— О, это будет интересное зрелище! — не без злорадства улыбнулась Кэт. — Жаль, что раньше я не замечала в тебе такого интереса к оружию, не то сама научила бы тебя стрелять.

Она бросила на Джулию торжествующий взгляд, уверенная, что посадила ее в лужу. Но она недооценила такого испытанного бойца словесных баталий, как мисс Мортон.

— Ты всего лишь женщина, поэтому я ни за что не стала бы брать у тебя уроки! — отпарировала красавица.

Кэт уже открыла рот, чтобы огрызнуться, но в этот момент к ним с торжественными лицами подошли молодые охотники. Заявив, что и мисс Дрейкотт, и мистер Бакленд продемонстрировали отменное мастерство, они предложили для окончательного разрешения спора отодвинуть мишени еще на десять шагов.

Предложение приняли, и борьба пошла куда серьезнее, чем раньше. Джулия была тотчас забыта. В перерывах между раундами Кит и Роджер с удовольствием по очереди практиковались в стрельбе.

Глядя на тонкий профиль лорда Эшвелла, не сводившего глаз с Кэт, Мэри Чалфорд подавила вздох сожаления и перевела взгляд на подругу. В азарте состязания та совершенно не замечала, что ветер привел в полный беспорядок ее прическу, и рыжие локоны, выбившись из-под шляпки, рассыпались по плечам. Мэри покачала головой. Бедняжка, сколько напряжения в ее фигуре! И не удивительно, ведь в руках у Кэт тяжелое ружье, которое то и дело с ужасным грохотом изрыгает огонь и дым. Ах, шум стоит просто невыносимый! И как только Кэт все это выдерживает в такую жару? Мэри прижала к виску кружевной платочек и в изнеможении сомкнула веки.

— Что с вами, мисс Чалфорд? — услышала она участливый голос. — Вы побледнели! Вам нехорошо?

Мэри открыла глаза и встретилась взглядом с Джеймсом. О, таких чудных, одухотворенных глаз она еще не встречала! От радостного предчувствия у нее затрепетало сердце.

— Нет-нет, все в порядке, уверяю вас, — поспешно ответила Мэри. — Только немного болит голова.

— И немудрено, ведь здесь стоит такой грохот и от порохового дыма нечем дышать. Давайте отойдем подальше, — предложил поэт.

Мэри внимательно посмотрела на него. Казалось, он совершенно забыл о своей прекрасной охотнице, продолжавшей с увлечением стрелять по мишеням. Мэри знала, что ее дорогая подруга готова на все ради его внимания, поэтому уводить Эшвелла с лужайки нельзя. Но от шума так ужасно ломило виски, и сердце билось уже где-то у горла…

Мысленно попросив у Кэт прощения, Мэри все-таки позволила поэту отвести ее в живительную тень буков. Усевшись на скамью, девушка с облегчением откинулась на дощатую спинку.

— Как долго вы предполагаете пробыть в наших местах, лорд Эшвелл? — спросила она и тут же пожалела об этом, опасаясь, что Джеймс сочтет ее чересчур любопытной.

Но поэт воспринял ее вопрос как должное.

— Это зависит от Эш… то есть Бакленда, ведь я приехал с ним за компанию, — пояснил он.

От волнения у Мэри перехватило дыхание — коротенькая оговорка Джеймса подтвердила ее подозрения убедительнее самых красноречивых слов. Так и есть, молодые люди не те, за кого себя выдают! Мэри заподозрила это, едва познакомилась с Эшвеллом и Баклендом. Сначала ей бросилось в глаза странное несоответствие между полной неистовых страстей поэзией Эшвелла и его нежной, созерцательной натурой, а потом наметанный глаз искусной рукодельницы заметил слегка обтрепанные воротнички и манжеты рубашек Эшвелла. Весьма странно для поэта, слывшего очень богатым человеком! Бакленд же, напротив, щеголял в новеньких крахмальных рубашках с бриллиантовыми запонками. Эти странности никак не выходили у Мэри из головы, но сегодня все наконец объяснилось. Похоже, настоящий Эшвелл прикидывался бедняком Баклендом, а его бедный друг — богачом Эшвеллом!

Но зачем они поменялись ролями? Чтобы убить время скучным летом, когда мало других развлечений? Вполне вероятно. Только одна деталь нарушала стройную цепь рассуждений Мэри — кажется, Джеймс тоже писал стихи…

Посмотрев на Джеймса, который, откинувшись на спинку скамьи, наблюдал за воробьями, во множестве сновавшими в листве буков, девушка неожиданно для себя предложила:

— Пожалуйста, называйте меня просто Мэри, милорд. «Мисс Чалфорд» звучит слишком официально.

Джеймс улыбнулся. Ему нравился ее дружеский тон и доброе, открытое лицо.

— А вы называйте меня просто Джеймс!

— Кстати, я давно хотела вас спросить… На титульном листе первого тома ваших сочинений написано, что вас зовут Джордж. Почему же вы называете себя Джеймсом?

— Все очень просто, — кашлянув, сказал он. — Видите ли, Джеймс — второе имя, данное мне при крещении. Так всегда звала меня мама.

Мэри кивнула и понимающе улыбнулась. Смущение молодого человека и путаное объяснение только подтвердили ее догадку. Теперь надо выяснить, действительно ли он поэт.

— Мне бы очень хотелось знать, что вы сейчас пишете, милорд. Третью песнь своей эпической поэмы?

Прекрасные глаза Джеймса вспыхнули, как тысяча зажженных одновременно свечей, заставив сердце девушки взволнованно забиться.

— Я польщен вашим вниманием, мисс Чал… простите, Мэри. Нет, я не собираюсь пока работать над третьей песнью, меня занимает сейчас венок сонетов на совершенно новую тему — мою музу вдохновил ваш дивный край.

— Какая прелесть! Надеюсь, вы не сочтете меня чересчур назойливой, если я попрошу вас иногда читать мне ваши произведения?

— Напротив, я буду счастлив! О лучшей слушательнице я и не мечтал! — воскликнул Эшвелл с такой искренней радостью, что Мэри смущенно зарделась. ***

— Сознайтесь, вы меня дразнили специально, чтобы заставить стрелять как следует? — прошептала Кэт. — Вы просто невозможный человек!

— Согласен, — ответил ей Бакленд так же тихо. — Но каков результат! Если бы я вас не спровоцировал, вы бы до сих пор бродили по Элдгроув-Холлу чистенькая и прибранная, но с разбитым сердцем.

Кэт прекрасно понимала, что он прав.

Состязание закончилось, и они с Баклендом подошли к вязу, под которым слуги разложили мишени для осмотра. Кэт чувствовала, что по ложбинке между грудей ручейком стекает пот, а открытая шея горит как в огне, но зато она была довольна, как никогда. Она сняла шляпку и принялась обмахивать ею разгоряченное лицо, нимало не заботясь о том, что аккуратный пучок на затылке смялся, а тщательно завитые утром локоны падают на лицо и плечи как придется. Кит Барнсли, расхвалив меткость Кэт, подал ей свой платок, чтобы она могла вытереть лицо, и она поблагодарила его за заботу. Бакленд, тоже разгоряченный состязанием, неожиданно отобрал у Кэт шляпку и сам стал обмахивать ее потное лицо.

— Спасибо, мистер Бакленд, но с чего вдруг такая любезность? — удивленно воскликнула она.

Бакленд не успел ответить: к ним подошла Мэри под руку с лордом Эшвеллом.

— Кто победил? — весело спросила она.

Кэт с замиранием сердца наблюдала за выражением лица поэта. Она в таком растерзанном виде, как он к этому отнесется?

Джеймс взглянул на Кэт, и его сердце наполнилось восторгом. Красавица, богиня! Ни неприбранные волосы, ни капельки пота на лице не портили Кэт. Но что это? Джордж обмахивает ее шляпкой! В сердце Джеймса закипела ревность. Не заботясь о приличиях, он повернулся к Мэри.

— Я, кажется, забыл принести вам лимонаду, — проговорил он и, бросив в сторону Кэт хмурый взгляд, торопливо направился к слуге, выносившему из дома огромный кувшин свежеприготовленного лимонада.

Залившись краской, она проводила его глазами. На лице Эшвелла было явно написано отвращение! Боже, как она могла пренебречь чувствами человека, за которого собиралась замуж?! Пристыженная, Кэт кое-как заколола волосы шпильками и вновь водрузила на голову украшенную розами шляпку.

— Я получил огромное удовольствие, состязаясь с вами, мисс Дрейкотт, — с самым серьезным видом сказал Бакленд, когда она закончила приводить себя в порядок. — Ваши друзья абсолютно правы, стреляете вы отменно! Неудачными оказались только первые несколько выстрелов, но… — он улыбнулся, отчего на его щеках опять появились ямочки, — я прошу судей считать их пробными!

С этими словами он озорно, как мальчишка, подмигнул Киту.

Молодые люди приветствовали его великодушное предложение радостными криками. Теперь они могли с чистой совестью объявить Кэт победительницей, потому что остальные ее выстрелы по большей части оказались чуть точнее выстрелов Бакленда.

Зрители отреагировали на победу Кэт по-разному — друзья-охотники принялись хором превозносить ее мастерство, Джаспер смачно чмокнул дочь в щеку, сэр Уильям галантно поцеловал ей руку, матроны лишь чопорно кивнули. Джулия же предпочла вообще не заметить успеха соперницы, но Кэт было уже все равно. Что может значить победа в этом глупом соревновании, если утрачено главное — симпатия лорда Эшвелла?! Восторг, который она испытывала во время состязания, сменился горечью и разочарованием. Ах, зачем она позволила себе увлечься, забыть об осторожности?! Должно быть, Эшвелл очень на нее зол. Бакленд прав: она ужасно дерзкая, своевольная, а поэт — человек тонкий, деликатный, благовоспитанный… Разве такой мужчина захочет взять ее в жены, если, конечно, он в здравом уме? Нет, никогда!

Мрачно оглядевшись, Кэт обратила внимание на возбужденный вид Джулии.

— Что случилось? — шепотом спросила она у Мэри.

— Лорд Эшвелл пригласил всех к себе в гостиницу «Лебедь и гусь». Он устраивает фуршет с уткой и шампанским! — радостно ответила Мэри.

Кэт поразилась происшедшей в ней перемене: голубые глаза Мэри искрились счастьем, она очень похорошела. Странно, ведь раньше мисс Чалфорд, совершенно лишенная романтической жилки, никогда не проявляла ни малейшего интереса к подобным приглашениям. Смутная догадка шевельнулась в душе Кэт, но она постаралась ее поскорее прогнать.

Стоило Кэт войти в ярко освещенный зал гостиницы, лорд Эшвелл подошел к ней, взял за руку и представил собравшимся как победительницу состязания. Все зааплодировали, а Кэт с улыбкой раскланялась.

Уверенная, что поэт все еще сердится на нее, девушка решила подождать, пока он заговорит первым. Прошла минута, другая… Эшвелл взял с подноса бокал вина и молча подал гостье. Холодея от ужаса, Кэт сделала глоток и подняла на хозяина вопрошающий взгляд, но поэт продолжал молчать. Не в силах больше выносить эту пытку, Кэт воскликнула:

— Вы очень сердитесь на меня, да?

Джеймс посмотрел в карие с поволокой глаза Кэт, и у него захватило дух от ее красоты.

— Нет, не сержусь, с чего вы взяли? — Он слегка нахмурился.

— Но во время состязания я заметила, что вы….

— Должен признаться, я вел себя, как мальчишка: увидел рядом с вами Бакленда, приревновал вас к нему и сорвался. Пожалуйста, извините меня!

Кэт широко раскрыла глаза: так вот в чем дело! У нее гора упала с плеч. Впрочем, не все так просто — к его ревности наверняка примешивается недовольство ее чрезмерным увлечением спортом.

— Я тоже должна попросить у вас прощения, милорд, — негромко сказала она. — Мне, наверное, не стоило участвовать в сегодняшнем состязании. Но увы, мой отец воспитывал меня один после кончины матери и не смог научить всему, что необходимо знать молодой барышне. Так что многие тонкости этикета остались для меня тайной за семью печатями.

Удивленный и растроганный ее словами, Джеймс сочувственно улыбнулся и, взяв девушку под руку, повел к столу, который слуги уже закончили накрывать.

— Мне очень жаль, что жестокая судьба в столь юном возрасте лишила вас материнской ласки и совета, мисс Дрейкотт, — проговорил он. — И я виню себя за то, что поддержал Бакленда, предложившего провести это нелепое состязание. Если бы не мое неуместное вмешательство, вам не пришлось бы страдать под взглядами праздной толпы. Но я не нахожу ничего оскорбительного в вашем поведении — подозревать меня в подобных чувствах значит совершенно не знать Джеймса Монроза!

Кэт изумленно уставилась на него, и Джеймс закашлялся, подавившись шампанским.

— Мое полное имя Джордж Джеймс Монроз Клив, лорд Эшвелл, — набрав в грудь воздуха, выпалил он и посмотрел на своего друга. Интересно, слышал ли Бакленд, что он наговорил прелестной охотнице?

Неожиданно Кэт схватила его за руку.

— Так вы — Джордж Клив из Стоухерста?! Мой дальний родственник?!

Теперь уже Джеймс вытаращил на нее глаза.

— Что? Милостивый боже, нет! Я только несколько дней назад услышал о вашем существовании!

«По крайней мере, хоть это правда», — подумал он.

Изумленная столь странным совпадением, Кэт тряхнула головой, словно надеясь прогнать наваждение.

— Но как же так? Моего родственника тоже зовут Джордж Клив, и он как раз из Стоухерста! — проговорила она недоуменно.

Джеймс снова с тоской посмотрел на друга — когда же Бакленд придет ему на помощь? Все так запуталось! Вдруг в его голове молнией сверкнула спасительная мысль.

— Я вспомнил! У нас в Стоухерсте есть еще один Джордж Клив, — сказал он, радуясь своей находчивости. — Но мы с ним совсем не общаемся, слишком уж он заносчивый малый.

Кэт вздохнула с облегчением.

— А я и не подумала о такой возможности! Конечно же, мы с вами не можем быть родней. Знаете, — доверительным тоном проговорила она, — я никогда не видела этого Джорджа Клива. Наверное, он считает ниже своего достоинства общаться с бедными родственниками. А раз так, то и мне нет до него никакого дела! Поэтому можете без стеснения говорить при мне о нем все, что вздумается.

Внезапно за окнами мелькнула чья-то тень, через несколько мгновений дверь распахнулась, и на пороге возник племянник графа Саппертона Руперт Уэстборн. Грациозно взмахнув длинными кружевными манжетами, он промокнул лоб тончайшим, тоже отделанным кружевами платочком и театрально воскликнул:

— О, как я опоздал!

Заметив Эшвелла, Руперт просеменил к нему своей жеманной походочкой и отвесил церемонный, на старинный манер, поклон.

— Я молю вас о прощении за опоздание, милорд! Скажите, что прощаете меня, иначе я упаду без чувств! — проговорил он с надрывом. — Я был просто убит, когда, приехав в Элдгроув-Холл, узнал, что состязание уже началось и все общество отправилось сюда.

Кэт совершенно не понимала Руперта. Он слыл поэтом, но сочинял в основном непристойные вирши, оскорбительные для слуха порядочных людей. Поэтому автор не осмеливался читать их никому, кроме своих закадычных приятелей, собиравшихся в стинчфилдской гостинице «Колокол» на Хай-стрит. А как он забавно одевался! Сейчас на нем был коричневый бархатный фрак с жилетом в цветочек, бежевые панталоны с нелепыми бантиками на коленях, старомодные шелковые чулки со стрелками и уродливые башмаки на слишком высоких каблуках, украшенные огромными пряжками.

Разглядывая графского племянника, девушка заметила испарину на его лбу, как будто денди долго бежал, и грязное пятно на левой штанине. С чего бы это? Ведь Руперт всегда так кичится своей чистоплотностью…

Между тем франт, занимавший ее мысли, обвел взглядом гостей и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Я знаю, вы считаете, что я смалодушничал, не явившись на состязание… Кстати, кто победил? Кэт? Я так и думал! Ведь она с одинаковым искусством владеет и пистолетами, и ружьем, и шпагой, если понадобится. Надеюсь, схватки на шпагах не было? Слава богу, а то я не выношу грубой силы во всех ее проявлениях!

Руперт обтер платочком вспотевший нос и направился к буфету. Стоявший поблизости с тарелкой в руках Стивен Барнсли, настоящий великан по сравнению тщедушным Рупертом, тотчас отошел от него подальше, не в силах скрыть своего отвращения.

— А вы действительно владеете шпагой? — спросил Бакленд Кэт. — Почему же вы мне об этом не сказали?

Девушка сердито поджала губы. Проклятый Руперт, кто тянул его за язык?!

— Не надо верить всему, что болтает Уэстборн, — сухо заметила она. — Мой отец научил меня нескольким фехтовальным приемам, только и всего. Так что не вздумайте устроить турнир или еще что-нибудь в этом роде, иначе… я навсегда перестану с вами разговаривать!

— Умоляю, не надо, я этого не переживу! — приложив руку к сердцу, шутливо воскликнул он, потом наклонился к ней, и Кэт совсем близко увидела его смеющиеся глаза. — К тому же вам вряд ли удастся осуществить свою угрозу, моя прелестница. Ведь вы так любите, чтобы последнее слово оставалось за вами!

Кэт хотела было возразить, но промолчала — у нее было слишком хорошее настроение, чтобы сердиться на повесу. Во-первых, Эшвелл развеял ее страхи, во-вторых, благодаря второму бокалу шампанского она стала снисходительнее к чужим недостаткам, а в-третьих, у нее уже не так сильно болела обожженная солнцем шея.

Вечеринка была в разгаре, когда с улицы, со стороны деревенского магазина, внезапно донесся какой-то шум. Он угрожающе быстро нарастал, и большая часть гостей, повскакав с мест, кинулась на улицу. Подхватив подол своего батистового платья в цветочек, Кэт выбежала одной из первых. У нее сразу появилось гнетущее ощущение, что происходит что-то ужасное, непоправимое, но то, что она увидела, превзошло самые худшие ее опасения. С криком: «Луддиты[1] громят суконную фабрику в Тодбери!» — по улице бежал констебль мистер Комптон. Услышав это известие, из своих домишек начали выходить крестьяне, и многие из них радостно кричали.

Кэт остановилась как вкопанная, сдерживая напиравшую сзади толпу.

— Луддиты у нас?! — повторила девушка. — Еще вчера все было так спокойно…

Она осеклась, вспомнив таинственное сборище в Чипинг-Фосворте, взгляды, которыми обменивались крестьяне, странные недомолвки… Да, поводы для беспокойства были, только раньше Кэт не хотела их замечать.

— Что здесь происходит? — раздался за ее спиной громкий голос Бакленда.

Комптон остановился и объяснил, что злобные деревенщины среди бела дня превратили в кучу железного лома новехонькие станки, привезенные на фабрику всего несколько дней назад.

Реакция Бакленда удивила Кэт — казалось, он был не столько потрясен этой неожиданной вестью, сколько встревожен. Еще больше ее удивил Эшвелл, который, наклонившись к другу, спросил вполголоса:

— Надеюсь, не твои?

В ответ Бакленд отрицательно покачал головой. Кэт уже хотела спросить, что все это значит, когда Стивен Барнсли крикнул, перекрывая тревожный гул голосов:

— Так у нас завелись луддиты? Не знаю, как вы, ребята, а я еду в Стинчфилд!

Он ринулся к конюшне, находившейся на заднем дворе гостиницы; остальные мужчины, за исключением Руперта, бросились за ним. Стоя у открытых дверей вместе с барышнями — Мэри, Джулией, Хоуп Керни и Черити Криклейд, — Кэт изнемогала от желания отправиться в город, чтобы увидеть все своими глазами. Как можно томиться здесь в неведении, когда рядом творится такое?!

— До чего бессовестные эти мужчины! — воскликнула Джулия. — Подумать только, бросили нас посреди улицы из-за какой-то дурацкой фабрики!

— Вот именно, — поддержала любимую подругу Хоуп Керни, поправляя светлые букольки. — Фабрика, машины — какая скука! Кому это интересно?

— Многим! — возразила Кэт, раздраженная их глупым жеманством. — Во-первых, хозяину фабрики, а во-вторых, тем, кто там зарабатывает себе на хлеб!

— И тебе, конечно, — язвительно заметила Джулия. — Я так и думала! Если женщина, не заботясь о соблюдении приличий, может целый день у всех на глазах палить из пистолетов, то ее, конечно, должна больше занимать какая-то вульгарная фабрика, чем простые женские проблемы, такие, например, как замужество! Сколько вам лет, мисс Дрейкотт? — с издевкой, как ее мать неделю назад, спросила она. — Уже двадцать три?

Она повернулась и с торжествующим видом направилась в дом; ее подружки засеменили следом.

— Не связывайся с этой идиоткой, — вполголоса посоветовала Мэри, удерживая за локоть подругу, рванувшуюся было за Джулией. — Впрочем, я тебя прекрасно понимаю — иногда мне и самой хочется вцепиться ей в волосы.

Услышать такое из уст прекрасно воспитанной, сдержанной Мэри было забавно, и Кэт улыбнулась. В этот момент с заднего двора гостиницы стремительно выехал на своем огромном белом мерине Стивен Барнсли и, торопливо махнув дамам касторовой шляпой, промчался мимо. У Кэт взволнованно забилось сердце. Нет, в Чипинге оставаться нельзя — ведь до возвращения мужчин с разгромленной фабрики пройдет несколько часов! К тому же мужчины плохие рассказчики, они считают, что дамам не стоит забивать голову серьезными вещами, поэтому отделываются самыми общими словами.

Когда мимо пронесся на своем коне Кит, а за ним по пятам Роджер, Эммет и Джереми, терпение Кэт лопнуло. Если не будет другого выхода, она отправится в Стинчфилд пешком!

В тот момент из конюшни выехала черная лакированная коляска Эшвелла, в которой сидели сам поэт и Бакленд. Не раздумывая ни секунды, Кэт с криком бросилась им наперерез. Правивший лошадьми Бакленд резко натянул вожжи, и не успевшая еще набрать скорость коляска затормозила.

— Возьмите меня с собой! — воскликнула Кэт, хватая Бакленда за руку. — Поймите, мне это очень нужно!

Бакленд молча протянул ей руку и помог взобраться в коляску, в сотый раз удивляясь, откуда у этой юной девушки такая страсть к делам, которые кажутся откровенно скучными подавляющему большинству дам. Едва Кэт успела сесть, как он взмахнул кнутом, лошади рванулись вперед, и коляска на бешеной скорости помчалась по Хай-стрит.

С замиранием сердца проводив их взглядом, Мэри вернулась в гостиницу. Под бесконечное нытье Джулии об испорченном вечере она закончила ужин, сожалея про себя, что не последовала примеру подруги. К счастью, Мэри вовремя вспомнила о рукоделии — верном средстве против скуки и уныния, — и вскоре в ее проворных пальцах уже летал заветный серебряный челночок. ***

Солнце уже скрылось за холмом Уэйверли, но толпа, собравшаяся у суконной мануфактуры на окраине Стинчфилда, не расходилась. Кого здесь только не было: окрестные помещики, рабочие, фермеры, бродяги, стар и млад. Многие держали в руках факелы, казавшиеся особенно яркими на фоне сумеречного неба. Их пламя потрескивало, рассыпая в сыром воздухе снопы искр.

Из усадьбы неподалеку приехал верхом на одной из своих великолепных охотничьих лошадей барон Уайтсхилл — самый знатный в этих местах помещик, и все взгляды тотчас с надеждой устремились на него. Когда барон подошел к дверям фабрики, Кэт бросилась в глаза его бледность, но во всем остальном он был точно такой же, как всегда, — нервный, одутловатый, с выпирающим брюшком, грозившим вырвать с мясом пуговицы сюртука. Девушка подумала, что лорду Уайтсхиллу, пожалуй, следовало бы действовать более решительно, не ограничиваясь ролью наблюдателя.

В колеблющемся свете факелов четырехэтажное здание фабрики с высокими окнами в псевдоготическом стиле, выстроенное пятнадцать лет назад на берегу пруда, производило мрачное впечатление.

Констебль из Чипинг-Фосворта распахнул двери перед лордом Уайтсхиллом, тот вошел, суетливо обтирая платком потное лицо, и за ним потянулись остальные землевладельцы. Дав им войти, констебль закрыл двери, чтобы отсечь «чистую» публику от зевак из простонародья. Оказавшись в просторном цеху, Кэт увидела владельца предприятия мистера Багена, с поникшей головой сидевшего на деревянной скамье среди обломков станков, шпулек, челноков и ворохов мотков шерстяной пряжи. Кэт огляделась, и у нее тоскливо сжалось сердце: четыре из пятнадцати станков, стоявших в цеху, были полностью разбиты тяжелыми молотками луддитов. Вошедшие замерли, напуганные картиной разрушения и ужасным видом фабриканта.

Мистер Баген, тщедушный человечек с завитыми светлыми волосами и чистыми голубыми глазами, отлично разбирался в своем деле и знал, как добиться успеха: пользуясь каждой возможностью, он обзаводился современными станками, чтобы усовершенствовать производство. Как считал сам мистер Баген, покупка последнего станка и спровоцировала нападение луддитов.

— Я получил несколько полуграмотных писем с угрозами, но не придал им значения, — плачущим голосом сказал он лорду Уайтсхиллу. — Такие письма приходили и раньше, после покупки шишечной ворсовальной машины, помните?

Он с горечью огляделся — разбитые станки походили на обломки военных кораблей, выброшенные на берег после морского сражения, — и продолжал:

— Мерзавцы ворвались сюда среди бела дня, размахивая пистолетами, на головах капюшоны, лиц не видно… Ворсовальные машины уничтожены все до единой, даже их деревянные шесты разбиты в щепки!

Собравшиеся мрачно молчали, переминаясь с ноги на ногу. Внезапно дверь распахнулась, и мимо констебля в цех метнулась молодая женщина с ребенком на руках.

— А по-моему, луддиты правильно сделали, что разбили эти проклятые машины! — закричала она. — Бездушные железки лишают нас работы! Моя мать научила меня прясть, мой муж — хороший ворсильщик, но из-за машин у нас не стало работы. Что же, нам помирать с голоду?

Констебль осторожно взял ее под локоть, женщина обернулась и посмотрела на него полными слез глазами.

— Я не хочу уходить на север, в чужие места, не хочу наниматься на тамошние фабрики! — добавила она и разрыдалась.

Ее стали успокаивать, и после недолгих увещеваний она позволила вывести себя за дверь, где толпа встретила ее радостными криками.

— Черт бы побрал этого Ханта! — прошептал Джеймс Бакленду.

Мысли Кэт пришли в полный беспорядок. Глядя на разбитые станки, она от всей души сочувствовала мистеру Багену, оплакивавшему свое детище. Да, Бакленд был прав, когда сказал, что у этой проблемы не может быть простого решения. Во всяком случае, насилием ее не решить. Как же быть? Машины делают производство гораздо экономичнее, но как жить потерявшим работу людям? Чем этой молодой женщине кормить свое дитя?

Констебль, с угрожающим видом сжимавший обеими руками мощное короткоствольное ружье, подошел к лорду Уайтсхиллу.

— По милости луддитов наш славный мистер Баген почти два часа пролежал связанный, с кляпом во рту. Мы хоти разыскать негодяев, которые это сделали, и поступить с ними по закону!

В разгромленном цеху установилась тишина. Кэт понимала, на какие мысли наводило это зрелище тех, кто владел сколько-нибудь значительной земельной собственностью, — еще свежи были в памяти ужасы кровавой Французской революции. Каждый мыслящий человек ощущал угрозу, которую несли обществу бушевавшие в стране раздоры. Беспорядки, подобные здешним, происходили теперь в центральных графствах с пугающей частотой, и многим стало казаться, что над страной нависла зловещая тень революции…

Вглядываясь в лица земляков, Кэт почувствовала, что ее охватывает странное оцепенение. У нее уже давно появилось ощущение, что безжалостная судьба методично отнимает у нее все самое дорогое. Безмятежное отрочество кончилось со смертью матери, потом — потеря состояния, и, наконец, даже отцовская любовь Джаспера приняла такие формы, что волей-неволей приходила на ум пословица «От любви до ненависти один шаг». Вот и милый дом, Чипинг-Фосворт, уже не тот, что прежде: за последние несколько лет его покинули множество семей — одни эмигрировали за океан, другие уехали на север в поисках работы. Поговаривали, что условия жизни и работы на севере ужасные: тесные комнатушки, долгий изнурительный рабочий день, скудная зарплата, так что даже детям приходилось трудиться на фабриках ради хлеба насущного. У несчастных даже не было возможности обзавестись клочком земли, на котором они могли разбить сад, развести кур и свиней… На глазах у Кэт целое сословие навсегда расставалось с привычным укладом жизни и ремеслом, веками передававшимся от отца к сыну. Сумеет ли оно приспособиться к новым условиям?

Лорд Уайтсхилл спросил у констебля, найден ли кто-нибудь из преступников.

— Нет, милорд, пока никого не нашли, — покачал головой констебль.

Барон приказал двум крепким фермерам проводить мистера Багена домой в Стинчфилд. Услышав это, тщедушный фабрикант потряс головой:

— Нет-нет, я не могу сейчас уйти!

Слава богу, барон знал, как поступать в таких случаях. Кашлянув, он похлопал мистера Багена по плечу:

— Вам и так досталось, старина, ступайте-ка домой, отдохните. Утром у нас будет уйма времени, чтобы во всем разобраться.

Довод оказался убедительным, и мистера Багена больше уговаривать не пришлось.

— Надо найти и примерно наказать негодяев, которые на него напали! — воскликнул Стивен Барнсли, когда фабрикант ушел.

Молодого человека поддержали несколько голосов. Лорд Уайтсхилл нахмурился и, задумчиво потянув себя за ухо, сказал:

— Не уверен.

— А мне кажется, мы должны выкурить негодяев из их логова и повесить, чтобы они не повесили нас! — продолжал настаивать Стивен.

Он высказал то, что думал каждый, — луддитов боялись все.

— Не кажется ли вам, лорд Уайтсхилл, что следует обратиться в полицейский суд? — вмешался Бакленд.

В мрачных глазах барона зажегся огонек надежды. Вот он, выход! Менее всего на свете лорду Уайтсхиллу хотелось брать на себя ответственность, посылая отпрысков лучших стинчфилдских семей на поиски погромщиков, — не ровен час, луддиты кого-нибудь из них убьют или сожгут в отместку его имение.

— Да-да, прекрасная мысль! — поспешно ответил барон, вытирая вспотевшую шею. — Я сам этим займусь. Вам же, мистер Барнсли, советую позаботиться о своей усадьбе в Стандене, а бунтовщиков предоставить полиции. Прошу всех разойтись по домам!

Он двинулся к выходу, мысленно поздравляя себя с удачным решением проблемы. Следом за ним потянулись и остальные, а Кэт подошла к маленькому окошку в свинцовой раме, выходившему на реку Эйвенлоуд. В душе ее не было покоя — ей казалось, что мир рушится у нее на глазах. Подумать только, луддиты в Стинчфилде! Как это могло случиться?..

Бакленд тоже задержался в цеху, чтобы еще раз взглянуть на разбитые машины. Милостивый боже, да тут убытку на тысячи фунтов! Впрочем, судя по размерам фабрики, мистер Баген человек не бедный, разорение ему не грозит, хотя денег и труда на восстановление производства ему придется потратить много. Однако самое трудное — восстановить душевное равновесие после такого удара. Бакленд подумал о своих собственных прядильных и ворсовальных машинах, которыми как раз сейчас оборудовали его мануфактуру близ Эджкота. Неужели его предприятие постигнет такая же ужасная участь? Какая насмешка судьбы! Поездка в живописное графство Глостершир обещала больше удовольствий, нежели забот, но всего через неделю он волею обстоятельств оказался в самом центре политической борьбы, и, кто знает, может быть, вовлеченные в нее люди рисковали жизнью…