Стивен КИНГ и Питер СТРАУБ
      ЧЕРНЫЙ ДОМ
      ТОМ 2
      Перевод с английского В.А. Вебера
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      ТАМ, ГДЕ НОЧЬ ЦАРИТ ВСЕГДА
      Глава 15
      К вечеру температура понижается на пятнадцать градусов: над округом Каули проходит холодный фронт. Грозы нет, но небо меняет цвет на фиолетовый, и туман прибывает. Место его рождения - река; он медленно поднимается по Чейз-стрит, заглатывая сначала ливневые канавы, потом тротуары, наконец, сами дома Полностью все скрыть он не может, такое под силу только зимним и весенним туманам, но изменяет силуэты и лишает цвета. В тумане привычное кажется чужеродным. Да еще этот запах, древний запах моря, который проникает глубоко в ноздри и будит часть мозга, готовую поверить в существование монстров, шныряющих под завесой тумана, от этого по спине ползет страх, а сердце ускоряет свой бег.
      На Самнер-стрит Дебби Андерсон по-прежнему выполняет обязанности дежурного. Арнольда "Бешеного Мадьяра" Храбовски отослали домой без бляхи, по существу, отстранили от службы, и он чувствует, что должен задать жене пару-тройку прямых вопросов (ответы на них он в принципе знает, отчего на душе скребут кошки). Дебби сейчас стоит у окна, хмурится. В руке чашка кофе.
      - Не нравится мне все это, - говорит она мрачному Бобби Дюлаку, который пишет донесение. - Напоминает фильмы ужасов, которые я смотрела по телевизору, когда училась в школе.
      - Ужасов? - переспрашивает Дюлак, поднимая голову.
      - Ну да. - Она вглядывается в сгущающийся туман. - Про Дракулу. Джека-Потрошителя.
      - Я ничего не хочу слышать о Джеке-Потрошителе, - чеканит Дюлак. - Ты уж извини, Дебби. - И продолжает прерванное занятие.
      На автостоянке у магазина "С семи до одиннадцати" мистер Раджан Патель стоит около телефона-автомата (он по-прежнему перетянут желтой полицейской лентой, и мистер Патель не может сказать нам, когда его смогут использовать по прямому назначению). Он смотрит на центр города, который словно поднимается из большущей миски сметаны. Дома в дальнем, более низком конце Чейз-стрит уже погрузились в эту миску.
      Видны только вторые этажи.
      - Если он там внизу, - мистер Патель разговаривает сам с собой, сегодня он может сделать все, что захочет.
      Он скрещивает руки на груди, по телу пробегает дрожь.
      Дейл Гилбертсон дома, вот уж чудо из чудес. Он собирается пообедать с женой и сыном, даже если после этого рухнет мир.
      Он выходит из кабинета, где двадцать минут говорил по телефону с детективом ПУВ Джеффом Блэком (только невероятным усилием воли ему удавалось не сорваться на крик), и видит, что жена стоит у окна. Хмурится точно так же, как Дебби Андерсон, только вместо чашки кофе в руке бокал вина.
      - Речной туман. - В голосе Сары слышится отвращение. - Вот некстати. Если он там...
      - Не смей этого говорить, - обрывает ее Дейл. - Даже не думай.
      Но он знает, что они оба не могут не думать об этом. Улицы Френч-Лэндинга, затянутые туманом улицы Френч-Лэндинга, уже пустынны: в магазинах нет покупателей, на тротуарах - праздношатающихся, в парках гуляющих. И уж точно нигде нет детей. Родители просто не выпустят их из дому. Даже на Нейлхауз-роуд, где добросовестное выполнение родительских обязанностей скорее исключение, чем правило, родители будут Держать детей при себе.
      - Не буду, - соглашается она. - Это все, что я могу.
      - Что на обед?
      - Как насчет тушеной курицы?
      Столь горячее блюдо - неудачный выбор для обычного июльского вечера, но этот выдался холодным и туманным, поэтому Дейл довольно улыбается. Подходит к жене, обнимает:
      - Отлично. И чем раньше, тем лучше.
      Она поворачивается, на лице разочарование.
      - Поедешь в участок?
      - Вроде бы и не надо, раз уж Браун и Блэк взялись за это дело...
      - Самодовольные тупицы. Мне они никогда не нравились.
      Дейл улыбается. Он знает, что прежнюю Сару Эсбюри нисколько не волновало, как он зарабатывает на жизнь, и явственно выказанное недовольство тем, что его отстранили от расследования, не может не радовать. Особенно в этот момент. Потому что день выдался самый худший за все время службы, и завершился он отстранением от работы Арнольда Храбовски. Дейл знает, что Арни надеется в ближайшем времени все-таки вернуться к исполнению своих обязанностей. И самое ужасное, что Арни скорее всего прав. С учетом развития событий ему понадобится даже такой неумеха, как Бешеный Мадьяр.
      - В принципе ехать мне не надо, но...
      - У тебя предчувствие.
      - Да.
      - Хорошего или плохого? - Она уважает интуицию мужа, в немалой степени и из-за стремления Дейла привлечь к рас-1 следованию Джека Сойера. Сегодня ей, как никогда, ясно, что Дейл двигался в правильном направлении.
      - И того и другого, - отвечает Дейл и без уточнений меняет тему:
      - Где Дэйв?
      - Рисует за кухонным столом.
      В шесть лет Дэвид Гилбертсон страстно влюбился в цветные карандаши. После окончания занятий в школе он уже изрисовал две коробки. В супружеской постели Дейл и Сара уже не раз говорили о том, что у них в семье растет художник. "Будущий Норман Рокуэлл", - однажды сказала Сара. Дейл, который помогал Джеку Сойеру развешивать необычные и прекрасные картины, очень надеялся, что их мальчик станет большим художником. В своих мечтах он заходит так далеко, что боится озвучивать их, даже погасив свет.
      С бокалом вина Дейл выходит на кухню:
      - Что ты рисуешь, Дэйв? Что...
      Он замолкает. Карандаши лежат на столе. Вместе с незаконченным рисунком, изображением то ли летающей тарелки, то ли круглого кофейного столика.
      Дверь во двор открыта.
      Вглядываясь в "молоко", скрывающее качели и гимнастическую стенку Дэйва, Дейл чувствует, как горло сжимает страх.
      Вновь в нос бьет запах тела Ирмы Френо, жуткий запах гниющего сырого мяса. Уверенность в том, что его семья защищена магическим кругом (такое может случиться лишь с кем-то другим), исчезает. Ее место занимает осознание случившегося: Дэйва нет. Рыбак выманил его из дому и утащил в туман. Дейл видит ухмылку на лице Рыбака. Видит руку в перчатке, желтой, зажимающую рот его сыну, но не выпученные, полные ужаса глаза ребенка.
      В туман и за пределы известного нам мира.
      Дэвид.
      Он пересекает кухню на ватных ногах. Ставит бокал на стол.
      Под основание попадает карандаш, бокал наклоняется, вино выплескивается на незаконченный рисунок Дэйва, пятно очень уж похоже на кровь. Дейл выходит за порог, и хотя собирался крикнуть, с губ срывается едва слышный шепот: "Дэвид?..
      Дэйв?"
      В первый момент, который длится вечность, ничего не слышит. Потом до него доносится мягкий топот ног, бегущих По влажной траве. Из сгущающегося тумана материализуются синие джинсы и свитер "регби" в красную полосу. А еще через секунду он видит улыбающееся лицо сына под копной соломенных волос.
      - Папа! Папа! Я плавал в тумане! Все равно что попал в облако!
      Дейл хватает сына. Вдруг возникает желание отвесить ему оплеуху, наказать за то, что испугал отца. Но желание это проходит так же быстро, как и появилось. Он целует Дэйва.
      - Я знаю. Должно быть, это забавно, но теперь тебе пора домой.
      - Почему, папочка?
      - Потому что маленькие мальчики иногда теряются в тумане. - Он оглядывает затянутый белым двор. Едва различает силуэт стола, но не знает, разглядел бы его, если б раньше не видел тысячу раз. Вновь целует сына. Иногда маленькие мальчики теряются, - повторяет он.
      ***
      Теперь мы можем проверить, что поделывают наши знакомцы, как давние, так и новые. Джек и Фред Маршалл вернулись из Ардена (ни один не предложил перекусить в ресторанчике "Кухня Греты" в Сентралии, когда они проезжали мимо), оба сидят в одиночестве, каждый в своем доме. Всю дорогу из Ардена Фред не выпускал из рук бейсболку сына, держит он ее и сейчас, когда ест согретый в микроволновой печи "телеужин" и смотрит выпуск новостей "Пятого канала".
      Разумеется, центральная тема выпуска - Ирма Френо. Фред берется за пульт дистанционного управления, как только они завершают показ развалин "Закусим у Эда" и дают в записи репортаж из трейлерного парка <Трейлерный парк - стоянка с передвижными домами, установленными на постоянном месте и подсоединенными к инженерным коммуникациям (канализация, водопровод, электричество), для сдачи внаем малоимущим.> "Холидей". Особое внимание уделено обшарпанному дому на колесах с крылечком, которое сооружено из трех досок, лежащих на двух бетонных блоках.
      - Здесь, на окраине Френч-Лэндинга, скорбит в одиночестве мать Ирмы Френо, - сообщает в объектив камеры репортер. - Каждый может представить себе, какие чувства она сегодня испытывает. - Репортер симпатичнее Уэнделла Грина, но в глазах тот же нездоровый блеск.
      Фред нажимает на кнопку "OFF" и рычит: "Почему они не могут оставить в покое бедную женщину?" Смотрит на недоеденный бифштекс, но аппетит как отрезало.
      Очень медленно он поднимает бейсболку Тайлера, пытается надеть на голову. Размер не тот, и Фред думает, что надо бы увеличить его, переставив фиксатор на пару отверстий в пластиковой полоске. От этой мысли Фреда бросает в ужас. А вдруг этого хватит, чтобы убить его сына? Всего лишь перестановки фиксатора? Он полагает, что с такими мыслями он скоро чокнется, как его жена.., или Сойер. Доверять Сойеру - такое же безумие, как и думать, что жизнь сына зависит от местоположения фиксатора.., однако он доверяет Сойеру и верит, что фиксатор переставлять нельзя. Он берет вилку, снова принимается за еду в бейсболке Тая, сидящей на самой макушке.
      Нюхач Сен-Пьер сидит на диване в нижнем белье, на коленях раскрытая книга (сборник стихов Уильяма Блейка), но он не читает. Медведица спит в другой комнате, а он борется с желанием смотаться в бар "Сэнд" и купить дозу крэнка, хотя он уже лет пять как с этим завязал. После смерти Эми он борется с этим желанием каждый день и побеждает, лишь напоминая себе, что наркотик помешает ему найти Рыбака и должным образом наказать его.
      Генри Лайден в своей студии с гигантскими наушниками "Акай" на голове слушает Уоррена Ваше, Джона Банча и Фила Фленигэна, играющих "Я помню апрель". Он чует туман и сквозь стены, запахом он напоминает воздух у "Закусим у Эда".
      Другими словами, пахнет плохой смертью. Он задается вопросом, как прошло посещение Джеком отделения Д Лютеранской больницы округа Френч. Думает о своей жене, которая (особенно после танцев в "Макстоне", пусть он этого и не осознает) вроде бы вновь вернулась в их дом. Потому что тревожится за него.
      Да, конечно, всех знакомцев можно найти, но один словно выпал из нашего поля зрения. Чарльза Бернсайда нет ни в актовом зале "Макстона" (там по древнему цветному телевизору, подвешенному на кронштейнах у стены, показывают серию "Семейных уз"), ни в столовой, где уже расставили закуски к ужину, ни в его комнате (простыни, конечно, поменяли, но в воздухе стоит запах говна). А как насчет туалета? И тут неудача. Торвальд Торвальдсон заходил туда по малой нужде, потом помыл Руки и вышел, так что мужской туалет пуст. Но вот что странно: в одной из кабинок боком лежит ворсистый шлепанец. Яркими черными и желтыми полосами он напоминает огромного сдохшего шмеля. И лежит он во второй кабинке, которую всегда предпочитает Берни.
      Нужно ли нам поискать его? Пожалуй. Из-за того, что мы не знаем, где этот мерзавец, нам как-то не по себе. Давайте выскользнем в туман и, незаметные, как мышки, направимся в тот конец Чейз-стрит, что спускается к реке. Здесь расположен отель "Нельсон", первый этаж которого уже затянут туманом: темная полоса, отметка уровня, до которого поднялась вода в том страшном наводнении, едва просматривается. По одну сторону отеля - обувной магазин, который уже закрылся. По другую - таверна "Лакиз", перед которой пожилая кривоногая женщина (зовут ее Берта ван Дузен) стоит наклонившись вперед, уперев руки в огромные колени, и выблевывает в ливневую канаву "Кингслендское крепкое". Издаваемые при этом звуки напоминают скрежет коробки передач, которую мучает неумелый водитель. Из "Лакиз" доносится усталый голос ушедшего от нас Дика Керлисса, поющего о Хайнесвильских лесах, где каждую милю встречаешь могильный камень.
      Собака лениво гавкает, когда мы проходим мимо и проскальзываем в холл отеля "Нельсон", где тронутые молью головы волка, медведя, лося и бизона с одним стеклянным глазом смотрят на пустые диваны, пустые кресла, лифт, который не работает с 1994 года, и пустую регистрационную стойку (портье, Морти Фаин, в своей каморке-кабинете, сидит, положив ноги на стол, читает "Пипл" и ковыряет в носу). В холле отеля "Нельсон" всегда пахнет рекой, этот запах впитался в стены и обивку мебели, но сегодня он особенно силен. Он наводит на мысли о неудачных идеях, потерянных инвестициях, поддельных чеках, ухудшающемся здоровье, украденных деньгах, невыплаченных алиментах, пустых обещаниях, раке кожи <В настоящее время в Америке угрожающими темпами растет число заболевших раком кожи.>, угасших надеждах. Сюда не приходят, если только не бывали здесь раньше, а куда-то еще вход запрещен. Это место для мужчин, бросивших свои семьи двадцать лет назад, которые теперь лежат на кроватях с матрасами, пованивающими мочой, кашляют и курят. Бар-ресторан отеля (где Гувер Далримпл едва ли не каждые пятницу и субботу затевал драку) решением городского совета закрыт с начала июня. Тогда Дейл Гилбертсон шокировал местную политическую элиту, показав им видеозапись трех гастролирующих стриптизерш, которые называли себя "Трио анального университета" и на маленькой сцене бара синхронно удовлетворяли себя огурцами (провел съемку штатный сотрудник ПУФЛ Том Лунд). Но постояльцы "Нельсона" особо не жалуются: пиво они могут купить и в расположенной по соседству таверне. Плату в "Нельсоне" берут сразу за неделю. В номере можно держать электроплитку, но только с разрешения управляющего и после проверки провода. А если кто соберется умереть в "Нельсоне", последним услышанным звуком будет скрип пружин кровати, в которой кто-то из стариков неудачников гоняет шкурку.
      Давайте поднимется на второй этаж мимо свернутого старого пожарного рукава, дремлющего за стеклом. Проследуем дальше, оставив за спиной телефон-автомат с пожелтевшей от времени табличкой "НЕ РАБОТАЕТ". На третьем этаже к запаху речного тумана прибавляется аромат куриного супа, греющегося на чьей-то плитке (состояние провода проверено и одобрено Морти Файном или Джорджем Смитом, дневным управляющим).
      Запах идет из номера 307. Если мы проникнем туда через замочную скважину (магнитных ключей-карточек в отеле "Нельсон" никогда не было и не будет), то увидим семидесятилетнего Эндрю Райлсбека, лысеющего, худощавого, добродушного. Когда-то он продавал пылесосы компании "Электролюкс", но те дни в далеком прошлом. То были его золотые годы.
      Мы можем подумать, достойный кандидат в "Макстон", но Энди Райлсбек знает и этот дом престарелых, и ему подобные.
      Ему это не подходит, благодарю покорно. Он любит общение, но не хочет, чтобы кто-то указывал, когда надо ложиться спать, когда вставать, когда можно пропустить стопочку виски. В "Макстоне" у него есть друзья, он к ним часто захаживает и время от времени ловит на себе хищный взгляд нашего общего Друга Шустрика. Не раз и не два Энди Райлсбеку приходила в голову мысль о том, что мистер Макстон с радостью бы продавал трупы своих пациентов на мыло, если б смог заработать на этом пару баксов.
      Нет, нет, Энди Райлсбека вполне устраивает и третий этаж отеля "Нельсон". У него есть плитка, бутылка горячительного, четыре колоды игральных карт и возможность разложить большой пасьянс, если дрема забудет заглянуть к нему в дверь.
      В этот вечер он сделал три порции куриного супа "Липтон" решив пригласить на обед Ирвина Торнберри. А потом они могли прогуляться в "Лакиз", выпить по бутылочке пива. Энди проверяет суп, кивает, убедившись, что температура его устраивает, вдыхает пряный аромат. У него есть и подсоленные сухарики, которые так хороши с куриным супом. Он выходит из номера, чтобы подняться этажом выше и постучаться в дверь Ирва, но тут ноги Энди врастают в землю, настолько его поражает открывшаяся картина.
      А видит он старика в бесформенном синем халате, который уходит прочь с подозрительной быстротой. Из-под халата видны ноги, белые, как брюхо карпа, с синими варикозными венами. На левой ноге - ворсистый шлепанец в черную и желтую полосы. Правая - босая. И хотя наш новый знакомый в этом не уверен (все-таки перед ним спина), Энди полагает, что раньше никогда этого человека не видел.
      Опять же, проходя коридором третьего этажа, он пытается открыть каждую дверь. Пробует, повернется ли ручка. Как вор.
      Гребаный вор.
      Да-да. И хотя этот человек - глубокий старик, определенно старше Энди, и одет так, словно только что встал с постели, версия, что он - вор, кажется нашему новому знакомому все более убедительной. Даже достаточно веский аргумент: с босой ногой на улицу ему не выйти, не может взять верх над интуитивной догадкой.
      Энди открывает рот, чтобы спросить: "Могу я вам чем-нибудь помочь?" или "Кого-то ищете?". Но передумывает. Не нравится ему этот незнакомец. От него так и веет злобой и опасностью. Да и халат с карманами (Энди это видит), вдруг в одном из них оружие? Воры не всегда вооружены, Ho..." Старик огибает угол и исчезает. Энди стоит на месте, прикидывая варианты. Будь у него в номере телефон, он бы позвонил вниз, предупредил Морти Фаина, но телефона нет. Что же делать?
      Короткие мысленные дебаты заканчиваются тем, что Энди на цыпочках подходит к углу и выглядывает из-за него. За углом - тупик с тремя номерами. На дверях таблички: 312, 313 и в самом конце - 314. В 314-м мужчина живет с весны, но Энди знает лишь его имя и фамилию: Джордж Поттер. Энди спрашивал о нем Ирва и Гувера Далримпла, но Гувер вообще ничего знал, да и Ирв - немногим больше.
      - Ты должен знать, - настаивал Энди (разговор этот имел место быть в конце мая или начале июня, примерно когда закрылся "Бакхед лодж", ресторан-бар на первом этаже). - Я видел тебя с ним в "Лакиз", вы пили пиво.
      Ирв приподнял одну кустистую бровь.
      - Видел, как мы пили пиво? Ты кто? - проскрипел он. - Моя гребаная жена?
      - Я просто констатирую факт. Когда пьешь пиво с человеком, о чем-то говоришь...
      - Обычно - да. Но не с ним. Я сел, поставил кружку и в основном прислушивался к своим мыслям. "Что вы думаете о шансах "Пивоваров" в этом году?" - спросил я. "Они проиграют, - ответил он. - Как и в прошлом. Вечером я могу поймать трансляцию матчей "Кабс" <"Чикаго кабс" профессиональная бейсбольная команда, выступающая в Национальной лиге.> на своем ра-дио..."
      - Он так и сказал? Ра-дио?
      - Я же так не говорю. Ты хоть раз слышал, чтобы я сказал "ра-дио"? Я говорю, "радио", как и любой нормальный чело-" век. Хочешь слушать дальше или нет?
      - Похоже, слушать особенно нечего.
      - Ты прав, приятель. Он говорит: "Вечером я могу поймать трансляцию матчей "Кабс" на своем ра-дио, и мне этого достаточно. Ребенком я всегда ходил на стадион "Ригли" со своим отцом". Так что я выяснил, что он из Чикаго, а в остальном - по нулям.
      У Энди возникла мысль, что в коридоре третьего этажа он видит спину Поттера, но мистер Джордж "Сам-По-Себе" Поттер высок, шесть футов четыре дюйма, волос у него на голове, хоть и седых, предостаточно. Мистер Один Шлепанец ниже и сутулился, как жаба ("Ядовитая жаба", - тут же уточнил для себя Энди).
      "Он там, - думает Энди. - Гребаный вор в номере Поттера, может, шарит по ящикам в поисках денег и ценностей. А может, собирается украсть радио Поттера. Его гребаное ра-дио".
      Но ему-то что? Проходишь мимо Поттера по коридору, говоришь ему "доброе утро" или "добрый день", а в ответ слышишь какое-то невнятное бормотание. Вежливости ни на цент. И в "Лакиз" он всегда пьет пиво один, устроившись за столиком, который стоит позади музыкального автомата.
      Можно, конечно, присесть рядом, что и сделал Ирв, но какой от этого прок, если не удастся поболтать? Так на фига ему, Эндрю Райлсбеку, навлекать на себя гнев этой ядовитой жабы в халате из-за этого старого ворчуна, от которого и слова доброго не услышишь?
      Ну...
      Потому что здесь его дом, пусть и не слишком презентабельный, вот почему. Потому что, если видишь какого-то безумного старого пердуна, который хочет украсть чужие деньги или переносное ра-дио, негоже поворачиваться спиной и уходить. Да, незнакомец ему не понравился, но это не означает, что тот может вести себя как заблагорассудится. Нельзя допускать...
      Внезапно Энди Райлсбека осеняет. Его догадка близка к истине, насколько это возможно. Допустим, этот тип с улицы? Допустим, один из стариков, проживающих в "Центре Макстона"?
      "Центр" не так уж и далеко, он знает, что время от времени старик или старушка покидают его территорию и идут куда глаза глядят. В обычной ситуации его остановили бы едва ли не за воротами, трудно не обратить внимания на человека, бредущего по улице в одном шлепанце, но в этот вечер город окутал туман и на улицах ни души.
      "Стыдись, - думает Энди. - До полусмерти испугаться старика, который лет на десять старше. Да и в голове у него наверняка уже не мозги, а ореховое масло. Забрел в отель, прошел мимо пустой регистрационной стойки (Фаина там быть не может, наверняка сидит у себя в каморке и читает какой-нибудь журнал или книгу), не соображая, где находится, поднялся по лестнице. Поттер, должно быть, пьет пиво в таверне (единственное, что соответствует действительности), а дверь оставил незапертой (это, мы можем гарантировать, не так).
      И хотя страх не отпускает его, Энди огибает угол и направляется к открытой двери. Его сердце учащенно бьется: он не смог убедить себя в том, что опасаться старика нет нужды. В конце концов ему было как-то не по себе, когда он смотрел ему в спину...
      Но он идет. Господи, помоги, приближается к двери.
      - Мистер? - зовет он, подойдя к порогу. - Эй, мистер, я думаю, вы ошиблись дверью. Это комната мистера Поттера. Вы, наверное...
      Он замолкает. С кем говорить, если комната пуста? Как же так?
      Энди разворачивается на сто восемьдесят градусов, пробует повернуть ручки номеров 312 и 313. Обе двери заперты.
      Убедившись в этом, он заходит в комнату Джорджа Поттера и оглядывается: с любопытством не поспоришь. Апартаменты Поттера чуть больше, чем его, в остальном отличия минимальные.
      Высокий потолок (раньше строили так, чтобы человек мог выпрямиться в полный рост, что да, то да), посередине продавленная, но аккуратно застеленная кровать. На прикроватном столике пузырек с капсулами (как потом выяснилось, это легкий антидепрессант "золофт") и забранная в рамочку фотография женщины. Энди думает, что ее, похоже, как следует отдубасили палкой, но Поттер, возможно, смотрит на нее другими глазами. В конце концов, он поставил фотографию, чтобы видеть ее утром, открывая глаза, и вечером, закрывая их.
      - Поттер? - зовет Энди. - Кто-нибудь! Эй?
      Он вдруг чувствует, что кто-то стоит позади, и круто оборачивается, ощеривается. Поднимает руку, чтобы защититься от неминуемого удара, готового обрушиться па него.., только за спиной никого нет. Куда же подевался незнакомец? Энди абсолютно уверен, что он свернул за угол. И обратно никак не мог пройти незамеченным. Если только не прополз по потолку, как какая-нибудь муха...
      Энди вскидывает глаза, зная, что это абсурд, что он там никого не увидит, но ведь невелик труд. Конечно, ничего необычно над его головой нет. Обычный потолок, пожелтевший от времени и табачного дыма.
      Радио, ой, извините, ра-дио, стоит на подоконнике нетронутое. Чертовски хороший радиоприемник "Боуз", о котором Пол Харви всегда говорит в своей дневной программе.
      За радиоприемником, по другую сторону грязного стекла, - пожарная лестница. Один взгляд на шпингалет, и триумфальная улыбка Энди вянет. Он все равно подходит к окну.
      Оно закрыто, он видит только короткий участок влажной железной лестницы, которая спускается в туман. Ни тебе синего халата, ни лысого черепа. Понятное дело. Шпингалет закрыть снаружи физически невозможно.
      Энди отворачивается от окна, несколько секунд стоит задумавшись, потом опускается на колени и заглядывает под кровать. Видит старую оловянную пепельницу, на которой лежит нераспечатанная пачка "Пэлл-Мэлл" и одноразовая зажигалка с логотипом "Кингслендского крепкого". Больше ничего, кроме катышков пыли. Он опирается рукой на кровать, чтобы подняться, и тут его взгляд падает на приоткрытую дверцу стенного шкафа.
      - Там, - выдыхает Энди так тихо, что слово едва долетает до его собственных ушей.
      Поднявшись, он направляется к приоткрытой дверце. Туман, как говорил Карл Сэндберг <Сэндберг Карл Огаст (1878 - 1967) - поэт, биограф, продолжатель традиций Уолтера Уитмена. Лауреат Пулитцеровских премий за полное собрание стихотворных произведений (1950) и биографию А. Линкольна (1940).>, возможно, и ходит на маленьких кошачьих лапках (возможно, и нет), но именно на них Энди Райлсбек пересекает комнату Джорджа Поттера. Сердце бьется так сильно, что раздувается и начинает пульсировать вена посреди лба. Мужчина, которого он видел, в стенном шкафу. За это говорит логика. Не просто говорит - кричит криком. - Но если этот мужчина - потерявший ориентировку пациент "Центра Макстона", в тумане случайно забредший в отель "Нельсон", почему же он не ответил Энди? Почему спрятался? Потому что он, конечно же, стар, но отнюдь не заблудился, вот почему. Ориентируется он ничуть не хуже Энди. Этот старик - гребаный вор, который прячется в стенном шкафу. Возможно, с зажатым в руке ножом, который достал из кармана старого халата. Может, приспособил под дубинку вешалку, скинув с нее одежду.
      Может, просто стоит, не шевелясь в темноте, готовый наброситься на противника с голыми руками. Энди без разницы. Он, конечно, боится (ничего удивительного, он же ушедший на пенсию продавец - не Супермен), но внутреннее напряжение уже перешло в злость, и его уже не остановить. Теперь Энди больше разъярен, чем испуган. Он охватывает пальцами круглую ручку дверцы стенного шкафа. Делает вдох.., другой.., готовясь к решительной схватке.., еще вдох, на удачу, и...
      Энди резко дергает дверцу на себя, так резко, что дребезжат пустые вешалки. Приседает, сжав пальцы в кулаки, ожидая нападения лысого старика в синем халате.
      - Выходи оттуда, гребаный...
      В стенном шкафу никого нет. Четыре рубашки, один пиджак, два галстука и трое брюк тихонько раскачиваются. На полу потрепанный старый чемодан, которому, похоже, довелось познакомиться со всеми автовокзалами Америки. Больше ничего.
      Никакого греба...
      Но что-то есть. На полу под рубашками. Не одно что-то.
      Несколько. С полдюжины. Поначалу Энди Райлсбек то ли не понимает, что видит, то ли не хочет понимать. Потом до него Доходит, и он пытается закричать. Не может. Предпринимает вторую попытку - результат тот же. Воздух не желает выходить из легких, грудь словно сжали железными обручами. Он пытается отвернуться, но и с этим ничего не выходит. Он уверен, что Джордж Поттер вот-вот вернется, и если Поттер застанет его в комнате, Энди может распрощаться с жизнью. Джордж Поттер не может допустить, чтобы Энди разболтал об увиденном. Но он не может повернуться. Не может закричать.
      Не может оторвать глаз от секрета в шкафу Джорджа Поттера.
      Не может шевельнуться.
      ***
      Из-за тумана темнота спускается на Френч-Лэндинг необычно рано, где-то в половине седьмого. Окутанные им желтые фонари "Центра Макстона по уходу за престарелыми" напоминают огни круизного лайнера, дрейфующего в море. В крыле "Маргаритка", где живут милейшая Элис Уитерс и куда менее милый Чарльз Бернсайд, за столом дежурного сидит широкоплечая крашеная блондинка Вера Хатчисон (Пит Уэкслер и Батч Йеркса, закончив смену, разошлись по домам). Перед ней - книга кроссвордов. Сейчас она раздумывает над атрибутом интерьера из восьми букв, первая буква Ш, четвертая - О. Она терпеть не может такие длинные слова.
      Со скрипом открывается дверь мужского туалета. Она поднимает голову и видит выходящего оттуда Чарльза Бернсайда, в синем халате и паре ворсистых шлепанцев в желто-черную полоску, похожих на огромных шмелей. Шлепанцы она узнает сразу.
      - Чарли? - Вера кладет карандаш в книгу кроссвордов и закрывает ее.
      Чарли продолжает идти, челюсть отвисла, по подбородку течет струйка слюны. Но на лице неприятная ухмылка, которая Вере очень не нравится. Этот старикан, возможно, растерял почти все свои мозги, но те, что остались, очень злобные.
      Она знает, что иногда Чарли действительно не слышит, когда она к нему обращается (или не понимает ее), но уверена, что бывает и другое: он просто прикидывается, что не слышит и не понимает. И она почти наверняка уверена, что сегодня - тот самый случай.
      - Чарли, ты зачем надел шлепанцы Элмера? Ты знаешь, что их подарила ему его правнучка.
      Старик, Берни - для нас, Чарли - для Веры, продолжает волочить ноги в направлении M18. И наверное, доберется до своей комнаты, если куда-нибудь не свернет.
      - Чарли, остановись.
      Чарли останавливается. Стоит в коридоре "Маргаритки", словно выключенная машина. Челюсть отвисает еще больше.
      Слюна отрывается от подбородка, и на линолеуме, между шлепанцами-шмелями, появляется мокрое пятнышко.
      Вера встает из-за стола, подходит к Чарли, приседает рядом.
      Если бы она знала то, что известно нам, то дважды подумала, подставляя незащищенную шею под эти болтающиеся руки, скрюченные артритом, но еще очень сильные. Разумеется, она ничего не знает.
      Вера берется за левый шлепанец:
      - Подними ногу.
      Чарльз Бернсайд поднимает правую ногу.
      - Перестань издеваться надо мной, - рявкает Вера. - Другую.
      Берни чуть-чуть приподнимает левую ногу, чтобы Вера могла стащить с нее шлепанец.
      - А теперь правую.
      Незаметно для Веры, которая смотрит на его стопы, Берни вытаскивает из ширинки пенис и делает вид, что писает на затылок Веры. Его ухмылка становится шире. При этом он поднимает правую ногу, и Вера с нее стаскивает второй шлепанец. Когда она отрывает глаза от пола, сморщенный "крантик" Берни уже убран.
      Он подумывал окрестить ее мочой, действительно подумывал, но в этот вечер он и так много чего успел. Еще одно маленькое дельце, и можно отправляться в мир снов. Он - старый монстр. Ему требуется отдых.