он снова рассердится на нее. Она очень удивилась, услышав смех Равенворта и заметив странное выражение его глаз.

— Вы невозможная девушка, мисс Дирборн!

— Наверное, вы правы, — грустно сказала Элли. — Я почему-то всегда говорю то, что думаю. В этом мое несчастье…

— Я начинаю бояться вашей искренности больше всего на свете!

Элли рассмеялась:

— Ну вот, теперь вы начинаете задирать меня. Поверьте, я вовсе не хотела умалить ваши заслуги. У каждого из нас своя роль в пьесе жизни. Надо кому-то быть и адъютантом, верно? Нет, нет, я с большим уважением отношусь к тому, что вы — неважно на каком посту — были в рядах армии Его Величества в те годы, когда на карту было поставлено будущее нашей страны. Когда нужно было обуздать этого сумасшедшего корсиканца, вознамерившегося взять власть над всей Европой!

Они уже подошли к дверям ложи и остановились, заглянув в глаза Равенворта, Элли была поражена их выражением. Он смотрел на нее так, словно услышал нечто долгожданное.

— Вы только что сказали самые добрые слова, которые мне только доводилось слышать в Лондоне за последние три года, — сказал Равенворт. — И я бесконечно благодарен вам за них.

Они снова посмотрели друг на друга, при этом каждый из них находился в некотором замешательстве. В тишине послышались звуки оркестра — негромко, издалека. Глаза Элли затуманились, словно заглянули куда-то далеко-далеко, она мягко улыбнулась.

— Знаете, мы с папой каждый день вместе читали «Таймс» — от корки до корки. Мы не могли оторваться от газетных листов. По ним мы следили за каждым сражением — от Коруньи до Альбуэрты и Саламанки. — Она вздохнула, покрутила в руках веер и опустила глаза. — Я очень жалею, что папа не дожил до конца войны и не узнал о Ватерлоо.

Мимо них пронеслась буйная стайка юнцов. Они летели вперед не разбирая дороги, и Равенворт вынужден был прижать Элли к стене своим телом, пропуская их.

Убедившись, что с Элли все в порядке, он выпрямился и гневно закричал им вслед:

— Эй, любезные, погодите!

Юнцы остановились, растерянно захлопали ресницами и принялись что-то бормотать в свое оправдание. Равенворт выслушал их и отпустил коротким кивком головы.

Элли плавным движением поправила прическу и отметила про себя, что этот инцидент нисколько не огорчил ее. Напротив, ей было отчего-то даже приятно стоять вот так возле стены, слегка прижатой сильным мужским телом. Нет, положительно, ей не хотелось, чтобы эта история так быстро закончилась! И она продолжила свой рассказ:

— В течение нескольких лет мы с папой переживали все детали каждой кампании. Герои этих битв становились для нас близкими и дорогими людьми. Особенно один офицер… Я никогда не видела его, разумеется, но мне ужасно хотелось бы узнать о нем как можно больше. Я так часто думала о нем… Но когда папы не стало, — нерешительно закончила она, — я уже не так внимательно следила и за битвой при Ватерлоо, и за последующими событиями.

Лорд Равенворт слушал ее со смешанными чувствами. В фойе убавили свет, стало пустынно и сумрачно, и в неярком свете оставшихся свечей он словно впервые увидел ее лицо: прекрасный точеный овал, светло-каштановые локоны, мерцающие синие глаза… Он обнаружил, что ему приятно быть рядом с этой девушкой, в которой прежде не замечал ничего, кроме ее острого язычка. А главное — она произносила те самые слова, которых он столько лет ждал здесь, в этом холодном, равнодушном Лондоне! Странно, в высшей степени странно, что эти слова он услышал именно от нее…

Равенворт достал из кармана свою табакерку, медленно раскрыл ее и спросил:

— И кто же он? Ну, тот офицер? Быть может, я что-нибудь слышал о нем.

Элли завороженно смотрела на его табакерку, эту маленькую изящную вещицу, так необходимую ей. До нее даже не сразу дошел смысл слов виконта.

— Что? Ах да, конечно!

Внезапно Элли охватило возбуждение. А вдруг Равенворту действительно что-то известно о ее дорогом майоре? Во всяком случае, это была ее единственная надежда. Она вздохнула и сказала чуть слышно:

— Его зовут Стоунсфилд. Майор Стоунсфилд.

Табакерка выскользнула из рук Равенворта и грохнулась на пол, усыпав табачными крошками носки его сияющих туфель. Элли прыснула, а Равенворт наклонился, чтобы поднять табакерку и смахнуть носовым платком пыль со своих ног. Но облачко мелко нарезанного табака уже поднялось вверх и заставило их обоих закашляться. Две пары глаз — синих и серых — наполнились непрошеными слезами.

Элли прижала к лицу платок, чтобы не рассмеяться, но все же захохотала. Равенворт чихнул, хмуро сказал:

— Ну что в этом смешного? — и снова чихнул.

Элли привалилась к стене и залилась неудержимым смехом. Задыхаясь, срывающимся голосом, она выдавила:

— Пол… полжизни за то, чтобы увидеть, как Законодатель Мод сражается со своей т-та… табакеркой!

Из глаз Элли хлынули слезы — то ли от табака, то ли от смеха. Равенворт сморщил нос, хотел что-то сказать, но тоже расхохотался. Он наконец оценил ситуацию: глупый же, очевидно, сейчас вид у лондонского Законодателя Мод! Отсмеявшись, он наклонился вперед и сказал, глядя в сияющие синие глаза:

— Вы богиня возмездия. Немезида. Признайтесь, я прав? Впрочем, я не сомневаюсь, что прав. Не знаю только, чем я сумел так прогневить вас.

Элли смахнула перчаткой слезинку с глаза.

— Немезида мстит только тем, кто желает забраться выше солнца. «Не возгордись — и не будешь наказан!»

— Нет, вы положительно несносное создание!

Элли вновь залилась смехом, но на сей раз Равенворт прервал ее:

— Если вы не перестанете смеяться надо мной, я не познакомлю вас с вашим майором.

Элли немедленно замолчала и возбужденно воскликнула:

— Так вы с ним знакомы?

— Да, и довольно близко. Очень храбрый малый. Вообще если говорить о смелости…

— Представляю! — с восторгом перебила его Элли.

Лорд Равенворт заглянул ей в глаза и внезапно подумал о том, как же много прошло в этой жизни мимо него.

— А он сейчас в Лондоне? — спросила Элли. — Я никогда не только не видела его, но даже не слышала, чтобы хоть кто-то произнес его имя.

— О да, он здесь.

Элли невольно схватила Равенворта за руку и наклонилась к нему.

— Ах, прошу вас, лорд Равенворт! Вы познакомите меня с ним? Я так хочу его увидеть! Если бы вы только знали… — Элли прикусила губу, чувствуя себя последней дурочкой. Что он подумает о ней? А впрочем, не все ли равно? И она закончила: — У меня такое чувство, словно я знаю его давным-давно.

— Легко понять. Ведь вы столько прочитали о нем… — Равенворт подумал, не сказать ли этой глупышке, что она весь вечер сегодня разговаривала со своим майором, но решил, что еще рано. — Я познакомлю вас с ним при первом же удобном случае.

Элли поймала себя на том, что держится за руку мужчины с неподобающей девушке дерзостью, и неловко отступила назад. Равенворт молча раскрыл перед нею двери в ложу леди Вудкотт.

Элли уселась рядом с тетушкой и в темноте ложи предалась мечтам о скорой встрече со своим майором. Затем ее мысли понемногу переключились на Равенворта. И впервые она подумала о нем без обычного раздражения — не как о бездушном чучеле, но как о добром и отзывчивом человеке.

6

— Мисс! — в панике закричала Сара. — Осторожно! Тут грязь!

Поздно. Элли успела влететь в самую середину лужи, образовавшейся на мостовой после дождя.

— Ах! — воскликнула Элли и засмеялась, с трудом отрываясь от мыслей о предстоящем вскоре свидании с майором Стоунсфилдом.

Она не виделась с Равенвортом с позавчерашнего вечера в опере, но такое долгое ожидание только подогревало ее нетерпение. Скоро, совсем скоро она наконец увидит воочию своего бравого майора!

Элли покосилась на свои промокшие башмачки и вдруг по-девчоночьи запрыгала по луже. Проходившие мимо чопорные пожилые леди удивленно округлили глаза и надменно поджали губы. А Элли все прыгала по луже — радостная, счастливая.

Апрельский день выдался прохладным, хмурым. Сырой ветер взметнулся и обдал холодком разгоряченное лицо Элли, когда она наконец вылезла из лужи и пошла дальше по улице, сопровождаемая неодобрительно ворчащей служанкой. Ее путь лежал в Хукхэм, в публичную библиотеку.

Одета Элли была по погоде: темно-зеленая пелерина, прошитая золотой нитью на плечах, на голове — маленькая шляпка. Шляпка эта казалась Элли верхом совершенства: с желтыми розами, голубоватыми стебельками душистого горошка и одной, но такой яркой, такой веселой веточкой алых вишенок. Сегодня утром, завязывая под подбородком золотистую ленточку, Элли не могла налюбоваться на себя в зеркало. До чего же это важная вещь — шляпка! В красивой шляпке девушка — любая девушка! — сразу чувствует прилив сил. И надежда поселяется в ее нежном сердце.

А тут и солнышко пробилось сквозь тучи, весело заблестело на мокром булыжнике мостовой, по которой с грохотом проносились экипажи. В одном из них Элли рассмотрела компанию молодых людей. Один из них правил, а остальные возбужденно высовывались из окон, громко и радостно смеясь каждый раз, когда их карета попадала в лужу и из-под колес летели мелкие брызги.

Сара настойчиво потянула Элли за рукав, та обернулась и удивленно взглянула на напряженное лицо своей служанки.

— В чем дело, Сара?

— Что-то не нравятся мне вон те три парня, мисс. По-моему, они уже хороши, если вы понимаете, что я имею в виду.

Элли оглядела раскинувшуюся перед нею Бонд-стрит и нахмурилась.

— Действительно, буйная компания, — согласилась она и крепче прижала к груди стопку книг, перевязанных ленточкой.

— Вон тот, в середине, пьян как сапожник, — не унималась Сара. — Того и гляди пристанут!

И она заботливо прикрыла собою Элли, пропуская идущих навстречу молодых гуляк. Троица эта была не только под градусом, но и одета странно: экстравагантные, низко приталенные сюртуки с набитыми ватой плечами, уродливые, с большими складками брюки… Странная компания!

Двое из молодых людей нахально направили на Элли свои лорнеты, но она только гордо подняла подбородок, отвернулась и поспешно прошла мимо. Нет, даже Равенворт никогда не позволил бы себе так вести себя. Особенно поутру.

На глаза Элли попалась еще одна лужа — большая, играющая солнечными зайчиками роскошная лужа. Элли невольно остановилась, чтобы полюбоваться отражением солнца в воде. Это всегда наводило ее на раздумья, вот и сейчас мысли Элли унеслись далеко от Бонд-стрит. Куда? Конечно же, к майору Стоунсфилду! К ее надежде и мечте…

Но вот солнце снова спряталось за тучу, и лужа тут же потемнела, потеряв все свое очарование. Элли подобрала подол юбки, быстро пересекла лужу и продолжила свой путь в библиотеку.

Шагая по мокрому булыжнику Бонд-стрит, Элли в сотый раз задалась любимым вопросом: красив ли ее майор Стоунсфилд? И самое-самое главное — холост он или женат? Как жаль, однако, что Равенворт практически ничего не рассказал о майоре. Это просто жестоко с его стороны! А впрочем, скоро она сама увидит Стоунсфилда и уж тогда расспросит его обо всем.

Элли улыбнулась. С каждой секундой день казался ей все более и более светлым и вселяющим надежду.

Удивленная необычной молчаливостью своей служанки, она обернулась и обнаружила, что Сара напряженно всматривается в глубину улицы. Они уже почти достигли цели — библиотеки, которой пользовалась леди Вудкотт. Элли проследила за взглядом Сары и увидела лорда Крессинга. Как раз в эту секунду он принимал из рук красивой, изящно одетой леди небольшой коричневый пакет. Женщина была невысокой, но стройной. Глаза ее скрывала элегантная шляпка, украшенная фазаньими перьями, на плечах — темно-синяя пелерина, опушенная собольим мехом. Она улыбнулась лорду Крессингу, а тот задержал ее руку в своей явно дольше, чем это позволяют правила хорошего тона. Затем он наклонился и поцеловал пальчики, затянутые в тугую перчатку.

— Господи! — воскликнула Элли. — Вот бесстыдник, верно? А это, очевидно, и есть вдова Мерривил, о которой судачат на каждом углу? А она и впрямь красивая, и фигурка у нее — просто загляденье. Совсем не похожа на вдову, ты не находишь?

— Не знаю, мисс, — напряженно ответила Сара, не сводя глаз с Крессинга.

Элли с интересом взглянула на Сару.

— Ты что, знаешь этого джентльмена?

— Нет! — поспешно откликнулась Сара. — Он… он просто напоминает мне… Впрочем, неважно.

Элли сердито покосилась на свою служанку. Она уже хотела напомнить ей о том, как нужно разговаривать с хозяйкой, но промолчала, решив, что подобные объяснения ниже ее достоинства. Конечно, очень интересно было бы узнать, что же заставило Сару так взволноваться, но снизойти до таких расспросов Элли не могла: слишком многими правилами ограничена свобода молодых леди!

Элли с досадой подумала, что ей, в общем-то, и не с кем поговорить о лорде Крессинге. Не с тетушкой же! Она усмехнулась, представив себе подобный разговор. Ничего не выйдет! Тетушка судит о мужчинах только с одной точки зрения: является этот джентльмен подходящим кандидатом в женихи или нет.

Стоило Элли вступить в портал публичной библиотеки в Хукхэме, ее окликнул знакомый голос:

— Мисс Дирборн! — Лорд Крессинг ловко увернулся от проезжавшего мимо всадника и приблизился к Элли. — Вы майская роза среди апрельского холода! Хотелось бы узнать, о ком это вы сейчас думали с такой ангельской улыбкой?

Элли рассмотрела пакет, который барон локтем прижимал к себе. Он оказался не таким маленьким, как на первый взгляд. Можно было предположить, что в коричневую бумагу завернуты книги, и Элли решила, что он несет прочитанные вдовой книги в библиотеку.

— Ах, хотел бы я надеяться, что вы думали обо мне! — проговорил лорд Крессинг, прижимая к сердцу свободную руку.

«До чего же непостоянные существа эти мужчины! — подумала Элли. — Ну как это можно: флиртовать с миссис Мерривил, а в следующую секунду переключиться на меня?»

Она вежливо, но равнодушно улыбнулась.

— Мне жаль огорчать вас, милорд, но думала я не о вас, а о своей тетушке, — сказала Элли и, не удержавшись, добавила: — И о том, как она всегда внушает мне, что все мужчины — ветреники и обманщики.

И она бросила взгляд на миссис Мерривил, которая следила за ними из кареты, нахмурив брови.

Крессинг небрежно обернулся, поклонился и развязно помахал своей шляпой, чем совершенно обескуражил Элли. Но еще больше ее поразила ответная реакция миссис Мерривил. Она, похоже, нисколько не оскорбилась, кивнула барону и дала своему кучеру знак трогать.

Лорд Крессинг проводил взглядом отъехавший экипаж миссис Мерривил и заметил, опуская свой лорнет:

— Вы незнакомы с этой дамой, мисс Дирборн? Очаровательная женщина. А впрочем, кто может сравниться с вами? Вы глоток воды для уставшего путника!

— Уставшего? — переспросила Элли. — Да, тут, пожалуй, вы правы.

— Опять выпускаете коготки? Очевидно, вы прекрасно знаете, как вам это идет.

Он поспешил вперед и распахнул перед Элли дверь. Обернувшись, она заметила взгляд, которым одарил барон идущую следом Сару. Ну и развратник! Так пожирать незнакомую девушку глазами! Сара невольно замедлила шаги и густо покраснела. Элли посмотрела на лорда Крессинга и поняла, что тот наслаждается ситуацией. Но как же это жестоко!

Элли собралась было броситься на помощь своей служанке, но барон опередил ее, обратившись к Саре:

— Насколько я понимаю, вы сопровождаете мисс Дирборн? Проходите же, прошу!

Сара подняла взгляд на барона, и глаза ее вспыхнули, словно голубые фонарики. Элли никогда не видела, чтобы Сара смотрела на кого-нибудь так сердито. Но в Данном случае она не могла осуждать свою служанку. Ведь, в конце концов, Крессинг сам виноват. Не нужно провоцировать девушек!

Сара опустила глаза и проскользнула мимо барона, а Элли, покачав головой, негромко заметила:

— Вы не должны были этого делать, сэр. Посмотрите, она же дар речи из-за вас потеряла!

Крессинг поправил под локтем пакет и холодно прищурился.

— Хотите сделать мне выговор, мисс Дирборн? — Барон достал свободной рукой из кармана табакерку, той же рукой ловко открыл ее и продолжил: — Обычно я никому не позволяю учить меня жить.

Элли уставилась на табакерку. Она была смущена тем, что этот человек позволяет себе разговаривать с нею в таком тоне, но сейчас ей было не до того. Она смутно слышала его насмешливый голос, но не разбирала слов. Она была словно в тумане. Только когда барон убрал табакерку назад в карман — так и не взяв из нее ни щепотки табаку! — до нее начал доходить смысл его слов.

— …Но я прощаю вам сегодняшний поступок. Вы были достаточно вежливы. И поверьте, я вовсе не собирался ставить вашу служанку в затруднительное положение.

Он опять вытащил табакерку и принялся крутить ее в пальцах. У Элли вновь перехватило дыхание. Пари! Чертово пари с Джорджем! Рискнуть и попросить у барона эту проклятую золотую коробочку? Нет, только не сейчас, когда он так раздражен.

Лорд Крессенг вновь заговорил:

— А вы, я вижу, любите читать?

Лицо его выражало сейчас странное удовлетворение — даже, пожалуй, самодовольство. Скользкий тип! Элли наконец взяла себя в руки и ответила:

— Да, люблю, хотя уверена, что вы не одобрили бы мой вкус. Я ненавижу поэзию, но совершенно очарована романами миссис Рэдклифф.

— А у вас много общего с миссис Мерривил. Она никогда не засыпает, не почитав перед сном в постели какой-нибудь дамский роман.

Элли отвернулась, решив не обращать внимания на откровения барона. С какой стати ей знать об интимных привычках вдовушки Мерривил? Она уже хотела отойти к стойке, возле которой ее дожидалась Сара и где они должны были менять книги, но в последний момент все же не удержалась и ответила:

— Не знаю, так ли много у нас общего с миссис Мерривил, но относительно двух вещей вы, безусловно, правы. Во-первых, как вы справедливо заметили, у нас с нею схожий вкус к литературе, а во-вторых… — Она немного помедлила и закончила с нежной улыбкой: — Похоже, мы обе считаем, что вы порою бываете просто отвратительны!

Если она хотела обидеть его, то просчиталась. Лорд Крессинг только рассмеялся, поправляя постоянно съезжающий пакет.

— Очень любопытно, мисс Дирборн, очень любопытно! — И добавил уже совершенно серьезно, испытующе глядя в лицо Элли: — Хотел бы я знать, чем кончатся ваши игры.

Элли не поняла его и хотела переспросить, но барон быстро поклонился и стремительным жестом приподнял на прощанье шляпу — точь-в-точь как тогда, на балу у Томпсонов.

Элли хмуро смотрела ему вслед. Странно, если у него в пакете действительно книги, то почему он не сдал их? Нет, никак ей не удавалось понять этого человека! впрочем, до приезда в Лондон ей и не доводилось видеть настоящих развратников… Элли было ясно одно: раздобыть табакерку барона будет не проще, чем табакерку Равенворта.

Вечер этого дня дамы семейства Вудкотт провели на замечательном балу в городском доме миссис Мортон на Брук-стрит. Но надежды Элли на то, что ей удастся сделать еще хотя бы шаг к обладанию табакерками, не оправдались. Лорд Крессинг на этом балу не появился, а что касается Законодателя Мод, то он весь вечер провел в компании каких-то озабоченных мамаш и всего лишь пару раз улыбнулся Элли — да и то издалека.

На следующее утро Элли проснулась в дурном расположении духа. Нужно было что-то придумать, чтобы отвлечься от мыслей о пари, которое она безнадежно проигрывала. А что лучше всего может в такой ситуации успокоить бедное девичье сердце? Ну разумеется, прогулка по магазинам! И чем скорее, тем лучше.

Элли остановилась возле витрины небольшого шляпного магазинчика на Нью-Бонд-стрит. Ее внимание привлекло произведение искусства, выставленное в окне.

Шляпка! Чудесная красная шляпка с широкой кружевной вуалью, украшенная тремя страусовыми перьями. Восторженный вздох слетел с губ Элли, и она наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть это чудо. Она даже прижалась к витринному стеклу, расплющив об него свой прекрасный носик.

— Ну и ну! Вот уж диво, так диво! — раздался у нее за спиной голос Сары.

Если бы Элли обернулась, она увидела бы, что Сара брезгливо поморщилась. Но ей было не до этого.

«Да, это действительно диво!» — вздохнула она про себя. Неужели запрет Равенворта распространяется на все страусовые перья? Даже на такие роскошные, алые, венчающие эту прелестную шляпку? Нет, конечно же, нет!

Элли посмотрела на свое отражение в сверкающем витринном стекле. Пелериной своей она могла быть довольна. Пелерина у нее замечательная — темно-вишневая, с широкими, сверкающими золотом эполетами на плечах, с золотыми же шнурками. Но вот шляпка… Нет, она тоже была неплоха, ее соболиный мех очень шел к каштановым локонам Элли, и все же… И все же она казалась Элли уродливой по сравнению с тем образцом высокой моды, которым она сейчас любовалась.

Элли все стояла и стояла перед витриной, мысленно примеряя шляпку, и лишь одна мысль билась у нее в голове: «Нет сомнения в том, что Равенворт не имел в виду именно эту шляпку, когда объявлял об условиях пари. Не может же человек быть настолько жестоким!» Когда эта мысль превратилась из предположения в уверенность, Элли сделала решительный шаг к двери магазинчика, улыбаясь в предвкушении удачной покупки, и в тот же миг услышала за своей спиной знакомый мужской голос:

— Нет-нет, мисс Дирборн! Разве вы забыли о нашем договоре?

Элли удивленно ахнула и обернулась. На нее с улыбкой смотрел лорд Равенворт. Она огорченно вздохнула и отослала Сару к экипажу. Да, леди Вудкотт права, абсолютно права. Равенворт очень красивый мужчина. Жаль только, что он так придирчив и строг во всем, что касается одежды.

Элли обиженно поджала губы, но тут же вспомнила об их разговоре в опере и о том, что Равенворт обещал познакомить ее с майором Стоунсфилдом. Решив, что нужно быть с ним хотя бы вежливой, она заставила себя улыбнуться.

— Я уверена, что вы не имели в виду абсолютно все перья, милорд. Полагаю, что одно перо или даже пара не оскорбят ваш острый глаз и утонченный вкус? Взгляните только на эту шляпку! — Она изящно пове-ла рукой в сторону витрины. — Ну разве она не очаровательна?

Равенворт присмотрелся к витрине, и губы его задрожали от сдерживаемого смеха. Подобного уродства, подобной аляповатой безвкусицы он еще не встречал. Неужели можно представить это воронье гнездо пожарного цвета на прелестной женской головке? Он подавил приступ смеха и с трудом произнес всего лишь одно слово:

— Нет!

Элли заметила и тон Равенворта, и дрожание его губ. Улыбка ее сразу погасла. Этого человека просто необходимо было проучить!

— Но представьте только, лорд Равенворт! Одно перо будет свисать вот так, — Элли показала рукой арку, венчающую ее голову, — а два других будут по бокам. — Она мечтательно прикрыла глаза. — Я просто вижу это! Я знаю — эта шляпка безумно пойдет мне!

Элли прижала ладонь к щеке и выжидательно уставилась на Равенворта. Виконт заглянул в ее темно-синие, драматически расширенные глаза. Он сразу понял, что его пытаются надуть, но делают это так простодушно, что он готов сдаться. Поразительная девушка! Равенворт вспомнил об их последнем разговоре с Элли — тогда, в опере. К этим воспоминаниям он постоянно обращался в минувшие три дня. Собственно говоря, он с ними и не расставался… Вот и сейчас, моментально забыв о надувательстве, он просто стоял и любовался нежным лицом Элли. Как хотелось ему прикоснуться к ее матовой розовой коже и ощутить кончиками пальцев эту мягкость, эту свежесть, эту упругость!

Равенворт слегка тряхнул головой, отгоняя прочь опасные мысли, и вновь сосредоточил взгляд на чудовищной шляпке, красующейся в витрине. Наконец он нашел, как ему показалось, нужные слова:

— А знаете, красное, пожалуй, вам не пойдет. — Он прикоснулся рукой в перчатке к подбородку девушки, сделав вид, что прикидывает что-то в уме. — Да, боюсь, что не пойдет. А это обилие перьев должно оскорбить любого человека, если у него есть хоть капелька вкуса.

Элли сделала трагические глаза, наклонилась поближе и умоляющим тоном спросила:

— Ну а если бы цвет был другим и на шляпке было бы всего, например, два пера? Что бы вы тогда сказали?

Он заглянул в ее бездонные, словно горные озера, глаза и там, в глубине, неожиданно увидел озорную искорку.

«Ай да мисс Дирборн! — мысленно воскликнул виконт. — Да вы же просто разыгрываете меня, дурочкой прикидываетесь!»

Он наклонился к Элли и сделал страшные глаза.

— Знаете, что вам сейчас совершенно необходимо, мисс Дирборн? — спросил он и сам же ответил: — Хорошая порка!

Элли ошарашенно открыла рот. «А ведь он сумел раскусить меня, — подумала она. — Интересно только, насколько?»

Странно, но это открытие не расстроило ее. Напротив, Элли почувствовала неожиданное облегчение. Более того, ее вдруг охватила радость. Да, такого человека, пожалуй, можно уважать. До сих пор все мужчины, с которыми Элли приходилось сталкиваться, вели себя одинаково. Они говорили красивые, но бессмысленные слова, вздыхали и при каждом удобном случае пытались обслюнявить ее перчатку. Один Равенворт догадался, как нужно с ней себя вести… Грустно только, что он, кажется, совсем не принимает ее всерьез…

Пока Элли собиралась с мыслями, лорд Равенворт продолжил:

— Нет, мисс Дирборн, я не одобряю эту шляпку, какого бы цвета она ни была. Но если вам интересно мое мнение, я с удовольствием пойду вместе с вами в модную лавку. Только не в эту. Уверен, что мадам Берже сумеет подобрать для вас… — Он оборвал себя на полуслове, заметив ужас на лице Элли. — Господи, что случилось?

Но она уже не услышала виконта. Взгляд Элли был прикован к карете, которая мчалась по мостовой, не разбирая дороги. Одна из лошадей понесла, и кучер не мог с ней справиться. Но самое ужасное — там, впереди, на мостовой лежал маленький мальчик. Очевидно, он хотел перебежать улицу перед лошадью, но споткнулся, упал и ударился головой о булыжник.

— Нет! — закричала Элли, глядя на несущуюся карету.

Не медля ни секунды, она оттолкнула лорда Равенворта и бросилась навстречу надвигающейся трагедии. Мелькнула в воздухе свалившаяся с головы шляпка, но в эту минуту Элли было не до того, как она выглядит со стороны. Ведь на мостовой лежал раненый ребенок, и этот ребенок мог в любую секунду погибнуть под копытами взбесившегося черного жеребца!

Побледневший от испуга кучер отчаянно натягивал вожжи, стремясь удержать пару своих коней. Ему отчасти удалось сделать это в тот самый миг, когда Элли подбежала к мальчику. Она попыталась поднять ребенка, но не сумела и бросилась на него, прикрыв своим телом. Пелерина Элли казалась сейчас огромной бурой бабочкой, распластавшей свои крылья на мокрой, грязной мостовой.

Похоже было, что на оживленной улице лишь четверо заметили надвигавшуюся беду — Элли, Равенворт да пара прохожих, шарахнувшихся в сторону, когда неуправляемая карета пронеслась в опасной близости от них. Подгоняемый мыслью о том, что лишь считанные секунды отделяют от гибели Элли и несчастного мальчика, Равенворт ринулся вперед и умудрился успеть. Он ухватил за повод взбесившегося жеребца и повис на нем всей своей тяжестью. Карета накатывала сзади, но Равенворт сумел устоять на ногах и повернуть морду жеребца в сторону. Жеребец испуганно захрипел и осел на задние ноги. Постромки лошадей перепутались, они затоптались на месте, и карета начала останавливаться.

— Какого дьявола? Эй, что вы себе позволяете? — Из окна кареты высунулась голова сердитого мужчины. Но седок мгновенно оценил ситуацию и воскликнул уже совершенно другим тоном: — О господи!

Когда Элли поняла, что не может поднять ребенка, она почувствовала смертельный ужас. Изо всех сил прижавшись к мальчику, который по-прежнему лежал неподвижно, не подавая признаков жизни, она закрыла глаза и приготовилась к тому моменту, когда они оба будут раздавлены тяжелыми подкованными копытами. Но карета неожиданно остановилась, лошади застыли в нескольких дюймах от головы лежащей перед ними Элли.

Из толпы успевших сбежаться зевак вырвался дружный крик радости. Элли приподняла голову, но ничего не смогла разглядеть: перед глазами все плыло. Кто-то стал приподнимать ее с земли, крепко ухватив за локоть. Равенворт! Элли посмотрела ему в лицо и закричала — так пронзительно обычно кричат люди, испытывающие шок:

— Я не могу сдвинуть его! Он не шевелится! Господи, я никогда еще не была такой беспомощной!

Равенворт помог Элли встать, затем поднял на руки мальчика и пошел с ним сквозь толпу к ближайшей аптеке. Элли плелась за ними, удивляясь, что, оказывается, еще может ходить. Она была уже возле самой двери, когда послышался женский крик:

— Мой сын! Где он? Мне сказали, что только что карета раздавила мальчика… Неужели это он?!

Элли обернулась, увидела белое как мел лицо и побежала навстречу.

— Мальчика отнесли в аптеку, мадам. Пойдемте туда.

Элли повела женщину в аптеку, где на сдвинутых вместе дубовых стульях уже лежал пострадавший ребенок. Лицо мальчика было восковым, безжизненным, но он дышал — ровно, хотя и очень слабо. Рядом с ним на коленях стоял Равенворт и осторожно ощупывал большую шишку на затылке мальчика.

Женщина увидела их, прижала к груди свою сумочку и зарыдала.

— Ах, Джезон! Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не перебегал улицу! — Она подняла на Элли свои голубые, полные слез глаза и беспомощно взмахнула руками. — Я говорила ему, что на улице опасно, на улице нужно вести себя осторожно… Я тысячу раз ему об этом говорила!

Элли обняла плачущую женщину за плечи:

— С ним все будет в порядке, поверьте. Он испугался, увидев перед собою лошадь. Побежал, упал и ударился головой о камень. Но лошадь его не задела, не бойтесь.

— Он умрет! — всхлипнула женщина.

Равенворт резко повернулся к ней:

— Он не умрет! Он просто сильно ушибся. Эй, позовет кто-нибудь доктора, наконец?!

Хилый аптекарь с серыми прядями волос, свисающими вдоль впалых щек, осторожно выбрался из-за прилавка, демонстрируя свою готовность позвать врача. Женщина задрожала, и Элли крепче обняла ее.

— Только бы он выжил… — прошептала сквозь слезы несчастная мать.

Равенворт нахмурился и сердито сказал:

— Я видел много подобных случаев, мадам. И гораздо более серьезных. Уверяю вас, все обойдется.

— Но вы же не доктор! — Она смахнула с глаз слезы, пытаясь взять себя в руки.

— Нет. Но я воевал под Пенинсулой. Там бывали случаи и пострашней. Так что не бойтесь.

Мальчик негромко застонал. Мать кинулась перед ним на колени, и глаза ее снова наполнились слезами. Равенворт осторожно прикоснулся к ее плечу и успокаивающе произнес:

— Можете поверить мне, мадам, то, что он стонет, — это прекрасно. Не обращайте внимания на то, что стон этот так жалобно звучит. Вот увидите, через несколько минут он придет в себя.

Ресницы мальчика затрепетали, он открыл глаза и, увидев мать, сделал слабую попытку улыбнуться.

— Мне больно, — тихонько пожаловался он.

Услышав, что сын заговорил, женщина засмеялась от радости, хотя слезы по-прежнему катились по ее щекам. Она поднялась с колен и принялась горячо благодарить Элли и Равенворта за все, что они сделали для ее мальчика.

Только теперь до сознания Элли начало доходить случившееся. Она ощутила новый шок, когда до конца поняла, что на самом деле могло произойти и как близко она была от смерти всего несколько минут назад. Ра-венвррт молча и крепко взял ее под локоть и повел к выходу из аптеки.

У дверей их встретила толпа, показавшаяся Элли пестрым, шумящим морем. Аюди приветствовали их, интересовались судьбой спасенного мальчика, но у Элли не было сил, чтобы отвечать. Успокоил толпу Равенворт.

— Возвращайтесь к своим делам, — громко сказал он. — Мальчик будет жить и еще прославит со временем свое имя.

В толпе прокатился радостный гул. Люди поздравляли их, тянулись, чтобы пожать руки, но через несколько минут все разошлись, и Элли вновь осталась наедине с виконтом. Она собралась уже поблагодарить Равенворта за отвагу, но ее остановило странное выражение его лица. Даже в нынешнем своем состоянии Элли не могла не заметить гнева, затаившегося в глубине его глаз. Равенворт заговорил первым, и голос его был холоден:

— Вы могли погибнуть!

Элли растерянно моргнула, не в силах поверить своим ушам. Она-то ждала, что он начнет сейчас говорить о ее храбрости или по крайней мере поинтересуется, как она чувствует себя после такого испытания. Ничего подобного! Он говорил с нею так, словно она в чем-то провинилась!

— Что, простите? — прошептала Элли.

— К чему было так глупо рисковать своей жизнью?!

Это были не те слова, которые ему хотелось сказать на самом деле, но именно они оказались в тот миг на кончике его языка. Перед мысленным взором Равенворта продолжала стоять яркая картина: Элли, лежащая на грязной мостовой перед копытами хрипящих лошадей. Какая нелепость! Он искал слова, которые смогли бы вернуть краску на ее бледное как мел лицо, а в результате произнес глупую сухую фразу, которая огорчила ее еще сильнее…

Впрочем, краска все же вернулась на лицо Элли, но это была краска гнева. Слова Равенворта хлестнули ее, словно плетью, и ей самой захотелось ударить идущего рядом с нею мужчину. Боль пронзила ее сердце, боль, от которой навернулись на глаза запоздавшие, непрошеные слезы. Прежняя ненависть к Равенворту с новой силой вспыхнула в ее душе, и она сказала, стараясь держать себя в руках:

— И это все, что вы можете мне сказать?! В чем я, по-вашему, виновата? Может быть, в том, что своим поступком я причинила вам неудобство?

Равенворт от неожиданности разинул рот, а Элли смерила его пронзительным взглядом и, заметив испачканные грязью сапоги виконта, зло рассмеялась:

— Ах, боже мой, какая же я глупая! Как это я сразу не догадалась? Ведь вы испачкали из-за меня свои сапоги! Ну, что же, достойный повод для гнева.

Она подняла подбородок и бросилась прочь, к громоздкой карете леди Вудкотт, по-прежнему ожидавшей ее на углу. В окне кареты виднелось бледное, испуганное лицо Сары.

Элли уже не видела, как вздрогнул, словно от удара, лорд Равенворт, как исказилось его лицо от нестерпимой боли.

Она забилась в глубь кареты и даже не заметила того, как кучер тронул с места. Крепко ухватившись одной рукой за ручку двери, а вторую безвольно уронив на колени, Элли смотрела в окно на оживленную улицу — и не видела ничего. Туман стоял у нее перед глазами, и одна лишь мысль не давала покоя: «Как, как, как он мог сказать мне те ужасные слова? Он, так отважно справившийся с ситуацией, которая казалась безнадежной! Обидно… А потом, когда слова были уже сказаны, разве могла я удержаться и не ответить? Ох, сколько гнева было в его голосе! Сколько холода — во взгляде… А может быть, он сказал все это потому, что сам еще не отошел от страха? Ведь ему-то тоже пришлось пережить немало в те жуткие минуты… Но хоть бы и так! Он что, помолчать не мог? Тогда и не получил бы в ответ того, что получил… А впрочем, стыдно. Не должна я была говорить такие вещи человеку, который только что спас мне жизнь!»

Элли опустила глаза на свою руку, лежащую на коленях. Рука жила какой-то своей, независимой от воли хозяйки жизнью: пальцы шевелились сами собой, сжимались, распрямлялись… Нет, так не годится. Элли сложила обе руки вместе и крепко сжала их.

— Ну разве это не глупо? — воскликнула она, поднимая взгляд на сидящую напротив Сару.

— Вы вели себя так отважно, мисс Элли! Я долго вообще не могла понять, что происходит. Неудивительно, что у вас до сих пор дрожат руки.

— Отважно, да… — Элли всхлипнула и неожиданно разрыдалась, закрывая лицо руками. — Ах, и зачем только я была так жестока с ним! Ну почему, почему я никогда не могу справиться со своим проклятым языком?!

Равенворт смотрел вслед карете, уносившей Элли, до тех пор, пока она не скрылась из виду. Но и тогда он остался стоять посреди улицы — в забрызганных грязью брюках, в помятом голубом сюртуке, к которому прилипла лошадиная шерсть. Да, он вел себя непростительно. Неужели она никогда не сможет понять, что те его слова были лишь реакцией на страх, который он испытал, увидев ее на волоске от смерти? И уж, разумеется, она ничуть не обременила его своим поступком, что за глупость! И храбрость ее он вовсе не хотел умалить. Еще ни одна женщина не вызывала в нем подобного восхищения. Да что говорить! Разве такой поступок под силу, скажем, какой-нибудь мисс Саттон?

А потом был этот всплеск гнева, это пламя ненависти в прекрасных синих глазах… Как она сказала? «Ведь вы испачкали из-за меня свои сапоги!» До какой же степени нужно презирать его, чтобы сказать такое?

А впрочем, разве не заслужил он того, что получил? Разве не сам он сделал все, чтобы выглядеть в глазах Элли высокомерным, надменным аристократом?

К Равенворту подбежала уличная девчонка и предложила ему купить у нее яблоко. Яблоко было большим, красивым, с матово блестевшими красными боками. Виконт присмотрелся к девчонке, стоящей перед ним в большой, не по размеру, бесформенной кепке с козырьком, нависающим на глаза; заметил синяк на тоненькой шейке.

Покопавшись в кармане, он протянул девочке шиллинг. Она радостно взвизгнула, сунула в руку виконта яблоко и поспешно убежала прочь — очевидно, не веря своему счастью и опасаясь, что у нее сейчас потребуют сдачу.

Равенворт проводил убегавшую девчонку хмурым взглядом. Вот так же поступила с ним и мисс Дирборн — бросила посреди улицы и убежала. Так, словно он ничего не значил для нее…

Виконт вздохнул и медленно побрел в направлении Беркли-сквер. Подходя к своему дому, он продолжал размышлять над тем, как убедить мисс Дирборн пересмотреть свое отношение к нему.

7

Следующее утро Элли встретила сидя в постели. Откинувшись на подложенные под спину подушки, она пила маленькими глотками горячий шоколад и вспоминала, снова и снова переживая в мыслях вчерашнее происшествие. Опять нависали над ее головой тяжелые копыта, но буйная фантазия Элли дорисовывала то, чего на самом деле не было: эти копыта начинали медленно, но неотвратимо опускаться, готовясь растоптать, размозжить, и Элли в сотый раз вздрагивала от ужаса.

Измученная воспоминаниями, Элли скинула с головы ночной чепец, и ее волосы хлынули на плечи пышной, мягкой волной. Почему даже сейчас ей нет покоя? Почему она снова и снова вспоминает вчерашние слова Равенворта и свой ответ на них — такой резкий, такой гневный? Ах, если бы все можно было вернуть назад! Тогда она ни за что не повела бы себя так жестоко — даже если бы Равенворт опять заговорил с нею в той же манере.

В дверь спальни негромко постучали, и на пороге появилась Сара с огромным букетом фиалок. Элли восхищенно вздохнула и улыбнулась, любуясь нежными цветами на пушистых упругих стебельках.

— Очевидно, это от Джорджа, — сказала она и пребывала в этой уверенности до тех пор, пока не раскрыла приложенный к букету белый конверт.

«Вчера вечером искал вас во всех гостиных Лондона, но не смог обнаружить нигде. Желая принести свои извинения за то, что случилось, беру на себя смелость послать вам этот скромный букет. Прошу вас простить мне слова, которые были сказаны так неосторожно, так поспешно. Слова, в которых я искренне раскаиваюсь. Моим единственным оправданием может быть лишь страх, под влиянием которого я находился в ту минуту.

Ваш покорный слуга

Равенворт».

Элли почувствовала, как краска начинает заливать ее лицо. Он извинился! Да так изысканно, так учтиво! Значит, она была права: слова, которые так ее обидели, были просто следствием пережитого страха. Но неужели возможно, чтобы всем известный Законодатель Мод суетливо перебегал из гостиной в гостиную, с бала на бал — и все это лишь для того, чтобы найти ее?

Элли изумленно покачала головой. «С ума сойти!» — подумала она.

— Что с вами, мисс? Вы покраснели, словно свекла! — воскликнула Сара, сгоравшая от любопытства.

— Это от… Равенворта, — сказала Элли и помахг-ла белым листочком, который мягко вспорхнул в ее пальцах, словно огромный ночной мотылек.

Жиденькие, морковного цвета бровки Сары удивленно поползли вверх.

— От Равенворта?! — переспросила она.

Элли открыла было рот, чтобы рассказать, о чем письмо, но в последнюю секунду передумала и решила сохранить в секрете его содержание.

— Так, ничего особенного, — небрежно бросила она, прижимая к груди заветный листок.

Сара понимающе улыбнулась и спросила, какое платье пожелает надеть нынешним утром хозяйка. Но Элли не слышала и не видела ничего вокруг: она мысленно перечитывала письмо Равенворта, заново переживая каждое написанное в нем слово.

Так она провела весь день — неотступно думая о коротком послании Равенворта — и смогла переключить свои мысли на более прозаические вещи, лишь когда вечером уселась к туалетному столику, чтобы приготовить себя к еженедельному паломничеству вместе с леди Вудкотт к Альмакам.

На глаза Элли попалась лежавшая рядом с зеркалом табакерка лорда Барроу, и эта золотая безделушка живо напомнила ей о пари. Как же так? Она совершенно забыла о нем! Забыла и потеряла весь сегодняшний день…

Тем временем Сара принялась укреплять в прическе Элли розы — искусственные, сделанные из ярко-красного блестящего шелка. Эти цветы должны были, по мнению Элли, очень украсить ее искусно завитые локоны. Наблюдая за работой Сары, Элли несколько раз посмотрела на табакерку лорда Барроу, легонько постучала по ней кончиками пальцев, затем осторожно приподняла изящную крышечку и понюхала.

Запах был острым, резким, и все же Элли решила из любопытства попробовать это зелье. Подцепив немного табачной крошки на ноготь большого пальца, она вдохнула — впервые в жизни. Табачок у лорда Барроу оказался крепким! Элли закашлялась, на глазах у нее выступили слезы, и она принялась чихать — громко, сильно, безудержно. При этом она так трясла головой, что алые розы, выпав из прически, разлетелись по полу, зазвенели рассыпающиеся булавки.

Элли чихала и хохотала. Сара не чихала, но хохотала вместе с хозяйкой, и это веселье продолжалось бы неизвестно как долго, если бы его не прервала Фанни. Она неслышно появилась на пороге, присмотрелась, а затем негромко, но настойчиво попросила объяснить, что же здесь, в конце концов, происходит.

Элли объяснила, что попробовала табачку, и Фанни удивленно покачала головой.

— Не знала, что ты завела табакерку. Зачем? Неужели ты всерьез собираешься понюхать табак?

— Ну, что ты! Конечно, нет. Это табакерка лорда Барроу.

Элли заметила, что Фанни слегка покраснела. Она осторожно взяла своими маленькими пальчиками табакерку, рассмотрела ее со всех сторон, и Элли готова была поклясться, что в глазах Фанни в эту минуту можно было прочитать не только интерес, но нечто большее.

Наконец Фанни положила табакерку рядом с зеркалом и спросила, отводя глаза в сторону:

— А как получилось, что лорд Барроу… Ну, одним словом, почему эта табакерка оказалась у тебя?

— Извини, — улыбнулась Элли, — но это секрет. Могу обещать тебе лишь одно: в начале мая ты все узнаешь.

Фанни пожала плечами и чуть заметно нахмурилась. Элли очень хотелось рассказать своей милой, доброй, безобидной кузине все, как есть, но она не могла этого сделать. Ведь одним из условий их пари с Джорджем было полное сохранение тайны. Элли вспомнила об этом и в который уже раз подумала, что охота за, табакерками, начинавшаяся как веселая игра, может в конечном итоге плохо кончиться для нее…

Фанни пробормотала что-то о своей неведомо куда запропастившейся сумочке и поспешно вышла из спальни, а Элли вернулась к туалетному столику. Спустя недолгое время розы были наконец возвращены в прическу, и Элли встала, чтобы окинуть взглядом завершенную картину, отраженную в волшебной глубине зеркала.

Увиденное очень понравилось Элли. Перед ней стояла красавица, наряженная в бальное платье из сине-зеленого атласа с атласной же, но только белого цвета накидкой, расшитой разноцветными бабочками. Элли была просто в восторге от того, что бабочки на накидке так удачно перекликаются с бабочками, вышитыми на ее красных туфлях. По мнению Элли, эффект, возникавший при этом, был просто неотразим.

«А вдруг виконт найдет этот костюм ужасным, оскорбляющим вкус нормального человека?» — мелькнула в голове Элли тревожная мысль, но она тут же отмахнулась от нее, как от надоедливой мухи. Ее наряд может кому-то не понравиться?! Что за глупость!

Элли вздохнула, пожалев, что виконт так придирчив во всем, что касается моды, и потянулась к шкатулке с драгоценностями. Сара предложила ей надеть сапфиры. Или жемчуг. Элли подумала и выбрала рубиновое ожерелье. Подумала еще немного — и решила добавить к нему нитку жемчуга.

— Но разве Равенворт… — начала было Сара и замолчала, так и не решившись высказать свою мысль до конца.

Элли хотела было возразить, но поймала в зеркале умоляющий взгляд своей служанки и со вздохом отодвинула от себя шкатулку.

— Ну хорошо, хорошо, — неохотно согласилась она.

Первой, кого встретила Элли, приехав к Альмакам, оказалась мисс Саттон, одетая в бледно-голубое атласное платье с белой накидкой, украшенной брюссельским кружевом с вышивкой из крошечных жемчужин. Она окинула взглядом платье Элли и заметила с улыбкой:

— Восхитительное платье, мисс Дирборн! Нет-нет, в самом деле! Если бы я решилась однажды совершить прогулку на этих модных сейчас воздушных шарах, я, пожалуй, рискнула бы и сама надеть такую… как бы поточнее сказать? — Она на мгновение задумалась, подыскивая слово, а затем рассмеялась: — Такую необычную модель.

Мисс Саттон поспешно упорхнула прочь, а Элли покраснела. Неужели она и в самом деле выглядит настолько нелепо, что ей в этом платье впору только на воздушном шаре летать? Она с треском развернула свой веер и сердито посмотрела в спину удаляющейся мисс Саттон.

Появился лорд Барроу, откашлялся, осмотрел, внутренне содрогаясь, наряд Элли и постарался выдавить из себя улыбку.

— Я оставил для вас стул, мисс Дирборн.

Затем он учтиво проводил леди Вудкотт с дочерью и племянницей к роскошному порталу, возле которого были расставлены стулья. По дороге Элли присматривалась к лорду Барроу и своей кузине, размышляя о том, как бы ей свести их поближе. Сегодня лорд Барроу ехал на бал в одной карете с ними, и всю дорогу от Гросвенор-сквер до Кинг-стрит Фанни не сводила с него глаз. Она весело хохотала над бородатыми анекдотами и скучными шутками, которыми он потчевал их, чтобы скрасить путешествие. Самой же Элли было скучно и вовсе не смешно.

Фанни уселась рядом с матерью, чинно сложила руки на коленях, и тут Элли пришла в голову неожиданная идея. Она задержала лорда Барроу и, понизив голос, сказала:

— Я не могла говорить в присутствии Фанни, но теперь хочу предупредить вас: она сегодня не в духе.

Лорд Барроу был заметно обескуражен.

— Что? Да нет, это какая-то ошибка. Мне кажется, она весела и вполне счастлива. Смеялась всю дорогу, пока мы ехали…

Элли наклонилась к нему ближе и зашептала почти в самое ухо барона:

— Просто вы ее плохо знаете. А поскольку я-то знаю ее гораздо лучше, то скажу вам прямо: она хандрит. С ней такое бывает время от времени.

Элли решила, что если это и не совсем правда, то не так уж и далеко от нее.

— Неужели? — Лорд Барроу поднял свой лорнет, полюбовался тем, как Фанни весело смеется, и недоверчиво покачал головой. — И кто бы мог подумать!

— О, она так воспитанна, что ни за что не покажет своих истинных чувств. Тем более на людях.

— Но откуда вы взяли, что она несчастна? Выглядит такой веселой…

Элли понимающе кивнула:

— Я догадываюсь об этом по многим признакам. Например, по тому, как она держит свой веер. Если так, как сейчас, — значит, точно чувствует себя несчастной. А видите, как она опустила глаза? Нет-нет, не смотрите на нее так пристально: она поймет, что мы говорим о ней, и начнет смеяться веселее прежнего. О! Видите? Она заметила, что мы смотрим на нее, и заулыбалась. Видите, как весело она смеется? Все, поздно. Теперь она нарочно будет смеяться весь вечер…

— В самом деле? Какая неприятность. А помочь ей ничем нельзя?

Отличный вопрос! Тот самый, которого ждала Элли. Она сделала вид, что задумалась, и наконец ответила:

— Не знаю, право, лорд Барроу, однако я заметила, что, когда Фанни находится в таком расположении духа, ее может весьма утешить разговор с каким-нибудь приятным джентльменом. Особенно если тот знает множество интересных историй и умеет их рассказывать. Ну как вы, например.

Лорд Барроу решительно кивнул:

— Я знаю, что нам нужно сделать!

Элли широко раскрыла глаза. Неужели ей удалось так быстро добиться желаемого? Она благодарно улыбнулась барону и повернулась к леди Вудкотт и Фанни, уверенная в том, что они сейчас направятся именно туда. Однако Барроу неожиданно взял Элли под локоть и повел совершенно в другую сторону, к компании стоявших в отдалении молодых людей.

— Я познакомлю ее с кем-нибудь из этих юных джентльменов, — заявил он. — И это будет самым правильным!

Элли представляла себе все несколько иначе, но отступать было поздно. Она бесстрашно поприветствовала пятерых юношей — довольно развязных на вид, нужно заметить. Трое из них немедленно пригласили Элли на танец. Она мило улыбнулась, сказала, что это чрезвычайно любезно с их стороны, и напомнила лорду Барроу, для чего они сюда пришли. Барон — добрая душа! — тут же облюбовал одного из молодых джентльменов и повел его знакомиться с Фанни. Оставшиеся тут же вступили между собой в соревнование — совсем как молодые олени перед самкой — и принялись наперебой засыпать Элли двусмысленными комплиментами. Они отпускали такие замечания по поводу ее наряда, что Элли искренне пожалела о том, что одета так изысканно и соблазнительно.

Затем последовали три танца подряд, и Элли закружилась так, что едва не потеряла свои туфельки. Зато когда все закончилось, она с гордостью подумала, что поработала на славу, пытаясь устроить судьбу своей кузины. Но стоило Элли перевести дух, ее плеча снова коснулась чья-то робкая рука. Не поворачивая головы, в полной уверенности, что за ее спиной стоит очередной не теряющий надежды партнер, она воскликнула:

— О нет! Я устала! Этот танец я не танцую!

Однако джентльмен, стоявший сзади, оказался настойчивым. Он положил на плечи Элли вторую руку и повернул девушку лицом к себе.

— Джордж! Это ты! — облегченно вздохнула Элли. — Слава богу… Ты даже представить себе не можешь, как я рада увидеть тебя. Потанцуй со мной!

— Но ты же сама сказала, что устала.

— Только от партнеров, которые пытаются шутить, не обладая чувством юмора, и нещадно наступают на ноги. Я чуть туфли не потеряла. — Она дружески, открыто улыбнулась кузену. — Я не видела тебя несколько дней. Ты снова ездил в Хэмпстед? Точно! В Хэмпстед! — Она захлопала в ладоши. — Ты ездил в Кент и привез мамины бриллианты, да?

Странная тень пробежала по лицу Джорджа, но он быстро взял себя в руки и усмехнулся.

— А что, ты уже раздобыла все три табакерки? Не могу поверить. Ты должна показать их мне! — Он посмотрел на огорченное лицо Элли и продолжил уже откровенно саркастически: — Ах, ну да, ведь прошло три дня, а ты собиралась уложиться именно в этот срок. Как же я мог забыть! Жаль. Я так надеялся выиграть это пари — и твою руку. Но что поделаешь… Только боюсь, что тебе придется немного обождать: у меня еще нет тех бриллиантов.

Элли укоризненно покачала головой:

— Ты прекрасно знаешь, что у меня нет табакерок. Точнее, есть, но только одна…

— Табакерка Барроу не в счет.

Элли вздохнула:

— Я знаю. Слушай, давай забудем на время о пари. Лучше пригласи меня на вальс. Это, конечно, неприлично, когда девушка сама напрашивается…

— Но еще неприличнее, когда джентльмен не догадывается пригласить девушку первым.

— Очень верно подмечено, Джордж!

Элли вспомнила, как они вместе с Джорджем самозабвенно играли в войну среди вишневых деревьев в их саду, как прятались от дождя в заброшенных сараях…

Когда же она упустила, просмотрела его?

Джордж танцевал широко, легко, уверенно положив руку на спину Элли. Ведь именно он научил ее в свое время танцевать этот танец — вальс… Элли заглянула в карие глаза Джорджа — смеющиеся, слегка подернутые мечтательной дымкой — и подумала, что он, несмотря ни на что, в глубине души остался романтиком. Почитатель Байрона, байроновский тип… Он двигался в танце, может быть, и не так грациозно, как Равенворт, но, во всяком случае, точно знал фигуры, шаги и повороты и не наступал на ноги, как предыдущие партнеры.

Сравнивая танцевальное мастерство Джорджа с мастерством Равенворта, Элли невольно вернулась мыслями к утреннему письму, а затем — и к недавнему случаю на Нью-Бонд-стрит. Она вновь в мельчайших деталях вспомнила те ужасные минуты. Как бесстрашно Равенворт бросился навстречу взбесившейся лошади, сколько силы оказалось в его руках, способных остановить несущийся экипаж. А потом, когда нужно было позаботиться о раненом мальчике, какие глубокие складки неожиданно прорезали его лицо, каким жестким, командным, властным стал его голос… До чего удивительно было обнаружить все это в таком изнеженном создании, в лондонском Законодателе Мод!

Элли тряхнула головой. Неужели этот мужественный человек и назойливый персонаж ее ночных кошмаров — одно и то же лицо?

От раздумий ее отвлек голос Джорджа:

— Все думаешь о своем… как ты его назвала? Ах, да, о своем чучеле?

— О-о-о, — растерянно протянула Элли: ей стало неловко, что она совсем позабыла про кузена.

Джордж рассмеялся:

— Не смущайся, дорогая. Я настолько изучил тебя, что мне не составляет труда читать твои мысли. Лучше посмотри-ка вон туда.

Он кивнул в сторону одного из молодых людей, и Элли обернулась. Да, посмотреть там было на что. Юный джентльмен был облачен в сюртук ядовито-зеленого цвета, невозможно утянутый в талии, но зато с огромными, набитыми ватой плечами. На ногах у него были короткие розовые атласные брюки, из-под которых виднелись носки цвета болотной тины; на уродливых, нелепых башмаках красовались блестящие камешки. Шею юнца, неимоверно гордого своим нарядом, стягивал платок — такой ширины, что его обладатель едва мог повернуть голову.

— Вот это настоящее чучело, дорогая кузина! — Джордж мысленно представил себе Равенворта, обычно одетого в элегантный черный сюртук, белоснежный жилет и белые же, прекрасно сшитые брюки, и добавил: — Нет, твой враг — просто образец совершенства.

И на этот раз Элли откликнулась коротким «О!», только уже не растерянным, а понимающим.

— Точно, точно, — подтвердил Джордж.

Элли ничего не ответила. Ей очень хотелось разобраться в своих чувствах, проанализировать изменяющееся отношение к Равенворту, но она отвлеклась, заметив озабоченность, появившуюся в глазах Джорджа, Элли проследила за его взглядом и увидела лорда Крессинга, который вежливо поклонился им обоим.

— Лорд Крессинг твой близкий друг, не так ли?

Джордж стрельнул глазами по сторонам и коротко кивнул.

— Любопытный человек, — заметила Элли, приподняв бровь.

— Эй, послушай! Не вздумай влюбиться в него!

Влюбиться? Да Элли предпочла бы влюбиться в таракана! Однако она не удержалась от соблазна подразнить кузена:

— А почему бы и нет! Если он твой друг, то, очевидно…

— Друг, друг, черт побери! Но Крессинг совершенно не подходит на роль мужа. К тому же ты ведь обещала выйти за меня! Ну, или почти обещала…

Элли снова посмотрела на Крессинга. Он тоже не сводил с них глаз, доставая из кармана свою табакерку. Поворачиваясь в танце, Элли поймала себя на том, что ей показалось, будто лорд Крессинг нарочито подчеркнуто демонстрирует табакерку им обоим. Иначе зачем он так высоко поднял эту изящную золотую вещицу, украшенную эмалью? И даже слегка помахал ею со злорадной улыбкой — то ли дразня кого-то, то ли кому-то салютуя… Но если она не ошиблась, то что все это может означать?

8

Тем же вечером — только чуть позже — Элли сидела в одиночестве, задумчиво рассматривая бабочек на своих туфлях, когда за ее спиной послышался знакомый голос:

— Боитесь, как бы они не упорхнули во время танца? А что, очень даже может быть.

Элли обернулась. Перед нею стоял Равенворт, и его серые глаза лучились дружеской улыбкой.

Она постучала сложенным веером по свободному стулу рядом с собой и слегка покраснела.

— Не смейтесь над моими бабочками. Едва ли я когда-нибудь еще надену эти туфли. Забавно: когда я их покупала, они показались мне такими миленькими, но теперь…

Равенворт улыбнулся и уселся рядом с ней, широким жестом откинув за спину фалды своего прекрасно сшитого сюртука.

— Это бывает. Я вот тоже купил однажды табакерку, на крышке которой была изображена собака. Я, конечно, очень люблю собак, но эта табакерка… Бог знает, что меня тогда толкнуло купить ее! Понимаете, табакерка оказалась слишком велика, чтобы носить ее в кармане. Тогда я поставил ее на стол — для гостей, но лорд Барроу, увидев ее, сказал, что теперь мои гости будут всегда чувствовать себя под стражей. И действительно, у этой собаки на морде было написано такое выражение… некая смесь напряженного ожидания и охотничьего азарта. Передняя лапа поднята — еще секунда, и пес кинется на вас.

Элли улыбнулась, с удивлением чувствуя, что между нею и Равенвортом нет и тени напряженности. Поразительно! Он никогда прежде не говорил с нею так легко и откровенно.

— И что же вы с нею сделали? — спросила она, играя веером.

— Отнес табакерку… Простите, я знаю, что не должен говорить об этом, но вы же меня не станете выемеивать? Да, так вот, я отнес табакерку в ванную комнату, поставил ее на столик для бритья и теперь любуюсь ею в одиночестве каждый раз, когда мне этого захочется.

Элли заливисто рассмеялась. Как просто ей было сейчас говорить с виконтом! Словно они знакомы много лет. Она заглянула в его серые глаза и решила, что надо навсегда покончить с недоразумением, которое произошло с ними на Нью-Бонд-стрит.

— Я получила ваши цветы, милорд, и вашу записку тоже. Это было так любезно с вашей стороны… — осторожно начала она, опустив ресницы. — Я тоже хочу извиниться перед вами за те слова, что сказала вчера. Они были несправедливы. Я раскаиваюсь, тем более что сейчас понимаю, как вы были правы… и как переживали за меня.

Равенворт покачал головой:

— Я сам виноват. Я не должен был говорить с вами так, как позволил себе говорить. Действительно, тот случай очень сильно подействовал на меня.

— Вы так отважно вели себя, — сказала Элли, поднимая глаза.

— А вы, очевидно, не ожидали ничего подобного от такого денди, как я?

Равенворт улыбался, но взгляд его оставался напряженным — словно он ждал от Элли одобрения. Она внимательно посмотрела в его лицо, которое казалось ей сейчас совсем незнакомым, и слегка прищурила глаза. Нет, ей никак не удается понять этого мужчину до конца! После того, что произошло на Нью-Бонд-стрит, ни чучелом, ни денди его не назовешь. Он был отважен и силен как… как греческий бог или герой, если воспользоваться выражением Джорджа. А потом это письмо с извинениями — оно раскрывает характер Равенворта с другой, но тоже новой стороны. Оказывается, ему не чужды простые и искренние чувства, пожалуй, его можно считать даже несколько сентиментальным…

— Я ошибалась в вас, — сказала Элли. — И за это тоже прошу меня простить. Я слишком часто не могу совладать с собственным языком, а он у меня острый.

Знакомый озорной огонек промелькнул в глазах Равенворта. Он наклонился поближе и негромко, заговорщицки заметил:

— Я бы даже сказал — очень острый, этот ваш язычок.

Элли ответила ему улыбкой, почувствовав при этом незнакомую сладкую боль в сердце. «А ведь он и в самом деле очень красив, — подумала она. — И когда он смотрит на меня так, как сейчас — весело, открыто, лукаво, — я, пожалуй, легко могу потерять голову!»

Подобная мысль впервые пришла ей — и тут же сменилась новой: «А мало ли женщин уже потеряло голову, глядя в его красивое лицо, в эти бездонные глаза? Не стану ли я просто еще одной?»

Нет, становиться очередной строчкой в длинном списке любовных побед виконта Элли не хотела.

И, желая поскорее избавиться от опасных мыслей, Элли принялась расспрашивать Равенворта о том, что он чувствовал, о чем думал в те ужасные секунды, когда Две жизни — ее и мальчика — висели на волоске. Он ответил, и завязался оживленный разговор — с размахиванием руками, возбужденными возгласами. Они вновь и вновь переживали случившееся, только теперь, после взаимных извинений, впервые говорили, не подбирая слов, не опасаясь попасть в ловушку. Элли застенчиво покосилась на виконта и тут же отвела глаза. В голове у нее молнией сверкнула мысль о том, что вот он, самый подходящий случай попросить у Равенворта его табакерку.

И тут же Элли с удивлением почувствовала, что чем ближе она узнает Законодателя Мод, тем труднее для нее становится начать этот разговор, а само пари с Джорджем кажется все более недостойным.

Равенворт, похоже, заметил внутреннюю борьбу Элли с самой собой.

— Что с вами? — обеспокоенно спросил он.

Раздираемая противоречивыми чувствами, охватившими ее, Элли воскликнула:

— О нет, я не могу! Но… Но я должна!

Равенворт смотрел на нее со все возрастающим недоумением. Элли набрала в грудь побольше воздуха и уже хотела начать разговор о табакерке, но… но в этот момент неожиданно появилась леди Вудкотт. Она подошла и заговорила тем своим пронзительным, неестественно высоким голосом, каким обычно обращалась к Элли, когда та высказывала свое отвращение к виконту:

— Ах, это действительно лорд Равенворт! Я разговаривала с мисс Уорнхолл и вдруг увидела, что рядом с моей дорогой племянницей сидит какой-то элегантный джентльмен. Но здесь такой слабый свет, в этих укромных уголках, что мне было непонятно, кто это. Стало интересно узнать, с кем же так мило беседует Элинор. Я никак не могла поверить, что именно с вами, хотя миссис Уорнхолл сказала мне: «Я прекрасно вижу, что это Равенворт». Но я ответила ей: «Лучше пойду и посмотрю сама, и, если это кто-нибудь из светских бездельников, охотников за удачей, моя прямая обязанность прогнать его прочь».

Элли увидела, как мягкое, дружеское выражение исчезает с лица Равенворта и оно становится замкнутым, напряженным. Только теперь она впервые поняла — хотя бы отчасти, — каково для мужчины постоянно чувствовать себя тем зайцем, на которого охотится целый полк озабоченных мамаш, желающих выиграть этот приз для своей дочери.

Она окинула взглядом наряд леди Вудкотт и прикусила губу — настолько нелепым и смешным он вдруг показался ей. На тетушке было атласное платье горохового цвета, безвкусно и густо украшенное бесчисленными сборками желтого кружева. А голову леди Вудкотт венчал огромный бесформенный тюрбан — алый, атласный, с торчащими из него разлапистыми перьями, окрашенными розовой краской.

Леди Вудкотт перевела дух и снова затараторила:

— Ах, если бы вы знали, как я признательна вам за то, что вы сочли возможным присесть рядом с Элинор и так дружески поболтать с нею! Это так любезно с вашей стороны! — Она сделала вид, что ее только что осенила неожиданная идея, и кокетливо покосилась на виконта. — Раз уж мы встретились, не могу ли я попросить вас об одном одолжении? — Не дожидаясь его согласия, она выпалила: — Скажите только одно: вам нравится мой новый тюрбан? Я воткнула в него те перья, которые отдала мне Элли… Впрочем, это вы и сами знаете.

Она покрутила головой, давая виконту возможность рассмотреть себя со всех сторон. Равенворт поднял лорнет и принялся молча изучать мотающиеся во все стороны перья.

У Элли замерло сердце, и она непроизвольно коснулась руки Равенворта. Он немедленно обернулся и увидел прямо перед собой умоляющие, отчаянные глаза Элли. «Господи, как же она заботится о своей тетушке! — подумал он. — И как боится, что я сейчас камня на камне не оставлю от ее наряда…»

Виконт опустил глаза на маленькую облитую перчаткой руку, лежащую на его локте. Элли показалась ему в эту минуту похожей на мать, которая хочет удержать своего ребенка от шалости и старается сделать это незаметно для окружающих. Сколько озабоченности и мольбы в ее легком прикосновении! Да, мисс Дирборн, несомненно, боится, как бы он не нанес раны чувствам ее тетушки. И, черт побери, ей есть чего бояться! Тем более что прекрасно помнит, с какой легкостью и жестокостью он наносил такие раны на ее глазах…

Виконт взглянул в напряженное, полное надежды и ожидания лицо леди Вудкотт. Господи, до чего же тщеславны и глупы люди, для которых чье-то мнение имеет такую ценность! И леди Вудкотт — едва ли не самая тщеславная и глупая среди них. Но Элли так любит свою тетушку, так заботится о ней…

Равенворт поклонился леди Вудкотт и невозмутимо произнес:

— Если эти перья нравятся вам, мадам, они, без сомнения, должны понравиться и мне. — После чего он поспешил ретироваться.

Леди Вудкотт проводила виконта взглядом, в котором светилось счастье. При этом она не могла поверить в то, что такое счастье действительно возможно.

— Элли, ты слышала, что он сказал мне? Мне!!! О господи! Святые небеса! Нет, я сейчас грохнусь в обморок… Я не могу поверить!! Он сказал, что мои перья должны понравиться ему! Так и сказал — слово в слово, клянусь!!!

Она грузно плюхнулась на стул, стоявший рядом с Элли. Произведение столярного искусства застонало, заскрипело, но все же выдержало. Леди Вудкотт раскрыла свой объемистый ридикюль, выудила из него огромный носовой платок и воскликнула:

— Никогда в жизни не была такой счастливой и гордой за себя! — Она смахнула выступившие на глазах слезы, заметила в углу зала леди Джерси и с завидным проворством вскочила на ноги. — Я должна, нет, я просто обязана немедленно передать Салли то, что он только что сказал мне! Она не поверит своим ушам и лопнет от зависти!

Элли из последних сил держалась, чтобы не расхохотаться. Смех просто душил ее. Она отвернулась и встретилась глазами со взглядом Равенворта.

— Благодарю вас, — беззвучно, но отчетливо произнесла она одними губами и послала виконту воздушный поцелуй.

Равенворт поклонился ей в ответ — с выражением покорности и смирения на лице.

Следующее утро началось для Элли и Фанни с неожиданности. К ним приехала леди Барроу вместе со своим сыном и предложила молодым леди поехать вместе с ними в Британский музей. Первоначально она собиралась предпринять этот поход со своим кузеном и тремя племянницами, но одна из них неожиданно заболела.

— Ах уж эта мне Софрония! — пожаловалась старая баронесса леди Вудкотт. — Непременно подцепит какую-нибудь болячку в самый неподходящий момент! Однако не пропадать же билетам — тем более что их не так-то просто достать. — Она покосилась на лорда Барроу и любезно улыбнулась Фанни и Элли. — Мой сын считает, что для этих молодых леди посещение музея может оказаться весьма и весьма поучительным.

Кузины радостно улыбнулись в ответ, и каждая из них подумала, что нынешнее утро может оказаться для нее счастливым. Фанни старалась не смотреть в сторону лорда Барроу и всячески пыталась показать, как страстно хочется ей приобщиться к высокому искусству. Что же касается Элли, то она тут же подумала о Равенворте, его табакерке и майоре Стоунсфилде — ведь леди Барроу упомянула о том, что и виконт присоединится к их компании.

Свое приглашение старая баронесса закончила грозным предупреждением:

— Прошу иметь в виду: вы должны вести себя как подобает благовоспитанным девицам. Если кто-то из вас сделает хоть малейшую попытку уединиться или завести разговор на постороннюю тему, тот немедленно узнает на себе всю силу моего нерасположения!

Элли выслушала слова баронессы внешне бесстрастно и даже сумела изобразить на лице некое подобие улыбки, но в глубине души была встревожена. Леди Барроу славилась своими старомодными взглядами и крутым характером.

Обе девушки поклонились и клятвенно пообещали вести себя предельно целомудренно. Леди Барроу подозрительно покосилась на них и проворчала:

— Посмотрим! Посмотрим!

Они впятером без всяких приключений добрались до музея, который располагался на Грейт-Рассел-стрит, и чинно двинулись по залам в сопровождении экскурсовода. Этот молодой человек знал так много и говорил так важно, что очень скоро Элли начала ненавидеть его. Кроме того, экскурсовод оказался таким внимательным, что не давал ей ни малейшей возможности задержаться возле какой-нибудь диковины и перекинуться хотя бы двумя словами с Равенвортом. Стоило Элли замедлить шаги, делая вид, что она хочет повнимательнее рассмотреть какой-нибудь древний манускрипт или статую, как он тут же подбегал и с восторженным лицом принимался долго и нудно рассказывать об этом экспонате.

И все же тот, кто терпеливо ждет, всегда дождется своего звездного часа! Вот и Элли сумела улучить момент. Когда несносный экскурсовод уже прошел в следующий зал вместе с Фанни и леди Барроу, у нее появился шанс. Она уронила свою сумочку к ногам Равен-ворта и негромко воскликнула:

— О боже, какая же я неловкая!

Элли невинно взглянула на виконта, и он ответил ей таким же честным, невинным взглядом.

Равенворт был одет сегодня с обыкновенным изяществом: темно-синий приталенный сюртук с небольшими лацканами, под ним — тонкая рубашка, украшенная кружевами. В руке виконт держал голубую шляпу с узкой лентой вокруг тульи. Все, как всегда, строго, модно и красиво. Все в тон.

Сказать по правде, падение сумочки мисс Дирборн не особенно удивило виконта. Он давно уже изучил эти женские трюки — наивные и однообразные, честно говоря. Правда, от мисс Дирборн он ничего подобного не ожидал. Что это вдруг она решила пофлиртовать с ним? А может быть, она хочет задержать его вовсе не по той причине, о которой он думает?

Виконт был заинтригован. Вместо того чтобы немедленно проводить Элли под неусыпное око леди Барроу, он не стал торопиться и решил посмотреть, что же будет дальше.

Сделав равнодушное лицо, он произнес бесцветным голосом:

— Ваша сумочка, мадемуазель.

Равенворт вынул из кармана белоснежный носовой платок и принялся медленными круговыми движениями протирать стекла своего лорнета, не сводя внимательного взгляда с ее синих глаз. Она не торопилась броситься в атаку, и это несколько озадачило виконта.

А Элли тем временем с волнением смотрела на стоящего перед нею Законодателя Мод. Интересно, успел ли Равенворт за это время увидеться с майором Стоунсфилдом? Может быть, они уже обо всем договорились, и она скоро встретится со своим дорогим майором… Ах, как было бы хорошо, если бы это оказалось правдой!

Элли заметила веселые огоньки в серых глазах Равенворта, моргнула и воскликнула:

— О, простите! Вы что-то сказали? Я, кажется, задумалась…

— Да, — с улыбкой подтвердил он, размышляя над тем, о чем это она так глубоко задумалась. — Вы так смотрели на меня… Заинтересовались моим платком? Или, может быть, у меня лицо грязью запачкано?

Он улыбнулся, и от его улыбки у Элли почему-то перехватило дыхание. Однако она справилась с волнением и рассмеялась в ответ. Нет, лорд Равенворт определенно начинает ей нравиться! «Лицо грязью запачкано» — надо же придумать такое!

Да и откуда ей взяться, этой грязи? Ведь день с самого утра был таким солнечным, сухим, теплым. Ни облачка на сияющем небе! И ни облачка на душе Элли — потому что сегодня она проснулась с мыслью о том, что непременно выиграет это дурацкое пари. Выиграет любой ценой. И не только выиграет, но и встретит наконец мужчину своей мечты — славного майора Стоунсфилда. И вообще — жизнь прекрасна!

Итак, она вскоре познакомится со своим офицером, и тогда он будет повсюду сопровождать ее. Они обязательно пойдут в оперу и на прогулку в Гайд-парк…

Элли глубоко вздохнула.

Равенворт внимательно следил за лицом Элли, на котором отражались, быстро сменяя друг друга, самые разные чувства. В эту минуту девушка была хороша как никогда, и он не мог не любоваться ею. Но о чем же, интересно, она думает сейчас? Или о ком? Мысль о том, что Элли может быть влюблена в кого-то, неприятно кольнула виконта — и это было что-то новое для него. Он поднял лорнет и принялся крутить его в руках, внимательно рассматривая, словно увидел впервые.

А все-таки странно, что он ведет себя с этой девушкой будто влюбленный мальчишка. И как это могло получиться? Равенворт вновь поднял взгляд на лицо Элли, освещенное каким-то загадочным внутренним светом, и в эту минуту для него самого вдруг исчезло все вокруг — и эти серые стены, и манускрипты, и древние статуи. Все, все исчезло, кроме ее лица и неожиданного, страстного желания погрузить руку в пышные каштановые локоны, прижаться губами к этой нежной шее…

Элли внезапно вздрогнула и резко тряхнула головой. Она неожиданно вспомнила, что человек, стоящий перед ней, должен познакомить ее с мужчиной, о котором она так давно мечтает, бредит по ночам. А она так невежливо ведет себя с ним! Элли взглянула в лицо виконта, с усилием вырываясь из объятий сна наяву. Он смотрел на нее прищурившись, сведя к переносице густые брови. В слабом свете, наполнявшем комнату, глаза его казались не серыми, а черными, бездонными.

— Сэр! — воскликнула Элли. — Я чем-то обидела вас? Умоляю, скажите, что нет! Вы же не моя тетушка, вы же не станете обижаться, когда я против своей воли говорю что-нибудь не то и не так?

Равенворт не слышал ее слов — видел лишь, как шевелятся прекрасные розовые губы. Но, заметив испуг на лице Элли, он словно очнулся.

— Это я должен извиниться. Разумеется, вы ничем не обидели меня: не думаю, что это вообще возможно. — Равенворт сумел наконец собраться с мыслями и заговорил в своей обычной, слегка ироничной манере: — Но хотелось бы знать, о чем вы сейчас думали. Точнее — о ком? Кто так жестоко обошелся с вашим сердцем и похитил его?

Виконт замолчал, испугавшись, что вторгается в запретную область: есть вещи, о которых не принято спрашивать.

Элли густо покраснела. Неужели у нее все можно прочитать на лице? Или просто дело в том, что Равенворт проницательнее других? Тогда тем более ей следовало быть осторожнее с ним.

Она смущенно поднесла руку к глазам и сделала вид, что рассматривает кольцо с аметистом, надетое поверх перчатки. Равенворт невольно отметил, что это достаточно безвкусное кольцо и камень великоват для маленькой женской ручки.

— Я… Я не могу вам этого сказать, — прошептала Элли и, беспомощно обведя взглядом унылую длинную комнату, воскликнула: — Ой, а куда же это все остальные подевались? Нам нельзя от них отрываться!

— Да, конечно, — сдержанно откликнулся Равенворт. — Нельзя.

Оба почувствовали даже нечто вроде облегчения, когда в комнату, словно услышав их, заглянула леди Барроу. Она сердито посмотрела на парочку, совершенно неприличным образом уединившуюся, и Элли с виконтом покорно последовали за суровой баронессой дальше — в очередную комнату, наполненную коллекциями насекомых, чучелами птиц и прочей мелкой живности, обитающей в Англии. И до чего же много всяких тварей водится на острове, с ума сойти!

Элли увидела лорда Барроу и Фанни, склонившихся над закрытой стеклянной витриной, и громко воскликнула, помня о том, что лучшая защита — это нападение:

— Что это значит, лорд Барроу? Неужели вы так скоро забыли обо мне? Или решили сделать Фанни своей очередной жертвой? О, какой жестокий!

Барон отпрянул от стекла и испуганно покосился сначала на Фанни, а затем на Элли.

— Простите! Забыл обо всем на свете. — Он смущенно откашлялся. — Здесь такая любопытная коллекция птиц… Увлекся, виноват.

Элли заглянула в стеклянный ящик. Разноцветные бабочки, какие-то мотыльки, букашки — тоже мне невидаль! Она состроила гримаску и небрежно заметила:

— Вот гадость-то!

Фанни и лорд Барроу ошеломленно посмотрели на нее, а леди Барроу покраснела от негодования.

— Если бы я знала, — с угрозой в голосе начала она, — что вы разобьетесь на парочки и приметесь здесь флиртовать, я ни за что не поехала бы сюда! Джеффри, я же знаю тебя с пеленок. Никогда бы не подумала, что ты способен на такое!

В глазах баронессы замерцал недобрый, опасный огонек, когда она перевела свой взгляд на Фанни.

— А что касается вас, моя милочка, то леди Вудкотт должна будет узнать всю правду о том, как вульгарно вы ведете себя с моим сыном!

Это было еще не все. Элли знала, что сейчас настанет ее очередь. И действительно, леди Барроу посмотрела на нее, но обращалась по-прежнему к Фанни:

— А впрочем, в этом нет ничего удивительного. Я знаю, Фанни, кто на тебя оказывает такое тлетворное влияние, знаю! И не сомневаюсь, что Генриетта прислушается к моему совету и отошлет назад в Кент твою кузину, пока она не научила тебя еще чему-нибудь дурному.

Равенворт и лорд Барроу кинулись успокаивать леди Барроу, но та и слушать их не захотела.

— Замолчите! — крикнула она. — Мы здесь не одни!

Она обернулась к растерянному экскурсоводу и многозначительно посмотрела на него. Молодой человек помялся и довольно неуклюже вышел из комнаты.

Ему жаль было уходить, не доведя до конца эту экскурсию — одну из самых важных в его карьере. Сегодняшние посетители по своему положению уступали разве что одной знаменитой паре, которую ему выпала как-то честь сопровождать, — лорду Байрону и леди Каролине Лэм. Он целый час водил их тогда по музею — лорда, одетого в черное, и леди, одетую пажом. Ах, какой это был час! Впрочем, сегодняшняя экскурсия тоже была необычной, будет о чем рассказать приятелям… Желая узнать, что же будет дальше, он не ушел далеко, оставшись в соседней комнате, куда долетал каждый звук. И смекалистый молодой человек не ошибся — он услышал еще довольно много интересного.

— Ну а ты, Чарльз? — грозно вопросила леди Барроу, когда экскурсовод удалился. — Что-то не припомню, чтобы ты раньше интересовался всякой флорой и фауной. — Она круто повернулась на каблуках и не терпящим возражений тоном скомандовала: — Все! Мы уходим! Вы, мисс Дирборн, и вы, мисс Вудкотт, пойдете рядом со мной. А вы, негодяи, — она махнула рукой джентльменам, — пойдете сзади!

Когда процессия покинула музей и дамы уселись в экипаж, который должен был отвезти их на Гросвенор-сквер, лорд Барроу поспешил предложить Равенворту подвезти того на своей коляске. Виконт согласился, и барон был несказанно рад, что ему удалось хоть на время отсрочить неприятное объяснение со своей матушкой. Он ехал не спеша, опустив вожжи, и лошади трусцой бежали по оживленным улицам Лондона, держа путь к Беркли-сквер.

Погода изменилась, как довольно часто бывает в этом городе. Утреннее солнце сменилось хмурыми тучами, из которых понемногу начал накрапывать унылый дождик. Подул холодный ветер, и, спасаясь от непогоды, друзья поплотнее укутались в плащи. Лорд Барроу тяжело вздохнул и искоса взглянул на Равенворта.

— Ты должен простить мою мамашу. У нее очередной заскок. Не понимаю, что с ней в последнее время происходит. Никогда не упустит случая закатить скандал! Кстати, Джефф, чем это ты умудрился так ее рассердить?

— Прости, Чарльз, но я и сам не знаю, что мы… э-э… то есть я натворил. Ну, поднял сумочку мисс Дирборн… Может быть, мы с нею стояли чуточку ближе друг к другу, чем положено? Ничего другого предположить не могу, И знаешь, у нее на лице было такое странное выражение…

Лорд Барроу понимающе кивнул:

— Такой отсутствующий взгляд, да? Словно она пребывает где-то далеко-далеко?

— Совершенно верно.

— Мне знакомо это состояние. Я даже спросил ее как-то раз, нет ли у нее в Кенте задушевного дружка, по которому она скучает. Сказала, что нет.

Лорд Равенворт задумчиво посмотрел на лошадок Чарльза — угольно-черную и гнедую, — мирно трусящих за идущим впереди экипажем.

— А тебе никогда не приходило в голову, Чарльз, что она впадает в такую мечтательность из-за меня?

— Самое нелепое предположение, какое только можно придумать! — фыркнул лорд Барроу.

От негодования он непроизвольно взмахнул руками. Его лошади восприняли этот жест как понукание и прибавили шаг, начиная обгонять идущий впереди фаэтон, кучер которого, похоже, плохо ориентировался на улицах Лондона. Лорд Барроу поспешил вновь придержать их и повернул голову к своему другу, ожидая его ответа.

Виконт поправил съехавшую набок шляпу и рассмеялся:

— Ты не совсем правильно меня понял, приятель. Я имел в виду не себя, а майора Стоунсфилда.

— Но ты и есть майор Стоунсфилд!

— Я знаю, да только она-то этого не знает.

— Ничего не понимаю. Может быть, объяснишь, что все это значит?

Равенворт нахмурился. Он и сам только теперь на чал понимать, что, если Элли думает о своем майоре Стоунсфилде с таким выражением на лице, значит, она любит его! Эге, вот так штука…

— Несколько дней тому назад, в опере, она спросила меня, не знаю ли я майора Стоунсфилда, — сказал от. — Она, видишь ли, очень внимательно читала во время войны «Таймс». Я ответил, что по чистой случайности довольно хорошо знаком с этим майором.

— Неужели ты не признался?

Виконт припомнил тот вечер и улыбнулся. Он словно опять увидел перед собою прекрасное, тонкое лицо мисс Дирборн — ее пышные локоны, ее загадочно мерцающие в свете свечей глубокие синие глаза…

— Нет, — коротко ответил он.

Поворачивая лошадей на Беркли-сквер, лорд Барроу осуждающе покачал головой:

— По-моему, ты сделал ошибку, Джефф. Мисс Дирборн решит, что это еще одна твоя шутка. И при этом дурная шутка. Решит, что ты опять разыгрываешь ее.

Лорд Равенворт глубоко вдохнул влажный, пахнущий угольным дымом воздух.

— Наверное, ты прав… Господи, как же все запуталось!

— Лучше расскажи ей, Джефф. Не хотел бы я оказаться на твоем месте, когда она поймет, что ее разыграли. Характер у нее сам знаешь какой!

Лорд Равенворт хотел напомнить своему другу, как тот убеждал его, что у мисс Дирборн ангельский характер, и не далее, чем на днях. Однако промолчал. В конце концов, привязанность барона к этой девушке возникла намного раньше того разговора.

9

Элли тихонько сидела в голу. бой гостиной и ждала появления Фанни и леди Вудкотт. Они втроем должны были ехать сегодня на вечер к миссис Уорнхолл — одной из самых элегантных женщин в Лондоне. Расположившись на довольно уродливом красном диванчике, Элли негромко бормотала что-то себе под нос и покусывала губку. Прошло уже восемь дней, как она заключила то дурацкое пари. Восемь дней! А итог? Итог плачевен. Если дело и дальше так пойдет, ей ничего не останется, как только выйти замуж за своего кузена…

Настроение у Злли окончательно упало. Она вынула из сумочки носовой платок и принялась крутить его в руках. Дело, пожалуй, даже не в том, что ей придется выйти за Джорджа — в этом как раз ничего страшного нет. В конце концов, она давно уже привыкла к этой. мысли и знает Джорджа с детства. Но вот проиграть пари… Ах, как же обидно проигрывать! Просто невыносимо!

Элли упрямо подняла подбородок и задумчиво покивала развесистой пальме, торчащей в кадке возле окна. В эту минуту она поклялась — и себе, и этой пальме, — что начиная с сегодняшнего вечера будет делать все, чтобы выиграть пари. Она готова поставить на кон против этих проклятых табакерок что угодно — хоть свои подвязки!

Подвязки?! Элли осознала свою мысль и невольно схватилась руками за голову. До чего же она дошла! Неужели леди Барроу права? Неужели в погоне за удачей она растеряла последние остатки приличий?

В этот момент в гостиную вплыла леди Вудкотт, лицо ее светилось гордостью.

— Ну, что скажешь о моем наряде, милая племянница?

Леди Вудкотт подбоченилась и принялась крутиться в разные стороны, давая Элли возможность получше рассмотреть огромный тюрбан, из которого торчало не менее полдюжины перьев.

Элли ахнула. Не от восторга — от ужаса. Что скажет Равенворт на сей раз? Нет, ничего хорошего он не скажет. Всему же есть предел! Одобрить такое чудовищное сооружение? Никогда! Да, виконт проявил великодушие тогда, у Альмаков, и к чему привело его великодушие? К появлению вот этого монстра.

Элли покосилась на развевающиеся, выкрашенные в ядовито-желтый цвет перья, и ее передернуло. Шесть перьев — это слишком много! Даже тюрбан леди Вудкотт — вульгарный, кричаще-синий — не выдерживал их веса, и, чтобы он не съезжал, хозяйка подвязала его под подбородком широкой золотой атласной лентой.

Леди Вудкотт покрутилась еще немного, не дождалась от Элли криков восторга и отошла к каминному зеркалу, чтобы всласть полюбоваться на свое отражение.

— Салли Джерси просто умрет! — воскликнула она звенящим от триумфа голосом.

— О да, не сомневаюсь, — сдавленно произнесла Элли.

Ей ответил такой же сдавленный вздох — это Фанни вошла в гостиную и с ужасом уставилась на наряд своей матушки.

А спустя еще несколько минут три леди уже сидели в карете, уносившей их на Беркли-сквер, к городскому дому Уорнхоллов.

Сама Элли провела сегодня немало времени, выбирая платье для вечера. Она пребывала в сильном затруднении: ни одно платье не нравилось ей, не просилось в руки. В конце концов она остановилась на самом простом и решила, что ей пора нанести визит своей портнихе.

Платье, которое она выбрала для себя, было сшито из неяркого голубого шелка с легкими, слегка расклешенными рукавами и низким декольте, соблазнительно приоткрывающим высокую пышную грудь. Туфли Элли тоже выбрала очень простые — белые атласные. Красивые тонкие руки девушки обтягивали бледно-зеленые высокие перчатки, а из украшений Элли надела лишь одну нитку жемчуга. Сара была приятно удивлена сегодняшним выбором своей хозяйки, хотя и постаралась скрыть свое изумление. Она уложила волосы Элли в высокую пышную прическу и перехватила их несколькими бледно-зелеными лентами, свободно свисающими сзади.

Элли была уверена, что ее наряд не может не понравиться одному человеку. Одному очень красивому и элегантному человеку, которого она непременно встретит на сегодняшнем вечере…

Об этом же человеке, судя по всему, непрестанно думала и леди Вудкотт. Недаром же она то и дело спрашивала у Элли, когда они уже оказались в доме на Беркли-сквер:

— Он еще не появился? Ты еще не видела его? Ах, дорогая, я просто сгораю от нетерпения!

Голос леди Вудкотт раз от разу становился все более нервным, а ожидание Элли — все более тревожным. Она с ужасом думала, что вот сейчас войдет виконт, и…

Хоть бы свет здесь был не таким ярким, что ли!

Но свет, как назло, был очень ярким — миссис Уорнхолл, хозяйка дома, по-видимому, любила ясность во всем.

Света, пожалуй, было даже слишком много. На стенах висели огромные канделябры, все полки были уставлены подсвечниками и просто плошками, в которых горели бесчисленные свечи. Специально приставленный к ним слуга постоянно ходил по кругу, поправляя, очищая от нагара, заменяя догоревшие свечи на новые, которые немедленно зажигал.

Элли прошлась по залу, понаблюдала, как миссис Уорнхолл встречает гостей. Хозяйка дома была одета с изысканной простотой: широкое темно-синее атласное платье, украшенное единственной лентой, свободно облегало ее высокую худощавую фигуру. Ни пуговиц, ни вышивки — ничего.

Вот к ней подошел лорд Крессинг, учтиво и даже подобострастно поклонился, но миссис Уорнхолл кивнула ему довольно холодно. Элли невольно усмехнулась. Лорд Крессинг обернулся, увидел Эллн и по выражению ее лица догадался, что она все заметила. Глаза его вспыхнули недобрым огнем. Он направился к Элли своей вызывающей, развязной походкой.

«Когда же я научусь скрывать свои чувства? — с Досадой подумала Элли. — Неужели он решил, что я нарочно следила за ним?» Она уже хотела улизнуть, но вспомнила о пари и осталась.

— Азартный Игрок! — бархатным голосом воскликнул, подходя, лорд Крессинг. — Как поживаете?

— Отлично, милорд.

Элли сопроводила свои слова небрежным жестом руки — тем самым, который должен был непременно привлечь внимание, заинтересовать такого человека, как лорд Крессинг. Элли была уверена в этом — или она ровным счетом ничего не понимает в мужчинах!

Она не ошиблась. Лорд Крессинг перехватил ее ручку и несколько старомодно склонился над нею, прижав к губам облитые перчаткой пальчики. Густо набриолиненные волосы Кроссинга маслянисто блеснули. Но когда барон поднял голову, Элли прочла в его глазах откровенный вызов. «Боже, за кого он меня принимает?!» — мелькнула паническая мысль, но Элли твердо решила не отступать и непременно выманить у барона его табакерку.

И странно: именно теперь Элли почему-то поняла, что лорд Крессинг действительно умеет нравиться женщинам. Недаром же даже леди Вудкотт неравнодушна к нему и теряет самообладание в обществе барона!

А ведь на первый взгляд кажется, что учтивый, галантный лорд Крессинг — воплощенное добродушие. Если бы Элли не знала, что этот человек прекрасно умеет играть — и отнюдь не только за карточным столом, — она могла бы подумать, что получить у такого душки табакерку ей не составит ни малейшего труда. Барон вежливо отпустил руку Элли.

— Вы можете называть меня просто Вильям, — нежно прошептал он с интимной интонацией в голосе.

Элли испуганно опустила глаза и раскрыла веер.

— О нет, милорд! Ведь мы с вами едва знакомы…

Ей хотелось верить, что ее слова прозвучали искренне и немного наивно.

Барон низко поклонился, выпрямился и заметил с неприятной улыбочкой, тронувшей уголки его губ:

— Возможно, вскоре мы сумеем познакомиться поближе!

Да, это была отнюдь не дежурная фраза, не дань вежливости. Это было недвусмысленное предложение. Элли заглянула в угольную бездну его глаз. Вот он, взгляд старого распутника!

Элли заставила себя слегка улыбнуться и попыталась все свести к шутке:

— Вы очень любезны, но я верю в старую истину, которая гласит, что истинная близость может возникнуть лишь из взаимной склонности. — А затем, не моргнув глазом и не переведя дыхания, спросила в лоб: — Может быть, вы доставите мне удовольствие и сыграете со мной в пикет? Я знаю, что вы очень искусный игрок, а мне так хочется набить руку!

Лорд Крессинг нахмурился: еще никогда в жизни ему не говорили так откровенно о своем нерасположении. Но он быстро овладел собой и спросил с кривой усмешкой:

— Я правильно вас понял? Вам не нужна моя… э-э-э… дружба, но в карты со мной вы хотели бы сыграть, так?

Он предложил Элли руку, она улыбнулась, приняла руку барона и направилась вместе с ним в соседнюю комнату, где стояли карточные столы.

— Вы абсолютно правильно меня поняли. Похоже, мы и впредь легко сможем понимать друг друга.

Они уселись за изящный, на тонких резных ножках столик вишневого дерева, и лорд Крессинг поднял на Элли свои темные, с поволокой глаза.

— Вы ошибаетесь, мисс Дирборн. Мне кажется, это у вас не грех любому поучиться искусству игры.

У Элли холодок пробежал по коже, когда она вдумалась в смысл его слов. Перед нею сидел не просто игрок и не просто мужчина, но опасный мужчина и опасный игрок. Очень непростой человек лорд Крессинг! В любую минуту он мог с медовой улыбкой произнести угрожающие слова. На какое-то мгновение Элли даже заколебалась, стоит ли ей вообще играть с ним, но тут барон вытащил из кармана свою табакерку — и все было решено. Она с трудом оторвала взгляд от сверкающей безделушки и с вызовом посмотрела во влажные нахальные глаза Крессинга, чувствуя, как по телу пробежала дрожь. Это была дрожь игрока, решившего поставить все на карту.

Они с бароном начали партию в пикет, и понемногу возле них собралась небольшая кучка зрителей — дам и джентльменов. Постепенно Элли забыла о своей неприязни к Крессингу, ей стало интересно — барон и в самом деле был искусным карточным игроком.

Они играли уже целый час, и Элли проигрывала сдачу за сдачей. Но все же у нее теплилась надежда — она обратила внимание на то, как часто ее соперник прикладывается к бокалу с бренди — четвертому за это время. Элли решила, что подождет еще немного, и рискнет — предложит барону сыграть на его табакерку. Пошел второй час их игры. Зрители менялись, подходили и отходили, переключаясь на другие дела, и однажды, подняв глаза от карт, Элли обнаружила рядом с собой Равенворта. Точнее сказать, она сначала почувствовала его присутствие, а уже потом подняла глаза. Виконт поймал взгляд Элли и вежливо ей поклонился. На несколько секунд Элли забыла про игру, напряженно наблюдая за выражением его серых глаз. Какими бы неотложными делами она ни занималась сегодняшним вечером, это дело было все же самым главным — увидеть его реакцию на ее простое голубое платье. Равенворт окинул ее взглядом с ног до головы, включая нитку жемчуга и убегающие за спину ленты, вплетенные в волосы. Когда он наконец улыбнулся, Элли поняла, что виконт не просто удовлетворен ее видом — он восхищен!

Радость переполнила ее душу, ей очень хотелось услышать от Равенворта хоть пару слов, но, увы, лорд Крессинг выложил на стол очередную карту, и внимание Элли вернулось к игре.

В течение следующих нескольких минут она осторожно разыгрывала вист, внимательно следя за ходами, припоминая те уроки, которые ей преподали Равенворт и Джордж. Элли задумалась, а когда подняла голову, немедленно почувствовала напряженность, установившуюся за столом. Крессинг сделал очередной глоток из бокала, не сводя при этом прищуренных глаз с Равенворта. Элли перевела взгляд на виконта, и ее поразило выражение его лица. Он стоял, плотно стиснув зубы, и в его серых глазах полыхал огонь.

Равенворт и Крессинг смотрели друг на друга, словно жеребцы перед схваткой — разве только не рыли паркет копытами. Таких жеребцов Элли в свое время предостаточно видела у себя в Кенте, но откуда столько вражды в этих джентльменах? Решив, что пора разрядить ситуацию, Элли решительно выложила на стол карту — и выиграла партию. Зрители, явно переживавшие за нее, радостно загудели. Крессинг поклонился и поздравил ее с удачной игрой. Элли поискала глазами Равенворта, но тот уже исчез.

К сожалению, партия была последней, и, несмотря на то что Элли удалось выиграть ее, в целом она все же осталась в проигрыше, просадив почти две сотни фунтов. Да, Джордж, как всегда, прав — игрок она слабый, хотя и азартный…

Элли пообещала прислать чек на следующее утро, Крессинг ответил коротким кивком и потянулся за своей табакеркой. Это движение заставило Элли вспомнить о том, что же именно привело ее сегодня за этот стол. Она облизнула пересохшие губы, глядя, как барон прячет в карман свое сокровище. Если бы она выиграла, можно было бы предложить барону сыграть на табакерку. Но что же ей делать теперь?

Крессинг уже двинулся к выходу. Элли быстро схватила со стола свою сумочку, догнала барона, загородила ему дорогу и срывающимся голосом произнесла:

— Одну минуту, если позволите, милорд.

Лорд Крессинг заглянул в лицо Элли и немедленно догадался, чего на самом деле так жаждет мисс Дир-борн. Тем не менее он не подал вида, напротив, широко улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ. Вот только глаза ее смотрели так умоляюще…

Барон галантно поклонился.

— Всегда к вашим услугам, Азартный Игрок.

Он предложил Элли руку и повел девушку в гостиную. Рука ее мелко дрожала на рукаве барона, но Элли изо всех сил старалась выглядеть невозмутимо.

— Сэр, я попала в затруднительное положение и вынуждена просить вас… Я надеюсь, вы не откажете мне…

Она замолчала, не зная, как ей продолжать. Ведь по условиям пари она не имела права что-либо рассказывать барону.

Ах, какая жалость, что у него всего лишь одна табакерка! И при этом такая ценная — память об отце. Но если она не попросит Крессинга хоть на время расстаться со своим сокровищем, то как же ей выиграть пари?

— Мисс Дирборн, — мягко произнес барон, — я вижу, что вы очень расстроены. Чем я могу вам помочь, скажите скорей!

Элли глубоко вздохнула, мысленно перекрестилась и выпалила:

— Мне нужна ваша табакерка, милорд!

Он притворился бесконечно удивленным.

— Простите?

Элли постаралась собраться с мыслями.

— Я знаю, конечно, что это большая наглость с моей стороны — просить у вас вещь, которая так дорога вам, но… Но я в таком затруднении!

Крессинг отвел ее в сторону и усадил на диван в укромном уголке.

— Успокойтесь и расскажите мне все. О господи, я боюсь, что вы сейчас упадете в обморок!

Элли судорожно сжала в руке веер. Она обязательно, во что бы то ни стало должна была выиграть это проклятое пари!

— Милорд, ради бога, простите меня, но я не могу, не имею права рассказать вам. — Она импульсивно коснулась его руки. — Если вы одолжите мне на время вашу табакерку… совсем на недолгое время! — я клятвенно обещаю очень скоро вернуть ее вам!

Барон скользнул взглядом по руке Элли, по ее открытой, бурно вздымающейся груди, задержался на нежных губах. На щеках девушки заиграла краска, и в сердце лорда Крессинга проснулся знакомый охотничий азарт, подогретый к тому же изрядным количеством бренди.

«Черт! А она ведь прехорошенькая! — подумал он. — И эти глазки — блестящие и такие невинные…»

Он решил, что для разговора с нею больше всего подойдет отеческий тон.

— Стоит ли так расстраиваться, моя дорогая? — Барон накрыл своей ладонью руку Элли, по-прежнему лежащую на его рукаве, и засмеялся, когда она стремительно отдернула руку. — Вы, очевидно, забыли об одной вещи, мисс Дирборн, об одной очень важной вещи.

Он замолчал. Элли казалось, что сердце сейчас вырвется из ее груди. Нет, он ни за что не отдаст ей свою табакерку, будь она проклята! Так зачем же он испытывает ее терпение?

Наконец лорд Крессинг снова заговорил:

— А дело в том, дорогая мисс Дирборн, что у нас, у мужчин, есть свой кодекс чести, который мы не имеем права преступать. Этот кодекс — основа нашей жизни, и он гласит… — Барон снова замолчал, затем наклонился к Элли и театральным шепотом закончил: — Никогда и ни в чем не отказывай женщине!

Элли ошарашенно моргнула, не веря своим ушам. Вот это да! Она же была уверена, что барон ни за что не расстанется со своей табакеркой, а он… Элли облегченно вздохнула, глаза ее весело заблестели. Она уже готова была рассыпаться в благодарностях, но барон жестом руки остановил ее.

— Вы, разумеется, вправе не говорить мне ничего. Я человек воспитанный и не стану ни о чем допытываться. Однако… — Он взглянул в глаза Элли. О, как же он любовался сам собою в эту минуту! — Однако, не зная ситуации, я не могу отдать вам то, о чем вы просите. Ибо не уверен — не послужит ли мой поступок еще большему углублению ваших затруднений.

То, что все мужчины обманщики, Элли знала и раньше, но сейчас лишний раз в этом убедилась. Барон замолчал и продолжал пожирать взглядом ее губы. Желания этого развратника были столь явными, что Элли не выдержала и вскочила. Ее переполняло отвращение ко всем двуногим, одетым в брюки. Как же он обманул ее! Да еще в тот миг, когда удача была так близка — просто рукой подать! Элли была вне себя от ярости.

Пытаясь успокоиться, она обвела взглядом ярко освещенный зал. Возле камина в дальнем углу о чем-то оживленно беседовали Фанни и лорд Барроу. Вот промелькнули перья леди Вудкотт, развевающиеся так широко, что никто при всем желании не мог бы приблизиться к тетушке ближе чем на два шага. А вот и еще одна знакомая фигура — лорд Равенворт явно кого-то высматривает. Может быть, ее? Элли почти бессознательно махнула виконту рукой, и в этот момент у нее в голове родилась мысль, за которую она немедленно уцепилась.

— А что, если нам сыграть на вашу табакерку, милорд? — обратилась она к Крессингу. — Или еще лучше — просто вытянуть карту.

Он удивленно поднял бровь. Звучит заманчиво, но известно ли этой юной леди, что лорд Крессинг никогда не проигрывал в такую игру? А впрочем…

— Любопытно, — ответил барон, и глаза его загорелись. — Очень любопытно. — Он широко улыбнулся и с коварной улыбкой спросил: — А что я получу, если выиграю? Очень хотелось бы узнать.

Он окинул Элли внимательным взглядом и скользнул тонкими пальцами по ее руке, затянутой в высокую бледно-зеленую перчатку. Элли сжалась и чуть не вскрикнула от прикосновения барона, как если бы коснулась холодной ядовитой змеи.

— Так что же вы предложите, Азартный Игрок? — выдохнул он прямо ей в ухо.

Неизвестно, что сотворила бы Элли с лордом Крессингом в следующую секунду. Об этом можно только гадать. А не сотворила она ничего только потому, что услышала рядом знакомый голос:

— Не могу не сказать, что сегодня вы выглядите просто восхитительно, мисс Дирборн.

Равенворт поклонился ей, затем Крессингу, который поспешно отступил на шаг от Элли и в свою очередь поклонился виконту.

— К вашим услугам, Равенворт, — сказал он.

Элли вздохнула с облегчением. Само небо послало ей Равенворта! Без него она, пожалуй, не выбралась бы из этой ситуации.

— У меня к вам просьба, милорд. Видите ли, мы с лордом Крессингом решили сыграть в «больше — меньше», но никак не можем договориться о ставке. — Она отвела глаза, стараясь не смотреть на барона. — Может быть, вы поможете нам? Лорд Крессинг готов поставить свою табакерку, а я… я ничего не могу придумать в ответ. Что бы вы предложили на моем месте?

Равенворт посмотрел на Элли довольно холодно, достал собственную табакерку из кармана, прихватил щепотку табака, понюхал, закрыл табакерку, повертел ее в пальцах…

— Нет ничего проще, — наконец сказал он. — Скажите, у вас есть пудреница?

Элли едва не подпрыгнула от восторга. И как это она сама не додумалась?!

— Конечно же! — воскликнула она. — Табакерка против пудреницы!

Элли хлопнула в ладоши и, не дожидаясь согласия барона, чуть ли не бегом бросилась назад, к карточным столам. Равенворт и Крессинг поспешили за ней. Такая процессия не могла не привлечь к себе внимания, и они еще по пути стали обрастать толпой зрителей — так сбегаются уличные деревенские мальчишки, услышав рожок подъезжающего почтальона.

Элли и лорд Крессинг снова оказались друг против друга все за тем же столиком, и Элли выложила на его полированную темно-красную крышку массивную золотую пудреницу, украшенную рубинами. Крессингу ничего не оставалось, как достать из кармана свою знаменитую табакерку и положить ее рядом. Он помедлил, прежде чем убрал с табакерки руку, и Элли сразу вспомнила, как дорога барону эта вещь.

На какое-то мгновение она даже пожалела о том, что лорд Крессинг по вине Джорджа оказался вовлеченным в их дурацкое пари.

Но, проследив за взглядом барона, Элли с удивлением обнаружила, что тот смотрит вовсе не на свое сокровище, а на ее пудреницу! Это был взгляд ростовщика — точно, до последней гинеи оценивающий стоимость вещи.

«А ведь он, похоже, наврал по поводу своей табакерки!» — промелькнуло в голове Элли. И тут же ей припомнилось, как кто-то говорил, что имение барона пришло в полный упадок, может быть, и вовсе заложено…

Равенворт пододвинул себе стул, и по толпе зрителей пролетел вздох. Предстояло любопытное зрелище, очень любопытное.

Только сейчас Элли заметила, что столик пуст, и воскликнула:

— Вот незадача-то! Мы забыли взять карты!

Но Крессинг улыбнулся, вынул из кармана сюртука распечатанную колоду и, перемешав ее, положил на стол перед Элли.

— Прошу вас «снять», мадемуазель.

В комнате стало тихо. Элли протянула затянутую в перчатку руку, чувствуя, как дрожат у нее пальцы, но тут… Тут в воздухе мелькнула другая рука — рука Равенворта — и ловко смахнула колоду со стола из-под самого носа Азартного Игрока.

— Эй, какого черта?! — совсем не по-дамски вскрикнула Элли.

Она повернула голову к Равенворту, готовая испепелить его взглядом, сказать все, что она о нем думает…

Но виконт смотрел не на нее. Его серые, потемневшие глаза сверлили лицо Крессинга.

— Так не годится, — неестественно спокойным тоном произнес Равенворт. — Я не позволю мисс Дир-борн рисковать пудреницей, играя краплеными картами.

Если и до этого в комнате было тихо, то теперь тишина стала звенящей. Лишь один звук нарушил ее — звук скрипнувшего под Крессингом стула, когда он выпрямился на нем. Лицо барона, всегда мертвенно-бледное, пошло багровыми пятнами, и он воскликнул:

— И вы можете это доказать?

— Дорогой мой Крессинг, — натянуто улыбнулся Равенворт, — я не хотел сказать ничего обидного. Вы, очевидно, неправильно поняли меня. Впрочем, если вы настаиваете на удовлетворении, что ж, я готов. — Лицо Равенворта стало непроницаемым, и он закончил с легким поклоном: — Вам достаточно назвать ваших секундантов.

Крессинг поднял на виконта мрачный взгляд. Кому-кому, а барону было известно, что у него нет ни единого шанса против Равенворта — ни на шпагах, ни на пистолетах. И все-таки он получит удовлетворение. Непременно получит — только не сейчас, не сегодня. А пока что лучше смирить свою гордыню и не торопиться с отходом в мир иной из-за такой ерунды.

Выражение гнева сменилось на лице Крессинга притворным безразличием.

— Это глупо. Очевидно, я и впрямь неверно истолковал ваши слова. — Он с поклоном обратился к Элли: — Мисс Дирборн, прошу вас простить меня за эту сцену. Действительно, с моей стороны было ошибкой предлагать вам игру распечатанными картами.

Крессинг подозвал слугу, приказал ему принести свежую колоду карт и бренди, а сам откинулся на спинку стула, всем своим видом демонстрируя терпеливое ожидание.

Зрители замерли. Легкий шепот пролетел по комнате, ветром зашелестел в ушах Элли — словно пчелы гудели где-то вдали.

Подошел высокий тощий слуга, подал нераспечатанную колоду карт Равенворту, поставил рядом с Крессингом бокал бренди, поклонился обоим джентльменам и отошел прочь все с тем же непроницаемым выражением на лице. Элли задумчиво посмотрела на Крессинга. Он сидел неподвижно, тщетно пытаясь растянуть в улыбке уголки напряженного рта.

«А все же первое впечатление никогда не обманывает, — подумала Элли. — Крессинг действительно не тот человек, которому можно доверять».

Она уже не сомневалась в том, что у этого старого распутника не одна табакерка, да и эту ему едва ли подарил отец. Она не верила ни одному его слову. Ну разве можно назвать Крессинга человеком чести после того, как он проглотил оскорбление, нанесенное ему Равенвортом?

И тут новая мысль пришла в голову Элли: «А что, если Равенворт прав, и та колода карт на самом деле была крапленой?» В таком случае виконт спас ее от неминуемого проигрыша.

Равецворт поклонился Элли и протянул ей распечатанную колоду. Его лицо было непроницаемым, холодным, серые глаза казались застывшими льдинками. За все это время он ни разу не улыбнулся. «Что бы это могло означать? — подумала Элли. — Очевидно, крайнее неодобрение…»

Но она недолго размышляла о причинах, заставивших виконта сердиться: ее внимание переключилось на игру. Итак, еще несколько секунд — и она может стать обладательницей заветной золотой коробочки!

Она перемешала карты и предложила Крессингу «снять». Зрители подтянулись поближе, стремясь не упустить ни одной, самой незначительной детали предстоящего поединка. Его исход должны будут решить две карты, которые сейчас откроют игроки.

Элли почувствовала знакомое возбуждение и легкое покалывание в кончиках пальцев. О боже, как ей хотелось выиграть! Она помедлила еще секунду, затаила дыхание и решительно открыла свою — верхнюю — карту.

Вздох разочарования пролетел по комнате. И было от чего вздохнуть зрителям, желавшим победы Элли.

Пятерка бубен! Одна из самых слабых карт…

Пытаясь скрыть свое разочарование, Элли смерила взглядом лежащую на столе колоду. Полсотни карт — и почти любая может побить ее собственную. Да, похоже, у нее нет ни малейшего шанса выиграть этот поединок у лорда Крессинга.

Элли заметила, как огорченно опустил голову Равенворт, а барон, напротив, улыбнулся. Он не спешил, предвкушая скорый триумф, — откинулся на спинку стула, медленно допил бренди и приказал слуге принести новый бокал. Кое-кто из зрителей осуждающе зашипел, считая недостойным поведение барона, другие засмеялись.

Наконец принесли новый бокал бренди. Лорд Крессинг сделал медленный глоток, обвел глазами зрителей, победно покосился на побледневшую Элли и…

Нет, он не открыл свою карту. Он взял со стола табакерку и широким жестом предложил стоящим рядом отведать его табачка. Желающих не нашлось. Тогда барон вернул табакерку на место и со смехом объявил:

— Ну, что же! Я не стану больше оттягивать ту минуту, когда стану обладателем этой элегантной пудреницы.

Он открыл карту.

Двойка!

Напряженно ожидавшие развязки зрители разразились дружным смехом. Элли издала торжествующий вопль и быстренько сгребла со стола пудреницу и табакерку.

До чего же все-таки приятно выигрывать, черт побери!

10

Кое-кто из зрителей бросился поздравлять Элли с победой. Лорд Крессинг побледнел, лицо его сразу как-то осунулось, но все же он нашел в себе силы, чтобы поздравить Элли, и добавил при этом:

— Надеюсь со временем отыграть свою табакерку назад.

Элли — раскрасневшаяся от игры, бесконечно довольная, а потому благодушная и щедрая, как все победители, — ответила ему:

— В любое время, начиная со второй недели мая, вы сможете отыграть ее, милорд.

Она рассмеялась и подбросила в воздух свою сумочку — совсем как девчонка, бегущая домой после уроков.

— Начиная со второй недели мая? — Голос Равенворта вернул Элли с небес на землю; глаза виконта блестели в ярком свете свечей. — Но почему именно тогда?

Элли слегка покраснела и замялась, подыскивая ответ:

— Ну-у, не знаю… Нужно же мне хоть несколько недель понаслаждаться своей победой!

Крессинг еще раз поклонился, хмуро покосился на сумочку Элли и неохотно отошел прочь. А Элли тем временем изучающе смотрела на Равенворта, и ей очень не нравилось выражение его лица.

— Что случилось, милорд?

Он, казалось, ждал ее вопроса, был готов к нему. Более того, он жаждал ответить. Но, прежде чем первое слово слетело с его губ, возле них появилась раскрасневшаяся от нетерпения леди Вудкотт. По всему было видно, что она просто умрет, если не услышит — немедленно! — оценку своему наряду из уст Законодателя Мод.

Она высоко подняла голову, украшенную идиотским тюрбаном с полудюжиной чудовищных перьев, приняла нелепую театральную позу и воскликнула:

— Ваше мнение, милорд?

Элли захотелось провалиться сквозь землю — да-да, прямо сквозь этот полированный дубовый паркет. Более неудачного момента для своего появления леди Вудкотт просто не могла выбрать. Равенворт сейчас явно не в том настроении, чтобы с юмором отнестись к наряду докучливой леди. По лицу виконта пробежала тень, уголки его губ дернулись, и этого было достаточно для Элли, чтобы понять, что именно думает лорд Равенворт и о ее тетушке, и о ее тюрбане, и о ее проклятых перьях — ядовито-желтых, словно подсолнухи на дешевой литографии.

Элли прикусила губу, перевела взгляд на восторженное, нетерпеливое, ожидающее лицо тетушки и в ужасе прикрыла глаза. Все. Сейчас он ей покажет…

Но проходили мгновения, а Равенворт молчал. Элли осторожно приоткрыла глаз. Было ясно видно, как виконт борется с собой: его лицо попеременно отражало самые разные эмоции. Наконец он сделал решающее усилие и заговорил:

— Боюсь, что ваша природная красота, леди Вудкотт, немало пострадала от такого количества перьев. Если бы вы оставили всего одно перо или хотя бы пару и вернули им при этом натуральный цвет, эффект мог быть гораздо более… обнадеживающим.

Элли облегченно вздохнула и быстро-быстро замахала веером. Когда-нибудь она постарается отплатить виконту добром за его доброту. Слава богу, он пощадил чувства тетушки!

Леди Вудкотт закатила к небу повлажневшие от признательности глаза и опустилась перед виконтом в низком реверансе.

— Вы очень добры ко мне, милорд. Я непременно последую вашему совету.

Она горделиво оглянулась, выискивая взглядом леди Джерси, которая теперь уж непременно должна будет умереть от зависти, и поспешила прочь — поделиться с нею мнением Законодателя Мод. Элли посмотрела ей вслед, и до нее долетел возбужденный шепот тетушки: «Моя природная красота!»

Рассмеявшись, Элли перевела взгляд на Равенворта, ожидая увидеть улыбку и на его лице. Но ошиблась. Глаза виконта смотрели холодно и сердито.

Элли с треском сложила веер и воскликнула:

— Чем мне заплатить за вашу доброту, милорд? И чем искупить пережитое вами отвращение?

— Мы могли бы начать прямо сейчас, мадемуазель… — язвительно начал он, но Элли перебила его:

— Не кажется ли вам, что для этого разговора нам следует поискать более спокойное место?

Равенворт удивленно поднял брови, но возражать не стал. Он поклонился, предложил Элли руку и повел девушку в дальние комнаты, не забывая при этом раскланиваться на ходу с знакомыми.

— Я бы посоветовал вам улыбаться, — заметил он, покосившись на напряженное лицо Элли.

— Я улыбаюсь, милорд, — мгновенно парировала она. — Но у вас самого сейчас такое нелепое выражение лица, что все встречные, несомненно, задают себе вопрос: «Куда это он ее потащил и зачем?»

Элли ожидала, что Равенворт заскрипит зубами от злости, но ничего подобного. Его тонкое аристократическое лицо не дрогнуло, лишь на губах появилась легкая усмешка, которая сразу смягчила напряженную, застывшую маску.

«До чего же порой они бывают забавными, эти мужчины! — подумала Элли. — И пойди догадайся, что заставляет их так сердиться, так выходить из себя?»

Спустя пару минут они достигли дальней галереи, увешанной портретами предков миссис Уорнхолл. Свет здесь был неярким, и стоящие вдоль стен кресла утопали в полумраке. Элли покосилась на портреты, и ей показалось, что изображенные на холстах люди смотрят на нее с одним и тем же неодобрительным выражением.

Равенворт, несомненно, уже не раз бывал в этой галерее — во всяком случае, чувствовал себя здесь как дома. Он торопливо провел Элли мимо одинокой парочки, медленно бредущей вдоль стены, мимо небольшой компании юных джентльменов, сидящих в креслах в углу и оживленно обсуждающих что-то. По тону их голосов можно было догадаться, что молодые люди изрядно пригубили — и не охлажденного шампанского, что стояло на всех столах в доме миссис Уорнхолл, а кое-чего покрепче.

Завернув за угол, Равенворт остановился возле портрета, изображающего седобородого мужчину, который, подбоченившись, прижимал к груди шляпу с плюмажем. Его напряженная поза смешно контрастировала с застывшей под кистью художника мягкой улыбкой.

— А теперь отвечайте, мадемуазель, с чего это вы ввязались в такие игры, да еще с Крессингом? — требовательно спросил Равенворт.

— Простите? — Элли подняла на него свои наивные глаза. — Что вы имеете в виду?

Виконт так язвительно посмотрел на нее, что она смешалась, покачнулась на каблуках и взмахнула руками.

— С какой стати вы устраиваете мне допрос?!

Равенворт глубоко вздохнул, сцепил руки за спиной и нахмурился.

— Мадемуазель, не нужно играть со мной в кошки-мышки. Вам же хорошо известна репутация Крессинга.

Элли заставила себя улыбнуться, но ее усилия пошли прахом — лицо Равенворта осталось по-прежнему неприступным.

— При чем тут его репутация? — пролепетала она. — И вообще, я не понимаю, почему это так вас задело…

— Не понимаете? Неужели вы не отдаете себе отчета в том, чем кончилась бы эта милая игра, если бы я не вмешался? Почему вы пошли на такой риск?

Виконт говорил все более раздраженно, и Элли поспешила перебить его:

— По-моему, сэр, вы просто излишне подозрительны. Я, во всяком случае, не просила вас вмешиваться в мою игру.

— Ну да, конечно! — язвительно воскликнул он. — А кто смотрел на меня как загнанный заяц? Кто махал мне рукой, призывая на помощь? Забыли?

— К-как заяц?! Ничего подобного! И вовсе я не махала вам!

— Но я же видел!

— Вы ошиблись, милорд. Должна сказать, что порой ваше самомнение переходит всякие границы! Единственное, за что я вам сегодня благодарна, так это за вашу доброту к моей тетушке. Спасибо, что хотя бы ее вы не ткнули лицом в грязь.

Лорд Равенворт заметил, что пара, забредшая в этот дальний конец галереи, забыла о портретах и смотрит на них, приоткрыв рты. Он ожег их гневным взглядом, и парочка упорхнула прочь, словно испуганные лани. Молодые люди в углу продолжали громко говорить и смеяться. Судя во всему, они не обращали на виконта и Элли ни малейшего внимания.

Равенворт повернулся к своей спутнице.

— Я попросил бы вас говорить тише, мадемуазель. Или вы хотите, чтобы весь мир узнал о нашем разговоре?

Элли сделала реверанс и невинно заметила:

— Я только повторяю ваши интонации, милорд.

В ответ он зло прошипел:

— И перестаньте называть меня «милорд»! Да еще таким тоном…

— Как прикажете, милорд, — кротко произнесла Элли.

Он смерил ее бешеным взглядом, прошел немного вперед и вновь остановился — на сей раз под портретом дамы с невероятно высокой прической, густо напудренной и украшенной алыми розами.

Равенворт постарался взять себя в руки и заговорил уже более спокойным тоном:

— Хорошо. Пусть я ошибся и неправильно истолковал ваш взгляд. И все же, как вы могли ввязаться в игру с таким человеком, как Крессинг? Еще раз спрашиваю: вам известна его репутация?

Элли устало вздохнула и согласилась:

— Да. Мне хорошо известна его репутация.

— Из этого я могу заключить только одно: вам позарез понадобилась его табакерка. Интересно — зачем? — Он впился своими ледяными серыми глазами в лицо девушки.

Элли гордо задрала подбородок и отвернулась.

— Не понимаю, что вам за дело до этого, — пробормотала она куда-то в сторону.

— Есть, есть дело! Несколько дней тому назад мой друг, лорд Барроу, рассказал, что вы выпросили у него на время его табакерку.

— Ничего я не выпрашивала! Просто сказала, что хочу ее иметь, и он мне тут же ее отдал. — Элли самой было противно слушать себя. Детский лепет какой-то!

— Но зачем?

— А вот это не ваше дело!

Элли прикусила губу. Да нет, пожалуй, это как раз его дело. Ведь третья-то табакерка принадлежит Равенворту!

— Неправда. Вопрос касается моего друга. А он, насколько мне известно, любит вас и собирается на вас жениться.

Элли молча пожала плечами.

— Так почему же вы ему ничего не объяснили? — продолжал Равенворт. — Почему не сказали, зачем вам это нужно?

— Я была уверена, что он верит мне и не нуждается в каких-либо объяснениях.

— Он, может быть, и не нуждается, а вот я хотел бы получить ваши объяснения, мисс Дирборн. Итак, сначала табакерка Чарльза, потом Крессинга. Следует полагать, что теперь вы попросите табакерку у меня? — ехидно спросил он.

Ну что Элли могла поделать? Да ничего! Она глубоко вздохнула и просто ответила:

— Да.

Равенворт был так ошарашен, что на какое-то время потерял дар речи. Он некоторое время молча смотрел на Элли, наконец поморщился и воскликнул:

— Это несерьезно! Вы меня разыгрываете!

Теперь пришла очередь Элли разозлиться.

— Вот как? — поинтересовалась она, и голос ее был полон яда. — Вы хотите сказать, что я недостойна просить табакерку у такого утонченного человека, как лорд Равенворт? Ну конечно, разве может соваться со своими просьбами к Законодателю Мод какая-то букашка!

О, как захотелось Равенворту сказать все, что он думает о ней — о дерзкой, нахальной девчонке с ангельским личиком! О том, как она раздражает его своими идиотскими выходками!

Но он сдержался, поиграл желваками и ответил довольно сдержанно:

— Вы испорченная девчонка, мисс Дирборн, и более ничего.

Наступило молчание. Элли помнила, что они не одни в галерее, более того, она заметила, что трое юных джентльменов перестали смеяться и затихли, внимательно прислушиваясь к их разговору. Ну и пусть! Элли была слишком сердита, чтобы думать о таких мелочах. Нет, она не просто испорченная девчонка, и она докажет это виконту!

Но сначала необходимо выиграть пари…

Так они и стояли с Равенвортом друг перед другом — задрав подбородки, сжав кулаки. В тишине галереи послышались далекие звуки арфы — это мисс Хэтфилд начала свое выступление в гостиной. В дальнем конце отворилась дверь, отчего звуки арфы на время стали громче и ближе. Затем дверь вновь закрылась, и музыка стихла. Элли обернулась и обнаружила, что в галерею вошла миссис Уорнхолл, а вместе с нею… Господи боже мой, неужели сам герцог Веллингтон?!

Несмотря на свои сорок с лишним лет, герцог выглядел молодо. Его глаза были полны жизненной силы, а в густых каштановых волосах не серебрился ни один седой волос. И нужно же было Элли впервые увидеть этого великого человека в такой неподходящий момент!

Голос герцога — громкий, командный — наполнил все пространство галереи:

— О, да это же майор Стоунсфилд?

Заветное имя громом ударило в уши Элли. Она растерянно обернулась на стоящего у нее за спиной Равен-ворта. Конечно, в галерее полумрак, но разве можно так ошибиться?..

Герцог же быстрым шагом направился к ним, держа под руку хозяйку дома, и радостно повторил:

— Да, конечно, это майор Стоунсфилд! Какими судьбами? Черт побери, до чего же я рад видеть вас!

Он протянул руку виконту. Элли ахнула и шепнула через плечо:

— Он с ума сошел! Принял вас за Стоунсфилда! Что бы это значило?

Но Равенворт вытянулся в струнку, облизнул пересохшие от волнения губы и ответил, пожимая руку герцога:

— И я бесконечно рад видеть вас, ваша светлость. Позвольте лишь заметить, что я не называюсь больше Стоунсфилдом.

— Ах, ну да, конечно. Теперь вы Равенворт.

— Совершенно верно, ваша светлость.

В голосе виконта слышались уважительные нотки — так обычно обращаются к командиру младшие по званию.

— А кто это с вами? Нет-нет, постойте, я хочу догадаться сам! Азартный Игрок, верно? Мне говорил о вас барон Барроу. Давно хотел увидеться с вами, мисс Дирфилд.

— Дирборн, ваша светлость, — машинально поправила герцога Элли и добавила, низко присев в реверансе: — Когда я была девчонкой, то прочитывала от корки до корки все газеты, в которых писали о войне.

Герцог удовлетворенно улыбнулся.

— В таком случае у вас есть о чем поговорить со Стоунсфилдом… э-э… с Равенвортом, я хотел сказать. Он был превосходным офицером. Любил и берег своих солдат, заботился о каждом из них… — Герцог еще раз взглянул на Равенворта, на Элли, затем кивнул головой и обратился к своей спутнице: — Знаете, Софрония, давайте посмотрим портреты как-нибудь в другой раз. В более подходящее время…

Миссис Уорнхолл догадалась, что герцог хочет оставить молодую пару наедине, и обиженно поджала губы. Спина ее напряглась, и хозяйка дома неподвижно застыла, сделавшись похожей на портреты своих предков. Казалось, нет такой силы, что смогла бы сдвинуть ее с места.

Но такая сила нашлась. Герцог легко развернул миссис Уорнхолл и повел к выходу из галереи, начав говорить о чем-то так длинно и убедительно, что перебить его, даже слово вставить, не представлялось никакой возможности. Все, что могла сделать миссис Уорнхолл, так это обернуться через плечо и выразительно посмотреть на Равенворта и Элли. Затем она скрылась из виду, увлекаемая герцогом, и за ними закрылась дверь галереи.

Только теперь Элли сообразила, что до сих пор склоняется в реверансе, провожая давно исчезнувшего герцога. Итак, ей посчастливилось воочию увидеть одного из величайших героев английской истории! Радость и возбуждение переполняли ее. Она обернулась к Равенворту, желая разделить с ним переживание этого выдающегося в ее жизни события, но увидела на лице виконта лишь печальную улыбку.

Элли мгновенно вспомнила странные слова герцога, заветное имя, произнесенное им, и с изумлением воскликнула:

— Стоунсфилд! Но… Но вы никак не можете быть майором Стоунсфилдом! Вы сугубо штатский человек, это какая-то ошибка.

Внезапно она припомнила происшествие на Нью-Бонд-стрит и в ту же секунду поняла, что Равенворт — это действительно майор Стоунсфилд. Не радость — обида захлестнула Элли.

— Боже, как вы могли?! И вы еще смели называть меня интриганкой…

— Избалованной девчонкой, — поправил виконт, но Элли не слушала его.

— Подумать только! А я-то рассыпалась: «Ах, познакомьте меня с ним…» — Она в отчаянии прижала руки к груди. — Господи, какая же я дура!

Пылая от гнева, прикусив губу, чтобы не разреветься, Элли круто развернулась и пошла прочь, а лорд Равенворт продолжал стоять как изваяние. Он окаменел в ту самую минуту, когда герцог назвал его прежним именем и виконт понял, что на этом пришел конец их доверительным отношениям с мисс Дирборн. Впрочем, сам виноват. Кто принуждал его скрывать от нее свое настоящее имя? А герцог… Герцог был так добр, так ласков, ни капли высокомерия…

Равенворт посмотрел вслед уходящей Элли и бросился догонять, виновато восклицая:

— Мисс Дирборн, прошу вас, выслушайте меня!

— Я не желаю разговаривать с вами, лорд Равенворт! Клянусь, вы еще ответите за свою ложь! Не пойму только одного — зачем вам все это понадобилось? Почему вы не сказали мне, кто вы есть на самом деле? Заставили меня ждать, мучиться догадками… Почему вы скрыли, что майор Стоунсфилд — это ваше настоящее имя?

Виконт остановился: ему нечего было ответить. А Элли летела вперед — раскрасневшаяся от гнева, но по-прежнему такая красивая! Возможно даже, красивая как никогда… Выбежав из галереи, она громко, резко захлопнула за собою дверь.

«Интересно, что она станет делать дальше? — подумал лорд Равенворт, вынимая свою табакерку. — Как сыграет в такой ситуации Азартный Игрок?»

Если говорить честно, то на продолжение их знакомства у виконта не было шансов. Впрочем, нет, один все-таки был. В том случае, если мисс Дирборн решит — хотя бы из женского любопытства, которого у нее хоть отбавляй, — разобраться во всем до конца.

Равенворт подцепил щепотку табака, но не вдохнул его, а принялся растирать пальцами, сосредоточенно глядя на табакерку. Весь обвал в их отношениях с Элли начался с этой табакерки… Зачем она так ей нужна?

Виконт провел затянутым в перчатку пальцем по крышечке табакерки с выгравированным на ней именем своего брата. Что пришло в голову этой взбалмошной девчонке? Бог весть. Но, что бы ни пришло, он не отдаст ей свою табакерку. Точнее, табакерку покойного брата. Ведь эта вещица — единственная память об Эверетте, и он не может расстаться с золотой коробочкой, один вид которой каждый раз будит в его душе столько воспоминаний…

Его мысли прервал голос лорда Барроу, который заглянул в галерею, разыскивая своего друга.

— Эй! Что случилось? Я встретил сейчас мисс Дирборн. Она сердита, как ведьма, едва держит себя в руках. Так летела, что едва не перевернула мисс Хэтфилд вместе с ее идиотской арфой… — Он помолчал и смахнул с рукава несуществующую пылинку. — Кажется, они с кузиной и тетушкой сразу уехали. Жаль: я надеялся поговорить с ними, как только затихнет этот гнусавый струнный перебор.

Равенворт услышал глубокий вздох, вырвавшийся из груди его друга. Очевидно, лорд Барроу вспомнил прекрасные черты исчезнувшей мисс Дирборн. Барон еще раз вздохнул и прошептал:

— Очаровательная девушка… Нимфа!

Равенворт поднес наконец щепотку табака к носу, вдохнул крепкую смесь и чихнул в платок.

— Нимфа? По-моему, твое первое определение было точнее. Ведьма! Сущая ведьма!

Лорд Барроу удивленно поднял брови.

— Ведьма? Хм. Ты… Ты это о мисс Дирборн? — Барон неожиданно рассмеялся, полез было в карман за табакеркой, пошарил, вспомнил, что в кармане пусто. — Ну а я вовсе не о ней. Я о Фанни… э-э… о мисс Вудкотт. Нимфа! Жаль, что она уехала вместе с Элли и матерью. Я танцевал с нею у Альмаков. Какое прелестное личико! А смех… Словно рождественские колокольчики!

— Рождественские колокольчики? — Равенворт с усмешкой покосился на своего друга.

Барон заметно смутился и порозовел.

— Глупо звучит, согласен, — сказал он. — Да, кстати, а что могло так разгневать мисс Дирборн? — Вопрос прозвучал довольно равнодушно. Не дожидаясь ответа, барон обвел глазами висящие на стенах портреты и заметил: — Когда я вижу эти лица, сразу на ум приходит сравнение со стаей ворон.

Они двинулись в направлении гостиной. По мере приближения к двери звуки арфы, доносившиеся из-за нее, становились все громче. У самого выхода Равенворт задержался и сказал:

— А смех мисс Дирборн не похож на рождественские колокольчики. Он скорее напоминает журчание ручья… Да, именно так я и сказал бы, доведись мне описывать ее смех.

— Журчание ручья?

Лорд Барроу рассмеялся, и на этот раз смутился Равенворт.

— Господи, неужели я так глупо выгляжу со стороны? — ужаснулся он. — А знаешь, ты ведь был прав, Чарльз. Я должен был сразу сказать ей, что я и есть ее майор… Нет, но каков характер, а?

— Так вот в чем дело! Значит, тайна раскрыта… А что касается Элли, ей нужна крепкая рука. Вожжи.

Они потихоньку вошли в гостиную и скромно стали у стены. Мисс Хэтфилд закончила наконец свое выступление, и ее сменила возле арфы подруга — очаровательная мисс Саттон. Оба джентльмена одновременно вздохнули. Равенворт проследил за тем, как небесное создание терзает струны арфы своими быстрыми, но неумелыми пальчиками, скользнул взглядом по ее элегантному платью, по самозабвенному лицу музыкантши и с Удивлением подумал: «И почему я до сих пор не попробовал поухаживать за нею?»

Ведь эта мисс Саттон — идеальная девушка! Спокойная, вежливая. А одевается с каким вкусом! И всегда готова согласиться с каждым словом — что бы он ни говорил…

Равенворт представил себе Элли Дирборн, постоянно кивающую головой в знак согласия, смотрящую ему в рот, — и улыбнулся. Вот уж этого ему никогда не дождаться!

Продолжая думать о мисс Дирборн, виконт наклонился к уху лорда Барроу и прошептал:

— А у тебя достаточно крепкая рука, чтобы держать ее в узде?

Барон откашлялся — он всегда откашливался, когда ему нужно было собраться с мыслями.

— Я думал об этом, — зашептал он в ответ. — Боюсь, что нет. А кроме того…

— Я знаю. Тебе теперь больше нравятся колокольчики.

11

Четыре дня миновали с того вечера, когда Элли в последний раз видела Равенворта и убежала от него, чувствуя себя оскорбленной, униженной, сгорая от гнева и ярости. Четыре дня — слишком малый срок для того, чтобы забыть такое! Но теперь она по крайней мере знала, что Равенворт и есть ее майор Стоунсфилд… Да, было о чем подумать. И Элли думала.

В конце концов она разработала план очень сложной операции. Ну, держитесь, ваша светлость! Очень скоро вы получите хороший урок, а заодно расстанетесь со своей драгоценной табакеркой!

Элли была очень довольна собой. Она сидела в гостиной для утренних приемов и ждала лорда Равенворта. Гостиная представляла собой небольшую квадратную комнату. Одинокая свеча, горевшая на столе, не столько разгоняла мрак, сколько подчеркивала его, отчего гостиная становилась похожа на некое таинственное место, где можно ожидать чего угодно.

Элли встала и подошла к окну. В этот вечер она оделась соответственно случаю — в простое атласное белое платье с длинными и широкими рукавами, украшенными белым, словно снег, кружевом. В мерцающем лунном свете она больше всего походила на привидение. Прислонившись к высокому, изогнутому крутой аркой оконному переплету, Элли дожидалась появления своей жертвы.

Наконец наступила долгожданная минута. У Элли дрогнуло сердце, когда она услышала за своей спиной стук в дверь, извещавший о прибытии виконта. Дверь со скрипом отворилась и затворилась вновь. Не сводя глаз с молочно-белого диска луны, Элли меланхолично произнесла:

— Очень рада, что вы пришли, милорд.

Она сложила на груди руки, затянутые в высокие белые перчатки, и теперь напоминала богиню Диану, молящуюся Луне перед началом охоты. Шевельнулись в серебряном свете блестящие локоны, мелькнул в руке носовой платочек, распространив по комнате аромат фиалок.

Элли была уверена, что ее вид оскорбленной добродетели должен произвести впечатление на Равенворта. И она оказалась права: судя по всему, он действительно не знал, что сказать.

— Мисс Дирборн… — пробормотал виконт и замолчал, но краешком глаза Элли заметила, что при этом он не забыл поклониться.

Скольких трудов стоило ей устроить это свидание! Нужно было мастерски разыграть мигрень, дождаться отъезда на бал Фанни и леди Вудкотт, сунуть дворецкому гинею за то, чтобы был глух, слеп и нем. И это не считая того, что сначала пришлось подстроить «случайную» встречу с Равенвортом в Гайд-парке — со слезами и вздохами. И вот решительный миг настал. Но как странно он держится! Как загадочно блестят его глаза в неверном свете свечи! Они не серые сейчас, но угольно-черные, бездонные, а в глубине у них… Бог знает, что там в глубине. Но держится он подозрительно.

Элли незаметно покосилась на маленькую, обитую черным бархатом скамеечку, которую она заранее поставила перед диваном, и начала:

— Я… Я много думала над вашими словами…

Голос Элли драматично взлетел вверх и зазвенел, когда она отвернулась наконец от окна, чтобы взглянуть прямо в красивое лицо виконта. Он по-прежнему стоял возле двери и не шевелился. Никакой реакции! Однако это не смутило Элли, и она продолжила:

— Мне никогда не забыть ваших слов: «взбалмошная, избалованная девчонка». — Она вновь повернулась к окну, театральным жестом прижала к лицу руки и проговорила срывающимся голосом, словно сдерживая рыдания: — Знаете, милорд, вы оказались правы. К сожалению, я именно такая и есть!

«Какая она сейчас трогательная, маленькая — совсем ребенок, — подумал Равенворт, любуясь ее склоненной головкой, точеной шеей и хрупкими плечами. — Но, может быть, это какая-то новая игра?! Эта девушка способна придумать все, что угодно. Недаром же она — Азартный Игрок!»

И все же трудно устоять, не поддаться, не подойти к такой несчастной девушке. И виконт подошел, встал сзади, легонько коснулся руки Элли и негромко сказал:

— Я глубоко сожалею о том, что наговорил вам тогда. Взбалмошная девчонка — это, пожалуй, слишком сильно. Озорная — так было бы точнее.

Элли проглотила это двусмысленное и даже, пожалуй, обидное извинение. Злиться? Это не входило сейчас в ее планы. Она обернулась… Боже, как он близко! Его губы были совсем рядом, она ощущала теплое дыхание виконта, чувствовала, как от его прикосновения по телу пробегает дрожь. Элли сделала крошечный шажок назад, но этого оказалось достаточно, чтобы Равенворт убрал свою руку с ее руки.

— Нет, — сказала Элли, стараясь, чтобы ее голос звучал сокрушенно, — вы были правы. Взбалмошная девчонка. Именно так и называл меня покойный папа. Частенько называл…

Однако она не могла оставаться в такой близости от мужчины. Ее почему-то слишком волновал его запах — запах хорошего мыла и дорогой кожи. Странно! Как может взволновать такая мелочь?

Элли прошла в дальний угол гостиной и сказала, поднося к носу свой платочек, благоухающий фиалками:

— Ваши слова глубоко запали мне в душу. Я с ними засыпаю и с ними же встаю. Я… Я вела себя отвратительно и хочу принести свои извинения.

— Очень любезно с вашей стороны, мисс Дирборн. — Равенворт тоже отошел от окна, поднял лорнет и принялся изучать стоящий на столе канделябр — серебряный, старинной работы. Затем он перевел взгляд на Азартного Игрока и сказал: — Ну, что ж! Великое дело — простить друг другу ошибки в самом начале пути к полному взаимопониманию.

Элли чуть не расхохоталась, но вовремя взяла себя в руки. Она поспешно приняла изящную позу и огорченно покачала головой.

— Ах, я часто слышала эти сентиментальные рассуждения, только не могу взять в толк, как их можно применить к моей ситуации.

Равенворт с усмешкой поднял на Элли лорнет.

— Прекрасно сыграно, — заметил он и торопливо поправился, слегка поклонившись: — Прекрасно сказано, я имел в виду. Поздравляю.

Элли великодушно простила ему оговорку.

— Впрочем, вы, наверное, могли бы мне помочь освоить эту дорогу к взаимопониманию, лорд Равенворт. Ведь я совершенно не умею держаться с людьми, и эта дорога для меня так длинна, а шаги мои так робки, так неуклюжи…

— Ужасно неуклюжи, — спокойно согласился виконт. — Поверьте, я почту за честь стать вашим учителем, хотя, честно говоря, просто не знаю, с чего начать. Очень, очень непростая задача!

Элли стиснула зубы, борясь с раздражением, но пересилила себя: пора было приступать к осуществлению самой важной части плана.

— О, как вы добры! — воскликнула она, изобразив улыбку восторга, шагнула к Равенворту, запнулась о заветную скамеечку и упала на пол — прямо к его ногам.

Пока все удавалось как нельзя лучше. Виконт склонился над упавшей Элли и взволнованно спросил:

— С вами все в порядке?

— Моя лодыжка, милорд! — негромко вскрикнула Элли. — Ужасная боль… Как вы думаете, она опухнет теперь?

Равенворт знал, что в эту минуту он просто обязан кликнуть служанку, но не кликнул — не смог устоять перед этими умоляющими глазами. Элли слегка покраснела, но все же приподняла подол платья, словно переборов природный стыд, и прошептала:

— Левая, сэр…

Равенворт наклонился, и Элли осторожно потянулась к карману его жилета, где лежала заветная табакерка. Но не дотянулась! Вместо этого ей пришлось приложить платок ко лбу, неожиданно покрывшемуся испариной под изучающим взглядом его светлости.

— Никакой опухоли. Вы сможете сесть?

Он помог Элли, поддерживая ее за плечи, и она негромко застонала, изображая страшную боль. На сей раз у нее было достаточно времени, чтобы вытащить табакерку, но и эта попытка не увенчалась успехом — нужный карман оказался прижатым к ее плечу.

— Я хочу попробовать встать, милорд, — прошептала Элли, и виконт с готовностью подхватил ее за талию.

Поднявшись на ноги, Элли с ужасом поняла, что на самом деле повредила лодыжку — только не левую, а правую. Она привалилась к виконту, обхватила его рукой — и тут богиня охоты Диана все-таки пришла ей на помощь. Своими дрожащими пальцами Элли нащупала наконец табакерку его светлости!

Оставалось сделать последний, решающий шаг. Элли закатила глаза, делая вид, что падает в обморок, и в эту секунду, скользнув рукой по груди виконта, выхватила заветную золотую коробочку из его кармана.

Равенворт осторожно уложил Элли на диван, а она незаметно засунула табакерку поглубже в рукав — в таинственную глубину белоснежных кружев — и затихла.

Летели секунды, и Элли начала удивляться тому, что Равенворт ничего не делает для того, чтобы привести ее в чувство. Ну, совершенно ничего! А ведь по плану он должен был сейчас позвать служанку. Но вместо этого он принялся делать нечто непонятное и, по мнению Элли, даже подлое: начал медленно стягивать с ее руки перчатку.

Что он задумал?! Элли не раз наблюдала, как женщины падали в обморок — в тех кругах, в которых она вращалась, это не редкость, — но никогда не видела, чтобы кто-нибудь стягивал перчатки, чтобы помочь бедняжке…

Но Элли не пришлось долго ломать голову: виконт поднес к губам ее освобожденную от перчатки руку и принялся целовать — нежно, пальчик за пальчиком, Она ощущала на руке его губы — мягкие, чуть влажные, — и два чувства боролись в ней: негодование н виконта, который воспользовался моментом, и страшное желание, чтобы эта минута никогда не кончалась.

Что и говорить, в сложном положении она оказалась! Что же ей делать? Отнять руку? Но тогда он поймет, что ее обморок — сплошное притворство. Оставить все, как есть? Но кто знает, что ему еще может прийти в голову? Дальше-то что он будет делать?

Ее терзания прекратил сам лорд Равенворт.

— Открывайте же глаза, мисс Дирборн, — сказал он вдруг совершенно спокойно. — Эта сцена вам явно не удалась. Я начинаю думать, что вы никогда не видели, как падают в обморок.

Элли открыла глаза, оттолкнула виконта и резко поднялась, чувствуя страшную досаду на саму себя. Но в конце концов своей цели она достигла, а это самое главное. Элли пошла к камину, стараясь держаться спиной к Равенворту, чтобы он не увидел, как сильно она покраснела. Нога почти не болела. Если Элли и прихрамывала, то чуть заметно.

— Какой талант, кто бы мог подумать, мисс Дирборн!! Правда, вы сказали, что повредили левую ногу, а хромаете на правую… Не стоило вам разыгрывать меня. Вы же знаете, что я никогда не остаюсь в таких случаях в долгу, это дело чести.

— Если бы вы были человеком чести, то не целовали бы меня, воспользовавшись моей беспомощностью!

Равенворт пожал плечами:

— Ну, что касается приличий, то, мне кажется, мы оба стоим друг друга.

Элли покосилась на него и сердито фыркнула:

— Вы первый начали! Если бы вы с самого начала не обманули меня, если бы сразу признались, что вы и есть майор Стоунсфилд, у меня не возникло бы желания разыгрывать вас.

Равенворт невозмутимо наклонился и поднял с ковра маленький букетик фиалок, который был в руках Элли в тот момент, когда она так удачно начала приводить в действие свой великолепный план.

— Боюсь, что букет помялся, когда вы на него упали, — заметил виконт.

Он положил смятые цветы на стол, разделявший их, и… и внезапно задул горящую в подсвечнике свечу. Гостиная сразу же погрузилась в темноту.

— Что… что вы делаете?! — в страхе закричала Элли.

Да, насчет уплаты долгов его светлость не солгал. Ждать себя, похоже, он не заставит.

— Видите ли, в глубине души я неисправимый романтик.

Равенворт многозначительно улыбнулся — Элли хорошо видела в лунном свете его лицо — и не спеша двинулся к ней вокруг стола.

Боже, что же она натворила?! Какой дурочкой оказалась! В какую историю влипла! Что же делать? Закричать? Ведь сразу видно, что он задумал что-то ужасное…

Лорд Равенворт приближался — медленно и неотвратимо. Элли отпрянула назад, к камину, ударилась об него правой лодыжкой — и ногу пронзила резкая боль.

— Что вам нужно?! — Элли выставила перед собой руки, словно они могли защитить ее от этого сильного мужчины.

Он подошел, взял обнаженную руку Элли и… натянул на нее перчатку.

— Должок за мной, мисс Дирборн, как я и сказал, но для начала верните-ка мне мою табакерку.

Элли широко раскрыла глаза, но молча полезла в рукав, выудила оттуда табакерку и протянула ее виконту.

Все было кончено. Прахом пошел ее великолепный план…

Равенворт взял табакерку и медленно опустил ее в карман, не сводя с Элли своих мрачных глаз. От его взгляда у девушки перехватило дыхание. Он наклонился ближе, и Элли испуганно оглянулась по сторонам, словно загнанная лань. Куда, куда ей бежать из этой ловушки?

Бежать было некуда, и Элли знала, что это ее вина. Ведь она сама позаботилась о том, чтобы никто не помешал ее чудесному плану, будь он проклят!

Лорд Равенворт выдохнул прямо в лицо Элли:

— Вы что же, думали, я не замечу, что у меня пропала табакерка? Поразительная наивность, но в данном случае меня гораздо больше интересуют мотивы. Как бы то ни было, если вы еще раз попытаетесь сделать что-либо подобное, вам придется ответить за это!

Чувствуя непонятное головокружение — то ли от пережитого страха, то ли от близости сильного мужского тела, — Элли безуспешно пыталась собраться с мыслями. Она была страшно зла на виконта, а еще больше — на себя. Вот неумеха! Украсть табакерку, и то не смогла!

— Я клянусь, что никогда впредь не совершу подобной глупости, — пролепетала она. — Но и вы тоже — обещайте забыть этот случай как можно скорее. И еще — отойдите от меня!

Лицо Равенворта смягчилось, его серые пронзительные глаза заглянули, казалось, в самую душу Элли, и он произнес с некоторым удивлением:

— Скажите, мисс Дирборн, вас целовали когда-нибудь?

Он легко обнял Элли и дразняще улыбнулся. Элли пожала плечами, стараясь скрыть смущение.

— Один раз. Сын соседского сквайра. Мне было тогда двенадцать.

Равенворт покачал головой — задумчиво и озадаченно.

— А вы и в самом деле необычная девушка.

— Надеюсь, это нужно принимать как комплимент? — спросила Элли, гордо задирая голову.

Он склонился к самому ее лицу, и Элли вновь ощутила его горячее дыхание. У нее еще сильнее закружилась голова.

— Это не комплимент, — прошептал Равенворт. — Просто констатация факта. А комплиментов воры не заслуживают.

Его губы прижались к ее губам — нежно и в то же время требовательно. Элли почувствовала, как у нее слабеют колени. Она покачнулась, и тут же напряглись мускулы на его сильных руках. Он удержал ее, еще крепче прижав к себе.

Мысли в голове Элли путались. Ей почему-то представлялись вишневые цветущие деревья, залитые щедрым весенним солнцем. Она явственно почувствовала на своем лице теплые, ласковые лучи, ощутила нежный аромат… И открыла зажмуренные глаза.

Нет, это был не Кент, и до весны еще далеко.

Перед собой она увидела удивленное лицо Равен-ворта. Его взгляд был каким-то отсутствующим — похоже, виконт тоже пребывал сейчас где-то далеко.

— Эй! — закричала Элли, краснея и вырываясь из объятий Равенворта. — Вы закончили?

— Я… Что?.. — Он поперхнулся, и слова застряли у него в горле. — И это все, что вы можете сказать?!

Лицо Элли окаменело от гнева.

— Ах, понимаю, сэр. По-вашему, я должна сейчас упасть к вашим ногам, в полном восторге от того, что меня соизволил поцеловать сам Законодатель Мод? Должна таять от счастья, как это, очевидно, делают в таких случаях мисс Саттон и мисс Хэтфилд? Скажите, вы всегда добиваетесь восхищения женщин подобным способом?

Равенворт хмуро посмотрел на нее. Темные пятна начали проступать на его щеках.

— Вот вы как думаете обо мне?

— А как еще мне думать, милорд? К тому же позволю себе заметить, что любой джентльмен, требующий уплаты долга в таких обстоятельствах… просто-напросто глуп!

Лицо Равенворта исказилось от отвращения — так, во всяком случае, показалось Элли. Но он быстро справился с собой и низко поклонился, описав широкую дугу воображаемой шляпой.

— Я вижу, мое общество не доставляет вам удовольствия, Азартный Игрок. Прошу простить меня. Когда я ехал сюда, то думал… Впрочем, неважно, о чем я думал. Теперь я понимаю, что заблуждался — сильно заблуждался. А вы… Вас я попрошу запомнить только одну вещь: ничто и никогда не заставит меня расстаться со своей табакеркой!

Он величественно покинул гостиную, и Элли осталась одна — растерянная, дрожащая.

«Ну, вот и поговорили, — с грустью подумала она. — И опять я ему бог знает что сказала…»

Слезинка затрепетала на ее ресницах, набухла и покатилась по щеке. Элли смахнула ее резким движением руки.

— Господи, что же со мной происходит?! — удивленно воскликнула она.

Лорд Равенворт погонял лошадей, все сильней и сильней натягивая вожжи. Каждый раз коренник, бежавший в упряжке первым, поворачивал голову и, прядая ушами, укоризненно смотрел на хозяина. Бедное животное не могло понять, что случилось с его повелителем — обычно таким внимательным и добрым — и что за нужда так быстро гнать по пустынным улицам в этот ночной час. Но как бы ни косил гнедой своим лиловым глазом, Равенворт не обращал внимания на его молчаливый упрек. Виконт вообще не замечал сейчас ничего вокруг — разве что радовался тому, что ночь темна и случайный встречный не сможет рассмотреть его застывшее от гнева лицо.

Впервые в жизни он встретил женщину, которую ему хотелось ударить! И этой женщиной оказалась мисс Дирборн. Никогда еще женщина так не оскорбляла его — даже в те годы, когда он был юнцом, с первым пушком, пробивающимся над верхней губой.

«Эй! Вы закончили?»

Мелодичный женский голос не переставая звучал у него в ушах, до бесконечности повторяя эту фразу.

Но это еще не все, было кое-что и похуже. Сегодня вечером Равенворт испытал то, что можно назвать крушением иллюзий. Ведь ему казалось, что эта девушка неравнодушна к нему. Это чувство превратилось в уверенность, когда Элли прижалась к его груди, когда он услышал негромкий стон наслаждения, сорвавшийся с ее губ. А потом…

А потом это удивленное и вместе с тем отстраненное лицо! Этот пустой взгляд! Взгляд Элли поразил, оскорбил Равенворта до глубины души. А он-то вознесся в мечтах к облакам, переживая этот Волшебный Поцелуй! Даже подумал, как приятно было бы жениться на таком небесном создании… Боже, какой же он идиот! Ведь эта девица принялась его задирать, как только появилась в Лондоне. А все-таки попытаться украсть его табакерку — любопытный способ отомстить…

Ну, что же, Азартный Игрок, вы бросаете мне вызов? Отлично! Считайте, что он принят. Начинается Большая Игра, и помоги вам бог!

Когда на следующее утро Джордж вошел в гостиную леди Вудкотт, Элли была там одна. Ее тетушка после завтрака удалилась к себе, в обитую алым шелком спальню, чтобы в тиши предаться крайне важному занятию — разобрать карточки с приглашениями на вечера, балы и гулянья. Фанни не было дома — лорд Барроу пригласил ее прогуляться по скверу.

Элли расположилась на полосатом красном диване — нога еще немного побаливала после вчерашнего — и рассеянно крутила в руках механическую детскую игрушку — заводного зайца. Удрученная, обессиленная мучительными воспоминаниями о вчерашнем разговоре с Равенвортом, она смотрела сейчас на Джорджа с некоторым облегчением.

— Рада видеть тебя, Джордж! — искренне сказала Элли и указала на место рядом с собой.

«По крайней мере, он поможет мне отвлечься», — подумала она.

Джордж, как всегда, был одет весьма изящно — прекрасно сшитый коричневый сюртук, кремовые брюки и сияющие сапоги. Он опустился на диван рядом с Элли, а затем неожиданно подпрыгнул, так что застонали пружины, и Элли подлетела в воздух. Она не рассердилась, только шутливо хлопнула Джорджа по руке.

— Перестань сейчас же! Если тетушка увидит, что ты делаешь с ее любимым диваном, она тебя в порошок сотрет!

— Да я и без того знаю, как любит меня леди Вудкотт, — заметил Джордж и поправил сбившийся галстук.

— Ладно, не будем о грустном. Скажи лучше, где ты пропадал.

— Ездил в Хэмпстед. Были там кое-какие дела, — ответил он с загадочным видом.

— Алмазное ожерелье привез? — поинтересовалась Элли и положила себе на колени зеленую вышитую подушку.

Джордж испытующе посмотрел на нее и сразу догадался, что у кузины есть для него новости.

— Нет, ожерелье не привез. Зачем? Ведь ты раздобыла всего одну табакерку, а мы договаривались о трех.

— Ошибаешься! У меня их уже две. — Элли с наслаждением наблюдала, как вытягивается его лицо. — Ты, похоже, удивлен? Значит, ты еще не слышал о моей последней победе?

Джордж смотрел на нее во все глаза:

— Но как… То есть, кто же дал тебе вторую? Не Равенворт же… И не Крессинг — это невозможно! Элли, не томи, скажи скорее, чья у тебя табакерка.

— Крессинга! — со вкусом произнесла Элли. — Что? Ты был уверен, что он устоит перед моими чарами? — Заметив, как покраснел от досады Джордж, как обозначилась у него на лбу глубокая складка, она — не в первый уже раз! — подумала о том, что кузен может играть нечестно. — Послушай, Джордж, а ты случайно ничего не говорил Крессингу о нашем пари?

— Нет, что ты! Клянусь! Как ты только могла подумать такое?!

Джордж вскочил на ноги, запустил в волосы пятерню и заметался по комнате. Задержавшись возле каминного зеркала, он уставился на свое отражение и с досадой воскликнул:

— Проклятье! Да гори оно все огнем!

Элли присмотрелась к нему и нахмурилась:

— В чем дело, Джордж? Ты выглядишь сейчас точно так же, как тетушка, когда она встречает на балу своих кредиторов… Господи, как же я раньше не догадалась?! Неужели Крессинг твой кредитор?

— Нет! То есть… В любом случае это не твое дело!

— Ну, здесь ты, пожалуй, не прав. — Элли поднялась на ноги, не спеша подошла к камину и остановилась позади Джорджа. — А ты никогда не замечал, что у нас с тобой одинаковые подбородки? Упрямые.

Она поймала в зеркале его растерянный взгляд и ободряюще улыбнулась.

— Ничего не понимаю, — вздохнул Джордж. — Все в голове перемешалось, просто не знаю, за что ухватиться… Объясни мне, ради бога, как тебе удалось раздобыть табакерку Крессинга!

Элли проскользнула к небольшому, вишневого дерева столику рядом с диваном и стала обламывать со стоящих на нем свечей застывшие потеки воска.

— Сказать по правде, — наконец заговорила она, — я выиграла ее в карты. Поставила против его табакерки свою пудреницу.

Джордж обернулся и обескураженно оглядел Элли. Ему бросилось в глаза, что на ней сегодня почти нет украшений — всего лишь одна нитка жемчуга, обвитая вокруг шеи и свисающая на грудь. И платье на кузине необычно скромное — атласное, цвета льда — такое же голубоватое и сверкающее. Все это Джордж отметил мгновенно и почти неосознанно.

— В карты выиграла? Тогда понятно. У нас у всех одна и та же страстишка. Крессинг, разумеется, не мог не откликнуться на такой вызов. Так же, как я. Или ты.

Нельзя сказать, что Элли понравилось, когда Джордж сравнил ее с Крессингом. Ей очень не хотелось бы впредь не только оказываться с ним за одним столом, но и вообще иметь какие-нибудь дела с его светлостью. Однако приходилось признать, что в словах Джорджа была немалая доля правды. Более того, несмотря на свою чудовищную репутацию, лорд Крессинг ни разу не был замечен в попытке украсть приглянувшуюся ему вещь. В отличие от Элли… Мысли ее немедленно вернулись к вчерашнему вечеру. Она в тысячный раз вспомнила его мельчайшие подробности, начиная с той самой минуты, когда так «удачно» зацепилась ногой вот за эту обитую бархатом скамеечку, чтоб ее черти разорвали.

Печальные воспоминания были прерваны голосом Джорджа. Кузен, оказывается, давно уже стоял рядом с Элли и тоже старательно отдирал от свечей застывший воск.

— В чем дело, скажи на милость? Уж тебе-то с чего грустить?

Элли глубоко вздохнула, не нашлась, что ему ответить, и перешла к окну, прислонилась к дубовому массивному переплету, выглянула на улицу. Поправив локоны, она проводила рассеянным взглядом чей-то фаэтон, прогрохотавший по мокрой брусчатке, прислушалась к удаляющемуся стуку колес, к звонким, затихающим вдали ударам подков по каменным плиткам. Звуки причудливым образом отражались от стен высоких домов, и тогда возникало эхо — дрожащее, звенящее…

— Не знаю, должна ли я тебе это говорить, Джордж, — прервала Элли затянувшееся молчание. — Но если я хоть с кем-нибудь не поделюсь, то просто лопну от напряжения. Вчера вечером я сотворила такую глупость, что ты и представить не можешь! — Она обернулась, взглянула в плутовское лицо кузена и подумала, что если кто-то и сможет ее понять, так это только Джордж. — Я пыталась украсть табакерку у Равенворта.

— Что?! — закричал Джордж, выкатывая глаза так, что они чуть не вылезли из орбит. — Быть не может! У Равенворта? Господи! Он же теперь опозорит тебя перед всеми, и леди Вудкотт… Нет, лучше даже не думать, что будет тогда с леди Вудкотт! Кстати, она уже знает об этом?

— Что ты, дурачок! Конечно же, нет.

Джордж тоже подошел к окну, встал рядом с Элли.

— Я начинаю думать, что из нас с тобой получится отличная парочка!

Они заглянули в глаза друг другу и расхохотались. Элли подумала, что за столько лет, проведенных вместе, она узнала своего кузена, как саму себя.

Джордж легонько взял Элли за подбородок.

— Я буду счастлив жениться на тебе, Элли. — Он посмотрел через ее плечо на улицу и внезапно воскликнул: — Эй, взгляни-ка, это, случайно, не твой дружок? Точно, он. Как же его зовут-то… Барроу? Ну да, конечно, Барроу. А почему он гуляет с Фанни? Он что, сменил направление атаки?

Элли усмехнулась и ответила, копируя манеру барона:

— Послушай, да она же прелестная девушка, эта Фанни! Никогда таких не встречал. — Джордж рассмеялся, а Элли продолжила: — Я серьезно. Барон прекрасный человек, и с Фанни они составят счастливую пару.

— Фанни и Барроу? — недоверчиво переспросил Джордж.

— А почему бы и нет?

— Да нет, ничего, если не считать того, что Барроу, насколько мне известно, прежде имел виды на тебя. Не Думал, что он такой волокита… А впрочем, неважно.

Элли резко обернулась:

— Почему-то так сложилась моя жизнь, что самые нелестные высказывания о людях я слышала именно из ваших уст, мистер Джордж Фентон. Но имейте в виду что, во-первых, лорд Барроу никогда не волочится за женщинами просто ради развлечения, а во-вторых…

— Постой! — закричал Джордж. — Пощади и помилуй!

Он шутливо вскинул руки, словно пытаясь укрыться от ударов Элли, она продолжала наступать на него, и неизвестно, чем кончилась бы эта сцена, если бы из холла не донеслись возбужденные голоса. Звуки приближались, наконец распахнулась дверь, и в гостиную ворвался лорд Барроу — с багровым от гнева лицом, пылающими карими глазами. Элли поначалу подумала, что барон сильно повздорил с Фанни, но тут вошла сама Фанни, и лицо ее выражало лишь изумление, словно она оказалась свидетельницей какого-то сверхъестественного события.

Лорд Барроу закричал прямо с порога:

— Дворняга! Пес шелудивый! Если бы мне только узнать — кто напустил на меня эту тварь!

Элли удивленно подняла бровь, а Фанни тихо объяснила, что возле самого дома на них бросилась какая-то собачонка и в мгновение ока откусила кисточки с сапог лорда Барроу.

— И где же теперь эти кисточки? — спросила Элли, опуская взгляд на сапоги барона.

— В животе у этой твари, чтоб ей подавиться! — сердито ответил милейший барон. — Скусила их одним махом — и тут же исчезла, только хвост мелькнул. Жаль, что со мной не было моего пса, который натаскан на лис. Уж он бы задал жару ворюге! Уф-ф-ф! В хорошеньком мире мы живем, нечего сказать! Извольте видеть, уже сапоги среди белого дня снимают!

Джордж ехидно заметил:

— Не сапоги. Только кисточки.

— Сапоги, кисточки — какая разница? — вскипел барон.

Элли повернулась к окну, стараясь сдержать душивший ее смех, а Фанни не выдержала и стрелой вылетела из гостиной в коридор, где можно было посмеяться вдоволь.

— Бедная мисс Вудкотт! — сочувственно прокомментировал барон. — Этот случай так расстроил ее…

Эти слова добили Элли, и она ринулась за кузиной, прикрывая ладонями лицо.

Лорд Барроу посмотрел ей вслед и печально заметил, обращаясь к последнему оставшемуся в строю собеседнику:

— Не хотел никого расстраивать, но… Ах, уж эти женщины! Из каждой ерунды трагедию делают!

12

Элли не покидала мысль о том, что Джордж прав. Да, Равенворт вполне может опозорить ее перед всеми. Она помнила, с каким разгневанным лицом он уходил в тот вечер, не забыв при этом низко поклониться. Не приведи господи! И, сказать по правде, винить его за это не приходится. Сама виновата…

Покачиваясь в городском экипаже леди Вудкотт, Элли прислонилась к стеклу, бездумно провожая взглядом проплывающие мимо газовые фонари. Они стояли на улицах Лондона редко, и, когда голубое пламя одного из фонарей уплывало назад, все вокруг окутывала тьма — такая же беспросветная и мрачная, как мысли Элли. Что случится с тетушкой, если виконт объявит перед всеми, что ее племянница — воровка? Свет отвернется от них, имя Вудкоттов будет навсегда покрыто позором…

— Элинор!

Услышав голос леди Вудкотт, Элли от неожиданности подскочила на сиденье, чем в свою очередь так напугала тетушку, что та уронила на пол свой любимый веер, собственноручно отороченный широкой шелковой зеленой лентой.

— Элинор Дирборн! — в гневе закричала она. — Скажи, что за бес в тебя вселился? То сидишь, как пень, возле окна, то вдруг начинаешь прыгать словно альпийская коза. Посмотри на мой веер! Он же теперь весь в грязи!

— О, простите меня, — пробормотала Элли, комкая в руке носовой платок. — Мне очень жаль…

«А не предупредить ли тетушку на всякий случай о том, что ее может ожидать при сегодняшней встрече с лордом Равенвортом?» — мелькнула в голове Элли шальная мысль.

— У тебя что, опять мигрень? — недовольно покосилась на племянницу леди Вудкотт.

Она наклонилась вперед, и нитки жемчуга, щедро украшавшие ее шею и грудь, с глухим стуком ударились об алмазные бусы — словно где-то далеко в горах сошла небольшая лавина. Элли глубоко вздохнула, задумчиво посмотрела в глаза леди Вудкотт и решила ответить уклончиво:

— Да, голова у меня болит, но не сильно. Так, чуть-чуть. Думаю, что, пока мы доедем, она совсем пройдет.

— Ну что же ты, Элинор! Сказала бы раньше, я дала бы тебе немного лауданума.

Карета накренилась, сворачивая на Кинг-стрит, где располагался гостеприимный дом Альмаков, и Элли невольно ухватилась рукой за дверцу. Она почувствовала неприятный холодок под ложечкой, с ужасом думая, что встреча с лордом Равенвортом неотвратимо приближается.

Ох, и зачем только она пыталась украсть эту проклятую табакерку!

Из всех окон дома Альмаков струился яркий свет, освещая вереницу экипажей, застывших в ожидании своих хозяев. Элли высунулась в открытое окно кареты, внимательно рассматривая стоящие возле крыльца экипажи — она смертельно боялась увидеть карету виконта. Ее обнаженные нервы были напряжены до предела. Она представляла себе, как взглянет в холодное, полное презрения лицо Равенворта. А затем виконт подойдет к ней, небрежно взмахнет своей аристократической рукой, звонко ударит ее по щеке и пройдет дальше, даже не повернув головы. И все будет кончено. С этой секунды Элли перестанет существовать. Никто уже не захочет жениться на ней — никто, никогда! А тетушка… Что ж, для начала она, разумеется, грохнется в обморок, а затем навсегда отправит Элли «в дебри Беркшира» — по ее собственному выражению. А «в дебри Беркшира» — это значит в Бат, к ужасной тетушке Августе…

Элли обессиленно откинулась на подушки и прикрыла глаза. Что же ей делать? Ехать в Бат? Но это просто невозможно! Ведь тетушка Августа такая ханжа, она не позволит ей ничего — буквально ничего: ни танцевать вальс, ни в карты играть…

Фанни легонько коснулась руки Элли и спросила — как всегда мягко и негромко:

— С тобой все в порядке? Ты такая бледная.

И снова Элли от неожиданности подпрыгнула на сиденье.

— Сама не понимаю, что со мной происходит: почему-то я сегодня ужасно нервничаю. А в остальном все в порядке.

Она широко улыбнулась Фанни, затем — еще шире — леди Вудкотт, закусила губу и снова отвернулась к окну, рассматривая ярко освещенный подъезд.

Первыми, кого они встретили, войдя внутрь, были лорд Барроу и офицер, в котором Элли узнала майора Уитни. Она вступила в разговор, изо всех сил стараясь не оглядываться по сторонам в поисках лорда Равенворта, но ничего не могла с собой поделать. Вновь и вновь она представляла себе все ту же картину: он замечает ее, подходит и… А может быть, набраться храбрости, подойти к нему первой и попросить прощения, положив тем самым конец ужасному ожиданию?

Наконец она увидела Равенворта и с тех пор уже не могла отвести от него глаз. Но он постоянно находился вдали от нее — танцевал, разговаривал с дамами, флиртовал. Однажды он посмотрел на Элли, но до него было так далеко, что она не смогла разглядеть выражения его лица — то ли разгневанным было оно, то ли равнодушным… Ах, если бы равнодушным, какое это было бы счастье!

К Элли подлетели двое юных джентльменов, наперебой приглашая танцевать. Она с благодарностью приняла этот дар судьбы — ведь ей просто необходимо было немного успокоиться, отвлечься. Элли выбрала того, что повыше, и подала ему руку. Джентльмен представился как мистер Мортон; они кружились в вальсе, Элли отвечала ему улыбкой на улыбку и с удовольствием принимала комплименты, чувствуя его твердую, но осторожную руку на своей талии. Вот если бы еще так не дрожали ее колени!

Элли опустила глаза, окинула взглядом свое платье — оранжевое, атласное, с широкими желтыми оборками на подоле — и вздохнула. «Почему я сегодня не надела что-нибудь попроще?» — неожиданно подумала она.

Когда Элли снова подняла глаза, прямо перед собой она увидела лорда Равенворта. Он шел навстречу! Сердце сильно, тревожно забилось у нее в груди, голова начала кружиться. Чувствуя, что мучительно краснеет, Элли подняла веер, стремясь убежать от пристального взгляда серых глаз Равенворта. Она пыталась сильными, короткими движениями остудить свои пылающие щеки. Все тело превратилось в тугой, напряженный комок нервов.

Виконт был уже совсем рядом. Звуки музыки и голос мистера Мортона слились в ее ушах в нестройный шум, гудевший, словно морской прибой. Вот и настал этот ужасный миг! Равенворт уже поднимает руку. Сейчас он ударит ее, и для Элли все будет кончено — навсегда.

Но постойте, постойте… Что это у него в руке?

Лорнет! Виконт поднял его к глазам, посмотрел, улыбнулся и… прошел мимо!

Элли была ошеломлена. Не только оттого, что Равенворт, по всей видимости, не собирался давать ей пощечину, но еще больше — оттого, что он смотрел на нее с интересом и явным одобрением.

Кровь мгновенно отхлынула от лица Элли, оно стало бледным, как полотно. Итак, виконт не станет позорить ее перед всеми. Но почему?

— Я спрашиваю, с вами все в порядке, мисс Дирборн? — пробился наконец к ее сознанию голос мистера Мортона. — Ах, женщины, женщины! Один взгляд такого человека, как лорд Равенворт, для вас значит больше, чем тысяча вальсов с ничтожеством вроде меня.

Элли с улыбкой взглянула на своего спутника и впервые за весь вечер облегченно вздохнула.

— Не говорите глупостей, мистер Мортон, перестаньте! Я сама не представляю ни малейшего интереса для лорда Равенворта. Мало ли почему он уставился на меня!

Впрочем, перед собой Элли могла не лицемерить. Она прекрасно знала, что у виконта достаточно оснований не только смотреть на нее, но, пожалуй, и наградить пощечиной — и за то, как она оскорбила его после поцелуя, и за то, что пыталась украсть табакерку…

Элли оглянулась, заметила, с каким обожанием смотрит на лорда Равенворта леди Вудкотт, и почувствовала раскаяние — ведь она подставила тетушку под такой удар!

Мир леди Вудкотт вращался среди немногих светил — лорда Равенворта, Альмаков, леди Джерси, миссис Уорнхолл и леди Барроу. Одно движение, одно слово виконта — и весь мир рухнет, превратится в прах. Боже, как это несправедливо! И какая подлость с ее стороны — так неосторожно играть судьбой другого человека. Бедная леди Вудкотт! Неужели ей придется лишиться всего из-за глупости собственной племянницы? Навсегда покинуть этот теплый, обжитой мирок?

Заиграл оркестр, и Элли вновь принялась танцевать с мистером Мортоном — сначала медленный гавот, затем кадриль и снова вальс, — лишь бы не смотреть на Равенворта, не встречаться с ним взглядом. И все-таки, даже танцуя с другим, она смотрела на него!

Интересно, что же все это значит? Скажет ли ей равенворт вообще хотя бы слово за сегодняшний вечер? Или он выбрал для мести именно такую тактику — сохранять между собой и Элли дистанцию, подчеркнуто не разговаривать с нею? Это, несомненно, даст повод для размышлений всем, кто знает их обоих, — и начнется… Поползут слухи, домыслы, предположения, и в результате репутация Элли будет погублена еще вернее, чем от публичного скандала. Ведь людская молва беспощадна.

Несколько раз Элли ловила на себе взгляд виконта. Однажды он улыбнулся, и она поспешила ответить улыбкой, но, как оказалось, напрасно. Виконт улыбался вовсе не ей, а мисс Саттон, которую собирался пригласить на танец! Улыбка на лице Элли погасла, а сама она никогда еще, пожалуй, не чувствовала к мисс Саттон такой ненависти, как в эту минуту.

Затем Равенворт пригласил танцевать мисс Хэтфилд, и Элли показалось, что разговор у них идет о чем-то интимном: они улыбались друг другу, не замечая ничего вокруг.

«И что он нашел в этой мисс Хэтфилд?» — неприязненно подумала Элли. А та продолжала смеяться и смотрела в рот лорду Равенворту, жадно ловя каждое его слово и радостно кивая головой, словно китайский болванчик.

У Элли защемило сердце. Она подумала, что виконт никогда больше не заговорит с нею, навеки отгородившись ледяной стеной молчаливого презрения, и погрузилась в печаль, в которой пребывала почти до конца вечера.

И тут Равенворт подошел к ней — открыто, через весь зал. Он пробирался сквозь толпу, и серые глаза его горели. Люди расступались перед ним, образуя дорожку, которая немедленно смыкалась у него за спиной. Головы — одна за другой — поворачивались вслед виконту. Постепенно в зале нарастал шум, который достиг своего пика в тот момент, когда лорд Равенворт остановился перед Элли.

Нет, если бы Элли точно знала, сколько самых разнообразных переживаний готовит ей сегодняшний вечер, ни за что бы она сюда не поехала! Но раз уж приехала — терпи до конца. И Элли терпела.

Виконт поднес к губам ее затянутую в желтую перчатку руку. Его поцелуй обжег Элли сквозь тонкий шелк, заставил живо вспомнить другой поцелуй — тот, недавний, вчерашний… Сердце ее застучало неровно, с перебоями, а в голове промелькнула неожиданная мысль: «Как прекрасно, наверное, быть любимой таким мужчиной!»

И тут же Элли пронзила боль: она напомнила себе, что этот мужчина ее не полюбит никогда…

Элли заглянула в глубину его глаз и с печалью увидела в них подтверждение — они ничуть не были похожи на глаза влюбленного человека. Да, они ярко блестели, но в них светился вызов, а не любовь…

— А вам никогда не приходило в голову, что мы очень подходим друг другу, мисс Дирборн? — неожиданно спросил Равенворт.

Элли ошарашенно посмотрела на него.

— Простите, я не понимаю… Что вы имеете в виду, сэр?

— Три года я искал такую женщину, как вы, — живую, остроумную, азартную в игре и при этом абсолютно непосредственную. Одним словом, я считаю вас неотразимой!

Элли слушала его как-то отстраненно. Она знала, что эти слова — не слова любви, но Равенворт смотрел на нее так искренне, что на мгновение в ее душе шевельнулась надежда. Однако Элли повнимательнее пригляделась к выражению его глаз и заметила в их глубине озорной огонек. Этого оказалось достаточно, чтобы она тут же вновь замкнулась, закрылась, словно раковина. Призрак надежды испарился, оставив легкую боль потери.

«Спокойно! — сказала самой себе Элли. — Этот человек жаждет мести, только его светлость не так прост, чтобы пойти на публичный скандал. Он все обставит очень хитро: пококетничает со мной на глазах у целого света, заставит потерять голову, а затем обманет, бросит и сделает посмешищем всего Лондона! Несомненно, именно так он и собирается отомстить».

Элли была абсолютно уверена в этом — как если бы Равенворт сам поделился с нею своими тайными планами.

— Хорошо подходим друг другу? — повторила Элли, надменно подняв брови. — Но как же быть с тем обстоятельством, что ни один из нас не согласится на то, чтобы его слово не оказалось последним?

Она открыто и прямо посмотрела ему в глаза.

Если последняя фраза и задела Равенворта, заметить это было невозможно. Он лукаво улыбнулся, и Элли почему-то пришло в голову, что виконт смотрит на нее, как на игрушку. Да, именно так — он видит в ней всего лишь забавную вещь!

Но хотя намерения Равенворта были вполне понятны Элли, сердце подвело ее — и вот это было уже совершенно непонятно. Она вдруг поймала себя на том, что, забыв обо всем на свете, любуется этим высоким стройным мужчиной…

Словно прочитав ее мысли, виконт обхватил талию Элли, низко склонил голову, коснувшись губами каштановых локонов, и чуть слышно прошептал в самое ухо:

— Как бы мне хотелось снова поцеловать вас, Азартный Игрок!

Элли почувствовала, что у нее слабеют колени, голова пошла кругом, и она испугалась, что сейчас упадет. Но виконт поддержал девушку и не спеша повел по залу к дверям, где ее поджидали леди Вудкотт и Фанни. Элли покосилась на Равенворта и была поражена выражением его лица — оно излучало какую-то странную гордость.

Следующие два дня промелькнули то ли как дивный сон, то ли как кошмар — чего было больше, Элли затруднилась бы определить. Ровно в четыре ей приносили букет фиалок с приложенной к нему короткой запиской. Текст был романтическим, но в него искусно вплетались тонкие намеки на табакерки и осмеянные поцелуи.

А после обеда появлялся сам автор записок и уводил Элли на прогулку. Он развлекал ее анекдотами — забавными, хотя порой и несколько рискованными, пожимал, улучив момент, ручку и шептал на ушко комплименты в те редкие минуты, когда за ними никто не наблюдал. Ах, если бы при этом его горячее дыхание не обжигало шею Элли! Тогда, быть может, она смогла бы противостоять его обаянию…

Но Равенворт был неудержим. Он находился в постоянном движении — сильный, быстрый, совсем как та гладкая черная пантера, которую Элли видела однажды в Тауэре. Он пугал и притягивал. Он завораживал Элли, превращая ее устоявшийся мир в первозданный хаос.

Она подозрительно относилась ко всему, что он делает, считала его поступки всего лишь хитроумной местью — и при этом наслаждалась общением с виконтом, чувствуя себя путником, добравшимся после долгих блужданий по пустыне до оазиса с холодной чистой водой.

Нет, не могла она сопротивляться ему — так же, как не могла не дышать! И шла за ним, куда бы он ее ни вел…

На третий вечер, после ужина у леди Джерси, Элли с виконтом так увлеклись беседой об архитекторе Джоне Нэше, руководившем застройкой Риджент-стрит, что остались совсем одни в большой столовой, среди опустевших кресел. Из соседней комнаты — большой, предназначенной для танцев, — доносились негромкие звуки оркестра.

Сердце Элли замерло. Она знала, что в эту минуту лорд Равенворт не играет в свою игру — ему просто не перед кем было сейчас играть. В его широко распахнутых серых глазах читалось все, что угодно, только не желание отомстить. В них было уважение, восхищение, даже, пожалуй, робость.

Элли решила, что настал самый подходящий момент. Ей давно хотелось поставить точку в этой истории — извиниться и получить его прощение. Но едва она собралась с духом и приготовилась начать, виконт отвел глаза, нахмурился и принялся рассматривать развешанную на стенах коллекцию старинного оружия. Затем он молча прикоснулся к локтю Элли и повел ее в бальный зал, к леди Вудкотт. Подвел, низко изящно поклонился, и тетушка расплылась в широкой ответной улыбке.

— Интересно, что бы это значило, Элли? — спросила леди Вудкотт, когда он отошел. — В последние дни виконт просто не отходит от тебя. А ведь еще совсем недавно весь Лондон только и говорил что о вашей взаимной вражде. Я не понимаю его. Впрочем, разве можно понять поступки таких незаурядных людей. Одному богу известно, почему они так ведут себя!

Четвертый день снова начался с букета, за которым последовал ставший уже обычным утренний визит виконта, а вечером… Вечером лорд Равенворт появился в опере в ложе леди Вудкотт и, воинственно сверкая по сторонам глазами, оставался в ней не меньше десяти минут — на глазах у всего лондонского света! Элли осторожно покосилась на соседние ложи и поняла, что в эти минуты является центром всеобщего внимания. Казалось, весь зал не сводит с нее глаз. Удивленный шелест пролетел по рядам; даже мисс Саттон — сама невозмутимая мисс Саттон — загрустила, а потом наклонилась к своей спутнице и что-то горячо зашептала ей. Верный признак того, что поведение виконта не осталось незамеченным и, более того, признано выходящим за все рамки приличий.

А на пятый день Элли хорошенько обдумала происходящее и решила, что пора заканчивать эту игру. Да, она хотела — очень хотела! — извиниться за то, что пыталась украсть его табакерку. Но извиниться все никак не выходило, а вместе с тем Элли чувствовала, что с каждым днем она глубже и глубже запутывается в паутине их флирта. Если не положить этому конец, бог знает, куда это может завести!

Глаза леди Вудкотт округлились от изумления, когда Элли попросила у нее разрешения поговорить с лордом Равенвортом наедине — недолго, всего несколько минут.

Что бы это могло значить? Невероятно! Зная отношение Элли к виконту, леди Вудкотт могла предполагать все, кроме одного: в том, что ее племянница не намерена открывать охоту на этого мужчину, она могла поклясться.

Леди Вудкотт покосилась на Элли и неожиданно подумала, что, пожалуй, не стоит клясться в этом. Здесь явно что-то не так! Хотя, с другой стороны, Элли и Равенворт…

Леди Вудкотт молча наблюдала за своей племянницей, а та нервно ходила взад-вперед по абиссинскому ковру, покрывавшему пол гостиной, и беззвучно шевелила губами.

Взад и вперед… Взад и вперед…

Элли и Равенворт? В голове не укладывается! Но, с другой стороны, это же чертовски заманчиво! Элли и Равенворт!

В голове леди Вудкотт стремительной стаей понеслись соблазнительные мысли. Рождество в загородном замке Равенворта… Потрясающие балы, которые Элинор будет устраивать — с помощью своей тетушки, разумеется… Поездки по Лондону в роскошной карете виконта… Да, Салли Джерси тогда непременно лопнет от зависти!

Она взглянула на часы, стоявшие возле камина, и в ту же секунду услышала стук колес подъезжающего экипажа. Леди Вудкотт сорвалась с дивана и поспешила к двери. Ее мощная фигура, обтянутая алым шелком, напоминала в эту минуту спешащую к месту назначения почтовую карету. Возле самой двери леди Вудкотт обернулась и сказала:

— Пять минут, Элли, и ни минутой больше!

Окинув племянницу взглядом, в котором сквозь озабоченность явно просвечивала затаенная надежда, она исчезла.

Элли застыла, не сводя глаз с двери. Сейчас эта закрытая дверь казалась ей злейшим врагом. Почему она так долго не открывается, чтобы пропустить ее гостя?!

Гость… Как он, интересно, поведет себя — внимательно выслушает Элли или просто рассмеется? А что, если он снова вздумает поцеловать ее?.. Впрочем, нет. Об этом не следует даже думать.

Элли еще раз прошлась по комнате и нервно сжала руки, снова и снова репетируя свою покаянную речь. Но слова — еще совсем недавно такие убедительные — вдруг стали казаться ей совершенно нелепыми, и вскоре в голове девушки наступил полный сумбур.

А тут и дверь наконец отворилась, и лорд Равенворт вошел в комнату. Сегодня он выглядел на редкость красивым, подтянутым, стройным. Ему очень шел синий сюртук — простой, но удивительно скроенный, — из-под которого виднелись белоснежная рубашка и такой же шейный платок. У виконта были широкие брюки, заправленные в сияющие черные сапоги. В руке он держал — разумеется! — букетик фиалок.

Элли не могла удержать восхищенный вздох — букет и в самом деле был чудесен: плотно прижатые друг к другу головки фиалок, из которых проглядывало несколько лилий, и все это в, аккуратном обрамлении сплетенных веточек папоротника, словно в прелестной темно-зеленой корзиночке.

Элли уютно устроила букет на согнутой в локте руке — и тут же стала похожа на мать, баюкающую своего младенца. Наклонив голову, она глубоко, с наслаждением вдохнула цветочный аромат, от которого каждая клеточка ее тела наполнилась свежестью.

Равенворт молча наблюдал за нею. Никто из знакомых ему дам не стал бы зарываться так лицом в цветы — только мисс Дирборн, только она одна. В этом движении отразилась вся ее натура — чистая, непосредственная, полная жизни. Как много может сказать о человеке одно-единственное движение!

Взять, к примеру, мисс Саттон. Как бы она повела себя в эту минуту? Очевидно, осторожно взяла бы принесенный букет своими тоненькими пальчиками, бледно улыбнулась, пытаясь изобразить радость и восхищение. Вот, пожалуй, и все. Но зарыться лицом в цветы — боже упаси! Как можно?!

— Я счастлив, что вам понравился мой подарок. С радостью кидаю эти цветы к вашим ногам. — Равенворт низко и элегантно поклонился. — Думаю, они скажут лучше всяких слов о том, как я обожаю вас.

— Пустое, лорд Равенворт! Вы наверняка обожаете меня не больше, чем я — вас. Сильно подозреваю, что вы преследуете единственную цель — наказать меня за мое неприличное поведение, за те дурные поступки, которые я совершила по отношению к вам. — Элли подошла к столику из вишневого дерева и поставила в вазу цветы. — Не могу понять одного: как вы столько времени терпите меня.

Она обернулась, заглянула в бездонные серые глаза. Ей очень не хотелось говорить то, что она собиралась сказать, но выхода не было.

— Я… Я ужасно вела себя с вами. Мне очень стыдно, и я прошу прощения за то, что… за то, что пыталась украсть у вас табакерку. И за то, что так жестоко говорила тогда с вами… Я была не права. Ужасно не права. — Она опустила голову и добавила совсем тихо: — Пожалуйста, простите меня. Обещаю, что впредь постараюсь вести себя как… как мисс Саттон.

До чего же трудно оказалось сказать все это! Но Элли знала, что еще труднее ей будет выполнить свое обещание относительно мисс Саттон: она терпеть не могла кому-то подражать.

Лорд Равенворт какое-то мгновение пытался сохранить серьезный вид, но не выдержал и расхохотался. Ведь он только что думал как раз о том, как хорошо, что Элли ни в чем не похожа на мисс Саттон!

— Боюсь, что это невыполнимая задача, — с трудом выдавил он сквозь душивший его смех.

«Нет, не приведи бог ей стать похожей на Сьюзен Саттон, — подумал он. — На это хрупкое, безжизненное создание с рыбьей кровью, которое и смеяться-то не умеет!»

Как бы то ни было, неожиданные слова Элли нанесли ощутимый удар по решимости виконта наказать ее. А ведь он изо всех сил пытался быть твердым и беспощадным. Собственно говоря, только этим он и занимался последние три дня — пытался справиться со своим сердцем. Смешной, глупый человек! Кого он пытался обмануть? Самого себя? Во всяком случае, Элли ему обмануть не удалось: как выяснилось, она разгадала все его фокусы…

На самом же деле виконту вовсе не хотелось сводить с этой девушкой счеты. Ему хотелось совсем другого — обнимать ее, чувствовать на своих губах вкус ее поцелуя, наслаждаться каждой минутой, проведенной вместе с этой удивительной и прелестной мисс Дирборн. Он не уставал поражаться непредсказуемости ее необычного характера, с упоением предаваясь бесконечной озорной игре, в которой она постоянно и бесстрашно бросала ему вызов.

Он хотел покорить ее и знал, что мог бы этого добиться. Ведь недаром ее тело так чутко отзывалось на каждое его прикосновение — даже когда они танцевали… Да, ему хотелось покорить ее. Но мстить? В эту минуту, глядя на ее полное жизни лицо, он не мог думать о мести. Слишком хороша была она — такая невинная, открытая, переполненная радостью бытия. Как можно разбивать такое сердце? Как можно заставлять страдать такое нежное создание?

Виконт сделал непроизвольный шаг навстречу Элли, еще не зная сам, что будет делать и говорить в следующую секунду, но тут открылась дверь, и в гостиную вошел дворецкий. Момент был упущен, и оставалось только ждать, что сейчас могло произойти.

Равенворт посмотрел, как нежно перебирает Элли лепестки фиалок. «Интересно, что бы я сказал ей, если бы нас не прервали?» — спросил он самого себя. И не нашел ответа.

Дворецкий принес Элли шубку, передал ее виконту и с поклоном удалился. Помогая девушке одеться, Равенворт неожиданно остро ощутил ее близость. На короткий миг его руки задержались на ее плечах; он наклонился, вдохнул аромат духов Элли, коснулся щекой ее щеки… Ему безумно хотелось поцеловать Элли, ощутить губами эту неземную красоту. Увы, он не мог позволить себе этого. Не мог! Равенворт заставил себя отступить, чувствуя почти физическую боль.

А у Элли в эту минуту перехватило дыхание. Она знала, что не сможет сопротивляться, если он решится поцеловать ее. И тогда она погибла…

Прошла еще одна секунда, показавшаяся Элли бесконечной. Но вот руки, державшие ее за плечи, ослабли, она выскользнула из объятий виконта и поспешно — чересчур поспешно! — подошла к столику, на котором стояло зеркало и лежала ее шляпка. Посмотрев в зеркальную глубь затуманенными, невидящими синими глазами, Элли надела шляпку, попыталась завязать под ухом ленты, но пальцы ее дрожали, и попытка оказалась неудачной. Она распустила ленты, принялась завязывать их снова, но пальцы решительно не слушались ее. Проклятье! Этого еще не хватало! Не справиться с такой детской задачкой — да к тому же на глазах у человека, который все делает с таким мастерством! Вот положение!

Только с третьей попытки Элли смогла кое-как справиться с лентами. Завязаны они были небрежно и слишком свободно, отчего шляпка сидела на голове неуверенно, но Элли не стала больше искушать судьбу. И так она провела возле зеркала целую вечность.

Элли обернулась, улыбнулась и сообщила, что она готова. Равенворт посмотрел на нее, поклонился, затем — рассмеялся.

— Нет, так не пойдет, мисс Дирборн! Пожалейте хоть немного меня, бедного.

Он двинулся к Элли упругим кошачьим шагом. Она испуганно отпрянула, но поняла, что загнана в угол и ей совершенно некуда деться. Только не смотреть ему в глаза, только не смотреть! Если она сделает это, то непременно грохнется в обморок — прямо к его сияющим сапогам!

Элли крепко зажмурилась… и вдруг почувствовала, что его проворные пальцы завязывают непослушные ленты. Сквозь опущенные ресницы она увидела, что он отступил назад, облегченно вздохнула и подумала: «Опасный мужчина. Очень, очень опасный!»

Спускаясь по ступеням, Элли дважды останавливалась: ее шелковые чулки оказались слишком скользкими, и туфелька постоянно норовила свалиться с ноги. Но лестницу ей удалось преодолеть благополучно, туфелька соскользнула позже, когда Равенворт вел Элли к своему экипажу. Элли не смогла устоять на одной ноге, начала падать, и виконт подхватил ее на руки — так легко и непринужденно, словно проделывал это упражнение сотню раз на дню. Она посмотрела на его смеющееся лицо и тоже от души расхохоталась. Сейчас между ними не было ни тени обиды, гнева, напряженности, и в голове Элли молнией промелькнула шальная мысль: «Как я хочу, чтобы он поцеловал меня!»

Мимо них прогрохотал чей-то кабриолет, разбрызгивая грязь, и топот копыт вернул Элли к реальности.

— Ах, как глупо! — воскликнула она и добавила: — Вам не попадалась моя туфля?

Равенворт опустил Элли на землю и, устремив на нее какой-то отсутствующий взгляд, начал поднимать руку к ее лицу. Элли ощутила холодок страха.

— Милорд, — прошептала она, — о чем вы думаете?

Виконт нежно притронулся кончиками пальцев к ее щеке.

— Элинор, — негромко сказал он, — вы похожи на осажденный замок.

Что он имел в виду, осталось для Элли тайной. Раздался громкий топот и пронзительный свист с облучка пролетевшей мимо кареты, и эти звуки вернули Равенворта на грешную землю.

Элли растерянно смотрела, как ищет Равенворт ее туфельку, как надевает ей на ногу. Последний жест она расценила как конец военных действий со стороны виконта, и жизнь сразу же показалась ей легкой и приятной.

А вот прогулка по Гайд-парку сегодня показалась Элли до обидного короткой. К тому же на тропинках им попадалось слишком много знакомых, с которыми нужно было постоянно раскланиваться. Ох, уж эти знакомые! Сейчас Элли смотрела на них как на докучливых насекомых.

В душе ее бушевала настоящая буря. Элли не могла бы дать определения этим странным чувствам, знала только, что все они необычные, новые для нее ощущения, и в них причудливо смешались боль и наслаждение.

Неужели она влюбилась?! Но если так, то откуда эта боль? Впрочем, ясно: если она действительно влюбилась, Равенворту не составит теперь труда довести до конца свой план и уничтожить ее…

13

Элли сидела в гостиной над романом Веверлея. Яркое полуденное солнце заливало комнату золотистым светом, играло лучами на зеленом шелке, которым были обтянуты стены. Услышав голоса, Элли оторвалась от чтения и рассмеялась: очень уж удивленное лицо было у вошедшего в гостиную лорда Барроу.

Поклонившись трем сидевшим в гостиной дамам, барон воскликнул:

— Никогда в жизни не видел сразу столько фиалок и папоротника! Подумал поначалу, что зашел в цветочный магазин.

— Нравятся вам мои цветы, лорд Барроу? — с улыбкой поинтересовалась Элли.

Милейший барон ответил ей новым поклоном:

— Они восхитительны.

Леди Вудкотт, одетая в ярко-голубое платье, величественно и гордо колыхнула своей необъятной грудью, широко улыбнулась и коротко пояснила:

— Равенворт!

Элли слегка нахмурилась и покосилась на тетушку. Ей, честно говоря, не хотелось, чтобы леди Вудкотт принимала знаки внимания со стороны Равенворта так близко к сердцу.

К своему сердцу.

Лорд Барроу рассеянно прошел к дивану и уселся возле Фанни. Элли едва не рассмеялась, увидев виноватый взгляд кузины, обращенный к ней, и ту улыбку, которую Фанни адресовала барону.

— Равенворт? — переспросил лорд Барроу. — Вот уж не ожидал от него ничего подобного!

Это были совсем не те слова, которые хотелось услышать леди Вудкотт. Но прежде чем она показала свои клыки в ответ на оскорбительное замечание барона, Фанни поспешила разрядить обстановку:

— Не правда ли, фиалки очень идут к глазам Элли? — спросила она.

Лорд Барроу задумчиво посмотрел на Элли, поморгал и ответил:

— Что? А? Ну да, конечно. Очень идут.

И замолчал, явно довольный тем, что сумел отвесить такой тонкий комплимент.

Элли негромко заметила:

— Это неправда. Фанни просто поддразнивает меня, и вы совершенно напрасно с ней соглашаетесь. — Она обернулась к леди Вудкотт. — Тетушка тоже решила меня подразнить и собрала все фиалки в гостиной.

— Вовсе нет, Элинор, — возразила леди Вудкотт и взяла очередной бисквит со стоявшей возле нее большой тарелки. — Я приказала во все комнаты разнести по букету, да еще один поставить на кухне.

Она отправила в рот бисквит — сразу весь, целиком, и с улыбкой кивнула лорду Барроу.

Элли обвела глазами море цветов. Да, они действительно напоминали море. Равенворт окружил ее цветами, обложил со всех сторон… Как он тогда сказал? «Вы похожи на осажденный замок»? Так и есть. Она — замок, а он ведет планомерную осаду.

Элли перевела взгляд на лорда Барроу, заметила, что тот мрачно рассматривает свои сапоги, собралась спросить его о причинах такой озабоченности, но ее опередила Фанни:

— Что случилось, милорд?

Он как-то неестественно рассмеялся.

— Ах, простите. Ничего особенного. Задумался. О Равенворте…

Леди Вудкотт подозрительно покосилась на барона, дожевывая свой бисквит.

— Так не томите же нас, лорд Барроу. Это очень интересно всем нам. Так что Равенворт?

— Ах, ничего! Уверяю вас, ничего особенного. Просто… Просто в последний раз он посылал столько цветов, когда был увлечен одной дамой… Он называл ее Цитаделью. Милая женщина, хотя на мой взгляд, чересчур высокая. Но не чета вам, разумеется!

Элли затаив дыхание ждала окончания истории. Впрочем, не она одна: ее кузина и тетушка поджали губы и слегка наклонились вперед, сгорая от любопытства.

Но лорд Барроу замолчал и принялся рассеянно перебирать пальцами жилетные пуговки. Карие глаза барона смотрели равнодушно, спокойно: он явно не отдавал себе отчета в том, что до крайности заинтриговал своих собеседниц.

Леди Вудкотт, не в силах сдержать свое нетерпение, подалась вперед и зарычала:

— Святые угодники! Будете вы, наконец, продолжать или нет? Разве можно быть такой сонной тетерей?

Барон вздрогнул от неожиданности:

— Прошу прощения, мадам! Я вовсе не хотел обидеть вас…

И так как он после этого продолжал сидеть молча, в дело вступила Элли, всерьез опасавшаяся, что еще минута — и ее тетушку просто хватит удар.

— Так что же случилось с этой… Цитаделью? — спросила она.

— Ах, вот вы о чем! Никак не думал, что кого-нибудь может заинтересовать такая ерунда. Эта дама через год вышла замуж за одного богача из Сити — вот и все. Погоревала и вышла.

— Погоревала и вышла?! — вспыхнула Элли, пораженная как самой историей, так и небрежностью, с которой барон о ней поведал. Ей, конечно, хотелось бы услышать больше, но она не надеялась уже на такую Щедрость со стороны лорда Барроу и кратко заключила: — Несчастная глупенькая женщина…

Барон важно покачал головой и возразил:

— Не-ет, не глупенькая. Очень даже умненькая и живая. И прехорошенькая!

Элли почувствовала себя совсем плохо. Так вот чем, значит, заканчиваются романы хорошеньких умненьких женщин с Законодателем Мод! Что ж, будем знать…

Вот уже неделю продолжалась осада лордом Равенвортом ее собственной цитадели, и с каждым днем Элли все сильней притягивал этот мужчина, бросивший ей вызов.

Элли замерла, задумалась, поглаживая пальцем кожаный переплет книги. На время она забыла обо всех, сидевших в гостиной рядом с ней. Неужели суждено сбыться самым худшим предположениям? Неужели Ра-венворт преследует единственную цель — отомстить, уничтожить ее? Но как же быть с ощущением, что после короткого объятия, после истории с потерявшейся туфелькой все стало иначе? Тогда у нее возникла твердая уверенность, что прежнее забыто и виконт не хочет больше мести…

Элли глубоко вздохнула, провела затянутым в перчатку пальцем по корешку книги, ощущая углубления там, где были вытиснены золотые буквы названия. Неужели его глаза лгали, когда он держал ее на руках, когда надевал ей на ногу слетевшую туфельку? А ведь этот взгляд так глубоко запал в душу, ей так захотелось тогда, чтобы виконт снова поцеловал ее!

Да, этот человек умел быть очень разным. Непредсказуемым. Но не мог же он оказаться таким лжецом, таким искусным лицедеем! По крайней мере, Элли была уверена в его искренности. И вот, пожалуйста, эта история с Цитаделью! Интересно, он всем своим жертвам подбирает соответствующие клички?

До нее донесся голос леди Вудкотт:

— С тобой все в порядке? Элинор, я спрашиваю, что с тобой? Ты как-то странно выглядишь. Я подумала бы, что ты в обмороке, если бы у тебя не были такие красные щеки!

Элли вздрогнула, прижимая ладони к пылающим щекам, увидела перед собой три пары внимательных глаз и спросила:

— А кто такая эта Цитадель? Как ее зовут, я имею в виду?

— Точно не помню. Кажется, Летиция. А может быть, Лавиния… Не знаю, не уверен.

— Ужасно, — пробормотала Элли, но вспомнила, что находится под пристальным наблюдением, и улыбнулась барону. — Я счастлива, милорд, что вы никогда не смогли бы совершить ничего подобного с несчастной женщиной. Знаю точно, что мне не придется горевать из-за того, что вы меня оставили.

В глазах Элли зажегся хитрый огонек.

Поначалу барон казался польщенным, но потом смутился, покрутил головой и наконец изрек:

— Зачем вы так говорите, мисс Дирборн? Вы разыгрываете меня, да?

Но Элли только рассмеялась и попросила прощения за свою шутку.

Вскоре барон уехал, а Фанни и леди Вудкотт разошлись по своим комнатам готовиться к вечерним развлечениям. Элли осталась в гостиной одна, и ее мысли невольно вновь обратились к виконту. Она попыталась было продолжить чтение, но строчки расплывались перед глазами, и сквозь них явственно начинало проступать лицо лорда Равенворта. Нет, Элли положительно не могла сейчас думать ни о чем ином!

Она закрыла книгу, опустила веки и принялась в сотый раз вспоминать в мельчайших подробностях свои последние встречи и разговоры с виконтом. Ее саму Удивляло то постоянство, с каким она о нем думала.

«Господи, да я и впрямь начинаю становиться похожей на мисс Саттон!» — ужаснулась она и широко раскрыла глаза.

А что, если ее ждет участь этой Лавинии или Летиции?

Элли отложила книгу, подошла к окну и с удивлением вспомнила, что сегодня ей не принесли свежий букет фиалок. До этого их приносили каждый день — ровно в четыре, а сейчас уже половина пятого. Вот досада! Она сердито покосилась на каминные часы — их тиканье показалось ей невыносимо громким в тишине гостиной, — снова повернулась к окну и окинула взглядом пустую улицу. Ах, как же ей надоели эти мужчины!

Элли вернулась на полосатый диван, взяла в руки вышивание — на пяльцах были растянуты все те же идиотские, ни на что не похожие тюльпаны, — повертела в руках иголку, но затем отложила пяльцы в сторону, так и не сделав ни одного стежка.

Что же с ней происходит?

Элли поднялась с дивана и направилась к двери, собираясь уйти в свою спальню, но в этот момент дверь отворилась, и на пороге появился Джордж собственной персоной.

Острое разочарование кольнуло сердце Элли, и она равнодушно сказала:

— А, это ты, Джордж. Привет!

Он слегка обиделся:

— Я думал, что ты хоть немного обрадуешься, увидев меня.

Элли натянуто улыбнулась, искренне стараясь скинуть с души оцепенение, но безуспешно.

— Извини. Просто… Просто я думала, что это… Впрочем, неважно.

— Думала, что это Равенворт? — Джордж испытующе взглянул на нее.

— Нет! Разумеется, нет! Что это тебе в голову взбрело?

— Ничего. Так, слышал кое-что вчера вечером у Уотерсов…

Он быстро обежал глазами комнату — море фиалок, просто цветочный магазин — и жестко посмотрел на склонившуюся над вышиванием Элли.

— Это все Равенворт?

Элли указала ему на кресло, мысленно обругав себя за то, что начинает краснеть, словно институтка.

— Не отрицаю, он посылал мне каждый день цветы и водил меня гулять в Гайд-парк, но… но боюсь, им движет только досада за тот случай с табакеркой.

Джордж хмуро кивнул, затем лоб его разгладился, и он спросил уже другим, более оживленным тоном:

— Кстати, милая кузина, раздобыла ли ты наконец его табакерку? Время идет. Еще пара недель — и мы можем объявлять о нашей помолвке!

Элли покосилась на Джорджа и смущенно переспросила:

— Его табакерку?..

Господи, надо же было настолько закрутиться, чтобы забыть о самом главном? Об этой прелестной серебряной коробочке, черт бы ее побрал…

— Только не говори, что у тебя из головы вылетело наше восхитительное пари! — предупредил Джордж.

Элли задумчиво потянула к себе иголку.

— Каюсь, что это на самом деле так, — вздохнула она.

Затем опустила голову и принялась вышивать, но движения ее были резкими, и стежки ложились неровно. Выглядела Элли бледной и расстроенной.

Джордж некоторое время сидел молча, присматриваясь к кузине, и наконец сделал для себя вывод: в слухах о том, что Равенворт пытается покорить сердце Азартного Игрока, пожалуй, есть доля истины. Вопрос лишь в том — насколько велика эта доля…

Наконец Элли с досадой отложила иголку, тряхнула головой и принялась пересказывать последние сплетни, ходившие по Лондону. Джордж слушал невнимательно. В какой-то момент он поймал взгляд Элли — выражение ее глаз так не вязалось с пустой светской болтовней! — и почувствовал, что его кузина и впрямь неравнодушна к этому красавчику виконту. Сердце его упало. Похоже, на горизонте появились непредвиденные трудности…

Сидя на банкетке у стены в переполненном зале Альмаков, Элли невольно то и дело косилась в тот угол, где находился Равенворт. Он был не один: справа от его светлости сидела мисс Саттон, а слева мисс Хэтфилд. Стоило виконту заговорить, как обе девушки наклонялись вперед, чтобы, не дай бог, не пропустить ни единого слова, и внимательно слушали, не забывая негромко ахать и смеяться в нужных местах. Равенворт опекал этих пташек уже два сезона, и весь Лондон знал: во всем, что касается моды или хороших манер, эти молодые леди безукоризненны, ибо за их спиной стоит не кто иной, как сам Законодатель Мод.

Элли в очередной раз посмотрела на то, как лебезят перед своим кумиром эти пигалицы, и развернула перед лицом веер.

«И что только он в них нашел», — с досадой подумала она и исподволь, но внимательно рассмотрела бальные платья девушек, отметила их мягкие пастельные тона. Платье мисс Саттон было шелковым, молочно-белым, а платье мисс Хэтфилд — атласным, нежно-розовым, неярко переливающимся в колеблющемся свете свечей. Элли поняла: если оставить в стороне эмоции и посмотреть непредвзято, не стоит удивляться тому, что Равенворт с таким презрением относится к ее собственному гардеробу. Конечно, она намного проигрывает в элегантности нарядам этих юных леди…

Элли опустила глаза на свое платье. Оно было сшито из темно-зеленого, как лесная листва, шелка, а поверх красовалась накидка — тоже шелковая, но бледно-зеленая, расшитая палевыми и алыми розами. В отношении драгоценностей Элли твердо держала свое слово и сегодня надела только рубины. Все, кажется, безукоризненно, а того эффекта, на который рассчитывала Элли, нет и в помине… Так в чем же загвоздка? Может быть, ей просто нужно одеваться поскромней? Она высунула из-под платья кончики туфель и удовлетворенно вздохнула. Что-что, а туфли у нее, слава богу, хороши. Она любила эту пару больше всех остальных. Еще бы! Ведь она вышивала эти шелковые туфли своими собственными руками. Сколько времени, сколько сил было потрачено! Но не зря, не зря! Ведь тот памятный разговор на балу у Томпсонов начался именно с замечания Равенворта по поводу этих туфель. А то, что он при этом отпускал колкости насчет них, так это ничего не значит: виконт всегда любил подразнить ее.

Веер леди Вудкотт осторожно постучал по ее локтю, и Элли повернула к тетушке улыбающееся лицо, на котором сияли огромные, слегка удивленные синие глаза. Леди Вудкотт натянуто улыбнулась и зашептала, чуть заметно шевеля губами:

— Что это значит, Элинор? Ты выставила наружу туфли, бормочешь что-то себе под нос и улыбаешься. На тебя уже все смотрят! Прости, дорогая, но ты ведешь себя как деревенская дурочка. Можешь мне поверить: нет лучшего способа вызвать у мужчины отвращение к себе, чем тот, что ты выбрала.

Элли растерянно посмотрела в ту сторону, где сидел виконт, и по выражению лица его светлости поняла, что тетушка на этот раз оказалась права. Но когда он поймал взгляд Элли, лицо его неожиданно смягчилось, он улыбнулся и поклонился ей со своего невидимого пьедестала. У Элли благодарно дрогнуло сердце. Правда, собеседницы Равенворта перешептывались и хихикали, уставившись на ее ноги, но Элли решила не обращать внимания на их ужимки. Гордо подняв подбородок, она потихоньку убрала туфли под платье и принялась рассматривать потолок.

— Только посмотрите на ее платье! — произнесла мисс Хэтфилд своим мелодичным, хорошо поставленным голосом. — Клянусь, даже вы, Равенворт, не смогли бы ничего придумать, чтобы сделать его хоть мало-мальски приемлемым.

Однако виконт смотрел не на платье, а на прекрасное лицо мисс Дирборн. Уж ей-то и в голову не пришло бы столько времени тратить на обсуждение нарядов. Тем более — чужих.

В разговор включилась мисс Саттон:

— Видишь, Джорджиана, Равенворт даже потерял дар речи, так он поражен туфлями Азартного Игрока!

Обе леди рассыпали трели холодного, отрепетированного смеха, а виконт по-прежнему молчал, думая о мисс Дирборн и ее ужасных, нелепых, расшитых бабочками туфлях. Внезапно улыбка скользнула по его лицу. «А ведь она так гордится ими! — подумал он. — Еще бы, вышивала их своими руками!»

Какой-то молодой человек подошел к Элли, пригласил ее на вальс, и Равенворт проводил глазами идущую к центру зала пару с неожиданным чувством зависти. Больше всего на свете ему хотелось бы быть сейчас на месте этого юного джентльмена и самому кружить в танце мисс Дирборн, легко обхватив рукой ее гибкую талию.

— Взгляните, как она подпрыгивает! — фыркнула мисс Саттон. — Это уже не вальс, а какая-то чехарда!

Равенворт окинул взглядом мисс Саттон. Точеный профиль, матовая, безжизненная кожа, неестественно ровные, уложенные с продуманной тщательностью локоны. С этой девушкой он много раз танцевал вальс за прошедшие годы и всегда считал, что она идеальная партнерша: искусная, грациозная. Когда мисс Саттон танцевала, казалось, что она летит, не касаясь пола. Но сейчас Равенворт вдруг понял, что свободная манера мисс Дирборн в тысячу раз привлекательнее автоматического, холодного мастерства мисс Саттон.

Он еще раз с завистью посмотрел на Элли и ее партнера, которые самозабвенно кружились по залу, болтали, смеялись. Сколько жизненной силы в этой девушке, сколько огня в ее сияющих бездонных синих глазах!

Мисс Хэтфилд презрительно наморщила носик и манерно протянула:

— Я бы скорее сквозь землю провалилась, чем осмелилась так танцевать. Или так одеться. Но почему вы все молчите, Равенворт? О чем вы думаете весь вечер? Ну скажите же что-нибудь! Вы согласны, что эта мисс Дирборн нелепо одета и совершенно не умеет танцевать?

И тут — пожалуй, впервые за два года — виконт посмотрел на себя со стороны. Вот он сидит с важным видом, а возле него хлопочут две манерные дурочки, наперебой хватая его за рукав своими тонкими птичьими лапками… Чувствуя отвращение к себе самому, Равенворт наклонился к мисс Хэтфилд и ответил:

— Возможно. Но нельзя не признать: все, что она делает, исполнено природной грации.

Затем встал, отвесил поклон и удалился, оставив юных леди в состоянии тихого ужаса. Еще бы! Ведь только что их на глазах у всех покинул царь моды и бог хороших манер!

Они уставились в спину виконта, обмахивая веерами щеки, впервые за долгое время порозовевшие, и в этот момент даже стали похожи на живых девушек.

— Что ты обо всем этом думаешь, Сьюзен? — воскликнула мисс Хэтфилд.

— Если бы ты могла прочесть мои мысли, то наверняка решила бы, что я сошла с ума. Но, как бы то ни было, мы обе с тобой сейчас в глубокой луже — и все по милости Азартного Игрока!

— А может быть, она просто ведьма? И эти яркие тряпки носит для того, чтобы околдовать его?

— Кто знает. Я тебе скажу только одно: мне кажется, что она всерьез вознамерилась заполучить виконта. Но я ей этого не позволю!

И обе леди обменялись многозначительными, понимающими взглядами.

Было утро четверга, лорд Равенворт шел по Сент-Джеймс-стрит, и мысли его, как обычно в последнее время, крутились вокруг Элли. Внезапно он остановился, чему-то улыбнулся, покачал головой и пошел дальше. А улыбнулся и удивился он тому, что как-то неожиданно для себя самого вместо сухого и официального «мисс Дирборн» называет эту девушку просто по имени — Элли. Ему нравилось это имя — какое-то упругое, округлое. Оно очень подходило своей хозяйке, и виконт решил, что отныне в мыслях будет называть ее только по имени — и никак иначе.

Элли.

Он окинул взглядом оживленную улицу. Мимо него катила пестрая вереница экипажей — кареты, пролетки, фаэтоны, наемные кебы. Кричали возницы, звонко цокали по брусчатке копыта, а по тротуару медленно плыла другая, еще более пестрая вереница — дамы, господа, дети, слуги, собаки…

Вид экипажей заставил Равенворта вспомнить о событиях двухнедельной давности, о том случае на Нью-Бонд-стрит. И тут же почему-то его мысли переключились на поцелуй в гостиной леди Вудкотт. Воспоминание о том поцелуе оказалось таким живым, острым, что виконту мучительно захотелось снова пережить его — наяву, разумеется. Господи, как недавно все это было — и как давно! Где он, тот день, когда Элли замерла в его руках, и ее губы…

Он немедленно вспомнил ее полураскрытые, словно лепестки нежного цветка, губы и ее легкое дыхание. Как ему хотелось снова поцеловать ее в тот день, когда она потеряла на улице свою туфельку!

Случайно или не случайно она тогда ее потеряла?

Равнодушна она к нему или нет?

Равенворт двинулся дальше, отмечая каждый свой шаг звонким ударом сложенного зонта по плитам мостовой. Он думал о том, как бесследно испарилось его желание отомстить — совершенно иные чувства владели теперь его сердцем. И на первом месте среди них был… страх. Да, страх того, что она никогда не сможет полюбить его. Виконт знал, что Элли относится к нему дружески, открыто, с симпатией. Но любовь — материя иная, гораздо более тонкая, и невозможно угадать, отчего она пробуждается в сердце. Или не пробуждается… Итак, сможет ли она полюбить его?

Вот ведь ирония судьбы! Он всегда так старательно бежал от влюбленных в него женщин, так всегда противился даже мысли о браке. Но вот полюбил — и надо же! — именно ту, единственную девушку, которая вряд ли сможет ответить на его любовь взаимностью!

Нет, дальше так продолжаться не может. Нужно что-то делать, что-то решать. Ведь каждый новый день, каждая новая встреча лишь сильней распаляют его чувства. Он безумно влюблен в Элли и ничего уже не может поделать с этой любовью.

Как они подходят друг другу — это просто удивительно! Сколько раз Элли смеялась над теми вещами, которые и самому Равенворту казались глупыми. Как тонко они всегда чувствовали и понимали друг друга. Почему-то это понимание стало глубже, а сами разговоры — содержательнее и длиннее после того случая с табакеркой. Может быть, для полного взаимопонимания им необходимо было сначала поссориться, а потом извиниться? Ему — за свой обман с майором Стоунсфилдом, ей — за неудавшуюся кражу…

И было еще одно обстоятельство, которое безмерно притягивало виконта к этой девушке. Ведь под изящным сюртуком он всегда чувствовал на себе солдатский мундир, и его приятно поразило то внимание, с которым Элли относилась к событиям минувшей войны. Она была одной из немногих, кто вообще помнил о той войне. Равенворт мог до бесконечности слушать ее рассказы о том, как они с отцом следили за ходом военных действий по газетным отчетам, как потом разыгрывали с Джорджем эти сражения в старом саду. Как они вместе с соседями всерьез готовились к тому, что Наполеон в случае удачи пересечет пролив и первым английским графством, куда вторгнутся его войска, станет их родной Кент.

Когда начинались эти рассказы, виконт заслушивался ими и забывал обо всем вокруг — о хозяйке, в чьей гостиной они сидели, о ее дочерях и о своих приятелях, которые беззлобно подшучивали над его рассеянностью.

Мысли Равенворта были настолько переполнены Элли, что он почти и не удивился, увидев ее неподалеку от магазина «Берри Бразерс» — во плоти и наяву. Она стояла в окружении уличных мальчишек спиной к нему, слегка подавшись вперед, так что ветерок трепал концы ее красной пелеринки прямо над их головами. Вся компания внимательно присматривалась к чему-то на земле, возбужденно кричала и размахивала руками. Рядом валялись метлы, и Равенворт догадался, что это не просто уличные мальчишки, а подметальщики. Правда, сейчас их орудия труда были забыты во имя чего-то несравненно более важного.

«Почему она одна?» — мелькнуло первым делом в голове виконта. Он пошарил глазами и вскоре обнаружил долговязую рыжую служанку Элли. Та стояла неподалеку, рядом с городской каретой леди Вудкотт, и отчаянно кокетничала с кучером.

«Интересно знать, чем это они так увлечены? — подумал Равенворт. — Похоже, играют во что-то. И, наверное, не просто на интерес. Нет, здесь нечто посерьезнее. Неужели очередное пари?»

Виконт подошел поближе и, поднявшись на цыпочки, заглянул через головы возбужденных, ничего не замечающих вокруг себя игроков.

На пыльной мостовой была начерчена дорожка, по сторонам которой, прямо на земле, лежали двое мальчишек. В руках у них были щепочки, которыми они подгоняли, не давая свернуть в сторону, пару жуков. Жуки — темно-рыжий и черный — медленно ползли к финишу, но находились пока только в начале пути. Элли заметила Равенворта и посмотрела на него ошеломленно и немного испуганно. Явно смущенная тем, что ее застали играющей с мальчишками посреди людной улицы, она произнесла:

— Вот… Как вам это нравится? По-моему, захватывающее зрелище. Если я проиграю — покупаю всем по мороженому, а если мой жук придет первым, они метут передо мною улицу до самого дома.

Мальчишки завизжали: рыжий жук немного опередил своего соперника. Внимание Злли немедленно перекинулось на импровизированный ипподром.

Виконт несколько мгновений любовался лицом Элли, ее азартно горящими глазами, а потом вдруг спросил — неожиданно для самого себя:

— А я могу присоединиться к игре?

Элли обернулась, окинула Равенворта ошеломленным взглядом. Тот усмехнулся:

— Это шокирует вас, мисс Дирборн?

— Вы?! Но вы же…

— По-вашему, я туповат для такой игры?

Элли покраснела:

— Нет, конечно. Я не это имела в виду. Просто правила приличия…

Раздался новый крик: черный жук прибавил и вырвался вперед на целых полдюйма.

— Не отвлекайте меня, милорд! — воскликнула Элли и снова с головой ушла в игру.

— Боже избави! — Равенворт прижал руку к груди, затем острым взглядом окинул жуков и объявил: — Ставлю свою табакерку на черного жука, Эл… э-э-э… мисс Дирборн.

Если имя «Элли», почти произнесенное им, заставило дрогнуть сердце девушки, то стоит ли говорить о том, как поразила ее ставка, которую предложил виконт. Табакерка! Господи! Вот уже два дня, как она и думать забыла о своем пари с Джорджем, — и вот, пожалуйста! Он не только напомнил ей о нем, но и готов поставить ту самую вещь, которая необходима ей сейчас больше всего на свете!

Элли едва удержалась, чтобы не захлопать в ладоши, и лишь коротко кивнула:

— Принято!

Равенворт рассмеялся в ответ:

— Вот как? Но вы даже не удосужились спросить, что я хочу получить в случае победы.

Элли по-детски заморгала. Ей захотелось сказать, что за табакерку готова отдать что угодно, но она сумела сохранить серьезный вид и степенно спросила:

— А что вы хотите получить, милорд?

Виконт ответил не сразу, делая вид, что мучительно размышляет. Элли молча ждала, переминаясь с ноги на ногу, и тяжело дышала.

Наконец Равенворт объявил:

— Ваши вышитые туфли! Те, в которых вы были вчера вечером.

Смысл сказанного — истинный смысл — дошел до Элли не сразу. Она грустно улыбнулась и спросила:

— Вы так сильно ненавидите мои туфли?

— О нет! — поспешно опроверг ее Равенворт. — Просто… — И запнулся. О том, как объяснить Элли, зачем ему нужны ее туфли, он не подумал.

Элли стало грустно. Да, она и прежде знала, что лорд Равенворт невысокого мнения о ее гардеробе, но не до такой же степени…

Внезапно сильная рука коснулась ее локтя, и Элли невольно подняла глаза. Взгляд виконта был открытым и честным.

— Вы неправильно меня поняли, мадемуазель. В который уже раз. Я прошу ваши туфли потому, что они дороги и памятны вам так же, как мне дорога и памятна моя табакерка. Вот и все, ничего больше, поверьте.

Так они и стояли — посреди оживленной Сент-Джеймс-стрит, на виду у всех — и смотрели друг другу в глаза. Элли внимательно изучала лицо виконта и не находила в нем и тени насмешки. Поверить? Не поверить? Неожиданно ей стало весело и легко, сейчас она была готова проиграть этому человеку любое пари с любой ставкой.

Сзади раздался дружный вопль, вернувший их обоих на землю. Элли улыбнулась, тряхнула головой и снова коротко повторила:

— Принято.

Они склонились над землей и принялись наблюдать за гонкой. Элли казалось, что она просто умрет, если победит черный жук — тот, на которого поставил Равенворт. Больше всего на свете ей хотелось выиграть это пари.

Но рыжий жук вдруг начал как-то слишком вяло перебирать лапками, черный обошел его и первым пересек прочерченную в пыли финишную черту. Улица огласилась торжествующими криками победивших мальчишек. Элли покраснела от досады и вздохнула.

— Ну что же, милорд, если вы проводите меня до Гросвенор-сквер, я немедленно отдам вам свой долг.

Мальчишки топтались вокруг них, возбужденно обсуждая, какое мороженое им потребовать — клубничное или ванильное. Элли взяла под руку лорда Равен-ворта и не спеша отправилась вместе с ним к городскому дому леди Вудкотт. Следом за ними двинулась карета с забравшейся внутрь Сарой.

Ни Элли, ни Равенворт не заметили вышедшего из «Берри Бразерс» Джорджа. Тот застыл на месте при виде своей кузины, шествующей по улице под руку с виконтом. Шедший позади Джорджа лорд Крессинг не успел затормозить и врезался ему в спину.

Джордж негромко ругнулся сквозь зубы. Да, оправдывались его самые худшие предположения: Элли и Равенворт выглядели как пара влюбленных голубков.

Лорд Крессинг рассерженно воскликнул:

— Черт тебя побери, Фентон! Что с тобой стряслось?

Джордж не шелохнулся. Некоторое время он стоял словно громом пораженный, а затем молча поднял трость и указал барону на влюбленную парочку.

— А это уж твои проблемы, — прошипел Крессинг. — Ты обещал, что получишь деньги пятого…

Джордж резко обернулся и воскликнул, бешено сверкая глазами:

— Я сказал, что получу, значит, получу! И отдам тебе твои проклятые деньги!

Крессинг нахмурился и, ничего не ответив, двинулся прочь. Джордж быстро опомнился и побежал следом, бормоча извинения, но лорд Крессинг, казалось, не слышал его. Он не сводил глаз с удаляющейся мисс Дирборн.

Затем его шаги замедлились, и наконец он остановился. Барону было над чем подумать. Хорошенько подумать!

Наконец он обернулся к Джорджу и с улыбкой потрепал его по плечу.

— Ладно, забудем, все это ерунда, Фентон. А что касается того дела, то я знаю: твое слово свято. И если ты говоришь, что все в порядке, значит, все в порядке. — Он пожевал губами и закончил еле слышно, пробурчав себе под нос: — Ну а так это или не так, я сам проверю…

14

Элли крепко держалась рукой за борт ненадежного скрипучего фаэтона, запряженного парой приземистых гнедых лошадей. Рядом с ней сидел Джордж, правивший экипажем с видом бывалого кучера, а сбоку от него примостился его слуга — негритенок.

Фаэтон немилосердно трясло, а в Лондоне безумствовал весенний ветер. Элли пыталась спастись от его порывов за раскрытым зонтиком, но ветер сминал его, словно лист бумаги. Кроме того, непросто было удержать зонтик в свободной руке, потому что каждую секунду фаэтон подпрыгивал и раскачивался на плитах мостовой.

Ветер рвал с головы Элли шляпку, пытался развязать атласные ленты. Продолжая бороться с его порывами, Элли взглянула вперед и поняла, что через секунду они врежутся во встречную коляску, запряженную серым скакуном. Она откинулась на жестком сиденье и в ужасе закрыла глаза.

Свист, цокот копыт, крики…

На этот раз им удалось разминуться, но Элли сказала себе, что никогда больше не сядет в экипаж, если им будет править ее легкомысленный кузен.

— Какой прекрасный день! — громко закричала она, безуспешно пытясь изобразить на лице счастливую улыбку. — Или, во всяком случае, каким прекрасным он мог бы быть, если бы не этот ветер и не встречные ездоки…

Ей очень хотелось сказать все, что она думает по поводу искусства Джорджа управлять лошадьми, но рядом сидел негритенок, и Элли сдержала себя.

Джордж самодовольно ухмыльнулся в ответ.

— Обещал довезти тебя до Гайд-парка — и довезу, не сомневайся!

Элли повернула к нему голову:

— Но почему в четыре часа, а не в пять, как это принято?

Джордж не ответил, поскольку как раз в эту минуту собрался обогнать ехавшую перед ним пролетку. Он огрел вожжами своих гнедых, лошади рванули, фаэтон закачался, загрохотал и едва не задел бортом обгоняемый экипаж. В тот же миг на волосок от них пролетела встречная карета, чиркнув ободами колес по крыльям фаэтона. Снова свист, топот и крики — и снова Элли пришлось зажмурить глаза.

Слава богу, на этот раз тоже обошлось. Фаэтон дернулся и покатил дальше, а Элли открыла глаза и вновь торжественно поклялась самой себе, что никогда, никогда больше никуда не поедет с Джорджем. Если, конечно, для начала сумеет сегодня живой вернуться из этого опасного путешествия…

— Что ты сказала? — прокричал Джордж, пытаясь перекрыть голосом стук колес и порывы ветра, неистово трепавшего красный шелк зонтика в руках кузины. — А, да, насчет времени! — Он рассмеялся. — Ты же знаешь, я не придаю значения подобным вещам. Кроме того, мне хотелось поговорить с тобой в спокойной обстановке. — Он потуже натянул на голову свою бобровую шляпу, которую бешеный ветер едва не унес прочь.

Элли оглянулась по сторонам и удивленно воскликнула:

— Эй, Джордж, а почему мы едем к центру? Парк же совсем в другой стороне!

— Что? — переспросил он, прикладывая к уху ладонь.

— Я говорю, что Гайд-парк находится в другой стороне!

Джордж смущенно рассмеялся и откинулся назад.

— Это точно?

Элли утвердительно кивнула, и тут же ей пришлось охнуть: ее кузен лихо развернул лошадей посреди улицы, едва не сбив два экипажа — встречный и тот, что ехал сзади. И седоки, и кучера этих экипажей отозвались на мастерский маневр Джорджа свистом, сердитыми криками и размахиванием сжатых кулаков. Так или иначе, каким-то чудом все обошлось, и до парка они все-таки доехали. Он был почти пуст в этот ранний для прогулок час. Джордж приказал негритенку прогулять гнедых, прочитав ему при этом целую лекцию о том, как следует обращаться с лошадьми, и взял под руку свою кузину.

В первые минуты Элли была счастлива почувствовать под ногами не тряский пол фаэтона, а твердую землю. Это было чувство моряка, вернувшегося в родную гавань после долгого плавания. Но очень скоро радость ее улетучилась: родная земля оказалась не такой уж и твердой. Если говорить точно, это была вовсе не земля, а раскисшая от дождя глина — мокрая, скользкая, противная, прилипающая к ногам.

Как назло, Джордж вел Элли по самым грязным тропинкам. Она из последних сил старалась спасти подол своего платья, не дать ему утонуть в желтоватой грязи, и поэтому слушала бормотание Джорджа рассеянно — до тех пор, пока не прозвучало имя Равенворта.

— Что-что? — переспросила она, поднимая на Джорджа загоревшиеся вниманием глаза.

— Я только пересказываю то, что говорят в клубах. — Он наклонился, чтобы освободить подол Элли, зацепившийся за какой-то сучок. — Прошлым вечером об этом судачили в «Уайтсе», а еще раньше — в «Бруксе». Я должен предупредить: ты можешь стать всеобщим посмешищем, если Равенворт — наш бравый отставной вояка — возьмет тебя штурмом.

— Ты хочешь сказать, что я могу разделить участь Цитадели? — нахмурилась Элли.

— Боюсь, что так. Сам я не придаю большого значения всем этим разговорам, но полагаю, что ты должна знать о них. Впрочем, и от меня не ускользнуло то, с каким вниманием виконт стал относиться к тебе. Это в самом деле похоже на штурм. — Он закончил победой битву с сучком, взял Элли под локоть и повел дал по скользкой тропинке. — Я не хочу, чтобы тебе была больно, Элли. А из-за этого красавчика не одна наивная девчонка голову потеряла.

— Я не наивная девчонка, Джордж, — негромко заметила Элли, не сводя глаз с хляби под ногами.

— Не думаю, не думаю, — несколько рассеянно откликнулся он и взял ладонь Элли в свою руку. — ты неопытная девушка и можешь из-за этого сильно пострадать. Да, кстати, в клубах болтают, что он решил за тобой поухаживать только потому, что ты к нему равнодушна. Злится и мстит.

Налетел ветер и заломил поля шляпки Элли, сразу сделав ее похожей на мученицу с нимбом вокруг головы. Он затрепал атласные ленты, желая схватить добычу и умчаться прочь, неся ее в своих невидимых руках. Но не удалось ему украсть шляпку красавицы! Джордж бросился на выручку и укротил взбесившуюся шляпку, но сделал это так неловко, что оторвал одну из лент.

— Проклятье! — закричал он, хмуря брови. — Она лопнула!

Элли буркнула себе под нос:

— Дурак безрукий! — И, зажав шляпку под мышкой, накинула на голову капюшон плаща.

По счастью, Джордж не расслышал ее слов и повел кузину дальше, вдоль чахлых кустов, с которых свисали тяжелые, холодные даже на вид капли воды.

— Но ты, надеюсь, не подала ему надежды? — спросил он. — Я имею в виду, не растаяла от всех этих букетов, комплиментов?..

— Нет! — коротко ответила Элли, а про себя подумала: «Растаяла! Да, это, пожалуй, самое точное слово. Я растаяла и продолжаю таять, словно восковая свечка, каждый раз, когда вижу его рядом с собой…»

— Рад, очень рад слышать это, — с натугой прокричал Джордж, сражаясь с очередным порывом ветра. — Ты же знаешь, как я хочу жениться на тебе, Элли!

— Да, но вы еще не выиграли пари, мистер Фентон. А я его еще не проиграла.

— Ну, этого недолго ждать. Хотел бы я посмотреть, как тебе удастся раздобыть табакерку Равенворта. По-моему, это легче проделать с принцем-регентом, чем с его светлостью! — И Джордж разразился хриплым смехом, похожим на кудахтанье.

Элли покосилась на кузена и пошла дальше. Мало-помалу ветер начал стихать, да и дорожки стали немного посуше и почище.

— Послушай, Джордж, я давно хотела тебя спросить, — сказала она, — а любишь ли ты меня? Я имею в виду, любишь ли ты меня так, как муж должен любить свою жену?

Он только ухмыльнулся, настолько глупой ему показалась эта мысль.

— Я никогда, в общем-то, не задумывался всерьез о женитьбе, но всегда знал, что если жениться, так на ком-нибудь вроде тебя. На девушке, которая умеет хорошо поразвлечься, которая будет понимать своего мужа и прощать ему маленькие слабости. Да, самое главное, что я в тебе люблю, — это широта натуры. Ты же никогда не станешь мелочиться из-за лишней пары фунтов, верно? Я думаю, мы с тобой отлично поладим.

Он говорил еще что-то о том, как сможет распоряжаться теми тысячами фунтов, которые составляют ее приданое, а Элли смотрела на него и понимала, что видит перед собой незнакомого и совершенно чужого ей человека. Как она заблуждалась, когда думала, что прекрасно знает Джорджа! Перед нею было неприятное лицо с покрасневшими глазами, под которыми темнели круги. Так вот каков на самом деле этот человек! Его истинный облик был для нее до сих пор спрятан за яркими воспоминаниями детства. Но они ведь больше не дети…

Элли нахмурилась и опустила голову, внимательно рассматривая носки высоких башмаков, которые выглядывали при каждом шаге из-под намокшей, тяжелой шерстяной зеленой юбки.

Да, в чем-то они, безусловно, похожи с Джорджем. Оба любят азартную игру. А что еще? Да все, пожалуй. Не такие уж они родственные души, как ему кажется. Во всяком случае, сама она никогда не выходит за рамки, не тратит больше денег, чем может себе позволить, и отнюдь не собирается прощать своему мужу «маленькие слабости» и позволять ему просаживать в карты ее состояние. Напрасно, напрасно Джордж надеется на то, что ему будет позволено все!

Неожиданно, как грабитель из-за угла, налетел новый сильный порыв ветра, и Джордж отчаянно схватился руками за поля готовой слететь с его головы бобровой шляпы. Он натянул ее поглубже и продолжил свои размышления вслух:

— И еще хочу тебе сказать: я очень горжусь родством с девушкой, которую повсюду зовут Азартным Игроком, и буду счастлив, когда она станет моей женой.

Они повернули назад, направляясь к поджидавшему их фаэтону. Элли нахмурилась: впервые за те месяцы, что она провела в Лондоне, ей стало стыдно за свое прозвище.

— Да, это правда, я проиграла за последние два месяца несколько сотен фунтов. Но, уверяю тебя, это послужило мне хорошим уроком. Во всяком случае, за последние две недели я не просадила ни гроша — просто не играла, и все тут.

— Так это же превосходно! — воскликнул Джордж. — У меня будет жена с холодной головой, а это именно то, что нужно для настоящего игрока! Ты мне будешь помогать. Например, подсказывать, когда пора смываться, чтобы нас не замела полиция.

Он снова рассмеялся, а Элли остановилась, обернулась и посмотрела Джорджу прямо в глаза.

— Я полагаю, что тебе необходимо кое о чем узнать, прежде чем мы двинемся дальше. Ты говоришь о нашей свадьбе как о решенном деле. Но даже если я проиграю наше пари… Ты должен знать, Джордж, что я не люблю тебя. Во всяком случае, по-настоящему.

Он только пожал плечами и потащил Элли дальше по дорожке.

— Какое это имеет значение?

Элли ошеломленно посмотрела на него. Воистину, она не знает этого человека! Совершенно не знает! Только что она сообщила, что не любит его, а он… Он, похоже, остался к этому совершенно равнодушен.

Элли собралась было продолжить разговор, но в эту минуту впереди показался мужской силуэт, и Джордж закричал во весь голос:

— Крессинг! Хэлло! Что вы тут делаете? Да еще в такой неурочный час… Ну, вы понимаете, что я хочу сказать.

Барон проводил загоревшимся взглядом пару ярко Разодетых кокоток, проехавших мимо ограды парка в открытом ландо, затем перевел глаза на Джорджа и пояснил, что часто приходит сюда в это время — чтобы побродить и поразмышлять в тишине. Только потом Крессинг удосужился заметить Элли, снял шляпу и поклонился, протянув при этом:

— Мисс Ди-ирборн! — Он вернул шляпу на голову, слегка придержал под порывом ветра и глубокомысленно заметил: — Сумасшедший ветер, не правда ли? А кстати, как поживает моя табакерка? Наверное, лежит где-нибудь под подушкой в вашей спальне?

Глазки Крессинга маслено блеснули, а слово «спальня» он произнес с явным сладострастием. Элли покоробил и его тон, и его взгляд. Она непроизвольно сделала шаг назад, словно желая спрятаться за спину Джорджа, и ответила:

— Нет. Я ношу ее в своей сумочке.

— Восхитительно! — все с той же масленой улыбочкой воскликнул барон. — Я чувствую себя так, словно сам неотлучно нахожусь с вами, куда бы вы ни направились.

Элли не удостоила его ответом и уставилась равнодушным взглядом куда-то поверх плеча Крессинга. В этот момент она от всей души пожалела о том, что не родилась мужчиной и не может вызвать этого омерзительного человека на дуэль, а предварительно доставить себе удовольствие, влепив ему хорошую пощечину.

Между тем Крессинг как ни в чем не бывало обратился к Джорджу:

— Ты будешь сегодня в «Уэйтерсе»?

Джордж энергично кивнул:

— Разумеется. Я собираюсь отыграться и вернуть хоть часть того, что вы вчера у меня выиграли.

— Прелестно.

Это сообщение, похоже, весьма обрадовало лорда Крессинга. Он повеселел и принялся рассказывать о том, как купил себе лошадь на ярмарке в Ньюмаркете несколько недель тому назад. А затем неожиданно спросил Джорджа, не знает ли он кого-нибудь, кто хотел бы купить рысаков у Ньютона.

— Продает, понимаешь ли. Завяз в долгах по уши, — добавил барон, усмехнувшись.

Элли заметила, как напряглось лицо Джорджа. Тут внимание барона привлекли донесшиеся издалека смех и голоса, и он наспех распрощался, дружески хлопнув напоследок Джорджа по плечу. После ухода Крессинга Джордж совсем осунулся и побледнел. В глазах у него Элли заметила панику и поняла, что здесь явно что-то не так.

Джордж машинально сделал пару шагов, сошел с тропинки в грязь и убито произнес:

— Ньютон продает лошадей… Не могу поверить! Это неправда! Ну почему, почему именно сейчас?!

Он удивленно и обиженно взглянул на Элли — словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Элли сразу забеспокоилась, подошла к кузену, взяла его за руку и помогла вернуться на тропинку.

— Ты плохо выглядишь, Джордж, — сказала она, встревоженно глядя на него своими синими, полными сочувствия глазами. — Послушай, может быть, тебе не стоит ходить сегодня в «Уэйтерс»? Тем более что игра там идет по-крупному — так, во всяком случае, мне говорили.

Смятение на лице Джорджа сменилось гневом: слова Элли попали в самую точку. Он обернулся к ней и злобно крикнул:

— Ох, уж эти мне женщины! Дай им палец — так они всю руку норовят откусить! Да, Элли, мы с тобой выросли вместе, но, черт побери, это еще не дает тебе права вмешиваться в мою жизнь! И не нужно учить меня, как я должен поступать. Со своими проблемами я, между прочим, и сам могу справиться.

Домой из парка Элли вернулась совершенно разбитая — у нее из головы не шел разговор с Джорджем. Неужели для Джорджа и в самом деле не важна она сама — но лишь ее приданое, ее деньги?.. Господи, до чего же не хочется, чтобы это оказалось правдой! Неужели Джордж мог докатиться до такого?

Поднявшись в свою спальню, Элли первым делом переоделась: скинула накидку и прогулочное платье и надела домашнее — шерстяное, теплое, мягкое. До чего же неудачно складывается ситуация! И все одно к одному — Джордж с его долгами, это злополучное пари, Равенворт…

Элли опустилась на тонкий абиссинский ковер возле камина. От раскаленных углей веяло жаром, но в спину дуло от окна, и она подвинулась поближе к очагу. Грустные мысли одолевали ее. Ведь вполне возможно, что эти слухи, которые распространяются по закрытым мужским клубам Лондона, — правда и Равенворт просто охотится за нею, чтобы отомстить, навеки разбив ее сердце.

Она взяла кочергу и сердито ткнула ею в чрево камина. В ответ вспорхнула стайка алых искр. Неужели она настолько не разбирается в мужчинах? Ведь в последнее дни Равенворт смотрел на нее с такой нежностью, что, будь на его месте кто-нибудь другой — кто угодно! — Элли не задумываясь сказала бы, что этот мужчина в нее влюблен. По уши влюблен. Но Равенворт…

Любит он ее или только играет?

Элли встала на колени, дотянулась до кочерги и снова ткнула ею в угли. Как же этим мужчинам нравится гоняться за женщинами! Ну, ладно! Он еще увидит, что Элинор Дирборн не из тех, на ком можно отшлифовывать свое искусство флирта!

Она снова опустилась на ковер и уткнулась лицом в колени. Каминное пламя заиграло на ее волнистых каштановых волосах. До чего же хотелось Элли верить в то, что поведение Равенворта продиктовано не флиртом, а гораздо более глубоким чувством! К тому же ведь он не дал ей ни единого повода думать иначе…

Элли глубоко вздохнула, подняла голову, протянула руку и вернула кочергу на ее законное место — возле камина. Мысли ее окончательно запутались, абсолютно ясно было только одно: она непременно должна выиграть пари. Должна, потому что не любит Джорджа и не хочет выходить за него замуж, — какими бы при этом ни были намерения Равенворта относительно ее самой.

Вечером леди Вудкотт устраивала прием, а днем отправилась вместе с дочерью и племянницей в магазин «Берри Бразерс».

— Неужели сам Бруммель и принц бывали здесь? — восхищенно всплеснула руками Элли, оглядываясь в колониальном зале, расположенном на первом этаже магазина. — Ах, Фанни, я просто не могу поверить!

Сегодня на Элли было строгое зеленое платье с белой муфточкой, натянутой сейчас на один из рукавов. Над красиво уложенными локонами — маленькая шляпка с одним небольшим пером. На ногах — высокие кожаные ботинки. На лице — сияющие глаза и легкая улыбка.

Она обвела взглядом прилавки, стойки с яркими банками, коробками, пачками, низкие скамейки, весы для мешков с кофе…

Говорили, что на этих самых весах любили взвешиваться и великий Бруммель, и даже принц. А что, если повторить их подвиг?

Элли решительно подошла к весам и уже собралась влезть на них, но в этот миг Фанни ухватила ее за рукав и испуганно зашептала:

— Нет, Элли, нет! — И добавила, уже совсем панически: — Это совершенно невозможно!

Элли оглядела пустой зал и ответила — тоже шепотом:

— Но почему? Здесь же никого нет! И потом, кому какое дело до этого? — Она повернулась к продавцу и протянула ему руку. — Будьте любезны, помогите мне, сэр!

Высокий худой продавец вежливо улыбнулся, поклонился и помог Элли взобраться на весы, заметив доверительно:

— Мистер Бруммель обычно взвешивался дважды — в ботинках и без ботинок.

Элли взглянула на стальную стрелку, отклонившуюся на круглом диске с делениями, и хотела было спросить про свой вес, но Фанни вновь ухватила ее за рукав и раздраженно воскликнула:

— Перестань чудить, Элли!

— Это ты перестань чудить, Фанни, — так же раздраженно откликнулась Элли.

Тогда Фанни произнесла трагическим, срывающимся шепотом:

— Мы уже не одни здесь. Взгляни!

Элли повернула голову к входной двери и поняла, что Фанни не солгала. На пороге стояли миссис Уорнхолл и леди Барроу, а с ними лорд Барроу и… Равенворт.

Миссис Уорнхолл презрительно поджала губы, а тучная леди Барроу побагровела, застав Элли за таким непристойным занятием. Они не сказали ни слова, но Элли все стало ясно без слов. Ее первым порывом было бежать без оглядки, но затем она пришла в ярость от этих чопорных лиц, обернулась к продавцу и воскликнула, решительно тряхнув головой так, что затрепетало перо на шляпке:

— А теперь без ботинок, будьте любезны!

Обе леди ахнули, а лорд Барроу хрипло рассмеялся, но тут же спохватился, поднес к губам перчатку и сделал вид, что закашлялся.

Леди Вудкотт только теперь оторвалась от прилавка с чаем, оценила открывшуюся ее глазам картину и закричала:

— Меня сейчас удар хватит! Элли, что ты вытворяешь?!

Но Элли лишь гордо задрала подбородок, заметив при этом, с каким обожанием смотрит на нее Равенворт. Она уселась на край весов и принялась энергично расшнуровывать ботинок, но ее отвлек голос виконта:

— Нет-нет, мисс Дирборн, не торопитесь! Дайте и нам попытать счастье!

Он подал Элли руку и помог ей сойти с весов. Она благодарно взглянула на него, но виконт еще не закончил. Собственно говоря, он только начал. Посмотрев в испуганные лица почтенных леди, он широко взмахнул руками и воскликнул:

— Ну что, покажем молодежи, как нужно взвешиваться на весах в «Берри Бразерс»?

Виконт пристально, в упор посмотрел на миссис Уорнхолл, и она заколебалась. Дело в том, что миссис Уорнхолл, будучи внешне человеком совершенно независимым, побаивалась тем не менее Равенворта — этого признанного лидера в лондонском свете — и дорожила его мнением. Она нервно усмехнулась и обратилась за поддержкой к леди Барроу, но ее заплывшее жиром лицо не выражало ровным счетом ничего, лишь маленькие глазки подозрительно поблескивали из-под жиденьких бровей.

Сочтя, что молчание леди Барроу означает неодобрительное отношение к затее виконта, миссис Уорнхолл поджала губы и решительно заявила:

— И не подумаю. Это глупо, Равенворт!

Он пожал плечами и спокойно сказал:

— А я полагал, что вам будет приятно стать основательницей новой моды.

Миссис Уорнхолл снова заколебалась. Еще бы! Не каждый день вам представляется возможность стать основателем новой моды в лондонском свете!

Элли наблюдала за происходящим уже без всякого гнева и страха — просто с любопытством. Вот миссис Уорнхолл глубоко вздохнула, отвернулась от леди Барроу, которая возмущенно засопела, — и двинулась к весам. Равенворт любезно помог ей взобраться на них. Еще минута — и она уже радостно улыбалась в ответ на подзадоривания Равенворта: он просил миссис Уорнхолл поделиться секретом — что нужно делать, чтобы сохранить такую фигуру, как у нее. Ведь миссис Уорнхолл оказалась такой легкой, что стрелка весов даже не дрогнула!

Вскоре миссис Уорнхолл — раскрасневшаяся, довольная — сошла на пол. Теперь Равенворт любезно поклонился леди Барроу, приглашая к весам, но она только нахмурилась и промолчала. Однако виконт был не из тех, от кого можно так просто отделаться. В несколько минут он сумел расшевелить, очаровать и даже отчасти развеселить леди Барроу, и все закончилось тем, что она пару раз тяжело вздохнула и наконец промолвила:

— Ну хорошо, хорошо! Уж если Софрония согласилась на ваше дурацкое предложение, теперь могу и я.

Леди Барроу с помощью Равенворта и продавца грузно взгромоздилась на весы, а Элли с тревогой покосилась на циферблат: хватит ли на нем делений?

Делений хватило. Равенворт — естественно, не объявляя веса, — рассыпался в комплиментах — восхваляя красоту леди Барроу и нежный цвет ее лица, так что губы у нее дрогнули, сложились в некоторое подобие улыбки, и она робко возразила:

— Господь с вами, о какой красоте может идти речь? У меня же взрослый сын, сами знаете!

Равенворт возразил, что он знать ничего не хочет и что вообще красота неподвластна возрасту, после чего леди Барроу довольно благосклонно взглянула на Элли, когда спускалась с весов.

Между тем леди Вудкотт не переставала причитать, вот уже несколько минут оповещая всех о том, что падает в обморок. Равенворт переключился на нее и принялся уверять, что женщина, которая так прекрасно выглядит, просто не может упасть в обморок.

— Правда? — засмущалась леди Вудкотт, польщенная и гордая. — Ах, вы, наверное, правы: я просто немного устала. Эти походы по магазинам, знаете ли…

— Тогда вам нужно отдохнуть несколько минут.

Он взял под руку леди Вудкотт, отвел к дубовой скамье, усадил и даже предложил подержать некоторое время ее сумочку. Таким образом леди Вудкотт провела несколько приятнейших минут, млея от близости великого Законодателя Мод.

«Какой он все время разный!» — подумала Элли и невольно покраснела, встретив его теплый, понимающий взгляд. Она отвела глаза и увидела трех пожилых леди, которые сидели за одним столом и весело улыбались, переживая недавнее приключение. Поразительно! Улыбки вместо нахмуренных бровей и поджатых губ — и все благодаря такту и обаянию виконта!

Однако вскоре оказалось, что не все леди улыбались искренне: едва компания миссис Уорнхолл покинула магазин, леди Вудкотт немедленно обрушилась на Элли.

— Как ты могла? — закричала она. — Мы погибли! Теперь об этом узнает весь Лондон! Мы окажемся посмешищем, и все из-за тебя, негодная девчонка!

Даже после того, как покупки были сделаны и они вышли на улицу, она не унималась:

— Вот увидишь, все кончится тем, что леди Джерси осмеет нас, а леди Уорнхолл не приедет к нам на вечер. Твое безумное поведение будут обсуждать во всех гостиных! Мы погибли, погибли! Господи, когда же ты выйдешь замуж и успокоишься наконец?

Элли дождалась, когда леди Вудкотт выпустила весь пар, и только тогда заметила:

— Вы всерьез думаете, тетушка, что миссис Уорнхолл станет рассказывать на каждом углу о том, как она сама взвешивалась на весах в «Берри Бразерс»? Если да, то поверьте мне: сегодняшний вечер будет весьма забавным!

Сара хлопотала над прической Элли, сидевшей за туалетным столиком с отсутствующим видом. Мысли Элли были далеко. Она думала о том, как смело и благородно поступил сегодня Равенворт, как ловко предотвратил казавшийся неизбежным скандал. Но боже, до чего же податливым к чарам виконта оказалось в очередной раз ее сердце!

Когда с прической было покончено, Элли поднялась и стала вынимать из гардероба платья, прикладывая их одно за другим к своей груди. Наконец выбрала желтое, с вышитыми на груди голубыми незабудками, но тут Сара вынула еще одно, из нежно-розового атласа, и сказала, подняв свои рыженькие бровки:

— Может быть, джентльмену больше понравилось бы вот это, совсем простенькое?

Элли недоуменно посмотрела на служанку и поджала губы, чувствуя, как внутри у нее закипает гнев. Сара попала в яблочко: последние полчаса Элли думала только об одном — понравится ли ее платье Равенворту.

Сердито и обиженно она воскликнула:

— Я не хочу походить на мисс Саттон и мисс Хэтфилд! Это им хочется во что бы то ни стало получить его одобрение, а мне это не нужно. И кроме того, мне уже двадцать четыре, и я не собираюсь надевать эту розовую дрянь!

Она снова принялась перебирать платья и неожиданно наткнулась на совсем новое — шелковое, синее, с пышными рукавами, отделанными белоснежным кружевом, расшитым мелкими жемчужинами. Это платье только вчера привезли от портнихи, и оно было сшито по последней моде — с низким декольте, смело открывающим грудь и плечи. И как она сразу не подумала об этом платье? Яркое, броское, оно, без сомнения, обратит на себя внимание и даст ему понять, что Элли вовсе не нуждается в его комплиментах.

Быстро подобрали подходящую ленту из синего атласа, и Сара вплела ее в волосы Элли так, что завитые локоны спадали на плечи двумя широкими свободными волнами, а два локона опускались на лоб. Затем Сара украсила прическу несколькими маленькими голубыми цветочками. Помня об уговоре с Равенвортом, Элли ограничилась одной лишь ниткой мелких сапфиров да маленькими, сапфировыми же, сережками.

— Ах, мисс! — восторженно воскликнула Сара, прижав руки к груди. — Вы еще никогда не были такой красавицей! И как удачно это платье оттеняет ваши глаза!

Элли долго крутилась возле каминного зеркала, разглядывая свое отражение. Теперь она не сомневалась — виконт будет очарован ее нарядом. Ей припомнились платья, которые она носила всего пару недель назад — боже ты мой! Перья, вышивки, куча драгоценностей, и все такое блестящее, яркое, пестрое!.. До чего же безвкусными казались сейчас Элли ее прежние наряды!

Она еще раз с удовольствием повернулась перед зеркалом, чувствуя, что уже сгорает от нетерпения. Когда же дворецкий возвестит о прибытии лорда Ра-венворта, и тот войдет, с восхищением окинет взглядом ее платье, ее каштановые локоны, ее сияющие глаза?..

Раздался стук в дверь, и на пороге спальни, не дожидаясь ответа, возникла леди Вудкотт. Осмотрев платье Элли, она недовольно поморщилась:

— А ты не думаешь, что то платье, с незабудками, больше пришлось бы по вкусу лорду Равенворту?

Но Элли только рассмеялась в ответ.

Вскоре начали съезжаться гости. К великой радости леди Вудкотт, к ней в дом собрался сегодня почти весь лондонский свет. Вечер шел чинно и степенно до той поры, пока не приехала миссис Уорнхолл и не начала громко рассказывать всем желающим о сегодняшнем приключении в «Берри Бразерс». Публика слушала, ахала, восторгалась, и Элли лишний раз убедилась в том, насколько велика власть Равенворта над этими людьми.

Наконец появился и сам виконт. Элли сразу заметила на пороге его стройную фигуру, но навстречу новому гостю бросилась такая густая толпа, что она сочла за лучшее подождать и посмотреть на него со стороны.

Прижав к губам сложенный веер, Элли спокойно, но очень внимательно осмотрела виконта с головы до пят. Ни одна мелочь не укрылась от ее взгляда. Волосы — густые, темные, зачесанные на римский манер; белоснежный галстук, искусно завязанный узлом, известным под названием «Трон Амура», и украшенный всего одним, но очень крупным, чистой воды, бриллиантом. Простой на вид, но прекрасно сшитый черный сюртук со строгими серебряными пуговицами, из-под которого выглядывает белый жилет — с одним кармашком для часов, из которого свисает тонкая золотая цепочка с крохотным брелком. На ногах черные узкие брюки, изящно облегающие сильные, стройные ноги. Поднявшись на цыпочки и заглянув поверх голов, Элли сумела рассмотреть даже туфли виконта. Они у Законодателя Мод тоже были простыми — из мягкой, начищенной до ослепительного блеска черной кожи.

На первый взгляд — ничего особенного, но с каким вкусом подобрана каждая вещь, каждая мелочь! Красавец, статный, элегантный, стоял на пороге и смотрел на Элли.

Но вот Равенворт стал осторожно пробираться сквозь толпу, приближаясь к ней, и она затаила дыхание, не в силах отвести от виконта глаз. Элли настойчиво твердила про себя, что этот мужчина — искусный мастер флирта, что не следует принимать его всерьез. И все-таки губы ее под прижатым к ним веером неожиданно пересохли. Как во сне, она протянула ему руку, он поцеловал ее пальцы, и Элли неожиданно почувствовала, что сердце ее разрывается от невыносимой, непонятной боли. С большим трудом она заставила себя улыбнуться и прошептать ему:

— Добрый вечер.

А затем улыбнулся Равенворт. Господи боже мой, как же он улыбнулся!

Если бы не эта улыбка, Элли, возможно, удалось бы сохранить остатки спокойствия. Но в колоде этого человека было слишком много козырей, и улыбка оказалась решающим. Она проникла в сердце Элли, заставила его биться, словно птицу, пойманную в силки. Он что-то говорил, но Элли не слышала слов — только низкий тембр его голоса, от которого кружилась голова.

Виконт говорил что-то о ее прическе и платье. Она чувствовала, что он восхищен ею, но до сознания Элли долетали только отдельные слова. Комната тихо плыла у нее перед глазами. Колеблющийся свет свечей, нестройный, похожий на морской прибой гул голосов, чей-то смех…

Весь мир вокруг нее откатился куда-то далеко-далеко, и единственное, что осталось, было лицо Равенворта. Она утонула в глубине его серых глаз, все мысли окончательно смешались. Элли знала только одно: она любит этого человека, который столько раз ставил ее в нелепое положение, называл испорченной девчонкой, кокеткой и, помнится, даже ведьмой.

Она любит его!

15

Трудно сказать, сколько времени они простояли так, глядя друг на друга. Затянувшееся молчание прервал возбужденный голос леди Вудкотт:

— Ах вот вы где, мой дорогой! Леди Барроу уже спрашивала о вас. Вы позволите, лорд Равенворт?

Законодатель Мод, обычно такой невозмутимый и галантный, наверное, впервые в жизни запоздал с ответом. Он непонимающе взглянул на леди Вудкотт и ответил после некоторой паузы:

— Что? А, да, разумеется.

Леди Вудкотт подхватила Элли под локоть и негромко сказала, глядя вслед удаляющемуся виконту:

— Ах, боже мой, неужели он на самом деле погубил ту несчастную девушку, о которой говорил лорд Барроу? В любом случае, Элли, прошу тебя, будь с ним поосторожнее. Страшно подумать, сколько дурочек потеряли из-за него голову! И все же я надеюсь, что на этот раз он… Впрочем, неважно! Ах, это вы, лорд Барроу!

Вечер продолжался своим чередом. Элли то и дело отыскивала глазами Равенворта, но он всегда был занят разговором с кем-то из гостей — как правило, с дамами. А несколько ехидных замечаний, услышанных Элли в свой адрес, дали ей понять, что она ведет себя по меньшей мере неосторожно.

Гости приезжали и уезжали. Элли проводила Эмили Купер и, возвращаясь в зал, заглянула по пути в маленькую гостиную. Там она застала Фанни и лорда Барроу. Они сидели рядом и были поглощены каким-то, очевидно, очень важным разговором. Элли простояла в дверях несколько минут, прежде чем они обнаружили ее присутствие, а обнаружив, испуганно подскочили на диване. В эту минуту они были похожи на детей, застигнутых возле буфета, из которого таскали потихоньку приготовленное к ужину печенье.

Элли хотела сказать, что не видит ничего непристойного в их поведении, как-то успокоить несчастных голубков, но лорд Барроу опередил ее. Он вскочил с дивана, подбежал к Элли и горячо заговорил, схватив ее за руку:

— Я был счастлив побывать на вечере у леди Вудкотт. Нужно сказать ей об этом. Я пойду…

Он явно хотел поскорее увести Элли подальше от Фанни, но она удержала его.

— Не спешите, лорд Барроу. Не бросайте так поспешно мою кузину, иначе все могут решить, что вы просто пренебрегаете ею.

— Черт побери! Об этом я как-то не подумал…

— Вы должны остаться. Надеюсь, что вы не покинете Фанни и поможете ей дальше развлекать гостей.

Милейший барон слегка покраснел от этих слов, нервно поправил тугой воротничок белоснежной крахмальной рубашки и вежливо поклонился.

— Как прикажете, мисс Дирборн, — пробормотал он и с надеждой покосился на Фанни.

«А не пора ли сказать, что я желаю им счастья и надеюсь в ближайшем будущем увидеть их мужем и женой?» — подумала Элли, но промолчала. Пусть уж барон сам объявит о своих намерениях относительно Фанни.

В этот самый момент в гостиной неожиданно появился Равенворт, и лорд Барроу с радостью и облегчением поспешно схватил своего друга за рукав.

— Джефф! Как хорошо, что ты пришел, сыграем партию в пикет? Ну же, соглашайся!

Равенворта, казалось, удивило неожиданное предложение барона, но, посмотрев на него повнимательнее, он улыбнулся и кивнул:

— Разумеется, давай сыграем.

Элли тут же объявила о своем желании присутствовать при поединке.

— Посмотрю, как играют мастера, поучусь, а там, глядишь, рискну и сама вызвать лорда Равенворта. Уж очень хочется мне отыграть у него хоть что-нибудь. Ну, скажем, для начала — право носить перья.

Виконт ответил ей такой нежной улыбкой, что сердце девушки немедленно затрепетало, забилось неровно и наконец покатилось куда-то вниз. А сама она подумала о том, что оставаться равнодушной к этому мужчине — выше ее сил.

С трудом оторвав от него взгляд, Элли предложила Фанни присоединиться к ним, и ее предложение было принято незамедлительно и с благодарностью. Направляясь к карточному столу, Фанни смущенно косилась на свою кузину: ей трудно было простить себя за то, что она, может быть, разбила сердце Элли. Нежная душа Фанни страдала оттого, что приходится поступать так жестоко — отбирать у кузины человека, за которого она, возможно, собирается выйти замуж.

Элли села рядом с Равенвортом, поглядывая в его карты, которые он любезно развернул таким образом, чтобы они были видны и ей. Перед каждым ходом он негромко объяснял Элли свою стратегию, которая казалась девушке столь изысканной, что она только качала головой, восхищаясь его искусством.

— Поразительно, милорд! — наконец воскликнула Элли. — Боюсь, самой мне так никогда не научиться.

Равенворт улыбнулся ее простодушным словам и подумал о том, как же долго и как сильно заблуждался он относительно этой девушки.

— Научитесь! Стоит только захотеть.

Элли впитывала премудрости игры, словно губка. Порой ей казалось, что все просто и понятно, но виконт делал следующий ход, и становилось ясно: в его игре есть множество тонкостей, которым ей еще учиться и учиться.

В какой-то момент Элли подняла глаза от карт и с удивлением заметила пару до боли знакомых, но не самых желанных зрительниц — мисс Саттон и мисс Хэтфилд. Они следили за игрой — точнее, за играющими, — и глаза у обеих были холодными и непроницаемыми. Они то и дело склоняли друг к другу головки и негромко перешептывались — вне всякого сомнения, обсуждали каждого из сидящих за столом.

Вскоре игра закончилась, к великому сожалению Элли. Виконт поднялся и объявил о том, что ему пора уезжать и он должен пойти попрощаться с хозяйкой дома.

Элли вновь оказалась среди шумной толпы гостей и, осторожно пробираясь между ними, столкнулась нос к носу с кузеном. Джордж немедленно ухватил ее за руку, отвел в сторону и заговорил слегка заплетающимся языком:

— Весь вечер провела с Равенвортом? Значит, ты не поняла того, что я вчера сказал тебе? Или, может быть, не веришь мне? Так знай: буквально пару минут назад майор Уитни спрашивал меня, что я думаю о шансах Равенворта и скоро ли ему удастся разрушить стены твоей крепости? Я чуть не дал ему пощечину, но в глубине души понимал, что у него есть основания для такого вопроса. Боюсь, что Равенворт вскоре возьмет твою крепость. Штурмом!

Элли быстро оглянулась. Ей показалось, что гостиная просто переполнена людьми, и все они смотрят на них и слышат их разговор.

— Джордж, я хочу, чтобы ты замолчал. Не смей говорить со мной в таком тоне!

Джордж прикрыл глаза ладонями и болезненно сморщился.

— Ох, прости, Элли, — прошептал он. — Я не в себе. Прости, пожалуйста… Обещаю, что возьму себя в руки и не буду впредь беспокоить тебя.

Он вел себя как-то странно, и Элли встревожилась. Она вывела его на лестничную площадку и, убедившись в том, что поблизости никого нет, спросила:

— Джордж, в чем дело? Что с тобой происходит?

Вопрос повис в воздухе. Джордж некоторое время молча смотрел на Элли, потом хрипло рассмеялся.

— Что со мной происходит, спрашиваешь? Ничего. Это все ром, дорогая кузина. Старый добрый ром…

Он покачнулся слегка и нетвердо пошел вниз по лестнице, к выходу.

Элли проводила взглядом его нелепую понурую фигуру — сюртук сбился на спине и стоял горбом, брюки на Джордже тоже были какие-то неопрятные, помятые. «Интересно знать, где он сегодня отирался и сколько выпил», — подумала она.

Элли вернулась в маленькую гостиную, подошла к пианино и немного постояла, задумчиво перебирая клавиши. Ей очень хотелось хоть немного побыть одной: разговор с кузеном расстроил ее, утвердил в уверенности, что за него ни в коем случае нельзя выходить замуж.

«А может быть, сказать, что у меня болит голова, да и уйти к себе в спальню?» — подумала Элли, но ее мысли прервал женский голос:

— Вы сегодня прекрасно выглядите, мисс Дирборн. Просто великолепно.

Элли подняла голову и выдавила подобие улыбки, решив, что не сможет ответить мисс Саттон тем же комплиментом: та была в этот вечер бледнее обычного.

А мисс Саттон между тем продолжала:

— Равенворту, похоже, ваше платье понравилось, хотя я сама, сказать по правде, нахожу его несколько… детским. Впрочем, когда женщина находится на выданье так долго, как вы, ей простительно, если она начинает молодиться.

Элли сжала кулачки, но не стала ввязываться в перепалку. Мисс Саттон поняла молчание Элли по-своему — как желание закончить поскорее эту милую светскую беседу — и поспешила подвести черту:

— И кстати, хочу вам заметить, что знаю его светлость уже очень давно, и мы с ним… довольно близки.

Элли знала, что мисс Саттон состоит с виконтом в дальнем родстве, и не удержалась:

— Я не очень поняла, что вы имели в виду под словами «довольно близки». Помилуйте, любой из нас, покопавшись как следует, может обнаружить какую-нибудь общую прабабку!

К удивлению Элли, мисс Саттон нисколько не обиделась, а лишь внимательно посмотрела на нее и рассмеялась.

— Теперь понятно, почему Равенворт уделяет вам так много внимания. Вы забавны. Я не обижаюсь на ваши слова, ничуть. В конце концов, я сама несколько неточно выразилась. А поскольку я испытываю к вам искреннюю симпатию, считаю своим долгом предостеречь: вы не первая, кто попадает в сети обаяния виконта. Но берегитесь: он может поломать всю вашу жизнь. До вас у него была одна женщина… Как же ее звали? Одну минутку…

Элли произнесла сквозь стиснутые зубы:

— Ее звали Цитадель, и я все о ней знаю.

— Вот как? Тогда, полагаю, мне нечего больше вам сказать. Будьте осторожны, мисс Дирборн: Равенворт большой мастер по части флирта. Впрочем, вы же сидели с ним за картами и знаете, какой он игрок.

На следующий день Элли сидела в гостиной с Фанни и лордом Барроу, мучительно соображая, что бы такое сделать, чтобы оставить кузину наедине с ее воздыхателем. Наконец она решила, что для этого нет ничего лучше, чем неожиданная мигрень.

Элли поднесла руку ко лбу и слабым голосом сказала:

— Кажется, у меня начинается мигрень, Фанни. Прошу меня простить.

Она встала с полосатого красного дивана, улыбнулась встревоженной кузине и только тут сообразила, что не учла одного важного обстоятельства. Разве мог милейший барон оставить без своего внимания несчастную девушку, которой необходимо срочно принять несколько капель лауданума! Разумеется, он поспешил следом.

— Ах, — воскликнула Элли, — не беспокойтесь… — Она понизила голос и тихо сказала — так, чтобы Фанни не могла расслышать: — Оставайтесь с моей кузиной, прошу вас. Она, похоже, опять не в своей тарелке.

Лорд Барроу разрывался между чувством долга, которое требовало, чтобы он пошел с Элли, и нестерпимым желанием остаться наедине с Фанни. Наконец барон выбрал второе — тем более что предлог для того, чтобы остаться, был достаточно веским.

— Что ж, в таком случае… Если вы простите меня…

Элли прикрыла дверь перед самым его носом и облегченно вздохнула.

Как только захлопнулась дверь, барон тигром бросился к Фанни и схватил ее за руку.

— Что случилось, моя дорогая? Вы неважно себя чувствуете?

Фанни подняла на него глаза и неожиданно залилась слезами.

— Я не знаю, что делать! Ведь Элли любит вас, собирается выйти за вас летом… Она сама об этом говорила — всего несколько недель тому назад. Ах, что же нам делать? Что делать?

Лорд Барроу печально покачал головой:

— Это моя вина. Не нужно было делать ей предложение.. А я делал целых три раза! — Он взялся за свой лорнет и принялся рассеянно помахивать им, раскручивая на шелковой ленточке. — Но я вовсе не хочу разбивать ее сердце. Бедняжка… Постойте, я, кажется, кое-что придумал!

Фанни заметила с надеждой в голосе:

— Ах, если бы ей сделал сейчас предложение кто-нибудь другой… Тогда она не была бы так несчастна.

Идея окончательно созрела в голове барона.

— Да, — сказал он, — точно. Это то, что надо. — Широко улыбнувшись, он заключил: — Джефф всегда говорил, что ей нужна крепкая рука!

— Что? Что такое?

— Мисс Вудкотт, я знаю человека, который должен сделать ей предложение, — торжественно произнес барон. — Этот человек — Равенворт.

— Виконт?! — воскликнула Фанни. — Но Элли терпеть его не может! И, кроме того, она любит вас.

Лорд Барроу загадочно помолчал, многозначительно вздохнул, поднес лорнет к глазам и задумчиво протянул:

— Не знаю, не знаю… Возможно, Фанни, мы с вами заблуждаемся. Однажды я встретил Джеффа и мисс Дирборн в парке. Они были так увлечены разговором, что прошли мимо меня и даже не заметили.

Фанни трудно было представить, что кому-то может понравиться другой мужчина, а не ее ненаглядный барон, и она несмело предположила:

— Но, может быть, Элли не заметила вас, Чарльз, потому что у нее болела голова? Она в это время никого не замечает. Бедняжка, у нее так часто бывает мигрень!

— Нет, — решительно возразил барон. — Не думаю. Ведь на него же она смотрела, его замечала. Да еще КАК замечала! — Он нахмурил брови и озабоченно заметил: — В том, что мисс Дирборн неравнодушна к Джеффу, я не сомневаюсь. Но вот любит ли он ее? Вопрос. Нужно поскорее поговорить с Джеффом. Расставить все точки над «и».

16

Коренастая, приземистая фигура лорда Барроу быстро катилась по улице — развевались широкие брюки, мелькали черные сапоги, постукивала по тротуару трость, зажатая в руке. Барон, стиснув зубы и решительно нахмурив брови, спешил в боксерский салон «Джентльмен Джексон». Ноздри лорда Барроу раздувались от нетерпения.

Он ускорил шаг и теперь почти бежал. Скорее, скорее все выяснить! Но если Джефф не имеет серьезных намерений относительно мисс Дирборн… Что же делать тогда?

Впрочем, сначала нужно поговорить с Равенвортом.

Вежливый привратник спросил, чем он может быть полезен его светлости, и барон нетерпеливо воскликнул:

— Мне нужно поговорить с виконтом Равенвортом! Срочно!

Войдя в большой зал с дощатым полом, он остановился у стены и принялся ждать, когда же Джексон и Равенворт перестанут танцевать друг возле друга и разойдутся.

Лорд Барроу не любил бокс, не понимал эту ставшую теперь модной забаву. То ли дело верное ружье и добрые собаки! Любимым днем барона было первое октября — начало охотничьего сезона.

Наконец Джексон предложил виконту передохнуть, и Равенворт подошел к лорду Барроу. Он тяжело дышал, вытирая взмокший лоб большим полотенцем.

— Вот что значит быть в отставке, Джефф, — покосился на друга барон. — Дыхание совсем не то. Немного попрыгал — и готово.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Равенворт и рассмеялся. — Но ты-то здесь какими судьбами? Неужели тоже решил взять у Джентльмена пару уроков?

— Я? Нет-нет, что ты! — Лорд Барроу понизил голос и загадочно прошептал: — Нужно поговорить. Необходимо. Срочно.

— Господи помилуй! Да что стряслось?

Лорд Барроу, польщенный такой искренней отзывчивостью друга, поспешил успокоить его:

— Ничего особенного. То есть совсем не то, что ты думаешь.

Лорд Равенворт удивленно посмотрел на необычно возбужденное лицо барона и спросил, покачав головой:

— Так что же в таком случае?

Лорд Барроу глубоко вздохнул:

— Я хочу выяснить твои намерения. Мне необходимо знать, что ты собираешься делать. Это очень важно!

Виконт насмешливо улыбнулся. Он не смог отказать себе в удовольствии немного подразнить барона.

— Мои намерения? А, ты, наверное, имеешь в виду мисс Вудкотт… Ну что ж, скажу честно: никаких намерений относительно ее у меня нет. Можешь действовать смело. Фарватер свободен.

Из противоположного угла зала долетел короткий крик, и все внимание Равенворта немедленно переключилось туда. Там шел показательный бой между Джексоном и одним из его помощников. А поскольку выворачивать голову было неудобно, Равенворт, следя за боксирующими, оказался спиной к барону.

Лорд Барроу почувствовал досаду. Ему было наплевать на этих драчунов — особенно сейчас, — и он продолжил, обращаясь к спине виконта:

— Дело не в Фанни, Джефф! Меня интересует, что ты думаешь о мисс Дирборн?

К потолку вновь взлетел восторженный крик. Равенворт отметил про себя мастерство Джексона и его умение держать удар: даже пропустив сильный прямой снизу, он умудрился не сбиться с дыхания. Поглощенный боем, виконт небрежно обронил:

— А это не может подождать, пока они закончат?

Ждать?! Нет, лорд Барроу не мог ждать ни минуты Он был несчастен, он так страдал! Страдал уже две недели — с того самого дня, когда понял, что влюблен в Фанни. А ведь до этого он трижды делал предложение мисс Дирборн, и теперь ему ничего не оставалось, как только считать себя подлецом и обманщиком.

Барон терпеть не мог лжи — ни в себе, ни в других — и чувствовал себя последним негодяем. То, что никакого уговора между ним и мисс Дирборн не существовало, не имело значения. Он ухаживал за ней, он делал ей предложение — и после всего этого брак с мисс Дирборн был для лорда Барроу настолько предрешен, как если бы он уже прочел объявление об их помолвке на первой странице «Морнинг пост».

Нахмурившись, он ответил спине Равенворта:

— Подождать? Нет, не может. Нельзя откладывать, Джефф. Майор Уитни мне говорил, что в «Уэйтерсе» на тебя уже заключают пари. Спорят о том, как скоро ты покоришь Азартного Игрока. Считают, что ты ей готовишь участь Цитадели.

Равенворт немедленно обернулся, сверкнув глазами.

— Кого?

— Цитадели. Лавинии… или Летиции. Не могу вспомнить имя. Ну, той, которая сходила по тебе с ума. А ты ее бросил.

Виконт ясно вспомнил ту давнюю, почти забытую историю и вскричал:

— Чарльз, это было три года тому назад! Я только-только приехал в Лондон и не знал еще здесь ни одной живой души! Зеленый юнец, прямо со службы в армии Его Величества, птенец желторотый — вот кем я был тогда! — В голосе виконта появилась горькая издевка. — И тут появилась Летти Мэшем… У нее в голове гвоздем сидела только одна мысль. Точнее — две: заполучить мои деньги и мой титул. — Он покачал головой и закончил: — Невероятно, что кто-то еще помнит эту глупую историю!

Лорд Барроу ответил с некоторым облегчением:

— Ну, я-то сам вспомнил о ней, только когда увидел в доме леди Вудкотт море цветов и мне сказали, что это ты посылал их мисс Дирборн. Хм-м… Да, да, да. Мисс Мэшем. Высокая такая.

Его внимание отвлек проходивший мимо Джексон. Лорд Барроу проводил взглядом его фигуру — вылитый олимпийский бог!

— Хорош! — заметил он и тут же добавил, желая подбодрить друга: — Но бьюсь об заклад, в седле сидит гораздо хуже, чем ты.

Равенворт искренне рассмеялся, а лорд Барроу спросил:

— Так что скажешь? Ты действительно решил покорить сердце Азартного Игрока?

Равенворт окинул приятеля долгим взглядом, затем на лице у него появилась озорная улыбка, отчего виконт стал похож на мальчишку.

— Да, Чарльз. Да, именно так.

Он медленно снял с шеи полотенце, согнул руку, на которой обозначились крепкие литые мускулы, и неожиданно швырнул полотенце барону. Тот не ожидал этого и довольно нервно засмеялся, снимая полотенце с лица.

Проходившие мимо атлеты уже с интересом присматривались к странной парочке, так что барон поспешил откланяться. Он был очень доволен разговором с Равенвортом и теперь точно знал, что ему делать. Нужно как можно скорее сообщить мисс Дирборн радостную весть, и тогда ничто не помешает объявить об их помолвке с Фанни! Ну а дальше все будет просто. Совсем просто.

Кончиком веера Элли отвела в сторону широкий пальмовый лист, мешавший ей наблюдать за танцующими. Большой танцевальный зал в доме леди Саттон был превращен в летний сад. Бесчисленные вазы с цветами и кадушки с зеленеющими деревцами стояли повсюду — в каждом углу и на каждом шагу.

Рядом о чем-то бубнила леди Вудкотт, но Элли не слышала ее. Она не сводила глаз с танцующей пары: Равенворт и мисс Саттон легко, изящно кружились в вальсе.

Элли стиснула свой веер так, что побелели пальцы, отвела руку, и широкий зеленый лист возвратился на свое место. С треском раскрыв веер, она подумала — в сотый, тысячный раз, — можно ли верить этому человеку? Сейчас его лицо было отстраненным и замкнутым, каким обычно бывало, когда он танцевал с мисс Саттон. Элли прекрасно знала, что оно может быть и другим, но в эту минуту на нем не было и тени тепла — просто красивое, холодное лицо. Хотелось бы надеяться, что лицо Равенворта отражает его отношение к своей партнерше…

Элли вздохнула. Ей-то от этого было не легче. Важно, как виконт относится к ней самой, а об этом в последние дни ходит так много самых разных слухов…

— Прелестная пара, — заметила леди Вудкотт. — Все считают, что они рано или поздно должны обручиться. Если соединить его титул с ее приданым… Оно хотя и меньше твоего, но тоже немаленькое.

У Элли пересохло в горле.

— Вы говорите так, словно они уже помолвлены! — более резко, чем хотела бы, сказала она. — Но разве об этом было объявлено?

Леди Вудкотт погладила руку племянницы своей пухлой ладонью.

— Нет, но… Но я думаю, что это дело времени.

Элли вскинула глаза на тетушку. Да, она говорит вполне серьезно! Между тем леди Вудкотт огляделась по сторонам и вернулась к более интересной для себя теме:

— Так, а куда же это запропастился лорд Барроу, интересно знать? Ах, вот он, вместе с моей Фанни. О, как бы мне хотелось найти для Фанни такого жениха, как Чарльз! — Она обернулась к Элли и предостерегающе добавила: — На твоем месте я бы поторопилась, Элинор. Нельзя же до бесконечности испытывать терпение милейшего лорда Барроу.

Элли хотела было возразить, сказать, что тетушка ошибается насчет сердечных привязанностей барона — ведь только слепой не видит того, как он обхаживает ее кузину, — но подумала, что едва ли сумеет убедить в чем-либо леди Вудкотт.

А Фанни в эту минуту внимательно слушала лорда Барроу: он излагал свой план, который должен был разрешить все трудности, связанные с Элли, разрубить этот тугой узел. Когда барон закончил, Фанни грустно покачала головой:

— Я считаю, что вам не следует передавать Элли слова виконта. На мой взгляд, это все звучит как-то несерьезно. «Я собираюсь завоевать сердце Азартного Игрока»! Нет, Чарльз… Элли вполне может подумать, что он просто играет с нею.

— Но это не так! Поверьте мне, Фанни, Джефф любит ее. По-настоящему. Видели бы вы его улыбку! — Он заглянул в глаза стоящей перед ним маленькой феи. — Прошу вас, разрешите мне сказать ей. Кроме того, я сам так устал притворяться… Я хочу жениться на вас!

Робкая улыбка затрепетала на губах Фанни, и она положила маленькую ладошку на руку барона. Она не была уверена, что Элли понравится то, о чем ей хочет поведать лорд Барроу. Зато — и это было куда важнее для самой Фанни — такой разговор может развязать руки и ей, и Чарльзу. А тогда… О, тогда они смогут не скрывать больше своих отношений, перестанут чувствовать себя лжецами и обманщиками. Им нечего будет таить.

Они подошли к леди Вудкотт, и лорд Барроу тут же предложил Элли пройтись с ним по залу. Она поднялась и подала ему руку.

Настал решающий момент.

— Я должен кое-что сказать вам, мисс Дирборн, — начал лорд Барроу. — Нечто очень важное.

«Что он собирается сообщить? — мелькнуло в голове Элли. — Что-то неприятное? Вряд ли. Судя по его виду, нечто радостное. Очевидно, о своей любви к Фанни».

Она была крайне удивлена, когда услышала:

— Сегодня утром я разговаривал с Равенвортом. У Джексона. Должно быть, вы слышали о нем. Боксер. Держит свой салон.

Элли молча кивнула. Интересно, что может быть общего между боксом, Равенвортом и любовью лорда Барроу к Фанни?

— Разговор шел о вас, я думаю, что вы должны об этом знать.

Элли почувствовала, что краснеет. Сердце у нее бешено забилось. «О чем это я должна знать?» — с тревогой подумала она.

Лорд Барроу кашлянул и торжественно заявил:

— Он сказал, что намерен покорить ваше сердце!

На мгновение — только на короткое мгновение! — в душе Элли вспыхнула надежда. Но тут же, оценив слова Равенворта, она поняла, что они лишь подтверждают то, о чем ей говорят уже не в первый раз. Элли вспомнила предупреждения Джорджа, мягкие намеки тетушки… Что ж, виконт — известный покоритель сердец. Неудивительно, что он выбрал именно эту разновидность мести за то оскорбление, которое она ему нанесла.

— Вы точно передаете его слова, милорд? — негромко спросила Элли.

— О да! Собственно, я сам спросил Равенворта, собирается ли он покорить ваше сердце. Он ответил: «Разумеется». И улыбнулся. Примерно вот так.

Лорд Барроу расплылся в широкой улыбке, пытаясь воспроизвести улыбку Равенворта. Но его попытка не произвела на Элли впечатления. Во всяком случае — благоприятного впечатления. Она внимательно посмотрела на барона и нахмурилась.

— Он говорил именно так?

— Э-э-э… Нет, не совсем. Более… весело, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Чувствуя, что у нее онемели руки и ноги, Элли ответила едва слышным шепотом:

— Да, я понимаю, что вы хотите сказать.

Ее синие глаза наполнились слезами. Желая скрыть их от любопытных взоров, Элли заморгала и принялась с подчеркнутым интересом рассматривать вазы с папоротником и фиалками, расставленные возле оркестра.

Барон нерешительно кашлянул.

— Мисс Дирборн, я рассказал вам об этом, потому что… — Он замялся, смущенно покосился на Элли и замолчал.

Не станет ли для нее ударом сообщение о том, что они с Фанни решили пожениться? Совсем недавно ее любовь к Равенворту казалась ему несомненной, но сейчас… Сейчас Элли выглядела какой угодно — опечаленной, задумчивой, — но только не влюбленной. Грустной она выглядела, вот самое точное слово! Боже, неужели он ошибся?!

Элли перевела взгляд на барона и невольно улыбнулась. Она догадалась, что лорд Барроу мучительно ищет слова, чтобы сказать ей о своей любви к Фанни. Элли охотно и великодушно поспешила ему на помощь.

— Полагаю, это еще не все, что вы хотели сказать мне, лорд Барроу, — мягко начала она. — Очевидно, вам есть что поведать о ваших планах относительно Фанни?

— Да! То есть нет… — заметил барон и снова замолчал, сжав губы в тугую ниточку.

Элли сердито вздохнула:

— Лорд Барроу! Если вы сейчас же не скажете мне, что хотите жениться на Фанни, я с вами не стану впредь разговаривать! Знать вас не захочу!

Губы барона дрогнули, глаза удивленно округлились.

— Да, но… Но как вы догадались? Вам сказала Фанни? О боже, кто бы мог подумать!

Элли рассмеялась, а затем решительно взяла барона под руку, отвела его к Фанни и от всей души пожелала счастья им обоим.

Если барон был просто поражен догадкой Элли, то что уж говорить о леди Вудкотт! Она чуть не сошла с ума от такого поворота событий и долго моргала, переводя глаза с дочери на лорда Барроу, потом на Элли и снова на дочь.

— Почему ты так долго скрывала это, Фанни? — наконец воскликнула она. И, обернувшись к племяннице: — Бедная Элинор! Что же мне с тобой теперь делать? — И снова к Фанни: — Ты станешь баронессой! Потрясающая новость!

Так она и разрывалась между ликованием от того, что ее дочери улыбнулось счастье, и сочувствием к несчастной племяннице. Продолжалось это до тех пор, пока по залу не покатился удивленный шум, а в ушах Элли не зазвенело от восклицаний тетушки.

Наконец леди Вудкотт подхватила лорда Барроу и Фанни и потащила их к Салли Джерси, желая поразить ее «потрясающей новостью». Оставшись одна, Элли рассеянно огляделась и тут же встретилась глазами с Равенвортом. Она и не заметила, как тот подошел.

Виконт учтиво поклонился и пригласил Элли на тур вальса.

— Нет, — прошептала она в ответ и откинулась на спинку стула. Стоявший позади цветок в горшке немедленно впился ей в затылок своими жесткими листьями.

Равенворт удивленно поднял бровь, внимательно осмотрел побледневшее лицо Элли и спросил:

— Вы хорошо себя чувствуете, мисс Дирборн?

Он произнес это так искренне, что Элли смутилась. Она растерянно опустила глаза, заставляя себя думать, что участливый тон — всего лишь очередной ход в той Жестокой игре, которую ведет с нею этот коварный человек. Ну, нет, Элли Дирборн на эту удочку не поймаешь!

Элли вздернула подбородок и сказала, твердо глядя в лицо виконту:

— Я чувствую себя прекрасно, милорд. Любопытно, что вы полагаете, будто девушка может отказать вам лишь по причине нездоровья!

Как ни странно, он не торопился отвечать дерзостью на дерзость. Элли с треском раскрыла веер и отвернулась, словно перестав замечать стоящего рядом виконта.

Ее поза была подчеркнуто независимой, вызывающей, но в то же время беззащитной и наивной. Она походила сейчас на обиженную маленькую девочку, и Равенворт невольно засмеялся. Засмеялся — хотя прекрасно понимал, что этот смех может стать его роковой ошибкой и до основания разрушить их хрупкие отношения. Чтобы разрядить обстановку, Равенворт уселся на соседний с Элли стул, развязно закинул ногу на ногу и заговорил, покачивая в воздухе сверкающим носком ботинка:

— Вы правы. Я действительно слишком много о себе возомнил. Вы чувствуете себя прекрасно и отказали мне только потому, что ненавидите меня. Хотелось бы, правда, знать — за что?

Элли следила за мельканием его ботинка в полном недоумении. И это Равенворт, безупречный лондонский денди. Так говорить и так вести себя мог только человек, не вполне владеющий собой. Она ответила коротко и резко:

— У меня достаточно к тому оснований, и вы об этом прекрасно осведомлены!

Элли вскочила и бросилась прочь, но не успела сделать и пяти шагов, как Равенворт нагнал ее и оказался рядом. Элли не думала, что он бросится за нею, и от неожиданности остановилась, тяжело дыша и сгорая от нестерпимого желания изо всей силы ударить его.

— Вы ошибаетесь, — сказал Равенворт, — я об этом ничего не знаю. Но не кажется ли вам, что отношения лучше выяснять без посторонних?

Каков наглец! Элли задохнулась от гнева. Сначала пытается очаровать ее, используя все свое гнусное мастерство, но мало этого — продолжает преследовать и тогда, когда понимает, что она раскусила его! Может быть, он решил, что наступает время последней битвы? Что ж, к барьеру, ваша светлость!

Сжигая виконта взглядом, Элли собралась с силами и сказала с холодной вежливой улыбкой:

— Как вам угодно, милорд.

И они отправились в дальнюю маленькую гостиную, заставленную, как и все комнаты в доме леди Саттон, бесчисленными цветочными горшками. Оказавшись наедине с Равенвортом, Элли резко обернулась к нему.

— Вы еще не закончили осаду моей крепости, любезный виконт? Неужели ваше тщеславие до сих пор не удовлетворено? По-моему, вы добились всего, чего еще вы от меня хотите?

Равенворт изучающе посмотрел в ее лицо. Взгляд его был напряженным, тревожным.

— Я хочу знать, любите ли вы меня, — негромко сказал он.

Элли остолбенела. Все-таки нет предела мужскому тщеславию!

— Даже если и так, я все равно никогда не скажу вам об этом. Не считайте меня такой уж законченной дурой, Равенворт!

— Боюсь, что вы меня неправильно поняли, — с некоторой торжественностью ответил он.

Элли ядовито улыбнулась:

— Ошибаетесь. Я вижу вас насквозь и прекрасно все понимаю. И знаю, кстати, что вы обо мне говорили.

— А, так Чарльз рассказал вам о нашем утреннем разговоре?

Элли пристально посмотрела на Равенворта:

— Значит, вы не отрицаете тот разговор?

— Ни единого слова не отрицаю.

— Тогда вы не станете отрицать и того, что начали всю эту игру из мести за то, что я пыталась украсть вашу проклятую табакерку!

— Не в табакерке дело, Элли. Просто мне казалось тогда, что вы ко мне равнодушны…

— Ну, так что же? Почему женщина не может быть равнодушной к вам? Разве это повод для того, чтобы преследовать ее? Ведь вы же с самого начала презрительно смотрели на меня, говорили со мною цинично и пренебрежительно? Вы всегда давали понять, что я провинциальная девчонка, а вам и в подметки не гожусь. Ах, до чего же глупо с моей стороны было надеяться, что вы когда-нибудь сможете измениться, что вы начнете относиться ко мне лучше!

— Элли, я действительно виноват перед вами, но все это в прошлом. Я давно уже забыл о мести. С того самого дня, когда вы утопили в грязи свою туфельку. — Он наклонился вперед, не сводя взгляда с лица Элли. Его серые глаза потемнели, как всегда в минуты волнения. — Вы помните тот день, не правда ли? Помните, я вижу. И мне не забыть, как вы тогда смотрели на меня, как смеялись… С того дня я не могу думать ни о чем ином — только о вас. Вы не верите?

Элли очень хотелось верить ему: ведь в глубине ее души все еще жила и не хотела умирать надежда. Но она боялась, безумно боялась разделить судьбу несчастной девушки, которую он называл Цитаделью.

Элли отвернулась и тихо сказала куда-то в пространство:

— Лорд Барроу передал, что вы намерены… покорить меня.

Внезапно она почувствовала на плечах его ладони, от горячего дыхания виконта у нее зашевелились волосы на затылке.

— Это именно так, Элли, — прошептал он. — Потому что вы давно уже покорили меня!

Никогда в жизни она не была так смущена, так сконфужена. Впервые ей пришло в голову, что в словах Равенворта, которые передал лорд Барроу, может быть такой простой и ясный смысл.

У Элли закружилась голова, ослабели колени. Она покачнулась и тут же почувствовала его сильные руки, которые с такой готовностью подхватили, поддержали ее…

Неожиданно раздался незнакомый мужской голос:

— А, вот вы где, Равенворт! О, прошу прощения…

— Хэлло, Уитни! — откликнулся виконт и отступил на шаг от Элли. — Вы знакомы с мисс Дирборн?

Майор Уитни вежливо поклонился Элли, но, по-видимому, у него действительно было неотложное дело к Равенворту, потому что он опять повернулся к виконту и сказал:

— Ищу вас по всему городу. Привез вам долг.

Элли тем временем с любопытством присматривалась к высокому светловолосому офицеру с безупречной выправкой. Уитни, Уитни… Кто-то совсем недавно называл ей это имя.

— Нет никаких сомнений, Джефф, — вы выиграли пари, — он покосился на Элли, затем вновь посмотрел на виконта и улыбнулся. — Вот, возьмите. Тысяча фунтов.

Равенворт принял деньги из рук приятеля и вздрогнул от неожиданности, услышав отчаянный крик Элли:

— Боже, как вы могли?!

Равенворт обернулся, и в ту же секунду маленькая затянутая в перчатку ладонь звонко впечаталась в его щеку.

Ошеломленный, он постоял немного, пытаясь прийти в себя и не в силах поверить в случившееся. Элли же, наградив Равенворта пощечиной, немедленно выбежала из комнаты. Майор Уитни, пораженный не меньше самого виконта, растерянно пробормотал:

— Я сказал что-то лишнее? Простите меня, Джефф, если это так! Я просто думал, что вам интересно будет поскорее узнать о том, что ваша лошадь победила лошадь Крессинга. На целый корпус опередила. — Он помолчал немного, поглядывая своими умными голубыми глазами на то, как его друг потирает ладонью покрасневшую щеку, и добавил:

— Я много слышал о мисс Дирборн. Она — Азартный Игрок, верно? Но на что она так разозлилась?

— Сам не понимаю, — угрюмо буркнул Равенворт.

— Знаете, в клубах ходит столько сплетен… Вы не думаете, что?..

— Да, очень может быть. И если это так, полагаю, что мне не за что винить ее.

Оба покосились на дверь, в которую совсем недавно выбежала Элли. «Да что там — выбежала! — подумал майор. — Сказать точнее — вылетела, как ведьма, разве что только не на метле!»

Вслух же он спросил, усмехнувшись:

— Ну, и что вы намерены теперь делать?

Равенворт широко улыбнулся в ответ.

— Сказать по правде, у меня сейчас нет в голове ни одной, даже самой завалящей идеи. Но это не беда: я не сомневаюсь, что они в избытке имеются у мисс Дирборн…

17

Густой туман висел на улицах ночного Лондона. Знаменитый туман, который местные жители обычно зовут «гороховым супом». Размытые, неяркие пятна света от газовых фонарей неохотно пробивались сквозь него и, ненадолго осветив лица пассажиров, скрывались и гасли, едва успев промелькнуть мимо окна кареты. И снова туман и тишина, в которой так четко звучат лошадиные подковы: клип-клоп, клип-клоп, клип-клоп…

Туман окутал не только Лондон — на душе Элли тоже было туманно и темно.

Они возвращались с бала у леди Саттон вчетвером: Элли сидела рядом с тетушкой, а напротив расположились Фанни и лорд Барроу. Он впервые провожал Фанни на Гросвенор-сквер в качестве официального жениха.

В неверном свете очередного фонаря Элли успела рассмотреть лицо кузины — радостное, пылающее, — и сердце ее болезненно заныло. Каким неожиданно счастливым выдался этот зимний сезон для Фанни, и каким губительным он оказался для нее самой!

Подтвердились самые ужасные слухи: Равенворт ухаживал за нею из мести, хуже того — на спор! Он не постыдился поставить деньги на то, что сумеет добиться ее взаимности…

И выиграл свое пари, мерзавец!

Леди Вудкотт, сидевшая рядом с Элли, довольно долго молчала: то ли выплеснула все свои эмоции еще у леди Саттон, то ли просто не могла сказать что-либо связное из-за того, что старую карету немилосердно подбрасывало на каждой выбоине.

По-настоящему разговорилась леди Вудкотт лишь тогда, когда карета начала приближаться к дому.

— Кто бы мог подумать! Все это время! — Аеди Вудкотт говорила короткими фразами, подскакивая на сиденье и поминутно поправляя искусственные черные локоны, убирая их с полного круглого, словно луна, лица. — Вы влюблены друг в друга! Уже несколько недель… Ну, ты тоже хороша, Фанни. Нельзя быть такой скрытной, моя девочка.

Затем она обернулась к Элли и резко сменила тон:

— Бедная Элинор! Мое бедное, бедное дитя. Я не поверила своим ушам, когда Салли Джерси рассказала мне. Понятно, что все это чушь. Выдумки. Я не поверила ни единому ее слову. Разумеется.

Леди Вудкотт повернула голову к дочери и без всякого перехода заговорила прежним, восторженным тоном:

— Ах, как это прекрасно! Вы поженитесь в июне. Не сомневаюсь, что церковь Сент-Джеймс будет переполнена. Просто уверена в этом.

Элли заметила короткие взгляды, которыми обменялись Фанни и лорд Барроу. По всему было видно, что этой счастливой парочке не очень-то хотелось превращать свое венчание в пышное зрелище. Они, вне всякого сомнения, предпочли бы тихую церемонию в домашней церкви, в узком кругу родных и друзей.

Между тем леди Вудкотт вновь сменила тон, поскольку опять переключилась на Элли:

— Ну а что ты думаешь о нашем дорогом лорде Крессинге? Я нисколько не сомневаюсь, что добрая, заботливая жена сможет благотворно повлиять на него и наставить на путь истинный.

Элли живо вспомнила, с каким вожделением смотрел барон на тех шлюшек, что проезжали мимо Гайд-парка, и воскликнула:

— Да вы шутите, тетушка! Я уверена, что Крессинг неисправим. Он ведет себя как деревенский жеребец.

Лорд Барроу фыркнул и смутился под суровым взглядом леди Вудкотт.

— Лорд Крессинг — пэр! — Леди Вудкотт выпрямилась на своем сиденье, покраснев от негодования.

Элли вздохнула и заметила:

— Титул — это еще не гарантия того, что его носитель джентльмен. Признаться, мне известен только один такой случай. — Она широким жестом указала на лорда Барроу. — И боюсь, что он скорее исключение из общего правила.

Леди Вудкотт принялась горячо возражать против этого замечания Элли, но в конечном итоге ей пришлось все-таки согласиться с тем, что титул не гарантирует порядочности. Однако и тут она не преминула упрекнуть Элли, намекнув, что ее об этом предупреждали — и не раз.

Выговорившись, она откинулась на сиденье, сложив на коленях пухлые тяжелые руки. А Элли грустно подумала о том, какой же сама она была дурой. Надеялась, что Равенворт способен не только на лицемерие и коварство; надеялась, что он изменится… И самое ужасное — она любила его!

Элли вздохнула так грустно, что притихшая было леди Вудкотт вновь встрепенулась, накрыла руку племянницы своей огромной ладонью и зашептала:

— Ну, тихо, тихо. Не расстраивайся так сильно. Может быть, все еще наладится. Я не знаю, что там у вас произошло, но повторяю: я не верю. Она, очевидно, просто решила отомстить мне за то, что Равенворт назвал однажды мой тюрбан образцом высокого вкуса. Знаешь, что она выдумала? Будто ты ударила его! — Леди Вудкотт рассмеялась, покачивая головой. — Представить только: дать пощечину Законодателю Мод! Да если бы ты это сделала, твою репутацию можно было бы считать погибшей.

Элли посмотрела в окно на призрачные огоньки спящего в ночном тумане города и спокойно, с каким-то отсутствующим видом, произнесла:

— В таком случае моя репутация погибла.

Леди Вудкотт издала испуганный вопль:

— Нет, только не это! Неужели это правда? Элли, Элли, ну что мне с тобой делать?! Мало того, что ты без конца дразнила его, так теперь решила еще и руки распустить? Да как ты посмела?

— Ну, во-первых, пощечина — это самое малое из того, что он заслужил, — невозмутимо сказала Элли. — А во-вторых, эта история, как мне кажется, еще далеко не закончена.

— О, дорогая! — простонала бедная тетушка. — Признайся, что ты еще задумала? Элли, ты слышишь меня? Немедленно говори, что у тебя еще на уме! Я приказываю, слышишь? О-о-о, я знаю, я слишком хорошо знаю вот этот твой взгляд!

Карета подъехала к дому и остановилась. Все принялись сворачивать свои дорожные пледы, собирать сумочки и муфты, а леди Вудкотт все никак не могла прийти в себя. Она вышла первой, опираясь на подставленные ладони подбежавших форейторов, и тут же обернулась к Элли.

— Помнишь, как ты подожгла сарай, когда была подростком? У тебя тогда был точно такой же взгляд! Самое страшное, что там, внутри сарая, в это время спал старый Джаспер — тот сумасшедший конюх, которого мой брат все никак не решался выгнать. Он выбежал без штанов и все кричал о геенне огненной да о гневе божьем. Он был очень набожным человеком, этот старый Джаспер…

— Ну и что? — пробормотала Элли, стараясь не смотреть на Фанни и лорда Барроу. — Зато он ни черта не смыслил в лошадях и без конца придирался ко мне.

— Ни черта не смыслил в лошадях?! — взвилась леди Вудкотт. — И ты его за это… О господи, дай мне силы! Послушай, Элли, что ты собираешься делать? Лучше сразу скажи! И знай, я не потерплю скандала в своем доме — особенно если в нем будет замешан Равенворт!

Дворецкий распахнул перед ними дверь, и они проследовали через просторный холл к лестнице. Леди Вудкотт проводила Элли до самой спальни и всю дорогу умоляла племянницу не делать глупостей и немедленно поделиться с тетушкой своими планами. Но Элли молчала, как стойкий оловянный солдатик из детской сказки. И напрасно леди Вудкотт то предлагала ей свою помощь, то начинала пугать Элли тем, что отправит ее к Ужасной тетушке Августе. Бесполезно. Элли только ласково улыбалась и молчала. Так, не сказав ни слова она поцеловала тетушку в щечку, быстро нырнула в разобранную Сарой постель и с головой укрылась одеялом.

Как же смеялся на следующее утро лорд Равенворт, слушая отчет своего друга о вчерашних откровениях леди Вудкотт по поводу детских выходок Элли!

— Значит, тот бедняга выскочил из сарая без штанов? Она так прямо и сказала?

Лорд Барроу утвердительно кивнул.

— Ты не представляешь, что это было, Джефф! — Он поудобнее устроился на диване в гостиной лорда Равенворта. — Я просто не знал, куда деваться! Чуть не лопнул от смеха. Рядом стояли слуги — так они тоже чуть не умерли!

— И что же на это сказала сама Элли?

— Заявила, что этот старик ни черта не смыслил в лошадях!

Лорд Равенворт снова расхохотался, а потом спросил неожиданно серьезно:

— Послушай, а не было ли при этом у нее в глазах такого э-э-э… отсутствующего выражения? Этакой странной задумчивости?

Лорд Барроу озадаченно посмотрел на друга.

— Не совсем понимаю, о чем ты. К тому же там было довольно темно…

— Неважно. Просто что-то подсказывает мне, что у нее это выражение было.

Подумав немного, лорд Барроу озабоченно поджал губы и веско заметил:

— Хочу предупредить тебя, Джефф. Мисс Дирборн явно что-то замышляет. Боюсь, она строит планы возмездия.

Лорд Равенворт улыбнулся:

— Мог бы и не предупреждать. Я знал об этом с той самой минуты, когда она меня ударила.

— Так это правда?!

— Увы, мой друг. Но ты-то откуда узнал?

— Вас видела Салли Джерси. Или слышала об этом от кого-то. Во всяком случае, она обо всем рассказала леди Вудкотт.

— Проклятье!

— Учти, Джефф, мисс Дирборн — крепкий орешек. К сожалению, вряд ли она станет теперь со мной откровенничать и делиться своими планами. Так что трудно сказать, что она придумает. Но придумает. Это точно. Она вся так и кипит!

— Представляю себе, — усмехнулся Равенворт.

Он коротко рассказал другу о несвоевременном появлении майора Уитни, принесшего деньги за выигранное пари. Лорд Барроу выслушал, немного подумал и нахмурился.

— Послушай, Джефф, мне кажется, ты должен как можно скорее все ей объяснить.

Равенворт удивленно поднял брови:

— Что? Объяснить и лишить себя удовольствия узнать, что же за планы родились в ее очаровательной головке?

— Боюсь, ты пожалеешь об этом, Джефф. Она настроена серьезно. Очень серьезно!

— Я ни о чем не собираюсь жалеть, Чарльз. Ни теперь, ни когда-либо впредь. Только вчера вечером я понял наконец, какой бездарной и скучной была моя жизнь в Последнее время. Похоже, я потерял себя после смерти Эверетта… — Он задумчиво помолчал, потом тряхнул головой, словно отгоняя грустные мысли, и улыбнулся барону. — А знаешь, если бы мисс Саттон увидела того старика, что выскочил из горящего сарая без штанов она, наверное, упала бы в обморок. Или сделала бы такое лицо…

— Как у дохлого краба?

Лорд Равенворт удивленно посмотрел на него.

— Не знал, что ты ее настолько не любишь.

— Эта девица слишком много мнит о себе. А я не терплю задавак.

— Вот как? В таком случае странно, что ты столько времени терпишь меня.

Лорд Барроу широко улыбнулся своему другу детства и честно ответил:

— Просто я знаю, что у тебя это рано или поздно пройдет.

Целый день ей доставляли букеты фиалок. Каждые полчаса. И только к последнему, двенадцатому, была приложена короткая записка:

«Той, которая знает толк в выигранных пари».

Элли пришла в негодование. Какая наглость! Так бесстыдно намекать на свою победу!

Она разорвала записку в мелкие клочки и отправила их в пылающий камин, коротко пробормотав сквозь зубы:

— Чтоб ты лопнул!

Именно в этот момент в голове Элли окончательно сложился план — прекрасный план, по ее мнению. Лорд Равенворт еще пожалеет, что заключил с тем офицером такое гнусное пари!

Элли был нужен помощник, и она тут же принялась искать его. Выбор ее пал на одного из молодых слуг, который сразу с готовностью согласился помочь ей. Элли все объяснила ему и возбужденно облизнула пересохшие губы, подумав про себя: «Какая удача, что в доме тетушки служат такие люди!»

К осуществлению своего замысла Элли приступила на следующий же день. За поздним завтраком ее уже не было за столом: мастерски изобразив сильнейший приступ мигрени, Элли пила чай в одиночестве, лежа в своей постели и мужественно оставив нетронутыми аппетитные ломтики холодного цыпленка. Все шло по плану. Дымились в китайской фарфоровой курильнице ароматические индийские палочки, а верная Сара сбилась с ног, непрестанно смачивая виски своей хозяйки лавандовой водой.

Слуга — тот самый, что согласился помогать, — уже вернулся от Равенворта и принес его ответ на записку Элли. Виконт писал, что он очень рад и, разумеется, готов сопровождать леди Вудкотт вместе с ее дочерью и племянницей в оперу. Будет у них непременно. «Все-таки какие они идиоты, эти мужчины!» — подумала Элли и вздохнула.

Итак, она продолжала изображать мигрень, пока не убедилась в том, что ее тетушка и кузина покинули дом. Теперь настало время действовать. Элли быстро переоделась в голубое платье с темно-синей накидкой, украсила шею бриллиантовым ожерельем, подобрала подходящую к платью атласную синюю шляпку и белую меховую муфту. Она знала, что Равенворту нравится именно это платье. Что же, пусть потешит свое тщеславие, решив, что это ради него она так вырядилась!

Когда Равенворт прибыл, Элли спустилась вниз, Приветливо улыбаясь, поблагодарила виконта за любезность и как бы между прочим извинилась за свое поведение на балу у леди Саттон.

— Знаете, милорд, я была просто не в себе в ту минуту. Но все прошло, и теперь мне больше всего хотелось, бы забыть об этом. Умоляю, забудьте и вы и простите мне мой дурацкий характер!

Равенворта не обманул ее влажный взгляд, но он вежливо поклонился и сказал:

— Вы прощены.

Однако сказано это было таким тоном, что по плечам Элли пробежал неприятный холодок. Она поспешно отвернулась, чтобы скрыть свою тревогу: слишком явно проступал гнев сквозь вежливые слова виконта.

Затем он огорошил Элли простым и совершенно естественным вопросом:

— А где же леди Вудкотт и ваша кузина?

Продумывая свой блестящий план, Элли как-то упустила из виду, что он может задать этот вопрос, и потому не была к нему готова. Она замялась и промямлила:

— Э-э-э… Они уже уехали. С лордом Барроу. Понимаете, так глупо получилось… В последний момент он предложил сопровождать их, и поскольку они с Фанни намерены обручиться, то… Одним словом, он сам повез их на вечер.

— А я думал, что мы собираемся в оперу.

— О да, конечно! Простите меня, я все перепутала. Разумеется, он повез их в оперу… А поскольку тетушка знала, что вы приедете, то она решила, что я останусь и поеду с вами — тем более что я должна была извиниться за свой отвратительный поступок.

Элли перевела дух и подумала, что с божьей помощью сумела с блеском выйти из непредвиденной ловушки.

Равенворт еще раз низко поклонился, но исподволь окинул ее долгим взглядом — одновременно подозрительным и понимающим. Он предложил Элли руку и повел ее на улицу. У ворот стоял элегантный экипаж виконта, запряженный парой превосходных рысаков с доснящейся черной шерстью. Увидев их, Элли не удержалась от возгласа:

— Боже, откуда у вас эти красавцы? Бесподобно!

— Это рысаки Ньютона.

Элли мигом забыла и про свой план, и про их напряженные отношения с виконтом.

— Так, значит, это правда? Ньютон действительно продал своих рысаков?

— Как видите.

Элли нахмурилась. Она вспомнила, как сильно был огорчен ее кузен, когда узнал об этой продаже от Крессинга. Впрочем, сейчас было не время думать о Джордже. Перед домом стояли два экипажа — запряженные и готовые к поездке. Странно, что она не предусмотрела такой возможности. По ее плану они должны были ехать в карете леди Вудкотт — и никак иначе, в противном случае все пойдет насмарку. Ведь в той карете на запятках их уже поджидает слуга, с которым она сговорилась, а на козлах сидит кучер, которого должен был нанять этот слуга…

Элли обернулась к лорду Равенворту и небрежно сказала, махнув в сторону его кареты своей муфточкой:

— Отправьте свой экипаж домой, милорд.

— Простите? — вежливо переспросил он.

Колеблющийся свет уличных фонарей играл, переливался, вспыхивал неяркими искрами на блестящих каштановых локонах Элли, бросал странные танцующие тени на ее прекрасное лицо. Она была великолепна в этой шляпке, с этой трогательной муфточкой…

Боже, как хотелось Равенворту поцеловать это волшебное создание!

Элли поглубже засунула в муфточку руки и обворожительно улыбнулась.

— Я хотела бы ехать в карете леди Вудкотт, если вы не возражаете.

Она крепко стиснула спрятанные в муфту ладони, моля небеса, чтобы ему не пришло в голову снова начать задавать ненужные вопросы.

Ненужных вопросов лорд Равенворт задавать не стал. Он сделал куда более жестокую вещь — улыбнулся.

Широкоплечий, улыбающийся, одетый в черный элегантный сюртук, он казался Элли тем идеальным мужчиной, о котором она мечтала всю жизнь, и теперь чудесным образом материализовавшимся прямо из мерцающего света вечерних фонарей. Окружающий мир существовал только для нее, и она не столько услышала, сколько догадалась по его губам:

— Если это доставит вам удовольствие, мисс Дирборн.

Одному богу известно, какого труда стоило Элли оторвать взгляд от губ Равенворта. Она испытывала острое, непреодолимое желание прижаться к ним своими губами, вновь пережить то, что однажды уже случилось в гостиной леди Вудкотт…

Медленно, словно во сне, она пошла к своей карете, но виконт удержал ее:

— Обождите минутку. У меня есть для вас подарок.

Элли вздрогнула и как будто очнулась. «Господи, что же со мной происходит?!» — в ужасе подумала она. Увы, она опять попала в плен его чар, опять готова делать все, что угодно этому человеку… А ведь он совсем недавно ославил ее на весь Лондон, заключил пари, что покорит ее сердце, и получил деньги, выиграв это пари!

Элли была противна самой себе.

Равенворт тем временем подошел к своему экипажу. Слуга распахнул перед ним дверцу, и виконт ненадолго скрылся за ней. Когда же он появился вновь, в руках у него была небольшая плетеная корзинка, завязанная зеленым бархатным платком.

Равенворт торжественно вручил корзинку Элли и сказал, слегка усмехнувшись:

— Прошу вас принять это в знак примирения. Если я каким-то образом обидел вас, простите меня.

И это все прямо на глазах у слуг! Чудовищно! Мало того, что о ней говорят во всех гостиных Лондона! Не успеет солнце взойти над Темзой, как о сегодняшнем подарке виконта будут судачить еще и на всех кухнях!

Элли прикусила губу и собралась уже высказать Равенворту все, что она думает о его непростительном поступке, но в этот момент в корзинке что-то пискнуло. Не в силах справиться с любопытством, Элли откинула платок и ахнула: на нее смотрела пара сизых маленьких глаз, блестевших из комочка белоснежных перьев.

Гусенок!

И тут же, как по мановению волшебной палочки, исчезла без следа обида. Элли вытянула губы трубочкой и пропела:

— О-ой! Какая прелесть! Но где же вы нашли его?

— Я посылал за ним в деревню. Его привезли час тому назад.

— Для меня? — удивленно уточнила Элли, хотя это и так было очевидно. — Вы… Вы сделали это ради меня?

С этой минуты блестящий план Элли начал безнадежно рассыпаться.

Экипаж Равенворта укатил и растаял в вечерних сумерках. Элли вновь завязала корзинку платком, оперлась на руку Равенворта и пошла вместе с ним к карете леди Вудкотт. Устроившись на сиденье, она разложила на коленях муфту и вынула из корзинки гусенка. Крошечное создание поначалу недовольно завозилось, привыкая к новой обстановке. Но вскоре гусенок успокоился, освоился и занялся делом — начал выщипывать волоски из меховой муфты.

Карета тронулась с места, застучала по мостовой. Гусенок забился в муфту, и Элли радостно засмеялась, чувствуя щекочущее прикосновение его лапок.

— Я знал, что вы поладите, — с улыбкой в голосе сказал виконт. — Тем более что у вас с ним много общего…

Элли удивленно взглянула на него.

— Что вы имеете в виду?

Равенворт рассмеялся в ответ, а Элли обиженно поджала губы и уставилась в окно. Неожиданно она во всех подробностях вспомнила вчерашний вечер. Перед нею сидел мужчина, из спортивного азарта, из мести заставивший ее влюбиться в него, а значит — противник, соперник, даже враг! Об этом нельзя было забывать ни на секунду. Подняв подбородок, Элли надменно произнесла:

— Не ожидала от вас такого. Вы злой человек, лорд Равенворт.

— Злой? — переспросил он низким, слегка дрогнувшим голосом. — О нет, я вовсе не хотел быть злым. Просто имел в виду то, что вы слишком доверчивы, но, если вдруг решите, что вас обидели, тут же, не разобравшись, начинаете щипаться.

В словах его была немалая доля истины, но Элли не хотела с этим согласиться. В конце концов, он и в самом деле обидел ее! Кроме того, ей было неприятно, что он разговаривает с нею в такой развязной манере. Нет, с этим человеком нужно быть очень осторожной.

— Мне всегда было трудно понять ваши истинные намерения, милорд, — негромко сказала она.

— Зовите меня просто Джеффри, — предложил он, наклонившись к ней, и Элли отшатнулась. — А что касается намерений… Вы считаете, что я должен выражать их более ясно?

— Нет! — поспешно откликнулась она. — Сэр, я начинаю подозревать, что вы собираетесь воспользоваться тем, что мы оказались наедине, и… Немедленно прекратите!

— Вот мучение-то! — вздохнул он и внезапно пересел, оказавшись уже не напротив Элли, а рядом с ней. Протянув руку, он приподнял поля ее шляпки и страстно припал губами к завиткам волос, выбившимся на щеку.

У Элли перехватило дыхание. Сердце забилось и понеслось вскачь. «Пусть этот миг никогда не кончается!» — мелькнуло у нее в голове. Она прикрыла глаза и замерла, чувствуя, как нежно скользят его губы по Щеке к виску, касаются бровей и опускаются назад. Наконец Равенворт нашел губами ее губы, и ей показалось, что она утонула в этом жарком, требовательном поцелуе.

Когда он отпустил ее, Элли не сразу открыла глаза.

— Вы все-таки воспользовались удобным случаем, сэр, — прошептала она, решившись наконец взглянуть на него.

Равенворт вовсе не выглядел смущенным и тем более виноватым. Напротив, глаза его весело и победно блеснули.

— Еще ни одно выигранное пари не доставило мне столько неожиданных радостей, как то, что я выиграл у майора Уитни!

Элли поначалу не поверила своим ушам, затем резко выпрямилась и громко воскликнула:

— Какой же вы жестокий, самовлюбленный, тщеславный человек! — Она раздраженно выхватила из муфты гусенка и посадила его обратно в корзинку. — Как вы смеете говорить мне о подобных вещах?!

— Но, простите, я не понимаю, — начал Равенворт с невинным видом, отметив при этом краешком сознания, что карета все так же быстро мчится, хотя они давно должны были бы уже приехать в оперу. — Почему вы так близко к сердцу принимаете этот случай? Разве вы сами не любите заключать пари?

— Люблю. Но никогда при этом не ставлю других в неловкое положение.

— Даже когда спорите на их табакерки? — Равенворт сказал это наугад, но не сомневался, что попадет в цель. — Разве вы не вовлекли в свое пари Барроу, Крессинга, меня, наконец?

— Нашли, что сравнивать! — сердито закричала Элли, раздосадованная тем, что он раскусил ее. — К тому же мне это пари навязали!

— Но вольно же было вам соглашаться, — заметил виконт. — И потом, разве вы не пытались пустить в ход свои чары против каждого из нас?

— Но вы же ничего не знаете! — горячо воскликнула Элли и почувствовала, что краснеет. — Я никогда еще не попадала в столь глупое положение…

— Ну, это уж ваша забота, — серьезно ответил Равенворт. — А между тем мое пари с Уитни — самое невинное, какое только можно вообразить.

Как странно звучал его голос в полумраке кареты, как причудливо играл на его лице свет мелькающих за окном фонарей…

Подавшись вперед, Элли пристально посмотрела в глаза Равенворта. Что он хочет сказать? Неужели…

— О чем вы заключили пари с майором Уитни?

Элли застыла в напряженном ожидании, но Равенворт не торопился! Он взял ее руку, поднес к губам, нежно поцеловал каждый пальчик и наконец произнес:

— На скачках в Ньюмаркете я выставил свою лошадь против лошади Крессинга. Уитни поставил против меня и проиграл.

— Нет! — закричала Элли и, закрыв лицо руками, откинулась в угол кареты. — Ох, Равенворт! Вы были правы: я гусыня. Глупая гусыня…

Он снова обнял ее, снова припал губами к ее губам. Потом они некоторое время молчали, слушая, как стучат колеса кареты по выбоинам мостовой. Из задумчивости Элли вывел голос виконта:

— Выходите за меня, Элли.

— Вы шутите, милорд?

— Отчего же? — улыбнулся Равенворт. — Я совершенно серьезен.

— Но я не могу! Законы королевства не позволяют похитителям сочетаться браком со своими жертвами!

— Святые небеса! — захохотал он. — Это что еще такое?

Так смеяться над бедной девушкой! И после этого еще говорят, что у его светлости — безупречные манеры!

— Зря смеетесь, — обиженно сказала Элли. — Вы ведь даже не представляете, что я собиралась сделать!

Равенворт покачал головой:

— Мисс Дирборн, неужели вы полагаете, будто я поверил в сказочку о том, что леди Вудкотт согласилась, чтобы я сопровождал вас вот так — вдвоем, в закрытой карете? Прошу вас, не обижайте меня! Оставьте за мной хоть капельку здравого смысла!

Элли смущенно потупилась и вздохнула:

— Опять у меня ничего не вышло, да? А мне казалось, что я все так хорошо придумала… Я ведь собиралась сегодня заполучить вашу табакерку, чтобы вы знали!

— Я догадался об этом, Азартный Игрок.

— Не сердитесь. Должна же я была отомстить за то ужасное пари, которое вы заключили с майором Уитни! Но теперь все это не имеет смысла. — Элли озабоченно посмотрела в окно и нахмурилась. — Милорд, прикажите, пожалуйста, кучеру остановиться.

Равенворт исполнил ее просьбу, но не получил ответа: с облучка не донеслось ни единого слова, и вожжи не натянулись, чтобы придержать лошадей. Их, похоже, не услышали. Или услышали, но не собирались подчиняться? Вместо того чтобы замедлить ход, карета стала набирать его, и редкие дома еще быстрее замелькали в окнах.

У Элли тревожно сжалось сердце. Она крепко стиснула руку Равенворта.

— Ничего не понимаю. Почему этот кучер не слушается? А ведь я его совсем не знаю… Ах, Джеффри, что же я наделала?! Кажется, теперь мне ясно, отчего этот слуга с такой готовностью откликнулся на мою просьбу. Мы в их руках! Боже, какая же я идиотка!

Равенворт сжал ее руку своей большой сильной ладонью.

— Не надо так волноваться, Элли. Сейчас мы все узнаем.

Лицо виконта оставалось спокойным, серые глаза смотрели решительно и твердо. Элли вспомнила, как он вел себя во время того давнего происшествия на Нью-Бонд-стрит, и немного успокоилась. Она верила в силу этого человека, в его выдержку и мужество.

Наконец карета стала замедлять ход. Элли выглянула в окно и увидела перед собой заброшенную, потемневшую от времени и дождей маленькую гостиницу. Карета подкатила к ней и остановилась. Дом, затерянный где-то на окраине Лондона, смотрел на них своими мертвыми черными окнами.

Элли поставила поглубже в угол корзинку с гусенком, прижалась к плечу Равенворта и замерла в ожидании дальнейших событий. Они не заставили себя долго ждать. Элли почувствовала, как напряглись мускулы на руке Равенворта, в ту же секунду дверца кареты резко распахнулась, и на них уставилось широкое дуло старинного мушкета. Подавив свое первое и такое естественное желание закричать что есть сил, Элли постаралась взять себя в руки и спокойно сказала, не сводя глаз со слуги леди Вудкотт:

— Убери эту штуку!

Слуга немного подумал, затем поднял мушкет стволом вверх и жестом приказал Элли выходить. В этот момент к нему подошел кучер, спустившийся с облучка. Элли взглянула на него и невольно отшатнулась. Это было сущее чудовище! Огромный, небритый, с трясущимся жирным животом. А запах! Элли почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Это была смесь немытого человеческого тела, лошадиного пота и омерзительного, приторно-сладкого дешевого одеколона.

Кучер выхватил мушкет из трясущихся рук слуги и сказал, направив его на Равенворта:

— Выметайся!

Виконт сверкнул глазами, одним упругим движением выбросил из кареты свое тренированное тело и, не коснувшись еще земли, в полете, нанес кучеру сокрушительный удар в лицо. Тот глухо ахнул и мешком свалился в грязь. Но в тот же миг стоявший рядом слуга умудрился подхватить выбитый из руки кучера мушкет, изо всей силы ударил Равенворта по затылку, а когда тот упал, приставил дуло к его виску.

— Не убивай его! — закричала Элли. — Что ты делаешь?! Что тебе от нас надо?

Она выскочила из кареты, опустилась на грязные мокрые камни, склонилась над лежащим без сознания виконтом и ощутила набухающую у него за затылке шишку. Она была твердой и росла на глазах, но Элли с облегчением отметила, что крови нет. Значит, голова Равенворта цела, не разбита.

Толстый кучер пришел в себя, поднялся с земли и прорычал, обдавая Элли невыносимой вонью:

— Хочу получше рассмотреть ваши побрякушки, мисс! Ну-ка, снимайте их, да поживей! — Он указал грязным пальцем на бриллиантовое ожерелье.

И зачем она только надела его!

Трясущимися пальцами Элли расстегнула ожерелье, сняла его с шеи и протянула кучеру.

Потом она поднялась с земли и сказала, пытаясь сохранить независимый и уверенный вид:

— Вы можете забрать мои драгоценности, но, если лорд Равенворт умрет, вам не поздоровится. Его нужно перенести в чистую постель, если, конечно, таковая найдется в этой дыре.

Кучер опустил ожерелье в грязный карман своего сюртука, криво усмехнулся и задумался. Наконец кивнул своему напарнику, ткнул немытым пальцем за спину — туда, где в дверном проеме замаячило какое-то женское лицо с соломенными волосами, — и коротко буркнул:

— В гостиную!

Кучер и молодой слуга подхватили на руки безжизненное тело Равенворта и направились к двери. Элли была замыкающей в этой странной процессии, похожей на похоронную. Они вошли внутрь, миновали темный закопченный холл и оказались в грязной тесной комнате, гордо называвшейся гостиной. Здесь Элли села рядом с лежащим на полу виконтом, положила его голову себе на колени и принялась молча молиться, стараясь сдержать подступающие к горлу рыдания.

Колеса кареты — тяжелые, скрипучие, накатывали на него, нависали над головой, стремясь раздавить, смять, впечатать в мостовую. Он делал чудовищные усилия, чтобы удержать их — и не мог…

Равенворт разлепил глаза, вынырнув из кошмара. Где-то далеко вверху темнели прокопченные балки потолка — дубовые, потемневшие от времени. В ноздри ударил запах пыли, запустения. Некоторое время он мучительно пытался понять, где находится, но не мог узнать это место. И тут откуда-то издалека до него долетел женский голос, повторявший с мольбой:

— Господи, добрый мой господи, не дай ему умереть! Я все, все сделаю, только бы он жил! Никогда в жизни не ввяжусь больше ни в одно пари, вообще не буду играть — только, прошу тебя, не дай ему умереть!

Равенворту стало любопытно, кто это здесь лежит при смерти, и он осторожно повернул голову. Его тут же обдало горячей волной боли, но главное понять он все же успел. Лежал, оказывается, он сам. Лежал на грязном голом полу, а то, что ему казалось подушкой, на самом деле было коленями — мягкими, упругими женскими коленями.

Голова болела невыносимо.

— О-ох! — не сдерживаясь, простонал он и тут же услышал голос Элли:

— Слава богу, вы живы! Ах, Равенворт, вы не представляете, что я натворила! В какую ловушку мы с вами попали по моей милости, по моей глупости… Но я не хотела этого, клянусь! Я хотела только раздобыть вашу табакерку. Разве я могла подумать, что этот проклятый слуга затащит нас в это логово?

Виконт прикрыл глаза, прислушиваясь к пульсирующей боли в своей несчастной голове, и поморщился.

— Опять табакерка?! Клянусь, мне бы очень хотелось вообще не иметь ее! И зачем только она досталась мне от брата?

— Нет, то, что у вас есть эта табакерка, очень хорошо. Просто лучше бы вам было поверить моим словам и отдать ее мне на время.

Равенворт разлепил глаза, внимательно посмотрел на Элли и неожиданно твердым голосом отрезал:

— Никогда!

Затем он сделал героическое усилие, осторожно сел на пол и снова посмотрел на несчастную, убитую горем Элли. Бедная, доверчивая дурочка! Как же она дорога ему! Как он любит ее — даже сейчас, когда самым правильным было бы отшлепать хорошенько эту несносную девчонку.

Элли повернула к нему заплаканное лицо:

— А еще просили выйти замуж за вас!

— Постойте, постойте… Позвольте спросить — что общего между моим предложением и нежеланием отдать вам эту проклятую табакерку?

Элли раскрыла было рот, но тут из коридора донеслись тяжелые шаги. Элли шепнула:

— Притворитесь, что вы все еще без сознания! Они намерены увезти нас обоих, как только вы очнетесь. Я убедила их в том, что до этого времени вас нельзя трогать, иначе вы умрете. А они очень боятся вашей смерти.

Виконт немедленно вытянулся на полу и прикрыл глаза.

Когда дверь скрипнула, он издал слабый стон.

— Ну что, очухался? — раздался голос кучера.

— Нет! Прошу вас, подождите еще немного. Если он умрет…

Элли всхлипнула и склонилась на грудь виконта. Он едва не задохнулся от того, что ее волосы залепили ему лицо, и снова застонал — громче прежнего, но на сей раз вполне естественно.

А Элли продолжала плакать, не забывая при этом внимательно следить за вошедшими сквозь опущенные ресницы. К двоим похитителям добавился еще один мужчина — очевидно, хозяин гостиницы. Этот третий тоже выглядел испуганным и озабоченным. Решив заставить их нервничать еще больше, Элли подняла заплаканное лицо и сквозь рыдания произнесла:

— Принесите немного бренди, пожалуйста. Может быть, глоток бренди поможет ему прийти в себя…

Вся троица дружно устремилась в соседнюю комнату, оглушительно топоча грубыми подкованными сапогами. Половицы гнулись и гудели. Затем раздался звук пощечины и голос слуги — жалобный, скулящий:

— Ты что, отец? Я же не хотел его так сильно шарахнуть!

В ту же секунду Равенворт вскочил на ноги, быстро окинув комнату острым взглядом. Пламя бушевало в его груди, и не было преграды, которая могла бы сдержать его гнев.

Он взглянул на испуганную Элли, заметил, что на шее уже нет бриллиантового ожерелья, и понял, на что позарились эти мерзавцы.

Глаза Элли снова наполнились слезами, и она прошептала:

— Простите, Равенворт.

Он на короткий миг сжал ее запястье своими ладонями.

— Все в порядке. Бывал я в переделках и покруче. Но действовать нужно быстро. У вас есть какое-нибудь оружие?

Элли сунула руку в муфточку и выудила оттуда маленький ножичек с перламутровой рукоятью — очень изящную, но столь же бесполезную вещицу.

— Только это, — ответила она и протянула ножичек виконту.

Равенворт едва не рассмеялся в голос — настолько нелепым было это оружие, казавшееся Элли залогом ее безопасности.

— Ну что ж, посмотрим, как его можно будет приспособить к делу, — сказал он и недоверчиво покрутил в пальцах грозное оружие. — А теперь позовите их — это единственное, что от вас требуется.

Равенворт занял позицию рядом с дверным косяком, прижавшись к стене, и дал Элли знак начинать боевую операцию. Она набрала побольше воздуха и громко закричала:

— На помощь! Скорее! Мне кажется, лорд Равенворт умирает!

Послышался стук опрокидываемых стульев, грохот сапог по расшатанным доскам пола, и дверь резко распахнулась. Первым в комнату вломился кучер, и Равенворт тут же обрушил ему на голову дубовый стул. Кучер свалился как подкошенный. Шедший вторым слуга удивленно наклонился, пытаясь понять, что это вдруг случилось с его папенькой, но тут же испуганно отшатнулся, заметив прямо перед собой Равенворта, восставшего со смертного одра. Не успел мальчишка и глазом моргнуть, как виконт отправил его в нокаут сильным прямым ударом, который так хорошо поставил ему в своем салоне Джентльмен Джексон.

Третий — хозяин гостиницы — оказался умнее своих гостей. Равенворт успел краем глаза заметить, как взметнулся в дверях его синий фартук, и бросился за ним, прихватив из камина солидное полено. Он настиг хозяина гостиницы в холле, недолго думая, огрел его поленом по затылку и притащил в комнату. Теперь все три злоумышленника лежали без сознания на полу.

— Давайте-ка на всякий случай свяжем их, — предложил виконт. — Кстати, и ножичек ваш пригодится.

Пустив в дело ножичек Элли, виконт быстро нарезал полос из висевших на окнах занавесок и ловко связал так и не пришедших в себя слугу, кучера и хозяина гостиницы. Элли вздохнула с облегчением и тут же почувствовала, что едва держится на ногах. Побледнев, она прислонилась к стене, и Равенворт мигом оказался рядом с нею.

— С вами все в порядке? Вы сможете идти?

Элли заставила себя улыбнуться.

— Ерунда. Разве я такое заслужила за все эти проделки?

— Да, что и говорить, вы на самом деле азартный Игрок!

Виконт повел Элли к карете, но на полпути она остановилась и закричала:

— Мои бриллианты! Они в кармане у кучера!

Равенворт на секунду задумался и приказал:

— Вот что, ступайте к карете, а я вернусь за вашим ожерельем. Только если ожерелья у него не окажется, не расстраивайтесь и просто забудьте, что оно у вас было.

Элли благодарно кивнула, и виконт бросился в дом.

Ожерелье оказалось на месте. Равенворт помог Элли забраться в карету, сам уселся на облучок, взял вожжи и громким гиканьем погнал лошадей вперед, прочь от мрачного дома. Элли высунула голову в окно и обернулась назад, предусмотрительно затянув потуже ленты шляпки под подбородком. Темный силуэт гостиницы тускло вырисовывался на фоне ночного мрака. Дом казался мертвым и пустым — ни единого огонька, ни единого признака жизни. Только на миг в оконной раме мелькнуло женское лицо, обрамленное соломенными волосами. А может быть, это только привиделось Элли?

18

— И он собирается навестить тебя сегодня? — удивленно переспросила леди Вудкотт. — После всего, что случилось? Он действительно все еще хочет видеть тебя? Не понимаю.

Она откинулась на гору подушек, сдвинутых ей под спину, и вытянулась на своей квадратной, чудовищных размеров кровати. Когда утром Элли рассказала ей о своем ночном приключении, почтенная дама решила, что во избежание сердечного приступа этот день ей лучше провести в постели. Леди Вудкотт покачала головой и хмуро покосилась на свою племянницу. Впрочем, если его светлость намерен навестить Элли, несмотря ни на что, значит… Значит, у него и впрямь серьезные намерения! Сердце леди Вудкотт учащенно забилось. Неужели это может стать явью — Равенворт и Элинор?

Он скрестила на своей необъятной груди пухлые руки и взволнованно добавила:

— Да! Такие великие люди, как он, непредсказуемы, и я не устаю поражаться его поступкам. Будь я на его месте, не задумываясь отправила бы тебя в Бат, к тетушке Августе! Знать бы тебя больше не захотела! Но если Равенворт думает иначе — что ж, это его право. Не мне обсуждать поступки Законодателя Мод!

Обеспокоенная тем, что Элли выглядит сегодня бледнее обычного, она предложила:

— Пришли ко мне свою служанку. Я дам ей немного румян, пусть подкрасит тебе щеки. А то еще напугаешь его светлость — вон, посмотри, ты же вся белая как полотно… — Заметив колебания на лице бедной девочки и блеск в ее синих глазах, леди Вудкотт поспешила добавить: — Знаешь, уж раз у вас все это всерьез с его светлостью, то тебе нужно лучше следить за своей внешностью.

Элли поджала губы.

— Я думаю, это не имеет для лорда Равенворта решающего значения. — Она покосилась на стоящую возле постели леди Вудкотт скамеечку для ног, вызывающую у нее не самые веселые воспоминания. — Должна сказать, что очень сильно заблуждалась относительно его светлости. Виконт тонкий, воспитанный и добрый человек. Я не заслуживаю его внимания. Но если он…

Она не закончила фразу, поглощенная неожиданной мыслью. Ведь Равенворт больше ни словом не обмолвился насчет их будущей свадьбы, когда привез ее назад, на Гросвенор-сквер! Почему? Был настолько под впечатлением их ночных приключений или по какой-то другой причине? Впрочем, сегодня они встретятся, и все должно проясниться.

Элли подошла к окну. На улице стояло раннее майское утро — прохладное и хмурое. По небу проплывали серые низкие облака, ежеминутно готовые разразиться дождем. Она снова вспомнила о минувшей ночи, заново оценила свой неудавшийся план. Теперь она понимала, насколько глупым он был. Глупым и опасным. Ведь он едва не стоил им обоим жизни! Но Равенворт ни словом не упрекнул ее…

— Элли, — окликнула племянницу леди Вудкотт. — Ты должна хоть как-то отблагодарить милорда. По-моему, лучше всего вышить для его светлости тапочки. У тебя это прекрасно получается.

Элли живо обернулась и хихикнула:

— Верно! Вышить! Бабочки, например!

— Что? А, разумеется. Можешь вышить все, что тебе захочется. Бабочки так бабочки. — Аеди Вудкотт поправила сбившийся набок ночной капор и почесала голову. — Но есть одна вещь, которой я никак не могу понять. Откуда взялся кучер и как он попал в мою карету?

Элли отвернулась от окна и виновато вздохнула.

— Я предложила вашему собственному кучеру гинею и велела сказать ему, что он свободен до утра и может пойти выпить пива вместе с конюхами. А со слугой договорилась, что он приведет того кучера, с которым сам договорится. Ну, он и привел… Своего папашу, по всей видимости. — Она закрыла лицо руками. — Господи, как мне стыдно за то, что я натворила!

Леди Вудкотт неожиданно мягко, почти нежно сказала:

— Ну-ну, не нужно так расстраиваться. Все мы горазды делать ошибки. Самое главное — лорд Равенворт не разорвал из-за этого своего знакомства с нами.

Глаза ее мечтательно затуманились. Надежда на то, что Элли способна получить главный приз в игре под названием «завидный брак», вновь шевельнулась в ее сердце.

Элли нервными шагами мерила гостиную. Развевалось муслиновое платье — нежно-зеленое, с длинными облегающими рукавами и несколькими рядами кружевных складок на юбке. Маршрут был неизменен: она подходила к окну, чтобы окинуть взглядом пустынную улицу, возвращалась к камину, протягивая к огню замерзшие от нервного напряжения пальцы, и наконец шла к двери — послушать, не донесется ли стук входной двери, шаги, голоса…

Неизвестно, раздражало ли это бесконечное хождение Фанни и леди Вудкотт, делавших вид, что они вышивают что-то на пяльцах. Во всяком случае, они вели себя деликатно и, даже если были раздражены, никак этого не показывали.

Наконец хлопнула входная дверь, и Элли с трудом сдержалась, чтобы не броситься вниз по лестнице. Она, наверное, так бы и поступила, если бы не побоялась укоризненных взглядов тетушки и кузины. Открылась дверь гостиной, и Элли разочарованно вздохнула: приехал гость, но не тот, кого она ждала с таким нетерпением. Это оказался лорд Барроу, прибывший с утренним визитом к своей невесте.

— Как поживаете, Чарльз? — воскликнула она и неожиданно обняла его за плечи.

— Я? — немного смутился барон. — Прекрасно! Лучше и желать нельзя. Фанни здесь?

Он нетерпеливо заглянул через плечо Элли.

— Конечно. Уже полчаса, как ждет вас, не дождется.

Лорд Барроу прошел в гостиную, возражая на ходу:

— Нет, не может быть! Я точно вовремя, уверяю вас. Я никогда не заставляю леди ждать себя…

Элли усмехнулась и перевела взгляд на Фанни. Ангельское личико кузины светилось от радости — еще бы, ведь перед нею наконец был ее ненаглядный барон!

С улицы донесся стук колес подъезжающего экипажа. Элли метнулась к окну и увидела выходящего из него Равенворта. Господи, как же она могла когда-то так ненавидеть этого человека? Как могла не распознать в нем этой щегольской офицерской выправки, принимая ее за надменную гордость? Сейчас она смотрела на виконта и не могла не восхищаться им.

Равенворт, похоже, почувствовал ее взгляд даже сквозь стекло, потому что поднял голову и улыбнулся. Элли улыбнулась в ответ, даже взмахнула рукой, а затем поспешила к входной двери.

Она прекрасно знала, что молодой девушке неприлично вести себя подобным образом, знала, что леди Вудкотт смотрит сейчас ей в спину осуждающим взглядом. Но что она могла поделать с собой, со своим дурацким беспокойным характером?

А леди Вудкотт подумала про себя:

«Ну, если Равенворту это нравится, зачем я буду одергивать свою племянницу? Пусть поступает как ей хочется. Лишь бы его светлость был доволен».

Элли выскочила на площадку. Равенворт поднял голову и посмотрел на нее с нескрываемым обожанием. От его взгляда по сердцу Элли прокатилась горячая волна радости.

Виконт поднялся на площадку и долго молча смотрел на Элли. Ей так хотелось, чтобы он взял ее руки в свои, но это было совершенно невозможно: внизу стояла пара слуг, и они, задрав головы, с нескрываемым любопытством наблюдали за происходящим. Все, что мог позволить себе Равенворт, так это слегка прикоснуться пальцами к щеке Элли.

Лицо виконта лучилось улыбкой, когда он вошел в гостиную и, едва успев поздороваться, попросил у леди Вудкотт разрешения поговорить с ее племянницей наедине.

Леди Вудкотт почувствовала, как бешено забилось ее сердце. Итак, вот оно, свершилось! Настал великий миг! Сейчас он попросит руки Элли, и тогда… О, тогда Салли Джерси уж точно удавится от зависти! Она проводила Элли и лорда Равенворта в маленькую гостиную и, вернувшись, окинула свою дочь и лорда Барроу победным взглядом.

Едва за леди Вудкотт закрылась дверь, Элли в тот же миг оказалась в крепких объятиях виконта. Их губы слились, Элли обхватила Равенворта за плечи, чувствуя, что ее ноги отрываются от пола, и мечтала только об одном — чтобы эта минута не кончалась. Никогда.

— Дорогая моя! — прошептал он ей в самое ухо, с трудом прервав поцелуй. — Знаешь, я перебрал в уме тысячу мест, где мы могли бы отпраздновать нашу помолвку, и наконец придумал — Воксхолл! Ведь ты никогда не была в зимних садах Воксхолла и на маскараде, верно?

Элли радостно улыбнулась, не снимая рук с плеч Равенворта.

— Это было бы восхитительно! Но только… Ты же, кажется, терпеть не можешь маскарады. Мисс Саттон как-то говорила мне об этом.

— Я взрослый мужчина и могу менять свое мнение.

— Но я вовсе не хочу, чтобы у нас возникали какие-то трения из-за такой чепухи, как сады или маскарады! — лукаво заметила Элли.

Равенворт взял ее руки и нежно поцеловал каждый затянутый в перчатку пальчик. Ему казалось, что сейчас нет в мире занятия, которому он мог бы предаться с большим наслаждением.

— Ты окажешь мне честь, согласившись стать моей женой?

Элли открыла уже рот, чтобы с радостью дать согласие, но… Но с ужасом вспомнила о своем пари — этом дурацком, но до сих пор не выигранном пари! Ведь она не может считать себя свободной до тех пор, пока оно висит у нее над душой! Пересилив себя, она с великим сожалением ответила:

— Не могу. Я не свободна.

Равенворт отступил на шаг, руки его опустились.

— Что это значит — ты не свободна? — удивленно спросил он. — Надо ли это понимать так, что ты дала кому-то обещание? Нет, это невозможно, просто невозможно!

— Видишь ли, это не совсем то, что ты имеешь в виду… А впрочем, можно и так сказать. Да, я дала обещание.

Он как-то отстраненно посмотрел на нее, — Своему кузену? Фентону?

Элли почувствовала, как больно задел виконта ее ответ, и почему-то не смогла сказать правду.

— Нет, — солгала она. — Это не Джордж.

Равенворт отвернулся, подошел к высокой арке окна и постоял там, бесцельно глядя, как дождик, сеющий с низкого неба, поливает маленький сад, мелкие капельки шуршали по оконным рамам, тонкими струйками стекали по стеклу. Он никак не мог поверить услышанному.

— Джеффри, ты не мог бы одолжить мне свою табакерку? Ненадолго, дня на три, — раздался у него за спиной голос Элли.

Виконт обернулся и посмотрел на нее потемневшими, холодными серыми глазами. Как она стиснула руки! Ведь ей же, наверное, больно. Какое напряженное ожидание светится в ее синих глазах…

Но он не мог отдать ей то, что она хотела. В голове виконта прочно сидела мысль о том, что из-за этой табакерки Элли могут втянуть в какую-то неприглядную историю. Почему Элли темнит? Ведь он слышал, как Фентон говорил что-то о своем намерении жениться на ней, хотя никогда не принимал всерьез его слова. И к тому же какое отношение ко всему этому может иметь его табакерка?

Почему Элли не хочет довериться ему, рассказать все, как есть? Почему так усердно избегает прямых ответов на его простые вопросы?

И он ответил — холодно и спокойно:

— Нет. Я не могу.

Элли показалось, что пол качнулся у нее под ногами. Но почему, почему он не может поверить ей — просто, без лишних вопросов? А впрочем, с какой стати она решила, что он должен это сделать? Ведь с этой табакеркой, будь она проклята, уже столько всего связано… Она пыталась украсть эту штуковину, едва не погубила из-за нее их обоих, а уж сколько лгала виконту! Страшно вспомнить. Да и почему, собственно, Равенворт — или любой другой мужчина — должен ей что-то давать только потому, что она, видите ли, об этом попросила? Впервые Элли подумала о том, что виконт, по-видимому, прав, отказывая ей. Господи, до чего же глупо, по-детски она вела себя все это время!

Элли почувствовала, как под невидимой тяжестью сгибаются ее плечи. Сгорбившись, с трудом передвигая ноги, она побрела к двери.

— Элли! — Равенворт в два прыжка пересек комнату, успел схватить ее за руку и заставил взглянуть ему в лицо. — Почему ты не хочешь рассказать мне всю правду? Во что еще ты сумела влипнуть?

Изо всех сил стараясь сдерживать подступившие слезы, она тяжело вздохнула и ответила так, как ее вынуждали обстоятельства:

— Я не могу.

Он с откровенным сочувствием посмотрел ей в глаза, а Элли содрогнулась от мысли, которая острым ножом полоснула ее: ведь время, отведенное ей на то, чтобы выиграть пари, заканчивается — счет идет уже не на дни даже, а на часы, а это значит… Это значит, что ей придется выходить замуж за своего кузена!

Стараясь не смотреть на Равенворта, она тихо попросила:

— Ты можешь несколько минут посидеть с моей тетушкой? Ей так хочется этого… Она с самого утра мечтает услышать от тебя хоть два слова.

— Разумеется, Элли… Я все-таки верю в то, что мы можем понять друг друга. Может быть, не сейчас, но… Во всяком случае, я прошу позволить мне сопровождать вас — и тебя, и тетушку, и мисс Вудкотт — в Воксхолл. Ну, и Чарльза, конечно, возьмем с собой.

Элли отрешенно кивнула, и они направились в гостиную.

Когда Равенворт уехал, Элли первым делом послала записку кузену с просьбой немедленно прийти к ней — и принялась ждать. Но прошел день, наступил вечер, а от кузена не поступило никакого ответа. Не появился и он сам. Весь день, можно считать, пропал впустую, а много ли у нее осталось этих самых дней? Не оказалось его и у Альмаков, где провели свой вечер и часть ночи дамы семейства Вудкотт.

В тот вечер Элли лишь однажды, и то лишь мельком, видела Равенворта — он как раз собирался уезжать от Альмаков, куда они только что прибыли. Никогда еще Элли не любила его так, как сейчас, и никогда еще не чувствовала себя такой несчастной. Они встретились на улице, перед подъездом: Равенворт помог дамам выйти из экипажа и дружески поприветствовал Чарльза. Элли безумно любила этого человека, все в нем нравилось ей, даже та сдержанность, с которой он держался в эту минуту. Впрочем, как еще он мог держаться под любопытными взглядами посторонних глаз? Он сказал несколько слов по поводу ее платья — нашел его очень милым, — и Элли коротко поблагодарила его, думая о том, как мало стало значить для нее его отношение к ее нарядам. А ведь прошло всего несколько недель с тех пор, когда его мнение было для нее важнее всего на свете!

Эти слова ничего не значили и для Равенворта. Разве такие слова он хотел бы сказать? Разумеется, нет. Как же он любил ее! Как хотел быть всегда вместе с этой девушкой, не отрываясь смотреть в чудесную синеву ее глаз!

Свидание оказалось очень коротким: леди Вудкотт принялась торопить свою компанию, не желая заставлять ждать хозяйку дома. Они ушли, а Равенворт остался посреди опустевшей улицы, в тысячный раз спрашивая себя: прав ли он был, отказав Элли в такой малости — в своей табакерке?

Элли смогла увидеть кузена лишь на следующее утро. Был уже двенадцатый час, когда он появился, и Элли немедленно утащила его в дальнюю гостиную, не слушая раздраженных возражений тетушки. Прикрыв поплотнее дверь у себя за спиной и прислонившись к косяку, она произнесла пересохшими от волнения губами:

— Джордж. Я хочу попросить тебя об одном одолжении. Ради бога, освободи меня от пари! Ведь ты же можешь это сделать!

Джордж сердито посмотрел на свою кузину.

— С какой стати я должен отказываться от нашего пари?

— Я не могу раздобыть табакерку Равенворта. Но выйти за тебя замуж я тоже не могу! Дело в том, что я… Я люблю его!

Джордж отступил на шаг и приложил ко лбу ладонь. Этот жест стал для него привычным в последние дни, поскольку его не отпускала мигрень.

— Ты… любишь его? — спросил он слабым голосом.

Элли бросилась к нему, схватила за руку.

— Прости меня, Джордж! Я не хотела влюбляться в него, но… Но так получилось. Я люблю его и ничего не могу поделать с этой любовью. Поверь, на самом деле ничего не могу с собой поделать!

Джордж растерянно посмотрел на нее.

— А как же я?..

Элли низко опустила голову.

— Ты мне всегда нравился, и ты сам это знаешь. Мы хорошо понимаем друг друга, мы выросли вместе, но… Ведь настоящей любви между нами нет! Уверяю тебя, ты сумеешь найти себе достойную женщину, полюбишь ее, она полюбит тебя…

Джордж слушал Элли не слишком внимательно, но последняя фраза задела его сознание и едва не заставила горько рассмеяться.

Достойную? Смешно! Он, Джордж, и достоинство? Благородство? Нет, это все не про него. Будь на его месте действительно благородный человек, он, ни секунды не размышляя, исполнил бы ее просьбу. Но Для этого мужчина должен быть джентльменом. А он? Господи, до чего же давно он потерял право называть себя этим титулом!

Элли еще долго говорила о своей любви к Равенворту, но ее пылкие речи ни к чему не привели. Джордж, казалось, даже не слышал их. Наконец он резким движением вырвал у нее руку и отошел к горящему камину.

— Прости, Элли, но я не могу освободить тебя.

— Но почему, Джордж? Ну, я прошу тебя — ради нашей дружбы, ради нашего детства, ради нашего родства, наконец…

Он повернулся к ней и сказал незнакомым, странным голосом:

— Ты хочешь услышать правду? Изволь. Я никогда прежде не говорил тебе об этом, но сейчас скажу. Я люблю тебя, Элли! Люблю давно, уже много лет. Люблю слишком сильно, чтобы позволить тебе совершить роковую ошибку. Весь Лондон знает, что Равен-ворт гоняется за тобой исключительно ради того, чтобы потешить собственное тщеславие. Он играет на твоих чувствах. В конце концов, я просто обязан защитить тебя от него.

— Но он просил моей руки!

Джордж нахмурился и некоторое время молчал.

— Что ж, в таком случае считай меня просто эгоистом. Прости. Я вынужден заявить: пари остается в силе. Кстати, я предупреждал, что ты проиграешь это пари. — Он снова приложил руку ко лбу. — Ну а теперь я должен идти. Моя голова… Доктор велел мне полежать дома. Увидимся вечером, тогда и продолжим наш разговор.

— Меня не будет. Равенворт пригласил всех нас на маскарад в Воксхолл.

Услышав это, Джордж обернулся и бросил от двери гостиной острый взгляд на Элли.

— Значит, увидимся завтра, — сказал он и вышел, кивнув на прощание.

Элли обессиленно опустилась в кресло возле окна. За стеклом виднелось небо — серое, низкое, унылое, удивительно отвечавшее ее настроению. Начинался дождь. Первые тяжелые капли ударили в окно, а затем застучали часто и громко. Еще минута — и по стеклу побежали прозрачные струйки. Такие же струйки потекли по щекам Элли. Она даже испытала некоторое облегчение, поскольку сдерживала слезы давно — с той самой минуты, когда Равенворт отказался отдать ей свою табакерку.

Вернувшись к себе на Честерфилд-стрит, Джордж первым делом приказал слуге тщательно задернуть окна. Затем выпил опиумной настойки — лауданума — и вскоре забылся тяжелым сном.

Проснулся он через несколько часов — не отдохнувший, с мутными глазами, отупевшей головой. С трудом шевеля пересохшими губами, Джордж кликнул слугу и велел принести стаканчик бренди.

Затем он уселся за стол и набросал записку лорду Крессингу, в которой написал о маскараде в Воксхолле и о том, что возникла, кажется, та самая ситуация, о которой так давно мечтал барон.

19

Элли было не по себе. Она еще раз посмотрела на Равенворта, на его спокойное, вежливое, бесстрастное лицо и подумала, что решительно не знает, как ей теперь вести себя с ним.

Их лодка — в окружении других таких же — плавными рывками приближалась к южному берегу Темзы, туда, где раскинулись знаменитые зимние сады Воксхолла.

Элли плотнее закуталась в свой плащ-домино. Они еще не надели масок, поэтому ничто не мешало ей снова и снова всматриваться в любимое лицо. Равенворт невозмутимо слушал бесконечную болтовню леди Вудкотт, а Элли думала о том, как любит этого человека и как много предстоит ей потерять, когда она проиграет пари, заключенное с Джорджем.

Ох, это трижды проклятое пари! Кто бы мог подумать, в какие дебри отчаяния заведет ее эта дурацкая затея, начинавшаяся как шутка!

Вечер в Воксхолле проходил весело. Фанни, сияющая от счастья, непрерывно танцевала с Чарльзом, а леди Вудкотт с гордостью наблюдала за ними. Затем всех пригласили в столовую, где был приготовлен изысканный ужин, главным украшением которого являлась превосходная ветчина, так и манившая к себе умопомрачительным ароматом. Однако у Элли не было аппетита, и даже ломтики ветчины не пробудили его.

После ужина состоялся спектакль — веселый, красочный, — и Элли немного отвлеклась от своих грустных мыслей, следя за запутанной историей, которую разыгрывали актеры в напудренных париках и пестрых костюмах. Но стоило ей вспомнить о последнем разговоре с виконтом, и она снова становилась такой сосредоточенной и печальной, что леди Вудкотт не удержалась и прошептала, наклонившись в племяннице:

— Его светлость может подумать, что ты неблагодарна, Элинор! Неужели ты не способна хотя бы изобразить веселье? Не забывай, что теперь, когда вы стали так близки с виконтом, нужно думать о том, чтобы не ставить его в неловкое положение перед всеми.

Насчет близости тетушка ошибалась, но тем не менее в ее словах была известная доля правды. Элли по-старалсь напустить на себя веселый вид, начала улыбаться и даже смеялась над забавными историями, которые рассказывал Равенворт. И все же каждый раз, встречаясь с ним глазами, она чувствовала под ложечкой пустоту и холод.

После ужина и спектакля все пошли к каскаду фонтанов, где должен был начаться фейерверк. Лорд Барроу предложил одну руку Фанни, другую — леди Вудкотт, Элли шла позади рядом с Равенвортом и думала о том, что другой минуты для последней попытки у нее уже не будет. Она уже собралась с духом, чтобы заговорить, как вдруг увидела высокого худого мужчину, закутанного в длинное домино. На лице незнакомца была большая серебряная маска, скрывавшая его черты, но сквозь ее прорези Элли заметила внимательные, изучающие глаза. Ей стал неприятен этот взгляд, и она, опустив голову, крепче ухватилась за рукав Равенворта.

Виконт нежно погладил ее руку.

— Сегодня ты выглядишь такой печальной, Элли. Боюсь, что сады и маскарад понравились тебе гораздо меньше, чем я надеялся.

В голосе его звучало такое искреннее чувство, что Элли мигом забыла о незнакомце и, подняв лицо, посмотрела на Равенворта. Тысячи фонариков горели в листве, их свет причудливо играл и переливался на темном шелке его домино.

— Надеюсь, вы не сочтете за невежливость, милорд, если я предложу вам свернуть на менее оживленную тропинку? — Она тяжело вздохнула и добавила чуть дрогнувшим голосом: — Нам нужно поговорить.

— Разумеется, — охотно откликнулся Равенворт и повел ее на пустынную, слабо освещенную редкими фонарями боковую дорожку.

Несмотря на свое состояние, Элли невольно отметила романтичность этого места — тихого, сумрачного, утопающего в густой пышной зелени.

«До конца пари осталось всего два дня», — напомнила она самой себе и сказала:

— Джефф, нам нужно объясниться. Ты прав — я попала в дурацкое, сложное положение. Я не могу рассказать тебе обо всем, скажу лишь одно: все будет прекрасно, если только ты дашь мне свою табакерку. — Она сама чувствовала, как неубедительно звучат ее слова, но не могла найти других. — Я совершила ужасную ошибку — знаю, что не имела права так поступать, но… — Не в силах больше сдерживаться, Элли расплакалась и с трудом закончила сквозь слезы: — Если сегодня вечером у меня не будет твоей табакерки, я… Мы никогда не сможем быть вместе!

Равенворт не мог понять, что так подействовало на него — то ли очарование весеннего вечера, прохладного, но такого тихого, расцвеченного огнями и окрашенного грустью из-за доносившейся издалека музыки, то ли плачущая Элли. Уже готовый сдаться, он сказал, пытаясь заглянуть ей в глаза сквозь прорези маски:

— Я хочу одного: чтобы ты доверяла мне. Неужели я прошу слишком многого?

Элли в отчаянии прижала руки к груди.

— Поверь, есть вещи, о которых я просто не имею права говорить раньше времени! Это ты можешь понять?

Равенворт колебался. В конце концов, что значит какая-то табакерка, если от этого зависит его будущее? Не может же он потерять Элли из-за этой проклятой серебряной коробочки! Равенворт уже не сомневался, что все дело в очередном дурацком пари. Нетрудно догадаться, что для уплаты этого долга чести ей необходима именно его табакерка.

И виконт принял решение. Если он собирается положить к ногам этой девушки и свой титул, и свои земли, и свою судьбу, так неужели он не может отдать ей для начала такую малость — табакерку?

Они уже достигли дальнего конца парка. Издалека послышались восторженные крики — начинался фейерверк, и его приветствовала большая пестрая толпа, сгрудившаяся возле Большого Каскада. Равенворт нащупал в кармане табакерку и хотел вынуть ее, но в этот миг на его голову обрушилось что-то тяжелое — и сразу стало темно.

Элли завизжала, но ее голос утонул в шуме ликующей толпы любителей огненных развлечений. Рядом с собой она увидела двух незнакомцев, укутанных в плащи, с масками на лицах. Один из них схватил Элли и зажал ей рот своей ладонью, а второй склонился над лежащим Равенвортом и быстро обшарил все его карманы. В этом человеке она с ужасом опознала того недавнего незнакомца, что так пристально рассматривал ее в прорези своей серебряной маски.

Затем нападавшие исчезли, толкнув Элли на прощание так, что она свалилась на землю рядом с виконтом. Не успела она подняться на колени, как он негромко застонал, веки его дрогнули, глаза медленно раскрылись.

Элли облегченно вздохнула и воскликнула:

— Слава тебе, господи!

— Что случилось? — слабо спросил он, облизывая пересохшие губы.

— Джефф, на нас напали двое! Они взяли твою бриллиантовую булавку для галстука и… и, боюсь, твой кошелек. Они уже скрылись, но, может быть, еще не поздно позвать на помощь? Я сейчас поищу лорда Барроу…

Виконт сел, покрутил головой и махнул рукой.

— Нет. Подожди минутку.

Он поднес руку к галстуку, затем к карману и убедился, что и булавка, и кошелек действительно испарились. Равенворт сжал голову руками и немного посидел, ожидая, пока окружающий мир не перестанет кружиться перед глазами. Опять его ограбили! Не слишком ли часто в последние два дня его бьют по голове?

Затем он подумал, что в сегодняшнем ограблении есть что-то странное. Очень, очень странное… Он посмотрел на Элли, сидящую на земле рядом с ним. Ее лицо было бледным, как бумага, на шее блестела тонкая ниточка алмазного ожерелья. Черт побери, почему воры не тронули ее ожерелья? Ведь оно одно стоит куда больше, чем его булавка и те деньги, что лежали в кошельке!

Еще не встав на ноги, Равенворт уже знал, что у него, несомненно, пропала еще одна вещь. Табакерка! Он знал только одного человека, который был готов на все, чтобы заполучить его табакерку… Дурочка, ведь он же собирался сам отдать ее ей!

Элли встревоженно взглянула на него.

— В чем дело? Почему ты ТАК на меня смотришь?

Равенворт медленно поднялся на ноги.

— Прекрасно, мисс Дирборн, просто великолепно! Какой невинный взгляд! Браво! Самой Саре Сиддонс такого не снилось!

— Саре Сиддонс? — переспросила Элли, недоумевая, при чем тут эта великая актриса и какое отношение они имеют друг к другу.

— Я потрясен, мадемуазель. Искренне посмеялся бы, не будь у меня так тяжело на сердце. «Надеюсь, вы не сочтете за невежливость, милорд, если я предложу вам свернуть на менее оживленную тропинку?»

— Что вы хотите сказать?!

Равенворт словно и не услышал ее.

— Видел ли мир такого дурака, как я? — воскликнул он. — Нет, сомневаюсь. Такого идиота поискать!

Элли показалось, что сердце ее вот-вот остановится. Никогда еще она не видела Равенворта в таком гневе.

— Неужели вы считаете, что я заодно с этими ворами? — чуть слышно произнесла она. — Но что у меня может быть с ними общего?

— Любовь к риску, — жестко сказал виконт и провел ладонью по карману, чтобы убедиться, что он пуст. — Я вижу, что вас недаром зовут Азартным Игроком, мисс Дирборн. Полагаю, теперь, когда вы заполучите мою табакерку, мы с вами будем видеться гораздо реже.

— Нет! — в отчаянии закричала она. — Я не делала этого! Вы не можете так думать!

Но ледяное выражение серых глаз виконта говорило яснее всяких слов: он действительно считает, что она в сговоре с теми грабителями.

— Очаровательно! Просто очаровательно! Равенворт будет в восторге от твоего платья! — воскликнула леди Вудкотт и привычным жестом поправила свой вечный черный парик.

На Элли было белое муслиновое платье с высоким воротником, вышитое по подолу красными вишенками. Она сидела над пяльцами и усердно работала иголкой, удивляясь про себя, почему эти желтые тюльпаны никак не желают вышиваться. Услышав слова тетушки, Элли тяжело вздохнула.

— Не думаю, что он вообще увидит это платье, мадам.

— Не болтай глупости. Разумеется, он увидит его! Он же непременно заедет сегодня повидать нас после вчерашнего чудесного вечера в Воксхолле. Ах, Вокс-холл! Салли Джерси позеленеет от зависти, когда я ей расскажу! — Леди Вудкотт гордо улыбнулась. — Только, боюсь, у виконта к концу вечера разболелась голова — он был такой бледный… Ты заметила, каким он стал бледным после фейерверка?

— Да, — коротко ответила Элли и снова уткнулась в вышивание. Ее тетушка, несомненно, сама позеленела бы, знай она всю правду!

Что и говорить, для кого-то вчерашний вечер был чудесным, но Элли вспоминала о нем как о кошмарном сне. Вчера ей показалось, что мир рухнул, развалился на куски под ее ногами. А главное, и винить-то некого, кроме себя самой… Равенворт же до конца оставался джентльменом — вел себя дружески, как ни в чем не бывало, только избегал смотреть ей в глаза во время вальса. Но он имел на то право, ничего не скажешь!

Леди Вудкотт прервала ее размышления:

— А может быть, он слегка перебрал?

Несмотря на свое подавленное настроение, Элли не удержалась от улыбки. Перебрал! Это Равенворт-то?

— О, нет, тетушка. Разве вы не знаете, что виконт совсем не пьет?

Леди Вудкотт пожала плечами:

— Никогда не могла понять его. Вот твой дядя, например. Он выпивал бутылку мадеры за обедом, а затем шел в кабинет выкурить сигару, и там его ждал еще стаканчик бренди. Потом он ехал в свой клуб и, уж наверное, не раз прикладывался с друзьями к бутылке. Правда, когда он оттуда возвращался, в дом его уже вносили на руках. Двое слуг. И так каждый день. Каждый божий день!

Элли изумленно покосилась на тетушку.

— И при этом умудрялся не проиграться в лоск?

Круглое лицо леди Вудкотт зарделось от воспоминаний.

— Умудрялся! Мой покойный муж — упокой, господи, его душу грешную! — был не дурак выпить, но при этом никогда не терял голову. Да, бывало, что и проигрывал, но в любом состоянии знал свой предел, а на следующий день, как правило, отыгрывался. Не то что твой кузен, Джордж Фентон! Этот ни перед чем не остановится — и все свое проиграет, и в долги залезет, на что угодно пойдет, лишь бы играть, играть, играть… Вот за что я не слишком-то жалую этого родственника. Элли задумчиво слушала тетушку, а в голове у нее тем временем зрела догадка — столь же неожиданная, сколь и неприятная.

Мысль эта была такой чудовищной, невозможной, абсурдной, что у нее задрожали руки, и она вынуждена была отложить иголку.

«Нет, этого не может быть! Это не Джордж!» — мысленно воскликнула Элли и тут же поняла, что догадка ее справедлива. Джордж в самом деле ни перед чем бы не остановился, чтобы выиграть пари.

С этой секунды Элли уже не сомневалась. Она теперь точно знала, кто напал на Равенворта и забрал его кошелек, булавку и табакерку.

Элли так стремительно вскочила со стула, что пяльцы с вышиванием отлетели к камину.

— Я только что вспомнила о назначенной встрече, — торопливо сказала она леди Вудкотт. — Простите, тетя, я должна идти.

— Что ты еще задумала? Святые небеса! Куда это ты направляешься?

Леди Вудкотт могла бы кричать хоть до второго пришествия: Элли, не слушая ее, уже мчалась в свою спальню. Там она быстро накинула темно-зеленую пелерину, надела шляпку, перчатки и, прихватив с собой Сару, выбежала на улицу. Не очень веря в успех своего предприятия, Элли наняла кеб и отправилась с недоумевающей служанкой по хорошо известному ей адресу — на Честерфилд-стрит, где находилась квартира Джорджа.

В дверях их встретил молодой дворецкий, и Элли сказала ему, что желает немедленно видеть своего кузена. Дворецкий запротестовал было, но она решительно отодвинула его в сторону и прошла в комнаты.

В столовой было темно, холодно и пусто, в гостиной — тоже. Джорджа Элли обнаружила в библиотеке.

Ее кузен сидел за столом, так и не сняв вчерашний вечерний костюм; черное домино валялось вместе с маской возле стены, обитой дубовыми панелями.

Джордж, похоже, не заметил появления Элли, ибо не обернулся и продолжал сидеть за пустым столом, бессмысленно уставившись в пространство. Лишь когда она окликнула его, он с усилием повернул голову, и на Элли страдальчески взглянули воспаленные, с красными белками, глаза.

— О боже! — невнятно пробурчал Джордж и устало вздохнул. — Какие черти тебя принесли и что это за чучело с тобой?

Элли обернулась и поняла, что последние слова Джорджа относились к Саре, которая добросовестно сопровождала хозяйку, не отставая от нее ни на шаг. Из-за спины Сары выглядывало лицо молодого дворецкого.

Элли отправила обоих слуг в коридор, закрыла дверь библиотеки и с отвращением осмотрелась. Комната была запущенной, нежилой. Повсюду лежал толстый слой пыли, валялись какие-то бумаги и журналы.

Внезапно взгляд Элли упал на что-то блестящее, похожее издали на кусочек стекла. Она подошла ближе и узнала в лежащем на каминной полке предмете булавку Равенворта — ту самую, украденную вчера бриллиантовую булавку для галстука.

— Так это правда! — разочарованно воскликнула она, чувствуя, что к глазам подступают слезы. — А ведь пока тетушка не поделилась со мной опасениями по поводу твоей игры, я не давала воли своим подозрениям… Джордж, как ты мог?!

Он молчал. Глаза его — запавшие, воспаленные — тускло мерцали из-под низко опущенных бровей, на мертвенно-бледном лице ярко выделялись темные круги под глазами. Элли впервые увидела у Джорджа такое лицо и ужаснулась. Раньше она не замечала, как неприятно подергиваются от нервного тика уголки его рта.

Джордж опустил веки и негромко сказал:

— Ничего не поделаешь, Нелл.

В голосе его не прозвучало никаких эмоций. Это был голос автомата — ровный, монотонный, унылый, как эта комната, заросшая грязью и пылью. Но ничто не шевельнулось, не растаяло в душе Элли. Когда она заговорила, голос ее звенел от негодования:

— Не смей меня так называть! Никогда, слышишь? В детстве ты звал меня Нелл, и мне это нравилось. Но детство миновало, и детские игры кончились, Джордж Фентон! Да, дружок, глубоко же ты завяз… И все из-за какого-то идиотского пари!

Джордж тяжело вздохнул:

— Ошибаешься. Не в пари дело.

Элли удивленно посмотрела на кузена:

— Не в пари? А в чем же?

— Ты была права. Я никогда по-настоящему не любил тебя. Мне нужны были твои деньги. Наследство…

Элли вдруг стало невыносимо стыдно — до краски, до слез. Стыдно так, словно это она сама совершила кражу. Сглотнув подступавший к горлу комок, она спросила шепотом:

— А где же… Где же табакерка?

Джордж коротко, хрипло рассмеялся, встал со стула и принялся бесцельно кружить по комнате.

— Не догадалась еще? Ну же, Элли, пошевели мозгами! Ты отлично знаешь человека, у которого находится табакерка.

Джордж остановился возле окна, с отсутствующим видом посмотрел на улицу. Элли заметила, как поникли его плечи, рассмотрела помятые брюки, ботинки, к которым прилипли комки грязи… Жалкое зрелище представлял собой ее кузен!

Элли еще раз подумала, хорошенько сопоставила некоторые факты, наблюдения, затем опустилась на стул и прижала руку к груди.

— Крессинг! — выдохнула она.

— Всегда знал, что ты умная девушка. И хитрая, — откликнулся Джордж и снова хрипло хохотнул.

У Элли пересохло во рту — так, словно он был забит ватой. Она опустила голову, закрыла лицо руками и впервые в жизни почувствовала, что теряет сознание. До сих пор она ни разу не падала в обморок и всегда поражалась героиням дамских романов, которые готовы были проделывать это на каждой странице.

«Мерзкое состояние, — подумала она, с трудом взяв себя в руки. — Не дай бог еще раз пережить его!»

— Так, значит, Крессинг, — прошептала Элли. — Но почему? Почему табакерка не осталась у тебя?

Джордж то ли хохотнул, то ли всхлипнул, не поворачиваясь от окна.

— Крессинг почему-то решил, что у меня может не хватить мужества довести дело до конца. А он, если понадобится, готов принудить тебя силой.

Элли грустно кивнула:

— Ну а ты, Джордж? Ты-то сам намерен доводить дело до конца?

Только теперь он повернулся к ней — несчастный, раздавленный. У него был взгляд бездомной побитой собаки, и Элли без слов все поняла. Она отвела глаза от жалкой фигуры кузена и увидела лежащий на столе кошелек виконта.

«Если бы я не ввязалась в это идиотское пари, то не втянула бы в него и Равенворта», — тоскливо подумала она.

Элли вспомнила, сколько любви было в его глазах в тот вечер, как причудливо играли тени на его лице в свете китайских фонариков. Это был чудесный, неповторимый миг, когда между ними возникло полное взаимопонимание. Ей казалось тогда, что она может читать его мысли. Она точно знала, что сейчас он отдаст ей свою табакерку.

Элли прикрыла глаза и представила себе Равенворта минутой позже — бесчувственного, униженного, лежащего на земле возле ее ног. Стыд, едкий стыд вновь обжег ее, наполнил глаза слезами.

Яростно тряхнув головой, чтобы отогнать мучительное воспоминание, Элли сказала:

— Нужно срочно что-то придумать. Нельзя сидеть сложа руки!

— Придумать?! Тебе хорошо говорить! Ты же ничего не знаешь! Я должен Крессингу десять тысяч фунтов, да еще сорок тысяч — ростовщикам. Крессинг использует Хэмпстед для хранения контрабанды, и это будет продолжаться до тех пор, пока я не верну ему долг. Он заставил меня подписать бумагу о том, что я отдаю свой дом в пользование контрабандистам. Теперь, если их поймают, окажется, что я хозяин притона, а он выйдет сухим из воды!

Элли не могла поверить своим ушам.

— Джордж! — закричала она. — И ты называешь этого человека своим другом?!

— О нет, не другом! Как тебе объяснить? С тех пор, как я познакомился с лордом Крессингом, я словно сошел с ума. Точно бес в меня вселился. Игральный бес… Я просто не могу ничего с собой поделать и готов на все, лишь бы только сыграть с бароном хоть еще одну партию!

— Это его идея, чтобы ты сделал мне предложение?

Джордж кивнул и тяжело опустился на стул.

— Крессинг хотел, чтобы я получил право распоряжаться твоим наследством. Элли! Я пропащий человек! Боже, как я мог опуститься до такого? Хэмпстед заложен — и дом, и земли! — Он истерически захохотал. — Я продал бриллианты твоей матери!

Наступило молчание. Элли была ошарашена всем, что услышала от кузена. Она давно уже подозревала, что Джордж стал другим человеком — не тем, что был в далеком детстве. Но чтобы он так изменился!

И дело не в том, что в нем уже нельзя было рассмотреть черты прежней юношеской красоты. Изменилась душа Джорджа… Боже, как почернела она, до чего же низко он пал!

Элли встала со стула, взяла лежащий на столе кошелек Равенворта, положила в него бриллиантовую булавку и сказала своему кузену:

— Сегодня вечером, в восемь часов, будь на Гросвенор-сквер, Джордж. Я, кажется, знаю, что мы должны сделать, но мне потребуется твоя помощь. Не подводи меня!

Джордж встрепенулся, в глазах его появился отблеск надежды. Он улыбнулся, став на короткий миг тем, прежним Джорджем, и спросил:

— Какая еще мысль пришла в твою беспокойную хорошенькую головку, Элли?

Она слабо улыбнулась в ответ:

— Скажу, когда придешь. Итак — в доме тетушки, ровно в восемь. Всего хорошего, Джордж!

За дверью послышались торопливые удаляющиеся шаги. Элли распахнула дверь и успела заметить кончик платья Сары, скрывшийся за углом. Элли покачала головой. Оставалось надеяться, что Сара и словом не обмолвится о сегодняшнем визите. Ведь если станет известно о том, что Элли приезжала в холостяцкую квартиру Джорджа, это конец! Она навсегда станет изгоем в лондонском свете. Такие проступки девушкам не прощаются.

Выйдя на Честерфилд-стрит, Элли, к своему несчастью, столкнулась нос к носу с майором Уитни, который шел мимо в компании незнакомого мужчины. Она коротко кивнула им и поспешила сесть в поджидавший их с Сарой наемный кеб. Служанка забралась следом и уселась рядом с хозяйкой. Элли с удивлением обнаружила, что глаза Сары полны слез, но не стала ничего выяснять — ей было не до того.

Элли приказала кучеру трогать, тот поплотнее запахнул свой потрепанный плащ, и его грязный облупленный кеб, выкрашенный желтой краской, тронулся в путь. Внутри стоял тошнотворный, застоявшийся запах пива, который не мог прогнать даже ветер, гуляющий между неплотно прикрывающимися дверцами.

Элли сидела, отвернувшись к окну, раздираемая грустными мыслями о несчастном, запутавшемся кузене. Внезапно до нее донеслось сдавленное всхлипывание, и она поняла, что без расспросов не обойтись.

— Что случилось, Сара?

Сара снова негромко всхлипнула.

— Ах, мисс, я совершила ужасную ошибку! Мне нужно было все рассказать еще тогда, когда вы брали меня на службу. И почему только я этого не сделала? Неблагодарная свинья, вот кто я!

Элли удивленно взглянула на свою служанку.

— Я не понимаю, о чем ты. К тому же, если помнишь, я сама приказала тебе тогда замолчать и никогда больше не возвращаться к рассказам о прошлом. Так что же ты утаила тогда?

Пошел мелкий дождь, застучал по кожаной крыше кеба, тонкими струйками побежал с низко опущенных полей шляпы на спину кучера, поднявшего по такому случаю воротник плаща.

Сара еще пару раз всхлипнула, затем решительно вытерла нос.

— Если вы помните, мисс, меня выгнали за связь с дворецким. Так вот, это был не дворецкий, а сам хозяин! Господи, какой же дурой я была!

Она вновь уткнулась в носовой платок, плечи ее тряслись от рыданий, и у Элли болезненно сжалось сердце.

«Господи, есть ли на свете хоть одна девушка — неважно, служанка или госпожа, — у которой не было бы своего горя?» — подумала она и негромко сказала:

— Ты должна рассказать мне все. Пожалуйста, вдохни поглубже, возьми себя в руки и перестань плакать.

Сара послушалась совета и, стараясь не смотреть на хозяйку, начала свое повествование. Элли узнала, что последний год ее жизни был сплошным кошмаром. Ведь она позволила себе ни много ни мало, как влюбиться в знатного человека. И поверить ему.

— А как можно не поверить человеку, если он барон? — горестно воскликнула Сара. — Вот и ваша жизнь теперь разбита, мисс. А все этот Крессинг! Он!

Элли и раньше подозревала, что Сара подслушала их разговор с Джорджем, теперь же была в этом уверена. Она отвернулась к окну и принялась наблюдать за струйками дождя, стекающими со шляпы кучера, поплотнее запахнула свою пелерину. Холодный ветер гулял не только между неплотно прикрытыми дверцами кеба, он пробивался еще и снизу, сквозь многочисленные щели в полу, и вместе с ним влетали капельки воды и грязи с мостовой.

Элли негромко сказала:

— Ну вот, теперь тебе все известно. И в самом деле, виновник всех моих бед Крессинг.

Сара резко повернулась к ней.

— Нет, мисс! Вы меня не поняли. — Она шмыгнула покрасневшим от слез носиком, смахнула капельки с мокрых щек и посмотрела Элли прямо в глаза. — Прошлым летом я работала прислугой в доме Крессинга. До самого Рождества.

В глазах Сары застыла боль — старая, непреходящая, — и Элли подумала, что ее служанка не скоро излечится от этой боли.

— У Крессинга? — переспросила она шепотом и напряженно стала ждать продолжения.

Но Сара не торопилась. Она снова прижала к лицу промокший от слез платок и несколько раз всхлипнула Ненадолго в кебе наступила тишина, в которой раздавался лишь шум дождя, негромкое цоканье копыт и старый голос кучера, понукавшего свою старую лошадь:

— Да шевелись же ты, мешок с костями! Давай, давай, дохлая!

Наконец Сара несколько раз глубоко вздохнула, начиная понемногу успокаиваться, и снова заговорила:

— Ах, мисс, если бы вы только знали, что он за человек! Никогда в жизни не встречала таких мерзавцев. Уж чего он только мне не обещал! Говорил, что будет любить меня всю жизнь, что мы с ним никогда не расстанемся… Но вскоре экономка заметила, куда у нас с ним дело идет, и тут же выставила меня на улицу, без всяких рекомендаций. Я — к нему. А он что? Только рассмеялся и приказал мне убираться. Вот такие дела…

Элли не знала, что и сказать своей несчастной служанке, как помочь ей забыть об этом мерзавце.

Крессинг! Элли хотелось убить его своими собственными руками. Ее и до этого душил гнев, стоило ей подумать о бароне, укравшем табакерку Равенворта. Но сейчас, после того как ей стала известна история Сары…

Элли знала, что нет таких слов, которые могли бы утешить Сару, и потому перестала их понапрасну искать. Вместо этого она уставилась в окно и крепко задумалась. Постепенно ее новый план начал приобретать все более определенные очертания. Она немного приободрилась и крепко сжала руку Сары.

— Не вини себя в этой истории. Ты была наивной девочкой, а Крессинг — человек опытный и коварный. Ведь я и сама только сегодня разобралась в том, что он собой представляет на самом деле. Поздно разобралась, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Ты очень вовремя все рассказала мне, и я уверена: теперь мы справимся с этим… с этим… с этой тварью!

Поднявшись наверх, в свою спальню, Элли вытащила из сумочки кошелек Равенворта, и у нее сжалось сердце — слишком много воспоминаний сразу же шевельнулось в нем.

Затем она разделась и юркнула в постель, снова и снова проклиная себя за то, что согласилась заключить это дьявольское пари, в которое по ее вине оказались втянутыми ни в чем не повинные люди. Боже, что, если Ра-венворт не поверит ей, никогда не сможет простить ее?! Элли вспомнила, как он в первый раз отказался отдать ей свою табакерку. Ведь он пытался при этом объяснить — вежливо и деликатно, — что она ведет себя неподобающим образом, что ввязалась в опасную игру. А она не захотела услышать, понять его…

Элли передернула плечами. Как могло случиться, что эта маленькая серебряная коробочка заслонила ей весь белый свет, заставила ее забыть обо всем?

Итог размышлений был очень прост: Элли поклялась себе, что вернет табакерку Равенворту — чего бы ей это ни стоило.

20

— А ты уверен, что это была именно Элли? — спросил лорд Равенворт. — И она выходила из квартиры Фентона? Нет, она не могла совершить такую глупость!

Они ехали по Гайд-парку вдвоем — Барроу на своем любимом Аполлоне и Равенворт на черном скакуне. Барон глубоко вздохнул:

— Ньютон еще мог ошибиться — он плохо ее знает. Но Уитни… Этот не мог. А он тоже видел ее. И весь Лондон теперь об этом знает.

— О боже!

— Не кипятись, Джефф. Ты должен поговорить с ней. Мало ли зачем она могла прийти к своему кузену…

Некоторое время они в молчании ехали по направлению к Роттен-роу. Равенворт неотступно думал об Элли и о том вечере в Воксхолле, который так печально закончился. Да что там — печально… Кошмарно он закончился, вот что!

Старые мысли, старые подозрения ожили в нем. Теперь она заполучила его табакерку, тем самым, вероятно, выиграв какое-то пари. И что дальше? А впрочем, не в табакерке дело. Просто между ними отныне все кончено… Но неужели она оказалась такой превосходной актрисой? Это надо же — так сыграть! Эта грусть, эта боль в глазах, и сочувствие, и мягкое прикосновение затянутой в перчатку руки к щеке…

Он вспомнил, чем закончился для него тот вечер разочарований. А закончился он необычно: Равенворт позволил себе то, чего не позволял никогда, — он напился. В «Уайтсе». Напился оттого, что не мог иначе справиться с противоречивыми чувствами, разрывавшими его сердце. С одной стороны — отчаянное, безнадежное желание поверить в невиновность Элли, с другой — тяжелые, неопровержимые доказательства ее лжи.

А самое отвратительное — за секунду до того, как он ткнулся головой о стол, перед ним возникло лицо лорда Крессинга — торжествующее, искаженное сатанинской ухмылкой. Он смеялся над Равенвортом — громко, на весь клуб. Непонятно: чего он, собственно, так обрадовался?..

Равенворт вернулся мыслями к событиям в Воксхолле. Нет, не похоже это нападение на те, прежние попытки Элли завладеть его табакеркой. Они были обставлены так по-детски, так легко разгадывались — и тот случай с больной ногой, и попытка похищения с помощью подкупленного слуги… Нет, это были какие-то ненастоящие покушения, они не столько сердили, сколько забавляли.

Вчерашнее нападение было другим — более жестко и тщательно продуманным, более… мужским, что ли. В нем не чувствовалась озорная, но такая простодушная натура Элли.

Скорее это могло быть делом рук Фентона. А еще вернее — Крессинга.

Жеребец заволновался под виконтом, пошел боком, угрожая столкнуться с Аполлоном, и барон поспешил отъехать в сторону. Равенворт потуже натянул поводья, наклонился к своему вороному и шепнул ему на ухо несколько ласковых слов. Жеребец повел ушами и успокоился, а Равенворт, выпрямляясь в седле, с неожиданной отчетливостью осознал — кто на самом деле напал на него вчера в зимних садах Воксхолла.

Он вспомнил, что, когда Крессинг смеялся над ним в «Уайтсе», в руках у него была табакерка. Его, Равен-ворта, табакерка! А еще точнее — табакерка покойного Эверетта…

До него долетел голос лорда Барроу:

— Смотри-ка, а вот и они сами! Подъедем?

Равенворт быстро оглянулся и тоже увидел приближающийся экипаж леди Вудкотт. Сегодня, по причине теплой погоды, это было открытое ландо. Фанни, заметив лорда Барроу, приветственно махнула ему рукой. Сидящая рядом с нею Элли не шевельнулась и продолжала смотреть куда-то в сторону с самым несчастным и отрешенным видом.

Друзья подъехали ближе: лорд Барроу с одной, а Равенворт — с другой стороны ландо. Теперь Равенворт мог разглядеть лицо Элли — оно было мертвенно-бледным и безучастным. Воплощение вины и отчаяния!

Виконт поклонился леди Вудкотт и терпеливо выслушивал все ее банальные глупости на тему погоды, которая, нужно согласиться, сегодня и впрямь была чудесной. Затем наклонился к руке Элли, и она наконец подняла на него свои синие глаза, полные страдания. Равенворту мучительно захотелось поцеловать ее и поцелуем стереть печаль с этого прекрасного лица. Да, это, пожалуй, было бы самым разумным поступком, но увы… Не мог он себе этого позволить, во всяком случае — здесь и сейчас. Элли протянула ему руку, и он удивился, почувствовав вместо мягкой перчаточной замши что-то твердое, плотное.

Его кошелек!

Элли выпустила его из пальцев и слабым голосом прошептала:

— Булавка там, внутри. Простите меня, Равенворт. Я очень хотела бы заслужить ваше прощение, но боюсь, что мои попытки заранее обречены на провал.

Элли очень старалась говорить тихо, но леди Вудкотт все-таки услышала ее.

— Что ты там такое говоришь, Элинор? Извиняешься? За что? — Она оглядела бледное, безжизненное лицо племянницы и добавила, явно адресуясь при этом не к ней, а к стоящему рядом Законодателю Мод: — Ты выглядишь совсем больной. Фанни, радость моя, боюсь, что у Элинор опять начинается приступ мигрени. Не лучше ли нам вернуться домой?

— Пожалуй, тетушка, — сказала Элли, безучастно глядя куда-то в пустоту. — Я… Я действительно плохо себя чувствую.

Ландо тронулось. Равенворт следил за ним взглядом до тех пор, пока не мелькнули в последний раз, скрываясь за углом, ленты на шляпке Элли и ее раскрытый зонтик. Но и тогда он не двинулся с места, безуспешно пытаясь проглотить подступивший к горлу комок.

Табакерку Элли ему не вернула, но он точно знал, где следует ее искать…

Проклятье! Гром и молния! Крессинг — мошенник и вор! Удачливый — поскольку его до сих пор никто не поймал за руку, — но тем не менее вор.

Эмоции Равенворта передались его рысаку, и он затанцевал под седоком. А может быть, просто сам виконт, пребывая в ярости, слишком туго натянул поводья, слишком сильно стиснул ногами круп жеребца? Так или иначе, рысак встал на дыбы, Аполлон шарахнулся в сторону, а сидевший на нем лорд Барроу воскликнул:

— Проклятье, Джефф! Что за бес вселился в твоего жеребца? Весна, что ли, на него так действует?

Равенворт быстро справился с вороным, извинился перед другом, а затем коротко рассказал ему об ограблении в Воксхолле и о том, что видел свою табакерку в руках Крессинга в «Уайтсе».

— Да этого мерзавца… Да по нему петля плачет! — в гневе закричал барон.

— Полностью согласен с тобой, Чарльз.

— Но цель? Какова цель, я не могу понять!

— Очень просто: приданое Элли. Крессинг и Фентон наверняка в сговоре. Она сказала, что нападавших в Воксхолле было двое. Значит, все сходится: табакерка оказалась у Крессинга, а у Фентона Элли получила назад мой кошелек. Но охотились-то они не за ним, а только за табакеркой.

— Но почему?

— Я подозреваю, что Элли ввязалась в какое-то идиотское пари со своим кузеном. И пари это связано с табакерками — твоей, моей и Крессинга. Ну а ставка… У меня есть основания предполагать, что ставкой является рука Элли. Или, говоря проще, ее наследство.

Лорд Барроу удивленно присвистнул.

— Уму непостижимо! Но как же она согласилась?.. — Он тут же смутился и принялся извиняться.

— Боюсь, что ты прав, Чарльз, — прервал его Равенворт. — Это и впрямь уму непостижимо.

— И что ты намерен делать?

— Могу вызвать Крессинга на дуэль. Да ведь только он не примет вызов, улизнет, трус поганый. Я опасаюсь одного: как бы Элли не задумала что-нибудь. Она наверняка узнала правду от Фентона, когда нанесла ему тот неосторожный визит. А по выражению ее глаз я понял, что она сейчас размышляет о том, как бы покрепче зацепить Крессинга.

— Но этого нельзя допустить! Крессинг страшный человек. Я слышал, что одну женщину, которая поверила ему, он завез в Париж, после чего сбежал от нее.

— Господи боже! Когда же это было? И почему его до сих пор терпят в приличном обществе?

— Когда было? Пару лет назад. А насчет общества… Ты же знаешь, что у этих людей, как правило, нет ни мозгов, ни памяти. — Милейший барон откашлялся после непривычно длинной речи и продолжил: — Джефф, ты должен знать еще одну вещь. Это касается Эверетта. И Крессинга.

Лицо Равенворта мгновенно застыло и напряглось, как только он услышал имя брата.

— Ты даже не представляешь, как давно и как сильно я хочу посчитаться с Крессингом за Эва. Проклятье! Ведь этот человек убил моего брата — неважно, на дуэли или нет, но убил! — Он пристально заглянул в глаза барона. — От вызова меня удерживает только одно: я не знаю толком, что там произошло. Но ты ведь был при этом, Чарльз. Скажи, это на самом деле был честный поединок?

Лорд Барроу нахмурился. Он понимал, что обязан рассказать виконту всю правду, но не мог этого сделать. Он боялся, что правда убьет Равенворта. Ведь он так любил своего брата, так гордился им…

Барон еще раз откашлялся, уставился куда-то вдаль, на пустынные дорожки парка и заговорил, тщательно подбирая слова:

— Крессинг не дал ни малейшего основания подозревать его в том, что он поступил нечестно.

— Нужно ли это понимать так, что Крессинга не уличили в шулерстве? Ведь все случилось во время карточной игры, не так ли?

Лорд Барроу перевел взгляд на виконта и тихо ответил:

— Да.

— Что все это значит, Элли? — воскликнул Джордж.

Он приехал в дом леди Вудкотт, как обещал — минута в минуту, и теперь, пройдя в гостиную, с удивлением рассматривал открывшуюся его глазам картину. В комнате царил полумрак, который рассеивали лишь тлеющие в камине уголья да пара свечей, горевших в подсвечнике. В неярком свете лицо Элли казалось спокойным и отстраненным. Она сидела за маленьким дубовым столиком. Подойдя ближе, Джордж заметил, что глаза у нее красные и слегка опухшие — как если бы она весь день проплакала. На столе перед Элли были разложены карты и стоял графинчик с бренди.

— Ты пунктуален, Джордж, — тихо сказала Элли, услышав, как каминные часы принялись отсчитывать восемь ударов.

Джордж присел к столу напротив Элли, и в душе его неожиданно шевельнулось острое чувство вины перед этой бедной заплаканной девушкой. Впрочем, вряд ли это чувство было таким уж неожиданным. После того как Элли уехала от него утром, узнав всю. правду о своем кузене, Джордж и сам задумался о своей жизни. Он понял, что его страсть к картам переросла в болезнь, помешательство, и его охватил ужас за себя — за свое поведение, за свое безволие. Теперь к этому добавилось чувство вины перед своей ни в чем не повинной кузиной, ставшей по его милости несчастной. Джорджу очень хотелось все исправить, да вот только как это сделать?.. Этого он не знал.

— Мне так жаль… — пробормотал он, протянув к ней руку, но Элли жестом остановила его.

Со слабой улыбкой она заговорила совсем не о том, чего ожидал Джордж.

— За последние недели я многому научилась. Многому. Но есть одна вещь, которой я еще не понимаю, но которую очень хочу постичь. Мне необходимо знать, как же нужно играть, чтобы выиграть в этой проклятой игре. Я хочу, чтобы ты научил меня. — Она посмотрела на его удивленное лицо и добавила: — Сегодня же. Прямо сейчас.

— А леди Вудкотт знает, чем ты сейчас занимаешься?

— Нет. Она полагает, что я лежу в своей постели и борюсь с мигренью. Они с Фанни вернутся только под утро. Ну что, начнем?

Джордж хмуро спросил:

— А зачем, собственно говоря, тебе все это?

— Как зачем?! Чтобы отыграть у Крессинга табакерку, разумеется!

Джордж помолчал. Теперь он уже выглядел не просто хмурым, а мрачным.

— Должен предупредить тебя: Крессинг потребует очень высокую ставку.

— О, это я прекрасно знаю. Надеюсь, он будет доволен: я собираюсь предложить ему в качестве ставки свою руку.

Улыбка показалась на губах Джорджа, а в оживших глазах засветилось прежнее, давно забытое ласковое тепло.

— Я восхищаюсь тобою, Нелл. Не знаю другого человека, который так держал бы свое слово. И так много готов был бы поставить на карту во имя справедливости. — Он принял протянутый ему стакан с бренди и поднял его вверх, салютуя. — За Азартного Игрока! Джордж сделал добрый глоток, уселся за стол и по-хозяйски рассмотрел разложенные карты.

— При таком раскладе ты должна приберечь королей и начать с короткой масти. Но главное, ты должна помнить… — Он помолчал и добавил, глядя Элли прямо в глаза: — Помнить о том, что Крессинг играет краплеными картами.

Элли почувствовала внезапное облегчение — словно с нее свалился груз, пригибавший ее к земле все последние дни. Она рассмеялась. Все оказалось до смешного просто.

— Я так и думала, — сказала она.

Следующий вечер они должны были провести на балу у Кроуфордов. Элли, уже одетая, сидела в гостиной, задумчиво глядя в окно, когда в комнату, словно фурия, ворвалась леди Вудкотт.

— Наша поездка отменяется! — закричала она еще с порога. — Нам всем стыдно теперь на людях показаться! Боже, бедная Фанни! Теперь на ее венчании церковь Сент-Джеймс будет пустой, совсем пустой! Господи, за что же ты так меня наказываешь? И леди Джерси… О, теперь она будет упиваться своей победой!

И леди Вудкотт нервно прошлась по гостиной, картинно заламывая пухлые руки.

Элли продолжала сидеть на полосатом диване над своим вышиванием — нужно же наконец покончить с этими проклятыми желтыми тюльпанами!

— Не нужно так расстраиваться, — ответила она тетушке. — Я знаю, что поступила неподобающим образом, но я сумею поправить дело. Вот увидите.

— Ты сама не понимаешь, что говоришь! И никогда не понимала, никогда не отдавала отчета своим словам. Мне это стало ясно, как только я имела несчастье привезти тебя в Лондон. И началось все с того, что ты обозвала лорда Равенворта тухлой рождественской индейкой. О боже! Я каждое утро просыпаюсь и с ужасом думаю: что же ты сегодня выкинешь? И вот, пожалуйста, извольте видеть: тебя застают выходящей из квартиры Джорджа Фентона! Как ты могла? Я готова была сквозь землю провалиться, когда леди Барроу рассказывала мне об этом! Ты никогда не выйдешь замуж, слышишь? Никогда! Ни один дурак на тебе теперь не женится! Даже Равенворт!

Даже в своем нынешнем подавленном состоянии Элли не могла удержаться, чтобы не подколоть тетушку.

— А что, мадам, — невинно спросила она, — вы на самом деле считаете Равенворта дураком?

— Элинор Дирборн! — грозно воскликнула леди Вудкотт. — Ты всегда искажаешь мои слова!

Она гневно засопела, но внезапно на глазах ее выступили слезы, и она промокнула их кончиком носового платка.

— А ведь я начала было надеяться, что у него и впрямь серьезные намерения, особенно после того вечера в Воксхолле. Но ты все разрушила! Все! Нет, мне ничего не остается, как выставить тебя из своего дома. Завтра же! Утром! Хотя завтра и воскресенье — а ты знаешь, что отправляться в путь в воскресенье плохая примета, но все равно, завтра же ты уедешь в Бат. К тетушке Августе. Уж она-то сумеет с тобой справиться!

Элли тяжело вздохнула и спокойно сказала:

— Поверьте, тетушка, к концу сегодняшнего вечера я буду помолвлена. Да, да! Прошу вас, поверьте мне еще хоть раз!

Леди Вудкотт тут же вытерла кончики глаз и воскликнула:

— Равенворт?! Ты все-таки поймала его? О, дорогая моя девочка!

Она собралась было возликовать, но запнулась, увидев странное выражение на лице племянницы.

— Нет, — подтвердила ее опасения Элли, поднимаясь с дивана и отходя к камину. — Эта звезда для меня слишком высока.

Леди Вудкотт в мгновение ока оказалась рядом с Элли.

— Но он любит тебя! Любит, я знаю! Я не говорила бы так, если бы не была уверена, если бы не желала тебе от всей души счастья — даже несмотря на все твои проделки. Разве ты не видишь, какое у него лицо, когда он смотрит на тебя! Если бы в свое время на меня так смотрел какой-нибудь мужчина, я не задумываясь начала бы шить подвенечное платье!

И она с надеждой посмотрела в большое зеркало, в котором отражались их лица. Элли тоже посмотрела в зеркало, и на какой-то миг по ее лицу пробежала тень сомнения. Но тут же эта тень исчезла, и Элли сказала, покачав головой:

— Он не может любить меня. Во всяком случае, пока я… — Голос ее сорвался.

Леди Вудкотт обняла племянницу за плечи:

— Ну что ты, Элли! Почему бы ему вдруг перестать тебя любить? Это же не из-за того, что ты была на квартире Джорджа, правда?

Элли накрыла ладонью лежащую у нее на плече руку, поймала в зеркале взгляд леди Вудкотт и улыбнулась.

— Никогда не скажу, тетя. Не хочу, чтобы вы слегли в постель и больше не встали.

Леди Вудкотт с опаской посмотрела на отражение Элли, рассеянно поправила свою прическу и натянуто улыбнулась.

— Ну что же, может быть, тебе действительно не стоит мне рассказывать. Боюсь, мои нервы не выдержат, если окажется, что за тобой числится кое-что и похуже, чем визит на квартиру кузена.

Ответный взгляд Элли, отразившийся в стекле, только укрепил ее подозрения, и леди Вудкотт сочла за лучшее сменить тему:

— Итак, ты выходишь замуж! Ну что ж, и то хлеб, как говорится. Во всяком случае, любой брак снимет все проблемы. Так кто же этот счастливчик? Джордж?

— Нет. Мне бы не хотелось раньше времени называть его имя. Кроме того, если я скажу, вы мне просто не поверите.

Разумеется, леди Вудкотт пожелала немедленно узнать имя будущего жениха, но на все ее расспросы Элли только отрицательно качала головой. Она и сама еще толком не знала, чем закончится для нее сегодняшний вечер. Примет ли предложение лорд Крессинг или только посмеется над ним? Кто знает? Но сама Элли была полна решимости отдать свою руку — и свое приданое — в обмен на табакерку Равенворта. За собственные глупости всегда приходится расплачиваться. Насколько она знала лорда Крессинга, он был из тех, кто может согласиться на такую сделку. Впрочем, с таким же успехом он мог встретить предложение Элли об их помолвке и презрительным смехом…

Как удачно, что первым знакомым лицом, которое Элли увидела в доме миссис Кроуфорд, оказалось лицо Сьюзен Саттон! Не лицо, а кукольное личико — холодное, неживое и презрительное. Это дало возможность Элли сразу гордо задрать подбородок и вступить под перекрестный огонь любопытных и осуждающих взглядов. На секунду-другую в ее сердце шевельнулся стыд за тот визит к Джорджу, но она быстро отбросила его. Элли предстояла Большая Игра — самая большая в ее жизни, — и нужно было думать о ней, а не о чем-то другом. Вернуть табакерку Равенворту, а себе — его доверие, вот главное. А для этого необходимо преодолеть самую неприступную и самую отвратительную преграду, которую зовут Уильям Датхилл, лорд Крессинг.

Элли коротко и равнодушно ответила на ехидное приветствие леди Джерси, улыбнулась в ответ на пристальный взгляд, которым окинула ее миссис Уорнхолл.

«До чего все было бы легче и проще, если бы не мысли о моих несчастных родственниках!» — подумала она.

И тут же, словно в ответ, услышала над ухом раздраженный шепот леди Вудкотт, которая напоминала, что Элли должна вести себя прилично, поскольку находится в обществе.

Элли прикоснулась к руке тетушки и сказала:

— Не обращайте на них внимания, тетя. Помните, нам нужно продержаться только до конца сегодняшнего вечера, а дальше все будет хорошо.

— Хотелось бы верить! — воскликнула леди Вудкотт и нервно раскрыла свой веер. — Если у тебя ничего не получится, мы погибли! Я никогда уже не смогу посмотреть в лицо своим друзьям! Завтра же утром нам придется уехать в Беркшир…

Элли мучительно размышляла, как остановить поток ее красноречия, и наконец нашла беспроигрышный довод:

— Успокойтесь! Ведь если Салли Джерси увидит вас такой расстроенной, это только усилит ее триумф!

Леди Вудкотт оценила справедливость этого замечания и неожиданно икнула.

— Да, ты права. Я как-то об этом не подумала.

Она опустила веер и посмотрела на Фанни, танцевавшую с лордом Барроу. Сияющие, влюбленные, они скользили по сверкающему паркету. Леди Вудкотт снова икнула и воскликнула:

— Повтори мне, что ты сегодня же объявишь о своей помолвке! Иначе я сейчас в обморок упаду!

Но вместо того чтобы упасть в обморок, она опять икнула. А затем еще раз и еще.

Элли увидела приближающуюся знакомую фигуру и предупреждающе шепнула:

— Здесь Равенворт, дорогая тетушка!

— Ох! — Леди Вудкотт попыталась улыбнуться, но тут же лицо ее страдальчески сморщилось, и она опять икнула. — Но ты же, кажется, выходишь не за него?

Виконт поклонился, леди Вудкотт улыбнулась ему в ответ — и икнула.

Равенворт сделал вид, что ничего не замечает, взял с серебряного подноса у проходившего мимо них слуги бокал шампанского и поднес его страдалице.

— Ах, как мило! — воскликнула леди Вудкотт, изо всех сил борясь с икотой. — Благодарю вас. Вы так добры…

Она принялась отхлебывать шампанское, икая беспрерывно и расплескивая на сверкающий паркет янтарные пенящиеся капли. И каждый раз от толчка в бокале на смену пролившимся вскипали новые игристые, шипящие пузырьки.

Виконт тем временем предложил руку Элли, и она приняла ее, стараясь не смотреть при этом ему в глаза. Но удержаться было невозможно. Элли искоса взглянула на виконта и в очередной раз восхитилась его умением одеваться и держать себя. А в серой глубине его глаз она уловила нечто загадочное и необъяснимое, столь же загадочной была и его улыбка.

Что бы это все значило? Неужели он простил ее, поверил, что она не причастна к тому нападению в Воксхолле?

Положив ладонь на локоть Равенворта, Элли отправилась вместе с ним по анфиладе комнат в доме миссис Кроуфорд. Странные чувства теснились в груди Элли. Радость от того, что Равенворт убедился в ее невиновности. Тяжесть от того, что продолжало стоять между ними, отделяя друг от друга стеной плотной и серой, как лондонский туман. Отчаяние от того, что очень скоро она, быть может, будет помолвлена — с другим…

21

Выходя из бального зала, Элли, разумеется неосознанно, так сильно сжала руку Равенворта, что виконт шепнул ей, поднимаясь по лестнице:

— Не сломай мне руку!

Только теперь Элли опомнилась и посмотрела на побелевшие суставы пальцев, которыми она, оказывается, изо всех сил вцепилась в черное сукно его рукава.

— Прошу прощения! — воскликнула Элли. — Я просто… просто…

Равенворт поспешил ей на помощь:

— Просто ты очень дорожишь мною и боишься потерять.

Элли покраснела и смущенно прикрыла лицо веером.

— Боюсь, что сегодняшним вечером я обману ваши ожидания, милорд. Но хочу, чтобы вы знали: я бесконечно признательна вам за все: и за то внимание, которое вы уделяли моей тетушке, и за ваше внимание ко мне самой. Я не заслужила… на самом деле…

Она не договорила, поскольку они уже вступили в зал на втором этаже, где Равенворт немедленно принялся раскланиваться с бесчисленными знакомыми, которые провожали удивленными взглядами Законодателя Мод, идущего под руку с этой скандальной девицей Дирборн. Но Равенворта, похоже, нимало не заботили ни эти взгляды, ни шепотки за спиной. Он наклонился к Элли и негромко сказал:

— Все, что я делаю, я делаю для собственного удовольствия, а не ради удовольствия твоей тетушки или этих глупых зевак.

Сердце Элли учащенно забилось. Прикрывшись на всякий случай веером, она искоса, но внимательно посмотрела на лорда Равенворта и тихо, чтобы никто не смог услышать, шепнула:

— Но у вас были все основания подозревать меня в самом худшем. И я знаю: вы верили в то, что я причастна к тому случаю в Воксхолле.

В колеблющемся свете свечей бездонные глаза виконта мерцали и были похожи на августовские крупные звезды. Он легко положил ладонь на руку Элли, желая успокоить ее. Затем, подведя Элли к надменно взиравшей на них леди Барроу, низко поклонился ей и громко, торжественно произнес:

— Пожелайте нам счастья, леди Барроу! Мы с мисс Дирборн собираемся пожениться.

Элли задохнулась от неожиданности и принялась лихорадочно освобождать свою руку. Леди Барроу тоже была ошарашена. Она плотно сжала губы, на щеках ее показались алые пятна.

— Право, не знаю, как воспринимать ваши слова, милорд. Во всяком случае, сама мисс Дирборн выглядит так, словно впервые об этом услышала.

— В самом деле… — запинающимся голосом начала было Элли, но Равенворт прервал ее:

— Да, в самом деле, она взволнована. Но не от моих слов, а от всеобщего осуждения за то, что она навестила мистера Фентона, хотя всем же известно, что они родственники, более того, знают друг друга, можно сказать, с колыбели, выросли вместе. Аично я не вижу ничего особенного в том, что мисс Дирборн навестила своего кузена. И мне непонятно, почему вокруг этого нужно поднимать столько шума.

Лицо леди Барроу заметно обмякло, а затем — о чудо! — ее губы сложились в некое подобие улыбки — во всяком случае, с некоторой натяжкой и при хорошо развитом воображении это можно было бы так назвать. Затем она проплыла мимо Элли и Равенворта — несколько поспешно для своей комплекции, — пожелав на прощание виконту пригрозить своей будущей жене изгнанием в деревню, если она только не будет слушаться его.

Лорд Равенворт, сияя улыбкой, повел было Элли дальше, но она остановила его:

— Что вы задумали, милорд? Вы не можете жениться на мне после всех пакостей, которые я натворила! Должно быть, вы просто сошли с ума…

Равенворт послушал немного, затем решительно потянул Элли за собой и очень убедительно сказал:

— Прошу вас, мадемуазель, не употребляйте впредь этого слова — «милорд», когда обращаетесь ко мне. Я думаю, что «Джеффри» было бы куда естественнее. — Он немного понизил голос: — А еще лучше — «мой дорогой», например, или «мой милый». Что-нибудь в этом роде. Ради бога, можете сами решить, я не настаиваю, чтобы это было именно «мой дорогой» и никак иначе!

Элли не могла удержаться от улыбки. Глаза ее немного потеплели, мягко засветились. Как ей приятно было вот так разговаривать с виконтом — легко, весело…

А он тем временем продолжал:

— Как ты полагаешь, куда это с такой резвостью помчалась леди Барроу? Бьюсь об заклад — побежала делиться последними новостями с миссис Кроуфорд и всеми ее гостями.

Они вновь вышли на лестницу и принялись спускаться на первый этаж, в бальный зал, откуда долетала музыка — с каждым шагом вальс все плотнее обволакивал их. Оказавшись внизу, виконт немедленно подхватил Элли и потащил в самую гущу танцующих пар, чтобы закружить ее в вальсе по светлому, залитому светом свечей паркету.

Они делали круг за кругом. Лица, платья, свечи — все смешалось перед их глазами, превратилось в пеструю вьющуюся ленту. А вальс все звучал и звучал — волнующий, трепетный, громкий…

Наконец он закончился, и вместо музыки зазвучали голоса, а пестрое кольцо распалось на отдельные пятна. Платья дам переливались всеми цветами радуги, и на каждом сияла своя маленькая радуга от падающего на драгоценные камни света свечей.

Лица, лица, лица… Элли плохо различала их, потому что перед ее глазами стояло лишь одно лицо — влюбленное, любимое лицо Равенворта. Вспомнив о только что отзвучавшем вальсе, Элли улыбнулась:

— Как все-таки хорошо ты танцуешь!

Равенворт прошептал ей в ответ:

— А я удивляюсь, как далеко мы продвинулись с тобой за последние недели! Кто бы мог подумать, что будет так! Господи, как же безобразно я когда-то обращался с тобой…

Он нахмурил брови, пытаясь в подробностях припомнить то недавнее время, но не смог. Да и не хотел. Ведь жизнь его тогда не имела смысла, потому что в ней не было Элли. Теперь без этой девушки он своей жизни просто не мыслил.

Немного отдышавшись, они вышли в холл, все еще слыша в ушах аплодисменты и восторженные восклицания, которыми их наградили все, кто видел их танец. Их вальс!

Вскоре они оказались в гостиной миссис Кроуфорд, и сидящие там юные леди, похожие на голубых и розовых бабочек, немедленно запорхали, встрепенувшись при виде Равенворта. Они мечтали привлечь его внимание, но не добились ни малейшего успеха. Даже не взглянув на них, лорд Равенворт провел Элли к камину и сказал искренне и мягко:

— Ты должна простить меня за Воксхолл, Элли. Я очень виноват перед тобой. Я ведь действительно на какое-то время поверил, что ты причастна к тому случаю! Я должен был лучше знать тебя, больше тебе верить… А извинить меня может только то, что я тогда не успел забыть еще об одном ночном приключении.

Элли покачала головой:

— Нет, это я во всем виновата. Если бы я с самого начала не ввязалась в пари с Джорджем…

— На табакерку?

— Да. — Элли покрутила в руках свой сложенный веер и продолжала, не поднимая глаз: — Я так глупо себя вела! Ничего не соображала. Поначалу, когда кузен предложил мне это пари, оно показалось мне сущим пустяком, забавной игрой… — На глазах ее показались слезы. — Как я могла быть такой дурой? Такой бессердечной дурой! И ведь я очень скоро начала подозревать, что Джордж… — Она прикусила губу. — Но только когда выяснилось, что мой кузен причастен к той краже в Воксхолле, я поняла, что мои прежние подозрения меня не обманули. Ах, Джефф, если бы ты только знал, как это больно, мучительно больно — узнавать правду! И еще… еще мне хотелось сгореть от стыда.

— Элли. — Он нежно прикоснулся к ее подбородку, заставляя посмотреть ему в глаза. — Ты не должна, ты не смеешь стыдиться того, что сделал твой кузен или этот… Крессинг. Ты виновата только в том, что слишком доверчива.

Элли смахнула с ресниц слезинку, заглянула в глаза Равенворта и поняла, что он говорит искренне. Только она с тревогой вспомнила о том, зачем, собственно, приехала на этот бал. Как странно развиваются сегодня события! Она никак не рассчитывала на то, что Равенворт простит ее, более того — предложит стать его женой. Все глубоко спрятанные чувства Элли пробудились, голова ее шла кругом, слабели колени. Она не знала, что ей теперь делать, на что решиться.

А Равенворт по-прежнему внимательно смотрел ей в глаза.

— Время позднее, Элли, — негромко сказал он. — Лучше всего сейчас было бы отправиться домой. Не делай больше глупостей, довольно.

Элли замерла, словно пораженная молнией. Нет, он положительно умел читать ее мысли! Иначе как он мог догадаться, что ее собственная игра с этим человеком еще не закончена?

Элли растерянно обвела глазами зал. Ей очень хотелось отказаться от своих намерений. Всем сердцем хотелось! Но в то же время она знала, что, заварив эту кашу, должна сама ее расхлебывать. Чего бы ей это ни стоило.

Элли всегда считала себя человеком слова, а в следующую секунду поняла, что пора стать человеком дела: именно в эту секунду она заметила вошедшего в гостиную лорда Крессинга. Он остановился возле двери и пристально посмотрел на Элли, словно что-то подсчитывая в уме. Затем вытащил из кармана табакерку виконта, демонстративно повертел ее в руке, криво ухмыльнулся и вернул табакерку на место, в карман своего сюртука.

Как же она ненавидела его светлость лорда Крессинга! Ненавидела в нем буквально все — начиная от его жирных, блестящих, густо набриолиненных волос и кончая его мерзкой усмешкой, его циничным отношением к женщинам, которых он соблазнял, чтобы потом втоптать в грязь.

И тут с холодной ясностью Элли поняла, что покончить с этим человеком должна она сама — и никто другой. Это ей судьба предназначила положить конец его гнусным выходкам! Элли бросила на Равенворта последний взгляд — прощальный взгляд, от которого у нее в груди все похолодело, и шепнула:

— Чем бы ни закончился сегодняшний вечер, Джефф, знай: я люблю тебя. Люблю и буду любить до последнего моего вздоха.

И она, не дожидаясь ответа, боясь обернуться, поспешила прочь, удивляясь тому, что ее сердце до сих пор еще не разорвалось от боли.

Собираясь на сегодняшний вечер к миссис Кроуфорд, Элли остановила свой выбор на простом белом атласном платье, надела одну — только одну! — нитку аметистов и добавила к этому фиолетовые — в тон камням — перчатки. Стоя в этом наряде перед бароном, она показалась ему удивительно похожей на юную девочку, едва ли не школьницу — невинную и свежую.

Собственно, на нечто подобное Элли и рассчитывала. Она даже усмехнулась про себя, когда лорд Крессинг с наслаждением приложился губами к ее руке, а затем выпрямился и любезно осведомился, чем может быть полезен прелестной леди. «Прелестная леди» многозначительно посмотрела на него и ответила:

— На пару слов, милорд, если позволите. Я действительно кое-что хотела бы попросить у вас.

Крессинг удивленно поднял бровь:

— Не скрою, я заинтригован. И прежде всего тем, что вы не боитесь разговаривать со мною, старым развратником, да еще на глазах у своего… э-э-э… приятеля. Впрочем, простите, теперь уже, кажется, жениха.

Элли не ответила и прошла в отделанный мрамором зал, примыкавший к гостиной. Когда Крессинг вышел следом, она сказала:

— То, что вы слышали, — всего лишь слух, милорд, и ничего более.

Крессинг рассмеялся — негромким плотоядным смехом, который сам барон, очевидно, считал обольстительным.

— До чего же интересным и насыщенным выдался нынешний сезон! И в первую очередь благодаря вам и вашему кузену, мадемуазель.

Элли стиснула зубы и, игнорируя последний намек Крессинга, процедила:

— Давайте перейдем к делу, сэр. Мне нужны три вещи.

— Понятно, — кивнул он и удовлетворенно, самодовольно вздохнул. — Приятная штука — жизнь, доложу я вам! Особенно когда сумел ухватить ее за хвост. Ну-с, а что вы можете предложить мне взамен? Надеюсь, что-нибудь стоящее?

— Я полагаю, вы любите деньги, милорд. Так что вас, очевидно, заинтересует мое наследство.

Крессинг поднял бровь:

— Сказать честно, моя личная философия основана на том, чтобы никогда не отказываться от денег. Если они, разумеется, приходят мне в руки честным путем.

Элли опустила глаза. Ну, вот он и настал, решающий момент! На мгновение ей показалось, что весь окружающий мир окутал густой туман, но она поборола свою слабость и твердо сказала:

— В таком случае я предлагаю вам себя.

Крессинг ахнул, и такая реакция с его стороны была столь неожиданной, что Элли поразилась. Она всмотрелась в темно-карие глаза барона. Да, их выражение не могло обмануть. Он хочет ее, а значит, можно начинать торги и игру.

— Однако, — негромко заметил Крессинг, — любопытно было бы знать, что же вы хотите взамен.

Его тонкие опытные пальцы скользнули по бархату занавесей, потом как-то незаметно переместились на плечо Элли и принялись поглаживать ее обнаженную руку — чуть выше перчатки.

Элли непроизвольно сделала шаг назад и почувствовала, что дальше ее не пускает оконная рама. Прикосновение Крессинга было мучительно для нее.

— Милорд, — прошептала Элли. — Прошу вас, уберите руку.

— Никто не заметит, уверяю вас! Я уже не раз прибегал к этому трюку. Срабатывает безотказно.

Элли все-таки умудрилась сбросить с себя его пальцы и, нахмурившись, сказала:

— Я хочу получить письмо моего кузена — то самое, в котором он предоставляет вам право использовать Хэмпстед для ваших… для вашего бизнеса.

Крессинг оскалил зубы:

— Так вам об этом известно? О моем маленьком бизнесе?

— Да. И я надеюсь положить ему конец. Мне больно думать, что мой родной дом используется в таких целях. А если вы станете упорствовать, я ни за что не отвечаю. Мой характер вам известен.

Она говорила с таким жаром, что барон рассмеялся:

— Да, характер ваш я знаю достаточно хорошо. И, должен сказать, восхищен им. Итак, письмо, Хэмпстед… Что еще?

— Табакерка Равенворта.

— Ах, Фентон, Фентон… Болтун! Значит, вам известно действительно все.

— Все.

Он наклонился вперед так, что Элли почувствовала на щеке его дыхание, от которого по коже побежали мурашки.

— Я согласен на первые два условия. Что же касается табакерки… — Он помолчал и пошевелил в воздухе тонкими пальцами. — Ее я намерен оставить у себя. Навсегда. По личным соображениям, простите.

Элли посмотрела в его тонкое лицо, заглянула в черную бездну глаз. Крессинг улыбнулся, и она впервые заметила, какие у него плохие зубы — неровные, желтоватые. Да, она знала эти его «личные соображения» и была готова именно к такому ответу. Но Элли знала и еще кое-что — страсть барона к азартным играм.

— На табакерку я готова сыграть, — сказала она, изогнув тонкую бровь. — В пикет. Три партии. Без этого вы не получите ничего.

Крессинг взглянул на нее с неподдельным восхищением и уважением — так смотрит игрок на другого игрока, разделяя и понимая его страсть. Он вынул из кармана табакерку, открыл крышечку, достал щепотку табачной смеси, все это время неотрывно глядя в лицо Элли, но не стал нюхать — просто ссыпал табак тонкой струйкой на пол.

— А вы хорошо изучили меня, Азартный Игрок. Я думаю, что нам с вами будет весело вместе. — Он звонко щелкнул крышечкой и вернул табакерку на место, в жилетный кармашек. — Ну, что ж! Сыграем в пикет на табакерку его светлости, а потом… Что вы скажете насчет Парижа? Подходящее место, чтобы именно там приступить к нашей настоящей игре?

Элли помедлила: ей вдруг стало страшно. Оставался последний шанс все отменить, все переиграть. И никто ее за это не осудил бы. Ведь она женщина, в конце концов, а все женщины непредсказуемы, как любит говорить леди Вудкотт. Мужчины живут по своим законам — законам чести и ума, а женщины… Женщины живут чувствами и могут брать назад данное ими слово. Она обвела глазами кружащиеся по паркету пары, наткнулась взглядом на фигуру Равенворта. Он стоял в проеме двери в противоположном углу зала и внимательно смотрел на Элли и Крессинга. Она знала, что стоит ей лишь махнуть рукой — и он в одно мгновение окажется рядом. Но имеет ли она право звать его на помощь? Разве не сама она должна распутать тот узел, что затянулся по ее вине?

Элли повернулась к Крессингу и коротко бросила:

— Принято.

Войдя в гостиную, превращенную в этот вечер в игорный зал, миссис Кроуфорд с удивлением обнаружила леди Вудкотт, сидящую рядом со своей племянницей возле небольшого дубового столика. Леди Вудкотт громко объявила, что собирается наблюдать за интересной партией в пикет, которую будут сейчас разыгрывать Элли и лорд Крессинг.

«Ради бога! — подумала миссис Кроуфорд. — Теперь, когда леди Вудкотт стала без пяти минут родственницей не кого-нибудь, а самого Законодателя Мод, она может делать все, что ей угодно. Может хоть с собой забрать этот столик, пожалуйста!»

Леди Вудкотт заметила ее и возбужденно заговорила:

— Вы даже не представляете себе, миссис Кроуфорд, как я счастлива, что у меня есть Элинор! Она столько радости доставила мне в последнее время. Такая прелестная девочка… А какую партию сумела составить! Я полагаю, вы уже слышали, что Элли выходит замуж? За лорда Равенворта. Какое счастье!

Слушая непрекращающуюся болтовню тетушки, Элли поудобнее устроилась в мягком плюшевом кресле, чувствуя, как кровь начинает приливать к щекам. Нужно было сосредоточиться, а болтовня леди Вудкотт и Доносящиеся из зала голоса и музыка мешали этому. Кроме того, приходилось постоянно отгонять непрошеные мысли о том, что с ней будет в случае проигрыша. Стать женой лорда Крессинга? Элли передернула плечами. Чудовищно! Просто чудовищно!

Миссис Кроуфорд — статная женщина с огненно-рыжими волосами — поклонилась леди Вудкотт и ответила, сияя ослепительной улыбкой:

— Вы счастливейшая из женщин. И ваша племянница тоже. Я узнала эту сногсшибательную новость буквально несколько минут назад и очень рада за вашу девочку. Она такая прелестная…

Лорд Крессинг усмехнулся, наклонился к Элли и сказал, понизив голос:

— Я тоже поздравляю вас с победой, мисс Дирборн. Позвольте лишь заметить, что, помимо всего прочего, вы сделали… правильный выбор.

— Что такое? — переспросила улыбающаяся леди Вудкотт. — Ах да, выбор. Что ж, вы правы, абсолютно правы. Я тоже часто говорила ей об этом, но, конечно, я и не надеялась, что она сможет взлететь так высоко. Подумать только — Равенворт! Самый высокий образец вкуса и хороших манер! — Она качнула головой, отчего взметнулись красные перья на ее желтом тюрбане, и добавила гордо и совсем некстати: — Между прочим, он находит мои тюрбаны восхитительными. Считает, что мне удалось создать свой собственный стиль.

Необъятную грудь леди Вудкотт распирало от гордости.

Элли посмотрела на окно, напротив которого сидела, поймала свое отражение в черном стекле. «Оказаться бы сейчас в Кенте! — с тоской подумала она. — Скрыться за надежными стенами Хэмпстеда, вернуться в те времена, когда самым большим огорчением было вызвать мамино неудовольствие… Ах, если бы я тогда слушалась маму, то не ввязалась бы сейчас в это проклятое пари!»

Элли тряхнула головой: не время сейчас расслабляться, предаваться воспоминаниям и сожалениям. Надо собраться и играть. Она расправила плечи, постаралась отключиться от назойливых голосов тетушки и миссис Кроуфорд и сказала, бросив через стол прямой взгляд:

— Я готова, сэр. Вы перемешаете карты?

Лорд Крессинг посмотрел ей в лицо своими темно-карими, почти черными глазами; губы его изогнулись в дьявольской усмешке.

— Конечно, конечно. Я обожаю смешивать карты.

Элли, разумеется, поняла истинный смысл его слов, но решила поберечь и силы, и нервы. Сейчас, после уроков Джорджа, она чувствовала себя уверенно, как никогда. Бросив на барона ответный уничтожающий взгляд, она заявила:

— Я намерена разгромить вас, милорд!

Он немного наклонился вперед и с улыбкой произнес:

— Неужели вы так и не поняли ничего? Ведь я УЖЕ выиграл свой главный приз.

Элли и в самом деле не поняла его, но размышлять над словами Крессинга было поздно: он уже начал раздавать карты.

Комната понемногу стала заполняться любопытными. Кто-то пришел понаблюдать за игрой, а кому-то просто интересно было еще раз взглянуть на невесту знаменитого Равенворта. Чувствуя себя в центре всеобщего внимания, леди Вудкотт просто таяла от удовольствия.

— Вы знаете, миссис Кроуфорд, — сказала она, явно адресуясь не только к ней, — когда Элинор появилась на свет, я сказала моей бедной сестре — упокой, господи, ее душу! — так вот, я сказала ей: подожди, настанет день, и Элинор выйдет замуж за знатного человека!

Леди Вудкотт бросила взгляд на карты Элли и между делом громко заметила:

— Какой странный набор! Ты полагаешь, что с этим можно играть? Три бубны, три трефы — правда, подряд… Ну зачем же ты сразу спрятала карты?

— Тетя, но теперь лорду Крессингу известен мой расклад!

— Подумаешь! Это же просто игра! Но как хочешь, как хочешь. Все! Слова больше не скажу!

Элли взмолилась о том, чтобы тетушка выполнила свое последнее обещание и приготовилась начать игру. Лорд Крессинг вытащил из кармана табакерку Равенворта, покрутил ее в руках и положил на стол.

Теперь ставки были сделаны.

Элли вздохнула и невольно взглянула туда, где стоял Равенворт. Лицо виконта было белым от сдерживаемого гнева. Было видно, с каким трудом ему удается держать себя в руках. Элли почувствовала в сердце болезненный укол и непроизвольно протянула руку в сторону виконта. Равенворт немедленно, в два шага преодолел разделяющее их пространство, улыбнулся и взял ее за руку.

Зрители восторженным гулом отозвались на эту безыскусную сценку, на это проявление чистой и простой любви. Элли с испугом огляделась. Сможет ли она играть теперь?

Посмотрев на лорда Крессинга, с самодовольным видом восседавшего напротив, она поморщилась и коротко бросила:

— Довольно. Давайте начинать.

Но барон помучил ее еще немного. Он не спеша достал из табакерки щепотку табака, понюхал и лишь затем объявил количество взяток, которые собирался получить в этой партии.

Элли тщательно рассчитывала каждый свой ход, постаравшись отключиться от болтовни леди Вудкотт над ухом, заставив себя забыть о присутствии Равенворта. Она разыгрывала карту за картой, не выпуская из головы уроки Джорджа, но это ее не спасло. По милости леди Вудкотт Крессингу с самого начала был известен расклад Элли, и он не преминул воспользоваться этим знанием. Как бы то ни было, эту партию Элли проиграла.

Однако во второй партии Крессинг с самого начала допустил две ошибки, и Элли вырвалась вперед. Теперь, если ей удастся сохранить это преимущество, она может выиграть и всю игру! Ей стало жарко. Присутствие зрителей давило на Элли так, как если бы они в самом деле навалились на нее.

Собрав в кулак всю волю, Элли решительно разыграла еще несколько карт. У нее уже был неплохой отрыв, во всяком случае — обнадеживающий.

Лорд Крессинг объявил «пике», то есть поднял ставку в этой сдаче до того размера, который позволял ему сразу же догнать Элли — в случае удачи, разумеется. Если он выиграет эту сдачу, то в следующей может объявить «репике», тем самым вдвое подняв ставку, и тогда шансы Элли сразу же катастрофически упадут.

Впрочем, еще во время «пике» Крессинг нерасчетливо пошел с короля, и Элли с трудом удержалась, чтобы не закричать от восторга. Повторялась в точности та самая позиция, которую она проиграла Равенворту несколько недель назад. Но теперь она хорошо знала, как нужно разыгрывать такие комбинации.

Король Крессинга был пойман и убит, а вместе с ним и все шансы барона на заветное «репике». Элли выиграла вторую партию, и был объявлен небольшой перерыв.

Равенворт заметил, как раскраснелось лицо Элли, почувствовал, как она нервничает. Он принес стакан лимонада, поставил возле нее, и она благодарно улыбнулась. Через несколько минут стакан опустел, и тогда виконт ненадолго приоткрыл окно, впуская в комнату струю свежего воздуха, а затем снова прикрыл его, чтобы не простудились зрители, тоже возбужденные, разгоряченные зрелищем. Он решил, что если не может прервать эту игру, то по крайней мере должен сделать ее более комфортабельной для Элли.

Равенворт давно уже догадался, что на кону стоит гораздо больше, чем пара-другая фунтов. Нет, игра шла по-крупному. Ставя на стол стакан лимонада, он увидел на дубовой столешнице табакерку Эверетта и понял, на что играет Крессинг. Теперь оставалось понять, что же поставила на кон сама Элли… Виконт пристально посмотрел на барона и подумал, что в любом случае, если Крессингу дорога его жизнь, дай ему бог проиграть.

Тем временем леди Вудкотт повернулась к Равенворту, скрипя пружинами кресла и размахивая пухлыми ручками.

— Как вы внимательны к своей будущей жене, виконт! И как хорошо успели изучить ее вкусы. Элли всегда обожала лимонад. А вам, лорд Крессинг, нужно было шевелиться раньше. Ведь и вы тоже могли в свое время рассчитывать на руку Элли. Где вам теперь найти такую идеальную жену? Впрочем, все еще впереди, ищите и найдете, и пусть вас вдохновит пример Равенворта! Пора и вам подумать о семье и о продолжении вашего рода.

Крессинг усмехнулся в ответ:

— Семья? Продолжение рода? Нет, я не променяю на эти пустяки своей свободы. Знаю, здесь наверняка найдется парочка девиц, озабоченных поиском мужей, но должен всех предупредить заранее: я жениться не намерен. Никогда и ни на ком!

Слова барона хлестнули Элли, словно пощечина.

— Однако я думала… — пробормотала она, побледнев, и тут же притворилась, что изучает свои карты.

Так, значит, он не намерен жениться? Ни на ком и никогда?

Сквозь общий шум голосов она расслышала резкий голос барона, который снова обратился к леди Вудкотт:

— Нет, дорогая. Я знаю, что многих мужчин приводит в умиление мысль о том, что вскоре и в их доме раздастся топот маленьких детских ножек. Но не обижайтесь: меня этот шум только стал бы раздражать. Так же, как и необходимость постоянно повторять: леди Крессинг, леди Крессинг… И не говорите мне о том, что женщины бывают разные. Все они на один покрой. Взять хоть мою матушку. Я хорошо помню, как она постоянно пилила моего бедного папашу! — Он улыбнулся, обнажив кривые желтоватые зубы. — А когда отец умер, я и вовсе перестал бывать в нашем поместье — до тех пор, пока матушка не сошла в могилу и ее не положили рядом с отцом в нашем фамильном склепе… Не думаю, однако, что ему доставляет удовольствие лежать рядом с нею.

По комнате поплыл осуждающий гул, а Элли почувствовала холодную тяжесть под ложечкой. Она прижала ладонь к животу, стараясь остановить тошноту. Ее начала охватывать паника. С каждым словом, сказанным бароном, улетучивались последние остатки надежды. Нет, он явно не собирается жениться на ней. Ей очень хотелось спросить барона, что же за судьбу в таком случае он уготовил для нее. Но разве могла она даже заикнуться об этом здесь, перед десятками внимательных глаз и не менее внимательных ушей?

Крессинг поймал взгляд Элли, заметил ее панику и усмехнулся. Ужас, написанный на ее лице, еще больше распалил барона, и он с наслаждением продолжил свой разговор с леди Вудкотт:

— Как бы то ни было, лично я намерен съездить г, Париж. Возможно, уеду прямо завтра утром. Вот это и значит для меня наслаждаться своей свободой. Нет, что ни говорите, а я думаю, что институт брака себя окончательно изжил.

Циничные откровения барона привели к тому, что возмущенный гул в комнате усилился. Леди Вудкотт не могла больше этого выносить и вознамерилась дать лорду Крессингу решительный отпор:

— Вы слишком категоричны, милорд! Что бы мы все делали без брака? Кому и от кого рожали бы детей?

Несколько незамужних девушек, стоявших возле стола, энергично закивали в поддержку слов леди Вудкотт и затаили дыхание, ожидая, что ответит на это лорд Крессинг.

Он не заставил их долго ждать:

— Ну, делать детей — штука нехитрая. Загляните для начала в «Камасутру». Там предостаточно самых разных позиций.

Слова барона повергли всех окружающих в шок. Разумеется, знаменитый индийский трактат о любви — «Камасутра» — был всем хорошо известен, но даже намекать на него в приличном обществе считалось делом совершенно недопустимым.

— Как вы можете, лорд Крессинг?! — возмущенно воскликнула леди Вудкотт и принялась нервно обмахиваться веером. — Ваши речи совершенно непристойны! Не слушай его, дорогая, — добавила она специально для своей племянницы.

Но Элли даже не повернула головы. Все, что ей нужно было услышать, она уже услышала. Невероятно! Он вовсе и не думает на ней жениться! Впрочем, предлагая себя, Элли ведь тоже ни словом не обмолвилась о замужестве.

Она посмотрела в холодное, надменное лицо барона.

— Сэр, меня смутили ваши слова. Когда мужчина хочет получить приданое, он женится на богатой наследнице. Ведь и вы хотите того же, не правда ли?

— Я, помнится, уже говорил вам однажды, мисс Дирборн, что семья меня не привлекает. Деньги? Я больше полагаюсь на счастье игрока, чем на брак. Игра мне кажется делом более надежным.

Элли нахмурилась. Она понимала, что продолжать этот разговор бессмысленно, но все-таки спросила:

— И вы хотите продолжить ваши игры в Париже? Но что будет, если вы найдете там женщину, на которой захотите жениться?

Леди Вудкотт сочла необходимым прервать это интервью:

— Элинор, не смей задавать такие неприличные вопросы! Тем более в присутствии своего жениха.

Элли повернула голову к Равенворту. Так же, как и все собравшиеся, виконт почувствовал, что она задает все эти вопросы неспроста, и поспешил на помощь. Он медленно поднял свой лорнет на черной ленточке и негромко, холодно произнес:

— Я нахожу вопросы мисс Дирборн более пристойными, чем ответы лорда Крессинга. — И он окинул барона ненавидящим взглядом, не оставлявшим сомнений в истинных чувствах виконта.

Лорд Крессинг проигнорировал и взгляд Равенвор-та, и затаенную в нем угрозу и лишь рассмеялся в ответ.

— Да, я знаю, что произвожу впечатление совершенно аморального человека. — Он оглядел лица зрителей — смущенные, растерянные, возмущенные — и вздохнул с притворным сожалением. — Что ж, очевидно, я и в самом деле бесстыдник. А что касается ответа на ваш вопрос, мисс Дирборн, то отвечу на него коротко: это невозможно. Нет на свете женщины, на которой я захотел бы жениться. Когда человек хочет вступить в брак, он вольно или невольно принуждает к этому своего избранника, а я не терплю насилия. Никого не принуждаю сам, но и не позволю никому принуждать себя.

Он достал из табакерки понюшку табаку, с наслаждением вдохнул, а затем деловито напомнил, что им осталось сыграть еще одну партию.

Гул, подобно морскому прибою, покатился волнами по комнате. Одна хрупкая юная девушка громко воскликнула:

— О боже! Я сейчас упаду в обморок!

К ней тут же пришло спасение в лице молоденького краснощекого лейтенантика, который ловко подхватил девушку под руку и проворно скрылся вместе с нею за дверью.

Лорд Крессинг наклонился над столом и спросил, понизив голос:

— Что с вами, мисс Дирборн? Я вижу, вы побледнели. Приступ мигрени? — Он немного помедлил. — Вы можете продолжать игру?

Кончики его тонких пальцев принялись выстукивать что-то на серебряной крышечке табакерки, и Элли вдруг почувствовала, что перед глазами у нее все расплывается. Она прекрасно понимала тайный смысл его слов. Да, этот человек действительно умеет мешать карты. Как же он ненавистен ей!

Элли откинулась на спинку кресла, грустно посмотрела на чернеющую за окном майскую ночь и увидела в стекле свое отражение — смутное, темное. Итак, ей предстоит стать его любовницей… Вот чем заканчивается для нее дурацкое пари, сгоряча заключенное с Джорджем!

— Элли! — прервал ее мысли голос леди Вудкотт. — Ты так побледнела… У тебя мигрень? Может быть, нам лучше вернуться домой?

Элли обернулась к тетушке и вымученно улыбнулась.

— Нет. Со мной все в порядке. К тому же я всегда заканчиваю игру, если начала ее, — добавила она, уже обращаясь в лорду Крессингу.

— Превосходно! — упиваясь своей властью над ней, ответил тот.

— Всегда заканчиваешь игры, которые начала? Что ты там болтаешь, Элли? Какой-то детский лепет! — Леди Вудкотт повернула голову к его светлости. — Не обращайте внимания на мою племянницу, лорд Крессинг, она всегда несет какую-то чушь.

Крессинг усмехнулся и раздал карты на третью партию. Леди Вудкотт тут же заглянула в карты Элли.

— О, сколько червей! Пожалуй, ты выиграешь таким раскладом, — заметила она. — Но я все-та ничего не понимаю в картах. Вот то ли дело — лотерея! — Она весело засмеялась и откинулась на спинку кресла. — Только не говори об этом миссис Уорнхолл, дорогая, а то она перестанет приглашать меня на свой знаменитый вист по четвергам.

Леди Вудкотт была права: карты к Элли пришли и в самом деле отличные. Длинная черва — семь штук. Элли почувствовал уверенность. Теперь Крессингу никуда не деться, она отыграет у него заветную табакерку! Как-то раз Равенворт назвал ее богиней возмездия — Немезидой. Но даже богини бессильны перед любовью. И как же все-таки глупо все получилось: это пари, эта табакерка…

Прежде чем Элли принялась разыгрывать последнюю сдачу, в гостиной появились лорд Барроу и Фанни. Они вошли вместе и расположились возле камина, рядом с Равенвортом. Фанни крепко держала барона под руку. Элли взглянула на ее сияющее лицо и улыбнулась. Фанни ответила своей милой, слегка застенчивой улыбкой. На секунду Элли остро позавидовала своей кузине — до чего же все хорошо складывается в ее жизни! Просто, надежно… и пристойно. И это справедливо: Фанни больше, чем кто-либо другой, достойна такой участи.

Лорд Барроу тоже улыбнулся Элли, но затем заметил лежащую на столе серебряную табакерку, блестевшую в свете свечей, и мгновенно напрягся.

— Джефф, ты видел? — прошептал он.

Равенворт положил руку на рукав друга и предостерегающе покачал головой.

Элли глубоко вздохнула, с сожалением оторвалась от стоящей возле камина компании и сосредоточилась на игре. Казалось, все складывалось как нельзя лучше: Элли быстро объявила «пике» и с торжеством посмотрела на Крессинга. Но она не учла одного обстоятельства — благодаря неосторожному замечанию леди Вудкотт барон знал ее сильную масть. «Нужно, чтобы он не сумел понять весь мой расклад», — мелькнула в голове Элли паническая мысль, но через секунду ей стало ясно, что барону известны все ее карты. Так дьявольски улыбаться мог только шулер. Элли сразу вспомнила подозрения Равенворта. Но почему, почему никому до сих пор не удалось поймать Крессинга за руку?

Так или иначе, партию она проиграла, и это была катастрофа. Элли понимала, что кончилась не только игра — кончилась ее жизнь.

Не видя ничего вокруг, она медленно поднялась из-за стола. Лорд Крессинг тут же подошел к ней и прошептал, опережая возгласы сочувствия, которые неслись со всех сторон:

— Я считаю, что нам нужно уехать пораньше, чтобы никого не встревожить. Скажем, в шесть.

Элли безучастно кивнула в ответ:

— Полагаю, что мне лучше всего будет нанять кеб, лорд Крессинг.

Барон бросил косой взгляд на Равенворта, затем поднес к губам руку Элли и поцеловал, не обращая внимания на то, что она пытается отдернуть руку.

— Обещаю, что вам не будет скучно со мной. По крайней мере, ближайшие пару месяцев. Итак, на Мун-стрит, в шесть!

22

Равенсворт смотрел на происходящее за столом и с трудом сдерживал свой гнев. Черт побери, какую же ставку назначила Элли в этой игре? Что она проиграла? В любом случае целовать ручки на глазах будущего мужа — это уж слишком, лорд Крессинг! Впрочем, нужно знать этого мерзавца. Он просто хочет побольнее кольнуть его, Равенворта. Кровь бросилась ему в голову, когда он увидел лицо Крессинга, склонившегося над рукой Элли. Терпение виконта лопнуло. Зрители еще не разошлись, но ему это было уже безразлично. Что ж, пусть все видят и знают!

Подходя к столу, Равенворт заметил, что Крессинг потянулся за табакеркой Эверетта.

— Одну минутку, сэр, — обратился он к барону, и Элли вздрогнула, услышав его голос.

Прежде чем она или Крессинг успели пошевелиться, Равенворт протянул руку и прижал к столу запястье барона. Табакерка выскользнула из его ладони и покатилась по столу, оставляя за собой дорожку мелкой табачной крошки.

Элли вскрикнула от неожиданности. Подняв глаза, она увидела взгляд Равенворта, устремленный на Крессинга, и замерла от страха. Как тихо стало в гостиной и как стремительно обернулись все головы туда, где напротив друг друга застыли лорд Крессинг и Законодатель Мод!

— Где вы взяли эту табакерку, Крессинг? — спросил виконт, и от его негромкого голоса по гостиной пробежал холодок.

Крессинг помолчал, затем опустился в кресло, непринужденно улыбнулся и сказал:

— О, это забавная история. Желаете услышать?

Он откинулся на спинку кресла и поднес к глазам свой лорнет в инкрустированной серебряной оправе. Элли похолодела. Неужели Крессинг сейчас расскажет все?

Она до боли сжала руки и невольно шагнула к Равенворту — только рядом с ним она чувствовала себя защищенной.

Гостиная успела вновь до отказа заполниться зрителями, привлеченными запахом большого скандала. Негромкий гул голосов плыл над головами любопытных, толпившихся возле карточного стола, — так сплываются акулы на кровь раненого кита.

Леди Вудкотт продвинулась вперед и зашептала Элли:

— С какой стати он прицепился к табакерке Крессинга? Ничего не понимаю!

Вопрос леди Вудкотт долетел до любопытных ушей и все громче стал повторяться в толпе. Общий шум голосов прорезал один — высокий, женский, из дальнего угла:

— Ах, я ничего не вижу! Да подвиньтесь же! Что там происходит? Еще никто никого не ударил?

Крессинг ядовито усмехнулся:

— Смотрите, что вы тут устроили, Равенворт. Целое представление! Нет-нет, я не возражаю, в каком-то смысле мне все это даже нравится…

— Оставьте свои чувства при себе, Крессинг! Отвечайте: откуда у вас моя табакерка?

— Ах да…

Барон обвел лица собравшихся холодным, изучающим взглядом, чувствуя, что кровь бешено закипает в его жилах. Вот и настал наконец его звездный час! Теперь он поставит крест на затянувшейся карьере этого выскочки, Законодателя Мод. Крессинг немного помедлил, растягивая удовольствие, покосился на табачную Дорожку, протянувшуюся по темной поверхности стола, затем широко улыбнулся и заговорил:

— Я купил ее вчера у какой-то цыганки. Пошел побродить по этим странным маленьким магазинчикам — знаете, вероятно: там, к востоку от Нью-Бонд-стрит, их сотни. А какие колоритные фигуры в тех местах можно встретить! Итак, брожу я там, и тут эта цыганка ко мне подходит. Очевидно, поняла, что я для нее могу оказаться выгодным покупателем. Спросила, не желаю ли я взглянуть на одну изящную вещицу, и предложила мне ее показать.

Он взял со стола табакерку, покрутил ее в руках, щелкнул крышечкой. Какой-то коротенький джентльмен в вишневом сюртуке и атласных бриджах в обтяжку презрительно протянул:

— Так весь спор из-за этой жалкой табакерки?

— Помолчи, Джаспер! — одернул его женский голос. — Ты у меня догадлив, как дубовое полено.

В толпе засмеялись, а Крессинг снова подколол Равенворта:

— Видите, как вы их разочаровали.

— Прекратите, Крессинг! Хотел бы я знать, как вы заставите меня поверить вашей сказочке. Какая-то цыганка вам продала мою табакерку? Придумайте что-нибудь поизящнее.

— Не понимаю. Я рассказал вам все, как было. Всю правду.

Элли почувствовала, как напрягся Равенворт, его руки сжались в кулаки.

— Вы лжец! — прорычал виконт.

В толпе громко ахнули — то ли от ужаса, то ли от восторга. Скорее все же от восторга: не каждый день такое увидишь и услышишь!

— Бог мой, — негромко проговорила леди Вудкотт, обращаясь к Равенворту. — У меня такое подозрение, что вы хотите вызвать барона на дуэль.

Лорд Равенворт саркастически посмотрел на леди Вудкотт:

— Я бы с радостью это сделал, но боюсь, наш храбрый барон не примет вызова.

Крессинг засмеялся и сказал, обернувшись к леди Вудкотт:

— Его светлость абсолютно прав. Я никогда и ни с кем не стану драться на дуэли. Это, как вам известно, запрещено законами королевства.

Леди Вудкотт облегченно вздохнула и энергично закивала своими алыми страусовыми перьями.

— Совершенно согласна с вами, лорд Крессинг. Дуэль — ужасная вещь. Она не только смертельно опасна, но и, как вы справедливо заметили, действительно запрещена королевским указом.

Барон тем временем поднялся с кресла, отвесил леди Вудкотт низкий поклон и вновь обратился к Равенворту:

— Неужели вы не понимаете, как это пошло, помимо всего прочего, бросать вызов в таком приличном доме, как дом миссис Кроуфорд. Не думаю, что она сможет простить вам скандал, который вы себе позволили устроить на ее балу.

Он сделал попытку проскользнуть к двери мимо Ра-венворта, уверенный в том, что тот не станет задерживать его. Но виконт ухватил Крессинга за плечо и жестко сказал:

— Вы не только лжец, Крессинг, вы еще и отъявленный подлец.

Леди Вудкотт рухнула в кресло и бешено замахала веером.

— О боже! — простонала она. — Такого оскорбления лорд Крессинг уже не стерпит…

Она говорила тихо, но ее голос услышали все, ибо тишина в гостиной стояла гробовая. Однако леди Вудкотт не заметила этого и все так же негромко продолжала размышлять вслух:

— Все кончено! Равенворт сошел с ума, и не видать мне теперь Элинор перед алтарем в Сент-Джеймском соборе.

Но Крессинг пропустил слова виконта мимо ушей. Он ликовал. Все шло просто замечательно. С какой готовностью Равенворт влезает в каждую приготовленную для него ловушку! Крессингу даже не верилось, что его месть может оказаться такой полной, окончательной и… публичной. Нет, судьба определенно улыбается ему! Завтра его ждет пикантная поездка в Париж, а сегодня — о, сегодня он расправится с Равенвортом. Глупец! До чего же просто оказалось обвести его вокруг пальца! Не труднее, чем в свое время его братца, Эверетта.

Стерев со своего лица улыбку, Крессинг холодно обратился к виконту:

— А вы, Равенворт, просто дурно воспитанный человек — как и ваш покойный братец.

Любопытная толпа ахнула, как один человек. Глаза Равенворта закрыла алая пелена. Он крепко сжал кулак и изо всех сил обрушил его на лицо барона, угодив тому прямо в глаз. Крессинг опрокинулся на спину, сбил кресло и проехал по натертому паркету до самого камина — через всю гостиную, по проходу, заботливо освобожденному для него зеваками.

Равенворт мгновенно настиг его, склонился, тяжело дыша, и приказал:

— Поднимайся, трус! Вставай, мошенник! Ну, давай, лицом к лицу, мерзавец! — Голос виконта внезапно обрел армейскую жесткость.

Лорд Крессинг посмотрел на Равенворта снизу вверх, потрогал начинающий заплывать глаз, а когда отнял руку, заметил пятна крови на светлой перчатке.

Толпа пришла в движение: всем не терпелось узнать, что же будет дальше. Голоса зазвучали громко и отрывисто — словно сухие поленья в пылающем костре; гул нарастал, в нем послышались истерические женские крики. Да, это было грандиозное зрелище!

— Не надо, Джефф! — закричала Элли.

Впрочем, она с самого начала знала, что Равенворта невозможно удержать! Он готов был убить Крессинга. Он жаждал его смерти!

Равенворт приготовился нанести еще один удар, но тут между смертельными врагами вклинился лорд Барроу.

— Не здесь, Джефф! Заставь его выйти. Не устраивай сцен в чужом доме. Подумай о дамах.

Крессинг, по-прежнему прижимая перчатку к подбитому глазу, жестко, мстительно рассмеялся:

— Правильно, Барроу, этот скандал пора прекращать. Ну что ж, попытайся. Правда, на сей раз это тебе обойдется дороже, чем тысяча фунтов.

Несмотря на побитый вид, его лицо выражало наслаждение: Крессинг переживал момент своего торжества.

Слова барона несли в себе зерна нового скандала, и в гостиной опять воцарилась напряженная тишина. Любопытные взгляды обратились к Равенворту.

— Что это значит? — воскликнул виконт, снова сжав кулаки. — При чем тут Барроу?

Крессинг поднялся наконец на ноги и обернулся к лорду Барроу:

— Объясните ему, что я хотел сказать.

Лорд Барроу с отвращением и страхом уставился на Крессинга. Казалось, даже волосы зашевелились у него на голове.

— Вы дьявол, Крессинг! В вас нет ни капли милосердия!

— Довольно! — отрезал Равенворт. — Перестаньте говорить загадками, вы оба! Так в чем дело?

Крессинг ответил с издевкой:

— Не в чем, а в ком. Речь идет, разумеется, о вашем драгоценном Эверетте. Вы до сих пор думаете, что у нас с ним была честная дуэль? Вы также уверены, что я играю краплеными картами? Так знайте, это неправда! Ни то, ни другое. Что касается карт, то вы приписываете мне тот грех, который был присущ вашему брату. Это он, Эверетт, был шулером. И однажды я поймал его за руку.

Тяжелая, свинцовая тишина установилась в гостиной. Казалось, пролети сейчас муха, ее было бы слышно.

— Лжец! — закричал Равенворт и бросился на Крессинга, который предусмотрительно успел укрыться за спинкой кресла.

Лорд Барроу перехватил Равенворта и негромко сказал:

— Не торопись, Джефф. Он говорит правду.

Если кто-то и мог сейчас остановить Равенворта, то только Чарльз. Барон просто физически был не способен лгать.

— Что? — поразился виконт, оборачиваясь к своему другу. — Что ты сказал?

— Я надеялся, что ты никогда не узнаешь об этом… дело в том, что Эверетт пытался убить Крессинга. Бросился на него с ножом. Но у Крессинга был пистолет… Все произошло в считанные секунды. Мог выйти грандиозный скандал, и я постарался замять дело. Я не хотел, чтобы ты страдал.

— Эверетт… — обессиленно выдохнул Равенворт.

Крессинг выбрался из-за кресла, размазывая по лицу кровь. Торжество его было столь острым, что пересиливало боль в разбитой голове. Три года, три долгих года он мечтал увидеть на лице Равенворта это выражение — убитое, растерянное, сломленное. Все! С виконтом покончено! Из Законодателя Мод он в одну минуту превратился в посмешище.

Теперь Крессинг был совершенно спокоен. Он расправил плечи и как ни в чем не бывало прошел мимо Равенворта, затем дальше, сквозь расступавшуюся перед ним толпу онемевших от изумления леди и джентльменов. Открывая дверь, он подумал о том, что механизм запущен. Молва о случившемся полетит теперь, как лесной пожар, по всему Лондону — от Беркли-стрит до Гросвенор, — и не пройдет и одного дня, как Законодатель Мод превратится в ничто. В пыль.

А он, Крессинг, тем временем поедет отдохнуть в Париж вместе с очаровательной мисс Дирборн — несостоявшейся невестой несостоявшегося столпа общества. Нет, что ни говорите, а жизнь — чертовски приятная штука! Особенно если умеешь ею с толком распорядиться.

Толпа понемногу стала расходиться. Каждый под маской безразличия скрывал свое нетерпение, каждому хотелось поскорее поделиться со всеми знакомыми самыми последними, сенсационными новостями. Да, завтра будет о чем посудачить во всех лондонских гостиных!

Расходились в тишине, с которой так резко контрастировала громкая веселая музыка, долетевшая из зала, где продолжали танцевать.

Равенворт стоял не шевелясь, уставившись застывшим взором на пустую поверхность стола, словно надеялся найти там ответ на все свои вопросы. В его голове всплывали строчки из писем Эверетта, и виконт обнаруживал в них сейчас тайный смысл, до сих пор ускользавший от него. Да, он мог, он должен был догадаться, что Эверетт втянулся в игру! Очень крупную игру. Брат был азартным мальчишкой с самого раннего детства. И не только азартным… Виконт вдруг с ужасом вспомнил нож, который Эверетт постоянно носил в своем сапоге. Равенворту это казалось просто мальчишеством, глупой бравадой. Ему не приходило в голову, что Эверетт когда-нибудь может пустить этот нож в Дело… Как же он был слеп!

А сколько раз он ловил брата за руку, когда тот пытался обманывать его в игре! Многое, очень многое виконт готов был простить покойному Эверетту, но то, что он бросился с ножом на человека…

Виконт прикрыл глаза ладонью и услышал смущенное покашливание лорда Барроу.

— Я тысячу раз собирался рассказать тебе все. И не мог. Не хватало смелости. Я ведь знал, как ты любишь Эверетта…

— Ты был при этом? — жестко спросил Равенворт, убирая с лица ладонь и поворачиваясь к лорду Барроу.

Тот кивнул:

— Видишь ли, он давно меня настораживал. Я чувствовал, что он крепко завяз. Ты не представляешь, как он выглядел! Просто ужасно. Мы сидели вчетвером. За вистом.

— А кто был четвертым? — быстро спросил Равенворт. — Кто еще был с вами в тот вечер?

— Старый Студди, бедняга. Он помер прошлым летом, ты знаешь.

Равенворт рассеянно кивнул:

— То-то он так странно всегда косился на меня… А ведь я все это время думал, что Крессинг убил ни в чем не повинного человека!

Лорд Барроу снова откашлялся:

— Конечно, и Крессинг небезгрешен. Его давно подозревают в самых разных бесчестных махинациях, но ни у кого нет доказательств.

— Крессинг играет краплеными картами, — неожиданно раздался бесстрастный голос Элли. — Даже Джордж говорит об этом.

И тут, словно очнувшись, обрела дар речи леди Вудкотт:

— Какой чудовищный, кошмарный скандал! Что мы теперь будем делать?! Никто, никто не придет после этого на венчание в Сент-Джеймс!

Элли не удержалась, несмотря на драматизм минуты:

— Ах, тетушка, о какой ерунде вы думаете в такой момент! Лорд Равенворт наказал мерзавца, это благородный поступок, и мне наплевать, что завтра будут говорить в гостиных.

Она подошла к виконту, встала с ним рядом и взяла его за руку.

Равенворт хмуро взглянул на Элли. Ему очень хотелось спросить, какую ставку она сделала в игре с Крессингом, но он знал, что это бесполезно: Азартный Игрок ни за что не ответит.

— Но как же Крессинг мог застрелить Эверетта, если тот бросился на него с ножом? — обратился он к Барроу. — У него же не было времени, чтобы защищаться.

— Когда твой брат напал, Крессинг сидел за столом. Похоже, он чувствовал, что Эверетт дошел до предела. — Лицо барона помрачнело. — Мне никогда не забыть тот взгляд Крессинга! Он, казалось, наслаждался этой минутой. А на коленях у него лежал пистолет. Заряженный и взведенный.

В разговор вступила Элли:

— Но если Крессинг знал, что Эверетт в таком состоянии, почему он сел с ним играть? Ведь он же сильно рисковал. У Эверетта мог быть не нож, а тот же пистолет.

Барроу пожал плечами:

— Все очень просто. Крессинг игрок.

Элли невольно вздрогнула, и это тот человек, которому она проиграла себя! Проиграла из-за своей глупости, из-за того проклятого пари…

Леди Вудкотт, которая до этого тихо плакала, снова начала причитать:

— Мы погибли! Как вы могли так поступить, милорд?! Теперь от нас отвернется весь свет! И надо же было такому случиться именно сейчас, когда у Элли появился шанс стать хозяйкой одного из самых аристократических домов в Лондоне! Мы погибли! Все рухнуло!

Причитания леди Вудкотт оборвал жесткий высокий женский голос:

— Как можно быть такой курицей, Генриетта Вудкотт? Нет, право, мне даже ни капельки не жаль вас! — В гостиную вошла миссис Уорнхолл, как всегда элегантная и подтянутая. — Я также не намерена призывать вас к благоразумию: это непосильный труд. Вы всегда были эгоистичной, самовлюбленной, бесчувственной курицей. Да, именно так!

Миссис Уорнхолл прошла к камину, не обращая внимания на раскрывшую рот леди Вудкотт, осмотрела опустевшую гостиную, поморщилась.

— Миссис Кроуфорд не следовало бы экономить на свечах. Это слишком темная комната, чтобы в ней можно было играть в карты. Масть не различишь! Я должна сказать ей об этом. — Она сложила на груди руки и сердито посмотрела на Равенворта. — Как вы помните, Джеффри, мы были очень дружны с вашей покойной матерью. Думаю, что излишне говорить вам о том, как она была бы разочарована вашим сегодняшним поведением. Кулачный бой! Или как там у вас это теперь называется? Бокс? Нашли место, где этим заниматься — в гостиной миссис Кроуфорд! Хорошенькое дело, нечего сказать!

Лорд Равенворт опустил голову под ее взглядом: миссис Уорнхолл была похожа на разъяренную фурию. При этом он прекрасно знал, что она права. Возразить ему было нечего.

Убедившись, что Равенворт не собирается ни отвечать, ни возражать, ни извиняться, миссис Уорнхолл вздохнула, а потом сердитые морщины у нее на лбу внезапно разгладились, и она продолжала уже совершенно другим тоном, с легкой улыбкой:

— Положим, я тоже не в восторге от Крессинга. Ненавижу этого мерзавца не меньше вас. Но, будь он даже монстром, нельзя же выяснять отношения таким способом! И защищать память своих родственников подобным образом тоже нельзя. Вы что, совсем разума лишились? — Она легонько ударила Равенворта сложенным веером по рукаву. — Не отвечайте, не нужно.

Сейчас вы пойдете вместе со мной в зал, мы найдем там миссис Кроуфорд, и вы извинитесь перед нею. А затем пригласите меня на медленный танец — пусть все видят, что я вас не осуждаю.

Леди Вудкотт, забыв о нанесенном ей оскорблении, взвизгнула от восторга:

— Ах, дорогой мой лорд Равенворт, вы спасены!

— Да помолчите вы! — неожиданно прикрикнула на нее миссис Уорнхолл, а затем обернулась к Равен-ворту и добавила гораздо мягче: — Мне кое-что известно о проделках Эверетта… Но за все свои грехи он ответит сам — перед богом. Что же касается вас, то сегодняшний вечер, безусловно, изрядно подмочил вашу репутацию. Однако обещаю вам: я буду делать все, что в моих силах, для того, чтобы исправить положение. Например, в разговорах, которые теперь неизбежны по всем гостиным, убеждать любого в том, что вы действовали под влиянием минутного порыва и теперь сами раскаиваетесь.

Она взяла Равенворта под локоть, указала веером на Элли и промолвила:

— А эту молодую леди я советую вам держать подальше и от карт, и от Крессинга. Я видела их за игрой и убеждена в том, что бароном движут самые низменные намерения.

23

Серый сумеречный свет начинающегося утра пробился сквозь окна спальни. Элли встала со стула, на котором провела остаток ночи, прошла по комнате, постояла возле двери, за которой спала Сара. На Элли было все то же вчерашнее белое атласное платье. Только аметистовое ожерелье она сняла, и оно лежало теперь на туалетном столике рядом со смятыми фиолетовыми перчатками.

Элли тихонько приоткрыла дверь, посмотрела на спящую, и у нее защемило сердце. Ей хотелось попрощаться со своей служанкой незаметно, однако Сара проснулась, словно от толчка, и всмотрелась в полумрак, царивший за раскрытой дверью. Свечи не горели. Не имея представления о времени, Сара потянулась и негромко спросила:

— Вы только что вернулись, мисс?

Она заворочалась, собираясь встать, но Элли остановила ее:

— Не вставай. Ты мне пока не нужна. Можешь поспать еще немного.

— Как прикажете, мисс Элли.

Она поуютнее свернулась калачиком, поправила съехавший набок ночной чепчик и тут же провалилась в глубокий безмятежный сон.

Элли прикрыла дверь. Теперь Сара будет спать, а у нее есть еще несколько минут, чтобы собраться. Маленькие часы, стоящие на столике возле постели, показывали половину шестого.

Элли присела к туалетному столику и принялась перебирать лежащие на нем вещи — гребенки, щетки, серьги, флакончики духов и аметистовое ожерелье, подарок покойной матери. Ей ничего не хотелось брать с собой. Эти вещи ей не нужны, и будет даже лучше, что они не станут свидетелями ее падения. Нет, она ничего не возьмет из этого дома!

Элли поднялась, бросив прощальный взгляд на массивный серебряный гребень, тускло мерцавший в неверном свете начинающегося утра. Быстро, словно за ней гнались, она накинула на плечи темно-зеленую пелерину, схватила сумочку и выскользнула в коридор. Медлить было нельзя: не дай бог, ее заметит кто-нибудь из слуг — что тогда прикажете делать? Элли буквально скатилась на нижний этаж, но, проходя мимо приоткрытой двери гостиной, не удержалась и решила заглянуть туда.

Сердце ее сжалось, когда она окинула взглядом эти стены. Как много воспоминаний разом нахлынули на нее! Она словно услышала наяву беспечную болтовню Фанни и леди Вудкотт, увидела дорогие, знакомые лица лорда Барроу, Равенворта…

На глаза ей попалась незаконченная вышивка — те самые желтые тюльпаны. Элли подошла ближе, откинула пелерину, взяла в руки пяльцы. Слезы застилали ей глаза: она знала, что никогда в жизни не сможет забыть Равенворта. Элли зажала ладонью рот, чтобы не зарыдать в голос, и согнулась, словно от сильной боли, Впрочем, почему словно? Ей действительно было невыносимо больно!

Она еще раз посмотрела на тюльпаны. Да, качество, конечно, оставляет желать лучшего, но… за неимением ничего другого, пусть ЭТО станет ее прощальным подарком виконту.

Элли глубоко вздохнула и подошла к конторке, на которой лежали листы бумаги и отточенные перья. Времени почти не осталось — она уже слышала где-то вдали шарканье метлы и негромкие, слегка охрипшие, как это обычно бывает поутру, голоса слуг. Элли схватила перо и быстро написала короткую записку, нервно посматривая при этом на висевший напротив гобелен, привезенный из Кента. Две кляксы упали на бумагу, но она не стала переписывать послание, наскоро просушила чернила песком и заклеила письмо подвернувшейся под руку пурпурной облаткой из запасов леди Вудкотт.

Шаги, голоса и негромкий смех звучали уже совсем близко. Элли поняла, что ей нужно торопиться, если она не хочет, чтобы ее застали. Она поспешно пришила письмо к тюльпанам двумя быстрыми стежками и, подхватив сумочку, бросилась к двери, ведущей на улицу.

Хорошо смазанные петли не скрипнули, и Элли покинула дом, в котором осталось ее разбитое сердце. Несколько экипажей стояли на углу Гросвенор-сквер. Лошади тихо дремали в упряжи, их хозяева — на козлах. Один из кучеров оказался проворнее своих товарищей и, пока те соображали, что к чему, уже подкатил к стоящей на тротуаре молодой леди.

Элли уселась в кеб, крепко прижала к груди сумочку и бросила прощальный взгляд на серую громаду покинутого ею дома. Плакать она уже не могла: все в ней окаменело. Кеб покатил по тихим утренним улицам через Мэйфер по направлению к Мун-стрит.

«Как же так случилось? — с тоской думала Элли, рассеянно глядя в окно. — Почему жизнь привела меня к этому печальному концу?» Причина была единственная — ее собственная глупость.

Остаток вчерашнего вечера промелькнул словно в тумане. Любовь виконта согревала Элли своими лучами — и когда она танцевала с ним вальс, и когда он знакомил ее со своими многочисленными друзьями. Элли улыбалась, раскланивалась и при этом не переставала ломать голову над тем, как исправить свою чудовищную ошибку. Наконец она с ужасом поняла, что сделать ничего нельзя. Элли чувствовала себя в западне. Единственное, что требовалось сейчас от нее, это рассказать Равенворту всю правду и проститься с ним навсегда. Но она не находила в себе сил нанести ему такой жестокий удар.

Кеб качнулся, поворачивая на Мун-стрит, Элли ухватилась за ручку дверцы и еще раз от всего сердца прокляла свой невозможный характер.

Барон уже поджидал ее. Рядом с ним на тротуаре стояло с полдюжины чемоданов, несколько слуг суетились, укладывая багаж в карету Крессинга.

Элли постучала согнутым пальцем в слюдяное окошечко, отделяющее ее от возницы, и кеб немедленно свернул к тротуару. Лорд Крессинг, разыгрывая из себя джентльмена, немедленно заплатил кучеру, помог Элли выбраться наружу и отпустил кеб. Затем, хищно улыбнувшись, он предложил Элли руку, но она отдернула свою, гордо подняла голову и пошла к карете Крессинга.

Ей казалось, что все слуги понимающе перемигиваются, поглядывая на нее, но на самом деле все обстояло вовсе не так — лакеи просто выполняли свою работу. Они заканчивали грузить в карету багаж, а если и думали о чем-то, то лишь о том, надолго ли уезжает хозяин и сколько времени они смогут отдохнуть на свободе, без его светлости.

Заметив, что у Элли нет при себе никакого багажа, барон улыбнулся:

— Очень мудро, моя дорогая. Все, что нужно, мы купим в Париже.

Он помог ей забраться в карету. Элли сразу забилась в угол и отвернулась к окну — молчаливая и безучастная, В горле у нее стоял комок. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем барон осмотрел еще раз свои чемоданы и уселся в карету рядом с ней. Он постучал зонтом в потолок, давая кучеру знак трогать. Скрипнули тяжелые колеса, ударили о брусчатку кованые копыта, и карета медленно двинулась в путь.

— Да не горюйте вы так сильно, крошка! — смеясь, воскликнул лорд Крессинг и поцеловал руку Элли.

Почувствовав сквозь шелк перчатки его губы, она содрогнулась от отвращения и быстро сказала, надеясь прервать этот затянувшийся омерзительный поцелуй:

— Милорд, могу я вас кое о чем попросить?

К великому облегчению Элли, Крессинг оставил в покое ее пальцы и поднял на нее удивленное лицо.

— Не понимаю, о чем идет речь, но это чрезвычайно любопытно.

Элли облизнула пересохшие от волнения губы.

— Теперь, когда вы вправе распоряжаться моей жизнью, может быть, вы отдадите мне письмо Джорджа Фентона, которое он дал вам несколько месяцев тому назад под гарантию своего карточного долга. Письмо относительно Хэмпстеда.

— Ах да… — Барон наклонился вперед и крепко сжал руку Элли. — Но сначала верните мне мою табакерку. Я соскучился по ней.

Элли иронически взглянула на него.

— Ну, разумеется. Заветная табакерка, драгоценная память о вашем бедном отце…

Она раскрыла сумочку и протянула Крессингу золотую, украшенную эмалью коробочку. Он взял ее, удовлетворенно улыбнулся, достал щепотку табака и с наслаждением вдохнул, словно ждал этого момента целый год. Затем холодно произнес:

— Мой отец был мерзавец, каких свет не видал. — Барон выдержал паузу, явно наслаждаясь игрой, которую затеял. — Я обдумал вашу просьбу… Надеюсь, вы не слишком расстроитесь, Элинор, если я скажу вам, что решил не отдавать это крайне важное письмо.

Элли ахнула, глаза ее потемнели.

— Но я прошу о такой малости! Вы ведь теперь сможете, если захотите, распоряжаться моим приданым! Зачем вам это письмо?

Крессинг уселся поглубже, откинул голову и расхохотался.

— А вы все-таки невозможная идиотка! Но прехорошенькая. Ведь я же сказал вам за картами, как отношусь к браку и соответственно к приданому. Я вовсе не собираюсь на вас жениться. Вы мой приз, Элли! Приз, который должен был достаться Равенворту…

Он хозяйским жестом схватил Элли за плечи, притиснул ее к сиденью и принялся целовать в губы.

Сара проснулась сразу, внезапно, словно по сигналу тревоги. Быстро выбравшись из постели, она завернулась в шерстяной платок и толкнула дверь. В спальне Элли стояла гулкая, неживая тишина. Саре сразу же бросилась в глаза несмятая постель, скомканные перчатки. А вчерашнего белого платья не было. Так же, как и хозяйки…

Недоброе предчувствие молнией пронзило Сару — от кончиков рыжих волос до пяток. Она машинально отметила время на часах: половина восьмого, — бросилась из спальни в коридор, а оттуда вниз по лестнице. Она осматривала по дороге все комнаты подряд, надеясь в одной из них обнаружить Элли, но комнаты были одинаково сумрачны и пусты.

Увидев ее, горничная, наводившая блеск на каминной решетке, воскликнула:

— Сара, что с тобой? На тебе лица нет!

— Ничего не случилось, Бесс, — поспешно ответила Сара горничной, надеясь, что Элли как ни в чем не бывало сидит где-нибудь в гостиной.

Бесс засмеялась:

— А если ничего не случилось, так что ж ты носишься ни свет ни заря по всему дому? Да еще, позволь заметить, в одной ночной рубашке!

Сара опустила глаза, убедилась в том, что Бесс права, и помчалась наверх. В своей спальне она быстро переоделась в уличное коричневое платье, накинула на голову шляпку и прихватила сумочку. Ей уже все было более или менее понятно. Еще с того дня, когда Элли нанесла тот свой неудачный визит в дом Джорджа, Сара знала, что лорд Крессинг не оставит в покое ее хозяйку. Это был страшный мерзавец! Сегодняшнее исчезновение Элли давало основание для самых худших подозрений.

Выбежав из спальни, Сара едва не сбила с ног Бесс, которая мчалась по коридору навстречу ей.

— Ты ищешь мисс Элинор, не так ли, Сара?

Но Сара лишь подняла подбородок и попыталась проскользнуть мимо маленькой, но плотной Бесс, не желая отвечать на ее вопрос.

Бесс в два прыжка догнала ее и воскликнула:

— Пойди-ка лучше посмотри, что я нашла в гостиной!

Сара остановилась как вкопанная, изучающе посмотрела на Бесс и, не сказав ни слова, побежала в зеленую гостиную.

— Там! — крикнула ей вслед Бесс. — На этих идиотских тюльпанах!

Через двадцать минут Сара уже стояла перед мистером Фентоном и выкладывала ему всю историю. Сначала она собиралась бежать к Равенворту, но сообразила, что в доме Шентона у нее знакомый дворецкий — приятный молодой малый, которого, правда, портил вялый, всегда мокрый рот. Но с ним, во всяком случае, можно было сговориться — не то что с тем старым крабом, что был в дворецких у Равенворта. Тот и разговаривать с нею не стал бы.

Прижимая к груди полотно с пришитой к нему запиской, Сара воскликнула:

— Только вы можете побеспокоить его светлость в такой ранний час. Ради всего святого, поспешите! Скажите ему, что мисс Элли исчезла.

Джордж слушал ее, нахмурив брови. Лицо Сары было мокрым от слез, и это убедило его сильнее всяких слов. Да, девчонка говорит правду. К тому же он хорошо знал Крессинга — барон никогда не садился играть, если не был уверен в том, что выиграет. Раскаяние накатило на Джорджа. За последние сутки с ним вообще произошли большие перемены. Он начал осознавать всю недостойность своего поведения. Ужасно, мерзко, по-свински вел он себя по отношению к Элли! Джордж не сомневался в том, что его кузину увез Крессинг, и винить в этом он мог только самого себя.

Перед тем, как к нему ворвалась Сара, Джордж, сидя в библиотеке за столом, на котором до сих пор валялась серебряная карнавальная маска, дал себе клятву: чем бы ни кончилось сегодняшнее происшествие, он никогда больше не сядет за карточный стол с этим шулером и мерзавцем, лордом Крессингом. Дело зашло слишком далеко, и на кону теперь стоит не только его собственная жизнь, но жизнь Элли.

Джордж поднялся, расправил плечи и решительно произнес:

— Отдайте мне письмо. Я немедленно отправлюсь к Равенворту. — Он критически осмотрел вышивание Элли и добавил: — Подозреваю, что она хотела оставить для него не только письмо, но и свои тюльпаны. Только не понимаю, зачем ей это понадобилось. Нелл никогда не умела вышивать!

Равенворт внимательно осмотрел свое отражение в зеркале, поправил безупречно отглаженный галстук, одернул изящный темно-синий сюртук и удовлетворенно кивнул своему слуге. В эту минуту в дверь негромко постучали.

Появившийся дворецкий вначале долго извинялся за то, что взял на себя смелость побеспокоить его светлость в такой неурочный час, а затем сообщил, что прибыл какой-то джентльмен и просит срочно его принять. Джентльмен сказал, что его зовут Фентон и что он не может ни на минуту отложить встречу.

Услышав имя кузена Элли, Равенворт нахмурился. Столь ранний визит не предвещал ничего радостного. Что ему нужно? Виконт покосился на часы — еще не было девяти. Начиная испытывать беспокойство, он приказал дворецкому проводить гостя в библиотеку, а сам присел на стул, чтобы натянуть сапоги. Эту процедуру он всегда проделывал сам, без помощи слуги. Глядя на свое отражение в зеркальном паркете пола, Равенворт снова и снова спрашивал себя, зачем приехал Фентон. Может быть, узнал о предстоящей помолвке с Элли и решил помешать этому? Ведь теперь приданое Элли ускользнет из его рук, а Фентон, как известно, рассчитывал на него, запутавшись в карточных долгах, которые наделал не без помощи этого мерзавца Крессинга. Что ж, придется дать ему достойный отпор.

Равенворт натянул сапоги и двинулся по коридору. Воинственный настрой мыслей передался его походке, шаги звучали громко и четко, словно на параде, гулким эхом отзываясь в пустых комнатах. Выйдя в холл, он внезапно услышал жалобный возглас дворецкого:

— Мистер Фентон, обождите немного, нельзя же так!

Дверь библиотеки с грохотом распахнулась, и оттуда выскочил Джордж с какой-то тряпицей в руках. Увидев Равенворта, он закричал:

— Крессинг увез Элли!

Виконт тряхнул головой, не веря собственным ушам.

— О господи! Только не это! — прошептал он и выхватил из рук Джорджа протянутое ему полотно.

Из-за спины Джорджа вынырнул дворецкий и запричитал:

— Я говорил мистеру Фентону, что…

Равенворт оборвал старого слугу:

— Все в порядке, Уэзерби. Я уверен: все, что вы сейчас услышали, не выйдет за пределы этих стен. Теперь вы можете идти — распорядитесь, чтобы запрягли карету.

Дворецкий еще раз поклонился и вышел, а Равенворт отцепил от полотна письмо и узнал вышивку Элли. Да, это те самые тюльпаны! Одного взгляда на неровные стежки было достаточно, чтобы узнать нетерпеливую руку Элли. Да, нельзя сказать, что из-под ее пальцев вышло произведение искусства… И все же Равенворт даже в нынешних обстоятельствах не мог не улыбнуться, глядя на эти нелепые, кривые желтые цветы. Господи, как же она дорога ему! Глупышка, неужели она могла подумать, что Крессинг женится на ней?

— Ее служанка говорит, что они выехали около семи! — закричал Джордж. — Может быть, даже раньше…

— В таком случае нам нельзя медлить, — нахмурился Равенворт и быстро пробежал послание Элли:

«Дорогой мой Джеффри, теперь ты знаешь, что я не могу выйти за тебя. Прости меня за боль, которую я тебе причиняю, за все предстоящие неприятности, за все, за все… Пойми только одно: все, что я делаю, связано лишь с желанием вернуть тебе твою табакерку — символ моей глупости и твоей честности. Я уезжаю. По всей видимости — в Грета-Грин. Желаю тебе счастья. Поверь, я всегда…

(в этом месте были две большие чернильные кляксы, слившиеся в одно пятно)

…из женщин.

Твоя преданная Элинор».

Равенворт дочитал послание, сложил его и спрятал в карман сюртука. Сопровождаемый выжидающим взглядом Джорджа, он направился к вешалке и накинул на плечи дорожный плащ.

— Элли пишет, что они поехали в Грета-Грин. Но это такая же неправда, как и то, что Крессинг намерен жениться на ней. Вчера вечером он разглагольствовал о Париже. — Равенворт застегнул пуговицы плаща, поправил галстук и добавил: — У меня нет сомнений в том, что барон повез ее в Париж.

Джордж нахмурился. Ему мешали сосредоточиться мысли об Элли, о Равенворте и о том мерзавце, во власти которого находилась сейчас его кузина. Наконец он взял себя в руки и пробормотал:

— Мы успеем спасти ее, если окажемся в Дувре вовремя? Как вы полагаете?

Равенворт поплотнее надвинул на голову бобровую шляпу и сухо ответил:

— Я не доверил бы ни одну женщину этому негодяю и на пять минут!

Джордж, потупившись, мял в руках шляпу. Все случившееся казалось ему сейчас каким-то нереальным. Сквозь туманную дымку, застилавшую его глаза и его сознание, острым лучом пробивалась одна-единственная горькая мысль: «Во всем виноват ты. Только ты сам». Он начал было лепетать какие-то жалкие оправдания, но виконт резко оборвал его.

— Оставьте, Фентон, — жестко начал он, однако, взглянув в измученное, смятенное лицо Джорджа, несколько смягчился: — Того, что сделано, не исправишь. Но обещаю: я верну ее, даже если для этого мне придется придушить Крессинга.

Джордж расправил плечи, отчего сразу прибавил в росте, и твердо заявил:

— Я еду с вами.

Равенворт придирчиво окинул его взглядом с головы до ног, словно проверяя на прочность. Так он осматривал перед боем своих солдат — там, на войне, во время Пиренейской кампании. Затем коротко кивнул:

— Как пожелаете.

Виконт отдал короткие распоряжения Уэзерби, прибавив, что на несколько дней уезжает из города, и в сопровождении Джорджа вышел на улицу. Он знал, что его конюхи постараются запрячь лошадей как можно скорее, но сознание того, что на счету буквально каждая минута, выводило его из себя. Ведь любой миг промедления мог стать роковым. Если они опоздают к отправлению пакетбота из Дувра…

— Проклятие! — воскликнул Равенворт и тряхнул головой, отгоняя черные мысли.

Наконец подкатил экипаж, запряженный рысаками, купленными виконтом у Ньютона, и Джордж, не удержавшись, восторженно воскликнул — совсем как Элли в свое время:

— Какие красавцы! Где вы их купили?

Равенворт, не отвечая, впрыгнул в карету, и Джордж последовал за ним. Двое слуг вскочили на запятки, кучер присвистнул, натянул поводья, и экипаж рванулся с места.

Только теперь Равенворт разжал плотно стиснутые зубы и ответил на вопрос Джорджа:

— Купил у Ньютона.

Джордж с досадой закусил губу, но решил, что сейчас не время вспоминать старые обиды. Они с Равенвортом делали одно общее дело, общим был их путь — из Лондона в Дувр, а оттуда, если понадобится, и в Париж. Они неслись вперед, чувствуя, как с каждой милей нарастает напряжение, понимая, как много поставлено на кон в этой игре.

Наконец вдали показались белые скалы Дувра. Подъезжая, Равенворт вспомнил о гостинице на окраине города под названием «Шип-инн». Это было самое приличное заведение в Дувре, где путники могли скоротать время до отхода пакетбота на континент. Во всяком случае — самое чистое.

Хозяин гостиницы окинул виконта наметанным глазом и сразу, не раскрывая рта, ткнул пальцем через плечо, указывая на один из номеров. Пусть приехавшие сами разбираются. Хотя, если дело касается ТОЙ женщины, все может кончиться крупным скандалом…

Элли, выросшая в сельской глубинке, в своем благословенном тихом Кенте, имела, несмотря на свои двадцать четыре года, весьма приблизительные представления о браке. Стоит ли говорить, что у нее не было вовсе никаких представлений о том, что значит быть любовницей. Тем более — любовницей такого человека, как лорд Крессинг. Да, она понимала, что должна будет принимать его поцелуи и даже отвечать на них. Что вынуждена будет терпеть прикосновения его рук. Но когда Крессинг намекнул ей на то, что последует дальше, Элли густо покраснела, и глаза ее наполнились ужасом. Она понимала, что проклятое пари завело ее очень далеко, но чтобы так далеко… Одно Элли знала точно — она скорее умрет, чем позволит этому негодяю проделывать с нею те ужасные вещи, о которых он говорил. Крессинг никогда не был ей симпатичен, а теперь, после того как отказался отдать письмо Джорджа, он стал ей просто отвратителен.

После приезда в «Шип-инн» Элли тотчас пожаловалась на недомогание. Если это и было ложью, то лишь отчасти — долгая дорога в тряской карете на самом деле вымотала девушку. Но Крессинг не обратил на ее слова ни малейшего внимания. Как только дверь номера закрылась за ним, он буквально набросился на Элли, осыпая ее жаркими поцелуями, полез жадной рукой под пелерину.

На глаза Элли попалась фарфоровая тарелка с тортом. Не задумываясь, она схватила ее и швырнула в лицо Крессингу. Раздался жирный шлепок, на пол посыпались осколки; лицо барона являло собой жалкое зрелище. Он отшатнулся, выругался сквозь зубы и выбежал из номера, заперев за собою дверь. Вытирая платком крем с лица, но при этом стараясь улыбаться, Крессинг объяснил хозяину гостиницы, что у его спутницы вспыльчивый характер, и попросил прибраться в комнате. Свою просьбу он подкрепил совереном, который был, разумеется, с радостью принят. Уходящего хозяина Крессинг напутствовал просьбой не обращать внимания на взбалмошную леди — что бы она ни говорила и о чем бы ни вздумала попросить.

— Она актриса, — добавил барон. — Может быть, вы и сами видели ее в Ковент-Гарден?

Таким образом, когда Элли спросила пришедшего хозяина, нельзя ли здесь нанять лошадей, тот лишь пожал плечами и ответил загадочной фразой, суть которой сводилась к тому, что если уж леди так дорога ее специфическая карьера, то об этом нужно было думать раньше, до того, как она убежала со своим любовником.

Элли вздохнула и уселась на шаткий диванчик, размышляя о том, что же ей делать дальше. Барон, несомненно, скоро вернется, но она надеялась, что полученный урок пойдет ему на пользу. Ведь что ни говори, а она сумела отбить первую атаку!Хочет он того или не хочет, но теперь ему придется считаться с ней.

24

Рывком распахнув дверь, Равенворт ворвался в комнату и остановился как вкопанный. Повсюду были следы борьбы. Среди разбросанных вещей и перевернутой мебели он даже не сразу заметил барона и Элли. Крессинг повалил девушку на диван, она отчаянно сопротивлялась, но видно было, что ее оставляют последние силы. Услышав стук двери, барон обернулся и моментально стал похож на кошку, увидевшую перед собой разъяренного пса. Он отскочил к стене, напрягся, глаза его забегали. Равенворт кинулся к нему, сжимая кулаки.

— Крессинг! — закричал он. — Я убью вас!

— О, слава богу! — воскликнула Элли и впервые в жизни лишилась чувств.

Джордж бросился к ней, опустился на колени, обнял кузину. А Равенворт тем временем в три прыжка пересек комнату и обрушил на Крессинга удар, в который вложил всю свою ярость.

Крессинг не удержался на ногах и рухнул вперед, сбив подвернувшийся стул. Он покатился по полу, извиваясь от боли, и наконец затих. Равенворт с побелевшим, перекошенным от гнева лицом застыл над поверженным противником.

В этот момент с дивана послышался слабый стон. Поскольку Крессинг не подавал признаков жизни, Равенворт подошел к Элли и, оттолкнув Фентона, сел рядом с ней.

Элли медленно открыла глаза, и первое, что она увидела, было склонившееся над ней лицо виконта. Вздох облегчения сорвался с ее губ. Она взяла Равенворта за руку и сквозь слезы улыбнулась ему. Наконец-то она почувствовала себя в безопасности, зная, что рядом с этим человеком ей не страшен никто.

Равенворт гладил Элли по растрепавшимся волосам, смотрел в любимые глаза и не мог наглядеться. Но внезапно эти глаза расширились от ужаса.

— Нет! — закричала Элли, увидев что-то у него за спиной, и прижала ладонь ко рту.

Виконт резко обернулся. Крессинг уже не лежал на полу. Он стоял у стены, сжимая в руке пистолет, и с ненавистью смотрел в его лицо. Равенворт понял, что не успеет ничего предпринять, но в этот момент к Крессингу бросился Джордж Фентон. В ту же секунду раздался выстрел, и кузен Элли рухнул на пол, как подкошенный.

Элли вскрикнула, а Крессинг отшвырнул свое разряженное, бесполезное уже оружие, поняв, что проиграл. Пуля, предназначавшаяся для виконта, досталась Фентону.

Равенворт схватил Крессинга за горло и принялся осыпать градом коротких, но сильных и точных ударов. Кровь хлынула из разбитого рта, который перекосился, словно в улыбке, обнажая кривые желтые зубы. Затем Равенворт бросил обмякшее тело барона на стул, а Элли тем временем склонилась над своим кузеном и застонала, увидев большое кровавое пятно на его левом плече.

В дверь заглянул бледный, перепуганный хозяин гостиницы, и Равенворт немедленно приказал ему послать за врачом. Затем он ловко связал руки барона, сидевшего мешком на стуле, и, подняв с пола Джорджа, переложил его на диван. Вновь появился хозяин — на этот раз с кипой полотенец — и вместе с виконтом принялся осушать рану.

Видя, как падают на пол одно за другим перепачканные полотенца, Элли едва не потеряла сознание: она никогда еще не видела столько крови.

Склонившись к Джорджу, она принялась шептать ему на ухо, что все будет хорошо, что он непременно поправится и они еще съездят домой, прогуляются по садам фермера Смита и вспомнят свои детские забавы. При этом Элли старалась не смотреть на сосредоточенное лицо Равенворта и особенно на его руки, которые что-то делали с телом ее кузена. Она страшно боялась снова потерять сознание и спасала себя этой бессвязной болтовней, прекрасно понимая, что Джордж не слышит ее.

Вскоре явился доктор и без промедления занялся Джорджем. Хозяин гостиницы принялся помогать ему, а оставшийся без дела Равенворт счел за лучшее увести Элли в соседнюю комнату. Там он усадил ее на диван и сам сел рядом. Элли крепко прижалась к плечу Равенворта и тихонько заплакала, с тревогой ожидая той минуты, когда из гостиной выйдет врач.

Наконец он появился — усталый, но спокойный.

— Раненый потерял много крови, но я думаю, что это не опасно. Ничего, поправится. Хорошее питание, сон — и через пару недель он встанет на ноги. Ну и, конечно, забота. Она ему сейчас нужнее всего. Вы Элли? Ваш кузен пришел в сознание и хочет говорить с вами. Постарайтесь только не волновать его слишком сильно.

Увидев Элли, Джордж слабо пошевелился на подушках и прошептал:

— Крессинг хотел убить Равенворта…

— Я знаю, — ответила Элли. — Ты спас его. Это был очень смелый поступок.

Она легонько пожала руку Джорджу, и на губах у него появилась тень улыбки.

— Мне так жаль! Я столько глупостей натворил. Эти долги… И Хэмпстед! — Его глаза лихорадочно заблестели. — Вы нашли письмо?

Элли обернулась к стоящему возле постели виконту и, нахмурив брови, коротко рассказала ему о том, к чему вынудил ее кузена Крессинг. Виконт поморщился и, не говоря ни слова, отправился в комнату, где находился барон.

Джордж прикрыл глаза. Дыхание его было слабым, но ровным. Элли наклонилась к нему и сказала:

— Не волнуйся, Джордж. Я помогу тебе расплатиться с долгами.

Пальцы Джорджа дрогнули, он попытался пожать руку Элли и чуть слышно прошептал:

— Я навсегда оставлю игру, Элли. Навсегда. Обещаю тебе.

Элли хотела сказать кузену о том, как вырос он в ее глазах за последние несколько часов, но в это время вернулся Равенворт. В руках у него была табакерка Крессинга.

Элли вопросительно посмотрела на виконта, а тот, усмехнувшись, перевернул табакерку тыльной стороной вверх и осторожно поддел ногтем незаметную, потайную крышечку. Письмо было там — тонкий, многократно сложенный лист бумаги, исписанный рукой Джорджа. Равенворт достал его и, не читая, изорвал в мелкие клочки.

Элли наклонилась к Джорджу и тихо сказала:

— Не волнуйся, мы нашли то письмо. Все это время оно пролежало в табакерке Крессинга.

Джордж слабо улыбнулся и открыл глаза.

— Я постараюсь отблагодарить тебя, Нелл.

— Ты сумеешь, я знаю, — ответила Элли.

Часом позже Элли стояла возле пылающего камина и смотрела в огонь. Она чувствовала себя совершенно опустошенной: события последних суток вымотали ее до предела.

«Я сейчас как рыба, выброшенная на песок», — подумала она.

До нее долетел тихий, мягкий голос Равенворта:

— Зачем ты уехала с ним, Элли? Что тебя толкнуло на это? — Виконт подошел ближе и нежно коснулся щеки девушки. — Ты до сих пор не доверяешь мне?

Элли чувствовала такую слабость после всех сегодняшних приключений, что едва шевелила языком. Она обернулась к Равенворту и почти беззвучно прошептала:

— Я хотела только одного — вернуть тебе твою табакерку.

Он посмотрел на нее с грустью и нежностью.

— Ну, теперь-то ты, надеюсь, понимаешь, какой глупой была твоя затея?

Элли тяжело вздохнула:

— Всему виной моя проклятая страсть к игре! Я почему-то была уверена, что не смогу проиграть: ставка была слишком высока. Ах, Джефф, ведь я поставила на карту… себя! Боже, какой же я была наивной идиоткой! Я думала, самое страшное — это то, что в случае моего проигрыша Крессинг женится на мне. А то, какой он негодяй, я поняла слишком поздно. Отступать было некуда. Я даже тебе не решилась рассказать обо всем…

— Не сомневаюсь: как только он почувствовал, что ты в его власти, он скинул маску и стал таким, каков есть на самом деле. Негодяй — он и есть негодяй. Не будем больше говорить о нем.

— Ах, Джеффри, стоило мне только подумать, что я… что я едва не…

Элли не договорила, упала в объятия Равенворта, прижалась к его груди. Виконт осторожно поднял ее голову и нежно поцеловал в губы. Она приоткрыла глаза, взглянула на Равенворта и счастливо улыбнулась. Губы Элли потянулись к его губам, но виконт не спешил снова поцеловать ее. Он просто смотрел на Элли, и в его серых глазах светилась любовь. Налюбовавшись, он припал губами к губам Элли, и этот поцелуй смыл все преграды, стоявшие между ними. Сразу стали далекими и нестрашными сегодняшние переживания, мир опять обрел равновесие, цвета и звуки.

«А ведь я едва не потеряла свою любовь!» — подумала Элли и крепко прижалась к Равенворту, ощущая силу его рук и тепло его губ.

Она чувствовала, как жизнь постепенно возвращается к ней.

Леди Вудкотт шумно ворвалась в гостиницу «Шип-инн», сопровождаемая Фанни и лордом Барроу.

— Вот ты где, негодная девчонка! — закричала она, указывая на Элли дрожащим от негодования пальцем. — Я никогда еще не была так возмущена! Никогда! Моя племянница сбежала с лордом Крессингом!

Леди Вудкотт машинально поправила на голове шляпку, украшенную целой дюжиной алых страусовых перьев, задыхаясь от душившего ее гнева.

Элли поднялась со своего кресла, стоявшего возле камина, и спокойно предложила своей тетушке присесть. Шурша пышными юбками дорожного платья, леди Вудкотт прошла к камину, уселась в покинутое племянницей кресло и принялась нервными рывками стягивать с пухлых пальцев розовые перчатки.

— А где лорд Равенворт? Вероятно, вернулся в Лондон? Ну что же, я его не осуждаю. Он и так сделал для тебя гораздо больше, чем ты заслуживаешь. Ведь только вчера вы объявили с ним о своей помолвке, только вчера! С ума сойти! И что тебя дернуло после этого бежать с Крессингом? Если ты все это время мечтала о лорде Крессинге, то почему раньше об этом не сказала? Он попросил бы твоей руки, и не нужно было бы бежать в Париж, да еще с таким скандалом.

— Ах, тетушка, я вела себя глупо, согласна. Лорд Крессинг никогда не нравился мне. Просто… Все так сложилось. А насчет лорда Равенворта вы правы. Он и в самом деле сделал для меня гораздо больше, чем я заслуживаю. Он действительно оказался добрым и отзывчивым — именно таким, каким его описывала мне в свое время Фанни. Даже еще добрей.

Всю свою речь Элли произнесла, опустив голову и не сводя глаз с дорожных туфель леди Вудкотт — чудовищного фасона и дикого оранжевого цвета.

Леди Вудкотт пробормотала что-то невнятное, а Фанни подбежала к Элли и поцеловала ее в щеку:

— С тобой все в порядке? Я так волновалась за тебя!

Элли обняла кузину:

— За все я должна благодарить Равенворта. Если бы не он, я бы таких глупостей натворила, Фанни!

Подошел лорд Барроу, встал поближе к Фанни и заметил:

— Этого мерзавца стоит повесить.

— Но почему, Элинор, почему?! — взвилась леди Вудкотт. — Что тебя толкнуло бежать с Крессингом?

Элли задумчиво посмотрела в окно на бегущие по небу низкие серые облака. Закатное солнце подсвечивало их пурпурным светом. Элли понимала, какой удар нанесла своей тетушке, и не знала, как загладить вину. Но, так или иначе, ей не хотелось вдаваться в подробности.

— Я поступила глупо… — прошептала она.

— Глупо?! Это не то слово! Завтра же утром я отправляю тебя к тете Августе и не желаю больше ничего слышать!

— О нет, не нужно этого делать! — раздался в комнате голос Равенворта, и все повернули головы к вошедшему.

Леди Вудкотт с неожиданным для ее комплекции проворством вскочила с кресла и возбужденно закричала:

— Ах, милорд Равенворт! Это вы, это вы! Спаситель вы наш… — И она залилась слезами.

Равенворт вынул из кармана белоснежный носовой платок и протянул его леди Вудкотт со словами:

— Ах, как волшебны ваши слезы! Они блестят на глазах, словно капли утренней росы на подснежниках!

Леди Вудкотт озадаченно засопела, а затем гордо посмотрела по сторонам, польщенная искусным комплиментом. Повернувшись к виконту, она пошире раскрыла глаза и заморгала ресницами, давая ему возможность в полной мере насладиться зрелищем.

— Присядьте, мадам, — негромко сказал Равенворт и помог леди Вудкотт вернуться в кресло. — Я полагаю, вы устали с дороги.

Леди Вудкотт расправила на коленях юбку и благодарно улыбнулась ему.

— Скажите, а что теперь ожидает этого негодяя?

— Индия, мадам, — равнодушно ответил Равенворт.

Три удивленных голоса воскликнули в унисон:

— Индия?!

— Совершенно верно. Хозяин гостиницы чувствовал свою вину за то, что под его крышей оказался мерзавец, обманом похитивший невинную женщину. Будучи человеком местным, он знал, что сегодня утром в Индию уходит парусник. Никого ни о чем не спрашивая, он приказал отправить лорда Крессинга на борт. Судно уже четыре часа как в море.

— Слава тебе, господи! Так ему и надо! Пусть попарится в этой бане. Он получил по заслугам. — Леди Вудкотт нервно поправила парик. — Полагаю, это было самое лучшее решение. Что мы могли бы с ним еще поделать? Позвать констебля? Но это был бы такой скандал!

— Совершенно верно, мадам, — согласился Равенворт. — Теперь, как видите, Крессинг больше никому не опасен. А потому прошу вас — не отсылайте Элли к тетушке Августе. Надеюсь, что вы оставите все по-прежнему и не лишите бедную девушку вашего участия.

— Это еще почему? То, что Крессинга нет в Лондоне, ничего не меняет. Элинор может прийти в голову все, что угодно. С какой стати она должна остаться?

— Хотя бы для того, чтобы поухаживать за мистером Фентоном.

— А что случилось с Джорджем? Вы ничего не написали об этом в записке. Только предложили срочно приехать сюда. Впрочем, мне мало дела до мистера Фентона. Он игрок!

— Тетя Генриетта! — Элли прижала руки к груди. — Джордж спас жизнь Равенворту! Крессинг стрелял в виконта, а Джордж прикрыл его своим телом. Он был на волосок от смерти, я не могу сейчас покинуть его.

— Ох! — воскликнула пораженная леди Вудкотт. — Это очень благородный поступок со стороны Джорджа… — Она посмотрела на Равенворта, затем на Элли. — Да, конечно, ты можешь остаться. Но только пока Джордж не поправится. А затем — в Бат! С меня довольно!

— Не думаю, что это хорошая идея, — заметил Равенворт. — Элли не нравится Бат.

Леди Вудкотт шумно вздохнула и нахмурилась.

— Меня больше не волнует, что нравится и что не нравится этой молодой леди, — заявила она. — Я не в состоянии дальше справляться с нею. Да, все кончено! Если бы вы только знали, чего мне стоили последние месяцы! Когда после ее визита на квартиру Джорджа меня осматривал доктор, он только покачал головой. Я едва не умерла! Нет, сэр, хоть вы и Законодатель Мод, но я не согласна с вами. Я не могу больше тащить это бремя — свою бессердечную, испорченную до мозга костей племянницу. В Бат, в Бат!

Равенворт нежно улыбнулся Элли:

— Не сомневаюсь, что вы правы. Она действительно бессердечная, испорченная до мозга костей девчонка. И все же… Может быть, не стоит отправлять ее в Бат? Может быть, все можно решить как-то иначе?

— А что вы предлагаете, сэр?

— Ну, скажем… Почему бы теперь кому-нибудь другому не взвалить на себя эту ношу?

— Так я о том и толкую! Пусть теперь Августа возится с ней. Все равно больше некому.

— Я не имел в виду родственников. Я говорю о замужестве. Как вы отнесетесь к тому, чтобы я женился на Элли и взял на себя все хлопоты, связанные с ней? Мне кажется, я мог бы справиться.

Глаза леди Вудкотт округлились.

— Жениться на ней?! — Она не верила своим ушам и говорила сейчас медленно, спотыкаясь на каждом слове. — После всего, что она натворила? После Крессинга?.. И вы… вы…

Нервы леди Вудкотт не выдержали, она откинулась на спинку кресла и лишилась чувств.

Когда она вновь открыла глаза, над нею склонилось пять взволнованных лиц — к присутствующим добавился еще и хозяин гостиницы, принесший сердечные капли. Такой слабой леди Вудкотт не ощущала себя еще никогда. Потолок кружился у нее перед глазами, и в такт ему что-то противно ворочалось у нее в желудке. Казалось, там резвится по крайней мере дюжина бабочек и машет своими острыми щекочущими крылышками.

Фанни осторожно взяла свою мать за руку, и та слабым голосом произнесла:

— И почему это все так любят падать в обморок? Ничего приятного. Будто тебя мешком по голове ударили…

Лорд Барроу с трудом подавил смешок, притворившись, что закашлялся, и отошел к окну.

А леди Вудкотт тем временем окончательно пришла в себя. Очень помогла ей в этом радостная картина: Равенворт, нежно сжимающий руку Элли. Ожившая и разом повеселевшая, тетушка широко улыбнулась своей племяннице и заворковала:

— Милое мое дитя! Неужели это правда?! Равен-ворт! Равенворт! — Она моментально вспомнила о тех радужных перспективах, что открываются перед нею, и закричала во весь голос: — Помолвка с Равенвортом! Святые небеса! Ну, теперь-то Салли Джерси точно удавится на собственном корсете! Леди Равенворт! О боже! Я уверена, в Сент-Джеймсе яблоку негде будет упасть в день свадьбы. Господи, какое счастье! Полный триумф!