Она поцеловала Эрмота меж лишенных век глаз (время Целующейся Луны, все так, подумала старуха), а потом положила на пол. Змея уползла под кровать, откуда, свернувшись в клубок, наблюдала, как хозяйка водит ладонями над крышкой ящика из железного дерева. Старуха чувствовала, как вибрируют бицепсы, а жар между ног усиливается. Уже много лет она не слышала голоса пола, но теперь он прорезался, и причину следовало искать не в Целующейся Луне.
      Джонас запер ящик и не оставил ей ключа, но с такими пустяками она справлялась без труда. Жила она долго, многое узнала и имела дело с существами, при виде которых большинство мужчин, при всей их браваде, удрало бы со всех ног. Она протянула руку к замку, выполненному в форме глаза. Поверх замка тянулась надпись на Высоком Слоге (Я ВИЖУ, КТО ОТКРЫВАЕТ МЕНЯ). Убрала руку. Внезапно она ощутила все те запахи, которые при обычных обстоятельствах ее нос более не улавливал: плесени и грязи, засаленного матраца и крошек еды, годами копившихся на кровати, золы и древних благовоний, старой женщины со слезящимися глазами и сухой (обычно) "киской". Здесь она не могла открыть этот ящик и взглянуть на хранящееся внутри чудо. И решила, что должна вынести его наружу, на свежий воздух, где пахло только шалфеем и мескитовым деревом.
      Она должна посмотреть на это чудо при свете Целующейся Луны.
      Риа с холма Коос, охнув, вытащила ящик из ямы в земле, с трудом поднялась, сунула ящик под мышку и вышла из спальни.
      
      2
      Хижина находилась достаточно далеко от вершины холма, чтобы до нее не долетали порывы холодного ветра, который дул практически постоянно от Первой Жатвы до Широкой Земли. К вершине вела узкая тропа. Под лунным светом она превратилась в серебряную дорожку. Старуха, тяжело дыша, поднималась по ней, седые космы торчали во все стороны, старые бедра ходили из стороны в сторону под черным платьем. Кот держался в ее тени, изредка хрипло мурлыкая.
      На вершине ветер подхватил волосы Риа и отбросил к затылку. Он же донес до ее слуха ноющий шепот червоточины, которая добралась до дальнего края каньона Молнии. Этот звук многие старались не замечать, а вот ей он нравился. Риа с Кооса он напоминал колыбельную. Над головой плыла луна, тени на ее сверкающей поверхности складывались в лица целующихся влюбленных... если верить дуракам, что жили внизу. Обычные люди видели разные лица или лицо каждое полнолуние, но старая карга знала, что лицо на луне только одно - лицо демона, лицо смерти. Она же давно не чувствовала себя такой живой.
      - О, мой красавчик, - прошептала она и коснулась замка скрюченными пальцами. Красный отсвет появился под ладонью, что-то щелкнуло. Тяжело дыша, словно ей пришлось долго бежать в гору. Риа поставила ящик на землю и открыла его.
      Розовый свет, слабее, чем от Целующейся Луны, но куда как прекраснее, вырвался из ящика. Коснулся старческого лица, склонившегося над ним, и на мгновение превратил его в лицо юной девы.
      Масти принюхался, вытянул шею, прижал уши к голове, старые глаза заблестели розовым светом. Риа мгновенно заревновала:
      - Отвали, дурашка, таким, как ты, делать тут нечего.
      И отпихнула кота. Масти подался назад, зашипел, как закипающий чайник, отошел к скале, торчащей к небу на самой вершине, и уселся в ее тени.
      В ящике лежал хрустальный шар. Именно его наполнял розовый свет. И пульсировал, словно биение умиротворенного сердца.
      - О, моя прелесть, - прошептала она, поднимая шар. Розовое сияние, как капли дождя, оросило ее лицо. - Как ты прекрасен.
      Внезапно розовый цвет внутри шара сменился алым. Она почувствовала, как шар завибрировал в ее руках, словно мощный мотор, ощутила влагу между бедер, ее охватили желания, о которых она и думать забыла.
      Вибрация стихла, цвет поблек. И тут из розовой дымки появились три всадника. Поначалу она подумала, что это те самые люди, что привезли ей кристалл, - Джонас и два его спутника. Но нет, эти были моложе, моложе даже Дипейпа, которому не исполнилось и двадцати пяти. У того, что скакал слева на луке седла она видела череп какой-то птицы... как он туда попал? Зачем?
      Потом этот всадник и тот, что скакал справа, ушли в тень, так уж распорядился магический кристалл, оставив только одного, центрального. Джинсы и сапоги, широкополая шляпа, скрывающая верхнюю половину лица, уверенность и легкость, с которыми он сидел на лошади, подсказали ей стрелок! Скачущий на восток из Внутренних феодов, возможно, из самого Галаада! Но, даже не видя верхней половины лица, старуха знала - это же совсем ребенок. Не увидела она и револьверов на его бедрах. Однако предположила, что едва ли он отправился в путь без оружия. Если б она могла все получше рассмотреть...
      Она поднесла хрустальный шар к лицу, прошептала:
      - Подъезжай поближе, красавчик! Еще ближе!
      Она не знала, что за этим последует, скорее всего ничего, но внутри темного круга, образовавшегося в кристалле, фигура надвинулась на нее, очень медленно, словно лошадь и всадник преодолевали сопротивление воды, а не воздуха. Она увидела трепыхание стрел за спиной всадника. А на луке седла место черепа занимал боевой лук. По правую сторону седла, где стрелок вез бы ружье в чехле, она увидела копье. Он не из Древних, она поняла это по его лицу... но и не с Внешней Дуги.
      - Так кто же ты, лапочка? - прошептала Риа. - И как мне тебя узнать? Ты так низко надвинул шляпу, что я не вижу твоих божественных глазок. Ну чего ты так низко ее надвинул? Может, по лошади... или по... брысь. Масти! Не мешай мне! Брысь!
      Коту надоело сидеть под скалой, и он, мяукая, кружил между ее раздутых артритом лодыжек. Когда старуха дала ему пинка. Масти отступил на шаг... чтобы тут же двинуться к ней, глядя на старуху залитыми лунным светом глазами и все так же протяжно мяукая.
      Риа пнула его вновь, без особо результата, как и в первый раз, вновь всмотрелась в хрустальный шар. Лошадь и заинтересовавший ее всадник исчезли. Вместе с розовым светом. Она держала в руках обычную стекляшку, отражающую лишь свет Целующейся Луны.
      Налетел ветер, обтянул платьем старушечье тело. Масти, пинки его нисколько не устрашили, вновь отирал лодыжки своей хозяйки, беспрестанно мяукая.
      - Видишь, что ты наделал, блошиный мешок? Свет ушел, ушел в тот самый момент, когда я...
      И тут она услышала какие-то звуки, доносящиеся со стороны проселка, ведущего к ее хижине, и поняла, почему встрепенулся Масти. Она слышала пение. Она слышала девушку. Та пришла раньше назначенного срока.
      Скорчив злобную гримасу (старуха не любила, когда ее заставали врасплох, и этой крошке предстояло заплатить за доставленные неудобства), она наклонилась и положила хрустальный шар в ящик, выложенный внутри набивным шелком. Шар лег в выемку, как яйцо, поданное на завтрак его светлости, ложится в подставку для яиц. А со склона холма, пусть и от самого подножия (чертов ветер дует не с той стороны, а не то она засекла бы девушку раньше), доносилось пение. И с каждой секундой оно становилось все громче:
      
      О любовь, о любовь, беззаботная любовь,
      Что ж мне делать теперь, беззаботная любовь?
      
      - Я покажу тебе беззаботную любовь, паршивая девственница, пробормотала старуха. Она чувствовала резкий запах пота под мышками, хотя в другом месте влага уже высохла. - Придется тебе заплатить за то, что являешься к старой Риа раньше времени. Я об этом позабочусь.
      Она провела пальцами над замком, но тот не защелкнулся. Должно быть, она слишком торопилась, открывая замок, вот что-то внутри и сломалось. Глаз и девиз, казалось, смеялись над ней: Я ВИЖУ, КТО ОТКРЫВАЕТ МЕНЯ. Она все могла поправить в мгновение ока, но сейчас у нее не было даже этого мгновения.
      - Назойливая сучка! - вырвалось у старухи. Она повернулась на приближающийся голос (уже почти пришла, на сорок пять минут раньше).
      Она с силой прижала крышку к ящику. С душевной болью, потому что шар вновь стал оживать, наполняясь розовым светом. Но времени у нее не осталось. Потом, возможно, после того, как уйдет эта девушка, из-за которой совсем потерял голову Торин, этот старый козел.
      Но помни, что ты должна сдержаться и не причинить девушке вреда, предупредила она себя. Помни, что та пришла сюда по его требованию, во всяком случае, она не из тех девиц, что слишком широко раздвигали ноги, а теперь удивляются, что парни не выказывают желания жениться. Эту Торин присмотрел для себя, о ней он думает, когда его старая корова-жена засыпает и он может вдоволь плодоить себя. Это девица Торина, а на его стороне и закон, и сила. Более того, то, что лежит в ящике из железного дерева, принадлежит человеку Торина, а если Джонас узнает, что она заглянула в ящик... что она воспользовалась ма...
      Нет, пока опасаться ей нечего. Тем более что ящик находится у нее, не так ли?
      Она зажала ящик под мышкой, свободной рукой подобрала юбки и побежала по тропе к хижине. Она еще могла бегать, если возникала такая необходимость, хотя мало кто в это верил.
      Масти не отставал он нее ни на шаг, подняв хвост трубой. А лишние лапы болтались из стороны в сторону.
      
      
      Глава вторая
      
      ПРОВЕРКА НА ЦЕЛОМУДРИЕ
      
      1
      Риа, влетев в хижину, сразу направилась в чулан-спальню и остановилась на пороге, приглаживая растрепавшиеся волосы. Снаружи сучка видеть ее не могла: она перестала бы петь или хотя бы запнулась. Это, конечно, хорошо, но проклятый тайник закрылся, а вот это плохо. Открыть его вновь времени у нее не было. Риа подскочила к кровати, опустилась на колени, затолкала ящик в подкроватную темноту.
      Да, сойдет и так. До ухода Сюзи вполне сойдет. Улыбаясь правой стороной рта (левую давно парализовало), Риа вернулась в большую комнату, чтобы встретить новую гостью.
      
      2
      За ее спиной крышка ящика приподнялась. На дюйм, не больше, но и этого хватило, чтобы под кроватью запульсировало розовое сияние.
      Сюзан Дельгадо остановилась в сорока ярдах от ведьминой хижины, пот холодил ей подмышки и шею. Видела ли она старуху (несомненно, ту самую, к которой пришла), бегущую к хижине с вершины холма? Похоже, что видела.
      Не прекращай петь. Если старая дама так торопится, значит, она не хочет, чтобы ее видели. Если ты замолчишь, она поймет, что ты увидела лишнее.
      На мгновение Сюзан подумала, что все равно придется замолчать: память не желала подсказывать ей следующий куплет песни, которую она пела с самого детства. Но потом сжалилась, и девушка продолжила (не только песню, но и путь):
      
      Все тревоги позабыты,
      Да, тревоги скрылись вдаль.
      И любовь моя пропала,
      И на сердце лишь печаль.
      
      Возможно, неудачная песня для такой ночи, но ее сердце жило своей, отдельной жизнью, не обращая особого внимания на то, о чем думала или чего хотела ее голова. Как всегда. Ее пугала лунная ночь, когда, говорят, вервольфы выходят на охоту, ее пугала миссия, с которой ее послали, ее пугало то, к чему все это могло привести. Однако, когда она миновала Хэмбри и вышла на Великий Тракт, сердце ее захотело пробежаться, и она побежала под Целующейся Луной, задрав юбки выше колен. Поскакала, как пони, а ее тень мчалась следом. Бежала она с милю, а то и больше, пока не заболели все мышцы, а воздух не стал вливаться в легкие как горячая жидкость. И добравшись до уходящего в гору проселка, что вел к хижине, она запела. Потому что того захотело ее сердце. Сюзан решила, что идея не так уж плоха. Уж по меньшей мере пение отгоняло ее страхи. Пусть маленькая, но польза.
      И теперь Сюзан подходила к хижине с песней про беззаботную любовь. Когда же ступила в полосу света, отбрасываемого через приоткрытую дверь огнем очага и поднялась на крыльцо, из комнаты донесся сварливый голос:
      - Перестань голосить, мисси[мисси - шутливо-презрительное обращение к молоденькой девушке.], от твоего воя у меня сводит скулы.
      Сюзан. которой всю жизнь говорили, что у нее прекрасный голос, доставшийся, несомненно, в наследство от бабушки, тут же замолчала, обиделась. Она стояла на крыльце, сложив руки на фартуке. Под фартук она надела не самое лучшее из своих платьев (всего их было два). А под платьем гулко билось ее сердечко.
      Кот, отвратительное создание с двумя лишними лапами, торчащими из боков, словно вилки, первым появился в дверном проеме. Посмотрел на нее, словно оценивая, а потом мордочка его скривилась, отобразив вполне человеческое чувство: презрение. Кот зашипел, ретировался.
      Что ж, и тебе желаю доброго вечера, подумала Сюзан.
      Тут к двери подошла старуха, к которой ее послали. Смерила девушку взглядом, в котором читалось то же презрение, затем отступила назад.
      - Заходи. И поплотнее затвори дверь. Как видишь, ветер может ее открыть.
      Сюзан переступила порог. Она не хотела запираться в этой дурно пахнущей комнате с этой старухой, но, когда у тебя нет выбора, промедление - всегда ошибка. Так полагал ее отец, независимо от того, шла ли речь о математических исчислениях или об общении с мальчишками на танцах, когда их руки становились очень уж шаловливыми. Сюзан плотно закрыла дверь и услышала, как что-то щелкнуло.
      - А вот и ты. - Старуха изобразила некое подобие приветливой улыбки. Такая улыбка гарантировала, что даже смелая девушка вспомнит об историях, которые слышала в детстве. Долгих зимних историях о старухах с торчащими изо рта клыками и булькающих котлах, в которых кипело зеленое варево. В этой комнате над огнем котел не стоял, да и сам огонь еле тлел, но девушка догадывалась, что случалось и по-другому, и ей не хотелось даже думать о том, что тогда могло вариться в котле. В то, что эта женщина настоящая ведьма, а не старуха, ее изображающая, Сюзан уверовала в тот самый момент, когда увидела, как Риа вбегала в свою хижину, а шестилапый кот наседал ей на пятки.
      И дух от нее шел ведьмин.
      - Да, - улыбнулась Сюзан. Во весь рот, открыто и бесстрашно. - Вот и я.
      - И ты пришла рано. моя маленькая конфетка. Рано пришла! Рано!
      - Я пробежала часть пути. Наверное, луна взбудоражила мне кровь. Так говорил мой отец.
      Отвратительная улыбка старухи стала шире. Сюзан подумала, что так, должно быть, улыбаются угри после смерти и перед тем как попасть в кастрюлю.
      - Да, но он мертв, мертв уже пять лет. Пат Дельгадо, с рыжими волосами и рыжей бородой, лишенный жизни его же собственной лошадью, шагнувший в пустошь с конца тропы, слыша хруст своих же ломающихся костей. Так он ушел!
      Нервная улыбка слетела с лица Сюзан, словно ей отвесили оплеуху. На глаза навернулись слезы, ей всегда хотелось плакать при упоминании имени отца. Но на этот раз она не дала им пролиться. Не дождется эта бессердечная старуха ее слез, не дождется!
      - Давайте перейдем к делу и побыстрее закончим его, - произнесла она сухо, не так, как обычно. Обычно в ее голосе звенели веселые колокольчики. Но она была дочерью Пата Дельгадо, лучшего конюха-объездчика на Западном Спуске, и хорошо помнила лицо своего отца. Если требовалось, могла проявить характер, а сейчас ничего иного просто не оставалось. Старуха-то стремилась поглубже залезть ей в душу и царапнуть там побольнее, но Сюзан твердо решила, что такому не бывать.
      Карга тем временем внимательно наблюдала за девушкой, уперев в бока распухшие руки, а кот кружил у ее лодыжек. Глядя в слезящиеся глаза старухи, Сюзан отметила, что они у нее серо-зеленые, такого же цвета, как и у кота. подумала, что такое возможно только благодаря магии. Очень ей хотелось отвести взгляд, но она не поддалась этому желанию. Испытывать страх - это нормально, но иной раз выказывать его - не самый лучший выход.
      - Очень уж нагло смотришь ты на меня, мисси, - нарушила затянувшуюся паузу Риа. Улыбка таки сползла с ее лица, брови сошлись у переносицы.
      - Нет, старая мать, - ровным голосом ответила Сюзан. - Я смотрю, как человек, желающий по возможности скорее покончить с делом, ради которого пришел. Я пришла сюда по воле моего господина мэра Хэмбри и тети Корделии, сестры моего отца. Моего дорогого отца, о котором я не хочу слышать ничего дурного.
      - Я говорю то, что мне хочется. - Слова прозвучали жестко, но в голосе старухи улавливались интонации рабской покорности. Сюзан не обратила на них особого внимания. Да и могла ли она улавливать столь тонкие оттенки, впервые столкнувшись с этой ведьмой? - Я давно живу одна, сама себе хозяйка, и если уж мой язык начинает говорить, неизвестно, чем он закончит.
      - Тогда, может, и не давать ему начинать?
      Глаза старухи недобро блеснули:
      - Придержи язык, девчонка, если не хочешь, чтобы он отсох у тебя во рту Он будет там гнить, и тогда мэр дважды подумает, прежде чем поцеловать тебя, даже под Целующейся Луной. Такой вони он может и не вытерпеть.
      Сердце Сюзан наполнилось тоской и недоумением. Она пришла сюда только с одной целью: как можно быстрее совершить необходимый ритуал, не столько болезненный, сколько позорный. А теперь эта старуха с такой ненавистью смотрит на нее. Откуда такая резкая перемена? Или для ведьм это обычное дело?
      - Мы плохо начали наш разговор, госпожа... можем мы вернуться к исходной точке? - неожиданно спросила Сюзан и протянула руку.
      Карга явно удивилась, хотя и протянула свою. Морщинистые подушечки ее пальцев на мгновение прикоснулись к пальцам шестнадцатилетней девушки, с подстриженными ногтями, которая стояла перед ней. Лицо со светящейся изнутри, без единого прыщика, кожей, длинные, заплетенные в косы волосы. Сюзан пришлось поднапрячься, чтобы не скривиться при прикосновений, хоть и очень коротком. Холодные, как у трупа, пальцы старухи Сюзан не удивили. Ей уже приходилось касаться холодных пальцев ("Руки холодные - сердце горячее", - не раз слышала она от тети Корд). Неприятно поразили сами пальцы, холодная, губчатая плоть, никак не связанная с костями, словно женщина, которой они принадлежали, утонула и долго пролежала в каком-то пруду.
      - Нет, нет, другого начала не будет, но, может, продолжим мы лучше, чем начали. У тебя могущественный друг - мэр, и мне совсем ни к чему такой враг.
      По крайней мере она честна, подумала Сюзан и тут же посмеялась над собой. Эта женщина могла быть честной, только когда ее припирали к стенке. В остальных случаях она лгала всегда и обо всем - о погоде, видах на урожай, птичьих налетах на поля перед жатвой.
      - Ты появилась раньше, чем я тебя ожидала, вот я и вышла из себя. Но хватит об этом. Ты мне что-то принесла, мисси? Принесла, я знаю! - Глаза ее заблестели вновь, на этот раз не от злобы.
      Сюзан сунула руку под фартук (очень глупо надевать фартук, отправляясь в такую глухомань, но того требовал обычай) и в карман. Там, привязанный к резинке, чтоб не потеряться (к примеру, не вылететь из кармана, если молоденькой девушке приспичит пробежаться), лежал мешочек из ткани. Сюзан оборвала резинку и достала мешочек. Положила его на протянутую ладонь, такую старую, что линии на ней практически стерлись. Она не хотела прикасаться к Риа... хотя знала, что старуха прикоснется к ней, и скоро.
      - Завывания ветра пугают тебя до дрожи, мисси? - спросила Риа, хотя Сюзан видела, что та не отрывает глаз от мешочка. Старческие пальцы уже дергали концы завязанной на узел тесемки.
      - Да, ветра.
      - Так и должно быть. Голоса мертвых ты слышишь в ветре, а кричат они потому, что сожалеют... ага!
      Узел поддался. Старуха растянула тесемку, и из мешочка на ее ладонь вывалились две золотые монеты. Неровно отлитые, с шероховатой поверхностью - таких не изготавливали уже несколько поколений, - но тяжелые, а в отчеканенных на них орлах чувствовалась властность. Риа поднесла одну ко рту, развела губы, открыв считанные оставшиеся зубы, надкусила монету. Посмотрела, какой на ней остался след, задумалась на несколько мгновений. потом ее пальцы сомкнулись в кулак.
      Пока Риа сосредоточилась на монетах. Сюзан удалось бросить короткий взгляд в открытую дверь комнатушки по ее левую руку, как догадалась девушка, спальню ведьмы. И она увидела нечто странное: свет под кроватью. Розовый, пульсирующий. Вроде бы его источник находился в каком-то ящике, хотя точно...
      Ведьма подняла голову и глаза Сюзан торопливо метнулись в угол, где в кошелке, свисающей с крюка, лежали три или четыре странных белых фрукта. Потом, когда старуха шагнула в сторону и ее гигантская тень переместилась вдоль стены, Сюзан увидела, что совсем это не фрукты, а черепа. У нее скрутило живот.
      - Надо бы посильнее разжечь огонь, мисси. Обойди дом и принеси охапку дров. Нужны толстые полешки, а не какой-то сушняк. И не жалуйся, что не донесешь. Ты не такая слабенькая, сил тебе хватит!
      Насчет непосильности работы по дому Сюзан перестала жаловаться аккурат в то время, когда перестала дуть в штаны... хотя у нее и возникло желание спросить Риа, всем ли, кто приносит ей золото, она предлагает принести и дрова. С другой стороны, поручение даже обрадовало ее: после вони хижины глоток свежего воздуха что чаша доброго вина.
      Она уже добралась до двери, когда нога зацепилась за что-то горячее и податливое. Замяукал кот. Сюзан покачнулась, чуть не упала. А сзади раздались какие-то хриплые, придушенные звуки. Не сразу Сюзан поняла, что это смех.
      - Поосторожнее с Масти, сладенькая моя! Он такой проказник! Так и норовит подложить свинью! - И старуха вновь зашлась в приступе смеха.
      Кот смотрел на Сюзан снизу вверх. Прижав уши к голове, широко раскрыв серо-зеленые глаза. Зашипел на нее. А Сюзан инстинктивно, не отдавая себе отчета в том, что делает, зашипела в ответ. И вновь на мордочке Масти появилось вполне человеческое выражение, на этот раз изумления. Он повернулся и бросился в спальню Риа, размахивая раздвоенным на конце хвостом. Сюзан открыла дверь, вышла на крыльцо. Ей казалось, что в хижине ведьмы она провела уже тысячу лет, и пройдет еще не меньше тысячи, прежде чем она сможет вернуться домой.
      
      3
      Воздух был сладким, как она и надеялась, может, еще слаще. Несколько мгновений она просто стояла, глубоко дыша, стараясь прочистить легкие... и голову.
      После пяти вдохов спустилась с крыльца. Пошла вокруг дома... но не в ту сторону, потому что поленницы не нашла. Зато обнаружила узкое окнобойницу, заросшее каким-то вьюном. Поняла, что окно это скорее всего в той клетушке, в которой спала старуха.
      Не смотри, что бы ни стояло у нее под кроватью, это не твое дело, а вот если она поймает тебя...
      Сюзан подкралась к окну, несмотря на предупреждение внутреннего голоса, заглянула.
      Скорее всего Риа не увидела бы Сюзан сквозь густую листву вьюна, даже если бы посмотрела в окно. Но она не посмотрела. Встав на колени, ухватив мешочек зубами, ведьма сунула руки под кровать.
      Выдвинула ящик, отбросила уже приоткрытую крышку. Розовый свет залил ее лицо, и Сюзан ахнула. На мгновение оно превратилось в лицо молодой девушки, однако наполненное той же жестокостью, что и теперь. Она видела волевое лицо ребенка, твердо решившего овладеть таинствами зла и употребить их во зло. Возможно, так выглядела в молодости эта старая карга. А исходил свет от стеклянного шара.
      Старуха неотрывно, как завороженная, смотрела на шар. Ее губы шевелились, словно она что-то говорила шару, а может, напевала. Маленький мешочек, который Сюзан принесла из города - старуха все еще держала тесемки зубами, - мотался взад-вперед. Потом, как показалось Сюзан, невероятным усилием воли старуха заставила себя закрыть ящик, отсечь розовый свет. Сюзан, к своему удивлению, разом почувствовала облегчение. Светящийся шар ей определенно не нравился.
      Одну руку старуха положила на серебряный замок. Из-под пальцев вырвалось алое свечение. Мешочек все свисал у нее изо рта. Затем она поставила ящик на кровать, вновь опустилась на колени, начала водить руками над земляным полом у изножия кровати. Хотя она касалась пола только ладонями, на нем появились линии, словно она держала в руке что-то острое. Линии углублялись, на полу образовался люк.
      Дрова. Сюзан! Неси дрова, прежде чем она смекнет, что ты слишком уж долго отсутствуешь! Ради своего отца!
      Девушка задрала подол платья чуть ли не до талии, не хотела, чтобы старуха увидела траву и листья на ее одежде при возвращении в дом, не хотела отвечать на вопросы, которые могли вызвать такие улики, и, согнувшись в три погибели, прокралась под окном, сверкая в лунном свете белыми панталонами. А миновав окно, выпрямилась и поспешила мимо крыльца к другой стороне дома. Нашла поленницу под пахнущим гнилью навесом. Выбрала с полдюжины увесистых поленьев и с ними вернулась к крыльцу.
      Когда Сюзан вошла, бочком, иначе поленья не пролезли бы в дверь, старуха уже сидела в большой комнате, уставившись на очаг, в котором едва тлели угли. Мешочек с тесемками она уже куда-то заховала.
      - Долго ты копалась, мисси. - Риа все смотрела в камин, не обращая на нее внимания... но одна нога, под грязным подолом платья, притопывала по земляному полу, а брови сердито сошлись у переносицы.
      Сюзан пересекла комнату, заглядывая через охапку дров. Поэтому вовремя заметила кота, попытавшегося вновь броситься ей под ноги.
      - Я увидела паука, - ответила девушка. - Пришлось прогонять его. Терпеть их не могу.
      - Скоро ты увидишь кое-что и похуже паука, - усмехнулась Риа одном уголком рта. - То, что вылезет из-под ночной рубашки старины Торина, твердое, как палка, и красное, как корень ревеня! Ха! Постой, девушка! О Боги, этих дров хватит для ярмарочного костра.
      Риа взяла два полешка из принесенных Сюзан, бросила их на угли. Искры взлетели к черному зеву трубы. Ты же разбросала остатки углей, глупая старуха, подумала Сюзан. Теперь придется разжигать очаг заново. Но Риа простерла над поленьями руку, пробормотала какое-то слово, и поленья вспыхнули, словно облитые нефтью.
      - Остальное положи туда. - Старуха указала на ящик для дров. - И осторожнее, мисси, ничего не раскидывай.
      Действительно, а то нарушу здешнюю стерильную чистоту, подумала Сюзан. И прикусила себе щеку, чтобы стереть улыбку, в которую уже начали растягиваться губы.
      Риа, однако, прочитала ее мысли. Когда Сюзан выпрямилась, старуха сурово смотрела на нее:
      - Хорошо, мисси, теперь давай перейдем к нашему делу. Ты знаешь, зачем ты здесь?
      - Я здесь по желанию моего господина мэра Торина, - повторила Сюзан, зная, что это не истинный ответ. Теперь она напугалась, напугалась больше, чем в те мгновения, когда подглядывала через окно за старухой, склонившейся над стеклянным шаром. - Его жена так и оставалась бесплодной, пока у нее не прекратились месячные. Он хочет зачать сына до того, как сам потеряет...
      - Послушай, давай обойдемся без красивых слов. Ему нужны сиськи и зад, которые не расползутся под его руками, и шахта, которая обожмет то, что он в нее затолкнет. Если ему есть что заталкивать. Если из этого дела получится сын, отлично, он оставит его тебе, чтобы ты заботилась о нем и воспитывала, пока мальчик не пойдет в школу, а потом ты его больше не увидишь. Если дочь, он скорее всего возьмет ее и отдаст своему новому прислужнику, хромому с женскими волосами, чтобы тот утопил ее в ближайшем пруду.
      Сюзан вытаращилась на ведьму, потрясенная до глубины души.
      А та, заметив взгляд девушки, рассмеялась.
      - Не нравится правда, не так ли? Она мало кому нравится, мисси. Но будет именно так, а не иначе. Твоя тетушка - баба ушлая, и уж она-то попользуется Торином и сокровищницей Торина на полную катушку. Какая часть этого золота достанется тебе - не мое дело... но ты не увидишь его вовсе, если будешь хлопать ушами! Так-то! Снимай платье!
      Не сниму, едва не выкрикнула Сюзан, но что потом? Ее вышвырнут из этой хижины (хорошо, если вышвырнут такой же, как вошла в нее, а не ящерицей или жабой) и погонят на запад, даже без тех двух золотых монет, которые она принесла старухе. И это только меньшее из двух зол. А большее состояло в том, что она дала слово. Поначалу упиралась, но когда тетя Корд упомянула имя ее отца, сдалась. Как всегда. Действительно, выбора у нее не было. А когда нет выбора, промедление - ошибка.
      Она стряхнула с фартука кусочки коры, развязала его и сняла. Сложила, оставила на маленькой грязной кушетке у очага, затем расстегнула платье до талии. Повела плечами, и платье упало к ее ногам. Она сложила и его, положила поверх фартука, стараясь не замечать жадного взгляда, которым Риа с Кооса оглядывала ее при свете очага. Подошел кот, уселся у ног Риа. Снаружи завывал ветер. Очаг давал достаточно тепла, но Сюзан дрожала от холода, словно раздевалась на самом ветру.
      - Поторопись, девочка, ради твоего отца!
      Сюзан потянула через голову рубашку, положила ее на платье и теперь стояла в одних панталонах, прикрыв грудь сложенными руками. Огонь отбрасывал оранжевые блики на ее бедра.
      - Так ты до сих пор не голая! - захохотала ведьма. - Какие мы скромницы! Очень, очень мило! Скидывай панталоны, мисси, и предстань передо мной такой, как выскользнула из матери! Должна же я знать, что так привлекло в тебе Харта Торина, не так ли? Живо!
      Сюзан подчинилась, понимая, что деваться-то некуда. Теперь, когда ее "ежик" и "киска" лишились последнего прикрытия, не имело смысла прикрывать и грудь. Она медленно опустила руки.
      - Да, неудивительно, что он возжелал тебя! - покивала старуха. - Ты же у нас красавица, это точно! Не так ли, Масти?
      Кот мяукнул.
      - У тебя на коленях грязь. - Риа разом насторожилась. - Откуда?
      Сюзан запаниковала. Она подобрала платье, пробираясь под окном ведьмы... и этим подписала себе смертный приговор. Но девушка тут же нашлась с ответом, и голос ее звучал ровно:
      - Когда я увидела вашу хижину, то перепугалась. Встала на колени, чтобы помолиться, и приподняла подол. Не хотела его пачкать.
      - Я тронута... ты, значит, хотела явиться ко мне в чистом платье. Приятно это слышать! Ты согласен, Масти?
      Кот вновь замяукал и начал вылизывать переднюю лапу.
      - Перейдем к делу. - Сюзан не отрывала взгляда от старухи. - Вам заплатили, я сделаю все, что вы мне скажете, но только не надо меня высмеивать.
      - Ты знаешь, что я должна сделать, мисси?
      - Нет. - Слезы вновь навернулись на глаза Сюзан, но она не позволила им вылиться. Не позволила. - В общем представляю себе, что это должно быть, но когда спросила тетю Корд, права ли я, она ответила, что вы меня просветите.