Стивен КИНГ
      ЛОВЕЦ СНОВ
      ТОМ 3
      Перевод с английского Т.А. Перцевой
      ЧАСТЬ 3
      КУЭБИН
      По лестнице вверх я однажды шагал
      И вдруг, кого не было там, повстречал,
      Назавтра опять не пришлось нам встречаться.
      Когда ж перестанет он мне не являться?
      Хьюз Мирно
      Глава 18
      ПОГОНЯ НАЧИНАЕТСЯ
      1
      Джоунси так и не понял, сколько было времени, когда из снежной круговерти выплыла зеленая вывеска "Дайзерт" - часы на приборной доске "рэма" давно вышли из строя, непрерывно показывая полночь, - но снег валил по-прежнему и было по-прежнему темно. Снегоочистители на выезде из Дерри терпели поражение в неравной битве с ураганом. Украденный "рэм" был "чертовски хорошим трудягой", как выразился бы папаша Джоунси, но и он тоже стал сдавать, скользя и буксуя в глубоких заносах, с натужным ревом пробираясь сквозь мрак и пургу. Джоунси не знал, куда стремится мистер Грей, и не верил, что он туда доберется. Не в эту бурю, не в таком грузовике.
      Радио работало, но не слишком хорошо, громче всего слышался треск статических разрядов. Точное время пока не объявляли, но Джоунси удалось поймать прогноз погоды. К югу от Портленда снег сменился дождем, но от Огасты до Брунсвика осадки в основном представляли гнусную смесь снежной крупы, ледяного ливня и мокрого снега. Многие города и поселки лишились электричества, и всякая езда без цепей на колесах была не только невозможна, но и смертельно опасна.
      Джоунси пришел в полный восторг от таких новостей.
      2
      Когда мистер Грей попытался повернуть грузовик к пандусу, наверху которого маняще сияла зеленая вывеска, "рэм" беспомощно заскользил вбок, разбрызгивая гигантские снежные облака. Джоунси сознавал, что, управляй машиной он, наверняка скатился бы с дороги и засел в канаве, но этого не случилось. Хотя мистер Грей не был защищен от эмоций Джоунси, все же куда меньше поддавался панике в стрессовых ситуациях, и вместо того чтобы слепо бороться с огромной махиной, схватился за руль и позволил грузовику сползать, пока он не затормозил сам собой. А потом снова выровнял "рэм". Пес, мирно спящий на коврике, даже не проснулся, и пульс Джоунси почти не участился. Будь за рулем он сам, сердце уже выпрыгивало бы из груди. Но, разумеется, на своем месте он в такую бурю попросту бы поставил машину в гараж и остался дома.
      Мистер Грей послушно остановил машину у знака "стоп" на самом верху пандуса, хотя шоссе № 9 в обоих направлениях представляло собой пустыню. Напротив пандуса сверкала огнями дуговых ламп огромная автостоянка, по которой, словно гигантские белые медведи, гуляли снежные смерчи. В обычную ночь здесь было бы яблоку негде упасть, ревели бы моторы, сверкали зеленые и желтые огни фар, то и дело подъезжали грузовики, трейлеры, легковые автомобили, стоял непрерывный гам. Сегодня же здесь почти никого не было, если не считать участка, обозначенного табличкой: ПЛАТНАЯ ПАРКОВКА. ОБРАЩАЙТЕСЬ К УПРАВЛЯЮЩЕМУ. ИМЕТЬ ПРИ СЕБЕ КВИТАНЦИЮ. За изгородью стояло с дюжину трейлеров и рефрижераторов, заметенных снегом. Водители сейчас, должно быть, сидели в "Дайзерт", играли в пинбол, смотрели телевизор в баре или пытались уснуть в убогой общей спальне, где за десять долларов можно получить койку, чистое одеяло и живописный вид на бетонную стену. Ивесу терзала одна и та же мысль: Когда я уберусь отсюда? И - во сколько все это мне обойдется?
      Мистер Грей осторожно нажал на газ, в соответствии с представлениями Джоунси о зимней езде, все четыре колеса пикапа завертелись, и грузовик сдвинулся с места, вгрызаясь в снег.
      Давай! - подбадривал Джоунси со своей позиции у окна. Давай, застрянь по самое некуда! Потому что когда полноприводный грузовик застревает, считай, ты засел всерьез и надолго!
      Но тут колеса покатились: сначала передние, там, где вес мотора придавал им немного больше трения, а потом и задние. "Рэм" пересек шоссе № 9 и чуть задержался у таблички с надписью ВХОД. За ней виднелась другая: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ЛУЧШУЮ АВТОСТОЯНКУ В НОВОЙ АНГЛИИ. Огни фар тут же осветили третью, полузаметенную снегом, по вполне читаемую: ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ЛУЧШУЮ АВТОСТОЯНКУ В МИРЕ.
      Это в самом деле лучшая автостоянка в мире? - поинтересовался мистер Грей.
      Разумеется, заверил Джоунси и, не в силах сдержаться, захохотал.
      Почему ты это сделал? Почему издаешь такие звуки?
      Тут Джоунси осознал кое-что, ужасающее и одновременно трогательное: мистер Грей улыбался его губами! Не широко, едва-едва, но это была улыбка!
      Он не знает, что такое смех, подумал Джоунси. Конечно, ему и гнев неведом, но учится он на удивление быстро, во всяком случае, истерики закатывает по всем правилам.
      Твои слова показались мне забавными.
      Что такое "забавное?
      Джоунси замялся, не представляя, как отвечать на подобный вопрос. Он хотел, чтобы мистер Грей испытал весь спектр человеческих эмоций. Похоже, он сумеет выжить, только очеловечив своего узурпатора, похитившего и захватившего его тело и большую часть сознания. Недаром Пого сказал как-то: "Мы встретились с врагом, и враг - это мы". Но как объяснить значение слова "забавно" пригоршне спор из другого мира? И что тут смешного, если владельцы "Дайзерта" провозгласили свою стоянку лучшей на земле?
      Теперь они проезжали мимо очередной таблички, со стрелками, показывающими вправо и влево. Под левой было написано БОЛЬШЕГРУЗНЫЕ, под правой - МАЛЫЕ.
      Куда? - осведомился мистер Грей, останавливаясь у таблички.
      Джоунси мог бы заставить его самого поискать информацию, но какой смысл?
      Мы "малые", коротко бросил он, и мистер Грей повернул "рэм" направо. Колеса забуксовали, грузовик тряхнуло. Лэд поднял голову, в очередной раз громко выпустил благоухающие эфиром газы и жалобно взвыл. Брюхо пса раздулось и отвисло: всякий посторонний мог бы посчитать его сукой, готовой вот-вот ощениться.
      На стоянке отдыхали десятка два машин и пикапов. Утонувшие в снегу едва не по крыши наверняка принадлежали обслуге: механикам (здесь всегда дежурило не меньше двух), официанткам, поварам. Джоунси с живейшим интересом отметил, что самой чистой была светло-голубая патрульная машина с небольшим сугробиком вокруг проблескового маячка. Нарваться на арест? Это, несомненно, положит конец планам мистера Грея; с другой стороны, он уже был свидетелем трех убийств, если считать водителя пикапа. Правда, свидетелей первых двух не найдется, как, возможно, и отпечатков Гэри Джоунса, но здесь? Полным-полно. Он представил себя стоящим в зале суда. "Видите ли, судья, все убийства совершил тот инопланетянин, что пробрался в меня. Мистер Грей".
      Еще одна шутка, которую мистер Грей вряд ли оценит.
      Достойный мистер Грей тем временем снова обшаривал его сознание.
      Пердайзерт, начал он. Почему вы называете это место "Пердайзерт", когда на табличке написано "Дайзерт"?
      Это Ламар придумал, объяснил Джоунси, вспоминая долгие веселые завтраки в придорожном ресторанчике, по пути в "Дыру в стене" или оттуда. Тоже часть традиции... И мой па тоже так его называл.
      Это забавно?
      Не слишком. Довольно грубая шутка.
      Мистер Грей остановился в самом близком к освещенному острову ресторана ряду, как можно дальше от полицейской машины. Джоунси так и не сообразил, понимает ли мистер Грей значение проблескового маячка или нет. Он выключил фары, потянулся к ключу зажигания, но замер и издал несколько резких, похожих на лай звуков:
      - Ха! Ха! Ха!
      Ну как вам? Нравится? - с нескрываемым любопытством спросил Джоунси. И с некоторым опасением тоже.
      - Никак, - сказал мистер Грей, выключая зажигание. Но продолжая сидеть в темноте, прислушиваясь к вою ветра за стеклами кабины, он снова попробовал, на этот раз чуть увереннее:
      - Ха, ха, ха, ха!
      В своем офисе-убежище Джоунси вздрогнул. Жуткий звук. Словно привидение пытается обернуться человеком.
      Лэду смех тоже не понравился. Он снова взвизгнул, испуганно глядя на мужчину за рулем хозяйского грузовика.
      3
      Оуэн тряс Генри, пытаясь разбудить, и Генри неохотно открыл глаза, уверенный в том, что проспал не больше пяти минут. К конечностям словно гири привязали.
      - Генри!
      - Я здесь.
      Левая нога чешется, и во рту тоже, проклятый байрум обметал губы. Генри стер его, с удивлением отмечая, как легко отрывается грибок. Отлетает, как шелуха.
      - Слушай. И смотри. Можешь?
      Генри поглядел на призрачно-белую дорогу. Оуэн остановил "сноу кэт" у обочины и выключил фары. Где-то впереди, в темноте звучали голоса.., что-то вроде лагеря. Генри обшарил их сознание. Четверо: молодые люди, рядовые...
      Блю-группа, прошептал Оуэн. Мы наткнулись на Блю-группу.
      Четверка молодых людей, рядовые Блю-группы. Старавшиеся не показать, как испуганы.., пытавшиеся выглядеть крутыми.., голоса во тьме.., небольшой походный огонек голосов в темноте...
      Генри обнаружил, что способен все рассмотреть, хотя и смутно, из-за снега, конечно: желтые вспышки освещали поворот на шоссе. На приборной панели лежала картонка из-под пиццы, превращенная в поднос, на котором валялись несколько кусков сыра, крекеры и швейцарский армейский нож. Нож принадлежал одному из парней по имени Смитти, и все по очереди нарезали им сыр. Чем дольше Генри вглядывался, тем лучше видел, но более того, он проникал в головокружительные глубины, словно физический мир отныне стал не трех-, а четырех- или пятимерным. И легко понять почему: он видел не одной, а четырьмя парами глаз одновременно. Они жались друг к другу в кабине...
      - "Хамей"! - восторженно воскликнул Оуэн. Охуительный "хамей"! Повышенной проходимости! Проберется где угодно и когда угодно! То, что надо!
      Молодые люди сидели достаточно близко друг к другу, но все же в четырех разных местах, глядя на мир с четырех разных точек, и были наделены зрением разной остроты - от почти орлиного (Дейна из Мейбрука, штат Нью-Йорк) до совсем обычного, довольно среднего. Однако мозг Генри каким-то образом подвергал их обработке, оценивал всех одновременно, словно переводил застывшие на бобине пленки множественные образы в живые картины. Но не как в кино: не какое-то ненадежное трехмерное изображение, нет, совершенно новый способ видения, того рода, что может стать толчком к совершенно новому способу мышления.
      Если это дерьмо распространится еще дальше, подумал Генри, испуганный и безумно возбужденный, если оно распространится...
      Локоть Оуэна вонзился ему в бедро.
      - Может, оставишь лекцию до более подходящего случая? - посоветовал он. - Лучше посмотри туда, на ту сторону шоссе.
      Генри автоматически перевел взгляд в указанном направлении, наслаждаясь своим уникальным счетверенным зрением, и запоздало сообразил, что не просто посмотрел, а одновременно подключил глаза всей четверки, чтобы лучше всмотреться в дальний конец дороги. Там тоже мигали огоньки.
      - Контрольно-пропускной пункт, - пробормотал Оуэн. - Петля старого Курца. Одна из его страховочных штучек. Оба въезда на шоссе заблокированы, проезд только по пропускам. Мне нужен "хамви", в такой ураган лучшей машины не найти, но не хочу всполошить парней на той стороне. Можем мы это сделать?
      Генри снова поэкспериментировал с глазами молодых людей, подвигал глазными яблоками и обнаружил, что, если они не смотрят на один и тот же предмет, ощущение богоподобного четырех-пятимерного зрения испарялось, оставляя его с тошнотворной, распавшейся перспективой, где ментальные процессоры не действовали. Но он двигал их глазными яблоками. Только ими, но...
      Думаю, сумеем, если станем действовать вместе, ответил Генри. Подбирайся ближе. И перестань разговаривать вслух. Держи мысленную связь.
      Голова Генри неожиданно наполнилась новым содержимым. Зрение снова прояснилось, но перспектива на этот раз не была такой многоплановой. Только две пары глаз вместо четырех: его и Оуэна.
      Оуэн включил вездеход на первую скорость и стал пробираться вперед с погашенными фарами. Низкий рокот двигателя терялся за непрерывным визгом ветра. По мере того как они сокращали расстояние, Генри усиливал контроль над сознанием сидящих в "хамви".
      Мать твою, сказал Оуэн, полусмеясь, полузадыхаясь.
      Ты о чем?
      О тебе, старина: не поверишь, все равно что оказаться на ковре-самолете. Иисусе, ну и силен ты!
      Думаешь? Погоди, что запоешь, когда встретишь Джоунси!
      Оуэн остановил "сноу кэт" у подножия низкого холма. За ним было шоссе, а еще - Берни, Дейна, Томми и Смитти, сидевшие в "хамви" на самом верху южного пандуса и пожиравшие сыр и крекеры с импровизированного подноса. Они с Оуэном в полной безопасности. Четверка молодых людей, не зараженная байрумом, понятия не имела, что за ними наблюдают.
      Готов? - спросил Генри.
      Кажется. Вторая личность в голове Генри, казавшаяся спокойной, как удав, когда Курц со своими приспешниками палили по ним, теперь нервничала. Бери командование на себя, Генри. Я всего лишь исполнитель.
      Начинаем.
      Все последующее Генри проделывал инстинктивно, связав четверку в "хамви" воедино, не образами смерти и разрушения, но воплотившись в Курца. Для этого он беззастенчиво воспользовался не только энергией Оуэна Андерхилла, в этот момент куда более сильной, чем у него самого, но и его глубоким знанием устава и обязанностей командира. Само это действие доставило ему невыразимое удовлетворение. Впрочем, и облегчение тоже. Одно дело - двигать их глазами, и совсем другое - полностью завладеть разумом. А ведь они не поражены байрумом и, следовательно, должны бы обладать иммунитетом к подобным вещам. Слава Богу, что это не так!
      За тем пригорком, что к востоку от вас, парни, стоит "сноу кэт", сообщил Курц. Отгоните его на базу. Немедленно - никаких вопросов, замечаний, двигайте сюда и поскорее, По сравнению с вашим теперешним транспортом вам покажется немного тесновато, но, думаю, все поместитесь, хвала Господу. Шевелите задницами, парни, Господь вас любит.
      Генри увидел, как они, один за другим, спрыгивают в снег. Спокойные, потухшие лица, бесстрастные глаза. Он уже хотел вылезти, но заметил, что Оуэн так и не пошевелился. Только губы двигались, складывая слова: "Шевелите задницами. Господь вас любит".
      Оуэн! Давай же!
      Андерхилл растерянно огляделся, кивнул и выскочил наружу.
      4
      Генри споткнулся, упал на колени, поднялся и настороженно всмотрелся в струящуюся тьму. Осталось немного, Бог знает, совсем немного, но он не сумеет одолеть и двадцати футов этих заносов, не говоря уже о полутораста. Все вперед и вперед эггмен идет, подумал он и сделал это. Вымотался до предела и попал в ад. Эггмен в а...
      Рука Оуэна подхватила его.., нет, не только рука. Он питал Генри своей силой.
      Спасибо те...
      Позже будешь благодарить. И спать тоже. А пока не спускай глаз с компании.
      По компании не было. Были только Берни, Дейна, Томми и Смитти, бредущие сквозь снег: цепочка молчаливых лунатиков в комбинезонах и куртках с капюшонами. Они направлялись на восток, к Суонни-понд-роуд, к "сноу кэт", Оуэну и Генри было не по пути с ними. Эти стремились на запад, к брошенному "хамви". Сыр и крекеры тоже остались на приборной доске, и осознав это, Генри плотоядно облизнулся.
      "Хамви" стоял прямо по курсу. Они уведут его, не включая фар, на первой скорости, тихо-тихо, обойдя желтые вспышки на противоположной стороне, и если повезет, парни, охраняющие второй съезд, даже ухом не поведут.
      Если они нас заметят, сумеешь заставить их забыть? Устроить.., ну не знаю.., амнезию, что ли? - спросил Оуэн.
      Генри почти не сомневался, что сможет.
      Оуэн?
      Что?
      Если мы выкрутимся, это изменит все. Все.
      Пауза. Оуэн обдумывал сказанное. Генри говорил не о знании, обычной разменной монете боссов Курца в иерархии сильных мира сего. Он имел в виду способности человеческого разума, далеко превосходящие какое-то жалкое чтение мыслей.
      Знаю, ответил он наконец.
      5
      Они уселись в "хамви" и направились на юг. На юг, в снег и буран. Генри Девлин еще жевал крекеры и сыр, когда усталость погасила огни в его перевозбужденном сознание.
      Он так и заснул с крошками на губах.
      И видел во сне Джози Ринкенхауэр.
      6
      Через полчаса после начала пожара от коровника старого Реджи Госслина осталось только круглое тлеющее пятно, этакий глаз подыхающего дракона в черной глазнице талого снега. Из леса к востоку от Суонни-понд-роуд доносилось та-та-та винтовочных выстрелов, сначала частое, потом реже и тише: это группа "Империэл Вэлли" (отныне "Империэл Вэлли" под командованием Кейт Галлахер) отстреливала беглецов. Настоящая стрельба по тарелочкам, в которой не многим "тарелочкам" удастся уцелеть. Конечно, счастливчики не преминут поведать всю печальную историю возмущенному обществу, и кто знает, что ждет нынешних храбрых охотников, но об этом еще будет время тревожиться. Завтра.
      А пока разворачивалось действие, изменник Оуэн Андерхилл уходил все дальше и дальше, а Курц и Фредди Джонсон находились на командном посту (теперь, по мнению Джонсона, снова ставшем обыкновенным "виннебаго": ощущение собственного всемогущества и значимости куда-то ушло), кидая игральные карты в кепку.
      Лишившийся телепатических свойств, но по-прежнему тонко чувствующий настроения подчиненных - то, что теперь количество подчиненных свелось к одному, значения не имело, - Курц взглянул на Фредди:
      - Поспешай не торопясь, дружище, эта мудрость еще никого не подводила.
      - Да, босс, - ответил Фредди без особого энтузиазма. Курц подбросил двойку пик. Она вспорхнула в воздухе и опустилась в кепку. Курц, замурлыкав от удовольствия, приготовился выщелкнуть вторую. В дверь постучали. Фредди повернулся было к выходу, но наткнулся на грозный взгляд Курца. Фредди снова направил все внимание на карту. Эта вроде летела ровно, но опустилась на козырек кепки. Курц что-то пробормотал себе под нос и кивнул на дверь. Фредди, с мысленной благодарственной молитвой, пошел открывать.
      На верхней ступеньке стояла Джослин Макэвой, одна из двух женщин в "Империэл Вэлли". Мягкий деревенский выговор выдавал в ней уроженку Теннесси, зато лицо под шапкой коротко стриженных светлых волос было словно высечено из камня. Она картинно держала за ремень неуставной израильский автомат. Фредди завистливо вздохнул, гадая, где она достала такую штуку, но решил, что это не важно. За последние час-полтора многое потеряло всякое значение.
      - Джое! - воскликнул Фредди. - Что ты здесь делаешь, нехорошая девочка?
      - Доставила двух Рипли-положительных, как приказано.
      Из леса снова донеслась стрельба, и Фредди заметил, как женщина скосила глаза в том направлении. Ей хотелось поскорее покончить с поручением и вернуться туда, в лес, настрелять полный ягдташ, прежде чем игра закончится. Фредди прекрасно понимал ее чувства.
      - Давай их сюда, девушка, - велел Курц. Он все еще возвышался над брошенной на пол кепкой (на полу кое-где виднелись еще пятна крови Мелроуза, третьего помощника повара), держа в руках колоду карт, но глаза уже хищно сверкали. - Посмотрим, кого ты отыскала.
      Джослин взмахнула автоматом. Мужской голос у подножия ступенек проворчал:
      - Шевелитесь, мать вашу. И не заставляйте меня повторять дважды.
      Первый пленник оказался высоким и очень черным. На щеке и шее краснели порезы, забитые Рипли. Целые заросли прятались в надбровьях. Фредди лицо было знакомо, но вот имя... Старик, разумеется, знал то и другое. Фредди полагал, что он помнил имена всех, кем командовал. Живых и мертвых.
      - Кембри! - воскликнул Курц, еще ярче блеснув глазами, и, бросив карты в кепку, приблизился к Кембри, протянул было руку, но передумал и вместо этого отдал честь. Джин Кембри не ответил. Он выглядел потерянным и мрачным. - Добро пожаловать в Американскую Лигу Правосудия.
      - Застали его бегущим в лес вместе с задержанными, которых ему приказали охранять, - доложила Джослин Макэвой. Лицо оставалось бесстрастным, но голос звенел презрением.
      - И что же? - спросил Кембри. - Вы все равно собирались меня убить. Всех нас. И не трудитесь лгать. Я читаю ваши мысли.
      Но Курц, ни в малейшей степени не смутившись, потер руки и дружелюбно уставился на Кембри.
      - Выполнишь работу на совесть, может, я и передумаю, дружище. Сердца предназначены для того, чтобы их разбивать, а разум - чтобы изменять поспешные решения, хвала Господу. Кого еще ты привела, Джое?
      Фредди рассматривал спотыкающуюся фигуру с изумлением. И с удовольствием. По его скромному мнению Рипли не мог найти лучшего объекта. С самого начала никто терпеть не мог сукина сына.
      - Сэр.., босс, не понимаю, почему я здесь.., я преследовал заключенных, согласно приказу, когда эта.., эта.., простите за грубость, эта упертая сука потащила меня сюда...
      - Он бежал вместе с ними, - скучающе пояснила Макэвой, - и к тому же заражен по самое некуда.
      - Ложь! - возмутился человек в дверях. - Абсолютная ложь! Я совершенно чист. На сто процентов...
      Макэвой небрежно сбросила кепку с головы пленника. Редеющие светлые волосы стали куда гуще и были словно окрашены красным.
      - Я могу все объяснить, сэр, - замирающим голосом прошептал Арчи Перлмуттер. - Видите ли.., я...
      Похоже, способность говорить окончательно его покинула. При виде Арчи Курц просиял, но поспешно нацепил маску, и это придало отеческой улыбке несколько зловещее выражение маньяка, подманивающего малыша пирожком.
      - Перли, все будет в порядке, - сказал он и обратился к Макэвой:
      - Принесите солдату его планшетку, Макэвой. Уверен, что он сразу почувствует себя лучше, когда получит свою планшетку. Потом можете продолжать охоту, к которой вам, похоже, не терпится приступить.
      - Да, босс.
      - Но сначала.., посмотрите это.., небольшой фокус, которому я научился в Канзасе.
      Курц взял колоду, ловко растянул длинную линию карт, снова собрал, подбросил в воздух, и обезумевший ветер, ворвавшись в дверь, разнес карты в разные стороны. Только одна упала в кепку мастью вверх. Туз пик.
      7
      Мистер Грей взял меню, проглядел названия блюд: колбасный хлеб, тушеные овощи, жареный цыпленок, торт с шоколадной глазурью - и недоуменно поднял глаза. Джоунси понял, что мистеру Грею не только неизвестно, каковы блюда на вкус, - он вообще не знает, что такое вкус. Да и откуда? Если смотреть в корень, он не что иное, как гриб с высоким "ай кью".
      Появилась официантка, гордо неся огромную копну пепельно-светлых волос. Бейдж на довольно внушительной Груди Гласил: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В "ДАЙЗЕРТ". Я ВАША ОФИЦИАНТКА ДАРЛИН.
      - Привет, милок, что подать?
      - Яичницу с беконом. Поджаристую.
      - Тост?
      - Как насчет лопадий?
      Официантка подняла брови и уставилась на клиента поверх блокнота. Совсем рядом, за стойкой, сидел патрульный, уминая аппетитный сандвич и болтая с поваром.
      - Простите.., я хотел сказать "поладий". Брови взметнулись еще выше. Естественный вопрос пропечатался на переднем крае мозга красными неоновыми буквами, как вывеска в окне салуна: у малого каша во рту или он издевается?
      Улыбающийся Джоунси, по-прежнему стоявший в окне офиса, наконец смилостивился.
      - Оладьи, - с облегчением выговорил мистер Грей.
      - Угу. Я вроде так и поняла. Кофе?
      - Пожалуйста.
      Она захлопнула блокнот и отвернулась. Мистер Грей немедленно метнулся к двери офиса, кипя бешенством. Как ты мог? - прошипел он. Как ты сумел сотворить такое прямо отсюда?!
      Последовал злобный удар в дверь. Джоунси понял, что мистер Грей не просто сердит. Напуган, до смерти напуган. Потому что, если Джоунси способен на подобное вмешательство, миссия мистера Грея под угрозой.
      Не знаю, честно признался Джоунси. Но не принимай близко к сердцу. Наслаждайся едой. Я просто немного пошутил. Разыграл тебя. Не обижайся.
      Зачем? - взорвался он. Все еще в ярости. Все еще черпает из колодца эмоций Джоунси и против воли упивается этим. Зачем ты это выкинул?
      Считай это местью за то, что пытался поджарить меня во сне, усмехнулся Джоунси.
      Поскольку посетителей в этот час было раз-два и обчелся, Дарлин почти мгновенно вернулась с заказом. Джоунси уже хотел было проверить, не сможет ли завладеть ртом мистера Грея, чтобы выдать что-нибудь возмутительное (например, "Дарлин, не позволишь дернуть тебя за волосы?"), но счел за лучшее не экспериментировать.
      Дарлин поставила на стол тарелку, окинула полным сомнения взглядом и отошла. Мистер Грей, глядя глазами Джоунси на ярко-желтые глазки яиц и темные рогульки бекона (не поджаристые, а почти сожженные в лучших традициях "Дайзерта"), испытывал такое же сомнение.
      Давайте! - подбодрил Джоунси, глядя в окно с радостным любопытством. А вдруг яичница с беконом прикончит мистера Грея? Возможно, нет, но гнусный долбоеб, нагло захвативший его, по крайней мере заработает несварение желудка, а вдруг и кое-что похуже.
      Ну же, мистер Грей, ешьте. Приятного аппетита, так его и разэтак.
      Мистер Грей сверился с файлами Джоунси на предмет обращения со столовыми приборами, нацепил на вилку крохотный кусочек белка и поднес ко рту Джоунси.
      То, что за этим последовало, оказалось и поразительным, и невероятным. Мистер Грей давился от жадности и едва успевал обмакивать оладьи в искусственный кленовый сироп. Ему понравилось все, особенно бекон.
      Плоть! - слышал Джоунси его ликование, почти как голос создания в ужастиках тридцатых. Плоть! Плоть! Это вкус плоти!
      Смешно.., а может, и не очень. Скорее ужасно. Вопль только что родившегося вампира.
      Мистер Грей огляделся, уверился, что за ним не следят (патрульный вгрызался в кусок вишневого пирога), поднял тарелку и слизал жир быстрыми взмахами языка Джоунси. И сунул в рот липкие от сиропа пальцы.
      Вернувшаяся Дарлин налила ему кофе, заметила пустые тарелки.
      - Неплохое начало, - усмехнулась она. - Медаль за скорость. Что-нибудь еще?
      - Бекон, - выдохнул мистер Грей, вновь справился с файлами Джоунси, чтобы не попасть впросак, и добавил:
      - Двойную порцию.
      Чтоб тебе подавиться, без особой надежды подумал Джоунси.
      - Нужно же подбросить дровишек в печку, - посочувствовала Дарлин (замечание, которого мистер Грей не понял и не потрудился проверить в файлах Джоунси). Он высыпал в кофе два пакетика сахара, снова огляделся, опасаясь, что за ним наблюдают, наспех проглотил содержимое третьего пакетика и зажмурился от блаженства, как сытый кот.
      Ты можешь получить сколько угодно и в любое время, сообщил Джоунси из-под двери. Пожалуй, теперь он знал, что испытывал сатана, когда привел Иисуса на вершину горы и искушал, обещая отдать во владение все города па свете. Ничего тут не было - ни плохого, ни хорошего. И ничего личного: дьявол всего-навсего честно выполнял работу. Пытался продать товар.
      Если не считать.., да нет, это действительно здорово, потому что он все-таки сумел достать мистера Грея. Пробраться в его сознание. Конечно, особых ран не нанес, но довольно чувствительно уколол. Заставил источать крохотные кровяные капельки желания. Исходить слюной.
      Сдавайся, уговаривал Джоунси. Брось все это. Ассимилируйся. Можешь провести много лет, пользуясь моими чувствами. Они еще достаточно свежи: мне и сорока нет.
      Мистер Грей, не отвечая и видя, что никто не обращает на него внимания, вылил в кофе искусственный кленовый сироп, выхлебал и посмотрел в сторону кухни в ожидании второй порции бекона. Джоунси вздохнул. Безнадежно. Все равно что оказаться в обществе правоверного мусульманина, неожиданно попавшего в Лас-Вегас.
      В дальнем конце ресторана изгибалась арка с надписью:
      НОЧЛЕГ ДЛЯ ВОДИТЕЛЕЙ. ДУШ.
      В коротком коридоре висел ряд телефонов-автоматов, около которых стояли водители, вероятно, объясняя женам и боссам, почему не могут прибыть вовремя, их застал ураган в Мэне, они в "Дайзерте" (более известном завсегдатаям, как "Пердайзерт", подумал Джоунси), к югу от Дерри, и останутся здесь до следующего полудня, если не дольше.
      Джоунси отвернулся от окна и уставился на стол, заваленный старым, почти родным хламом. Вот и его телефон, синий "тримлайн". А что, если позвонить Генри? Жив ли он? Джоунси отчего-то думал, что да, в противном случае он бы ощутил миг его умирания.., в комнате скопилось бы куда больше теней...
      "Элвис покинул жилище, - как говорил Бивер, замечая на странице некрологов знакомое имя. - Что за гребаная штука жизнь!" Вряд ли Генри успел покинуть свое жилище. Вполне возможно, что он еще выступит на "бис"
      8
      Мистер Грей не подавился второй порцией бекона, благополучно проглотив все до крошки, но когда низ живота сжало красноречивой коликой, испустил злобный рев:
      Ты отравил меня!
      Расслабьтесь, сказал Джоунси. Вам нужно просто освободить место, друг мой, только и всего. Место? Что ты...
      Он осекся, скорчившись от очередной колики. Думаю, вам лучше поспешить в комнату для маленьких мальчиков, пояснил Джоунси. Господи, после всех этих похищений в шестидесятых вам вроде бы следовало лучше разбираться в анатомии человека! Неужели так ничему и не научились?
      Дарлин оставила чек, и мистер Грей поднес его к глазам. Оставьте пятнадцать процентов от основной суммы, велел Джоунси. На чай.
      Сколько это, пятнадцать процентов? Джоунси вздохнул. Так это и есть повелители вселенной? Те самые, Великие и Ужасные? Которых так прославляли все космические эпопеи? Беспощадные покорители звезд, не умеющие ни на унитаз сесть, ни чаевые посчитать?!
      Живот опять свело, да так, что мистер Грей бесшумно пукнул. Воняет, конечно, но не эфиром. Благодарение Богу за малые милости, подумал Джоунси и велел мистеру Грею:
      Покажите чек.
      Мистер Грей прижал к стеклу зеленый листочек. Оставьте ей полтора бакса. И когда мистер Грей нерешительно нахмурился, добавил: Я даю вам хороший совет. Дадите больше, она запомнит вас как мота. Меньше - посчитает вас скупердяем.
      Он почувствовал, как мистер Грей проверяет значение слова "скупердяй" в его файлах. Сообразив что-то, он молча положил на стол доллар и два четвертака и с облегченным вздохом направился к кассе, за которой находился мужской туалет.
      Коп, с несколько подозрительной, по мнению Джоунси, медлительностью все еще жевал свой пирог, и, проходя мимо, Джоунси ощутил, как сущность мистера Грея (все больше очеловечивающаяся) растворяется, проникает в голову копа, принимается ее обшаривать. И теперь различными системами жизнеобеспечения Джоунси не управляет ничего, кроме красно-черного облака.
      Джоунси молниеносно схватил со стола телефон и на миг усомнился, не зная, правильно ли поступает.
      Просто набери 1-800-ГЕНРИ, подумал он.
      Последовала короткая пауза, и где-то в ином мире раздались звонки.
      9
      - Идея Пита, - пробормотал Генри.
      Оуэн, сидевший за рулем "хамви" (огромного, шумного, но оборудованного гигантскими шинами и летевшего сквозь бурю, как на крыльях), повернул голову. Генри спал. Очки сползли на кончик носа. По векам, опушенным байрумом, пробегала легкая рябь каждый раз, когда под ними двигались глазные яблоки. Генри видел сон. Интересно, о чем?
      Наверное, Оуэн сумел бы пробраться в голову нового товарища и узнать, в чем дело, но почему-то не посмел. Не слишком это порядочно.
      - Идея Пита, - повторил Генри. - Пит увидел ее первым. Он вздохнул так печально и устало, что Оуэну стало не по себе. Нет, он не хочет принимать никакого участия в том, что творится в мыслях Генри. До Дерри еще целый час или больше, если ветер не стихнет. Пусть немного поспит.
      10
      Позади здания школы раскинулось футбольное поле, где некогда выкобенивался Ричи Гренадо, демонстрируя свое мастерство, но Ричи вот уже пять лет как покоится в геройской могиле, еще одно ДТП маленького городка, в духе Джеймса Дина. Его сменяли другие герои, получали свою долю лавров, взрослели и исчезали. Но до футбольного сезона еще далеко, и поле усеяно чем-то вроде огромных красных птиц с черными головами. Эти вороны-мутанты, сидящие на складных стульях, смеясь, перекаркиваются о чем-то между собой, но мистер Трек, директор, возвышающийся на импровизированной трибуне, с микрофоном в руке, без труда их перекрикивает.
      - Последнее сообщение, прежде чем я распущу вас! - гремит он. - Не буду твердить вам о необходимости собрать академические шапочки в конце церемонии, поскольку по многолетнему опыту знаю, что с таким же успехом мог бы обращаться к стенке...
      Смех, аплодисменты, крики "ура".
      - Но предупреждаю, НЕМЕДЛЕННО СЛОЖИТЕ ИХ И УБЕРИТЕ НА МЕСТО, ИНАЧЕ БУДЕТЕ ПЛАТИТЬ ЗА КАЖДУЮ ПОТЕРЯННУЮ!
      Свистки и непристойные звуки, из которых самый громкий издает Бивер Кларендон.
      Мистер Трек в последний раз оглядывает аудиторию.
      - Юные леди и джентльмены выпуска восемьдесят второго, думаю, что имею право сказать от имени преподавательского состава, что горжусь вами. На этом репетиция окончена, так что...
      Последние слова тонут в общем реве, не помогают никакие динамики; красные вороны поднимаются в жестком шорохе нейлона и разлетаются. Завтра они разлетятся навсегда, хотя три вороны, смеясь и топая к стоянке, где Генри оставил машину, еще не осознали этого. Не поняли, что детским годам через несколько часов придет конец. До них пока не дошло.., и, может, это к лучшему.
      Джоунси хватает шапочку Генри, небрежно напяливает поверх своей и бежит к автостоянке.
      - Эй, кретин, отдай! - вопит Генри, цапнув шапочку с головы Бивера. Тот возмущенно кудахчет и, смеясь, мчится за Генри. Все трое резвятся, забыв обо всем. Красные мантии надуваются, хлопают по джинсам. Джоунси гордо демонстрирует две шапочки: кисточки бьются о виски, вид самый потешный. Шапочка Бивера сползла Генри на уши, закрыв лоб. Длинные черные волосы Бивера развевает ветер, изо рта торчит неизменная зубочистка.
      Джоунси еще находит время дразнить Генри: то и дело оглядываясь на бегу, он подначивает:
      - Ну же, мистер Баскетбол, бегаешь, как девчонка. Шевели ходулями!
      В один из таких моментов он едва не врезается в Пита, прохлаждающегося у северного въезда на стоянку и коротающего время за изучением доски объявлений. Пит, всего-навсего перешедший в выпускной класс, хватает Джоунси, наклоняет, словно даму в танго, и крепко целует в губы. Шапочки слетают с головы Джоунси, и тот визжит от растерянности.
      - Педик чертов! - вопит он, лихорадочно растирая рот.., и.., и тоже смеется. Все Питовы выходки: иногда лишнего слова не добьешься, настоящий тихоня, а потом возьмет и выкинет какой-нибудь фортель, раздолбай этакий!
      - Я так давно мечтал об этом, Гэриелла, - сентиментально вздыхает Пит. - Теперь тебе известны мои истинные чувства.
      - Пидор гребаный, если наградил меня сифилисом, я тебя придушу!
      Подоспевший Генри подхватывает с травы свою шапочку и лупит ею Джоунси.
      - На ней травяные пятна! - возмущается он. - Если мне придется за нее платить, ты от меня дождешься не только поцелуев, Гэриелла!
      - Не давай обещаний, которых не сумеешь сдержать, мудак, - огрызается Джоунси.
      - Прелестная Гэриелла! - торжественно парирует Генри.
      Подбегает запыхавшийся Бив, так и не выплюнувший зубочистку, подбирает шапочку Джоунси, заглядывает внутрь и кричит на всю стоянку:
      - Да тут пятно от сгущенки! Кому знать, как не мне, если я каждое утро нахожу парочку на простынях!
      И набрав в грудь воздуха, громко кричит на радость всем удаляющимся с поля выпускникам в красных мантиях:
      - Гэри Джоунс дрочит в свою шапочку! Эй, слушайте все! Гэри Джоунс дрочит...
      Джоунси вцепляется в него, валит на землю, и оба катаются по асфальту в облаках красного нейлона. Шапочки откатываются в сторону, и Генри поспешно убирает их, чтобы спасти от неминуемой гибели.
      - Слезай с меня! - пыхтит Бивер. - Сейчас раздавишь, болван! Член Иисусов! Ради Бога...
      - Даддитс знал ее, - говорит Пит, давно потерявший интерес к дурачествам друзей и не разделяющий их веселья. Настроение у него явно не то (Пит, возможно, единственный из них, кто ощущает приближение великих перемен). Он снова смотрит на доску объявлений.
      - И мы тоже. Та, что всегда стояла за воротами Академии Дебилов.
      - Привет, Дадди, как дела, - пищит он девчачьим голосом. Получается довольно мило. Ничуть не издевательски. И хотя имитатор из него неважный, Генри мгновенно узнает оригинал. И вспоминает девочку с пушистыми светлыми волосами, большими карими глазами, вечно ободранными коленками, с белой пластиковой сумочкой, в которой вместе с ленчем лежат БарбиКен. Она всегда называла их так, БарбиКен, словно они были единым целым.
      Джоунси и Бив тоже понимают, о ком идет речь, да и Генри кивает. Это все связь между ними, так продолжается уже несколько лет. Между ними - и Даддитсом. Вот имени они ее не помнят, помнят только, что фамилия была невозможно длинной и труднопроизносимой. Кроме того, она втюрилась в Даддитса и вечно поджидала его у Академии Дебилов.
      Троица в выпускных мантиях собирается вокруг Пита и изучает доску объявлений.
      На ней, как всегда, куча листочков - продажа выпечки, мойка машин, прослушивание кандидатов в местную рок-группу, летние занятия в Фенстере, написанные от руки студенческие объявления: куплю, продам, ищу того, кто подвез бы в Бостон, сниму на паях квартиру в Провиденсе.
      И в самом верхнем углу фото улыбающейся девочки с копной светлых волос (теперь уже не пушистых, а мелкозавитых) и широко раскрытыми, чуть недоумевающими глазами. Ее больше нельзя назвать малышкой. Гарри (уже не впервые) потрясен тем, как быстро растут дети (включая его самого), но он узнал бы эти темные растерянные глаза повсюду.
      ПРОПАЛА - гласит подпись под снимком, а чуть пониже, более мелким шрифтом, добавлено: Жозетт Ринкенхауэр. В последний раз девочку видели на поле для игры в софтбол, в Строфорд-парке 7 июня 1982 года.
      Дальше идет еще какой-то текст, но Генри не собирается его читать. Вместо этого он думает, какой переполох обычно поднимается в Дерри при одном намеке на исчезновение ребенка. Сегодня восьмое, значит, девчонки нет почти сутки, а фото уже запихнули в угол, как нечто второстепенное. Не имеющее особого значения. И в газете ничего не было, Генри знает это, потому что успел ее прочесть, вернее, просмотреть, пока заглатывал хлопья с молоком.
      Может, заметка похоронена в разделе местных новостей, думает он, и тут его осеняет. Ключевое слово "похоронена". В Дерри таким вот образом много чего хоронят.
      Взять хоть пропавших детей. За последние годы их немало исчезло, неизвестно куда, и все про них знают, недаром такое приходило мальчикам на ум в тот день, когда они встретили Даддитса Кэвелла, но взрослые предпочитают не говорить об этом вслух. Словно очередной пропавший ребенок - искупительная жертва за право жить в столь мирном чудесном местечке. И при этой мысли Генри охватывает возмущение, мало-помалу вытеснившее его идиотскую радость.
      Она тоже была милой.., и эти ее БарбиКен... Забавно... Такая же добрая, как Даддитс. Он помнит, как их четверка провожала Даддитса в школу - все эти прогулки - и как часто у ворот переминалась Джози Ринкенхауэр, со своими ободранными коленками и большой пластиковой сумкой: "Привет, Даддитс".
      До чего симпатичная девчонка была.
      И есть, думает Генри. Она...
      - Она жива, - уверенно подхватывает Бивер, вынимает изо рта изжеванную зубочистку, внимательно осматривает и роняет в траву. - Жива, и где-то в городе. Так ведь?
      - Да, - кивает Пит, не отрывая глаз от снимка, и Генри без труда читает его мысли.., почти те же, что у него самого: как она выросла. Та самая Джози, которая в иной, более справедливой жизни могла бы стать подружкой Дуга Кэвелла.
      - Но думаю... Она.., знаете...
      - Она в глубоком дерьме, - говорит Джоунси. Он уже успел освободиться от мантии и сейчас тщательно ее складывает.
      - Она застряла, - как во сне бормочет Пит, все еще глядя на фото. - В ловушке, только вот...
      Его указательный палец ходит взад-вперед, как маятник: тик-так, тик-так, тик-так.
      - Где? - шепчет Генри, но Пит качает головой. Джоунси тоже качает головой вслед за ним.
      - Давайте спросим Даддитса, - внезапно говорит Бивер. И все понимают почему. Потому что Даддитс видит линию. Даддитс...
      11
      - ..видит линию! - внезапно закричал Генри, вскидываясь и едва не стукаясь головой о потолок кабины "хамви", чем насмерть перепугал Оуэна, который все это время пребывал в некоем надежно защищенном, закрытом со всех сторон уютном местечке, где нет никого, кроме него, бури и бесконечной линии фонарей, единственного доказательства того, что они по-прежнему находятся на шоссе. - Даддитс видит линию!
      "Хамви" подпрыгнул, забуксовал, колеса заскользили, но Оуэн в последнюю минуту сумел справиться с машиной.
      - О Господи, старик, - выдохнул Оуэн. - Хоть предупреждай, что ли, когда в следующий раз крыша поедет!
      Генри потер лицо ладонями, вдохнул и медленно выпустил воздух из легких.
      - Я знаю, куда мы направляемся и что будем делать...
      - Уже лучше.
      - ..но должен сначала рассказать историю, так что ты поймешь.
      Оуэн искоса глянул на него.
      - А ты? Ты понимаешь?
      - Не все, но больше, чем раньше.
      - Валяй. До Дерри еще час. Времени хватит? По мнению Генри, времени было более чем достаточно, особенно если общаться мысленно. Он начал с самого начала.., с того, каким, по его разумению, это начало было. Не с нашествия серых, не с байрума, не с хорьков, а с четырех мальчишек, мечтавших увидеть фото королевы бала выпускников с задранной юбкой, только и всего. Ни больше ни меньше. Оуэн машинально продолжал крутить руль, хотя голова его наполнилась множеством связанных между собой образов, скорее как во сне, чем в кино. Даддитс, первая поездка в "Дыру в стене", Бивер, блюющий в снег. Утренние походы в школу, Даддитсова версия игры: они выкладывают карты, а Даддитс вставляет колышки. Как они повезли Даддитса смотреть С анта-Клауса.., ну просто полный улет! И как обнаружили фото Джози Ринкенхауэр на доске объявлений накануне выпускного вечера. Оуэн увидел, как они подъезжают к дому Даддитса на Мейпл-лейн в машине Генри мантии и шапочки свалены позади, они здороваются с мистером и миссис Кэвелл, сидящими в гостиной с пепельно-бледным мужчиной в комбинезоне с эмблемой газовой компании "Дерри Газ" и плачущей женщиной: Роберта Кэвелл обнимает за плечи Эллен Ринкенхауэр, уверяя, что все будет хорошо: Господь не допустит, чтобы с дорогой малышкой Джози что-то случилось.
      Они в самом деле сильны, восхищенно думает Оуэн. Боже, ну и дают! Как такое может быть?
      Кэвеллы почти не обращают внимания на пришедших: все четверо стали почти своими на Мейпл-лейн, а Ринкенхауэры слишком погружены в бездну ужаса, чтобы заметить гостей. Они не прикоснулись к кофе, поданному Робертой. "Он в своей комнате, мальчики", - сообщает Элфи Кэвелл с грустной улыбкой. Даддитс, занятый оловянными солдатиками (у него их целая армия), вскакивает, едва завидев их на пороге. Даддитс никогда не носит ботинки дома: только шлепанцы в виде забавных кроликов, подарок Генри на день рождения, он любит эти шлепанцы настолько, что будет носить, пока они не превратятся в розовые плюшевые отрепья, подклеенные со всех сторон пластырем. Но сейчас на нем ботинки. Он ждал их, и хотя улыбается так же солнечно, как всегда, глаза его серьезны.
      - Уда ем? - спрашивает Даддитс. "Куда идем?"
      И...
      - Так вы все были такими? - прошептал Оуэн. Правда, Генри уже говорил что-то в этом роде, но до сих пор он не представлял, о чем идет речь. - Еще до этого? - Он касается тонкой полоски байрума на щеке.
      - Да. Нет. Не знаю. Помолчи, Оуэн. Лучше слушай. И сознание Оуэна вновь наполняется образами из восемьдесят второго.
      12
      К тому времени, как они добираются до Строфорд-парка, на часах уже половина пятого, и по софтбольному полю рассыпались девочки в желтых блузках, волосы у всех забраны в хвостики, продетые через резинки бейсболок. У многих пластинки на зубах.
      - Батюшки мои, да у них руки не тем концом вставлены, - говорит Пит, и, возможно, так и есть, но веселятся они на полную катушку. В отличие от Генри, у которого в желудке свернулся комок дурного предчувствия. Он даже рад, что Джоунси выглядит точно так же: напуганным и притихшим. Если у Пита с Бивером воображения - ноль, то на них со стариной Гэриеллой его чересчур много. Для Пита и Бива все это игра, как в киношках и книгах про детективов-вундеркиндов, но для Генри... Не найти Джози Ринкенхауэр - это само по себе ужасно. Но найти ее мертвой...
      - Бив, - говорит он.
      Бив, увлеченно наблюдающий за девочками, оборачивается к Генри:
      - Что тебе?
      - Как, по-твоему, она еще жива?
      - Я... - Улыбка Бива меркнет, сменяется встревоженным взглядом. - Не знаю, старик. Пит? Но Пит качает головой.
      - Там, в школе, я думал, что жива.., черт, ее фото только что не говорило, но теперь... - Он пожимает плечами.
      Генри смотрит на Джоунси, но тот тоже пожимает плечами и разводит руками:
      - Понятия не имею.
      Тогда Генри делает шаг к Даддитсу. Тот смотрит на них сквозь то, что называет "ои оки" - узкие полусферические темные очки с зеркальными стеклами. По мнению Генри, в них он похож на Рея Уолстона в фильме "Мой любимый марсианин", но Генри никогда не высказывает этого вслух. И старается не думать о таком в присутствии Даддитса. Дадс напялил также шапочку Бивера: ему ужасно нравится дуть на кисточку.
      Даддитс не обладает избирательным восприятием: для него алкаш, роющийся в мусорных ящиках в поисках пустых бутылок, девочки, играющие в софтбол, и белки, прыгающие по ветвям деревьев, одинаково увлекательны. Именно это и делает его особым. Не похожим на других.
      - Даддитс, - начинает Генри, - помнишь девочку, с которой ты ходил в Академию? Джози. Джози Ринкенхауэр.
      Даддитс слушает с вежливым интересом, только потому, что к нему обращается друг, но имени, разумеется, не узнает. Еще бы, ведь он не помнит даже, что ел на завтрак, не говоря уже о какой-то малявке, с которой ходил в школу три-четыре года назад!
      Генри захлестывает волна безнадежности, странным образом смешанной с горькой иронией. О чем они только думали?
      - Джози, - повторяет Пит, тоже без особой надежды. - Помнишь, мы еще подшучивали над тобой? Называли ее твоей подружкой? Карие глаза.., светлые волосы дыбом, целая грива.., и... - Он устало вздыхает. - Мать твою...
      - Ень оой емо се о зе, - отвечает Даддитс их любимой фразой, "день другой, дерьмо все то же". - Ет отяк, ет игы.
      - Верно, - кивает Джоунси. - Нет костяшек, нет игры. Что ж, отведем его домой, парни, все равно...
      - Нет, - вмешивается Бивер, и все смотрят в его горящие взволнованные глаза. Он так энергично жует зубочистку, что она то и дело подпрыгивает во рту.
      - Ловец снов, - говорит он.
      13
      - Ловец снов? - переспрашивает Оуэн, и голос звучит, словно из далекого далека даже в его собственных ушах. Огни фар скользят по бесконечной снежной пустыне, имеющей некоторое сходство с дорогой только из-за уходящих вдаль желтых фонарей. Ловец снов, думает он, снова возвращаясь к прошлому Генри, почти захлестывающему его пейзажами, картинками, шумом и запахами того дня, на пороге лета.
      Ловец снов.
      14
      - Ловец снов, - говорит Бив, и они понимают друг друга, как иногда бывает и, как они считают (ошибочно, и Генри позже это поймет), присуще только друзьям. Хотя они никогда не обсуждали тот, приснившийся им одновременно, в первую охотничью поездку, кошмар, все же знали, что Бивер считает, будто его каким-то образом навеял Ловец снов Ламара. Никто не возражал - отчасти потому, что не хотели высмеивать суеверный ужас Бивера перед безвредной веревочной паутиной, но в основном потому, что вообще не желали говорить на эту тему. Но сейчас все отчего-то осознали, что Бивер наткнулся на истинную причину. Ловец снов действительно связал их, только не тот. Не принадлежащий Ламару.
      Даддитс. Вот кто настоящий Ловец.
      - Ну же, парни, - тихонько говорит Бив. - Вперед, и ничего не бойтесь. Хватайте его.
      И они слушаются, хотя все же боятся... Пусть и немного. И Бивер тоже.
      Джоунси берет Даддитса за правую руку, так ловко умеющую управляться со станками в училище. Дадди немного удивлен, но все же улыбается и сжимает пальцы Джоунси. Пит стискивает левую. Бивер и Генри заходят сзади и обнимают Даддитса за пояс.
      Все пятеро стоят под толстым старым дубом, в пятнистой тени листьев, словно собираются затеять новую игру. Девочки в ярко-желтых блузках не обращают на них внимания. Белкам и трудолюбивому алкашу, тяжкими стараниями добывающему ужин из мусорных контейнеров, тоже не до мальчиков.
      Генри впитывает наполняющий его свет и понимает, что тот же свет озаряет и остальных, они вместе создают прекрасный контраст света и зеленых теней, и Даддитс сияет ярче остальных. Он их главная костяшка, без него нет игры. Их Ловец снов. Он соединяет их воедино. Сердце Генри наполняется таким восторгом, как никогда потом (и последующая за этим пустота станет расти и темнеть, по мере того как идут и накапливаются никчемные годы), и он думает: Неужели все это для того, чтобы найти потерявшуюся слабоумную девочку? Не нужную никому, кроме ее родителей? Или убить безмозглого наглеца, общими усилиями столкнуть его машину с насыпи и сделать это, о Господи, во сне? И это все? Нечто, настолько поразительное, настолько чудесное - и ради таких ничтожных делишек? Не ради значительных результатов? Неужели это в самом деле осе?
      Потому что если это действительно все - он мучается этим даже в экстазе их единения, - тогда в чем смысл? Что это может означать?
      Но все мысли сметены силой ощущений. Перед ними встает лицо Джози Ринкенхауэр, колеблющееся изображение, состоящее из четырех восприятий и воспоминаний, к которым вскоре присоединяется пятое, едва Даддитс осознает, ради кого поднята вся эта суматоха.
      Стоит вклиниться Даддитсу, как образ становится в сотни раз ярче, в сотни раз отчетливее. Генри слышит, как кто-то... Джоунси.., охает, и он сам бы охнул, если хватило бы дыхания. Пусть Даддитс в каких-то отношениях и слабоумный, только не в этом, в этом все они жалкие, немощные, бессильные идиоты, а Даддитс - настоящий гений.
      - О Господи! - слышит Генри крик Бивера, и в голосе смешались восхищение и досада. В равных долях.
      Потому что Джози стоит здесь, рядом. Разные восприятия ее образа превратили ее в девочку лет двенадцати: старше, чем когда они впервые увидели ее у ворот Академии Дебилов, но моложе, чем она должна быть сейчас. Они нарядили ее в матроску неопределенного цвета, меняющегося от голубого к розовому и красному и снова к голубому. Она держит большую пластиковую сумку с БарбиКеном, выглядывающими в щель приоткрытой молнии, а коленки просто усыпаны ссадинами. В мочках ушей появляются и исчезают сережки в виде божьих коровок, и Генри вспоминает, что такие действительно у нее были. Она открывает рот и говорит: "Привет, Дадди. - Потом оглядывается и добавляет:
      - Привет, мальчики".
      И все. Она тут же исчезает. Вот так. А они стоят под дубом, только теперь их не шестеро, а пятеро. Пятеро взрослых мальчиков под древним дубом, и древнее июньское солнце все так же греет их лица, и девочки в желтых блузках все так же весело перекрикиваются. Пит плачет. И Джоунси. Алкаш исчез: должно быть, успел насобирать на бутылку. Его место занял другой - мрачный человек в зимней, несмотря на жару, куртке. Левая щека покрыта красной губкой, которая вполне могла бы сойти за родимое пятно, не знай Генри, что это такое на самом деле. Байрум. Оуэн Андерхилл стоит вместе с ними в Строфорд-парке и наблюдает, но все правильно: никто не видит пришельца с дальней стороны Ловца снов. Никто, кроме Генри.
      Даддитс по-прежнему улыбается, хотя и несколько сбит с толку слезами приятелей.
      - Ааму ы ацес? - спрашивает он Джоунси. "Почему ты плачешь?"
      - Не важно, - отмахивается Джоунси, отнимая руку. Связь порвана. Джоунси и Пит вытирают щеки. Бивер издает нервный всхлипывающий смешок.
      - Черт, чуть зубочистку не проглотил, - говорит он.
      - Нет, вот она, пидор ты этакий, - фыркает Генри, показывая под ноги, где валяется измочаленная зубочистка.
      - Ати Оси? - спрашивает Даддитс. "Найти Джози?"
      - А ты можешь, Дадс? - оживляется Генри. Даддитс шагает к софтбольному полю, а остальные почтительно следуют за ним. Дадс проходит мимо Оуэна, но, разумеется, не замечает его; для Дадса Оуэн Андерхилл не существует, по крайней мере пока. Он минует дешевые места для зрителей, третью линию, маленькую закусочную. И замирает. Пит тихо вскрикивает.
      Даддитс оборачивается и смотрит на него, весело, с живейшим интересом, почти смеясь. Глаза блестят. Пит поднимает палец и начинает знакомую церемонию, взад-вперед, тик-так.., упорно глядя в землю. Генри опускает голову, и на мгновение кажется, что он тоже видит что-то, яркую вспышку желтого на траве, как мазок краски. И все пропадает. Остался только Пит, производящий обычные действия, как всегда, когда использует свой особый вспоминающий дар.
      - Иис иию Ит? - спрашивает Даддитс, по-отцовски заботливо, отчего Генри так и подмывает расхохотаться. "Видишь линию, Пит?"
      - Да, - выдыхает Пит, вытаращив глаза. - Мать твою, да! - И обводит взглядом остальных. - Она была здесь, парни! Прямо здесь!
      Они пересекают Строфорд-парк, шагая строго по линии, которую видят только Даддитс и Пит, а человек, которого видит только Генри, идет следом. Северный конец парка огораживают расшатанные доски с табличкой:
      СОБСТВЕННОСТЬ Д. Б. & А. Р. Р. НЕ ВХОДИТЬ.
      Дети, разумеется, плевать хотели на все запреты, поскольку прошло сто лет с тех пор, как Дерри, Бангор и Арустук вместе гоняли грузы по ветке, проложенной через Пустошь. Но мальчишки, пролезая сквозь дыры в заборе, натыкаются на ржавые рельсы: они идут вниз по склону, тускло поблескивая на солнце.
      Склон довольно крутой, заросший ядовитым сумахом и болиголовом, и на полпути они видят большую пластиковую сумку Джози Ринкенхауэр, теперь совсем старую и потрепанную, склеенную во многих местах изолентой, но Генри узнал бы эту сумку повсюду.
      Даддитс радостно бросается к ней, открывает и заглядывает внутрь.
      - АбиЕн! - объявляет он, вытаскивая кукол. Пит, однако, обшаривает окрестности, едва не на четвереньках, мрачный, как Шерлок Холмс, выслеживающий профессора Мориарти. Именно Пит Мур находит ее, Пит, который с безумным видом тычет пальцем в грязную бетонную сточную трубу, выглядывающую из зарослей.
      - Она тут! - пронзительно вопит он, и если не считать двух багровых пятен на щеках, лицо его белее бумаги. - Парни, по-моему, она тут!
      Под всем Дерри, городом, выросшим на месте болот, вокруг которых жили индейцы племени микмак, тянется древний и невероятно запутанный лабиринт канализационных труб и коллекторов. Большая часть прокладывалась в тридцатых годах, на деньги Нового Курса <Политика, проводимая правительством Ф.Д. Рузвельта и направленная на ликвидацию последствий Великой депрессии.> - и большая же часть окажется разрушенной в восемьдесят пятом, во время страшного урагана, затопившего Дерри и уничтожившего водонапорную башню. Но пока все трубы целы. Эта идет сверху вниз, вгрызаясь в холм. Джози Ринкенхауэр споткнулась, упала и, скользя на пятидесятилетней подстилке из сухих листьев, как на санках, влетела в трубу и теперь лежит на самом дне. Она измучилась, пытаясь подняться по жирному, крошащемуся отвесу, съела пару печенюшек, лежавших в карманах джинсов, и последние часов двенадцать - четырнадцать просто лежит в вонючей тьме, прислушиваясь к слабым звукам внешнего мира и ожидая смерти.
      На вопль Пита у нее только и хватает воли приподнять голову и из последних сил откликнуться:
      - Помогите! Я не могу вылезти! Пожааалуйста, помогите!
      Им в голову не пришло сбегать за взрослыми, хотя бы за полицейским Неллом, патрулирующим окрестности. Они одержимы потребностью поскорее вытащить ее отсюда: спасти Джози - их долг и обязанность. Они не позволяют Даддитсу лезть внутрь, на это ума у них хватает, но остальные без всяких рассуждений образуют цепь: сначала Пит, потом Бив, Генри и, наконец, Джоунси. Он тяжелее остальных. Их противовес. Их якорь.
      Не расцепляя рук, они ползут к смрадной дыре (воняет не только канализацией, но еще чем-то старым и невыразимо противным). Генри немедленно натыкается на утонувшую в слякоти тапочку Джози и машинально сует ее в задний карман.
      Еще несколько секунд, и Пит, не оборачиваясь, бросает:
      - Эй, парни, стоп.
      Рыдания и мольбы о помощи становятся громче, и теперь Пит видит ее, сидящую на дне полузасыпанной листьями трубы. Поднятое лицо кажется смазанным белым кружком.
      Пит свешивается вниз, и, несмотря на охватившее их возбуждение, мальчики все же пытался действовать осторожно. Джоунси уперся ногами в огромную глыбу бетона. Джози встает на цыпочки, старается, как может, и все же не дотягивается до руки Пита. Наконец, когда кажется, что все напрасно, Джози ухитряется вскарабкаться вверх, совсем чуть-чуть, но Пит успевает вцепиться в ее исцарапанное и грязное запястье.
      - Есть! - торжествующе вопит он. - Поймал! Они медленно вытаскивают ее наверх, где уже поджидает Даддитс с белой сумочкой в одной руке и куклами в другой. Возбужденно подскакивая, он кричит, чтобы Джози не волновалась, потому что БарбиКен у него. И снова солнечный свет, чистый воздух, и когда они помогают ей выбраться наружу...
      15
      В "хамви" не было телефона - две рации и ни одного телефона. Тем не менее тишину расколол оглушительный звонок, разорвав сотканную Генри нить воспоминаний и до смерти испугав обоих.
      Оуэн дернулся, как человек, которого грубо вырвали из крепкого сна, и "хамви" потерял неверную власть над дорогой, сначала забуксовав, а потом пойдя юзом, как танцующий динозавр.
      Мать твою...
      Оуэн попытался выправить ситуацию, но колеса беспомощно крутились, проворачиваясь с тошнотворной легкостью, словно корабль без руля и без ветрил. "Хамви" медленно сползал назад по предательской колее и наконец застрял боком в сугробе на осевой, бесполезно освещая снежную дорогу в той стороне, откуда они выехали.
      Дзинь! Дзин-н-нь! Дзи-и-и-и-инь!
      Непонятно откуда. Просто из воздуха.
      Это у меня в голове, подумал Оуэи.Глюки начались, фокусы проклятой телепа...
      На сиденье между ними лежал "глок". Генри поднял его, и звонки тут же прекратились. Генри поднес дуло пистолета к уху.
      Ну конечно! Что тут странного? Ему звонят на "глок", только и всего. Обычная вещь, подумал Оуэн.
      - Алло, - сказал Генри. Ответа Оуэн не слышал, но усталое лицо его спутника осветилось улыбкой. - Джоунси! Я знал, что это ты.
      Кто же еще! Опра Уинфри <Ведущая популярного ежедневного ток-шоу, первая негритянка на телевидении.>? - усмехнулся Оуэн.
      - Где... Пауза.
      - Ему нужен Даддитс, Джоунси? Поэтому... Генри снова слушает.
      - Водонапорная башня? Почему? Джоунси! Джоунси! Подержав пистолет еще немного, Генри посмотрел на него, словно не понимая, что это такое, и медленно положил на место. Улыбки как не бывало.
      - Повесил трубку. Наверное, тот, другой, вернулся. Он зовет его "мистер Грей".
      - Твой приятель жив, а ты, кажется, не слишком счастлив.
      Мысли Генри действительно были не очень радостными, но говорить об этом не требовалось. Сначала он был в восторге - и как не быть, когда кто-то, кого ты любишь, болтает с тобой по старому "глоку"? - но теперь, похоже, расстроился. Почему?
      - Он.., они к югу от Дерри. Остановились поесть в "Дайзерте", придорожной забегаловке для водителей, только Джоунси зовет ее "Пердайзерт", как в детстве. Не думал, что он ее помнит. Похоже, он сильно боится.
      - За себя? За нас?
      Генри безрадостно поглядел на Оуэна.
      - Говорит, опасается, что мистер Грей хочет убить патрульного и забрать машину. Думаю, дело в этом. Дьявол! - Генри ударил кулаком по ноге.
      - Но он жив.
      - Да, - ответил Генри без всякого энтузиазма. - Иммунитет против грибка. Даддитс.., ты понял теперь насчет Даддитса?
      Нет. Сомневаюсь, что и ты до конца понял, Генри.., но может, кое-что прояснилось.
      Генри снова перешел на мысленное общение, так было легче.
      Даддитс изменил нас, общение с ним изменило нас. Когда Джоунси сбила та машина в Кембридже, он снова изменился. Электроэнцефалограммы людей, переживших клиническую смерть, часто претерпевают невероятные метаморфозы, в прошлом году я читал статью в "Ланцете" на эту тему. Для Джоунси это, вероятно, означает, что мистер Грей, даже захватив его, тем не менее не может заразить грибком или полностью завладеть сознанием. Его нельзя поглотить, по крайней мере пока.
      - Поглотить?
      Растворить в другом организме. Короче говоря, сожрать. - И он добавил вслух:
      - Ты не можешь вытащить машину из этого заноса?
      - Вероятно, могу.
      - Этого я и боялся, - мрачно бросил Генри. Оуэн повернул к нему освещенное зеленоватым светом приборной доски лицо.
      - Какого хрена с тобой творится?
      О Господи, неужели не понимаешь? Сколько раз тебе объяснять? И какими словами? Он все еще существует там! Джоунси. Он ЕСТЬ!
      В третий или четвертый раз с начала пути Оуэну пришлось перескочить через пропасть между эмоциями сердца и холодным рациональным знанием мозга.
      - Понятно, - начал он и запнулся. - Он жив. Жив и мыслит. Даже звонит. - Он снова запнулся. - Иисусе!
      Оуэн попытался выправить "хаммер", включив первую скорость, и долго мучился, прежде чем завертелись все колеса. Потом сдал назад и влепился в сугроб, но при этом кузов "хаммера" чуть приподнялся над слипшимся снегом, чего и добивался Оуэн. Теперь, когда он снова включит первую скорость, они вылетят из заноса, как пробка из бутылки. Но теперь Оуэн не спешил и, немного подождав, нажал на тормоза. "Хаммер" нетерпеливо затрясся. Мотор рычал, ветер выл, закручивая снежные вихри, гулявшие по пустому шоссе.
      - Ты ведь понимаешь, что нам придется это сделать? - спросил Оуэн. Правда, прежде нужно его поймать. Потому что какими бы ни были детали, в генеральный план почти наверняка входит заражение всей планеты. И матема...
      - Я не хуже тебя знаю расчеты, - сказал Генри. - Шесть миллиардов населения Космического корабля Земля против одного Джоунси.
      - Против статистики не попрешь.
      - Цифры могут лгать, - угрюмо возразил Генри, но крыть было нечем. Такие большие цифры не лгут. Шесть миллиардов - очень большая цифра.
      Оуэн отпустил тормоза и налег на акселератор. "Хамви" послушно покатился вперед, на пару футов, завертелся было, потом встал и с рычанием выскочил из заноса, как дикий зверь. Оуэн повернул на юг.
      Расскажи, что было после того, как вы вытащили девчонку из сточной трубы.
      Но прежде чем Генри успел послать ответ, рация на приборной доске затрещала. Зато голос звучал так громко и ясно, словно владелец сидел с ними в "хаммере".
      - Оуэн! Ты здесь, дружище? Курц.
      16
      Почти час ушел на то, чтобы одолеть первые шестнадцать миль к югу от Блю-базы (бывшей Блю-базы), но Курц не беспокоился. Господь позаботится о них, никаких сомнений.
      Машину вел Фредди Джонсон. На пассажирском сиденье скорчился Арчи Перлмуттер, прикованный наручниками к ручке дверцы. Кембри приковали сзади. Курц сидел позади Фредди, Кембри - за спиной Арчи. Правда, Курц немного тревожился, боясь, что оба пленных общаются посредством телепатии и плетут заговоры. Не много им это даст! Курц и Фредди открыли окна, хотя в "хамви" было холоднее, чем в деревенском нужнике в январе. Никакой обогреватель просто не мог справиться с таким морозом. Но мера была вынужденной: при закрытых окнах атмосфера в грузовике мгновенно становилась невыносимой серой несло, как в загазованной шахте. Вернее, не серой, а эфиром. Больше всего воняло от Перлмуттера, непрерывно ерзавшего на сиденье и тихо стонавшего. Кембри зарос Рипли, словно поле - пшеницей после весеннего дождя, и Курц, даже сквозь маску, ощущал исходивший от него смрад. Но главным оскорбителем приличий был Перли, пытавшийся пердеть бесшумно (высвобождавший то одну ягодицу, то вторую - "маленький полупук", как говорили в туманные дни Курцева детства). И разумеется, делал вид, что он тут ни при чем. Джин Кембри культивировал Рипли. Курц подозревал, что Перли, храни его Господь, культивирует кое-что другое.
      Сам Курц успешно скрывал свои мысли за монотонной мантрой собственного сочинения: Дэвис и Роберте, Дэвис и Роберте, Дэвис и Роберте...
      - Не будете так добры прекратить? - раздраженно попросил Кембри. - Вы с ума меня сводите! Я сейчас рехнусь!
      - Я тоже, - сказал Перлмуттер. Он снова заерзал и издал длинное "пуфффф", словно выпуская воздух из надувной игрушки.
      - Господи, Перли, - взвыл Фредди, опуская стекло до конца и высовываясь наружу. "Хамви" рыскнул, и Курц приготовился к худшему, но все обошлось. - Может, это ты попридержишь свой анальный парфюм?
      - Прошу прощения, - сухо возразил Перлмуттер, - если ты намекаешь на то, что я испустил газы, должен заметить...
      - 11и на что я не намекаю, - рявкнул Фредди. - Просто говорю, чтобы ты перестал вонять, как скунс, иначе...
      И поскольку Фредди никоим образом не мог исполнить все высказанные и невысказанные угрозы (пока они не могли обойтись без двух телепатов, главного и запасного), Курну пришлось вмешаться.
      - История Эдварда Дэвиса и Франклина Робертса весьма поучительна, сказал он, - ибо еще раз доказывает, что нет ничего нового под солнцем. Это случилось в Канзасе, давным-давно, когда еще Канзас действительно был истинным Канзасом...
      Курц, в самом деле неплохой рассказчик, увел их во времена корейской войны. Эд Дэвис и Франклин Роберте владели почти одинаковыми небольшими фермами, по соседству с фермой семьи Курца (который тогда звался вовсе не Курнем). Дэвис, у которого шариков в голове не хватало, был почему-то уверен, что сосед, наглец Роберте, так и норовит украсть у него ферму и к тому же распространяет о нем в городе самые гнусные сплетни. Роберте сыпал ядовитый порошок на его поля. Роберте сговорился с "Бэнк оф Эмпориа" отобрать у Дэвиса ферму за долги.
      Окончательно спятив, Эд Дэвис поймал бешеного енота и запустил в курятник, собственный курятник. Енот передушил всех кур, и когда не осталось ни одной, хвала Господу, фермер Дэвис разнес из ружья черно-серую полосатую голову зверька.
      Сидевшие в "хамви" зачарованно молчали, слушая неторопливое повествование.
      Эд Дэвис погрузил мертвых кур и трупик енота в свой комбайн, "Интернешнл Харвестер", подвез к ферме соседа и при свете луны вывалил в оба колодца: тот, из которого поили скот, и тот, что у дома. На следующий вечер, надравшись виски и весело гогоча, Дэвис позвонил своему врагу и сообщил обо всем. "Здорово жарко было сегодня, верно? - надрывался псих, смеясь так громко, что Франклин Роберте еле разбирал слова. - Какую воду пил ты и твои девицы, Роберте? С дохлым енотом или дохлыми курами? Не могу сказать точно, чем какой колодец начинил. Ну, не позор ли! Склероз!"
      Губы Джина Кембри слегка дрожали, как у человека, перенесшего серьезный удар. Дыхание шевелило длинные бороды Рипли, свисавшие со лба.
      - Что вы хотите сказать? - прошипел он. - Что мы с Перли ничем не лучше парочки бешеных кур?
      - Повежливее с боссом, Кембри, - предупредил Фредди. Маска, по-видимому - от возмущения, резво подпрыгивала вверх-вниз.
      - Да хрен с ним, с твоим боссом! Миссия закончена! Фредди вскинул было руку, чтобы размазать Кембри по спинке кресла, но тот придвинул ближе искаженное страхом, изукрашенное грибком лицо.
      - Давай, малыш! А может, сначала проверишь свой кулак, убедишься, что на нем нет ран? Крохотный порез - и ты готов.
      Рука Фредди нерешительно замерла в воздухе и снова легла на руль.
      - Кстати, Фредди, на твоем месте я бы ходил да оглядывался. Если воображаешь, что босс способен оставить свидетелей, значит, совсем тупой. Или рехнулся.
      - Рехнулся, именно, - тепло сказал Курц и хмыкнул. - Кстати, многие фермеры кончают в психушке или кончали до Уилли Нельсона <Известный певец в стиле "кантри".>, благослови Господи его душу, и Программы помощи фермерам. Тяготы жизни, полагаю. Слишком велики стрессы. Бедняга Эд Дэвис кончил дни в закрытом заведении для ветеранов, он воевал на Большой -Два, а вскоре после этой истории с колодцем Франклин Роберте продал ферму, переехал в Уичито и устроился коммивояжером в "Эллис-Чалмерс". Несмотря на то, что, как оказалось, колодцы вовсе не были отравлены. Он попросил окружного санитарного инспектора взять пробы, и тот сказал, что вода пригодна для питья. Бешенство через воду не передается. Интересно, а Рипли?
      - Могли бы по крайней мере хоть называть его правильно, - пробурчал Кембри. - Не Рипли, а байрум!
      - Байрум или Рипли, все одно, - отмахнулся Курц. - Эти типы пытаются отравить наши колодцы. Загрязнить нашу драгоценную влагу, как сказал кто-то.
      - Да плевать вам на это! - взорвался Перли с такой злобой, что Фредди даже подпрыгнул. - Вам бы только Андерхилла сцапать, а остальное хоть провались! - И помолчав, скорбно добавил:
      - Вы в самом деле тронулись, босс.
      - Оуэн! - прочирикал Курц, как канарейка. - Едва не забыл! Где он, парни?
      - Впереди, - угрюмо ответил Кембри. - Застрял на хрен в сугробе.
      - Потрясающе! - завопил Курц. - Мы у цели!
      - Не раскатывайте губу, босс. Он сейчас выберется. И "хаммер" у него такой же, как у нас. Если знаешь, что делаешь, и умеешь держать в руках руль, можно провести эту штуку прямо через ад. А он, похоже, умеет.
      - Жаль. У нас есть шансы?
      - Не слишком много, - сказал Перли, снова заерзал, поморщился и издал неприличный звук.
      - Ма-а-ать, - тихо простонал Фредди.
      - Дай микрофон, Фредди. Общий канал. Наш друг, Оуэн, обожает общий канал.
      Фредди, не оборачиваясь, протянул микрофон, поколдовал с передатчиком, прикрепленным к приборной доске, и сказал:
      - Теперь можно, босс.
      Курц нажал кнопку на боку микрофона:
      - Оуэн? Ты здесь, дружище?
      Молчание, хаос атмосферных помех и монотонный вой ветра. Курц уже собрался еще раз нажать кнопку "передача" и попытаться снова, когда раздался голос Оуэна, спокойный, отчетливый, на фоне умеренных помех, но не искаженный.
      - Здесь.
      - Приятно слышать тебя, дружище! Так волнительно! Думаю, ты опережаешь нас на пятьдесят миль. Мы только что прошли поворот № 39, так что я почти не ошибся, верно? - На самом деле они миновали поворот № 36, и расстояние между ними было куда меньше. Вероятно, вполовину.
      Тишина.
      - Глуши мотор, дружище, - посоветовал Курц наидобрейшим, наирассудительнейшим голосом. - Еще не слишком поздно спасти кое-что и выпутаться из этого дерьма. Нашим карьерам конец, можешь не сомневаться, дохлые куры в отравленном колодце, но если у тебя есть цель, позволь мне помочь. Я уже немолод, сынок, и хочу, чтобы мы с честью...
      - Не гони фуфло, Курц, - выдали все шесть динамиков "хамви", до того громко и ясно, что Кембри в самом деле имел наглость рассмеяться. Курц полоснул его убийственным взглядом. В обычных обстоятельствах этого было бы достаточно, чтобы черная кожа Кембри посерела от ужаса, но это в других обстоятельствах, другие обстоятельства сняты с повестки, и Курц ощутил совершенно нехарактерный укол страха. Одно дело - понимать умом, что все пошло шиворот-навыворот, и совсем другое, когда правда оседает в твоих внутренностях тяжелым свинцовым слитком.
      - Оуэн.., приятель...
      - Слушай меня, Курц. Не знаю, осталась ли хоть одна нормальная извилина в твоем чокнутом мозгу, но если все же есть, удели мне чуточку внимания. Рядом со мной человек по имени Генри Девлин. Впереди.., возможно, в ста милях от нас - его друг, Гэри Джоунс. Только это уже не он. Им завладел пришелец, инопланетный разум, которого он называет "мистер Грей".
      Гэри... Гэри... - думал Курц. По анаграммам их узнаем их...
      - Все, что делалось в Джефферсон-трект, не имело смысла, - продолжал голос из динамиков. - Бойня, которую ты задумал, Курц, бессмысленна - умрут ли они сами или от пули, все равно угрозы не представляют.
      - Слышали?! - истерически завопил Перлмуттер. - Не представляют! Не...
      - Заткнись! - рявкнул Фредди, смазав его по физиономии. Курц едва заметил это. Он вытянулся в струнку, сверкая глазами, навострив уши. Бессмысленна? Оуэн Андерхилл в самом деле утверждает, что самая главная в его жизни операция бессмысленна?
      - ..среде, понял? Они не способны выжить в нашей экосистеме. Кроме Грея. Потому что ему посчастливилось найти совершенно иного хозяина. Того, который коренным образом отличается от остальных людей. Так вот, Курц, если тебе хоть что-то дорого в этом мире, если у тебя есть хоть какие-то принципы, ты немедленно прекратишь охоту и позволишь нам спокойно позаботиться о деле. Позаботиться о мистере Джоунсе и мистере Грев. Вероятно, тебе удастся поймать нас, но сильно сомневаюсь, что ты сумеешь захватить их. Они слишком далеко к югу. И мы думаем, что у Грея есть план. Что-то такое, что может сработать.
      - Оуэн, ты переутомился и возбужден, - спокойно произнес Курц. Остановись. Что бы там ни было, мы все можем сделать вместе. Мы...
      - Если тебе не все равно, ты выйдешь из игры, - холодно перебил Оуэн. - Конец связи. Я отключаюсь.
      - Не смей, дружище! - заорал Курц. - Не делай этого! Я запрещаю!
      Громкий щелчок, и динамики исторгли невнятное шипение.
      - Он отключился, - сказал Перлмуттер. - Отсоединил микрофон. Заткнул приемник. Все.
      - Но вы слышали его? - спросил Кембри. - Во всем этом нет ни малейшего смысла. Едем назад.
      На лбу Курца забилась жилка.
      - Можно подумать, я куплюсь на его уговоры, после всего, что произошло!
      - Но он говорил правду, - отчеканил Кембри, впервые поворачиваясь к Курцу всем телом: широко раскрытые глаза, забитые в уголках Рипли или байрумом, или как там он его называл. Брызги слюны испятнали щеки, лоб и маску Курца. - Я слышал его мысли! И Перли тоже! ОН ГОВОРИЛ ЧИСТУЮ ПРАВДУ! ОН...