- Они видят смерть людей по телевизору, но они знают, что это - притворство.., словно старые вестерны, которые смотрят по воскресеньям после обеда. По телевизору и в вестернах все хватаются за желудки или за грудь и падают. Кладбище на холме выглядит реальнее для большинства из них, чем все фильмы по телевизору - все вместе взятые. Подумав, Луис кивнул: "Скажите это моей жене! А почему бы и нет!"
      - Кладбище на всех действует одинаково: не все подают вид, хотя, мне кажется, большинство.., как бы сказать.., берут Смерть домой, положив в карман, чтобы снова рассмотреть на досуге, как и многие другие вещи, которые они собирают за долгую жизнь. Но некоторые... Норма, ты помнишь того мальчика из Голливуда?
      Она кивнула. Льдинки мягко зазвенели в ее стакане. Цепочка, на которой висели очки, блеснула в свете фар проходящей машины.
      - Он видел во сне такие кошмары, - сказала она, - Грезил трупами, встающими из земли и еще невесть чем. Потом умерла его собака... Все в городе решили, что она съела какую-то отравленную приманку, помнишь, Джад?
      - Отравленную приманку, - кивнув, согласился Джад. - Так думало большинство людей, да-с. Это был 3925 год. Билли Холловэю тогда было около десяти. Потом он получил кресло сенатора штата, а после баллотировался в Палату Представителей Конгресса США, но пролетел. Еще до Кореи.
      - Он вместе с друзьями похоронил собаку, - продолжала вспоминать Норма. Обычная дворняжка, но он крепко се любил. Я помню, его родители были против похорон, из-за плохих снов и все такое, но все оказалось здорово обставлено. Двое мальчиков постарше сделали гроб, ведь так, Джад?
      Джад кивнул и отхлебнул чай.
      - Дин и Дэн Холлы, - сказал он. - Они и еще один мальчик - их закадычный приятель.., не помню его фамилии, но уверен, он один из детей Бови. Ты помнишь семейство Бови, которое жило на Главной Дороге в старом доме Брочеттов. Норма?
      - Да! - воскликнула Норма так возбужденно, словно это происходило вчера.., а может, для нес так и было. - Ах, Бови! Мальчика звали Алан или Барт...
      - Или Кендолл, - согласился Джад. - Я помню, у братьев нашлись веские причины нести гроб. Но собака оказалась не очень большой, и вдвоем нести ее было неудобно. Сделав гроб, мальчики Холла заявили: гроб нести должны они, потому что они - близнецы, сделанные точно под копирку. А Билли возразил, что они не знали Бовера (так звали собаку) и не могут нести гроб. "Мой отец говорил, что только близкие друзья могут нести гроб, а не какие-то плотники" вот его аргумент.
      Джад и Норма рассмеялись, а Луис лишь усмехнулся.
      - Они уже готовы были подраться, когда Манди Холлидей, сестра Билли, принесла четвертый том Энциклопедии Британики, - продолжал Джад. - Ее отец Стефан Холлидей был всего лишь доктором в той стороне Бангора и этом месте Бакспорта, но в те дни, Луис, только у их семьи - у единственно"! семьи в Ладлоу, была Энциклопедия Британики: только они могли себе это позволить.
      - У них у первых появилось электрическое освещение, - перебила мужа Норма.
      - Во всяком случае, Манди прибежала очень возбужденная, этакая восьмилетняя соплячка с большой книгой в руках. Билли и отпрыск Бови, думаю он-таки был Кендоллом, тем, который разбился и сгорел в Пенсаколе, где все они служили в авиации в начале 1942 года, были готовы сцепиться с двойняшками Холла за право тащить бедную, старую, отравленную дворняжку на кладбище.
      Луис захихикал. Скоро он громко смеялся. Он живо представил, как все это происходило, почувствовал привкус старины, и напряжение от разговора с Речел спало.
      - Девочка сказала: "Подожди! Подождите! Посмотрите сюда!" Все остановились и посмотрели. И, черт возьми, если она не...
      - Джад! - встревоженно сказала Норма:
      - Ты опять чертыхаешься!
      - Извини, дорогая, я увлекся рассказом. Ты знаешь, как это бывает.
      - Догадываюсь, - сказала она.
      - И будь я проклят, если девчонка не открыла книгу на главе: "Похороны". Там есть картинка, где Королева Виктория отправляется в последний "бон вояж" <Счастливый путь (фр.)>. Куча людей шествует с каждой стороны гроба, некоторые потеют, с усилием поднимая всю эту хреновину, остальные стоят вокруг в траурных одеждах и гофрированных манжетах, словно ждут, когда скомандуют: "старт!" А потом Манди объявила: "Если церемония похорон официальна, народу может быть сколько угодно! Так гласит книга!"
      - Это все решило? - спросил Луис.
      - Именно так. Закончилось тем, что собралось ребят двадцать, и, будь я проклят, если они не напоминали картинку, которую нашла Манди, разве что не было гофрированных манжет и высоких шляп. Манди взяла всю организацию похорон на себя. Построив всех, она дала каждому по лесному цветку: одуванчик, венерин башмачок или маргаритку, и они отправились в путь. Господи, я всегда думал, что потеряла наша страна от того, что Манди Холлидей никогда не баллотировалась в конгресс, - старик засмеялся и потряс головой. - Во всяком случае, после этого Билли перестали терзать сны о кладбище домашних любимцев. Он похоронил свою собаку, перестал оплакивать ее и после этого все прошло. Да и мы все именно так относились к смерти.
      Луис вспомнил Речел, почти впавшую в истерику.
      - Ваша Элли сильнее многих, - заметила Норма, переменив позу. - Вы, Луис, не думаете, что все, вокруг чего мы тут разговариваем, - Смерть - скоро придет за Джадом или за мной, и нам совсем не нравится обсуждать вопросы, касающиеся ее...
      - Ну, извините, - проговорил Луис.
      - ..но в общем, не такая уж плохая мысль: свести со Смертью шапочное знакомство. В те дни.., не знаю.., кажется, никто не говорил о Смерти и не думал о ней. Смерть изъяли из телепpoграмм, потому что решили: разговоры о Смерти могут повредить детям.., повредить их развитию.., и люди захотели закрывать гробы так, чтоб те не выглядели как останки кого-то, и сказать "пока, Смерь!".., похоже, люди просто хотят забыть о Смерти.
      - А теперь они показывают все это по кабельному телевидению - Джад посмотрел на Норму и прочистил горло. - Они показывают даже то, чем люди обычно занимаются за опущенными шторами, - закончил он. - Странно, как изменилось отношение к таким вещам с приходом нового поколения, ведь так?
      - Да, - согласился Луис. - Я тоже так считаю.
      - Ладно, мы пришли из другого времени, - продолжал Джад, и его слова звучали словно извинение. - Мы ближе к Смерти. Мы видели эпидемии после Первой Мировой, когда матери умирали вместе с детьми, умирали от инфекций и лихорадки; в те дни казалось, что врачи только и могут размахивать руками. В те дни, когда мы с Нормой были молодыми, если бы у вас был рак, вы бы точно померли, и быстро. В 1920 году не существовало лечения от рака, этого курса облучений! Две войны, убийства, самоубийства...
      Он почувствовал, что пора перевести дух.
      - Мы знали Смерть, - наконец продолжил он. - Ее знали и наши друзья и наши враги. Мой брат Пит умер от перитонита аппендикса в 1912 году, когда Тафт был Президентом. Питу только исполнилось четырнадцать, и в бейсбол он игр ал лучше любого парня в городе. В те дни не надо было учиться в колледже, чтобы изучать Смерть... Острую Приправу, или как там ее еще называют. В те дни Смерть заходила в дом, грубо говорила с вами, порой ужинала, а иногда вы чувствовали, как она покусывает вас за задницу, черт возьми!
      В этот раз Норма не поправила мужа. Она просто молча кивнула.
      Луис встал, потянулся.
      - Пойду я, - сказал он. - Завтра у меня трудный день.
      - Да, завтра закрутится карусель, - сказал Джад, тоже поднимаясь. Он увидел, что Норма тоже собирается встать, и протянул ей руку. Она поднялась, но, несмотря на помощь мужа, лицо ее перекосило от боли.
      - Плохая ночь? - поинтересовался Луис.
      - Не так, чтобы очень, - ответила она.
      - Согрейте кровать, прежде чем ложиться.
      - Хорошо, - сказала Норма. - Я всегда так делаю. И. Луис.., не беспокойтесь насчет Элли. Она отвлечется, займется чем-нибудь со своими новыми друзьями и не станет беспокоиться, вспоминая кладбище. Может, даже однажды дети соберутся и отремонтируют несколько старых надгробий, покосят траву или сорвут цветы на могилы. Когда-нибудь, если у них возникнет такое желание, они займутся этим. И Елене от этого будет только лучше. Тогда она, может быть, начнет иначе воспринимать Смерть."Если только моя жена не воспротивится".
      - Приходите завтра вечером и расскажете, как оно повернулось в университете, если хватит сил, - пригласил Джад. - Заодно перекинемся в картишки.
      - Может быть, может быть, только если вы сначала напьетесь до бесчувствия, - сказал Луис. - Тогда-то я и разделаю вас под орех.
      - Док, - очень торжественно сказал Джад. - В тот день, когда кто-нибудь разделает меня под орех за карточным столом.., я позволю такому шарлатану, как вы, лечить меня.
      Луис ушел, а Крандоллы еще долго смеялись над шуткой Джада, после того как Луис пересек дорогу.
      ***
      Свернувшись на своей половине кровати, словно эмбрион, спала Речел. Она крепко обнимала Гаджа. Все, как предполагал Луис, - в другие времена были другие причины для наступления сезона холодных отношений между ними, но в этот раз получилось хуже, чем обычно. Луис опечалился, разозлился и некоторое время чувствовал себя несчастным, хотел все исправить, но не знал как и не был уверен в том, что первый шаг должен сделать он. Все казалось ему бессмысленным - единственный легкий порыв ветра превратился в ураган. Спор и аргументы.., да.., точно, но все это так же проходяще, как вопросы и слезы Элли. Луис был уверен, что не выдержит такого количества ударов судьбы, похоже, еще немного и его семейная жизнь треснет.., и однажды случится непоправимое. Он прочитал о подобной ситуации в письме одного из друзей: "Ладно, уверен, я могу сказать тебе, до того как ты услышишь это от кого-нибудь другого, Луис: Мэгги и я расходимся..." Или он прочитал это в газете?
      Быстро раздевшись до трусов, Луис поставил будильник на шесть утра. Потом он оглядел себя, вымыл голову, побрился и похрустел "ролайдом" перед тем как чистить зубы - ледяной чай Нормы вызвал у него боль в желудке. А может, всему виной Речел, свернувшаяся на своей половине кровати. Кровать - территория, которая определяет все остальное, - не об этом ли он читал в каком-то университетском учебнике?
      Пока он закончил все дела, наступила ночь. Луис лег в постель.., но не смог заснуть. Было еще что-то, что-то изводившее его. Последние два дня это крутилось и крутилось у него в голове, так же как сейчас, когда он вслушивался в почти синхронное дыхание Речел и Гаджа. Генерал Паттион... Ганнан - лучшая собака из тех, что когда-либо жили... В память о Марте, нашей любимице-крольчихе... Неистовая Элли: "Я не хочу, чтобы Черч умер! Он - мой кот! Он не кот Бога! Пусть у Бога будет свой кот!" Совсем обезумевшая Речел: "Ты, как доктор, должен знать это!" Норма Крандолл: "...никто не говорил о Смерти и не думал о ней".
      И твердый голос Джада, очень твердый - голос другого века: "В те дни Смерть заходила в дом, грубо говорила с вами, порой ужинала, а иногда вы чувствовали, как она покусывает вас за задницу, черт возьми!"
      И этот голос сливался с голосом его матери, которая наврала ему, Луису Криду, когда разговор зашел о вопросах секса. Тогда Луису было четыре года. Но его мать сказала ему правду о Смерти, когда ему исполнилось двенадцать, когда его двоюродная сестра Руги погибла в автомобильной катастрофе. Она разбилась в машине отца, которой управлял парнишка, обманом раздобывший ключи. Он решил покататься на машине, но потом обнаружил, что не знает, как тормозить. Ребенок сносил только незначительные шишки и контузии; дядя Луиса - Карл Фарлайн оказался полностью деморализован, узнав о смерти дочери. "Она не мертва, заявил он в ответ на слова-мамы Луиса. Луис слышал тот разговор, но не мог понять его до конца. - Что ты имеешь в виду, говоря, что моя дочь мертва? Что ты знаешь об этом?" Хотя отец Руги, дядя Луиса, владел похоронным бюро, Луис не мог представить, как дядя Карл сам хоронил свою дочь. В мучительном, приводящем в замешательство страхе, Луис рассматривал Смерть как один из наиболее важных аспектов бытия. Настоящая загадка типа: кто стрижет городского парикмахера?
      "Ведешь себя словно Донни Донахью, - заявила тогда дяде мать Луиса. Под глазами у нее были синяки от усталости. Тогда мать казалась Луису больной и слабой. - Твой дядя хорошо разбирается в делах... Ах, Луис.., бедная маленькая Руги.., не могу думать о том, как она страдала, умирая.., ты станешь молиться со мной, Луис? Помолимся за Руги. Ты должен помолиться со мной!"
      И они опустились на колени прямо на кухне, и молились. Во время молитвы Смерть нашла тропинку в сердце Луиса: если мама молится за душу Руги Крид, значит ее тело мертво. Воображение Луиса тогда нарисовало ужасный образ Руги, оказавшейся в тринадцать лет со сгнившими глазницами и синей плесенью, подернувшей рыжие волосы; но этот образ не столько пугал, сколько вызывал благоговейный трепет.
      Луис кричал, объятый Великим Желанием Жизни:
      "Она не может умереть. Мамочка, она не может умереть.., я люблю ее!"
      И ответ матери, невнятный, но вызывающий яркие ассоциации: мертвые поля под ноябрьским небом, разбросанные розы - лепестки бурые и вялые по краям, лужи, пенящиеся водорослями, гнилью, разложением, грязью.
      - Так получилось, мой дорогой. Сожалею, но она ушла. Руги ушла.
      Луис вздрогнул, подумав:
      - Мертвое - мертво. Это все, в чем вы нуждаетесь? Неожиданно Луис понял, что он забыл сделать, почему он до сих пор не спит в ночь перед первым днем начала настоящей работы, а путается в старых, неприятных воспоминаниях.
      Он встал, направился к лестнице и неожиданно сделал крюк, завернув в комнату Элли. Девочка мирно спала: рот открыт. Она была одета в синюю кукольную пижаму, из которой уже выросла. "Боже, Элли, - подумал он, - ты растешь, словно кукуруза". Черч лежал между ее неуклюжих лодыжек, словно мертвый, извините, за сравнение.
      Внизу на лестнице висел поминальник с номерами телефонов, различными записками, напоминаниями самим себе, с приколотыми к ним деньгами. Один листок был перечеркнут: "откладывать как можно дольше". Луис взял телефонную книгу, посмотрел номер и записал на бумажке телефон. Под номером он подписал: "Квентин Л. Джоландер. Доктор-ветеринар, позвонить о Черче. Если Джоландер не кастрирует животных сам, он к кому-нибудь направит".
      Луис посмотрел на номер, раздумывая, пришло ли время это сделать, хотя внутренний голос подсказывал, что пришло. Что-то конкретное порой рождается из всех этих плохих предчувствий, и Луис решил кое-что для себя в ту ночь, до того, как наступило утро, не сознавая даже, что именно решил... Луис не хотел, чтоб Черч перебегал дорогу, и хотел сделать для этого все, что было в его силах.
      У Луиса вновь появилось ощущение, что кастрация унизит кота, превратит его раньше времени в толстого и старого; в зверюгу, довольно дремлющую на радиаторе, пока в него чем-нибудь не запустят. Луис не хотел видеть Черча таким. Ему нравился нынешний Черч - тощий и подвижный.
      На улице, в темноте, по 15 шоссе прогромыхала полуторка, и это подтолкнуло Луиса. Он прикрепил листок на видное место и отправился в постель.
      Глава 11
      На следующее утро за завтраком Элли увидела новый листок на поминальнике и спросила, что это значит.
      - Это значит, что Черчу надо сделать одну маленькую операцию, - ответил Луис. - На одну ночь кот отправится к ветеринару, а когда вернется домой, у него исчезнет желание шастать по округе.
      - И бегать через дорогу? - спросила Элли. "Может, ей только пять, подумал Луис, - но она здорово соображает".
      - Или перебегать через дорогу, - согласился он.
      - Класс! - воскликнула Элли, и тема была закрыта. Луис, приготовивший резкие и, быть может, немного эмоциональные аргументы о том, что Черчу нужно оставить дом на одну ночь, оказался слегка контужен легкостью, с которой Елена согласилась. Луис понимал, как девочка должна тревожиться. Может, Речел не ошиблась и посещение кладбища домашних любимцев и впрямь повлияло на нее.
      Речел накормила Гаджа; обычно она давала ему яйцо на завтрак, осторожно бросая на Луиса одобрительные взгляды, и Луис почувствовал, как у него камень упал с души. Взгляд сказал ему: холод ушел, топор войны зарыт. Зарыт навсегда, надеялся Луис.
      Позже, после того как большой желтый школьный автобус проглотил Элли, Речел подошла к мужу, обвила руками его шею и нежно поцеловала в губы.
      - Ты большой молодец, раз так решил, - сказала она. - Извини, что я такая сука.
      Луис вернул ей поцелуй, почувствовав себя немного неудобно. Он помнил, что заявление: "Извини, что я такая сука" (выражение, не очень часто употребляемое Речел) он слышал и раньше не один и не два раза. Обычно Речел делала такое заявление после того, как со скандалом получала то, чего добивалась.
      Гадж тем временем безуспешно пытался открыть входную дверь, глядя через нижнюю часть стекла на пустынную дорогу.
      - Авто, - проговорил он, трогательно подтягивая свои сползающие ползунки. - Элли-авто.
      - Он растет так быстро, - заметил Луис. Речел кивнула.
      - Вот и замечательно.
      - Он скоро вырастет из ползунков, - сказал Луис. - Тогда его развитие несколько замедлится.
      Речел рассмеялась. Между ними снова восстановился мир. Задержавшись, Речел поправила Луису галстук, а потом с ног до головы критически осмотрела его.
      - Я прошел осмотр, сержант? - спросил Луис.
      - Выглядишь очень мило.
      - Конечно, я знаю. Я выгляжу словно хирург, проводящий операции на сердце? Или как человек, который зарабатывает две сотни тысяч долларов в год?
      - Нет, всего лишь как старый Луис Крид - дитя рок-н-ролла, - сказала Речел и захихикала. Луис посмотрел на часы.
      - Дитю рок-н-ролла пора одевать грязные ботинки и смываться, - проговорил он.
      - Нервничаешь?
      - Конечно, немного.
      - Не стоит, - сказала Речел. - Шестьдесят тысяч долларов в год за то, чтоб прописать лекарство от кашля, гриппа и похмелья, пилюли против беременности...
      - И жидкость для выведения блох, - закончил Луис, снова улыбнувшись. Одна из вещей, которая удивляла его в первом путешествии по лазарету, - запасы жидкости для выведения блох, которые показались Луису ненормальными, более уместными на какой-нибудь военной базе, а не в университете одного из североамериканских штатов.
      Миссис Чарлтон - Главная Медсестра цинично улыбнулась в ответ на его вопрос:
      - Некоторые квартиры в районе, те, что подальше от университета, довольно злачные местечки. Сами увидите. Луис догадывался об этом.
      - Хорошенький денек, - сказала Речел и снова поцеловала его. Поцелуй вышел вульгарным. Когда она отодвинулась, в ее взгляде сквозила насмешка. - И, ради Бога, помни, что ты - администратор, а не студент-медик или второгодник какой-то.
      - Да, доктор, - смиренно произнес Луис, и они оба рассмеялись. На мгновение Луис захотел спросить: "А как же Зельда? Та, что занозой засела у тебя под кожей? Об этом теперь можно говорить? О Зельде, о том, как она умерла?" Нет, не хотел он говорить на эту тему сейчас. Как доктор, он знал многое, в том числе и то, что Смерть столь же естественна, как Рождение, а может, даже величественнее, но раненая обезьяна, в конце концов, начинает выздоравливать, если не станет ковыряться в своей ране.
      Итак, вместо ответа, он лишь поцеловал Речел и вывел машину на улицу.
      Хорошее начало, хороший день. Мэйн давал представление позднего лета: небо синее и безоблачное, температура около +25°. Доехав до конца дорожки, Луис остановил машину, чтобы без аварии влиться в поток уличного движения. Он стал размышлять о том, что до сих пор не видел ни следа листопада, который должен красиво выглядеть в этих местах. Нужно подождать.
      Он повернул "Хонду Цивик" - свою вторую машину - к университету. Сегодня утром Речел должна позвонить ветеринару и договориться, когда отдать Черча на кастрацию. Надо положить конец всем этим страданиям вокруг кладбища домашних любимцев (просто удивительно, как эти грамматические ошибки западают в голову и начинают казаться вовсе не ошибками, а единственно правильным написанием) и страх уйдет вместе с ними. Не было нужды думать о смерти в такое прекрасное утро.
      Луис повернул выключатель приемника и стал крутить ручку настройки, пока не обнаружил Раморн урезающих "Рокэвэй Бич". Он сделал звук громче и запел.., не очень чисто, но со страстным наслаждением.
      Глава 12
      Первой вещью, известившей, что он уже на территории университета, было неожиданно нахлынувшее, особое движение - зыбь. Легковые машины, велосипеды, даже два десятка джо-гингов <Люди, занимающиеся спортивным бегом (амер.)>. Луис быстро остановился, избегая столкновения с двумя опоздавшими, бегущими в направлении Данн Хилла. Луис резко затормозил, повиснув на ремне безопасности, и вдавил кнопку гудка. Его всегда раздражали джогинги (велосипедисты, кстати, тоже имеют такие же гнусные привычки), которые, казалось, автоматически, одним своим видом заявляли, что не отвечают за дорожные происшествия, ведь они, в конце концов, занимаются спортом. А ведь именно они были источником дорожно-транспортных происшествий. Сейчас один из них показал Луису безымянный палец, даже не оглядываясь. Луис только вздохнул и поехал дальше.
      И еще: карета "скорой помощи" отсутствовала на своем месте - маленькой автостоянке перед лазаретом. Это удивило и напугало Луиса. Лазарет был оснащен для лечения любой болезни иди, при несчастном случае, для оказания первой помощи в полевых условиях: там имелось три хорошо оборудованных диагностических бокса, выходящих в большое фойе, и еще две палаты, каждая на пятнадцать коек. Хотя все это несколько напоминало театральную бутафорию. Если возникали серьезные проблемы, в Медицинском Центре Восточного Мэйна существовала амбулатория, готовая принять больных в случае эпидемии или кого-нибудь серьезно больного. Стив Мастертон - ассистент-психолог, который в первый раз провел Луиса по университету, показал Луису журнал за предыдущие два учебных года, показал с уместной гордостью: за все время у них было тридцать восемь пациентов, которым требовалось амбулаторное лечение.., не так уж плохо, если принять во внимание., что студентов десять тысяч, а все население университета - почти семнадцать.
      Сегодня у Луиса был первый настоящий рабочий день, с вызовом "скорой помощи".
      Луис припарковал свой автомобиль на стоянке у недавно обновленного знака, где теперь красовалась надпись: "Стоянка доктора Крида", и поспешил в лазарет.
      Луис нашел миссис Чарлтон - седую, но гибкую женщину, которой было около пятидесяти, в первом диагностическом боксе. Она измеряла температуру девушке в джинсах и "топе". "Пациентка не так давно обгорела на солнце, - заметил Луис. - Кожа шелушится вовсю".
      - Доброе утро, Джоан, - поздоровался он с медсестрой. - Где "скорая помощь"?
      - Ох, у нас настоящая трагедия, но в общем.., все в порядке, загадочно ответила Чарлтон, вынимая термометр изо рта студентки и рассматривая его показания. - Стив Мастертон приехал в семь утра и увидел огромную лужу под двигателем и передними колесами. Полетела какая-то трубка. И они увезли машину.
      - Боже, - сказал Луис и почувствовал облегчение. Хорошо, что машину не угнали, как он решил сначала, услышав первые слова Главной Медсестры.
      Джоан Чарлтон рассмеялась.
      - Знаменитая Лужа Автомобилей Университета, - продолжала она. - Эта лужа появляется обычно в пятнадцатых числах декабря, обвязанная рождественскими ленточками. - Медсестра пристально посмотрела на студентку. - До лихорадки вам не хватает целых полградуса, - продолжала медсестра. - Возьмите пару таблеток аспирина, посидите в кафе или на аллее в тени.
      Девушка встала, наградив Луиса быстрым, оценивающим взглядом, и вышла.
      - Наш первый клиент в новом семестре, - кисло проговорила Чарлтон. Она стала встряхивать термометр с резким пощелкиванием.
      - Вы не выглядите радостной.
      - Знаю, я такой тип, - ответила она. - Но мы скоро столкнемся и с другим типом - спортсмены, которые играют так, что трещат кости, сухожилия и все остальное; они не хотят сидеть на скамье запасных, они - люди-машины, не хотят покидать поле, даже если подвергают опасности свою жизнь. Тогда вы захотите визита мисс, у которой полградуса не хватает до повышенной температуры... Она кивнула головой на окно, где Луис увидел девушку с кожей, шелушащейся от солнечного ожога, идущую в направлении учебных корпусов. В боксе девушка производила впечатление, согласно которому ей было очень нехорошо, но она пытается не показать вида. Теперь она шагала бодро, ее бедра призывно покачивались, как у женщин, которые знают, перед кем вихлять задницей.., да и на самом деле ее задница была достойна того, чтоб на нее обратили внимание. Вот ваш основной тип - ипохондрики, коллега. - Чарлтон опустила термометр в стерилизатор. - Мы видим ее несколько десятков раз за год. Ее визиты учащаются перед началом зачетной недели. За неделю, или около того до экзаменов, она убеждает себя, что у нее воспаление одного или обоих легких. Бронхит наполовину сданные позиции. Потом она пролетает на пяти или шести экзаменах, где преподаватели пользуются словами, какими они обычно пользуются в курилке.., чтоб дать от ворот поворот. Таких дамочек всегда тошнит, когда им сообщают о начале зачетной недели или о том, что необходимо отработать пропуски перед тем как сесть писать экзаменационное сочинение.
      - По-моему, сегодня утром мы чересчур циничны, - заметил Луис. Он был, если точнее сказать, в несколько затруднительном положении.
      Сестра подмигнула ему, и Луису пришлось улыбнуться в ответ.
      - Я никогда не принимаю их проблем близко к сердцу. И вам не советую.
      - Где сейчас Стивен?
      - В своем кабинете отвечает на почту и пытается прикинуть, какая из рубашек лучше всего подходит под эмблему темно-синего креста на голубом фоне <Американская эмблема медслужбы, аналогичная нашему красному кресту на белом фоне (прим, переводчика).>, - ответила она.
      Луис вышел. Цинизм миссис Чарлтон был ему непонятен, Луис приятно чувствовал себя в новой должности.
      ***
      "Оглянись назад, - подумал Луис, - когда только я мог мечтать обо всем этом? И тут-то и начался тот кошмар. Он начался около десяти, когда в лазарет принесли умирающего Виктора Ласкова".
      До тех пор все было спокойно. В девять, через полчаса после появления Луиса, заявились две практиканточки, работавшие с девяти до трех утра. Луис дал каждой по пончику и по чашечке кофе, поговорил с ними минут пятнадцать о чем-то отвлеченном. Потом постучалась миссис Чарлтон. Когда практикантки проскочили мимо Старшей Медсестры, выходя из кабинета Луиса, он услышал ее вопрос:
      - У вас нет аллергии на бл...й и тошнотворных баб? Ничего, вы еще в избытке увидите и тех и других.
      - Боже, - прошептал Луис и прикрыл глаза. Но он улыбался. Упрямство старого ребенка, такого как миссис Чарлтон, не всегда помеха.
      Луис начал, дорисовывая, удлинять крест на бланке для заказа комплекта наркотических лекарств и медицинского оборудования ("Каждый год, - агрессивно выступал Стив Мастертон по поводу медицинского оборудования. - Каждый долбаный год одно и то же. Полностью укомплектованный операционный комплект для пересадки сердца за какие-нибудь восемь миллионов долларов!
      Это же мелочи!"), а потом полностью окунулся в работу, думая о том, как хорошо было бы опрокинуть чашечку кофе, когда из фойе донеслись крики Мастертона:
      - Луис! Выходите! Случилась беда!
      Почти панический голос Мастертона заставил Луиса поторопиться. Он перевернул свой стул, словно собирался исследовать его. Крик, пронзительный и резкий, как звон разбитого стекла, донесся вслед за воплями Мастертона. Последовала звонкая пощечина, после чего раздался голос Чарлтон:
      - Прекратите орать или убирайтесь к черту! Немедленно прекратите!
      Луис ворвался в приемный покой, и первое, что он увидел, - кровь. Там было много крови. Одна из практиканток всхлипывала. Другая, бледная, как полотно, прижимала руки к уголкам рта, искривив губы в большой, вызывающей отвращение усмешке. Мастертон стоял на коленях, поддерживая голову юноши, лежавшего на полу.
      Стив посмотрел на Луиса, глаза мрачные, расширенные и испуганные. Он пытался говорить, но слова не могли сорваться с его языка.
      Люди собрались у Студенческого Медицинского Центра за большими стеклянными дверьми, всматриваясь через них, прижимая руки к лицам, чтобы заглянуть внутрь. Воображение Луиса вызвало безумно подходящее воспоминание. Ребенком, не более шести лет, он сидел в гостиной с мамой (скоро она должна была отправиться на работу), смотрел телевизор. Показывали старое, "вчерашнее" шоу с Дэвидом Гарровэйем. Снаружи стояли люди, изумленно глядели на Дэвида, Фрэнка Блайра и доброго, старого Дж. Фреда Миггса. Луис оглянулся и увидел людей, стоящих у окон и смотревших телешоу по их телевизору. Ему нужно было что-то сделать со стеклянными дверьми лазарета...
      - Задерните занавески! - фыркнул он на практикантку, которая всхлипывала.
      Когда она немедленно не подчинилась, Чарлтон дала ей пощечину.
      - Быстро, девочка!
      Практикантка начала двигаться. Через мгновение зеленые занавеси закрыли окна. Чарлтон и Стив Мастертон жались к дверям, косясь на умирающего.
      - Жесткие носилки, доктор? - спросила Чарлтон.
      - Если они нужны, давайте, - согласился Луис, присев рядом с Мастсртоном. - Я еще даже не посмотрел, что с ним.
      - Сюда, - приказала Чарлтон девушке, которая закрывала занавески. Та снова прижала кулачки ко рту, изображая невеселую, перекошенную от ужаса усмешку. Посмотрев на миссис Чарлтон, практикантка вздохнула:
      - Ох, бедный...
      - Конечно, он бедный, но ты-то в порядке. Живей! - она резко дернула девушку, побуждая ту двигаться; наконец практикантка зашуршала красной юбкой с белыми кнопками.
      Луис склонился над своим первым пациентом в Университете Мэйна.
      Пациент - юноша, приблизительно лет двадцати. Луису понадобилось меньше трех секунд для того, чтобы поставить диагноз: молодой человек умирал. У него была разбита голова и, по-видимому, был перелом основания черепа.