– Роман – это длинная история, напечатанная в книге, – ответила она. – Диккенс написал их не меньше десятка. Он, возможно, самый лучший из всех писателей. В его историях люди, жившие в большом городе, назывался он Лондон, встречались с другими людьми, которых знали по другим местам или в далеком прошлом. Один мой преподаватель в колледже терпеть не мог таких сюжетов. Говорил, что в романах Диккенса очень уж большую роль играет случайное стечение обстоятельств.
      – Учитель, который ничего не знал о ка или не верил в ка, – вставил Роланд.
      Эдди кивнул.
      – Да, это ка, все точно. Сомнений быть не может.
      – Меня больше интересует женщина, которая написала «Чарли Чу-Чу», – Роланд повернулся к мальчику. – Джейк, тебя не затруднит…
      – Я тебя понял, – Джейк уже развязывал заплечный мешок. Почти с благоговейным трепетом достал из него книжку от приключениях локомотива Чарли и его приятеля, инженера Боба. Все посмотрели на обложку. Надпись под картинкой свидетельствовала о том, что автор книги по-прежнему Берил Эванз.
      – Ну и дела, – Эдди покачал головой. – Странно, однако. Я, конечно, ничего не хочу сказать, но… это странно. Книгу, которую купил Джейк, Джейк-77, написала Клаудия как-то там Бахман.
      – Инесс, – добавил Джейк. А между именами стояло «и». Кто-нибудь знает, что это такое.
      Никто не знал, но Роланд вспомнил, что такие имена встречались в Меджисе. «Вроде бы это «и» выражало почтение. А что эта буква выражает в Нью-Йорке, не имею понятия. Джейк, ты говоришь, и надпись на черной доске в витрине отличалась от прежней. В чем?
      – Не могу вспомнить. Но думаю, если ты меня загипнотизируешь, как в прошлый раз, пулей, я вспомню.
      – Может и загипнотизирую, но не сейчас, – ответил Роланд. – Этим утром времени у нас немного.
      «Возвращение на круги своя, – подумал Эдди. – Вчера время это практически не существовало, а теперь его у нас немного. Но ведь все это как-то связано со временем, не так ли? Прошлое Роланда, наше прошлое, эти новые дни. Эти опасные новые дни».
      – Почему? – спросила Сюзанна.
      – Наши друзья, – Роланд мотнул головой в сторону юга. – Я чувствую, что они очень скоро дадут о себе знать.
      – А они наши друзья? – спросил Джейк.
      – Сейчас это неважно, – ответил Роланд, и опять задался вопросом, а так ли это? – Сейчас давайте сосредоточимся на этом «Книжном магазине для ума» или как он там назывался. Вы видели, как посланники из
      Падающей Башни наседали на владельца, не так ли? Этого Тауэра или Торена.
      – Ты хочешь сказать, давили на него? – переспросил Эдди. – Выкручивали ему руки?
      – Да.
      – Так оно и было, – подтвердил Джейк.
      – Было, – внес свою лепту Ыш. – Было.
      – Готова спорить, Тауэр и Торен означает одно и то же, только на разных языках, – подала голос Сюзанна. – Наверняка на голландском торен – это башня, – она увидела, что Роланд собрался заговорить, и подняла руку, останавливая его. – В нашей реальности, люди это часто делают, Роланд. Меняют иностранную фамилию на более… ну… американскую.
      – Да, – усмехнулся Эдди. – Стемпович становится Стемпером. Яков становится Джейкобом… или…
      – Или Берил Эванз становится Клаудией-и-Инесс-Бахман! – воскликнул Джейк. Рассмеялся, но его смеху определенно не хватало веселости.
      Эдди вытащил из костра обгорелую палку, начал что-то писать в пыли. Одна за другой появлялись печатные буквы: К… Л… А… У…
      – Большой Нос говорил, что Тауэр голландец. Или скандинав, – он посмотрел на Джейка, который кивнул, подтверждая его слова, потом взял палку и продолжил начатое Эдди: Д… А… Я.
      – Если он – голландец, кое-что проясняется, знаешь ли, – Сюзанна смотрела на каракули Эдди. – В свое время голландцам принадлежала большая часть Манхэттена.
      – Хочешь еще привязку к Диккенсу? – спросил Джейк, написал на пыли букву «И», вскинул глаза на Сюзаннну. – Как насчет дома с приведениями, через который я попал в этот мир?
      – Особняк, – уловил его мысль Эдди.
      – Особняк на Голландском холме, – уточнил Джейк.
      – Голландский холм. Да, все так. Черт побери.
      – Давайте вернемся к главному. – Я думаю, все дело в документе, который вы видели. Том самом «Соглашении». И вы почувствовали потребность увидеть его, не так ли?
      Эдди кивнул.
      – Потребность, аналогичную той, что заставляет вас следовать Лучу?
      – Роланд, я думаю, это и был Луч.
      – Другими словами, путь к Башне.
      – Да, – кивнул Эдди. Он думал об облаках, которые плыли вдоль Луча, тенях, которые наклонялись по Лучу, ветвях деревьев, которые поворачивались, чтобы встать параллельно Лучу. «Все служит Лучу», – как-то сказал им Роланд, и потребность Эдди увидеть документ, который Балазар подсунул под нос Келвина Тауэра, целиком и полностью укладывалась в это вышеупомянутое все.
      – Расскажи мне, о чем там шла речь.
      Эдди прикусил губы. Он не испытывал такого страха, как в тот раз, когда вырезал ключ, который позволил им спасти Джейка и перетащить в этот мир, но страх, тем нее менее, присутствовал. Потому что, как и ключ, дело было важным. Если б что-то забыл, могло случиться непоправимое.
      – Слушай, я не могу все запомнить, слово в слово…
      Роланд нетерпеливо махнул рукой.
      – Если возникнет такая необходимость, я тебя загипнотизирую, и ты все повторишь, слово в слово…
      – Ты думаешь, это так важно? – спросила Сюзанна.
      – Я думаю, тут все важно, – ответил Роланд.
      – А если со мной гипноз не сработает? – спросил Эдди. – Что, если я гипнозу не поддаюсь?
      – Оставь это мне, – ответил Роланд.
      – Девятнадцать, – воскликнул Джейк. Все повернулись к нему. Он смотрел на буквы, написанные им и Эдди в пыли у потухшего костра. – Клаудия-и-Инесс Бахман. Девятнадцать букв.

3

      Роланд на мгновение задумался, потом решил не развивать тему. Если число девятнадцать играло во всем это какую-то роль, со временем его пока еще скрытый смысл обязательно откроется. А пока были дела поважнее.
      – Документ, – повторил он. – Давай от него не отвлекаться. Расскажи мне все, что ты можешь вспомнить.
      – Ну, это юридический документ, заверенный печатью и подписями… – Эдди замолчал, потому что решил задать один важный вопрос. Роланд, возможно, все это знал, потому что в свое время служил закону, но Эдди счел необходимым в этом убедиться. – Тебе известно, кто такие адвокаты, не так ли?
      Роланд заговорил самым сухим тоном.
      – Ты забываешь, что я родом из Гилеада, Эдди. Самого внутреннего из Внутренних феодов. Конечно, купцов, фермеров и мастеровых у нас было больше, чем адвокатов, но ненамного.
      Сюзанна рассмеялась.
      – Твои слова напомнили мне сцену из Шекспира. Два персонажа, кажется Фальстаф и принц Джон, точно не помню, рассуждают о том, чем они займутся после того, как выиграют войну и возьмут власть. Так один из них говорит: «Прежде всего перебьем всех адвокатов».
      – Между прочим, не самое плохое начало, – Эдди нашел, что от этого рассудительного тона веет арктическим холодом. А стрелок вновь повернулся к нему. – Продолжай. Если ты сможешь что-то добавить, Джейк, не стесняйся. И пожалуйста, это я вам обоим, расслабьтесь, ради ваших отцом. Сейчас документ интересует меня только в общих чертах. Хочу знать, о чем в нем идет речь.
      Собственно, Эдди и сам полагал, что другого от него не потребуется, однако, после слов Роланда заметно взбодрился.
      – Хорошо. Назывался документ «Соглашение». Большими буквами, по самому верху. Внизу под словом «Согласовано» стояли две подписи. Одна Келвина Тауэра. Вторая – какого-то Ричарда. Ты не помнишь, Джейк?
      – Ричарда Патрика Смейерса, – ответил Джейк, помолчал, шевеля губами, кивнул. – Девятнадцать букв.
      – И о чем говорилось в этом «Соглашении»? – спросил Роланд.
      – На мой взгляд, если хочешь знать правду, ни о чем. Во всяком случае мне так показалось. Практически речь шла о том, что Тауэру принадлежит пустырь на углу Сорок шестой улицы и Второй авеню…
      – Не просто пустырь, – прервал его Джейк. – Пустырь с розой.
      – Да, с розой. Короче, Тауэр подписал соглашение 15 июля 1976 г. «Сомбра корпорейшн» заплатила ему сто «штук». Он же, насколько я понял, пообещал целый год никому не продавать пустырь, заботиться о своей недвижимости, то есть платить налоги и тому подобное, а потом дать возможность «Сомбре» первой купить у него этот пустырь, при условии, что он не продаст им его раньше. Когда мы там были, он пустырь еще не продал, но и срок действия соглашения истекал через полтора месяца.
      – Мистер Тауэр сказал, что сто тысяч потрачены, – добавил Джейк.
      – А в соглашении что-то говорилось о том, что «Сомбра корпорейшн» имеет исключительные права на покупку? – спросила Сюзанна.
      Эдди и Джейк задумались, переглянулись, покачали головами.
      – Вы уверены? – напирала Сюзанна.
      – Скорее да, чем нет, – ответил Эдди. – Ты думаешь, это важно?
      – Не знаю, – Сюзанна задумалась. – Соглашение, о котором вы говорите… ну, без пункта об исключительном праве на покупку, не имеет смысла. Если отжать воду, что останется в сухом остатке? «Я, Келвин Тауэр, соглашаюсь подумать о продаже вам моего пустыря. Вы платите мне сто тысяч долларов, а я буду думать об этом целый год. В свободное от работы и игры с друзьями в шахматы время. А по прошествии года я, возможно, продам пустырь вам, возможно, оставлю себе или, возможно, выставлю на аукцион и продам тому, кто даст самую высокую цену. А если вам это не нравится, сладенькие, можете катиться ко всем чертям».
      – Ты кое-что забываешь, – мягко заметил Роланд.
      – Что? – спросила Сюзанна.
      – «Сомбра» – не обычная законопослушная корпорация. Подумай, будет обычная законопослушная корпорация нанимать такого, как Балазар, для ведения переговоров.
      – Ты попал в точку, – кивнул Эдди. – Их приезд сильно напугал Тауэра.
      – В любом случае письмо кое-что проясняет, – вмешался Джейк. – К примеру, щит, который я видел на пустыре. «Эта «Сомбра корпорейшн» за свои сто тысяч получила права «рекламировать свои будущие проекты». Ты видел эту часть соглашения, Эдди?
      – Кажется да, она шла после абзаца о том, что Тауэр учитывает и защищает заявленные интересы «Сомбра корпорейшн» в приобретении вышеозначенной собственности, не отдает ее в залог и не допускает никаких посягательств на нее третьих лиц.
      – Точно. Щит, который я видел на пустыре… – он замолчал, задумавшись, поднял руки, уставился между ними, словно читал текст, видеть который мог только он. – «ТОВАРИЩЕСТВО СТРОИТЕЛЬНОЙ КОМПАНИИ МИЛЛЗА И РИЭЛТОРСКОЙ КОНТОРЫ СОМБРА ПРОДОЛЖАЕТ ИЗМЕНЯТЬ ЛИЦО МАНХЭТТЕНА». А потом: «СКОРО ЗДЕСЬ БУДЕТ РОСКОШНЫЙ КОНДОМИНИУМ «БУХТА ЧЕРЕПАХИ».
      – Так вот для чего им понадобился пустырь, – протянул Эдди. – Кондо. Но…
      – Что такое кондоминиум? – спросила Сюзанна. – Впервые слышу это слово.
      – По существу, многоквартирный кооперативный дом, – ответил Эдди. – Они наверняка были и в твое время, только назывались по-другому.
      – Да, – Сюзанна усмехнулась. – Так и назывались, кооперативными домами.
      – Это не имеет значения, потому что речь идет не о кондо, – воскликнул Джейк. – Никто не собирался строить там дом. Все это… вы знаете… черт, забыл слово…
      – Маскировка, – предложил Роланд.
      Джейк улыбнулся.
      – Точно, маскировка. Дело в розе, не в доме! И они не могут добраться до нее, пока не приобретут землю, на которой она растет. Я в этом уверен.
      – Ты, возможно, прав, что дом ничего не значит, – кивнула Сюзанна, – но Бухта Черепахи вызывает определенные ассоциации, не так ли? – она посмотрела на стрелка. – Эта часть Манхэттена называется Бухта Черепахи, Роланд.
      Он кивнул, нисколько не удивившись. Черепаха была одним из двенадцати Хранителей и всегда стояла на дальнем конце Луча, по которому они шли.
      – Люди из «Строительной компании Миллза», возможно, ничего не знают о розе, – продолжил Джейк, – но готов спорить, в «Сомбра корпорейшн» о ней знают, – его рука нырнула в густой мех на шее Ыша. – Я думаю, где-то в Нью-Йорке, в каком-нибудь административном здании, может, в Бухте Черепахи, может, в Ист-Сайде, есть дверь со скромной табличкой «СОМБРА КОРПОРЕЙШН». А за этой дверью – другая дверь. Из тех, что приводит сюда.
      С минуту они сидели, думая о мирах, вращающихся вокруг единой оси в умирающей гармонии, и никто ничего не говорил.

4

      – Вот что, по моему разумению, происходит, – первым заговорил Эдди. – Сюзи, Джейк, не стесняйтесь поправить меня, если вам покажется, что я ошибаюсь. Этот тип, Кел Тауэр, в каком-то смысле хранитель розы. Возможно, на уровне сознания он сам этого не знает, но точно хранитель. Он, и должно быть, вся его семья. Отсюда и фамилия.
      – Только он – последний, – вставил Джейк.
      – Ты этого знать не можешь, сладенький, – улыбнулась ему Сюзанна.
      – У него не было обручального кольца, – объяснил Джейк, и Сюзанна кивнула, похоже, убежденная этим доводом.
      – Возможно, когда-то множество Торенов владели множеством участков на Манхэттене, – продолжил Эдди, – но те дни канули в лету. И теперь «Сомбра корпорейшн» от розы отделяет только один, практически разорившийся толстячок, который изменил свою фамилию. Он… э… как называется человек, который любит книги?
      – Библиофил, – ответила Сюзанна.
      – Да, один из них. Джордж Бьонди, возможно, не Эйнштейн, но одну умную фразу, когда мы подслушивали, произнес. Насчет того, что у Тауэра не настоящий магазин, а дыра, куда он бросает деньги. В наших краях, Роланд, случившееся с ним – обычное дело. Когда моя мать видела в телевизоре какого-нибудь богатого парня, скажем Доналда Трампа…
      – Кого? – спросила Сюзанна.
      – Ты его не знаешь, в шестьдесят четвертом, он был мальчишкой. И это неважно. Так она говорила: «Интересно, какими будут его внуки». В Америке внуки частенько разбазаривают нажитое дедами.
      – Итак, мы имеем этого Тауэра, и он, в своем амплуа, тот же Роланд… последний в роду. Продает что-то из принадлежащей ему недвижимости здесь, что-то там, платит налоги, платит за дом, оплачивает расходы и докторские счета, покупает книги. Да, я все это выдумываю… да только, кажется, на самом деле все так и есть.
      – Точно, – кивнул Джейк, в голосе слышалось благоговение. – Наверняка все так и есть.
      – Может, ты догадался об этом, – заметил Роланд. – А может, коснулся его мозга. Как, бывало, делал мой давний друг Ален. Продолжай, Эдди.
      – И каждый год он говорит себе, что уж теперь-то книжный магазин начнет приносить прибыль. Что нью-йоркцы узнают, какие хорошие у него книги, как их много, и повалят валом. В Нью-Йорке такое действительно случается. И вот тогда все у него наладится. Но в конце концов на продажу у него остается только одно: участок двести девяносто восемь в квартале девятнадцать в Бухте Черепахи.
      Два, восемь и девять в сумме дают девятнадцать, – вставила Сюзанна. – Никак не могу понять, то ли это что-то да значит, то ли синдром синего автомобиля.
      – Что такое синдром синего автомобиля? – спросил Джейк.
      – Когда ты покупаешь синий автомобиль, тебе начинает казаться, что вокруг полным полно синих автомобилей.
      – Только не здесь, тут ты их не встретишь, – улыбнулся Джейк.
      – Не здесь, – подал голос Ыш, и все посмотрели на него. Дни, иной раз и недели, Ыш ничего не говорил или повторял окончания слов. А потом вроде бы произносил что-то свое, озвучивал свои мысли. Но они не знали, так ли это. Наверняка не знал даже Джейк.
      «Точно так же мы не знаем наверняка и насчет числа девятнадцать», – подумала Сюзанна и потрепала путаника по голове. Ыш с довольным видом ей подмигнул.
      – Он держится за этот участок до последнего, – продолжил Эдди. – Черт, даже это жуткое здание, в котором расположен книжный магазин, ему не принадлежит, помещение он арендует.
      Джейк перехватил инициативу.
      – Когда магазин деликатесов «Том и Джерри» прекратил работу, Тауэр его срыл. Потому что какая-то его часть хочет продать участок. Эта часть говорит, что не продать участок может только безумец, – Джейк замолчал, думая о том, как некоторые мысли приходят глубокой ночью. Безумные мысли, безумные идеи, голоса, которые не желают замолкать. – Но есть и другая часть, другой голос…
      – Голос Черепахи, – вставила Сюзанна.
      – Да, Черепахи или Луча, – согласился Джейк. – Возможно, это один и тот же голос. Голос, который говорит, что он должен изо всех сил держаться за этот участок, – он посмотрел на Эдди. – Как ты думаешь, он знает о розе? Иногда приходит туда, чтобы посмотреть на нее?
      – Срет ли заяц в лесу? – усмехнулся Эдди. – Разумеется, приходит. И, разумеется, знает. На каком-то уровне должен знать. Потому что угловой участок на Манхэттене… сколько он может стоить, Сюзанна?
      – В мое время стоил порядка миллиона баксов. В 1977 году… известно только Господу Богу. Три миллиона? Пять? Более чем достаточно для того, чтобы сэй Тауэр мог торговать книгами до конца жизни, при условии, что инвестирует полученную сумму в наиболее надежные бумаги.
      – Все это говорит о том, что продавать участок ему очень не хочется, – сказал Эдди. – Сюзи уже указала, что за свои сто тысяч «Сомбра» практически ничего не получила.
      – Кое-что они получили, – возразил Роланд. – Кое-что очень важное.
      – Вставили ногу между дверью и косяком, – пробурчал Эдди.
      – Правильно говоришь. А теперь, после того, как выйдет срок действия соглашения они пошлют к нему Больших охотников за гробами. В версии вашего мира. Крепких парней. И если жадность и насущная необходимость ранее не заставили Тауэра продать участок с розой, то теперь, запугав Тауэра, они своего добьются.
      – Да, – вздохнул Джейк. И кто встанет на сторону Тауэра Может, Эрон Дипно. Может, никто. – Так что же нам делать?
      – Купить участок самим, – без запинки ответила Сюзанна. – Естественно.

5

      На мгновение у потухшего костра воцарилось мертвая тишина, потом Эдди задумчиво кивнул.
      – Да, конечно, почему нет? У «Сомбра корпорейшн» нет исключительного права на покупку. Они, возможно, пытались включить в соглашение такой пункт, но Тауэр на это не пошел. Поэтому, ничто не может помешать нам купить этот участок. Сколько оленьих шкур мы сможем предложить? Сорок? Пятьдесят? Если он упрется, возможно, добавим несколько реликвий от Древних Людей. Вы понимаете, чашки, тарелки, наконечники стрел. Чтобы ему было чем занять гостей на коктейль-пати.
      Сюзанна с упреком смотрела на него.
      – Ну, хорошо, хорошо, – покивал Эдди, – возможно, нам сейчас не до смеха. Но мы должны смотреть правде в лицо. Мы – пилигримы с голым задом, разбившие лагерь в какой-то другой реальности, судя по всему, уже и не в Срединном мире.
      – К тому же, – добавил Джейк, – физически, как бывает, когда проходишь через одну из дверей, мы туда не попали. Они нас чувствовали, но в принципе мы оставались невидимками.
      – Давайте рассматривать все проблемы по очереди, а не скопом. Если говорить о деньгах, у меня их предостаточно. При условии, что мы сможем до них добраться.
      – И сколько их у тебя? – полюбопытствовал Джейк. – Я понимаю, это невежливо, моя мама лишилась бы чувств, услышав, что я задаю такой вопрос, но…
      – Полагаю, мы прошли слишком долгий путь, чтобы волноваться о вежливости, – ответила Сюзанна. – Но дело в том, сладенький, что точно я этого не знаю. Мой отец сделал несколько изобретений в области стоматологии, что-то связанное с коронками, на которые потом продавал лицензии. Он основал компанию, «Холмс дентал индастрис», и до 1959 года сам управлял финансовыми потоками.
      – Того самого года, когда Морт столкнул тебя под колеса поезда в подземке? – спросил Эдди.
      Она кивнула.
      – Это произошло в августе. А шестью неделями позже у отца случился инфаркт, первый из многих. Частично причина, возможно, в волнениях, связанных со мной, но, думаю, только частично. Он просто горел на работе, попадал там с утра и до ночи.
      – Твоей вины в этом нет, – заверил ее Эдди. – Ты же не сама прыгнула под поезд, Сюзи.
      – Я знаю. Но чувства зачастую расходятся с реалиями. После смерти мамы забота о нем легла на меня, и я не справилась… и так и не смогла убедить себя в том, что моей вины в этом нет.
      – Дела давно минувших дней, – без особого сочувствия сказал Роланд.
      – Спасибо, дорогой, – сухо ответила Сюзанна. – Умеешь ты расставить все по своим местам. В общем, после первого инфаркта отец отдал все финансы на откуп своему бухгалтеру, давнишнему другу, которого звали Мозес Карвер. После смерти моего отца Поп Моуз взял на себя заботу обо мне. Полагаю, когда Роланд «извлек» меня в Нью-Йорка в этот несравненный мир, у меня на счету могло лежать от восьми до десяти миллионов долларов. Более чем достаточно для того, чтобы выкупить пустырь мистера Тауэра, при условии, что он согласится продать его нам.
      – Если Эдди прав насчет Луча, он согласится продать этот пустырь и за оленьи шкуры, – заявил Роланд. – Я уверен, глубинная часть души и разума мистера Тауэра – ка, которая заставляла его так долго держаться за этот участок, ждет нас.
      – Ждет подхода кавалерии, – чуть усмехнулся Эдди. – Совсем как Форт-Орд в последние десять минут фильма с Джоном Уэйном.
      Роланд смотрел на него, без тени улыбки.
      – Он ждет Белизны.
      Сюзанна подняла коричневые руки на уровень коричневого лица.
      – Тогда, полагаю, он ждет не меня.
      – Наверное, нет, – согласился Роланд и задался вопросом, а каков цвет кожи у второй обитательницы тела Сюзанны. Миа.
      – Нам нужна дверь, – Джейк тяжело вздохнул.
      – Нам нужны, как минимум, две двери, – поправил его Эдди. – Одна, чтобы договариваться с Тауэром, это точно. Но до того нам нужна вторая, в реальность Сюзанны. Как можно ближе к тому моменту, когда Роланд «извлек» ее. Я хочу сказать, нет смысла появляться в 1977 году и искать этого Карвера лишь для того, чтобы узнать, что в 1971 он добился официального признания Одетты Холмс умершей. А все ее состояние ушло родственникам в Грин-Бей или Сан-Бернардо.
      – Или появиться в 1968 году и узнать, что мистер Карвер закрыл лавочку. Перевел все деньги на свои счета и загорает на Коста-дель-Соль.
      На лице Сюзанны отразилось крайнее изумление, которое в других обстоятельствам могло бы вызвать улыбку.
      – Поп Моуз никогда такого не сделает! Он же мой крестный!
      Джейк смутился.
      – Извини. Начитался детективов. Агата Кристи, Рекс Стаут, Эд Макбейн… у них такое происходит постоянно.
      – А кроме того, – вставил Эдди, – большие деньги разительно меняют людей.
      Она бросила на Эдди холодный, оценивающий взгляд, казалось бы, совершенно инородный для нее. Роланд, который знал о Сюзанне куда как больше Эдди и Джейка, подумал, что с таким вот взглядом она давила лягушек.
      – Ты-то откуда знаешь? – спросила она и тут же переменилась. – Извини, сладенький. Это я зря ляпнула.
      – Все нормально, – улыбка Эдди вышла натянутой и неуверенной. – У всех нервы на пределе, – он взял ее за руку, пожал. Она ответила тем же. Улыбка Эдди стала шире.
      – Просто я знаю Мозеса Карвера. Он – кристально честный человек.
      Эдди поднял руку, как бы говоря: убедить ты меня не убедила, но тему пора закрыть.
      – Давайте разберемся, правильно ли я понял вашу идею, – заговорил Роланд. – Прежде всего, ее реализация зависит от наших способностей вернуться в ваш Нью-Йорк, причем не в один временной период, а в два.
      Они помолчали, обдумывая его слова, потом Эдди кивнул.
      – Точно. И начать надо с 1964 года. Сюзанна исчезла пару месяцев тому назад, но никто не потерял надежду на ее возвращение. Она входит, все хлопают. Возвращение блудной дочери. Мы берем бабки, на что может уйти какое-то время…
      – Это будет самое трудное, убедить Попа Моуза расстаться с ними, – прервала его Сюзанна. – Когда дело доходит до денег, лежащих в банке, этот человек становится скрягой из скряг. И я уверена, что в своем сердце он по-прежнему воспринимает меня восьмилетней девочкой.
      – Но по закону деньги твои, так? – спросил Эдди. Роланд видел, что Эдди все еще держится настороже. Реплика «ты-то откуда знаешь» не забылась… пока. И сопровождавший ее взгляд. – Я хочу сказать, он не сможет помешать тебе забрать их из банка?
      – Нет, сладенький, – ответила она. – Мой отец и Поп Моуз учредили для меня трастовый фонд, но с 1959 года, после того мне исполнилось двадцать пять, я могла распоряжаться всеми средствами по своему усмотрению, – ее прекрасные темные глаза повернулись к Эдди. – Вот, тебе больше нет нужды спрашивать меня о моем возрасте, так? Если ты умеешь складывать, все узнаешь сам.
      – Это не имеет значения, – Эдди улыбнулся. – Время – лицо на воде.
      Роланд почувствовал, как руки покрылись гусиной кожей. Где-то, возможно на сверкающем, цвета крови поле из роз, которое находилось от них еще очень далеко, ходячий труп только что прошел над своей могилой.

6

      – Нам нужны наличные, – голос Джейка звучал сухо, по-деловому.
      – Что? – Эдди с трудом оторвал глаза от Сюзанны.
      – Наличные, – повторил Джейк. – Никто не будет брать чек, даже банковский чек, если он выписан тринадцать лет тому назад. Особенно на миллионы долларов.
      – Откуда ты знаешь об этом, сладенький? – спросила Сюзанна.
      Джейк пожал плечами. Нравилось ему это или нет (по большей части, нет), он был сыном Элмера Чеймберза. Элмер Чеймберз никоим образом не мог считаться хорошим парнем, Роланд никогда не назвал бы его частью Белизны, и его коллеги, менеджеры национальных телевизионных каналов знали, что в устранении конкурентов с ним мало кто мог потягаться. «Большой охотник за гробами Тивилендии», – подумал Джейк. Может, и несправедливый вывод, но Элмер Чеймберз обычно играл по своим правилам, и справедливость в их перечне не значилась. А он, Джейк, был сыном Элмера и не забыл лица своего отца, хотя временами об этом сожалел.
      – Наличные, конечно же, наличные, – Эдди нарушил затянувшуюся паузу. – В таком деле нужно выкладывать на стол наличные. Если и будет чек, нам придется обналичить его в 1964 году, а не в 1977. Уложим их в большую спортивную сумку… Сюзи, в 1964 г. были большие спортивные сумки? Не бери в голову. Неважно. Уложим деньги в сумку и перенесем в 1977 г. Не в тот день, когда Джейк купил «Чарли Чу-Чу» и книгу загадок, но достаточно близкий.
      – До 15 июля, – напомнил Джейк.
      – Само собой, – кивнул Эдди. – После пятнадцатого мы лишь обнаружим, что Балазар убедил Тауэра продать пустырь, так что мы останемся с деньгами в сумке, большим пальцем в заднице и глупой улыбкой на лице.
      Опять все помолчали, должно быть, рисовали себе этот очень уж живой образ, и теперь первым заговорил Роланд.
      – У вас все получается очень просто, и действительно, почему нет? Для вас троих идея перемещения из этого мира в ваш мир с его такси, небоскребами и фотографиями выглядит такой же естественной, как для меня – поездка на муле. И на то есть причина. Каждый из вас прошел через одну из дверей. А Эдди – в обоих направлениях, как в этот мир, так и в свой.
      – Должен тебе сказать, что возвращение в Нью-Йорк особой радости мне не доставило, – заметил Эдди. – Слишком много стрельбы.
      «Не говоря уже об отрезанной голове моего брата, катающейся по полу кабинета Балазара», – добавил он про себя.
      – Как и мне переход через дверь на Голландском Холме, – вставил Джейк.
      Роланд кивнул, как бы соглашаясь с их доводами, но оставаясь на прежней позиции.
      – Всю мою жизнь я принимал за истину слова, которые ты произнес при нашей первой встрече, Джейк… произнес, когда умирал.
      Джейк, побледнев, уставился в землю. Ему не хотелось об этом вспоминать (к счастью, воспоминания заметно стерлись), и он знал, что не хочется того и Роланду. «Оно и понятно! – подумал он. – Конечно же, не хочется тебе вспоминать! Ты позволил мне упасть! Ты позволил мне умереть!»
      – Ты сказал, что помимо этих есть и другие миры, – продолжил Роланд, – и они есть. Нью-Йорк при его множестве временных интервалов, куда мы можем попасть, всего лишь один из них. И роза – единственное объяснение того, что нас вновь и вновь тянет туда. Я в этом не сомневаюсь, как не сомневаюсь и в том, что роза, пусть я не понимаю, как такое может быть, и есть Темная Башня. Или Башня, или…
      – Или другая дверь, – пробормотала Сюзанна. – Та самая, что приводит непосредственно в Темную Башню.
      Роланд кивнул.
      – Эта мысль все чаще приходит мне на ум. В любом случае, Мэнни знали обо всех этих мирах и, по своему, посвящали им свои жизни. Они верили, что ментальный прыжок – самый святой из всех ритуалов и самое блаженное из всех состояний. Мой отец и его друзья с давних пор знали о хрустальных шарах. Я вам это говорил. И мы уже пришли к выводу, что Радуга Мейрлина, ментальный прыжок и эти магические двери, скорее всего, действуют одинаково.
      – Куда ты клонишь, сладенький? – спросила Сюзанна.
      – Я просто напоминаю вам, что мое путешествие очень долгое. Из-за изменений, которые произошли со временем, из-за размягчения времени, которое вы все почувствовали, я иду к Темной Башне уже больше тысячи лет, иногда перепрыгиваю через поколения и столетия, как морская чайка перепрыгивает с гребня одной волны на гребень другой, лишь чуть замочив лапки. И за все это время нигде и никогда я не видел дверей между мирами, пока на набрел на них на берегу Западного моря. Я понятия не имел, что они из себя представляют, хотя, как я вам и говорил, кое-что знал о ментальном прыжке и магических кристаллах.
      Роланд обвел взглядом свой ка-тет.
      – Вас послушать, так получается, что в моем мире столько же магических дверей, сколько в вашем… – он запнулся, – …самолетов и автобусов. Это не так.
      – Сейчас мы находимся не там, где ты странствовал раньше, – напомнила ему Сюзанна. Мягко коснулась пальцами его сильно загоревшего запястья. – Мы более не в твоем мире. Ты сам это сказал, в той вариации Топики, где Блейн Моно окончательно рехнулся.
      – Согласен, – кивнул Роланд. – Я только хочу донести до вас простую мысль: эти двери, возможно, встречаются гораздо реже, чем вы себе это представляете. А теперь речь идет не об одной двери, а о двух. Дверях, которые необходимо нацелить на определенное время, как нацеливают револьвер.