1

Брайан Энгл подрулил лайнер ведущей авиакомпании «Гордость Америки» к остановке у ворот №22 и выключил сигнал ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ точно в 22.14. С облегчением выдохнул и освободился от ремней.

Он не помнил, когда прежде испытывал такое облегчение и жуткую усталость по окончании полета. Адски болела голова. Решено, на вечер никаких выпивок в пилотском баре, ужина и даже ванны, когда доберется, наконец, до Вествуда. Брайан мечтал упасть на кровать и проспать четырнадцать часов подряд.

Рейс №7 «Гордость Америки», обслуживающий маршрут Токио — Лос-Анджелес, сначала задержал сильный встречный ветер, а потом обычная пробка в ЛАКСе, который, по мнению Энгла, был, пожалуй, худшим аэропортом Америки, если не считать Логан и Бостон. Не везло и дальше — к концу перелета возникла проблема с давлением. Сначала вроде бы пустяк, а потом пошло хуже, пока проблема не стала просто угрожающей. Дошло до того, что могло в любой момент прорвать, а дальше — мгновенная декомпрессия, но, к счастью, на том и остановилось. Иногда подобные ситуации таинственным образом сами собой устранялись. Так получилось и на сей раз. Пассажиры, благополучно покидавшие теперь самолет, даже не подозревали, насколько они были близки к превращению в громадный человеческий паштет.

Но Брайан знал… От этого дико трещала башка.

— Эту суку прямо отсюда немедленно на техосмотр, — сказал он своему помощнику. — Они-то знают, что может произойти, и в курсе проблемы. Ты как считаешь?

Помощник кивнул:

— Ясно, им не нравится тут копаться, но они знают, как пить дать.

— А мне плевать, что им там нравится или не нравится, Дэнни. Нынче мы все были на волосок…

Дэнни Кин согласно кивнул. Он понимал это тоже.

Брайан вздохнул и принялся растирать затылок. Голова разламывалась.

— Может, стар я становлюсь для такой работы, а?

То же самое говорил время от времени каждый из них, особенно после неудачной смены, и Брайан понимал, что он вовсе не стар для подобной работы в свои сорок три. В этом возрасте как раз и начиналась самая классная работа опытного пилота. Однако, события сегодняшнего рейса чуть не заставили его поверить, что пора отчаливать. Господи, как он устал!..

В кабину постучали. Штурман Стив Сирлс развернулся в своем кресле и, не вставая, открыл дверь. На пороге стоял мужчина в фирменном зеленом блайзере «Гордости Америки». Это был помощник главного диспетчера «Гордости Америки» в ЛАКСе — Джон (или Джеймс) Диган.

— Капитан Энгл?

— Да? — Внутренняя защита рухнула, головная боль усилилась. Первая мысль — попытаются пришить ему дело за утечку давления в самолете.

— Прошу прощения, но, боюсь, у меня для вас неприятная новость, капитан.

— Насчет утечки, что ли? — голос Брайана прозвучал излишне резко, и несколько выходивших пассажиров обернулись в его сторону. Но паниковать им было слишком поздно.

Диган покачал головой.

— Ваша супруга, капитан Энгл.

Какое-то время Брайан не соображал, о ком говорит этот человек. Он поднялся и глядел на него с глупейшим видом. Потом сработало. Конечно же, Анна.

— Да. Бывшая жена. Восемнадцать месяцев, как развелись. А что там с ней?

— Несчастный случай, — ответил Диган. — Вам бы лучше пройти в контору.

Брайан смотрел на него с недоумением. После прошедших трех напряженных часов все это казалось до странности нереальным. Подавил в себе желание послать Дигана в задницу, если имел место очередной трюк телепередачи «Честная камера». Конечно же, киносъемки были тут ни при чем. Авиалиния в подобные игры не играла, тем более с пилотами, которые только что выкарабкались из состояния, близкого к гибели.

— Что с Анной? — Брайан услышал свой собственный голос. Заметил, что помощник глядит на него с умеренным сочувствием. — С ней все в порядке?

Диган принялся рассматривать свои начищенные до блеска туфли, и Брайан понял, что новости были в самом деле дрянь, и с Анной очень даже не все в порядке. Знал, но не мог в это поверить. Ей было всего тридцать четыре. Здоровая и рассудительная. Он не раз называл ее про себя самым разумным водителем в городе Бостоне, если не во всем штате Массачусетс.

Брайан снова услышал свой голос, задающий вопрос, и, право же, словно кто-то чужой говорил за него.

— Она… умерла?

Джон (или Джеймс) Диган оглянулся по сторонам, как бы ища помощи. Увидел только служащего возле выхода, желавшего всем пассажирам приятно провести вечер в Лос-Анджелесе. Время от времени тот бросал тревожные взгляды в сторону кабины, видимо обеспокоенный, как и Брайан, тем, что экипаж может быть в какой-то степени виновным за медленную утечку давления, превратившую последние часы полета в сущий кошмар. Диган посмотрел на Брайана еще раз и кивнул.

— Да. Боюсь, что умерла. Может, пройдем со мной, капитан Энгл?

В 0.15 Брайан Энгл уже усаживался в кресло «Гордости Америки» рейса №29. Предстоял перелет из Лос-Анджелеса в Бостон. Примерно минут через пятнадцать этот прославленный на трансконтинентальных перелетах лайнер взлетит. Он вдруг вспомнил свои недавние мысли: если ЛАКС был не самым опасным торговым аэропортом Америки, то уж Логан был именно таким. Пренеприятнейшее совпадение — побывать в обоих местах в пределах восьми часов. А голова опять разболелась не на шутку — куда хуже, чем при приземлении рейса №7.

«Прямо горит», — подумал он. — «Адский пламень. Почему не срабатывают детекторы дыма?»

Он вдруг вспомнил, что совсем не думал об Анне в последние четыре или пять месяцев. Первые месяцы после развода она занимала все его мысли: что она делает в данный момент? Как одета? И, конечно же, с кем встречается? Исцеление произошло очень быстро. Будто ему впрыснули некий оживляющий душу эликсир. Брайан достаточно много читал беллетристики о разводах, чтобы не знать в чем суть этого исцеления: помогает не эликсир, а просто другая женщина.

Но другой женщины у Брайана не было. Пока. Пара свиданий, одно сексуальное сближение (он верил в то, что любые интимные сближения в эпоху СПИДа очень опасны), но не более. Просто он… вылечился.

Брайан наблюдал, как входят и рассаживаются пассажиры. Вот блондинка идет по проходу с девочкой в темных очках. Девочка цепляется за ее локоть. Женщина что-то сказала ей, и девочка немедленно обернулась на звук ее голоса. Брайан понял, что она слепа — что-то в движении ее головы говорило об этом. Мысленно подивился: как много могут раскрыть едва заметные жесты.

«Анна», — подумал он. — «Не об Анне ли тебе следует думать?»

Усталый разум, однако, пытался уйти подальше от темы Анны. Анны — единственной женщины, которую он в гневе ударил, и которая сейчас была мертва.

Брайан неожиданно представил себе, что мог бы ездить по стране с лекциями, рассуждая о проблемах разведенных мужчин. Да и о проблемах разведенных женщин — почему бы нет? Тогда он скорее всего избрал бы себе тему: развод и искусство забвения.

«Четвертая годовщина — самое оптимальное время для развода», — скажет он им. — «Возьмем, к примеру, мой случай. Я провел целый год в чистилище, раздумывая, насколько был виноват сам и насколько она. Правильно ли было вечно заводить ее на тему детишек. Это, пожалуй, было главным разногласием между нами — не какие-то там наркотики или семейные измены. Только дети. И вот словно лифт рухнул. Либо карьера, либо дети. Ну и помчались вниз вместе с ней.»

Да. Все ринулось вниз… И в последние несколько месяцев он по-настоящему совсем не думал об Анне, даже когда выписывал ей очередной чек на алименты. Чек был неплохой, вполне цивилизованный с точки зрения суммы. Да и сама Анна зарабатывала восемьдесят тысяч в год, правда, без учета налогов, возмещение которых через своего юриста он взял на себя. Это тоже была финансовая бумажка, ежемесячно приходившая к нему в конверте вместе со счетами за электричество и за заклад дома.

Брайан посмотрел на лихого парнишку в ермолке, пробиравшегося вдоль прохода со скрипичным чехлом под мышкой. Выглядел он несколько нервозным и возбужденным, в глазах читались мысли о захватывающем будущем. Брайан позавидовал ему.

Сколько было горечи и ссор в отношениях между ними в последний год супружеской жизни. И вот примерно за четыре месяца до конца это произошло: его рука сработала прежде, чем разум сказал «нет». Неприятное воспоминание. На вечеринке Анна крепко перебрала. Когда вернулись домой, она буквально набросилась на него:

— Ты мне все мозги проел с этим, Брайан. Оставь меня в покое с вопросом о детях. Хочешь проверить сперму, иди к доктору. Я работаю в рекламном бизнесе, а не роженицей. Надоели твои разговоры, супермен говенный…

В этот момент он и дал ей пощечину. Ударил сильно, попал по губам, грубо оборвав ее слова. Они стояли лицом к лицу в комнате, где ей суждено было умереть позже. Оба были шокированы и испуганы случившимся гораздо больше, чем сами готовы были это признать (разве что теперь, в кресле 5А рейса №29, наблюдая за пассажирами, он наконец себе в этом признался). Она потрогала рот, на котором появилась кровь и протянула к нему запачканные пальцы.

— Ты ударил меня.

В голосе не гнев, а удивление. Подумалось, что, возможно, впервые кто-то в порыве гнева поднял руку на Анну, ударил Анну Куинлэн.

— Да, — произнес он. — Точно. И снова так сделаю, если не заткнешься. Больше, голубушка, ты меня своим языком хлестать не будешь. Лучше навесь на него замок. Для твоей же пользы говорю. Все, кончились твои деньки. А если хочешь кого-то пинать, купи себе собаку.

Их супружество, кое-как волочившееся последние несколько месяцев, по-настоящему кончилось именно в тот момент. Но его спровоцировали — видит Бог — спровоцировали.

Когда уже последние пассажиры занимали места, он обнаружил, что самым сосредоточенным образом думает о духах Анны. Он вспомнил их аромат, а вот название забыл. Как же они назывались? «Лиссом»? «Литсом»? «Литиум»? О Господи! Прямо вертится в голове. Потрясающий запах.

«Мне ее не хватает», — тупо признал он. — «Вот теперь, когда она ушла навсегда, я по ней соскучился. Не удивительно ли?»

«Лаунбой»? Косильщик газонов? Что-то глупое вроде этого?

«Хватит», — подсказал ему уставший разум. — «Оставь эти мысли».

«О'кей», — согласился разум. — «Не проблема. Могу заткнуться, когда пожелаю. Может, „Лайфбой“, что-то вроде спасательного круга? Нет, это мыло. Извиняюсь, „Лавбайт“. Укус любви? „Лавлорн“? Неразделенная любовь?»

Брайан застегнул ремень безопасности, откинулся в кресле, закрыл глаза и ощутил аромат духов, название которых забыл.

В этот момент стюардесса обратилась к нему. У Брайана Энгла была теория, что их обучали на каких-то специальных секретных курсах (возможно, под кодовым названием «Как дразнить гусей») поджидать, когда пассажир закроет глаза, чтобы предложить что-нибудь пустяковое. И разумеется, уметь подождать, когда пассажир как следует уснет, чтобы разбудить его и спросить — не нужны ли ему одеяло или подушка.

— Прошу прощения, — начала она и запнулась. Брайан проследил за ее взглядом от его погон на плечах к фирменной шляпе. Подумала и начала снова: — Прошу прощения, капитан, не желаете ли кофе или апельсинового сока? — Брайан с некоторым удивлением заметил, что смутил ее. Она сделала жест в сторону столика, стоявшего под киноэкраном. На нем стояли два ведерка для льда, из которых торчали зеленые горлышки бутылок. — Конечно, и шампанское есть.

Энгл подумал: «Лайф бой» — похоже, во всяком случае, это не название сигар».

— Ничего не надо, спасибо, — ответил он. — И никакого сервиса во время полета, пожалуйста. Я, пожалуй, буду спать весь путь до Бостона. Как дела с погодой?

— Облака на высоте 20 000 футов от Великих Равнин до самого Бостона. Но никаких проблем. Будем там в шесть тридцать. О! Нам еще сообщили, что над пустыней Мохаве — северное сияние. Может быть, пожелаете бодрствовать, чтобы увидеть такое зрелище?

Брайан поднял брови.

— Вы шутите. «Аврора бореалис» над Калифорнией? Да еще в это время года?

— Так нам сообщили.

— Видно, кто-то крепко набрался, — заметил Брайан, и она рассмеялась.

— Спасибо. Я все же посплю.

— Очень хорошо, капитан. — Она немного поколебалась. — Извините, вы тот самый капитан, у которого скончалась супруга?

Головная боль снова запульсировала, но он заставил себя улыбнуться. Эта женщина — скорее девочка — ничего дурного не имела в виду.

— Моя бывшая жена. Да, умерла. Я — тот самый капитан.

— Приношу вам свои соболезнования.

— Благодарю вас.

— А мне с вами не доводилось летать?

Он снова мимолетно улыбнулся.

— Не думаю. Последние года четыре в основном летал за границу. — И потому, что теперь это показалось необходимым, он протянул ей руку. — Брайан Энгл.

Она пожала его руку.

— Мелани Тревор.

Энгл еще раз улыбнулся ей, затем вновь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Позволил себе уплыть в сумеречное состояние, не в сон. Объявления перед полетом, за которыми должны следовать звуки взлета, могли бы его пробудить. Времени в полете было достаточно, чтобы отоспаться.

Рейс №29, как и все «красноглазые» рейсы, отбыл минута в минуту. Брайан отметил про себя, что в этом и состоял скудный список их преимуществ. Самолет был заполнен чуть больше, чем наполовину. Никто из пассажиров не выглядел в дрезину пьяным или скандалистом. Хорошо. Может быть, и в самом деле удастся поспать весь перелет в Бостон.

Сквозь прищуренные веки понаблюдал, как Мелани Тревор демонстрирует обращение с аварийным выходом и как использовать золотую чашечку в случае падения давления (процедура, которую Брайан реально пережил совсем недавно), как надуть воздухом спасательный жилет под сиденьем. Когда аэроплан поднялся, она подошла к нему и снова спросила, не желает ли он чего-нибудь попить. Брайан покачал головой и поблагодарил ее. Потом нажал на кнопку, которая откинула спинку кресла. Закрыл глаза и уснул.

Больше Мелани Тревор он никогда не видел.

Спустя примерно три часа после взлета рейса №29 девочка по имени Дайна Беллман проснулась и спросила свою тетушку Викки, нельзя ли ей попить.

Тетушка Викки ничего не ответила, и Дайна повторила свой вопрос. Поскольку ответа опять не последовало, она протянула руку, чтобы коснуться тетушкиного плеча. Но почему-то уже была уверена, что рука ее обнаружит пустоту, разве что — спинку кресла. Так оно и получилось. Доктор Фелдман говорил ей, что дети, слепые от рождения, часто развивают в себе высокую чувствительность, словно радар, к присутствию или отсутствию людей вблизи них. Но Дайне не нужна была подобная информация. Она знала, что так и обстоит дело. Правда, не всегда у нее получалось, но обычно получалось… особенно если ее партнер был зрячим человеком.

«Ну и ладно. В туалет пошла. Скоро вернется», — подумала Дайна. Однако ее не покинуло странное чувство беспокойства, тревоги. Проснулась не сразу — это был медленный процесс, словно у ныряльщика, который толчками ног стремится к поверхности. Если бы тетя Викки, сидевшая возле самого иллюминатора, прошла бы мимо нее и задела хотя бы своей юбкой, она бы это почувствовала.

«Значит, она раньше вышла», — сказала себе Дайна. — «Может быть, пошла в дальний туалет? Или остановилась с кем-нибудь поболтать на обратном пути».

Дайна не слышала нигде никакой болтовни. Только ровный гул реактивных двигателей. Ее беспокойство возросло.

Голос мисс Ли, ее врача (о которой Дайна думала, как о слепой тоже), появился в ее голове: «Не надо бояться испугаться, Дайна. Все дети время от времени пугаются, особенно новых ситуаций. Это вдвойне верно для слепых детей. Уж я-то знаю». И Дайна очень поверила ей, потому что, как и она сама, мисс Ли была слепой от рождения. «Не пугайся, не поддавайся страхам. Сиди спокойно и обдумай все спокойно. Пусть эти страхи существуют — только не поддавайся им. Сама удивишься, как здорово это обычно срабатывает. Особенно в совершенно новых ситуациях».

Точно подходит. Впервые Дайна летела по воздуху, не говоря уж о такой существенной детали, как гигантский трансконтинентальный авиалайнер.

«Попытайся все спокойно обдумать».

Ну что ж, проснулась в странном месте и обнаружила, что ее зрячая тетя ушла. Страшновато, конечно. Даже когда понимаешь, что тебя покинули лишь на время. В конце концов зрячая тетя не могла заскочить на минутку в придорожную лавку Тако Белл за конфетками, когда летела на высоте 37 000 футов. Что касается странной тишины в салоне… ну, видимо, на то и первоклассный «красный глаз» — «Гордость Америки». Другие пассажиры наверняка просто-напросто спали.

«Все спали?» — спрашивала ее встревоженная часть сознания с большим сомнением. — «ВСЕ до единого спят? Возможно ли такое?»

Тут же ответ: кино смотрят. Те, кто не спал, смотрели фильм на видеоустановке для пассажиров. Ну конечно же.

Приятное чувство облегчения. Тетя Викки как раз сказала ей, что в программе фильм с Билли Кристал и Мег Риан — «Когда Хэрри встретил Сэлли». Сказала, что сама хотела бы его посмотреть, если не заснет…

Дайна пробежала пальцами по сиденью своей тетушки в поисках ее наушников и не нашла. Коснулась вместо них бумажной обложки карманного издания романа из тех, что нравились тете Викки. Наверняка из тех времен, когда мужчины были мужчинами, а женщины женщинами — так она называла подобные романы.

Пальцы Дайны проследовали дальше и наткнулись на что-то еще. Гладкое, кожаное. Вот и молния, а вот и ремешок.

Сумочка тети Викки.

Тревожное чувство вернулось. Наушников не было на сиденье, а сумочка была. Там же все чеки на предъявителя, за исключением двадцати, находящихся на самом дне сумочки Дайны. Она знала об этом, потому что краем уха слышала разговор между мамой и тетей перед их выездом из Пасадены.

Так. Может ли тетя Викки пойти в туалет, оставив свою сумочку на кресле? Сделает ли она это, когда ее спутница не просто десятилетняя девочка, не только спит, но еще и слепая?

Дайна подумала, что вряд ли.

«Не поддавайся страху… Но и не отбрасывай страх прочь. Сиди спокойно и пытайся найти всему разумное объяснение».

Но пустое кресло ей очень не понравилось. Не нравилась ей и тишина в салоне. Наиболее логичным объяснением было, что большинство пассажиров спали, а те, что бодрствовали, вежливо помалкивали. Все равно не нравилось ей это. В голове пробудилось дикое животное с острыми зубами и когтями. Зарычало, оскалилось. Она знала, как называется этот зверь, — Паника. Если немедленно не взять его под свой контроль, можно сотворить нечто такое, за что будет очень стыдно перед собой и тетей Викки.

«О! Когда я смогу видеть, когда доктор в Бостоне наладит мне зрение, никогда больше в жизни не пройду через такие глупости».

Внезапно Дайна вспомнила, что после того, как они заняли свои места, тетя Викки взяла в руку все ее пальцы, подвела их к кнопкам сиденья. Пояснила, и все оказалось очень просто. Два маленьких колесика — для наушников: один для выбора каналов музыки, другой регулирует громкость. Только и всего. Еще квадратная кнопка для пользования освещением над сиденьем.

«Это тебе не понадобится», — сказала тетя Викки с очевидной улыбкой в голосе. — «Пока что», — добавила она.

И еще одна квадратная кнопка. Если нажать ее, придет стюардесса.

Теперь Дайна нажала именно эту, последнюю кнопку.

«А может, зря?» — спросила она себя. Ответ пришел немедленно: «Не зря».

Услышала тихий мелодичный перезвон. Подождала.

Никто не появился.

Шепот реактивных двигателей казался извечным звуком. Никто не разговаривал. Никто не смеялся. (Наверное, фильм вовсе не такой смешной, как надеялась тетя Викки, — подумала Дайна). Никто ни разу не кашлянул. Кресло тетушки рядом с ней по-прежнему пустовало. Не подходила больше стюардесса, которая в начале полета склонилась над ней, обдав ароматом духов и дорогого шампуня, чтобы спросить, не нужно ли ей чего-нибудь.

Все тот же ровный звук реактивных двигателей.

Зверь паники пробудился и с новой силой заявил о себе. Чтобы одолеть его, Дайна сконцентрировалась на своем странном внутреннем радаре, превратила его в невидимый посох, на который могла опереться в самой середине главного салона самолета. Это она умела. Иногда удавалось так здорово сосредоточиться, что могла вроде бы видеть все чужими глазами. Но это — когда очень-очень хочется. Как-то рассказала о своей необычной способности мисс Ли. Ее реакция почему-то была слишком резкой.

«Среди слепых эта фантазия по поводу возможности видеть что-то глазами других — вещь довольно распространенная», — сказала она. — «Особенно, у слепых детей. Никогда, Дайна, не вздумай полагаться на подобные вещи, иначе однажды можешь кувырком полететь с лестницы или попасть под машину».

Пришлось отказаться от попыток «разделить зрение» с кем-нибудь, как мисс Ли называла это. Но время от времени ощущение приходило: она видела окружающий мир — водянистый, расплывчатый, смутный. Видела его через глаза мамы или тети Викки. Старалась отбросить видение прочь, как человек, опасающийся, что сходит с ума, пытается отключить слуховые галлюцинации. Но теперь она была напугана и старалась отыскать людей, почувствовать их, а найти не могла.

Страх перешел в ужас, зверь паники уже громко рычал в сознании, в горле рождался вопль, но Дайна крепко стиснула зубы. Потому что не крик это будет, а страшный, душераздирающий, безумный вопль!

«Не заору, не заору», — яростно повторяла себе. — «Ни за что не сделаю плохо тете Викки. Никого не разбужу, не перепугаю тех, кто не спит. Все сбегутся, начнут говорить: посмотрите на эту перепуганную девочку! Посмотрите на эту слепую девочку!»

Удивительный радар внутри нее, который оценивал все туманные входные данные и как будто бы даже помогал ей видеть что-то чужими глазами (Бог с ним, что там говорила мисс Ли), теперь накачивал страх.

Потому что чувства подсказывали: никого вокруг нее не было.

Абсолютно никого.

Брайану Энглу снился кошмарный сон. Он снова пилотировал воздушный корабль из Токио в Лос-Анджелес, рейс №7. Только утечка в системе давления была куда хуже. Угнетало чувство обреченности. Стив Сирлс плакал, жуя рядом датское печенье.

— Если тебе так худо, как ты можешь что-то жевать? — спросил Брайан. Кабину заполнил пронзительный свист, похожий на свист кипящего чайника. Звук утечки давления, предположил он. Глупо, разумеется, поскольку утечка всегда была бесшумной, но во сне ведь все возможно, подумал он.

«Потому что я обожаю эти штуки, и мне больше никогда не съесть ни одной», — ответил Стив, разрыдавшись.

Внезапно пронзительный свист умолк. Появилась улыбающаяся стюардесса Мелани Тревор. Она сообщила, что разрыв нашли и закрыли. Брайан поднялся и проследовал за ней через весь салон туда, где его бывшая супруга Анна Куинлэн Энгл стояла в небольшой нише, из которой кресла были убраны. Рядом с ней над иллюминатором была надпись, показавшаяся ужасной: ТОЛЬКО ДЛЯ МЕТЕОРОВ. Написано зловещим красным цветом.

На Анне было темно-зеленое платье — униформа стюардессы компании «Гордость Америки». Это было весьма странно, поскольку на самом деле Анна занимала важный пост в рекламной отделе одной бостонской компании, а на стюардесс, с которыми летал супруг, смотрела очень даже свысока. Стоя в нише, она зажимала ладонью трещину в корпусе самолета. «Ну что, дорогой, видишь?» — с гордостью произнесла она. — «Я обо всем позаботилась. Даже не имеет значения то, что ты меня ударил. Я тебя простила».

— Анна! Не делай этого! — закричал он, но слишком поздно. На ее руке появилась трещина, скопировавшая трещину в фюзеляже. Только она росла, углублялась. Пустота снаружи сосала ее руку, разрывала трещину, вытягивала руку наружу. Ее безымянный палец попал первым, потом средний, указательный, мизинец. Послышался хлопок, как будто откупорили шампанское, и вся ее рука целиком ушла в трещину.

Анна по-прежнему улыбалась.

«Это „Лянвуа“, мои любимые духи, дорогой мой», — сказала она. А рука ее исчезала. Исчезала! Волосы Анны освободились от заколок и окутали лицо туманным облаком. — «Я же всегда ими пользовалась, ты разве не помнишь?»

Вспомнил! Вспомнил! Но теперь это не имело никакого значения.

— Анна! Вернись! — закричал он.

А она с улыбкой уходила от него: сначала рука…

«Это совсем не больно, Брайан, поверь…»

Рукав униформы «Гордости Америки» трепетал. Брайан видел, как ее плоть белыми струями вылетала прочь и словно огонек святого Эльма светилась в ночи снаружи.

«Запомнил? „Лянвуа“, — сказала Анна, втягиваясь в брешь. Брайан вдруг услышал снова звуки, которые поэт Джеймс Дикки назвал „свистом космической зверюги“. Свист усиливался. Сон темнел, но, как ни странно, расширялся. Чтобы стать не свистом, а человеческим визгом.

Глаза Брайана раскрылись. Мгновение он не смог сориентироваться — где сон, где явь. Но только мгновение: он был профессионалом высокого уровня, готовым к рискованным ситуациям. Основным показателем его профессионализма была быстрая реакция — иначе в его работе не выживешь. Рейс №29! Не из Токио в Лос-Анджелес, а из Лос-Анджелеса в Бостон! Анна умерла там не от утечки давления, а от пожара в квартале Атлантик-авеню возле набережной. Но звук оставался.

Это был визг девочки.

— Ну, пожалуйста, кто-нибудь, поговорите со мной, — тихо сказала Дайна Беллман, однако весьма отчетливо. — Извините, моя тетя ушла, а я слепая.

Ответа не последовало. Впереди, в сорока рядах от нее капитан Брайан Энгл видел во сне, как его штурман рыдал и ел датское печенье.

По-прежнему ровно гудели реактивные двигатели.

Паника новой волной захлестнула сознание. Для Дайны ничего другого не оставалось, как избавляться от нее любым путем. Поэтому она отстегнула пояс безопасности и вышла в проход.

— Эй! Кто-нибудь! — сказала она погромче. — Кто нибудь!

И вновь никакого ответа. Дайна начала плакать, но старалась держать себя в руках, не рыдать громко. Затем вышла в проход и медленно пошла, держась правой стороны.

«Считай», — лихорадочно подсказывал разум. — «Считай, сколько кресел миновала, а то потеряешься и никогда не найдешь своего места».

Она остановилась возле следующего кресла, протянула вперед руки, растопырив пальцы. Она знала, что там сидит мужчина, потому что тетя Викки разговаривала с ним примерно за минуту до взлета. Когда он отвечал ей, его голос доносился прямо из кресла впереди Дайны. Это она знала точно, поскольку определять местонахождение по звукам было частью ее жизни, столь же естественной, как дыхание. Спящий мужчина может вздрогнуть, если ее пальцы заденут его, но Дайне это было уже безразлично.

Кресло было пустым.

Совершенно пустым.

Дайна выпрямилась, по щекам ее текли слезы, в голове стучало от страха.

«Не могут же они вдвоем находиться а туалете? Конечно, нет. Или там два туалета?»

Да, в таком большом самолете могло быть два туалета. За исключением того, что и это не имело уже значения.

Тетя Викки ни за что не оставила бы сумочку. В этом Дайна была уверена.

Она медленно продолжала идти по проходу, останавливаясь возле каждого ряда, ощупывая крайние кресла сначала справа, потом слева.

Нащупала на одном сиденье еще одну сумочку, на другом оказалось что-то вроде чемоданчика, на третьем — ручка и блокнот. Еще на двух сиденьях нащупала наушники. Один наушник был в чем-то липком. Потерла пальцы, сделала гримасу и вытерла их об спинку кресла. Ушная сера. Она ее узнала.

Дайна Беллман продолжала свое медленное продвижение вдоль прохода, более не церемонясь в своих исследованиях. Это уже не имело значения. Пальцем никому в глаз не попала, в щеку не ткнулась, за волосы никого не задела.

Все сиденья, которые она обследовала, оказались пустыми.

«Не может быть такого», — лихорадочно думала она. — «Невозможно! Они же все были здесь, когда мы пришли! Я их слышала! Чувствовала их! Запах ощущала! Куда они все исчезли?»

Этого она не знала. Главное, все ушли — в этом она становилась все более уверенной.

В какой-то момент, пока она спала, ее тетушка и все остальные пассажиры рейса №29 исчезли.

«Нет!» — протестовала рациональная часть ее сознания голосом мисс Ли.

— «Нет, такое невозможно, Дайна! Если все ушли, то кто же ведет самолет?»

Теперь она пошла немного быстрее, хватаясь за края кресел, слепые глаза были широко раскрыты за темными очками, подол розового платьица развевался на ходу. Она потеряла счет, но в страхе перед полной тишиной в салоне это уже не имело значения.

Снова остановилась и протянула руки к сиденью справа. Пальцы на сей раз коснулись волос… но волосы находились совсем не там. Они лежали на сиденье. Боже, что это могло быть?

Пальцы сомкнулись на них, приподняли. Осознание чего-то ужасного пришло в то же мгновение.

Это волосы, но человек, которому они принадлежали, исчез. Это скальп. Я держу скальп мертвого человека.

Именно тогда Дайна и начала визжать, пробудив тем самым Брайана Энгла от кошмарного сновидения.

Альберт Косснер, навалившись животом на стойку бара, потягивал «Железное виски» Брэндинга. Братья Ирп — Вьятт и Вирджил находились справа от него, Док Холидей — слева. Он поднял бокал, чтобы сказать тост, когда в салон Серджо Леоне, припрыгивая, вошел человек на деревянной ноге.

— Банда Дальтона! — заорал он. — Банда Дальтона только что ворвалась в Додж!

Вьятт обернулся и спокойно посмотрел на него. Лицо его было худощавым, загорелым и красивым. Он очень напоминал Хью О'Брайена.

— Здесь Томбстон, Маффин, — сказал он. — Давай, вали отсюда, старая срань.

— Не важно, что здесь! Они ворвались на конях! — крикнул Маффин. — И, судя по их рожам, они озверели! Они сумасшедшие, Вьятт! Сумасшедшие!!!

Словно в подтверждение его слов с улицы донеслись выстрелы. Тяжело бухал армейский 44-й (видно, украденный), резко трещали винтовки.

— Ты только в портки не наваляй, Маффин, — сказал Док Холидей, слегка сдвинув шляпу к затылку.

Альберта не очень удивило то, что Док сильно смахивает на Роберта де Ниро. Он всегда считал, что если кому-то и играть роль дантиста, то только де Ниро.

— Что скажете, братва? — спросил Вирджил Ирп, оглядевшись по сторонам. Вирджил ни на кого похож не был.

— Пошли, — сказал Вьятт. — Я уже сыт по горло этими Клантонами.

— Дальтонами, Вьятт, — тихо поправил его Альберт.

— Какая разница? Пусть будут хоть Джоном Диллингером или Красавчиком Бой Флойдом! — воскликнул Вьятт. — Ты с нами, Туз?

— Я с вами, — ответил Альберт тихим зловещим голосом прирожденного убийцы. Он положил ладонь на рукоять своего длинноствольного «банлина специального». Другой рукой проверил, на месте ли его ермолка. Прочно на месте.

— О'кей, братва, — сказал Док. — Пошли, укоротим малость придурков Дальтона.

Они вышли одновременно через дверцы салуна, все четверо, когда куранты баптистской церкви Томбстона начали отбивать полдень.

По главной улице галопом приближались Дальтоны, проделывая на ходу дырки в витринах и окнах, превратив водяную цистерну возле мастерской по ремонту оружия Дюка в многоструйный фонтан.

Айк Дальтон первым увидел четырех мужчин, стоявших на пыльной дороге; пальто их были нараспашку, чтобы быстро извлечь револьверы. Айк осадил коня, тот поднялся на дыбы, с ржанием разбрызгивая пену изо рта. Айк Дальтон весьма напоминал по внешности Ратджера Хауэра.

— Поглядите-ка, кто у нас тут! — прорычал он. — Вьятт Ирп и его обабившийся братик Вирджил!

Эмметт Дальтон, напоминавший Дональда Сазерленда после месяца бурных ночей, подтянулся к Айку.

— И с ними их вшивый дантист, — добавил он. — Ну, кому еще врезать? — Его взгляд упал на Альберта, и тот заметно побледнел. Кривая усмешка исчезла с лица.

Пау Дальтон подтянулся к двум своим сыновьям. Он очень смахивал на Слима Пиккенса.

— Господи Иисусе, — прошептал Пау. — Это же Туз Косснер!

В ряд с ними остановился и Фрэнк Джеймс. Лицо его напоминало грязный пергамент.

— Какого черта, братцы! — воскликнул Фрэнк. — Я не прочь обнести городок-другой от скуки, но мне никто не сказал, что Еврей Аризоны окажется здесь!

Альберт Косснер — Туз, известный от Седалии до Стимбот-Спрингс как Еврей Аризоны, шагнул им навстречу. Его ладонь поглаживала рукоятку своего «банлина». Он выплюнул табачную жвачку в сторону, не сводя серых ледяных глаз с конных бандитов, стоявших в двадцати футах от него.

— Валяйте, ребята, начинайте, — сказал Еврей Аризоны. — Ад еще и наполовину не заполнен.

Банда Дальтона схватилась за рукоятки револьверов в тот момент, когда часы баптистской церкви Томбстона отбили последний удар. Молниеносным движением Туз взялся за свой револьвер. Посылая смертельный дождь 45-го калибра в банду Дальтона, он услышал визг маленькой девочки, стоявшей возле отеля «Лонгхорн».

«Уймите кто-нибудь этого щенка», — подумал Туз. — «Что там с ней? Эти у меня попались. Не зря меня называют самым проворным евреем к западу от Миссисипи».

Визг не смолкал, разрывая воздух, делая его темнее, пока все не начало распадаться.

В какой-то момент Альберт оказался потерянным в пустоте и мраке, сквозь которые еще прыгали и завихрялись фрагменты его сна. Постоянным оставался лишь этот ужасающий визг. Звук напоминал свисток перегретого чайника.

Он, наконец, открыл глаза и осмотрелся вокруг. Альберт занимал переднее место в главном отсеке салона рейса №29. Сзади по проходу приближалась девочка лет десяти-двенадцати. На ней было розовое платье и большие черные очки.

«Кто это? Кинозвезда или что-то в этом роде?» — подумал он. Ему стало очень страшно. Весьма скверное пробуждение от любимого сна.

— Эй! — Негромко окликнул он ее, чтобы не будить остальных пассажиров. — Эй, девочка! Что случилось?

Девочка обратила лицо на звук его голоса. Она неловко повернулась и, ударившись о средние сиденья по четыре в ряд, упала на подлокотник кресла и завалилась, задрав обе ноги.

— Где все?! — закричала она. — Помогите! Помогите мне!

— Стюардесса! — закричал Альберт и отстегнул пояс безопасности. Он вылез в проход и повернулся лицом к девочке. Остановился. Перед ним открывался весь салон авиалайнера, и это зрелище заставило его замереть на месте.

Первая мысль, которая промелькнула в голове: «Можно не беспокоиться разбудить других пассажиров».

Похоже было, что весь главный салон «Боинга-767» был пустым.

Брайан Энгл почти достиг переборки, отделявшей первый класс рейса №29 от делового класса, когда обнаружил, что первый класс был совершенно пуст. Он приостановился на миг, потом двинулся дальше. Возможно, все покинули свои места, чтобы пойти посмотреть, из-за чего там такой визг.

Хотя интуиция говорила ему, что дело обстоит вовсе не так. Брайан достаточно долго летал, чтобы иметь представление о групповой психологии пассажиров. Если бы один из пассажиров и побежал, то остальные с места бы не сдвинулись. Большинство авиапассажиров безропотно принимали выбор индивидуальных действий, когда входили в лайнер, садились и пристегивали ремень. Когда эти элементарные действия были выполнены, любые проблемы переходили под ответственность экипажа. Авиаторы называли их гусями, хотя правильнее было бы назвать овцами. Экипаж самолета такое поведение пассажиров вполне устраивало.

Однако, хотя такие размышления и имели какой-то смысл, он проигнорировал их и просто пошел дальше. Остатки сна, фрагменты еще мелькали в сознании, и часть его разума продолжала верить, что визжала Анна, и что он найдет ее где-то на середине главного салона с рукой, прижатой к трещине в корпусе самолета. Трещине под объявлением «ТОЛЬКО ДЛЯ МЕТЕОРОВ».

В деловой части лайнера он увидел всего лишь пожилого мужчину в коричневой тройке. Лысая голова тускло поблескивала под лампочкой для чтения, жилистые руки в венах артрита были аккуратно сложены на ремне безопасности. Он глубоко спал, посапывая во сне и полностью игнорируя странный шум.

Брайан стремительно прошел в следующую секцию и замер, пораженный. Он увидел подростка, стоящего возле маленькой девочки, упавшей в кресло. Однако подросток смотрел не на девочку, а назад, в хвост самолета. Его челюсть отвисла до круглого воротничка рубашки «Хард Рок».

Первая реакция Брайана была такая же, как у Альберта Косснера:

«Боже милостивый, да самолет, кажется, пуст!»

Потом на правой стороне он увидел женщину. Она вышла в проход посмотреть, что происходит. Вид был заспанный и удивленный, как у человека, которого внезапно разбудили. Чуть подальше, в проходе, стоял молодой мужчина в костюме из джерси. Он равнодушно разглядывал девочку, слегка наклонившись в ее сторону. Еще один мужчина лет шестидесяти поднялся из кресла возле Брайана и замер в нерешительности. На нем была красная фланелевая куртка, волосы всклокочены, выглядел он совершенно растерянным.

— Кто кричал? — спросил он Брайана. — С самолетом что-то случилось, мистер? Вы не думаете, что мы упадем, нет?

Девочка перестала кричать. Она выбралась из кресла и чуть не упала ничком. Мальчик вовремя поймал ее, хотя двигался очень медлительно.

«Куда они девались?» — подумал Брайан. — «Господи, куда они все исчезли?»

Он машинально подошел к подростку и маленькой девочке. Миновал еще одного пассажира — спящую девушку лет семнадцати. Рот ее был приоткрыт, она тяжело дышала.

— Где все? — спросил Альберт Косснер. Одной рукой он обнимал за плечи всхлипывающую девочку, но на нее не смотрел. Глаза его бегали вдоль почти пустого салона. — Может, мы приземлились где-то, пока я спал, и выпустили всех пассажиров?

— Моя тетя пропала, — всхлипнула девочка. — Моя тетя Викки! Я думала, что самолет совсем пустой! Я думала, что осталась одна! Пожалуйста, где моя тетя? Мне нужна тетя Викки!

Брайан присел на корточки возле нее и оказался лицом к лицу с ней. Посмотрел на ее темные очки и вспомнил, что видел ее входящей в самолет под руку с блондинкой.

— Все в порядке, — сказал он. — С тобой все будет в порядке, юная леди. Как тебя зовут?

— Дайна. — Она опять всхлипнула. — Я не могу найти мою тетю. Я слепая и не могу увидеть ее. Проснулась, а сиденье пустое…

— Что вообще происходит? — спросил молодой мужчина в джерси. Он обращался через голову Брайана и Дайны к пареньку в рубашке «Хард Рок» и к пожилому мужчине во фланелевой красной куртке. — Куда все подевались?

— Все у тебя будет в порядке, Дайна, — повторил Брайан. — Здесь есть и другие люди. Ты их слышишь?

— Д-да. Я слышу их. Но где тетя Викки? И кого убили?

— Убили? — резко переспросила женщина, та, что сидела в правом ряду. Брайан мельком взглянул на нее, отметив, что она молода, темноволоса, хороша собой. — Кого-то убили? Самолет захвачен?

— Никого не убили, — ответил Брайан, лишь бы что-то сказать. В голове было смутно и тревожно, как будто попал в лодку, которую унесло в открытое море без руля и без ветрил. — Успокойся, миленькая.

— Я потрогала его волосы! — сказала Дайна. — Кто-то снял с него скальп!

Помимо всего прочего это было уже слишком, и Брайан проигнорировал ее слова. И вдруг прежняя мысль пришла ему в голову:

«Кто, черт возьми, ведет самолет?»

Он поднялся и обернулся к человеку в красной куртке.

— Мне нужно пойти в носовую часть, — сказал он. — Оставайтесь с девочкой.

— Хорошо, — согласился мужчина. — Но все-таки — что происходит?

К ним присоединился еще один мужчина лет тридцати пяти в отутюженных голубых джинсах и оксфордской рубашке. В отличие от остальных, он выглядел абсолютно спокойным. Он извлек из кармана очки в роговой оправе и надел их.

— Похоже, что у нас некоторых пассажиров не хватает, не так ли? — сказал он. Его английское произношение было безукоризненным. — А что с экипажем? Кто-нибудь знает?

— Я это как раз и хотел выяснить, — ответил Брайан и пошел по проходу. Покидая салон, он оглянулся и бегло пересчитал людей. Еще два пассажира присоединились к группе, стоявшей вокруг девочки в темных очках. Одна — молодая девушка, которая спала, приоткрыв рот. Она еще слегка покачивалась, словно с похмелья или от наркотика. Другим был пожилой джентльмен в спортивном плаще. Всего восемь человек. К ним он добавил себя и мужчину, летевшего в деловом классе, который беспробудно спал.

Десять человек.

Господи, да где же все остальные?

Впрочем, не было времени для бесплодных вопросов — возникли куда более серьезные проблемы. Брайан торопливо пошел дальше, едва взглянув на лысого мужчину, продолжавшего храпеть под лампочкой.

Пустой оказалась и служебная часть между киноэкраном и двумя салонами первого класса. Пустым оказался камбуз. Но здесь Брайан увидел нечто, что его еще больше встревожило. Передвижной столик с напитками стоял возле туалета. В его нижней части виднелись использованные стаканчики.

«Они как раз собирались развозить напитки», — подумал он. — «Когда это произошло, что бы оно ни было, они как раз вытащили столик. Эти использованные стаканчики собираются перед тем, как предлагаются напитки. Значит, что бы это ни было, это произошло в пределах получаса после взлета, может быть, чуть больше. Не было ли сообщения о турбулентности над пустыней? Думаю, что нет. А эта зловещая глупость по поводу северного сияния?»

Какой-то миг Брайан пребывал в уверенности, что последнее было частью его сна. Уж очень странно. Но тут же вспомнил, что стюардесса Мелани Тревор на самом деле сказала ему об этом.

«Ладно, Бог с ним. Главное — что же произошло? Что, о Господи?»

Ответ был неведом. Зато зрелище брошенной тележки для напитков заполнило его ощущением ужаса, сверхъестественного кошмара. Подумал, что так почувствовали себя те, кто первыми поднялись на «Марию Селесту» — полностью покинутый корабль, где все паруса были в полном порядке, канаты аккуратно свернуты в кольца, где стол капитана был накрыт для обеда, а трубка неизвестного моряка еще дымилась на фордеке…

Огромным усилием воли Брайан отбросил эти парализующие волю мысли и решительно подошел к кабине пилота. Постучался. Как он и опасался, ответа не последовало. Понимая всю бесполезность этого, он все-таки застучал по двери кулаком.

Ответа не было.

Попробовал ручку. Она не поддавалась. Здесь была еще система, которая устанавливалась на рейсах в Гавану, Ливан и Тегеран. Только пилоты могли открыть дверь. Брайан мог бы вести этот самолет… но только не отсюда же!

— Эй! — закричал он. — Эй, ребята! Откройте дверь!

Но все уже было ясно. Команда исчезла тоже. Можно было биться об заклад, что «Боинг-767» летел без пилотов.

Видимо, рейс №29 продолжался на автопилоте.

2

Брайан попросил пожилого мужчину в красной рубашке присмотреть за девочкой, однако едва та услышала голос женщины со стороны правых рядов, как сразу же обернулась в ее сторону, а затем сосредоточено и целеустремленно направилась к ней, ощупывая предметы, пока не дотянулась до ее руки. После обучения у мисс Ли Дайна безошибочно распознавала голоса учительниц, когда слышала их. Темноволосая женщина достаточно охотно взяла за руку слепую девочку.

— Ты говоришь, тебя Дайна зовут, миленькая?

— Да, — ответила Дайна. — После операции в Бостоне я снова стану видеть. Ну, может быть. Доктора говорят, что вероятность семьдесят процентов, что я буду немного видеть. Или сорок процентов, что совсем буду видеть. А вас как зовут?

— Лорел Стивенсон. — Глаза женщины все еще продолжали осматривать салон, лицо не оставляло выражение растерянного недоумения.

— Лорел, а это цветочек, да? — спросила Дайна с несколько нарочитым лихорадочным Оживлением.

— Ага, — машинально ответила Лорел.

— Извините, пожалуйста, — сказал человек в роговых очках с британским акцентом. — Я тогда пойду вперед, присоединюсь к нашему другу.

— Я с вами, — отозвался пожилой мужчина в красной рубашке.

— Я желаю знать, что здесь, собственно, происходит?! — воскликнул человек в джерси без воротничка. Лицо его было мертвенно бледным, а на щеках выступили пятна румянца. — Я должен немедленно знать, в чем дело!

— Я тоже ничуть не удивлен происходящим, — бросил англичанин и зашагал по проходу к носу авиалайнера. За ним последовал мужчина в красном. Девушка с обалделым видом тоже было неверной походкой поплелась за ними, но остановилась перед входом в другую секцию, словно не соображая, куда ее занесло.

Пожилой джентльмен в поношенном спортивном плаще подошел к иллюминатору левого борта и посмотрел наружу.

— Что там видно? — спросила Лорел Стивенсон.

— Темнота и горы, — ответил он.

— Роки? — спросил Альберт. — Скалистые Горы?

Мужчина кивнул:

— Похоже, что они, молодой человек.

Альберт решил и сам пойти вперед. Ему было семнадцать, яркий блондин. Вопрос — кто ведет самолет? — тоже пришел ему на ум.

Тут же решил, что это, в общем-то, неважно… по крайней мере, в данный момент. Они летели нормально, так что, видимо, там был кто-то. И даже если кто-то превратился во что-то — в автопилот, например, он с этим так или иначе ничего поделать не может. Как Альберт Косснер, он был талантливый скрипач (пусть не вундеркинд), направлявшийся в музыкальный колледж в Беркли. Как Туз Косснер он был (по крайней мере, в своих любимых снах) самый скорый Еврей к западу от Миссисипи, потрясающий стрелок, который по субботам ловил кайф; когда спал, сапоги держал на постели, всегда был начеку, чтобы не упустить свой главный шанс, а другим глазом высматривал приличную забегаловку на пыльном пути, где дают кошерную жратву. Туз, по его мнению, был убежищем от любящих родителей, не позволявших ему играть в бейсбольной команде юниоров, а то, не дай Бог, повредит свои талантливые пальцы, и убежденных, что любой его кашель означает начало пневмонии.

Он был скрипач, который проворнее всех выхватывал револьвер и палил в очко, — любопытная комбинация, но, к сожалению, он ничего не понимал в летающих машинах. Девочка сказала нечто такое, от чего у него моментально все напряглось, кровь застыла в жилах.

«Я потрогала его волосы! Кто-то снял с него скальп!»

Он отошел от Дайны и Лорел (мужчина в потертом спортивном плащике смотрел в иллюминатор по правому борту, другой, в джерси без воротничка, пошел за остальными вперед, в глазах его была ярость) и направился туда, откуда пришла Дайна.

«Кто-то снял с него скальп!» — сказала она, и где-то тут близко. Альберт вскоре увидел то, о чем она кричала.

— Полагаю, сэр, что шляпа пилота, которую я увидел на одном из кресел в первом классе, принадлежит вам, — сказал англичанин.

Брайан стоял перед запертой дверью, опустив голову, быстро соображая. Когда британец заговорил с ним, он вздрогнул и резко обернулся.

— Прошу прощения за неожиданное вторжение, спокойно сказал англичанин. — Меня зовут Ник Хопвелл. — Он протянул руку.

Брайан пожал. В этот момент ему опять показалось, что все это сон, порожденный кошмарный рейсом из Токио и смертью Анны.

Разум говорил, что он ошибается, какая-то его часть знала, что визг слепой девочки никакого отношения к опустевшему салону первого класса не имеет. Все остальное было сплошным идиотизмом. От самой мысли об этом идиотизме становилось тошно, прямо в жар бросало. К тому же не было времени для раздумий, совершенно не было, и от этого тоже было какое-то облегчение.

— Брайан Энгл, — сказал он. — Рад познакомиться, хотя ситуация…

Он пожал плечами в растерянности. А какая была ситуация? Не смог найти подходящего прилагательного, эпитета.

— Несколько зловещая, верно? — подсказал Хопвелл. — Лучше пока о кошмарах не думать, я полагаю. Экипаж не отвечает?

— Нет! — Брайан в сердцах ударил кулаком в дверь.

— Спокойнее, — невозмутимо сказал Хопвелл. — Так это ваша там шляпа, мистер Энгл? Бы не представляете себе, с каким облегчением и удовлетворением я хотел бы назвать вас капитаном Энглом.

Брайан невольно широко улыбнулся.

— Да, я капитан Энгл, — ответил он. — Но в нынешних обстоятельствах можете называть меня просто Брайан.

Ник Хопвелл взял левую руку Брайана и от души поцеловал ее.

— Мне кажется, я вас буду лучше называть Спасителем, — сказал он. — Вы не станете уж очень возражать?

Откинув голову назад, Брайан расхохотался. Ник тоже. Оба стояли перед запертой дверью в опустевшем самолете и хохотали. Пока мужчина в красной рубашке и другой — в джерси подходили к ним. Оба посмотрели на них с опаской, как на сумасшедших.

Альберт Косснер некоторое время в раздумье держал в руке волосы. Черные волосы блестели под верхним освещением. Мощная грива. Его не удивила та, что девчонка так перепугалась. Альберт и сам бы перепугался на ее месте.

Он кинул парик обратно на сиденье, бросил взгляд на сумочку, лежавшую на соседнем кресле и внимательнее присмотрелся к тому, что находилось рядом с сумочкой. Там лежало простенькое золотое обручальное кольцо. Он взял его, осмотрел и положил ка место. Затем медленно направился в хвостовую часть самолета. Буквально через минуту его удивление вытеснило всякие мысли о том, кто ведет самолет и как они могли бы приземлиться с автопилотом.

Верно, что пассажиры рейса №29 исчезли, но они оставили целые сокровища, клад! Альберт обнаруживал драгоценности почти на каждом сиденье: перстни с бриллиантами, изумрудами и рубинами, кое-где просто золотые кольца. Там были серьги, чаще всего по пятерке долларов с четвертью, но некоторые, на взгляд Альберта, казались очень даже дорогими. У мамы были некоторые драгоценности, но тут попадались такие, что по сравнению с ними ее казались сущим барахлом. Браслеты, перстни с печатками, колье, запонки. И часы, часы, часы. От «таймекса» до «роллекса». Наверно, сотни две часов лежали на креслах, в проходах и между кресел. Они сверкали под лампами.

Обнаружилось по меньшей мере штук шестьдесят очков. С тонкой оправой, с роговой, с золотой, разукрашенные драгоценностями, с оправой из рога носорога, поляроиды.

Всевозможные пряжки от ремней и застежки, булавки, заколки и кучки монет. Банкнот не было, но одной мелочи долларов на четыреста. На сиденьях лежали сумочки, бумажники, кошельки — из чистой кожи и из пластика. Карманные ножички. Валялось с дюжину портативных калькуляторов.

Находились и странные вещи. Он подобрал цилиндр телесного цвета и рассматривал его почти полминуты, пока не понял, что это приспособление — заменитель для женщин. Торопливо бросил на место. А вот золотая ложечка на тонкой цепочке. Металл сверкал повсюду — на сиденьях и на полу, в основном серебро, но кое-где попадалось и золото. Некоторые маленькие предметы он брал в руки и обнаруживал, что это — золотые коронки для зубов, а чаще всего металлические пломбы. На одном из дальних сидений он увидел два тонких металлических стержня. Долго осматривал их, пока не сообразил, что они являлись хирургическими вставками.

Обнаружил он и еще одного пассажира — молодой бородатый мужчина разлегся сразу на двух сиденьях самого последнего ряда и шумно храпел, распространяя запах винной лавки.

В двух рядах от него Альберт обнаружил предмет, который напоминал шагомер или вживляемый стимулятор сердца.

Он взглянул из дальнего конца самолета на огромный опустевший фюзеляж и тихо пробормотал дрожащим голосом:

— Да какого черта… Что тут стряслось?

— Я требую объяснить мне, что здесь происходит! — громко заявил человек в джерси. Он вошел в переднюю часть самолета с видом полицейского, готового всех арестовать.

— В настоящий момент, вы имеете в виду? — сказал Ник Хопвелл, посмотрев на Джерси широко открытыми сияющими глазами. — Похоже на то, что команда улетучилась с остальными пассажирами, но кое в чем нам повезло. Вот здесь мой новый знакомый оказался пилотом, правда, немножечко сам обалдевший, но…

— Здесь кто-то точно обалдел! — сказал Джерси. — И я намерен выяснить, кто именно! Поверьте! — Он прошел мимо Ника, не удостоив его взглядом, и подошел вплотную к Брайану с самым агрессивным видом. — Ты, я вижу, работаешь на «Гордости Америки», друг?

— Да, — ответил Брайан. — Только почему бы нам, сэр, не отложить пока что эти вопросы на потом? Сейчас главное…

— Я скажу тебе, дорогой, что сейчас главное! — заорал Джерси.

Мелкие брызги слюны осели на щеках Брайана. Он подавил в себе страстное желание схватить этого типа за глотку и повернуть его шею, пока не послышится хруст. — У меня назначена встреча в знаменитом Центре благоразумия с представителями международных банкиров на девять часов утра! Точно на девять! Я заказал билет на эту штуку и не намерен опаздывать! Понятно? Мне нужно знать три вещи: кто несет ответственность за остановку, пока я спал, где была совершена непредусмотренная посадка и почему это было сделано?!

— А вы не смотрели сериал «Стар Трек»? — неожиданно спросил у него Ник Хопвелл.

Покрасневшее от возмущения лицо Джерси повернулось туда-сюда. Судя по его выражению, он решил, что англичанин спятил.

— Что за чушь вы тут несете?

— Отличная американская программа, — сказал Ник. — Научная фантастика. Исследование иных миров, вроде того, что сидит у вас в голове. Так вот, что я тебе скажу, дурак: если ты сейчас же не заткнешь свою пасть, я с радостью покажу тебе одну шутку мистера Спока. Называется «вулканическая пробка». Слыхал?

— Ты кто такой, чтобы со мной в подобном тоне разговаривать?! Ты хоть знаешь, кто я?

— Конечно, знаю, — ответил Ник. — Ты просто кусок собачьего говна, который проник на приличный самолет по фальшивым документам какого-то великого создания. К тому же ты до смерти перепуган. Нам-то что? А ты сейчас наложишь в свои штаны.

Физиономия человека в джерси апоплексически побагровела, Брайану показалось, что у него вот-вот лопнет голова. Как-то он видел в кино такое. В жизни увидеть подобное желания не было.

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Ты даже не американец!

Ник сделал молниеносный жест. Брайан не успел заметить — так быстро все произошло. Только что человек в джерси орал в лицо Нику, а тот, подбоченившись, стоял спокойно возле Брайана. В следующий миг нос Джерси был крепко зажат между согнутыми указательным и средним пальцами правой руки Ника.

Джерси попытался вырваться. Пальцы Ника сжались сильнее… и вдруг его рука начала медленно поворачиваться, словно он заводил будильник… Джерси завопил.

— Могу и сломить, — тихо заметил Ник. — Поверь — нет ничего легче.

Джерси дернулся назад, его руки заколотили по рукам Ника.

Тот повернул круче, и Джерси взвыл от боли.

— По-моему, ты меня не расслышал. Я говорю, что запросто сломаю тебе его. Понял или нет? А ну, дай знак, что понял.

И в третий раз завернул ему нос.

На сей раз Джерси не закричал, а буквально завизжал.

— Ого! — сказала обалдевшая девушка позади них. — Нос прищемил.

— Ну так вот, у меня нет времени обсуждать тут с тобой деловые встречи, — тихо проговорил Ник. — У меня также нет времени разбираться с припадком истерики. У нас тут прескверная ситуация. А вы, сэр, ни в коей мере не способны ее разрешить. И я не позволю тебе добавлять нам еще проблем. Поэтому отправляю тебя обратно в салон. Этот джентльмен в красной рубашке…

— Дон Гаффни, — откликнулся тот. Он выглядел до крайности удивленным

— не менее чем Брайан.

— Благодарю вас, — сказал Ник. Он все еще держал нос Джерси своей удивительной хваткой, и Брайан увидел, как из-под его пальцев потекла кровь.

Теперь Ник подтянул его к себе и заговорил мягким конфиденциальным тоном:

— Мистер Гаффни проводит тебя. Как только доберешься до салона, мой вшивый друг, сядешь и как следует пристегнешь ремень. Потом, когда этот вот капитан удостоверится в том, что мы не врежемся в гору, в дом или в другой самолет, мы сможем обсудить нашу ситуацию поподробнее. А пока твое вмешательство не является необходимым. Ты все понял, что я тебе сказал?

Джерси издал стон ярости.

— Если понял, подними большой палец.

Джерси поднял большой палец. Ноготь на нем, как заметил Брайан, был аккуратно наманикюрен.

— Вот и хорошо, — сказал Ник. — И еще одно. Когда я отпущу твой нос, ты можешь замыслить какую-нибудь месть. Мыслить разрешается, все в порядке. Но если вздумаешь что-то предпринять, совершишь ужасную ошибку. Хочу, чтобы ты все запомнил: то, что я сделал с твоим носом, я так же легко смогу сделать с твоими яйцами… Более того, я могу их закрутить так, что, когда отпущу, ты полетишь вертолетиком по салону. Так что удались с мистером…

— Гаффни, — повторил мужчина в красной рубашке.

— Верно, Гаффни, извините. Так вот, отправишься с мистером Гаффни. И чтоб без фокусов. Не вздумай. Да просто, если пикнешь, я помогу тебе как следует уяснить, что такое боль. А ну подними большой палец, что понял.

Джерси затряс большим пальцем с таким энтузиазмом, словно голосовал на шоссе с коликами в животе.

— Ну, тогда все. — Ник отпустил его нос.

Тот попятился, глядя на Ника с яростью и недоумением. Он был похож на кота, которого внезапно окатили холодной водой.

Ярость не тронула Брайана, а вот из-за этого недоумения в нем шевельнулась жалость к Джерси. Потому что он и сам пребывал в недоумении и растерянности.

Джерси поднял руку и потрогал нос, чтобы удостовериться в его наличии. Из каждой ноздри текла узенькая струйка крови. Кровь попала на кончики его пальцев, и он посмотрел на них, не веря своим глазам. Разинул было рот, но Дон Гаффни предостерег:

— Не стоит, мистер. Этот парень сделает. Лучше пойдемте со мной.

Он взял Джерси под руку. Тот попытался слабо сопротивляться, снова раскрыв рот.

— Напрасно, — сказала ему девушка, выглядевшая обалдевшей.

Он закрыл рот и позволил Гаффни отвести себя на задний ряд первого класса. Один раз оглянулся с потрясенным выражением на лице и снова заткнул пальцами ноздри.

Между тем Ник, полностью потерявший всякий интерес к своей жертве, всматривался в иллюминатор.

— Похоже, мы пролетаем над Скалистыми, — сказал он, — и вроде бы достаточно высоко.

Брайан тоже посмотрел в иллюминатор. Конечно, Скалистые Горы, где-то над их серединой, судя по всему. Высота на глазок 35 000 футов. Мелани Тревор как раз что-то в этом роде и сказала ему. Так что пока вроде бы все нормально…

— Давайте-ка помогите мне высадить эту дверь, — сказал он.

Ник изготовился перед дверью.

— Ну что, Брайан, позволите мне быть капитаном в этой операции? Опыт у меня кое-какой есть.

— Милости прошу. — Брайану стало немного любопытно, что это у него за опыт — сворачивать носы и взламывать двери. Видимо, какая-то долгая история.

— Для начала полезно знать, насколько крепок замок, — сказал Ник. — Если переборщить, можно бомбой влететь в пилотскую кабину. А у меня, честно говоря, что-то нет желания треснуться об какую-нибудь штуку, которая моего веса не выдержит.

— Я, по правде сказать, не знаю, — честно признался Брайан. — Но не думаю, что замок не так уже прочен.

— Ладно, — сказал Ник. — Тогда встаньте лицом ко мне, правым плечом к двери, а я — левым.

Брайан тоже изготовился.

— На мой счет. Одновременно плечом на счет три. Слегка присядем. Дверь легче поддастся, когда бьешь поближе к замку. Только не изо всей силы, а так — вполсилы. Не выйдет — повторим. Все ясно?

— Ясно.

Девушка, пришедшая немного в себя, сказала:

— Они, наверно, ключ снаружи под ковриком не оставляют? М-м?

Ник удивленно посмотрел на нее, потом на Брайана.

— А что, может, и правда — где-то ключ еще припрятан?

Брайан покачал головой:

— Боюсь, что нет. Предосторожности против террористов.

— А! Ну да! — согласился Ник. — Конечно же. — Он посмотрел на девушку и подмигнул ей. — Все равно приходится головой работать, верно?

Девушка неуверенно улыбнулась.

Ник повернулся к Брайану:

— Готовы?

— Готов.

— Поехали. Раз… два… три!

Они одновременно, слегка присев, ударили, и дверь весьма легко распахнулась.

Там был маленький порожек-выступ, слишком малый для ступеньки. Брайан об него споткнулся носком туфли и, возможно, полетел бы кубарем в кабину, если бы Ник не поймал его за плечо. Этот человек умел действовать молниеносно, как кошка.

— Порядок, — сказал он скорее себе, нежели Брайану. — Посмотрим, с чем имеем дело.

Кабина была пуста. Когда Брайан увидел ее, у него мороз пробежал по коже. Конечно, хорошо было знать, что 767-й мог лететь тысячи миль на автопилоте, используя информацию, запрограммированную в его навигационной системе, — Богу известно, сколько миль он сам налетал таким образом — но иное дело увидеть пустые кресла пилотов. Вот отчего стало не по себе. За всю свою долгую службу такого ему видеть не доводилось.

И вот теперь увидел. Контрольные приспособления сдвигались сами собой, внося бесконечно малые коррективы, необходимые, чтобы самолет точно соблюдал намеченный курс. Пульт светился зеленым светом. Два маленьких крылышка на индикаторе твердо держались над искусственным горизонтом. За двумя косыми оконцами миллиарды звезд перемигивались в предрассветном небе.

— О-о… ничего себе, — тихо произнесла девушка.

— У-у-и-и, — почти одновременно с ней отозвался Ник. — Ты только посмотри, дружок.

Ник указал пальцем на наполовину выпитый стаканчик кофе на консоли сервиса слева от сиденья пилота. Рядом лежало надкусанное датское печенье. Брайан тотчас вспомнил свой сон, и вдруг его бросило в дрожь, он буквально не мог совладать с собой.

— Это произошло быстро, что бы оно ни было, — проговорил он. — И вон там посмотри. И вон.

Сначала он показал дрожащим пальцем на сиденье пилота, потом на пол у кресла помощника пилота. Две штуки наручных часов поблескивали при свете контрольного пульта: «Роллекс» и электронный «Пульсар».

— Если вам нужны часы, можете выбирать, — послышался голос позади них. — В салонах их тонны.

Брайан обернулся через плечо и увидел Альберта Косснера, такого аккуратного и юного в своей черной ермолке и рубашке с надписью «Хард Рок». Рядом с ним стоял пожилой джентльмен в потрепанном спортивном плаще.

— Что, действительно? — спросил Ник. Впервые, кажется, он несколько был выбит из колеи.

— Часы, драгоценности, очки, — ответил Альберт. — Еще сумочки. Но самое жуткое там… ну, то, что вышло изнутри людей. Я уверен, изнутри. Искусственные суставы, сердечные стимуляторы и подобное.

Ник посмотрел на Брайана Энгла. Англичанин заметно побледнел.

— Я пришел примерно к тому же выводу, что и наш бесцеремонный и шумливый друг, — сказал он, — что наш самолет по какой-то причине, пока я спал, где-то приземлился, и большинство пассажиров и экипаж почему-то вышли.

— Я бы проснулся, едва началось снижение на посадку, — сказал Брайан.

— Профессиональная привычка. — Он обнаружил, что не может оторвать взгляда от полувыпитого стаканчика и дважды надкусанного датского печенья.

— В обычных условиях я бы сказал то же самое, — согласился Ник. — Поэтому решил, что мне в напиток подсыпали снотворного.

«М-да», — подумал Брайан, — «не знаю, чем этот парень зарабатывает на жизнь, но уж точно не торговлей подержанными автомобилями».

— Мне снотворного не подсыпали, — сказал Брайан, — потому что я ничего не пил.

— И я ничего не пил, — сказал Альберт.

— В любом случае не могло быть ни посадки, ни взлета, пока мы спали,

— заключил Брайан. — Вы можете лететь на автопилоте, а «конкорд» может даже приземлиться на автопилоте. Но без человека никак не обойтись при взлете.

— Значит, мы не приземлялись? — спросил Ник.

— Ни в коем случае.

— Так куда же они девались, Брайан?

— Не знаю. — Он прошел к креслу пилота и уселся в него.

Рейс №29 летел на высоте 36 000 футов, как и говорила ему Мелани Тревор, по курсу 090. Через час или два он изменится, когда самолет примет направление точно на север. Брайан взял навигационный журнал, посмотрел на спидометр и быстро проделал ряд вычислений. Потом надел наушники.

— Денвер-центр, это «Гордость Америки», рейс №29, прием.

Щелкнул тумблером… и ничего не услышал. Вообще ничего. Ни статического потрескивания, ни болтовни наземной службы, ни звуков других самолетов. Проверил импульсный повторитель: 7700, как и должно быть. Снова переключил тумблер.

— Денвер-центр, выйдите на связь, пожалуйста. Это «Гордость Америки», рейс №29, повторяю, «Гордость Америки». У меня проблема, Денвер, проблема.

Переключился на прием. Вслушался.

И тогда Брайан сделал нечто такое, отчего у Туза Косснера сердце подпрыгнуло от страха: он наотмашь ударил панель под радиооборудованием основанием ладони. «Боинг-767» был чудом технологии, на грани искусства. Таким способом обращаться с подобным оборудованием было недопустимо. А пилот сделал то, что сделали бы вы, когда купленный вами на аукционе и принесенный домой приемник «Филко» не заработал.

Брайан снова попытался связаться с Денвером. Ответа не получил.

До этого момента Брайан был удивлен и до крайности озадачен. Теперь он начал испытывать страх. Да, он был по-настоящему испуган. До сих пор не было времени испугаться. Хотелось, чтобы так и продолжалось. Теперь это стало невозможным. Он переключил радио на аварийную волну, попытался снова. Никакого результата. Все равно что в Манхэттене набрать по телефону 911 и услышать автоответчик, сообщающий, что все разъехались на уик-энд. Когда просишь помощи на аварийной волне, всегда получишь нужный ответ.

«По крайней мере, до сих пор», — подумал Брайан.

Включил УНИКОМ, по которому пилоты частных самолетов получали совет для посадки на ближайших маленьких полосах. Полная тишина. Он вслушивался… и вообще ни звука не слышал. Поверить в это было невозможно. Пилоты-частники всегда болтали между собой, как грачи на телефонных проводах. Девушка с Пайпера интересовалась погодой. Парень с Чессны немедленно отбросит копыта, если кто-нибудь не позвонит его жене и не скажет, что он еще троих везет к ужину. Ребята из Лира требуют от подружки в аэропорту Арвада, чтобы передала всей компашке: «Без паники, ребята! На пятнадцать минут опаздываем, но в Чикаго на бейсбол поспеете».

Ничего этого не было. Грачи, похоже, улетели, и опустели телефонные провода.

Снова переключил на аварийную волну ФАА.

— Денвер, отвечайте! Немедленно отвечайте!! Это рейс №29. Отвечайте, черт бы вас всех подрал!

Ник тронул его за плечо.

— Не надо. Спокойнее, дружок.

— Псы не брешут! — в отчаянии сказал Брайан. — Это же просто невозможно, что такое происходит! Господи, да что же стряслось?! Атомная война, что ли, ети их мать?!

— Успокойся, — повторил Ник. — Не выходи из себя, Брайан. Какие там псы не брешут?

— Да эти! Диспетчеры Денвера! Вот этот пес! ФАА — экстренная аварийная служба! Вот кто пес! И УНИКОМ, собака, тоже! Да я никогда…

Он щелкнул тумблером.

— На вот, смотри! Это средние волны, понимаешь? Тут станций до хрена, лезут одна на другую, как кролики… и ничего. — Щелкнул другим тумблером, повернулся и посмотрел на Ника, на Альберта Косснера, стоявшего вплотную к нему. — Нет даже радиомаяка… ни единого сигнала.

— И что это означает?

— Означает, что у меня нет радиосвязи, нет навигационного маяка Денвера. А приборный щит показывает, что все в полной исправности и работает как часики. Полная чушь. Должно быть чушью.

Страшная мысль начала формироваться в его голове, всплывая, как распухший утопленник на поверхность реки.

— Эй, парнишка, посмотри-ка в иллюминатор. Слева от самолета. Что ты там видишь?

Альберт Косснер заглянул в окно. Долго смотрел.

— Ничего, — сказал он. — Совсем ничего. Вот остатки Скалистых Гор и начало равнин.

— Никаких огней?

— Нет.

Брайан поднялся на ноги, которые ощущались, как ватные. Долго смотрел в иллюминатор.

Наконец Ник Хопвелл тихо произнес:

— Денвер исчез, верно?

Брайан знал из навигаторских карт и по оборудованию в кабине, что они сейчас летели менее чем в пятидесяти милях к югу от Денвера… но под ними простирался лишь бесформенный ландшафт, который означал начало Великих Равнин.

— Да, — ответил он. — Денвера нет.

Воцарилась полная тишина в кабине. Потом Ник Хопвелл обернулся к маленькой компании на пороге, состоящей из Альберта, человека в спортивном плаще и девушки. Он хлопнул в ладоши, как воспитатель в детском саду, и стал еще более похожим на него, когда объявил:

— Ладно, люди! Давайте-ка по местам. Я думаю, нам тут понадобится спокойная обстановка, тишина.

— А мы и так себя ведем тихо, — возразила девушка вполне резонно.

— Я так понимаю, джентльмен имеет в виду не столько тишину, сколько уединение, — сказал мужчина в плаще. Он говорил с интонациями весьма воспитанного человека, но его глаза встревоженно остановились на Брайане.

— Именно это я и имел в виду, — согласился Ник. — Прошу…

— С ним все будет в порядке? — тихо спросил человек в плаще. — Уж очень он расстроен.

Ник ответил тем же конфиденциальным тоном:

— Да. С ним все будет в порядке. Я уж об этом позабочусь.

— Ладно, дети, пойдемте, — сказал человек в плаще. Одну руку он положил на плечи девушке, другую на плечи Альберта. — Вернемся и сядем. Нашему пилоту предстоит поработать.

Им незачем было говорить конфиденциально о Брайане. Его можно было сравнить с рыбой, плавающей в речке в то время, как стайка птиц пролетала по небу. Их звук вполне мог достигнуть рыбы, но никакого значения для нее не имел. Брайан продолжал крутить верньер радиоприемника, переключая волны. Все было бесполезно. Нет Денвера, нет Колорадо-Спрингс, нет Омахи. Все исчезло.

Он чувствовал струйки пота, стекавшие по его щекам, как слезы, ощущал рубашку, прилипшую от пота к спине.

«От меня смердит, наверно, как от свиньи», — подумал он. — «Или как от…»

И вдруг пришла новая идея. Он переключился на диапазон военной авиации, хотя правилами это строго воспрещалось. Командование стратегической авиации практически царствовало в Омахе. Уж они-то покинуть эфир не могут. Могут, конечно, наорать на него, чтобы немедленно освободил их частоты, пригрозят доложить о нем в ФАА. Брайан с радостью все это примет. Может быть, окажется первым, кто сообщит им, что город Денвер, судя по всему, отбыл на каникулы.

— Диспетчер ВВС! Диспетчер ВВС. Это «Гордость Америки», рейс №29. У нас проблема. Большая проблема. Вы меня слышите? Прием.

И здесь пес не залаял.

Именно в этот момент Брайан ощутил нечто — словно некая задвижка сдвинулась в самой глубине его сознания и вся структура его логического мышления начала сползать в некую темную пропасть.

Ник Хопвелл хлопнул его ладонью по спине. Брайан слегка подпрыгнул на своем кресле и чуть не вскрикнул от неожиданности. Повернул голову и обнаружил вплотную приближенное лицо Ника.

«Сейчас схватит меня за нос и начнет крутить», — подумал Брайан.

Ник не стал хватать его за нос. Он заговорил с тихой сосредоточенностью, не мигая глядя в глаза Брайана.

— Я вижу в твоих глазах некое выражение, мой друг… Впрочем, мне не было нужды заглядывать тебе в глаза, чтобы знать это. По твоему голосу слышу, по твоей позе в этом кресле вижу. А теперь слушай меня, слушай внимательно: паниковать воспрещается.

Брайан смотрел на него, завороженный взглядом этих голубых глаз.

— Ты меня понял?

С трудом заставил себя ответить:

— Ребят на мое ремесло не берут, если они паникуют, Ник.

— Я знаю. Но теперь уникальная ситуация. Ты должен помнить, однако, что здесь в самолете находится дюжина людей, и твоя работа остается той же самой, как и всегда: доставить их вниз в целости и сохранности.

— Только ты меня не учи, в чем состоит моя работа! — отрезал Брайан.

— Боюсь, в этом была необходимость, — сказал Ник. — Но сейчас ты выглядишь на сто процентов лучше, должен отметить с превеликим облегчением.

Брайан не только начал выглядеть лучше, он стал себя и чувствовать лучше. Ник кольнул в самое чувствительное место — в его чувство ответственности.

«И ведь знал, куда надо ткнуть», — подумал он.

— Слушай, Ник, а ты чем вообще занимаешься? Я имею в виду, чем на хлеб зарабатываешь, — сказал Брайан дрогнувшим голосом.

Ник отодвинулся от него и рассмеялся.

— Атташе британского посольства, старина.

— Ну да, конечно. Заливай, заливай — так я тебе и поверил.

Ник пожал плечами:

— Хм… По крайней мере так написано в моих документах. И меня это вполне устраивает. Если что-то по другому напишут, то скорей всего Механик Ее Королевского Величества. Я исправляю то, что нужно подправить. В данный момент это ты.

— Спасибо, — ответил Брайан растроганно. — Но я уже в исправности.

— Тогда порядок. Тогда — что ты намерен предпринять? Сможешь пилотировать без всех этих наземных штучек? Сможешь избежать столкновения с другими самолетами?

— Я вполне могу и с этим оборудованием пилотировать. А что касается других самолетов, — Брайан показал на экран радара, — то эта хреновина показывает, что никаких самолетов нигде вообще нет.

— Но могут и быть, — тихо заметил Ник. — Может быть, временно радио и радарные волны по какой-то причине заблокированы. Ты, Брайан, упомянул ядерную войну. Я думаю, если ядерный обмен совершился, мы бы об этом узнали. Все равно это не означает, что какого-то серьезного происшествия не произошло. А тебе известен феномен под названием электромагнитный пульс?

Брайан вдруг вспомнил Мелани Тревор: «О! Нам еще сообщили, что над пустыней Мохаве — северное сияние. Может быть, пожелаете бодрствовать, чтобы увидеть такое зрелище?»

Возможно ли такое? Какое-нибудь дурацкое погодное явление?

Подумал, что такое возможно. Но если и так, почему не слышно было по радио хотя бы обычных статических разрядов? Почему на экране радара не было интерференции волн? Только мертвая чернота. И он не подумал, что «Аврора бореалис» стала причиной исчезновения полутораста-двухсот пассажиров.

— Так что скажешь? — спросил Ник.

— Да, ты действительно механик, Ник, — сказал наконец Брайан. — На я не думаю, что здесь электромагнитный пульс. Все оборудование на борту, включая навигационное, работает отлично. — Он кивнул на показания электронного компаса. — Если бы мы пережили электромагнитный пульс, эта штука перевернулась бы вверх тормашками. Но она держит курс намертво.

— Ну и как? Намерен держать курс на Бостон?

И с этим вопросом последние остатки паники покинули Брайана.

«Верно», — подумал он. — «Я теперь капитан этого корабля… и это самое главное. А тебе стоило бы мне напомнить об этом с самого начала, мои друг. Избавились бы от лишних переживаний».

— Логан — на рассвете, при полном незнании, что там внизу произошло. Не пойдет.

— Итак, куда мы летим? Или тебе нужно подумать?

Брайану этого уже не требовалось. Разрозненные мысли начали укладываться в должном порядке.

— Я не знаю, куда, — сказал он. — И думаю, пора поговорить с пассажирами. С теми немногими, кто остался.

Он взял микрофон. Именно в этот момент лысый мужчина, который все время спал в салоне делового класса, просунул голову в кабину.

— Джентльмены, не будете ли вы так добры сказать мне, что случилось со всем обслуживающим персоналом на этом самолете? — спросил он с недоумением. — Я так чудесно поспал… но хотелось бы поужинать.

Дайна Беллман чувствовала себя значительно лучше. Как хорошо, когда вокруг тебя люди и можно ощущать их успокаивающее присутствие. Она сидела с небольшой группой — Альберт Косснер, Лорел Стивенсон, мужчина в поношенном спортивном плаще, который представился как Роберт Дженкинс. Он сообщил им, что является автором более сорока романов с таинственными сюжетами, а теперь летел в Бостон, чтобы произнести речь на собрании любителей мистики.

— Сейчас, — сказал он, — я оказался в ситуации куда более таинственной и экстравагантной, чем когда-либо мог сочинить.

Все четверо сидели в центральной секции. Мужчина в джерси находился в правом ряду в нескольких рядах кресел от них. Он продолжал прижимать платок к носу (который уже больше не кровоточил), величественно страдая в одиночестве. Дон Гаффни присел неподалеку, то и дело с беспокойством поглядывая на него. Разок обратился к нему, чтобы узнать его имя. Джерси промолчал, только пристально посмотрел в глаза Дону Гаффни поверх скомканного платочка.

Больше Гаффни к нему не обращался.

— Послушайте, — взмолилась Лорел, — ну хоть у кого-нибудь есть малейшая идея по поводу того, что происходит? Завтра у меня впервые лет за десять начинается настоящий отпуск, и вдруг — на тебе такое.

Случайно Альберт как раз смотрел в этот момент на мисс Стивенсон. Когда она бросила фразу насчет своего первого настоящего отпуска за последние десять лет, то он заметил как ее взгляд вильнул вправо, и веки часто замигали, словно в глаз попала соринка. В сознании у него вдруг возникла мысль, что эта дама по какой-то причине лгала.

Посмотрев на нее пристальнее, он не обнаружил ничего примечательного: женщина с увядающей былой красотой, быстро покидающая свои двадцатые годы в сторону средних лет (а по мнению Альберта, тридцать лет, уж конечно, были тем возрастом, с которого начинаются «средние лета»), женщина, которая скоро станет блеклой и незаметной. Сейчас, правда, бесцветной ее не назовешь. Щеки пылали. Он не знал, в чем состояла ее ложь, но заметил, насколько она вдруг похорошела и стала почти прекрасной.

«Вот дама, которой следует почаще врать», — подумал Альберт.

Прежде чем кто-либо успел ей ответить, из громкоговорителей раздался голос Брайана.

— Леди и джентльмены, с вами говорит капитан.

— Капитан жопы, — явственно произнес Джерси.

— Прекратите сейчас же! — воскликнул Гаффни через проход.

Джерси без воротничка встревоженно посмотрел на него и съежился.

— Как вам всем, несомненно, понятно, мы попали в чрезвычайно странную ситуацию, — продолжал Брайан. — Мои пояснения, думаю, вам ни к чему. Достаточно посмотреть вокруг вас, чтобы все понять.

— А я ничего не понимаю, — пробормотал Альберт.

— Я узнал кое-что еще. Но, к сожалению, обрадовать вас нечем. Попытаюсь быть с вами вполне откровенным. У меня нет никакой связи с землей. Примерно пять минут назад мы должны были увидеть в иллюминаторы отчетливо огни Денвера. Но ничего не было. Единственное заключение, следующее из этого, — кто-то там забыл заплатить за электричество. Пока мы не узнаем чего-нибудь нового, придется довольствоваться вот таким выводом.

Он сделал паузу. Лорел взяла Дайну за руку. Альберт тихо присвистнул. Писатель-фантаст Роберт Дженкинс, положив руки на колени, пристально смотрел в пустоту.

— Таковы плохие новости, — продолжал Брайан. — Хорошие тоже имеются: самолет в отличном состоянии, горючего полно, и я специалист по пилотированию подобных авиалайнеров. Разумеется, и по приземлению. Полагаю, в данной ситуации главное — это благополучно приземлиться. Мы сделаем все ради этого, и прошу вас быть уверенными в том, что мы это сделаем. И последнее, что я хотел вам сообщить, — пунктом прибытия нашего авиалайнера будет Бангор, штат Мэн.

Джерси без воротничка подпрыгнул.

— Что-о-о-о?!! — заорал он.

— Наше навигационное оборудование в нормальном рабочем состоянии, но не могу того же сказать о наземных службах, которыми мы пользуемся. В этих условиях я принял решение не входить в обычно перегруженное воздушное пространство Логана. По радио мне ни с кем там связаться не удалось. Похоже, что все радиооборудование самолета в полном порядке, но в нынешней ситуации я не могу полагаться на то, что мне кажется. Международный аэропорт Бангора имеет следующие преимущества: ближайший подлет через сушу, а не над морем, ко времени нашего приземления в 8.30 воздушное движение там либо весьма легкое, либо вообще отсутствует. Кроме того, посадочная полоса там, которую используют и ВВС, самая длинная на западном побережье Соединенных Штатов. Наши британские и французские друзья обычно сажают там свои «конкорды», когда Нью-Йорк перегружен.

Мужчина в джерси заорал на весь салон:

— У меня важная встреча в Бостоне в девять часов, и я запрещаю вам лететь в какой-то странный аэропорт Мэна!

Дайна слегка подпрыгнула от неожиданности, потом подалась дальше от этого голоса, прижавшись щекой к груди Лорел Стивенсон. Она не плакала — нет еще, но Лорел почувствовала, как содрогается ее тело.

— Ты слышишь меня? — снова заорал Джерси. — Мне нужно в Бостон! Я должен обсуждать необычно большую трансакцию финансов, и я намерен прибыть туда вовремя! — Он отстегнул свой ремень и начал подниматься из кресла. Щеки его покраснели, а в глазах появилось отсутствующее выражение, что Лорел нашла весьма пугающим. — Ты меня понял?..

— Прошу вас, — сказала Лорел. — Пожалуйста, мистер, вы пугаете девочку.

Джерси обернулся к ней, и этот жуткий пустой блуждающий взгляд упал не нее. Лорел выжидала.

— Напугал девочку?! Да мы же меняем курс на какой-то сраный аэропорт у черта на куличках! А тебя беспокоит какая-то…

— А ну сядьте, или я вам врежу! — сказал Гаффни, поднимаясь с кресла. Он был старше Джерси лет на двадцать, но куда более массивный, с широкой грудью. Закатав рукава своей красной фланелевой рубахи до локтя, он сжал кулаки. Мускулы на руках приметно вздулись. Выглядел Гаффни как лесопильщик, готовый уйти на пенсию.

Джерси оскалил зубы. Волчья гримаса испугала Лорел, потому что этот человек в костюме джерси без воротничка сам не понимал, что у него отразилось на лице. Она первой из всех подумала — не безумец ли он.

— В одиночку не получится, папаша, — сказал Джерси.

— Нет, не в одиночку! — Это был лысый человек из отсека делового класса. — Я тебе врежу сам, если не заткнешься.

Альберт Косснер набрался храбрости и добавил:

— Я тоже, ты — поц. — О, как хорошо было вот так высказаться. Вот теперь он почувствовал себя, как один из ребят Аламо, переступивший черту, которую провел полковник Трэвис на земле.

Джерси огляделся по сторонам. И снова лицо исказилось в странной волчьей гримасе.

— Ясно, ясно… Все против меня. Хорошо. — Он уселся и посмотрел на всех ненавидящим взглядом. — Но если бы вы знали хоть что-нибудь о рынке закладных бумаг в Южной Америке… — Он не закончил фразу. На соседнем кресле увидел салфетку. Подобрал ее и начал раздирать на длинные тонкие полоски.

— Кто-нибудь знает, как управляться на кухне с их плитой? — спросил Лысый так, словно ничего не произошло. — Я хочу поужинать.

Никто не ответил.

— Не ожидал такого, — с грустью сказал лысый мужчина. — Эра специализации. Просто жить стыдно в такую эпоху. — С этим философским замечанием Лысый вернулся в деловой класс.

Лорел опустила глаза и увидела, что под оправой темных очков щеки Дайны Беллман были мокрыми от слез. Лорел моментально забыла о собственном страхе, о замешательстве и обняла девочку.

— Не плачь, миленькая. Тот дяденька был просто ужасно расстроен. Сейчас ему получше.

«Если можно назвать лучшим этот невменяемый взгляд и разрывание салфетки на тонкие полоски», — подумала она.

— Я боюсь, — прошептала Дайна. — Мы все кажемся этому дяденьке страшилами.

— Ну нет, я так не думаю, — сказала Лорел, несколько ошарашенная таким заявлением. — Почему ты так подумала?

— Я не знаю. — Дайне понравилась эта женщина, причем с первого момента, когда услышала ее голос. Только она не стала ей рассказывать, что в какой-то миг увидела всех, включая себя. Увидела этого человека с громким голосом. Она побывала внутри него, а звали его мистер Тумс, или Туми, или что-то в этом роде. Для него все они выглядели, как скопище злобных себялюбивых троллей.

Если бы она сказала об этом мисс Ли, та сразу бы решила, что она сошла с ума. Почему бы и этой тетеньке, с которой Дайна познакомилась недавно, не думать так же?

Поэтому Дайна промолчала.

Лорел поцеловала девочку в щеку. Кожа под ее губами была горячей.

— Ты не бойся, маленькая. Мы летим нормально — сама ведь чувствуешь, верно? Через несколько часов будем снова на земле.

— Это хорошо. Но только я хочу мою тетю Викки. А где она, как ты думаешь?

— Не знаю, детка, — ответила Лорел. — Сама хотела бы знать.

Дайна снова подумала о лицах, которые видел крикливый человек: такие злые, жестокие морды. Вспомнила и свое лицо его глазами: поросячья морда, спрятанная за большими черными очками. Вот тогда и дрогнула вся ее смелость, она заплакала, истерично всхлипывая, задев Лорел за живое. Лорел обняла ее, поскольку ничего иного не могла придумать, чтобы успокоить, но при этом и сама заплакала. Минут пять плакали вместе, потом Дайна начала успокаиваться. Лорел посмотрела на худого подростка, которого звали не то Альберт, не то Элвин, и заметила, что и у того глаза были мокрыми. Заметив ее взгляд, он торопливо отвернулся и начал рассматривать свои руки.

Дайна в последний раз судорожно всхлипнула и положила голову на грудь Лорел.

— Слезами горю не поможешь, верно? — сказала она.

— Я тоже так думаю, — отозвалась Лорел. — А почему бы тебе не поспать, Дайна?

Девочка вздохнула — такой одинокий, несчастный звук.

— Наверно, не смогу. Я ведь уже спала.

А рейс №29 продолжал свой полет к востоку на высоте 36 000 футов со скоростью свыше 500 миль в час над черными равнинами Америки.

3

— А вы знаете, эта девочка сказала нечто весьма любопытное примерно час тому назад, — неожиданно произнес Дженкинс.

Девочка, о которой шла речь, снова спала, несмотря на свои сомнения. Альберт Косснер тоже клевал носом, надеясь еще разок вернуться на мифические улицы полуденного Томбстона. Скрипку в чехле он вытащил из верхней багажной секции и положил себе на колени.

— М-мм? — встрепенулся он.

— Извини, — сказал Дженкинс. — Я тебя кажется разбудил?

— Нет, нет, — заверил его Альберт. — Во всю бодрствую.

Он обратил на Дженкинса свои воспаленные глаза в знак доказательства. Под глазами пролегли тени. Дженкинсу он напомнил енота, которого напугали, когда тот копался в мусорном баке. — Чего она сказала?

— Она сказала мисс Стивенсон, что вряд ли уснет, поскольку уже поспала. До того.

Альберт некоторое время непонимающе смотрел на Дайну.

— Ну, вот она опять спит, — сказал он.

— Я вижу. Но дело не в этом, мой мальчик. Совсем не в этом.

Альберт подумал было сообщить мистеру Дженкинсу, что Туз Косснер — самый ловкий еврей к западу от Миссисипи и единственный техасец, выживший после сражения при Аламо, вовсе не «мой мальчик», но решил пропустить это мимо ушей… пока хотя бы. — Ну, и в чем тут дело?

— Я тоже спал. Заснул буквально до того, как капитан — наш первоначальный капитан — включил сигнал НЕ КУРИТЬ. У меня всегда так. Поезда, автобусы, самолеты — только заведут мотор, я тут же отключаюсь. А как у тебя, мой дорогой?

— Что у меня?

— Ну, тоже засыпаешь? Ты ведь спал, верно?

— Ну спал.

— Мы все спали, понимаешь? Исчезнувшие люди не спали.

Альберт немного подумал над странной идеей.

— Пожалуй… может быть.

— А я тебе говорю, что мы вот тут — все спали. Люди, которые исчезли, все бодрствовали.

Альберт снова обдумал его слова.

— Вообще-то, может быть.

— Для меня это пустяк, — почти благодушно сказал Дженкинс. — Я фантазирую в своих книгах ради куска хлеба. Дедукция — мой хлеб с маслом, если можно так выразиться. Ну сам подумай. Если кто-то бодрствует в тот момент, когда люди исчезают, уж наверняка закричал бы что-нибудь об убийстве, разбудив всех нас. Верно?

— Пожалуй, что и так, — согласился Альберт в задумчивости. — За исключением того человека на заднем сиденье. Его и воздушный налет не разбудит.

— Прекрасно. Твое исключение учтено. Но ведь никто не закричал, верно я говорю? И ни один из нас не знает, что произошло. Отсюда методом дедукции делаю вывод, что исчезли только бодрствовавшие пассажиры. Разумеется, с экипажем.

— Да. Может быть.

— Мой мальчик, я вижу — ты встревожен. По лицу вижу, что такая идея, несмотря на всю ее логичность, у тебя в голове не укладывается. Могу я спросить — почему? Что-нибудь я упустил? — Выражение лица Дженкинса говорило о том, что он в подобную возможность не верит, но что матушка воспитала его вежливым человеком.

— Я просто не знаю, — признался Альберт. — Сколько нас тут? Одиннадцать?

— Да. Считая того человека в заднем ряду, который пребывает в коматозном состоянии, нас одиннадцать.

— Если вы правы, не должно ли нас быть несколько больше?

— А почему, собственно?

Но Альберт умолк, внезапно живо вспомнив картину своего детства. Он был взращен в некоей теоретизированной сумеречной зоне родителями, которые не были ортодоксами, но и не были агностиками. Он и его братья росли, соблюдая большинство традиций (или законов, предписаний или как они там еще называются). Они отмечали Бар Мицвах, воспитывались на познании того, кто они, откуда пришли и что это могло для них означать. История, которую Альберт лучше всего запомнил в детстве после посещений храма, касалась последней чумы, постигшей фараона, — мрачного дара Ангела Смерти Господня, явившегося утром.

Мысленно он представил себе этого ангела летящим не над землей Египетской, а через рейс №29 и прибирающим в страшное лоно свое большинство пассажиров… не потому, что они позабыли окропить трапезу свою кровью агнца (или спинки своих кресел), а потому… потому…

«Почему? Потому — что?»

Ответа не было, и Альберт ощутил дрожь. И еще пожалел, что эта старая зловещая история пришла ему в голову.

«Мы летим, ковыляя, во мгле», — вспомнил он.

Но ничего смешного в этом не было.

— Альберт? — Голос мистера Дженкинса доносился словно издалека. — Альберт, с тобой все в порядке?

— А, да… Я задумался вдруг. — Он прочистил горло. — Если все спавшие остались здесь, то нас было бы по меньшей мере человек шестьдесят. Может, больше… Вы знаете, что такие рейсы называют «красный глаз»?..

— Дорогой мальчик, тебе не доводилось?..

— Вы не могли бы называть меня Альбертом, мистер Дженкинс? Так меня зовут.

Дженкинс слегка похлопал Альберта по плечу.

— Прости. Честное слово. Я не имел в виду разговаривать свысока. Я, видишь ли, расстроен, а когда расстраиваюсь, я обычно отступаю, ну, вроде черепахи, которая прячет голову в панцирь. Только я отступаю в фантазии. Я словно играю в Фило Вэнса. Он был сыщиком — великим сыщиком, созданным покойным Ван Дайном. Ты, наверно, и не читал такого. Да и вряд ли кто-нибудь его читал в наши дни. А жаль. Короче, в любом случае я приношу извинения.

— Ничего, — ответил Альберт, чувствуя неловкость.

— Итак, ты — Альберт и отныне будешь Альбертом всегда, — пообещал Роберт Дженкинс. — Так вот, я начал было тебя спрашивать, летал ли ты раньше на «красноглазом»?

— Нет. Я вообще через всю страну еще никогда не летал.

— А я летал. Много раз. Несколько раз даже вопреки своей натуре не спал некоторое время. Правда, это случалось, когда я был помоложе, а полеты более шумными. Так вот, должен признать, что мой первый перелет от побережья до побережья проходил на самолете, который делал две посадки… для подзаправки. По моим наблюдениям, очень немногие пассажиры на подобных перелетах засыпают в течение первого часа или примерно такого срока, а потом почти все засыпают. В течение первого часа люди смотрят в иллюминаторы, разговаривают со своими спутниками, что-то пьют…

— Та есть как бы обустраиваются, — продолжил Альберт. То, что говорил мистер Дженкинс, было для него вполне логично. Хотя сам он почти не «обустраивался». Он был так возбужден предстоящим путешествием и новой жизнью, которая ожидала его, что в последние пару ночей почти не спал. В результате отключился, едва «Боинг-767» поднялся в воздух.

— Да, устраивают свои маленькие гнездышки, — согласился Дженкинс. — А ты, случайно, не заметил тележку для напитков снаружи кабины пилотов, Альберт?

— Да, там была тележка, — подтвердил Альберт. — Видел.

Глаза Дженкинса засияли.

— Вот-вот! Либо видел, либо споткнулся о нее. Но заметил ли ты ее?

— М-м… наверно, нет, если вы что-то приметили в ней, чего я не увидел.

— Не глаза замечают, а разум, Альберт. Натренированный на дедукциях разум. Я, конечно, не Шерлок Холмс, но тем не менее заметил, что она как раз была извлечена из небольшой кладовой, в которой обычно находится, и что использованные стаканчики все еще стояли на нижней полке тележки. Отсюда я делаю следующий вывод: самолет взлетел без происшествий, набирал рейсовую высоту, и, к счастью, был включен автопилот. Затем капитан выключил сигнал ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ. Все это заняло около тридцати минут с момента взлета. По моим подсчетам, где-то примерно в час ночи. Когда сигнал был отключен, стюардессы поднялись и занялись своей первой задачей

— приготовлением напитков для примерно полутораста пассажиров на высоте 24 000 футов при продолжении подъема. Пилот между тем запрограммировал автопилот выровнять самолет на высоте 36 000 футов, направить его к востоку с такими-то и такими-то изменениями курса. Несколько пассажиров — то есть мы, все одиннадцать — заснули. Остальные — кто-то слегка подремывал (но не настолько глубоко, чтобы спастись от того, что произошло), а большинство полностью бодрствовали.

— Обустраивались в своих гнездышках, — подсказал Альберт.

— Вот именно! Обустраивались в своих гнездышках! — Дженкинс сделал паузу, а потом не без оттенка мелодрамы добавил: — И тогда-то это и произошло!

— Но что произошло, мистер Дженкинс? — спросил Альберт. — У вас есть на этот счет какая-нибудь идея?

Дженкинс долго не отвечал, а когда наконец заговорил, оживление покинуло его голос. Слушая его, Альберт впервые понял, что за несколько театральной манерой говорить мистер Роберт Дженкинс скрывал свой страх. Он был напуган не меньше его. Против этого Альберт ничего не имел — пожилой писатель в потрепанном плаще стал выглядеть более приземленной фигурой.

— Мистерии запертой комнаты — это история с дедукциями в чистом виде,

— сказал Дженкинс. — Я сам написал несколько таких, даже больше чем несколько, честно говоря. Но никогда не ожидал оказаться сам участником подобного таинственного случая.

Альберт смотрел на него и не знал, что на это сказать. Вспомнил вдруг историю «Пестрая лента» с Шерлоком Холмсом. Там рассказывалось о ядовитой змее, которая проникала в знаменитую запертую комнату через вентиляционное отверстие. Бессмертному Шерлоку Холмсу не понадобилось даже подключать все свои способности, чтобы разрешить эту загадку.