Отель «Атлантик-авеню инн» встретил их запертыми дверями.
      Клай так удивился, что какие-то мгновения мог только стоять, вновь и вновь пытаясь повернуть ручку и чувствуя, как она скользит в его руке, пытаясь осознать, что произошло: дверь заперта. Дверь его отеля, заперта и не желает открываться.
      Том встал рядом, прижался лбом к тонированному стеклу, призванному отсекать яркий солнечный свет, прищурился, стараясь разглядеть, вестибюль. С севера, определенно из Логана, донесся еще один чудовищный взрыв, но на этот раз Клай только поморщился. А Том Маккорт не отреагировал вовсе. Тома куда больше интересовало то, что он смог разглядеть внутри.
      – Мертвый мужчина на полу, – наконец, объявил он. – В униформе, но староват для коридорного.
      – Мне не нужен человек, чтобы нести мой гребаный багаж, – фыркнул Клай. – Я просто хочу подняться в свой номер.
      Том издал какой-то странный звук. Клай подумал, что коротышка вновь плачет, но потом понял, что тот давится от смеха.
      В вестибюль вели двойные двери с большими стеклянными панелями. На одной панели красовалась правдивая надпись: «АТЛАНТИК-АВЕНЮ ИНН», на другой – откровенно лживая: «ЛУЧШИЙ ОТЕЛЬ БОСТОНА». Том принялся стучать ладонью по левой стеклянной панели, между надписью «ЛУЧШИЙ ОТЕЛЬ БОСТОНА» и рядом изображений карточек кредитных систем, которые принимали в отеле.
      Теперь и Клай приник лбом к стеклу. Вестибюль размерами не поражал. Слева находилась регистрационная стойка, справа – два лифта. Пол устилал красный ковер. Старик в униформе лежал на нем, лицом вниз, с одной ногой на диване, а зад ему прикрывала взятая в рамку репродукция, отпечатанная компанией «Каррье-и-Ивс»: плывущий по синему морю парусник.
      Хорошее настроение Клая улетучилось, как дым, а когда Том начал барабанить по стеклянной панели кулаком, прекратив стучать ладонью, перехватил его руку.
      – Не усердствуй. Они не собираются нас пускать, даже если живы и в здравом уме, – он обдумал собственные слова, кивнул. – Особенно, если в здравом уме.
      Том в изумлении уставился на него.
      – Ты так ничего и не понял, да?
      – Что? Чего не понял?
      – Времена переменились. Они не могут нас не пустить, – он вырвал руку из пальцев Клая, но барабанить не стал, вновь прижался лбом к стеклу и закричал (Клай подумал, что для такого коротышки голос у него очень даже крикливый): «ЭЙ! Эй, кто-нибудь!»
      Ему не ответили. В вестибюле ничего не изменилось. Старик-коридорный по-прежнему лежал мертвым с картиной на заду.
      – Эй, если вы здесь, вам лучше открыть дверь! Мужчина, который со мной, оплатил номер в этом отеле, а я – его гость. Откройте, а не то я возьму бордюрный камень и разобью стекло! Слышите меня?
      – Бордюрный камень? – Клая разобрал смех. – Ты сказал, бордюрный камень? Это круто, – он смеялся все громче. Ничего не мог с собой поделать. А потом краем глаза уловил движение слева. Повернул голову и увидел девушку-подростка, которая стояла чуть дальше по улице. Смотрела синими глазами загнанного зверька. На ней было белое платье с большим пятном крови на груди. Кровь также запеклась у нее под носом, на губах, подбородке. Других ран, помимо разбитого носа, вроде бы не было, и выглядела она не безумной, только потрясенной. Потрясенной чуть ли не до смерти.
      – С тобой все в порядке? – спросил Клай. Шагнул к ней, и она синхронно отступила на шаг. С учетом сложившихся обстоятельств, винить в этом он ее не мог. Он остановился, но поднял руку, совсем, как регулировщик: «Не двигаться с места!»
      Том огляделся, вновь забарабанил кулаком по стеклу, да так сильно, что оно задребезжало в деревянной раме, а отражение Тома затряслось.
      – Последний шанс, потом мы войдем сами!
      Клай повернулся к нему, чтобы сказать, что словами тут никого не проймешь, особенно в такой день, когда над регистрационной стойкой начала медленно подниматься лысая голова. Клай узнал голову еще до того, как появилось лицо. Она принадлежала портье, который вчера зарегистрировал его в отеле и поставил печать на пропуске на автомобильную стоянку, расположенную в квартале от «Атлантик-авеню инн». Тот же клерк утром объяснил ему, как пройти к отелю «Копли-сквер».
      Портье никак не хотелось выходить из-за стойки, но Клай приложил к стеклу ключ от номера, вместе с зеленой пластиковой биркой отеля. Другой рукой поднял портфель, в надежде, что портье сможет его узнать.
      Может, он и узнал. А скорее, решил, что выбора у него нет. В любом случае, он вышел из-за стойки и быстрым шагом направился к двери, обходя тело по широкой дуге. И Клай Ридделл признал, что впервые в жизни видит стремительное действо, совершаемое с крайней неохотой. Когда портье добрался до двери, он перевел взгляд с Клая на Тома, потом вновь посмотрел на Клая. И пусть, судя по выражению лица, увиденное его не успокоило, достал из кармана связку ключей, быстро перебрал, нашел нужный и вставил в замочную скважину. Когда Том потянулся к ручке, лысый портье поднял руку, точно так же, как поднимал ее Клай, обращаясь к окровавленной девушке, которая стояла неподалеку. Портье нашел второй ключ, открыл им другой замок, а потом и дверь.
      – Заходите, – сказал он. – Быстро, – и тут увидел девушку, которая держалась в отдалении, но внимательно наблюдала за происходящим. – Без нее.
      – С ней, – возразил Клай. – Заходи, сладенькая.
      Но девушка не зашла. А когда Клай шагнул к ней, развернулась и убежала, с развевающимся за спиной подолом платья.

      – Ее там могут убить, – озаботился Клай.
      – Не моя проблема, – портье пожал плечами. – Так вы заходите, мистер Риддл или нет? – говорил он с бостонским выговором, а не с рабочим с примесью Юга, более привычным Клаю по штату Мэн, где каждый третий встреченный вами человек был выходцем из Массачусетса, но суетливо заявлял, что хотел бы быть выходцем из Британии.
      – Я – Ридделл, – он собирался войти, все так, и этот лысый не смог бы оставить его на улице, раз уж открыл дверь, но на какое-то время Клай задержался на тротуаре, глядя вслед девушке.
      – Пошли, – раздался рядом спокойный голос Тома. – Ничего не поделаешь.
      И он был прав. Ничего они поделать не могли. В этом-то и был ужас. Следом за Томом он прошел в вестибюль, а портье тут же запер двойные двери отеля «Атлантик-авеню инн» на два замка, словно замки эти могли уберечь их от хаоса на улицах.

      – Это Франклин, – портье вел их в обход мужчины в униформе, который лежал на полу лицом вниз.
      «Староват для коридорного», – сказал Том, всматриваясь в вестибюль сквозь тонированное стекло, и Клай подумал, что так оно и есть. Убитый был невысокого росточка, с роскошными седыми волосами. К несчастью для Франклина, голову, на которой волосы, вероятно, еще росли (волосы и ногти не сразу понимали, что человек уже умер, что-то такое он где-то читал) развернуло под очень уж большим углом к телу, как голову повешенного.
      – Он проработал в отеле тридцать пять лет и, я уверен, говорил об этом каждому нашему гостю, которого провожал в номер. Большинству из них дважды.
      Бостонский выговор действовал Клаю на нервы. Он подумал, будь это пердеж, так напоминал бы звуки, которые выдумает на горне ребенок, страдающий астмой.
      – Какой-то мужчина вышел из лифта, – продолжил портье, заходя за стойку. Возвращаясь туда, где чувствовал себя, как дома. Свет висевшей над стойкой лампы осветил его лицо, и Клай увидел, что портье бледен, как мел. – Один из психов. Франклину не повезло. Стоял перед этими дверями.
      – Полагаю, вам не пришла в голову мысль, что нужно хотя бы убрать картину с его зада, – Клай наклонился, поднял репродукцию «Каррье-и-Ивса», положил на диван. Одновременно легким движением скинул ногу Франклина с дивана, где она нашла свой покой. Нога упала со звуком, который Клай знал очень хорошо. Звук этот в огромном большинстве комиксов обозначался словом: «БАХ!»
      – Мужчина, который вышел из лифта, врезал ему только раз. Бедного Франклина швырнуло в стену. Думаю, тогда он и сломал шею. Во всяком случае, о стену Франклин ударился с такой силой, что картина слетела с крючков.
      Портье полагал, что это самый верный критерий силы удара.
      – А мужчина, который ударил его? – спросил Том. – Псих? Куда он пошел?
      – На улицу, – ответил портье. – Вот когда я почувствовал, что запереть дверь будет самым мудрым решением. После того, как он вышел на улицу, – в его взгляде читались страх и зудящее, жадное любопытство, которое Клай нашел особенно мерзким. – Что там происходит? Насколько все плохо?
      – Думаю, вы достаточно ясно все себе представляете, – ответил Клай. – Не потому ли вы заперли дверь?
      – Да, но…
      – А что говорят по телевизору? – спросил Том.
      – Ничего. Кабельное вырубилось… – портье посмотрел на часы. – Примерно полчаса тому назад.
      – А радио?
      Портье пренебрежительно глянул на него, как бы говоря: «Вы, должно быть, шутите!» Клай подумал, что этому парню пора браться за книгу «КАК ВЕСТИ СЕБЯ, ЧТОБЫ СРАЗУ НЕ ПОНРАВИТЬСЯ ЛЮДЯМ».
      – Радио, здесь? В любом отеле в центре города? Вы, должно быть, шутите.
      С улицы донесся пронзительный вопль страха. Девушка-подросток в испачканном кровью белом платье появилась у двери и принялась стучать по стеклу ладонью, одновременно оглядываясь. Клай поспешил к ней.
      – Нет, он опять запер дверь, помнишь? – крикнул ему Том.
      Клай не помнил. Повернулся к портье.
      – Отоприте.
      – Нет, – портье скрестил руки на тощей груди, чтобы показать, что он решительно против предложенного варианта. Снаружи девочка в белом платье оглянулась вновь и застучала еще сильнее. На вымазанном кровью лице отражался ужас.
      Клай вытащил из-за пояса мясницкий тесак. Он практически забыл о нем, и даже удивился, сколь быстро, без малейшего напряжения, вспомнил.
      – Открывай дверь, сукин сын, – сказал он портье, – а не то я перережу тебе горло.

      – Нет времени! – закричал Том и схватил один из стульев с высокой спинкой, новодела, имитирующего стиль мебели эпохи королевы Анны , которые стояли по обе стороны дивана. Побежал с ним к двери, выставив вперед ножки.
      Девушка увидела его и отпрянула, подняв обе руки, чтобы прикрыть лицо. В это самое мгновение мужчина, который преследовал ее, появился перед дверью. Судя по внешнему виду, здоровенный рабочий-строитель с выпирающим, обтянутым желтой футболкой брюхом и сальными, тронутыми сединой волосами, забранными на затылке в конский хвост.
      Ножки стула вошли в контакт со стеклянными панелями двери. Две левые разнесли панель с надписью «АТЛАНТИК-АВЕНЮ ИНН», две правые не оставили буквы на букве от «ЛУЧШЕГО ОТЕЛЯ БОСТОНА». Правые ножки врезались в мускулистое, обтянутое желтым плечо строителя, когда тот схватил девушку за шею. Дном стул уперся в деревянную перемычку между панелями, и Маккорта отбросило назад.
      Строитель вопил, нес уже привычную Клаю и Тому галиматью на никому неведомом языке, кровь потекла по левому бицепсу. Девушке удалось вырваться, но она зацепилась ногой за ногу и упала, частично на тротуар, частично – в сливную канаву, крича от боли и страха.
      Клай оказался около одной из разбитых панелей. Как пересек вестибюль, не помнил вовсе, и у него осталось лишь самое смутное воспоминание о том, как отбрасывал стул.
      – Эй, недоносок, – крикнул он, и безмерно обрадовался тому, что строитель на мгновение закрыл рот и застыл. – Да, ты! – кричал Клай. – Я обращаюсь к тебе, – а потом добавил, потому что не мог придумать ничего другого. – Я трахал твою мамашу, а она подмахивала, как бешеная.
      Здоровенный маньяк в желтой футболке прокричал что-то непонятное, но похожее на крик: «Ар-р!» – вырвавшейся из груди женщины во «властном костюме» перед тем, как она встретила свою смерть, и развернулся к зданию, которое неожиданно отрастило зубы, обрело голос и напало на него. Трудно сказать, что он увидел, но уж точно не мрачного, с мокрым от пота лицом мужчину с ножом в руке, который выглядывал из прямоугольного проема, недавно закрытого тонированным стеклом, потому что Клаю не пришлось что-либо делать. Строитель в желтой футболке просто прыгнул на торчащее лезвие мясницкого тесака. Шведская сталь легко и плавно вошла в чуть обвисшую, загорелую кожу под подбородком и освободила путь красному водопаду. Он окатил руку Клая, на удивление горячий, казалось, той же температуры, что и свежесваренный кофе, и Клаю пришлось подавлять желание отпрянуть. Вместо этого он подался вперед и почувствовал, как нож наконец-то встретил сопротивление. Его движение остановилось, но непреодолимых препятствий на пути не возникло. Лезвие прошло сквозь хрящ, и острие вновь проткнуло кожу, уже изнутри, под самой линией волос. Строителя потащило вперед (Клай не мог удержать его одной рукой, здоровяк весил фунтов двести шестьдесят, может и все двести девяноста), он привалился к двери, как пьяный – к фонарному столбу, с вытаращенными карими глазами, высовывающимся из уголка рта языка в пятнах никотина, разрезанной шеей. Потом колени его подогнулись, и он упал. Клай крепко держал рукоятку ножа и удивился, с какой легкостью лезвие вышло из тела. В прошлый раз, когда пришлось вытаскивать нож из кожи и жесткой подкладки портфеля, сил ушло не в пример больше.
      После того, как безумец упал, он смог вновь увидеть девушку. Она стояла на коленях, одно на тротуаре, второе в сливной канаве, и кричала сквозь полог волос, упавших на лицо.
      – Сладенькая, – позвал он. – Сладенькая, не надо.
      Но она продолжала кричать.

      Ее звали Алиса Максвелл. Это она смогла им сказать. И она смогла сказать, что приехала с матерью в Бостон на поезде (из Боксфорда, сказала она) за покупками, как они часто делали по средам, в ее «короткий день» в средней школе, где она училась. Они сошли с поезда на станции «Южная» и сели в такси. Водитель был в синем тюрбане. И по словам девушки, синий тюрбан стал последним, что осталось в ее памяти до того момента, как лысый портье открыл наконец-то двойные, лишившиеся стеклянных панелей, двери отеля «Атлантик-авеню Инн» и позволил ей войти.
      Клай полагал, что она помнит больше. Предположение это основывалось на дрожи, которую вызвал у Алисы вопрос Тома Маккорта, был ли у нее или у ее матери сотовый телефон. Она заявила, что не помнит, но Клай не сомневался, что телефон был или у кого-то из них, или у каждой. В эти дни, похоже, все ходили с мобильниками. Он был тем исключением, которое доказывало правило. Что же касается Тома, то ему, судя по всему, спас жизнь кот, сбросив сотовый телефон со стола.
      Они говорили с Алисой (разговор состоял, в основном, из вопросов Клая, тогда как девушка сидела молча, глядя на исцарапанные колени и время от времени качая головой) в вестибюле отеля. Клай и Том перетащили тело Франклина за регистрационную стойку, оставив без внимания громкий и странный протест лысого портье: «Он будет мешаться у меня под ногами». После этого портье, который представился, как мистер Рикарди, ретировался в свой кабинет, дверь в который находилась за стойкой. Клай последовал за ним, пробыл в кабинете несколько минут, чтобы убедиться, что мистер Рикарди сказал правду насчет телевидения, а потом вернулся в вестибюль. Шарон Ридделл сказала бы, что мистер Рикарди остался дуться в своей палатке.
      Но лысый портье не позволил Клаю уйти, не укорив его напоследок.
      – Теперь мы открыты миру, – с горечью сказал он. – Надеюсь, вы думаете, что чего-то достигли.
      – Мистер Рикарди, – Клай попытался сохранять выдержку, – я видел, как менее часа тому назад самолет потерпел катастрофу на другой стороне Бостон Коммон. Судя по доносившимся взрывам, с другими самолетами, большими пассажирскими лайнерами, в Логане происходило то же самое. Может, они даже врезались в терминалы. Прибавьте взрывы в центре города. Я бы сказал, что в этот день весь Бостон открылся миру.
      И, словно подтверждая его слова, что-то тяжелое рухнуло у них над головами. Мистер Рикарди не посмотрел в потолок. Только махнул рукой, иди, мол, в сторону Клая. Поскольку телевизор не работал, мистер Рикарди сидел за столом и сверлил взглядом стену.

      Клай и Том передвинули два стула, новодел, имитация мебели эпохи королевы Анны, к входной двери, и высокие спинки в немалой степени заменили разбитые стеклянные панели. Клай полагал, что запертая входная дверь создает лишь ложное чувство безопасности, но при этом визуально отгородиться от улицы очень даже неплохо. В этом Том с ним согласился. Поэтому, поставив стулья у входной двери, они опустили солнцезащитные жалюзи большого окна вестибюля. В помещении стало темнее, а на красный ковер легли продольные тени, как от прутьев тюремной решетки.
      Покончив с этим и выслушав более чем сокращенный рассказ Алисы, Клай наконец-то подошел к телефонному аппарату, который стоял за стойкой. Посмотрел на часы. 4:22 пополудни, логичное вроде бы время, да только в этот день говорить о нормальном ходе времени не имело смысла. По ощущениям прошли часы с того момента, как он увидел в парке человека, кусающего собаку. И при этом казалось, что времени больше нет. Но оно, конечно, было, такое, каким мерили его люди, и в Кент-Пойд Шарон наверняка уже вернулась в тот дом, который он до сих пор считал и своим. Ему требовалось с ней поговорить. Чтобы убедиться, что она в порядке, и сказать ей, что он тоже жив и здоров, но не это было важным. Вопрос о том, все ли хорошо у Джонни был важным, само собой, но был и другой, еще более важный. Если уж на то пошло, жизненно важный.
      У него не было мобильника, у Шарон – тоже, он мог в этом не сомневаться. Конечно, она могла купить его после апреля, когда они разъехались, но они жили в одном маленьком городе, он видел ее почти каждый день, и по его разумению, если бы она обзавелась мобильником, он бы об этом знал. Во-первых, она сообщила бы ему номер, так? Так. Но…
      Но у Джонни мобильник был. Маленький Джонни-малыш, который уже не был маленьким, в двенадцать лет маленькими не бывают, и именно такой подарок он пожелал получить на свой последний день рождения. Красный сотовый телефон, который при звонке играл мелодию из его любимой телевизионной передачи. Разумеется, ему запрещали включать мобильник и даже доставать его из ранца в школе, но занятия давно закончились. При этом и Клай, и Шарон, можно сказать, настаивали на том, чтобы он носил с собой мобильник, отчасти потому, что теперь жили врозь. Мобильник мог очень даже пригодиться как при чрезвычайной ситуации, так и при бытовых неудобствах, скажем, опоздании на автобус. И Клаю оставалось только надеяться на слова Шарон о том, что в последнее время, заходя в комнату Джонни, она частенько видела мобильник, забытый на письменном столе или на подоконнике около кровати, обычно с разряженным аккумулятором, а потому ничем не отличающийся от собачьей говняшки.
      И однако, мысль о красном сотовом телефоне Джона тикала в его голове, как часовой механизм бомбы.
      Клай коснулся телефонного аппарата для обычной, проводной связи, который стоял на столе за регистрационной стойкой, потом отдернул руку. Снаружи что-то взорвалось, на этот раз где-то далеко. Так слышен взрыв артиллерийского снаряда, если ты находишься не на передовой, а в тылу.
      «Не делай таких предположений, – подумал он. – Даже не предполагай, что есть передовая».
      Он оглядел вестибюль. Том сидел на корточках рядом с Алисой, которую они сразу усадили на диван. Что-то ей спокойно нашептывал, прикасался к одной из ее туфелек, заглядывал в лицо. Это хорошо. И Том хороший. Клай все больше радовался тому, что наткнулся на Тома Маккорта… или что Том Маккорт наткнулся на него.
      Проводная связь, вероятно, не таила в себе опасности. Оставалось только понять, достаточно ли велика была эта вероятность. Он в некотором смысле продолжал нести ответственность за жену, а если уж дело касалось Джонни, так тут насчет ответственности двух мнений быть не могло. Даже мысли о Джонни несли в себе опасность. Всякий раз, когда на ум приходил мальчик, Клай чувствовал в себе крысу-панику, готовую вырваться из хлипкой клетки, в которой сидела, и начать рвать все, до чего сможет добраться, маленькими острыми зубками. Если бы он знал наверняка, что с Джонни и Шарон все в порядке, тогда сумел бы удержать крысу в клетке и подумать о том, что делать дальше. Однако, любая глупость с его стороны могла привести к тому, что он не смог бы никому помочь. Собственно, мог навредить и тем людям, которые сейчас находились рядом. Подумав об этом, Клай позвал портье, по фамилии.
      Когда из кабинета не ответили, позвал вновь. С тем же результатом. Тогда сказал: «Я знаю, что вы слышите меня, мистер Рикарди. Если вы заставите меня зайти к вам и привести вас сюда, я могу рассердиться. Могу рассердиться так сильно, что у меня возникнет желание вышвырнуть вас на улицу».
      – Вы не можете этого сделать, – строгим, мрачным голосом ответил мистер Рикарди. – Вы – гость нашего отеля.
      Клай подумал о том, что сейчас самое время повторить слова Тома, произнесенные на улице, у дверей отеля: «Времена переменились». Но что-то заставило его просто промолчать.
      – Чего вам? – наконец откликнулся мистер Рикарди. Голос стал еще более мрачным. Над головой что-то грохнуло, словно кто-то свалил что-то из мебели. Скажем, буфет. На этот раз даже девушка подняла голову. Клай подумал, что услышал сдавленный крик, может, вопль боли, но ни крик, ни вопль больше не повторился. А что у них на втором этаже? Не ресторан, он помнил, что ему сказали (сам мистер Рикарди и сказал, когда Клай регистрировался в отеле), что ресторана в отеле нет, но кафе «Метрополь» в соседнем доме. «Конференц-залы, – подумал он. – Точно, конференц-залы с индейскими названиями».
      – Чего вам? – повторил вопрос мистер Рикарди. Мрачности в голосе все прибавлялось.
      – Вы пытались кому-нибудь позвонить после того, как все это началось?
      – Ну, разумеется! – ответил мистер Рикарди. Подошел к двери между кабинетом и пятачком за регистрационной стойкой с ячейками, мониторами камер наблюдения и компьютерами. С негодованием посмотрел на Клая. – Завыли сирены пожарной сигнализации… я их отключил. Дорис сказала, что горела корзинка для мусора на третьем этаже… и я позвонил пожарным, чтобы сказать, что сюда никого присылать не нужно. Так линия была занята. Занята, можете вы такое себе представить!
      – Вы, должно быть, очень расстроились, – ввернул Том.
      Лицо мистера Рикарди впервые смягчилось.
      – Я позвонил в полицию, когда снаружи… вы знаете… все покатилось под гору.
      – Да, – кивнул Клай. «Покатиться под гору», что ж, так тоже можно охарактеризовать случившееся. – Вы дозвонились?
      – Мужчина велел мне освободить линию и положил трубку, – ответил мистер Рикарди. В голос вновь прокралось негодование. – Когда я позвонил снова… после того, как этот безумец выскочил из лифта и убил Франклина… мне ответила женщина. Она сказала… – голос мистера Рикарди задрожал, и Клай увидел первые слезы, побежавшие по глубоким долинам, которые окаймляли нос портье, – …сказала…
      – Что? – спросил Том, в голосе слышалось сочувствие. – Что она сказала, мистер Рикарди?
      – Она сказала, если Франклин мертв, а мужчина, который его убил, убежал, тогда у меня нет проблем. Именно она посоветовала мне запереть входную дверь. Также сказала, чтобы я вызвал кабины на первый этаж, а потом отключил лифты. Я так и сделал.
      Клай и Том переглянулись, обменявшись безмолвной мыслью: «Хорошая идея». Клай вдруг очень живо представил себе мух, попавших в ловушку между закрытым окном и сетчатым экраном, яростно жужжащих, но лишенных возможности вырваться наружу. Эта «картинка» определенно имела отношение к грохоту, который время от времени раздавался над головами. Он задался вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем громобой или громобои, находящиеся наверху, найдут лестницу.
      – А потом она положила трубку. После этого я позвонил моей жене в Милтон.
      – Вы до нее дозвонились? – Клаю требовалась полная ясность.
      – Она была очень испугана. Просила меня приехать домой. Я сказал, что мне посоветовали не выходить на улицу и запереть двери. Посоветовали в полиции. И предложил ей сделать то же самое. Запереть двери и не высовываться. Она молила меня приехать домой. Сказала, что с улицы доносятся выстрелы, а где-то рядом что-то взорвалось. Сказала, что видела голого мужчину, бегущего через двор Бензиков. Бензики – наши соседи.
      – Да, да, – Том говорил все тем же мягким, успокаивающим голосом. Клай промолчал. Он стыдился той злости, которую вызывал у него мистер Рикарди, но и Том тоже злился на портье.
      – Она сказала, что голый мужчина мог… мог, она сказала, мог… нести тело… м-м-м… голого ребенка. Но, возможно, это была кукла. Она вновь принялась умолять меня покинуть отель и приехать домой.
      Клай узнал все, что требовалось. Проводная связь опасности в себе не таила. Мистер Рикарди был в шоке, но определенно не рехнулся. Клай положил руку на трубку. Мистер Рикарди положил руку на руку Клая, прежде чем он эту трубку снял. Пальцы у мистера Рикарди были длинные, бледные, холодные. Мистер Рикарди еще не закончил. Мистер Рикарди требовал, чтобы его дослушали.
      – Она назвала меня сукиным сыном и бросила трубку. Я знал, что она злится на меня, и понимал, за что. Но полиция велела мне запереть двери и никуда не уходить. Полиция велела мне не появляться на улице. Полиция. Власти.
      Клай кивнул.
      – Власти, само собой.
      – Вы приехали на «Т»? – спросил мистер Рикарди. – Я всегда пользуюсь «Т». Станция в двух кварталах от отеля. Очень удобно.
      – Только не сегодня, – ответил Том. – После того, что мы недавно видели, меня не заставить спуститься под землю под страхом смерти.
      Мистер Рикарди с жадным интересом, какой иной раз проявляют на похоронах, посмотрел на Клая.
      – Вы видели?
      Клай вновь кивнул.
      – Вам лучше оставаться здесь, – произносил эти слова, зная, он сам хочет добраться до дома и увидеть мальчика. Шарон, разумеется, тоже, но, прежде всего, мальчика. Зная, что никому и ничему не позволит остановить его, за исключением смерти. Необходимость вернуться давила на него, набрасывала тень на все его мысли. – Гораздо лучше, – он снял трубку и нажал на кнопку «9», чтобы выйти в город. Не ожидал, что услышит непрерывный гудок, но услышал. Набрал «1», потом «207», код штата Мэн, затем «692», код зоны, охватывающей Кент-Понд и соседние городки. Набрал три из четырех последних цифр, уже практически добрался до дома, о котором по-прежнему думал, как о своем, когда набор прервали три далеких коротких гудка. А потом в трубке послышался записанный на пленку женский голос: «Мы очень сожалеем, но все линии заняты. Пожалуйста, позвоните позже».
      Голос сменили частые короткие гудки: какое-то автоматическое устройство в Мэне оборвало связь… если голос робота доносился оттуда. Клай позволил трубке упасть на уровень плеча, словно она вдруг налилась свинцом. Потом положил на рычаг.

      Том сказал ему, что он – безумец, если хочет уйти.
      Во-первых, указал он, в «Атлантик-авеню инн» они в относительной безопасности, учитывая, что лифты отключены, кабины на первом этаже, а дверь на лестницу заблокирована. Находилась дверь в коротком коридорчике за лифтовыми шахтами, а заблокировали они ее, завалив коридорчик коробками и чемоданами из комнаты хранения багажа. Если бы какой-то экстраординарный силач попытался открыть дверь с противоположной стороны, ему удалось бы только сдвинуть эту кучу к противоположной стене, создав зазор примерно в шесть дюймов. Слишком маленький, чтобы пролезть.
      Во-вторых, хаос в городе, за пределами их маленького сейфа, только нарастал. Снаружи постоянно доносился вой сирен различных сигнализаций, крики, вопли, рев автомобильных двигателей, иногда в вестибюле пахло дымом, но ветерок дым этот по большей части уносил. «Пока уносил», – подумал Клай, но вслух ничего говорить не стал, не хотел еще больше пугать девушку. Продолжали греметь и взрывы, не по одному, а, можно сказать, залпами. Один раздался так близко, что они все пригнулись, в уверенности, что большое окно разлетится вдребезги. Не разлетелось, но после этого взрыва они перебрались в кабинет мистера Рикарди.
      Третья причина, названная Томом в подтверждение того, что Клай – безумец, если хочет покинуть относительную безопасность «Атлантик-авеню инн», состояла в следующем: часы показывали четверть шестого. День катился к вечеру. Том утверждал, что попытка покинуть Бостон в темноте – бредовая идея.
      – Взгляни туда, – он указал на маленькое окно кабинета мистера Рикарди, выходящее на Эссекс-стрит. Проезжую часть перекрыли брошенные автомобили. Тело, правда, они видели только одно. Молодой женщины в джинсах и фуфайке «Ред сокс». Женщина лежала на тротуаре лицом вниз, раскинув руки, словно умерла, пытаясь уплыть. – Ты думаешь, что сможешь уехать на автомобиле? Если так, советую тебе подумать еще раз.