Истории Хейвена (Томминокеры - 2)

      - Нет, - захныкала Бекка. - В моей голове не было никаких голосов.
      Она стояла на заднем дворе возле бельевой веревки, направив пустой взгляд на рощу на другой стороне Ниста Роуд. Она чуть колыхалась в летнем мареве. В тени этих деревьев, менее чем в полумиле отсюда, там, где летала ворона, Бобби Андерсон и Джим Гарденер все глубже и глубже раскапывали свою находку.
      Сумасшедшая, прогудел в ее голове неумолимый голос умершего отца. Душевнобольная. Уходи отсюда, Бекка Баучерд, не то я поставлю тебе за такие разговоры три здоровых синяка.
      - В моей голове не было голосов, - простонала Бекка, - Это изображение действительно говорило, я клянусь, я не могу чревовещать!
      Лучше пусть это будет говорящая картина. Если это была картина, это было чудо, а чудеса идут от Бога. Чудо может свести с ума - и милый Боженька знал, что она чувствовала себя только что спятившей, но это не значит, что она уже начала слышать голоса или верить, что может слышать мысли других людей...
      Бекка посмотрела вниз и увидела кровь, лившуюся из левого колена. Она снова вскрикнула и побежала назад в дом звать доктора, скорую помощь, кого-нибудь, все равно кого. Она снова была в комнате, и, прижав трубку к уху, торопливо набирала номер, когда Иисус сказал:
      - Это только малина из твоего пирожного, Бекка. Почему бы тебе совсем не успокоиться, пока ты не получила сердечный приступ?
      Она посмотрела на "Сони", со стуком уронив на столик телефонную трубку. Иисус еще сидел на скальном выступе. Было видно, как он скрестил свои ноги. По-настоящему удивительным было то, как он походил на ее отца.., только он не казался угрожающим, готовым в любой момент рассердиться. Он смотрел на нее с каким-то раздраженным терпением.
      - Постарайся это сделать и посмотри, прав ли я, - сказал Иисус.
      Она мягко дотронулась до своей коленки, вздрагивая, предчувствуя боль. Ничего не было. Она увидела зернышки в красной жиже и расслабилась. Она лизнула малину на пальцах.
      - К тому же, - сказал Иисус, - у тебя появились мысли о звучащих голосах и сумасшествии. Это именно я, и я могу говорить, с кем хочу, таким способом, каким хочу.
      - Потому что ты Спаситель, - прошептала Бекка.
      - Правильно, - сказал Иисус. Он смотрел вниз. Под Ним, на экране, пара одушевленных салатниц танцевала, приветствуя соус "Ранчо Укромной Долины", которым их готовились наполнить. - И я бы хотел попросить тебя выключить эту рекламу, если ты не против. Мы не можем говорить, когда идут такие вещи. К тому же это раздражает мои ступни.
      Бекка приблизилась к "Сони" и выключила его.
      - Господь мой, - прошептала она.
      3
      В следующий воскресный полдень Джо Полсон крепко спал в гамаке на заднем дворе с котом Оззи, разомлевшим на обширном животе Джо. Бекка стояла в комнате, отодвинув занавеску и глядя на Джо, спящего в гамаке, мечтающего о своей Нахалке, несомненно мечтающего кинуть ее в огромную кучу каталогов и циркуляров и затем - как бы назвали это Джо и его покерные приятели-свиньи вставить ей пистон.
      Она держала занавеску левой рукой, потому что правая была полна квадратных девятивольтовых батареек. Она несла батарейки в кухню, где что-то собирала на кухонном столе. Сделать это ее попросил Иисус. Она сказала Иисусу, что не умеет. Она неуклюжа. Ее папочка всегда ей это говорил. Она хотела добавить, как он иногда говорил, что удивляется, как она может вытирать свой собственный зад без подробной инструкции, но потом решила, что это не то, о чем говорят Спасителю.
      Иисус посоветовал ей не быть глупой, если она будет следовать указаниям, она сможет собрать эту маленькую вещь. Она была в восторге, обнаружив, что Он абсолютно прав. Это было не только легко, это было интересно! Конечно, гораздо интереснее, чем готовить; у нее никогда не было настоящей сноровки ни для того, ни для другого. Ее пирожные опадали, а хлеб никогда не поднимался. Она начала делать эту вещицу вчера, взяв тостер, мотор от старого смесителя и замечательную панель, полную электронных штучек, от старого радио в сарае. Он думала, что будет ее делать еще долго, пока Джо не проснется и не придет в два часа смотреть по телевизору финал "Ред Соке".
      Она подняла маленькую газовую горелку и ловко зажгла ее спичкой. Неделю назад она бы рассмеялась, если бы вы сказали ей, что сейчас она будет работать с газовой горелкой. Но это было легко. Иисус точно сказал ей, где и как припаять провода к электронной панели от старого радио. Это было не все, что сказал ей Иисус в течение последних трех дней. Он говорил ей вещи, которые лишили ее сна, после которых она стала бояться ходить в поселок за покупками, чтобы не показывать виноватого лица (я всегда узнаю, Бекка, когда ты делаешь что-то дурное, говорил ей отец, у тебя не то лицо, которое может хранить секреты); это впервые в жизни лишило ее аппетита. Джо, полностью отгородившийся своей работой, "Ред Соксом" и своей Нахалкой - это всерьез предвещало что-то неладное.., хотя он видел, как Бекка грызла ногти той ночью, когда они смотрели "Хилл-стрит Блюз", а кусать ногти - раньше Бекка никогда этого не делала - это фактически была одна из вещей, которыми она изводила его. Джо Полсон глядел на это целых двенадцать секунд, после чего снова стал смотреть в телевизор "Сони" и растворяться в мечтах о вздымающихся белых грудях Нэнси Восс.
      Помимо всего прочего Иисус рассказал ей о некоторых вещах, испортивших Бекке сон и заставивших ее грызть ногти в сорок пять лет.
      В 1973 году Мосс Харлинген, один из покерных приятелей Джо, убил своего отца. Они охотились на оленя в Гринвилле, и считалось, что это была трагическая случайность, но выстрел в Абеля Харлингена не был несчастным случаем. Мосс просто лег со своей винтовкой за поваленное дерево и ждал, пока его отец не переберется через ручеек в пятидесяти ярдах ниже того места, где был Мосс. Мосс подстрелил своего отца так же легко, как глиняную утку в тире. Он думал, что убил своего отца из-за денег. У предприятия Мосса были два векселя, которые два разных банка требовали погасить в течение шести недель, и ни один, ни другой не давали отсрочки. Мосс пошел к Абелю, но отец отказался помочь, хотя мог. Поэтому Мосс убил отца и, после того как окружной следователь подписал заключение о несчастном случае, унаследовал кучу денег. Векселя были оплачены, и Мосс Харлинген в самом деле верил (возможно, не до глубины души), что совершил убийство ради наживы. Действительные мотивы были несколько другими. Когда-то давно, когда Моссу было десять, а его брату Эмери семь, жена Абеля на целую зиму уехала на юг, на Род Айленд. Внезапно умер ее брат, и нужно было поддержать его жену. Когда мать уехала, у Харлингена было несколько случаев мужеложства. Педерастия прекратилась, когда мать мальчиков вернулась назад, и инциденты никогда не повторялись. Мосс все это забыл. Он никогда не вспоминал пробуждение в темноте, пробуждение в смертельном ужасе, тень отца в дверях. У него не было абсолютно никаких воспоминаний о том, как он лежал, прижав рот к руке, о соленых слезах стыда, о выпученных горячих глазах и опущенном вниз холодном лице, когда Абель Харлинген намазывал жир на свой член и с хрюканьем и вздохами всовывал его в задний проход своему сыну. Все это произвело на Мосса так мало впечатления, что он мог не помнить, как до крови кусал свою руку, чтобы не закричать, и, конечно, не мог помнить беззвучный плач Эмери на соседней кровати: пожалуйста, папочка, не надо, папочка, пожалуйста, не меня сегодня, папочка, пожалуйста. Конечно, дети забывают все очень легко. Но какая-то память могла остаться, потому что когда Мосс Харлинген в самом деле нажал на спусковой крючок, целясь в этого сраного сукиного сына, когда все это сначала укатилось прочь, а затем прикатилось назад, исчезнув в конце концов в великой лесной тишине мэнской глухомани, Мосс шептал: "Не тебя, Эм, не сегодня".
      Алиса Кимболл, которая преподавала в Хэвенской начальной школе, была лесбиянкой. Иисус сказал это Бекке в пятницу, через некоторое время после того, как леди собственной персоной, выглядя в своем зеленом костюме обширно, солидно и респектабельно, зашла, собирая пожертвования для Американского онкологического общества.
      У Дарлы Гейне, хорошенькой семнадцатилетней девочки, приносившей воскресную почту, между матрацем и кроватью было пол-унции травки. Иисус сказал это Бекке прямо после того, как Дарла в субботу приходила собрать деньги за последние пять недель (три доллара и пятьдесят центов на чай). Сказал, что она и ее мальчик курят марихуану в кровати Дарлы перед контактом, только они называют контакт - горизонтальным би-бопом. Они курят травку и занимаются горизонтальным би-бопом почти каждый день примерно с полтретьего до трех. Родители Дарлы работали в Дерри на обувной фабрике и не появлялись дома до четырех.
      Хэнк Бак, еще один закадычный покерный друг Джо, работал в Бангоре в большом супермаркете и так ненавидел своего босса, что год назад, когда босс однажды послал Хэнка за ленчем в Макдональдс, высыпал ему в шоколадный коктейль пол-упаковки слабительного. С боссом приключилось нечто более импозантное, чем кишечное волнение; в этот день в три пятнадцать он наделал в штаны, что было эквивалентно атомной бомбе из говна. Эта, если угодно, Г-бомба вылетела, когда он нарезал ветчину в деликатесной Восточного супермаркета. Хэнк до окончания работы поддерживал строгое выражение лица, но когда он сел в автомобиль, чтобы ехать домой, он смеялся так, что чуть не изгадил свои собственные штаны. Дважды он съезжал с дороги, так он смеялся.
      - Смеялся, - сказал Бекке Иисус. - Что ты об этом думаешь Бекка думала, что это низкий подлый трюк. И, казалось, подобные вещи были только началом. Казалось, Иисус знает что-нибудь неприятное или огорчительное о любом, с кем Бекка вступает в контакт.
      Она не могла жить с такими ужасными откровениями.
      Она не могла жить без них тоже.
      Одно было ясным: она должна что-то с этим делать.
      - Ты, - сказал Иисус. Он говорил сзади нее, из картины на "Сони". Конечно, Он говорил. Мысль о том, что Его голос приходил из ее собственной головы, что она как-то.., ну.., как-то читала мысли людей.., это была только страшная мимолетная иллюзия. Должна была быть иллюзия. Подобный вариант приводил ее в ужас.
      Сатана. Колдовство.
      - Действительно, - сказал Иисус, подтверждая Свое существование этим сухим, не бессмысленным голосом, так напоминающим отцовский, - ты почти справилась с этой частью. Только припаяй красный провод в этой точке слева от длинной штуки.., нет, не там.., там. Умница! Не так много припоя, осторожно! Это как крем для торта, Бекка. Легонько-легонько...
      Странно было слышать Иисуса Христа, говорящего о креме для торта.
      4
      Джо проснулся в четверть второго, сбросил со своего живота Оззи, прогулялся до конца лужайки, смахивая с футболки кошачью шерсть, и там комфортабельно прожурчал в ядовитый плющ. Затем он поднялся в дом. "Янки" и "Ред Соке". Отлично. Он открыл холодильник, скользнул взглядом по обрезкам провода напротив и только удивился, что Бекка работала в этом адском тусклом свете. Но в общем он не обратил на это внимания. Он думал о Нэнси Восс. Он желал знать, каково будет - спустить между грудей Нэнси. Он думал, что, может быть, в понедельник узнает. Он ссорился с ней;
      Боже, иногда они грызлись, как пара собак в августе. Похоже, это было не только с ними; в их возрасте каждый кажется замкнутым накоротко. Но когда доходит до секса.., сукин сын! Он не был таким ебливым с восемнадцати лет, и она тоже. Казалось, никто из них не может насытиться. Он даже спускал ночью пару раз. Будто ему снова было шестнадцать. Он схватил кварту пива и пошел в сторону комнаты. Сегодня Бостон почти наверняка собрался выиграть. Его ставка была 8:5. В последнее время он казался озабоченным ставками. В Огасте был парень, который держал тотализатор, и Джо в последние три недели сделал почти пять сотен зеленых... Бекка не знала. Это было забавно; он точно знал, кто собирается выиграть и почему, а затем он спускался в Огасту и забывал почему, а помнил только кто. Но это была важная вещь, не так ли? В прошлый раз парень из Огасты ворчал, выплатив три к одному за двадцатидолларовую ставку. "Метеоры" против "Пиратов", Гуден на насыпи. Это выглядело как верняк для "Метеоров", но Джо выбрал "Пиратов", и они победили, 5:2. Джо не знал, как долго парень из Огасты будет держать тотализатор, но если перестанет, что тогда? Всегда имеется Портленд. Там было два или три варианта. Похоже, в последнее время, когда он покидал Хэвен, у него начиналась головная боль может быть, нужны очки - но когда все идет по кайфу, головная боль - небольшая плата. Еще немного денег - и они вдвоем смогут уйти. Оставив Бекку с Иисусом. Это тот, за кого Бекка пойдет замуж в любом случае.
      Она холодна, как лед. А Нэнси? Сплошной огонь! И хороша! Как раз сегодня она затащила его назад в офис, чтобы что-то ему показать. Смотри! Смотри, что я придумала! Я думаю, что могла бы запатентовать это, Джо! Я так и сделаю!
      - Что за идея? - спросил Джо. В действительности она его слегка бесила. В действительности он больше интересовался ее грудью, чем ее идеями, и, бесясь или нет, он уже доставал свой стальной. Это действительно было, как в молодости. Но того, что она показала ему, было достаточно, чтобы он забыл про свой стальной. По крайней мере на четыре минуты.
      Нэнси Восс взяла у сына Лайонела трансформатор и как-то подцепила его к связке батарей. Это устройство было подсоединено к семи просеивателям муки с выбитыми перегородками. Просеиватели лежали на боку. Когда Нэнси включила трансформатор, несколько тонких, как нити, проводов, присоединенных к чему-то, выглядевшему как смеситель, начали зачерпывать почту первого класса из кучи на полу в просеиватели, по-видимому, случайным образом.
      - Что эта штука делает? - спросил Джо.
      - Отсортировывает почту. - Она показывала на просеиватели, один за другим. - Это Хэвен Виллидж.., это Дерри Роуд, ты знаешь.., это Ридж Роуд.., это Ниста Роуд.., это...
      Сначала он не поверил. Он подумал, что это шутка, и ему стало интересно, как ей понравится шлепок по голове. "Зачем ты это сделал?" - обиделась бы она. "Некоторые люди понимают шутки", - ответил бы он, как Сильвестр Сталлоне в "Кобре", - но я к таким не отношусь. Вместо этого он увидел, что устройство действительно работает. Устройство как устройство, все в порядке, но звук проводов, шаркающих по полу, вызывал легкое отвращение.
      Резкое шуршание, будто ноги большого старого паука. Оно работало, олл райт; побери его черт, если он понимал как, но это работало. Он видел, как один из проводов зацепил письмо Роско Тиболту и втолкнул его в правильный просеиватель - отведенный для Хаммер Кат Роуд, хотя оно было не правильно адресовано в Хэвен Виллидж.
      Он хотел спросить ее, как это работает, но не хотел выглядеть болваном и вместо этого спросил, где она взяла провода.
      - Из телефонов, которые я купила в радиомагазине, - сказала она. - Они продавались! Здесь есть и другие части от телефонов. Мне все пришлось поменять, но это было легко. Это, знаешь, так.., иди ко мне. Ты понял?
      - Да, - медленно сказал Джо, думая о выражении лица у парня из Огасты, когда Джо вошел забрать свои шестьдесят долларов после того, как "Пираты" побили Гудена и "Метеоров". - Неплохо для женщины.
      На секунду ее брови нахмурились, и он подумал: ты хочешь что-то сказать? Ты хочешь борьбы? Давай. О'кей. Это так же хорошо, как и все остальное.
      Потом ее лицо смягчилось, и она улыбнулась.
      - Теперь мы можем делать это даже дольше. Ее пальцы скользнули по твердому ребру в его брюках. Ты хочешь сделать это, да, Джо?
      И Джо сделал. Они соскользнули на пол, и он забыл все, и что она его бесила, и как вдруг оказалось, что он, видимо, в мгновение ока может угадывать ставки во всем от бейсбола до скачек и гольфа. Он вошел в нее, и она застонала, и Джо забыл даже мрачный шуршащий звук проводов, когда они рассортировывали почту первого класса по просеивателям муки.
      5
      Когда Джо вошел в комнату, Бекка сидела в своей качалке, демонстративно читая последний выпуск "Аппер Рум". Всего за десять минут до того, как вошел Джо, она закончила присоединять устройство, о котором ей говорил Иисус, сзади телевизора "Сони". Она следовала Его инструкциям буквально, потому что Он сказал, что надо быть осторожным, если вы совсем не разбираетесь в задней части телевизора.
      - Ты можешь поджариться, - предостерег Иисус. - Там намного интереснее, чем в магазине "Птичий глаз", даже если он выключен.
      Сейчас телевизор был выключен, и Джо болезненно сказал:
      - Я думал, ты все для меня приготовила.
      - Пожалуй, ты знаешь, как включить этот проклятый телевизор, - сказала Бекка, говоря со своим мужем в последний раз.
      Джо поднял брови. Он подумал, как бы ее обозвать, но решил не связываться. Старая жирная кобыла, которая нашла себя в том, чтобы поддерживать порядок в доме и убивать время.
      - Пожалуй, - сказал Джо, говоря со своей женой в последний раз.
      Он нашел кнопку, включающую "Сони", и более двух тысяч вольт ударили его, переменный ток, который усилился, переключился на смертоносный постоянный и затем снова усилился. Его глаза широко раскрылись, выпучились и затем лопнули, как виноградины в микроволновой печи. Он начал ставить кварту пива на телевизор рядом с Иисусом. Когда ударил ток, его рука сжалась и раздавила бутылку. Осколки коричневого стекла вошли в пальцы и в ладонь. Пиво вспенилось и побежало. Оно ударилось о телевизор (его пластик уже покрылся пузырями) и превратилось в пар, пахнувший дрожжами.
      - Эээээооооооаррррхммммммм! - крикнул Джо Полсон. Его лицо начало чернеть. Голубой дым валил от его волос и глаз. Его палец прирос к кнопке "Сони".
      В телевизоре вдруг появилась картинка. Это был Дуайт Гуден, пропускающий дикий бросок, делая Джо Полсона богаче на сорок долларов. После щелчка показались он и Нэнси Восс, переплетясь на полу почтового офиса на подстилке из каталогов. Новостей Конгресса и рекламы страховых компаний, говорящей, что вы можете получить всю требуемую сумму, даже если вам за шестьдесят пять, в вашу дверь не войдут никакие кредиторы, не требуется никаких проверок здоровья, ваши любимые могут быть защищены за несколько пенни в день.
      - Нет! - вскрикнула Бекка, и картинка снова переключилась. Теперь она видела Мосса Харлингена за поваленным деревом, взявшего своего отца на прицел и мурлыкающего: не тебя, Эм, не сегодня. Щелкнуло, и она увидела мужчину и женщину, копающих землю в роще; женщина за рулем чего-то, слегка похожего на вагонетку и слегка - на что-то из мультфильма Руба Голдберга, мужчина замыкает цепь вокруг пня. За ними выступал из земли огромный тарелкообразный объект. Он был серебристым, но тусклым; местами на нем горело солнце, но мерцания не было.
      Одежда Джо Полсона вспыхнула пламенем.
      В комнате запахло кипящим пивом. Трехмерное изображение Иисуса задрожало и взорвалось.
      Бекка пронзительно вскрикнула, поняв, что, как бы то ни было, все это она, она, она, и она убила своего мужа.
      Она подбежала к нему, схватила за руку.., и подключилась к цепи.
      Иисус, Иисус, спаси его, спаси меня, спаси нас обоих, - думала она, когда электричество вошло в нее, вздернув ее на носки, как балерину на пуантах. И в ее мозгу возник взбешенный кудахтающий голос, голос отца: дура ты, Бекка! Страшная дура! Всегда и всему тебя учи!
      Задняя панель телевизора, которую она прикрутила после того, как закончила свои добавления, вылетела с мощной голубой вспышкой. Бекка упала на ковер, увлекая за собой Джо. Джо уже был мертв.
      Когда тлеющие обои позади телевизора подожгли ситцевые занавески, Бекка Полсон тоже была мертва.
      Глава 3
      ХИЛЛИ БРАУН
      1
      Знаменательный день, когда Хиллман Браун проделал свой наиболее впечатляющий фокус в качестве фокусника-любителя - единственный фокус за всю свою карьеру фокусника-любителя, приходился на воскресенье, 17 июля, как раз за неделю до взрыва Хэвенской ратуши. То, что Хиллману Брауну еще ни разу не удавалось проделать столь впечатляющий фокус, - неудивительно. Ведь и было-то ему всего десять лет.
      Его имя было, кстати говоря, девичьей фамилией его матери, которая принадлежала к тем самым Хиллманам, что поселились в Хэвене, когда еще город звался Монтгомери; и хотя Мэри Хиллман без всяких сожалений превратилась в Мэри Браун - как никак, брак по любви! - ей хотелось сохранить это имя, да и муж согласился. Однако, не проведя и недели в доме, новорожденный для всех стал просто Хилли.
      Он рос довольно нервным ребенком. Отец Мэри, Ив, говаривал, что его нервы чувствительны, как кошачьи усы, и что малыш промчится всю свою жизнь как угорелая кошка. Для Мэри и Брайена это сообщение было не из приятных, но, еще на первом году жизни Хилли оно век принималось как непреложный факт. Некоторые дети находят особое удовольствие в покачивании колыбельки; а некоторые - в икании большого пальца. Хилли раскачивал свою колыбельку почти постоянно (при этом заливаясь злобным плачем) и непрерывно сосал оба больших пальца, - причем сосал их столь усердно, что на них выступили болезненные волдыри к тому моменту, когда Хилли исполнилось восемь месяцев.
      - Теперь-то он перестанет, - доверительно сообщил им доктор Лестер, осмотрев волдыри, покрывавшие большие пальцы.., волдыри, над которыми Мэри плакала, как над своими собственными. Но Хилли не перестал. Его стремление к комфорту пересиливало боль от кровоточащих пальцев. Со временем волдыри превратились в жуткие мозоли.
      - Всю жизнь промчится как угорелая кошка, - пророчествовал, бывало, его дедушка, если подворачивался собеседник (и даже, если таковой не подворачивался; шестидесятитрехлетний Ив Хиллман был прилипчив, как банный лист). - Кошачьи усы вместо нервов, ох! Он заставит попрыгать папочку и мамочку; для Хилли это раз плюнуть.
      Да уж, Хилли заставил их попрыгать. По обеим сторонам дорожки, ведущей к жилищу Браунов, стояли деревянные колоды, привезенные Брайеном по настоянию Мэри. На каждую колоду водрузили по клумбе, где и развели цветы и другие растения. В один прекрасный день, когда Хилли было года три, он выбрался из кроватки, где ему предлагалось поспать ("Почему я должен спать, мам?") спросил Хилли. "Потому, что мне надо отдохнуть, Хилли", - ответила его измученная мама), вылез из окна и перевернул все двенадцать клумб. Когда Мэри увидела, что натворил Хилли, она безутешно разрыдалась, совсем как в то время, когда кровоточащие волдыри покрывали его пальчики. При виде ее слез Хилли тоже разревелся (при этом не выпуская оба больших пальца изо рта; но до сих пор не оставил привычку сосать их). Он-то ведь перевернул все клумбы и колоды без всякого злого умысла; просто в тот момент, эта затея показалась ему заслуживающей внимания.
      - Ты за ценой не постоишь, Хилли, - сказал тогда его отец. Как в воду глядел. И ведь это было задолго до того знаменательного дня 17 июля 1988-го.
      Далее, в возрасте пяти лет, Хилли предпринял катание на санках с обледеневшего спуска; в тот декабрьский денек его вынесло прямо на шоссе. Ему просто не приходило в голову, как он уверял несколько минут спустя свою еле живую от страха мать, что кто-то может проезжать по Дерри Роад; он просто скользил по ледяной дорожке, выходившей прямо на шоссе; так что остается только удивляться, как быстро его снегокат проскочил спуск и оказался на дороге. Мэри видела, как громоздкий бензовоз прогрохотал вниз по девятому шоссе; тут она окликнула Хилли так громко, что в течение последующих двух дней ей пришлось перейти на шепот. В то вечер, теребя Брайена за руку, она рассказывала, что уже видела могильный холмик их сыночка на местном кладбище, - ясно видела и могильную плиту с надписью:
      "Хиллман Ричард Браун, 1978-1983 Ушедший слишком рано".
      "Хиллииииии!"
      Хилли повернул голову на крик матери, прозвучавший громче пожарной сирены, отчего и упал со своих санок, как раз перед тем, как их вынесло на шоссе. Спуск был заасфальтирован, следовательно, и слой льда на нем был довольно тонкий, так что Хилли Брауну никогда бы не сошел с рук подобный трюк, если бы Милосердный Господь не благословил его, как обычно он благословляет наиболее непоседливых, шустрых и неосторожных детей - благословил удачным падением. Хилли сломал левую руку чуть выше локтя и разбил лоб; все это вместо ужасных увечий, на которые он сам себя обрек.
      Снегокат вылетел на середину шоссе. Водитель бензовоза Веббер Фюел среагировал раньше, чем успел заметить, что в санках никого нет. Он резко крутанул руль, и его грузовик провальсировал в сугробах с неподражаемой грацией слона, исполняющего роль из балета "Фантазия". Он живописно завалился в канаву и прочно улегся на один бок. Через несколько минут водитель выбрался через свободную дверцу и бросился к Мэри Браун, оставив поверженный грузовик лежать на покрытой снегом полянке; и, подобно мертвому мастодонту, орошать землю, но не кровью, а дорогим горючим, хлеставшим из всех трех открывшихся люков. Мэри бежала к дому со своим потерявшим сознание отпрыском, причитая и заливаясь слезами. В ужасе и растерянности она решила, что его, должно быть, переехали, хотя совершенно отчетливо видела, что Хилли свалился с саней на обочине шоссе.
      - Он мертв? - прокричал водитель с округлившимися глазами, бледный, как полотно; волосы буквально встали дыбом... Похоже, он сам был ни жив, ни мертв. - Пресвятая Дева; он мертв?
      - Думаю, да, - причитала Мэри. - Похоже, он мертв; ну конечно же!
      - Кто мертв? - поинтересовался Хилли, приоткрывая глаза.
      - Хилли! Слава Богу! - закричала Мэри, сжимая его. Хилли истошно заорал. Как выяснилось позже, она соединила разошедшиеся концы сломанного левого предплечья.
      Следующие три дня Хилли непробудно проспал в госпитале Дерри Хоум.
      - В конце концов, это замедляет его развитие, - заявил Брайен Браун на следующий вечер за ужином.
      Ив Хиллман, так уж случилось, ужинал с ними в тот вечер; с тех пор, как умерла его жена. Ив Хиллман частенько наведывался к зятю и дочери; по сути дела он проводил у них пять вечеров в неделю.
      - Хочешь пари? - пробормотал он с набитым ртом. Брайен поднял на тестя скорбные глаза, но не проронил ни слова. Вообще-то говоря. Ив был прав - это была еще одна причина, по которой он довольно часто вызывал раздражение Брайена. Во вторую ночь своего пребывания в госпитале, когда все дети в педиатрическом отделении уже спали, Хилли решил предпринять вылазку. Как ему удалось проскользнуть мимо дежурной нянечки - остается загадкой; однако факт есть факт. Свой побег он осуществил в три часа утра. Его не удалось обнаружить ни персоналу на этаже, ни персоналу в фойе. Подняли на ноги охрану. Весь госпиталь поставили с ног на голову; администрация, сначала удивленная, а затем перепуганная, металась в растерянности. Родители Хилли были немедленно извещены и примчались, не теряя ни минуты. Многострадальная мать уже привычно заливалась слезами, однако из-за сорванных связок, ее стоны и причитания произносились надсаженным шепотом.
      - Мы предполагаем, он мог каким-то образом выбраться из здания клиники, сообщил им главный администратор.
      - Да как, черт возьми, пятилетний ребенок мог выбраться из здания? взорвался Брайен. - В конце концов чем заняты эти ребята, которые должны присматривать за детьми?
      - Ну, ну.., вы же понимаете, мистер Браун, что здесь у нас не тюрьма...
      Мэри перебила их:
      - Так ищите же его! - Она перешла на громкий шепот. - На улице минус двадцать. На Хилли была только пижама. Он ведь может...
      - О, миссис Браун, я полагаю, столь мрачные предположения преждевременны, - обронил главный администратор, умиротворяюще улыбаясь. Хотя в глубине души он понимал, что опасения имеют под собой почву. Первое, что он сделал узнав об исчезновении мальчика и решив, что тот должно быть ушел, это навел справки о температуре ночью. По чистой случайности вопрос был задан доктору Элорману, специализирующемуся на случаях гипотермии - а такое не было редкостью при здешних зимах. Ответ доктора Элормана был просто убийственным:
      - Если он вышел на улицу, то сейчас он, по всей вероятности, мертв.
      Еще одно обследование госпиталя, предпринятое на сей раз местной полицией, ничего не дало. Мэри Браун дали снотворное и уложили в постель. Единственным фактом, вселяющим оптимизм, было то, что до сих пор еще не было найдено замерзшее тело, облаченное в больничную пижаму. Конечно же, главному администратору уже приходило на ум, что речка Пенобскот протекает совсем близко от госпиталя. Сейчас вода замерзла, следовательно, вполне вероятно, что мальчик попытался перейти на другой берег и провалился под лед. О, как он желал, чтобы чета Брайенов с самого начала определила свое отродье в Восточный медицинский центр.
      В два часа дня Брайен Браун уселся в кресло напротив спящей жены, размышляя о том, как сказать ей, что их единственный ребенок мертв, в случае необходимости, разумеется. В это самое время больничный истопник заглянул в бойлерную, и его взору предстало следующее: маленький мальчик, одетый в одну только пижаму, свернулся клубочком, уютно пристроив загипсованную руку прямо в огромном теплом очаге, зябко поджав босые ноги.
      - Эй! - воскликнул истопник. - Эй, мальчик!
      - Ну что? - сказал Хилли, выбираясь наружу. Ноги были черны, как уголь; пижама промаслилась насквозь. - Местечко, что надо! Я думал, что потерялся.
      Истопник схватил Хилли в охапку и потащил наверх к администратору. Хилли посадили в огромное кресло с подлокотниками (предусмотрительно подстелив в два слоя "Дэйли Ньюз"); вскоре секретарь вернулась с пепси-колой и прочей снедью. При других обстоятельствах главный администратор сделал бы это сам, чтобы продемонстрировать беглецу свое отеческое снисхождение. При других обстоятельствах - "и я полагаю", - думал главный администратор, - "и с другим мальчиком". В данном случае он просто боялся оставить Хилли одного.
      Вернувшаяся с едой и питьем, секретарь была снова отослана - на сей раз за Брайеном Брауном. Конечно, Брайен был достаточно сильным и сдержанным человеком, но когда он увидел Хилли, сидящего в директорском кресле, его грязные ноги, не доходящие до пола, шуршащие под ним газеты и, наконец, то, с каким аппетитом он уписывал булки и пил пепси, он не смог сдержать поток благодарных слез. То же самое сделал и Хилли, - Хилли, - который никогда не совершил ничего плохого умышленно, - разразившийся бурным плачем.