Ошеломленный ностальгической болью в сердце, Бен поднялся по ступеням взрослой библиотеки, подождал минуту на узкой веранде поя колоннами, где всегда в самый жаркий день было прохладно. Затем он толкнул дверь, обитую железом, с отверстием для того, чтобы опускать книги, и шагнул в тишину. Сила памяти на мгновение закружила ему голову, когда он вступил в неясный круг света, падающего от подвешенного стеклянного глобуса. Сила эта была не физическая - не удар в челюсть или пощечина. Она была больше сродни тому странному чувству времени, помноженному на самое себя, которое люди называют, за неимением лучшего термина, дежавю.
      Бен уже переживал подобное чувство прежде, но никогда он не получал удара такой силы, который полностью дезориентировал его. Несколько мгновений он стоял в дверях, буквально потеряв представление о времени, даже не представляя, сколько ему лет. Было ли ему тридцать восемь или только одиннадцать?
      Здесь стояла такая же тишина, нарушаемая только внезапным шепотом, слабым стуком штампа, который библиотекарь опускал на книги, запоздалыми замечаниями, да сухим шорохом газетных или журнальных страниц. Ему нравился этот свет, как тогда, так и сейчас. Он косо падал из высоких окон, серый, как крыло голубя в этот дождливый полдень, свет, который был усыпляющим и печальным.
      Он шел по полу с черно-красными узорами линолеума, которые были почти полностью стерты ногами, стараясь, как всегда, не шуметь; перед ним вырастала библиотека для взрослых с куполом в центре, и все звуки становились волшебными. Он видел все те же железные ступени лестниц - по одной на каждой стороне от главного подковообразного стола, но он также видел, что за те двадцать пять лет, как они с мамой уехали отсюда, появился небольшой эскалатор. Он почувствовал облегчение, смягчившее это удушающее чувство дежавю. Он чувствовал себя контрабандистом, пересекающим границу, или шпионом из другой страны. Он все еще ожидал, что библиотекарь за столом поднимет голову, посмотрит на него, а потом обратится к нему ясным звенящим голосом, который нарушит сосредоточенность всех читателей и заставит всех посмотреть на него: "Вы, да вы! Что вы здесь делаете Вам нечего здесь делать. Вы не отсюда! Вы из прошлого! Сейчас же уходите, пока я не позвала полицию!"
      Она действительно подняла голову, симпатичная молоденькая девушка, и на одно мгновение Бену показалось, что все его фантазии сейчас превратятся в реальность, и сердце его подкатило к горлу, когда ее бледно-голубые глаза посмотрели на него. Взгляд ее равнодушно скользнул по Бену, и он увидел, что может продолжать идти. Если он и был шпионом, его не обнаружили.
      Он прошел по винтовой узкой и опасной для жизни лестнице по пути в коридор, ведущий к детской библиотеке, и свернул в стеклянную галерею, замечая и другие изменения: на выключателях висели таблички желтого цвета, гласящие: "ОПЕК любит, когда вы тратите энергию попусту, поэтому берегите каждый ватт!" Картинки в рамочках на стене были новыми в этом мире столов и стульев светлого дерева, в мире, где фонтанчики для питья были не больше четырех футов высотой; это были изображения не Дуайта Эйзенхауэра и не Ричарда Никсона, но Рональда Рейгана и Джорджа Буша. В то время, когда Бен кончал школу, как он помнил, Рейган работал в Театре Джи, а Джорджу Бушу едва исполнилось 30 лет.
      Но.., это чувство дежавю снова захватило его. Перед ним он чувствовал себя беспомощным. На этот раз его охватил ужас оцепенения, как человека, который обнаружил, что все его усилия приблизиться к берегу не увенчались успехом и он тонет.
      Это было время, когда библиотекарь рассказывала сказки, и в углу группа из двенадцати малышей, сидя полукругом в своих маленьких креслицах, слушала затаив дыхание ее таинственный тихий голос тролля из сказки: "Кто там идет по моему мосту?" Бен подумал: Когда она поднимет голову, я увижу мисс Дэвис, и она будет выглядеть такой же молодой, ни на день старше.
      Но когда она подняла голову, он увидел гораздо более молодую женщину, моложе даже мисс Дэвис тех времен. Некоторые детишки откровенно хихикали, но другие внимательно наблюдали за ней, в глазах их отражалась вечная таинственность сказки: победят ли чудовище или оно кого-нибудь съест? "Это я Хриплый Козел Билли иду по твоему мосту", - продолжала библиотекарь. А Бен, побледнев, прошел мимо нее.
      Как она могла рассказывать ту же самую историю? Ту самую историю? Случайность ли это?! Потому что, черт возьми, я не верю в это! Он облокотился на фонтанчик для питья, наклоняясь так низко, что почувствовал себя как Ричи, делающий свой салям.
      Мне нужно с кем-то поговорить, - подумал он в панике. - С Майком, с Биллом, с кем угодно. Действительно ли что-то сталкивает прошлое с настоящим здесь, или я только представляю себе это? Потому что, если это не мое воображение, то я должен быть готов ко всему.
      Он посмотрел на стол, где обменивались книги, и его сердце остановилось в груди, чтобы через несколько секунд с удвоенной скоростью забиться. Объявление было простым и знакомым:
      "ПОМНИ О КОМЕНДАНТСКОМ ЧАСЕ.
      19.00"
      Полицейское управление Дерри
      В это мгновение, казалось, все прояснилось для него - понимание пришло с суеверным страхом, он понял, что то, за что они проголосовали, было только шуткой. Не было никакого возврата в прошлое, никакого. Все было предопределено, как след в памяти, который заставил его, например, посмотреть вверх, когда он поднимался по лестнице. Здесь, в Дерри, было эхо, мертвое эхо, и все, на что они могли надеяться, заключалось в том, сможет ли это эхо достаточно измениться, чтобы все сложилось в их пользу, чтобы они смогли избежать опасности.
      - Господи Иисусе, - пробормотал он и потер ладонью щеку.
      - Могу ли я чем-нибудь помочь вам? - спросил чей-то голос из-под его локтя, и он даже подпрыгнул от неожиданности. Это была девушка лет семнадцати, ее темно-русые волосы локонами обрамляли прелестное лицо школьницы. Наверняка, помощница библиотекаря, такие были и в 1958 году, - старшеклассницы, которые ставили книги на полки, показывали ребятишкам, как пользоваться каталогом, обсуждали доклады по книгам и школьным сочинениям, помогали отстающим и смущенным школьникам разобраться в сносках и библиографиях. Оплата была мизерная, но всегда находились желающие. Это была работа по договору.
      Но зная все это и видя добрый, но вопросительный взгляд девушки, он вспомнил, что больше не принадлежит этому миру: он - великан в стране лилипутов. Самозванец. В библиотеке для взрослых он чувствовал себя неловко, ожидая, что на него посмотрят или заговорят, но здесь он получил какое-то утешение. С одной стороны, он получил подтверждение, что он действительно взрослый, а с другой - еще большее утешение доставлял тот факт, что у девушки под рубашкой западного образца не было бюстгальтера; это доказывало, что на дворе 1985 год, а не 1958-й.
      - Нет, спасибо, - сказал он, а потом добавил. - Я ищу сына.
      - О! Как его зовут? Может быть, я видела его? - она улыбнулась. - Я знаю почти всех детей.
      - Его зовут Бен Хэнском, - сказал он. - Но я не вижу его здесь.
      - Как он выглядит, скажите, и я скажу ему, если он здесь.
      - Ну, - сказал Бен, чувствуя себя неудобно и жалея, что он начал этот разговор, - он такой коренастый, немного похож на меня. Но не беспокойтесь, мисс. Если вы его увидите, скажите, что его отец заедет за ним по дороге домой.
      - Хорошо, - сказала она и улыбнулась, но улыбки не было в ее глазах. И Бен неожиданно вспомнил, что она подошла и заговорила с ним из простой вежливости и желания помочь. Она была помощницей библиотекаря в Детской библиотеке города, в котором за последние восемь месяцев через короткие промежутки времени было убито девять детей. Вы видите какого-то незнакомца в этом замкнутом мирке, в котором взрослые появляются довольно редко, только для того, чтобы привезти или увезти ребенка. У вас, конечно, возникают подозрения.
      - Спасибо, - сказал он, улыбаясь ей в ответ, надеясь, что он ее убедил, а потом убрался восвояси.
      Он прошел через коридор в библиотеку для взрослых, а потом, повинуясь какому-то импульсу, подошел к столу библиотекаря. Конечно, предполагалось, что они все будут следовать своим импульсам сегодня. Следовать своим импульсам и наблюдать, куда они приведут.
      Именная табличка над конторкой гласила, что имя молоденькой библиотекарши было Кэрол Дэннер. Позади библиотекарши Бен увидел дверь со стеклянной табличкой, где было написано: "МАЙКЛ ХЭНЛОН. СТАРШИЙ БИБЛИОТЕКАРЬ".
      - Чем могу помочь? - спросила мисс Дэннер.
      - Надеюсь, можете, - сказал Бен. - Мне хотелось бы записаться в библиотеку.
      - Очень хорошо, - сказала она, взяв форму. - Вы живете в Дерри?
      - Сейчас нет.
      - Ваш домашний адрес?
      - Рурал-Стар-роуд, 2. Хэмингфорд-хоум, штат Небраска. Он помолчал немного, несколько смущенный ее взглядом, а затем добавил почтовый индекс "59341".
      - Вы шутите, мистер Хэнском?
      - Совсем нет.
      - Вы что, переезжаете в Дерри?
      - 4- Да нет, не думаю.
      - Не слишком ли далеко вам придется ездить, чтобы обменять книги? Разве в Небраске нет библиотек?
      - Это дань сентиментальности, - сказал Бен. Он думал, это признание поразит ее, но этого не произошло. - Я вырос в Дерри, понимаете? И впервые за много лет приехал сюда, где рос. Я гулял по Дерри, смотрел, что изменилось, а что нет. И неожиданно мне пришло в голову, что отсюда, где я провел десять лет жизни с трех до тринадцати лет, у меня не осталось никакой вещи, чтобы вспомнить годы, прожитые здесь. Хотя бы почтовой открытки. У меня было несколько серебряных долларов, но один я потерял, остальные отдал друзьям. Поэтому мне хотелось бы иметь какой-нибудь сувенир на память о моем детстве. Уже поздно, но, наверное, лучше поздно, чем никогда?
      Кэрол Дэннер улыбнулась, и улыбка превратила ее симпатичное лицо в прекрасное:
      - Я думаю, это очень трогательно, - сказала она. - Если вы сможете подождать десять-пятнадцать минут, я заполню вашу карточку и вы сможете ее забрать.
      Бен усмехнулся.
      - Я полагаю, нужна какая-то плата - для приезжих и так далее.
      - А в детстве у вас была карточка?
      - Наверняка, - улыбнулся Бен. - За исключением моих друзей, я думаю, библиотечная карточка была для меня самой важной вещью...
      "Бен, не подойдешь ли ты сюда?" - громкий голос неожиданно прорезал библиотечную тишину, как скальпель.
      Он обернулся, чувствуя себя виноватым за нарушение тишины. Но не увидел никого знакомого.., и понял, спустя мгновение, что никто не смотрит на него и не показывает никаких знаков недовольства. Он повернулся к молодой женщине, которая с удивлением смотрела на него.
      - Что-нибудь не так?
      - Нет, все в порядке, - сказал Бен, улыбаясь, - мне послышалось. У меня, наверное, сдвиг по фазе. Извините, что вы сказали?
      - Ну, на самом деле это вы говорили. Я просто хотела добавить, что если у вас когда-то была карточка, ваше имя должно еще быть в регистратуре, - сказала она, - мы сейчас все храним на микрофильмах. Еще одно изменение с тех пор, как вы были ребенком.
      - Да, - сказал он, - многое изменилось в Дерри.., но многое и осталось без изменений.
      - Тем не менее, я сейчас посмотрю ваши сведения и дам вам новую карточку. Никакой оплаты.
      - Замечательно, - сказал Бен, но, прежде чем он успел сказать спасибо, вновь голос прорезал священную тишину библиотеки, на этот раз более громко и угрожающе весело: "Давай, давай, Бен! Ты, маленькое жирное дерьмо! Это Твоя Жизнь, Хэнском!"
      Бен прочистил горло:
      - Я вам очень признателен.
      - Не стоит благодарности, - она подняла голову, - на улице потеплело?
      - Да, немного, - сказал он.
      "Бен Хэнском сделал это! - скрипел голос. Он шел откуда-то сверху, из-за стеллажей. - Бен Хэнском убил детей. Хватайте его! Держите его!"
      - Вы вспотели, - сказала она.
      - Правда? - спросил он по-идиотски.
      - Я сейчас все сделаю, - сказала она.
      - Спасибо.
      Она направилась к старой пишущей машинке в углу ее конторки. Бен медленно пошел прочь, сердце его вырывалось из груди. Да, он потел, он чувствовал, как капли пота ползут по затылку, под мышками, по волосам на груди. Он посмотрел вверх и увидел клоуна Пеннивайза, стоящего наверху левой лестницы и гладящего на него. Лицо его было белым от грима, губы вымазаны кровавой помадой в усмешку убийцы. В одной руке у него была связка воздушных шаров, а в другой книга.
      Не он, - подумал Бен, - а Оно. Я стою здесь, в центре Публичной библиотеки Дерри, в ротонде, поздней весной 1985 года, я - взрослый человек, и я сталкиваюсь лицом к лицу с моим детским кошмаром, самым страшным кошмаром: я столкнулся лицом к лицу с этим Нечто.
      "Поднимайся, Бен, - звал Пеннивайз, - я не обижу тебя. У меня есть книга для тебя. Вот книга.., и вот шарик! Поднимайся!"
      Бен открыл рот, чтобы ответить: "Ты болван, если думаешь, что я собираюсь идти", - и вдруг он осознал, что если бы он сделал это, все вокруг уставились бы на него, все бы подумали: "Что это за сумасшедший?"
      "О, я знаю, что ты не ответишь, ты не можешь ответить, - прокричал Пеннивайз вниз и захихикал. - Я почти одурачил тебя, не так ли? Извините, сэр, нет ли у вас "Принс Альберт" в банке?.. Есть?.. Лучше отпустите бедного парня! Извините, мэм, это ваш холодильник потек?.. Да?.. Тогда не хотите ли вы поймать его?"
      Клоун откинул голову и закатился от смеха. Его хохот гремел и отдавался эхом в куполе ротонды, как черная ракета, и Бен только огромным усилием воли смог сдержаться от того, чтобы не зажать уши руками.
      "Иди сюда, Бен, - продолжал звать клоун. - Мы поговорим. На нейтральной территории. Что скажешь?"
      Я не собираюсь подниматься, - думал Бен. - Если я наконец доберусь до тебя, тебе это вряд ли понравится. Мы собираемся убить тебя.
      Клоун опять покатился со смеху: "Убить меня? Убить Меня?!"
      И вдруг, неожиданно пугающе его голос сделался голосом Ричи Тозиера, передразнивающего голос негритенка: "Не трогайте меня, масса, я буду хорошим негром, не убивайте этого черного мальчишку, Соломенная Голова!" И затем снова истерический хохот.
      Дрожащий, бледный Бен прошел через центр ротонды, гремящей эхом. Он почувствовал, что вот-вот завопит. Он встал перед книжной полкой и наугад выбрал одну из книг, перелистывая ее дрожащей рукой. Его холодные пальцы оставляли следы на страницах.
      "Это твой единственный шанс. Соломенная Голова! - гремел голос сверху и сзади него. - Убирайся из города, убирайся, пока не стемнело. Сегодня вечером я всюду буду преследовать тебя.., тебя и остальных. Ты слишком стар, чтобы остановить меня, Бен. Вы все слишком стары. Слишком стары, чтобы сделать что-нибудь, за исключением того, чтобы позволить себя убить. Убирайся, Бен! Ты что, хочешь полюбоваться на все это вечером?"
      Он медленно повернулся, все еще держа книгу в холодных руках. Он не хотел смотреть, но было похоже, что какая-то невидимая рука взяла его за подбородок и поднимает вверх, вверх, вверх. Клоун исчез. На краю левой лестницы стоял Дракула, но не киношный Дракула; это был не Бела Лугоци, и не Фрэнк Лэнгелла, и не Фрэнсис Ледерер, и не Кристофер Ли, и не Реджи Нолдер. Древний человеко-зверь с лицом искаженным и мертвенно-бледным, с пурпурно-красными глазами, цвета запекшейся крови, с разинутым ртом, открывающим синие оскаленные клыки, торчащие под углом; это было похоже на лабиринт зеркал, где любой неверный шаг приведет к тому, что тебя разорвет на части.
      "Ки-и-и-Рач", - прокричало оно и клацнуло челюстями. Кровь потекла изо рта красно-черным потоком. Она капала с плотно сжатых губ на белую шелковую рубаху и текла по ней, оставляя кровавые следы.
      "Ты знаешь, что видел Стэн Урис перед тем, как умереть? - прокричал вампир, хохоча через кровавую дыру своего рта. - Был ли это Принц Альберт в банке? Был ли это Дэви Крокет - Король Дикого запада? Что он видел, Бен? Что? Ты хочешь увидеть это тоже? То, что видел он?" И опять этот истерический смех. И Бен знал, что и он тоже скоро забьется в истерике, и не было способа остановить крик; он едва сдерживал его. Кровь лилась потоком с лестницы, как из мерзкого душа. Одна капля упала на скрюченную от артрита руку старика, читающего "Уолл-стрит джорнэл". Она текла и текла между его суставами, невидимая и неосязаемая.
      Бен затаил дыхание, уверенный, что сейчас вырвется крик, немыслимый в тишине этого мягкого моросящего весеннего полудня, как неожиданный удар ножом.., или как рот, набитый лезвиями.
      Вместо этого нерешительно и нетвердо, не выкрикнутые, а сказанные, сказанные, как молитва, тихо, пришли слова: Мы сделаем вместо этого шарики. Мы перельем серебряный доллар в серебряные шарики.
      Джентльмен в шоферской кепке, который просматривал заметки де Варгаса, посмотрел напряженно.
      - Чепуха, - сказал он. На этот раз люди действительно посмотрели вверх: кто-то шикнул на старика, на что тот очень обиделся.
      - Простите, - сказал Бен низким дрожащим голосом. Он прекрасно знал, что его лицо покрыто потом и что его рубашка прилипла к телу. - Я думал вслух...
      - Чепуха, - повторил старик громче. - Кто сможет делать серебряные шарики из серебряных долларов? Чепуха! Фантастика! Проблемы гравитации...
      Неожиданно подошла мисс Дэннер:
      - Мистер Брокхил, вы должны соблюдать тишину. Люди читают, - сказала она достаточно вежливо.
      - Человеку плохо, - сказал Брокхил, возвращаясь к своей книге. - Кэрол, дайте ему аспирин.
      Кэрол Дэннер посмотрела на Бена, и лицо ее заострилось.
      - Вы больны, мистер Хэнском? Я понимаю, что это невежливо спрашивать, но выгладите вы ужасно. Бен сказал:
      - У меня на завтрак сегодня была китайская еда. Думаю, мне ее не переварить.
      - Если вы хотите прилечь, то в кабинете мистера Хэнлона есть раскладушка. Вы могли бы...
      - Нет, спасибо, не стоит, - Не полежать ему хотелось, а послать всю эту чертову библиотеку подальше. Он посмотрел на лестничную площадку. Клоун исчез. И вампир исчез. Но висел шарик, крепко привязанный к низким железным перилам, которые загораживали площадку. На боку у него была надпись: "Всего хорошего! Сегодня ты умрешь".
      - Я заполнила вашу библиотечную карточку. Вам она еще нужна? - спросила библиотекарша.
      - Да, спасибо, - сказал Бен и глубоко и тяжело вздохнул. - Мне очень жаль, что все так случилось.
      - Надеюсь, что это не пищевое отравление, - сказала она.
      - Это не сработает, - сказал мистер Брокхил, не поднимая глаз от де Варгаса и не выпуская своей потухшей трубки изо рта. - Фантастика. Пуля будет кувыркаться.
      И совершенно неожиданно, не желая что-то сказать, Бен начал:
      - Шарики, а не пули. Мы поняли уже тогда, что не сможем делать пули. Знаете, мы были детьми. Это была моя идея...
      - Ш-ш-ш-ш, - зашипел кто-то опять.
      Брокхил взглянул на Бена, как будто желая что-то сказать, но снова вернулся к своим заметкам.
      У конторки Кэрол Дэннер подала ему маленькую оранжевую карточку со штампом Публичной библиотеки Дерри вверху.
      Ошеломленный, Бен осознал, что это первая в его жизни взрослая библиотечная карточка. Та, которую он имел в детстве, была желто-канареечного цвета.
      - Вы уверены, что не хотите прилечь, мистер Хэнском?
      - Я чувствую себя немного лучше. Спасибо.
      - Правда?
      Он выдавил что-то наподобие улыбки.
      - Уверен.
      - Вы действительно выглядите немного лучше, - сказала она, но не совсем уверенно, как будто понимая, что нужно говорить так, но в действительности не очень в это веря.
      Затем она поднесла книгу под приспособление для микрофильмирования, которое они в то время использовали для записи книг, выдаваемых читателям, и Бен почувствовал почти истерическое изумление. Это та самая книга, которую я снял с полки, когда клоун начал говорить голосом негритенка, - подумал он. Она решила, что я хотел взять ее. Я впервые за двадцать пять лет взял книгу из Публичной библиотеки Дерри, но даже не знаю, что это за книга. Кроме того, мне это и не надо. Только бы выбраться отсюда. И все, и все!
      - Спасибо, - сказал он, забирая книгу.
      - Мы будем очень рады видеть вас снова, мистер Хэнском. Вы уверены, что вам не нужен аспирин?
      - Совершенно уверен, - сказал он, а затем, поколебавшись, спросил. - Вы случайно не знаете, что случилось с миссис Барбарой Старретт? Она была когда-то заведующей библиотекой для детей.
      - Она умерла, - сказала Кэрол Дэннер. - Три года тому назад, у нее был удар, как я понимаю. Очень странно. Она была относительно молодой... 58 или 59 лет, я думаю. Мистер Хэнлон даже закрыл на один день библиотеку.
      - О! - сказал Бен, ощущая еще одно пустое место в своем сердце. Вот что случается, когда возвращаешься туда, где ты "жил-да-был когда-то", как поется в песне. Крем на торте сладкий, а внутри - горько. Люди забывают вас или умирают, теряют волосы и зубы. Иногда вы обнаруживаете, что они сошли с ума. О, как хорошо быть живым! Господи, помилуй!
      - Извините, - сказала она, - вы, наверное, любили ее.
      - Да, все ребятишки любили миссис Старретт, - сказал Бен и почувствовал, что слезы подступают совсем близко.
      - Как вы...
      Если она спросит еще раз, как я себя чувствую, я на самом деле расплачусь. Или закричу. Или еще что-нибудь. Он взглянул на часы и сказал:
      - Мне действительно надо бежать. Спасибо, что были так добры.
      - Желаю приятно провести день, мистер Хэнском Не сомневайтесь. Потому что вечером я умру.
      Он помахал ей на прощанье и пошел обратно через весь зал. Мистер Брокхил взглянул на него еще раз строго и подозрительно.
      Он посмотрел вверх на площадку. Воздушный шарик все еще болтался там, привязанный к перилам. Но надпись на боку теперь сообщала следующее: "Я УБИЛ БАРБАРУ СТАРРЕТТ! Пеннивайз Клоун".
      Он оглянулся, снова чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Он смог выйти на улицу и остановился, пораженный солнечным светом - над головой мчались облака, смятенные и прекрасные в солнечном свете, а теплые майские лучи делали траву невыносимо зеленой и буйной. Бен почувствовал, что в сердце его что-то поднимается, ему казалось, что он оставил в библиотеке какую-то невыносимую ношу... Он посмотрел на книгу, которую взял в библиотеке, и зубы его сжались с неожиданной причиняющей боль силой. Это был "Бульдозер" Стивена Мидера, одна из книг, что он брал в библиотеке в тот день, когда ему пришлось бежать в Барренс, чтобы избавиться от Генри Бауэрса и его друзей.
      И, вспоминая Генри, он заметил на обложке книги едва заметный отпечаток своего старого ботинка.
      Разминая страницы и перелистывая их, он посмотрел в конец книги. Он знал, что в библиотеке перешли на контрольную систему микрофильмирования, но в этой книге все еще был бумажный пакет в конце с засунутыми туда карточками. На каждой линии после фамилии стояла дата возврата, проштампованная библиотекарем. Бен увидел:
      Имя читателя Дата возврата
      Чарльз Браун Май 14 1958
      Дэвид Хартвелл Июнь 01 1958
      Джозеф Бреннан Июнь 17 1958
      И на последней строке в карточке была его собственная детская подпись, написанная жирным карандашом:
      Бенджамин Хэнском Июль 09 1958
      И везде, по всей книге - на карточке и на страницах, на последнем листе, везде стоял красный, как кровь, штамп - "СДАНО".
      - О, Господи Боже мой, - промычал Бен. Он не знал, что еще сказать, кроме: "Боже мой. Боже мой!"
      Он стоял в этом обновленном солнечном свете и неожиданно вспомнил: а что же происходит с остальными?
      2
      Эдди Каспбрак попадает в ловушку
      Эдди вышел из автобуса на углу Канзас-стрит и Коссут-лейн. Улица Коссут-лейн плавно спускалась четверть мили до крутого обрыва, сходящего прямо в Барренс. Он совершенно не мог понять, зачем он сошел с автобуса именно здесь. Он не знал никого, кто жил в этой части улицы. Но казалось, что только здесь и надо было сойти. Это все, что он знал, но и этого было достаточно. Беверли выбралась из автобуса, помахав им на прощанье, на одной из остановок в конце Мейн-стрит. Майк отогнал свою машину назад к библиотеке. И сейчас, наблюдая, как маленький и какой-то неуклюжий автобус "Мерседес" удаляется в конец улицы, Эдди не мог понять, что он здесь делает, на этом уединенном и мрачном углу, в этом мрачном городе, в пятистах милях от Миры, которая, несомненно, проливает слезы из-за него. Он прокашлялся и пошел вдоль по Канзас-стрит, размышляя, идти ли ему к Публичной библиотеке или, может быть, свернуть на Костелло-авеню. Начинало проясняться, и он подумал, не пойти ли ему по Западному Бродвею, чтобы полюбоваться старыми викторианскими домами, которые тянулись вдоль улицы, - этими двумя по-настоящему красивыми кварталами Дерри. Он хаживал сюда, когда был маленьким, - просто гулял по Западному Бродвею, или случайно заходил сюда, если шел куда-нибудь по своим делам. Там стоял дом Мюллеров - на углу Витчем и Западного Бродвея, - красный дом с башенками по обеим сторонам и забором спереди. У Мюллеров был садовник, который всегда смотрел на Эдди с подозрением, когда он проходил мимо.
      Дальше стоял дом Бови, через четыре дома от Мюллеров, на той же стороне по этой причине, как он думал. Грета Бови и Салли Мюллер были такими большими подругами в грамматической школе. Дом утопал в зелени и тоже был с башенками, но башенки на доме Мюллеров были квадратными, в то время как у Бови они завершались смешными конусообразными штуками, которые казались Эдди бумажными колпаками. Летом у них всегда стояла садовая мебель на лужайке - стол с желтым зонтиком над ним, плетеные стулья и гамак, повешенный между двумя деревьями. Там всегда организовывались игры в крокет. Эдди знал об этом, хотя Грета никогда не приглашала его поиграть. Иногда, проходя мимо, Эдди слышал стук мячей, смех, визг, если чей-то мяч улетал. Однажды он увидел Грету - с лимонадом в одной руке и с крокетной клюшкой в другой, выглядела она, нет слов, такой приятной и стройной. Грета бежала за своим мячом, который улетел, и поэтому Эдди смог увидеть ее.
      Он немного влюбился в нее в тот день - ее сияющие светлые волосы спадали на ярко-синее платье. Она глядела по сторонам, и в один момент он даже подумал, что она увидела его, но вскоре он понял, что ошибся, потому что, когда он поднял руку, чтобы поприветствовать ее, она не подняла свою в ответ, она просто бросила найденный мяч на площадку и побежала вслед за ним. Эдди ушел, не обижаясь за то, что она не ответила на приветствие (он искренне верил, что она, должно быть, не заметила его) или за то, что она никогда не приглашала его поиграть в крокет: почему такая красивая девочка, как Грета Бови, будет приглашать такого мальчишку, как он? Он был плоскогрудым астматиком с лицом водяной крысы.
      Эх, - подумал он, бесцельно двигаясь вниз по Канзас-стрит, - хорошо бы пойти на Западный Бродвей и посмотреть на все эти, дома опять - на дом Мюллеров, Бови, доктора Хэйла, Трэкеров. Мысли его резко оборвались на последнем имени, потому что, черт подери! - вот он стоит перед гаражом братьев Трэкеров.
      - Все еще здесь, - громко сказал Эдди и засмеялся.
      Дом на Западном Бродвее принадлежал Филу и Тони Трэкерам - двум старым холостякам, - и был, наверное, самым красивым домом на этой улице белоснежный викторианский дом, с зелеными лужайками и огромными клумбами, которые буйно цвели, начиная с ранней весны и до поздней осени. На подъездной дороге все щели и выбоины всегда были замазаны, поэтому она всегда оставалась свежей и черной, как темное зеркало. Черепичные скаты крыши своим безупречным зеленым цветом всегда соперничали с лужайками. И люди часто останавливались, чтобы сфотографировать старинные и необыкновенно причудливые окна.
      "Любые люди, содержащие дом в таком порядке, должны быть с причудами", как-то раз безапелляционно отметила мать Эдди, а Эдди побоялся спросить, что это значит.
      Гараж для грузовиков был прямой противоположностью дому Трэкеров на Западном Бродвее. Это было низкое кирпичное сооружение. Кладка была старая и местами обвалилась. Фасад был грязно-оранжевым и отбрасывал тень на перепачканный сажей низ здания. Все окна были одинаково грязными, за исключением маленького круглого кусочка на нижней раме в конторе диспетчера. Этот маленький кружочек очищался мальчишками и до Эдди и после него, потому что над столом диспетчера висел календарь "Плейбой". Не было такого мальчишки, который бы не остановился перед игрой в бейсбол и не взглянул на ежемесячную новенькую очаровашку через протертое отверстие на стекле.
      Братья ставили свои грузовики отдельно от всех на заднем дворе; они могли стоять там очень долго, потому что оба обожали бейсбол и любили, когда дети приходили к ним поиграть. Фил Трэкер водил грузовик сам, поэтому мальчишки редко видели его, но Тони Трэкер, человек с огромными кулачищами и сильной волей, вел книги и счета, и Эдди (который никогда не играл: его мать убила бы его, если бы узнала, что он играет в бейсбол, бегая и вдыхая пыльный воздух своими нежными легкими, рискуя сломать ногу или еще Бог знает что) иногда видел его. Он всецело принадлежал лету и этой игре, для Эдди он был частью бейсбола, как позже Мэл Аллен. Тони Трэкер, огромный, а иногда похожий на привидение в своей белой рубашке, мерцающей в наступивших летних сумерках, когда светлячки начинали летать в воздухе, вопил: "Ты должен подлезть под этот мяч, прежде чем схватишь его, ты. Рыжий! Следи за мячом, Полпинты! Ты не сможешь бить по чертовой штуке, если не смотришь на нее!.. Пас, Копыто! Рви подметки от второго судьи, он никогда тебя не догонит!!!" Он никогда никого не звал по имени, как помнит Эдди. А всегда только - "эй. Рыжий, эй. Белобрысый, эй. Четырехглазый, эй. Полпинты". Он никогда не говорил "мяч", а всегда "мач". Бита никогда не была битой, а всегда что-то типа "ясеневая ручка". Еще он имел обыкновение кричать: "Ты никогда не ударишь по мачу, если как следует не замахнешься. Копыто!"
      Улыбаясь своим воспоминаниям, Эдди подошел поближе.., и улыбка исчезла. Длинное кирпичное здание, где слышались команды, чинились грузовики, хранились товары короткое время, было погружено в тишину и темноту. Сорная трава росла прямо из гравия, и не было ни одного грузовика по обеим сторонам двора.., только одинокая коробка с ветхими стенами уныло торчала среди этого развала.