— Эге, — раздался ровный, спокойный голос копа. — И что же это такое?

Мэри и коп смотрели в багажник. На лице копа отражалось легкое любопытство. У Мэри же глаза в ужасе вылезли из орбит. Губы дрожали. Заглянул в багажник и Питер. Что-то лежало в нише под запаской. Что-то полностью ею прикрытое. Питер сразу понял: ему совершенно не хочется знать, что именно там лежит. И у него вновь засосало под ложечкой. Да еще возникло ощущение, будто сфинктер парализовало и он вот-вот обделается. Ягодицы непроизвольно сжались, но Питеру все еще казалось, что это происходит не с ним. И вообще это сон, по-другому и быть не может.

Здоровяк коп быстро глянул на него серо-стальными, ровным счетом ничего не выражавшими глазами, наклонился и достал из ниши мешок, большой мешок, с галлон, набитый зеленовато-коричневой травой. Он был запечатан липкой лентой. Украшала мешок желтая наклейка. Мистер Лыба-Улыба. Идеальная эмблема для поклонников «травки», к которым относилась и сестра Питера, ее жизненные приключения следовало бы назвать «Путешествие по американским клоакам с „колесами“ и „косяком“. Она залетела обкурившись, под кайфом согласилась выйти замуж за Роджера Финни и, Питер это знал наверняка, покинула Рид только потому, что наркоту там предлагали на любом углу, всем и каждому, а устоять Дейдра не могла. Насчет этого она говорила откровенно, и перед отъездом из Портленда Питер обшарил всю „акуру“ в поисках „травки“: вдруг Дейдра что-то забыла или припрятала. Мэри, кстати, прощупала одежду Дейдры, не объясняя причины: они оба все понимали без слов. Но им и в голову не пришло заглянуть под запаску. Чертова запаска!

Огромная лапища копа сжала мешок с «травкой», словно помидор. Вторую он сунул в карман и достал швейцарский армейский нож.

— Патрульный, — промямлил Питер. — Патрульный, я понятия не имею, каким…

— Ш-ш-ш, — остановил его коп и надрезал мешок.

Питер почувствовал, как Мэри дергает его за рукав. Он нашел и сжал ее руку. Перед его мысленным взором возникло миловидное лицо Дейдры. Светлые вьющиеся локоны, падающие на плечи. И глаза, всегда чуть затуманенные, отстраненные.

Маленькая глупая сучка, подумал Питер. Благодари Бога, что тебя здесь нет, иначе я бы тебе сейчас врезал.

— Патрульный… — подала голос Мэри.

Коп поднял руку, призывая ее помолчать, затем поднес мешок к лицу, уткнулся носом в разрез и принюхался. Глаза его на мгновение закрылись. Потом коп открыл глаза и опустил мешок.

— Дайте мне ключи от автомобиля, сэр.

— Патрульный, я могу все объяснить…

— Дайте мне ключи.

— Вы только выслу…

— Вы оглохли? Дайте мне ключи.

Коп лишь слегка повысил голос, но и этого хватило, чтобы Мэри заплакала. Питеру не оставалось ничего другого, как положить ключи от автомобиля Дейдры на ладонь копа и обнять дрожащие плечи жены.

— Боюсь, вам придется проехаться со мной, — продолжил коп. Он перевел взгляд с Питера на Мэри, потом вновь на Питера. Вот тут до Питера и дошло, что же именно тревожило его в этих серых глазах. С одной стороны, они яркие, как первый утренний луч, а с другой — мертвые.

— Пожалуйста, — всхлипнула Мэри. — Это ошибка. Его сестра…

— Садитесь в машину. — Коп указал на белый «каприс». Синие огни все еще мигали на его крыше. — Сюда, пожалуйста, мистер и миссис Джексон.

На заднее сиденье они втиснулись с трудом (другого и быть не могло, подумал Питер, этот здоровяк как можно дальше отодвинул переднее). На полу, за водительским креслом, лежали пачки бумаги (на спинке сиденья красовалась вмятина, оставленная могучей спиной водителя). Пару пачек, не уместившихся внизу, положили у заднего стекла. Питер поднял верхний листок с засохшим кофейным кольцом: кто-то поставил чашку, и кофе пролился. Листовка, выпущенная какой-то общественной организацией, вероятно, к одному из своих сборищ. На листовке был изображен ребенок, сидящий на пороге. Изумленный, ничего не понимающий (пожалуй, в тот момент те же чувства испытывал и сам Питер). Кофейное кольцо окружало голову ребенка, словно нимб.

Заднее и передние сиденья разделяла металлическая сетка. Ручки, открывающие окна и дверцы, отсутствовали. Питеру уже начало казаться, что он — герой фильма (на память сразу пришел «Полуночный экспресс»), и эти детали только усугубили возникшее чувство. Питер пришел к выводу, что он наговорил уже слишком много, поэтому теперь ему, да и Мэри, лучше помолчать, во всяком случае до тех пор, пока они не окажутся в том месте, куда решил отвезти их патрульный. Питера так и подмывало сообщить копу, что тот допустил чудовищную ошибку: он — старший преподаватель английского языка в Нью-Йоркском университете, его специализация — послевоенная американская литература, недавно он опубликовал научную статью «Джеймс Дики и новая южная реальность», вызвавшую живые, хотя и противоречивые отклики в академических кругах, и самое главное — он уже много лет не курил «травку». Ему страстно хотелось сказать, что, возможно, по стандартам Центральной Невады, образования у него с избытком, но в принципе он хороший парень.

Питер взглянул на Мэри. Глаза ее были полны слез, и его охватил стыд: что же это я все про себя да про себя. Жена ведь тоже попала в эту передрягу, и следовало об этом помнить.

— Питер, я так боюсь, — прошептала или, скорее, простонала она.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Кожа у Мэри была холодная, как глина.

— Все будет хорошо. Это недоразумение, мы его уладим.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Посадив их на заднее сиденье патрульной машины, коп вернулся к «акуре». Минуты две он стоял, уставившись в открытый багажник. Не перекладывал вещи, не прощупывал их, просто стоял, заложив руки за спину, словно зачарованный увиденным. Затем вздрогнул, как человек, задремавший в кресле, а потом внезапно проснувшийся, захлопнул багажник «акуры» и направился к «капрису». Патрульная машина осела на левый бок, как только коп сел за руль, пружины водительского сиденья протяжно заскрипели, а его спинка с такой силой придавила Питеру колени, что он скривился от боли.

С этой стороны следовало посадить Мэри, подумал он, но теперь слишком поздно говорить об этом. Как и о многом другом.

Заурчал двигатель. Коп включил первую передачу и выехал на асфальт. Мэри повернулась, чтобы посмотреть, как «акура» уменьшается в размерах. Когда же она перевела взгляд на Питера, слезы, стоявшие в ее глазах, уже потекли по щекам.

— Пожалуйста, послушайте меня, — обратилась она к коротко стриженному светлому затылку. Перед тем как сесть в машину, коп снял шляпу, и Питер отметил, что расстояние между крышей и макушкой не превышало дюйма. — Пожалуйста, постарайтесь понять, хорошо? Это не наш автомобиль. Вы должны это понять, я уверена, вы поймете, потому что видели регистрационный талон. Машина принадлежит сестре моего мужа. Эта женщина — наркоманка. Она…

— Мэри… — Питер сжал руку жены, но она вырвала ее.

— Нет! Я не собираюсь сидеть весь день в полицейском участке, может, даже в камере, отвечая на глупые вопросы, лишь из-за того, что твоя сестра такая эгоистка. Как она могла забыть… Ну ее к черту!

Питер откинулся на спинку сиденья. Давление на колени не снижалось, но он решил, что это можно пережить, и повернулся к запыленному окну. От «акуры» их уже отделяла миля или две, а впереди он видел что-то большое, стоящее на обочине встречной полосы. Автомобиль. Судя по габаритам, грузовик.

Мэри смотрела уже не в стриженый затылок, а в зеркало заднего обзора, надеясь поймать взгляд копа.

— Половина мозговых клеток Дейдры сгорела, а вторая половина пребывает в Изумрудном городе. Есть даже такой профессиональный термин — «измененная личность», вы наверняка встречали подобных людей, патрульный, даже в здешних краях. То, что вы нашли под запаской, скорее всего, «травка», в этом вы совершенно правы, но это не наша «травка»! Разве вы не понимаете?

Теперь Питер видел, что на обочине стоит не грузовик, а кемпер note 4. Не из тех, что размерами напоминают динозавров, но тоже достаточно большой. Кремового цвета, с широкой зеленой полосой по борту. А пониже ветрового стекла его хозяева той же зеленой краской написали: «ЧЕТЫРЕ СЧАСТЛИВЫХ СТРАННИКА» — так они окрестили свой дом на колесах. Запыленный кемпер как-то неестественно прижался к земле.

Причину Питер обнаружил, когда они приблизились к нему: все колеса кемпера были спущены. На спущенных колесах он действительно чуть ли не лег днищем на землю, но как можно было сразу проколоть все колеса? Кто-то засыпал дорогу шипами? Или стеклом?

Питер взглянул на Мэри, но та не отводила глаз от зеркала заднего обзора.

— Если бы это мы положили мешок с «травкой» под запаску, — говорила она, — если бы «травка» принадлежала нам, тогда с какой стати Питер стал бы вынимать запаску? Вы же это понимаете? Я хочу сказать, он мог бы добраться до инструментов, не вынимая запаски, просунул бы руку между ней и чемоданом.

Они проехали мимо кемпера. Боковая дверь закрыта, но защелка откинута. Лесенка выпущена. А у нижней ступеньки лежала в пыли кукла. Ветерок играл ее платьем.

Глаза Питера закрылись. Он не мог сказать наверняка, закрыл ли он их или они закрылись сами по себе. Невелика разница. Думать он мог лишь об одном: патрульный проскочил мимо потерпевшего крушение кемпера, словно и не заметил его… или как будто уже знал, что он тут стоит.

На ум пришли слова старой песенки: «…Здесь что-то случилось… сказал бы кто, что именно…»

— Мы же не кажемся вам глупцами? — гнула свое Мэри. Кемпер начал уменьшаться в размерах… как ранее уменьшалась в размерах «акура» Дейдры. — Или обкурившимися? Вы же не думаете, что мы…

— Заткнись. — Коп говорил тихо, но, чтобы услышать злобу в его голосе, музыкального слуха не требовалось.

Мэри сидела, наклонившись вперед, вцепившись пальцами в металлическую сетку. А тут ее руки упали, и она в ужасе повернулась к Питеру. К такому обращению Мэри не привыкла. Еще бы, жена старшего преподавателя, поэтесса, стихи которой публиковались в двадцати журналах, член дискуссионного женского клуба, собиравшегося дважды в неделю. Питеру оставалось только гадать, когда в последний раз ей предлагали заткнуться. Если вообще предлагали.

— Что? — Возможно, Мэри хотела, чтобы ее голос звучал агрессивно, даже угрожающе, но в нем не слышалось ничего, кроме недоумения. — Что вы сказали?

— Я арестовал вас и вашего мужа по обвинению в хранении марихуаны с намерением ее продать, — ответил коп. Механический голос, как будто говорит не человек, а робот.

Питер смотрел теперь прямо перед собой. На приборном щитке, рядом с компасом и дисплеем радара, он увидел маленького пластикового медвежонка. Висел он на резинке, привязанной к шее. Его пустые нарисованные глаза уставились на Питера.

Это кошмар, подумал он, прекрасно понимая, что происходит все не во сне, а наяву. Иначе просто быть не может. Я знаю, что не сплю, но как такое может случиться в реальной жизни?

— Вы шутите, — пискнула Мэри. Но по голосу чувствовалось: она понимает, что это не шутка. Глаза ее вновь наполнились слезами. — Конечно, вышутите.

— Вы имеете право молчать, — ответил коп все тем же механическим голосом. — Если вы предпочтете не молчать, все, сказанное вами, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката. Я намереваюсь вас убить. Если вы не можете позволить себе адвоката, он будет предоставлен вам судом. Вы поняли ваши права? Я достаточно ясно их объяснил?

Мэри смотрела на Питера огромными, полными ужаса глазами, молчаливо спрашивая, слышал ли он, какая жуткая фраза проскользнула среди тех, что касались их прав. Питер кивнул. Он все слышал. Питер положил руку на ширинку в уверенности, что обнаружит там мокрое пятно. Но нет, он не обдулся. Еще нет. Питер обнял Мэри и почувствовал, как она дрожит под его рукой. Вновь и вновь мысли его возвращались к кемперу. Дверь не защелкнута, кукла, лежащая в пыли, слишком много спущенных колес. Да еще дохлая кошка, которую Мэри увидела на знаке ограничения скорости.

— Вы поняли ваши права?

Веди себя естественно, приказал себе Питер. Едва ли этот тип опадает себе отчет в том, что говорит, поэтому веди себя естественно.

Но как можно вести себя естественно, сидя на заднем сиденье патрульной машины, которую ведет безумец, заявивший, что собирается тебя убить?

— Вы поняли ваши права? — повторил механический голос.

Питер открыл рот, но с его губ не сорвалось ни звука. Тогда коп повернулся к ним. Лицо его, розовое от солнца, побледнело. Глаза чуть ли не вылезали из орбит. Он прикусил нижнюю губу, словно пытаясь подавить приступ ярости, и кровь тоненькой струйкой потекла по подбородку.

— Вы поняли ваши права? — проревел коп, не отрывая от них глаз, забыв о том, что автомобиль несется по дороге со скоростью семьдесят миль в час. — Вы поняли ваши гребаные права или нет? Поняли или нет? Да или нет? Да или нет? Отвечайте мне, умненькие нью-йоркские евреи!

— Я понял! — вырвалось у Питера. — Мы оба все поняли, только следите за дорогой. Ради Бога, следите за дорогой!

Коп с бледным лицом и кровью, текущей по подбородку, продолжал смотреть на них сквозь металлическую сетку. «Каприс», подавшийся было влево, на полосу встречного движения, теперь возвращался на свою полосу.

— Обо мне не волнуйтесь. — Голос копа вновь зазвучал дружелюбно. — Незачем волноваться. У меня глаза на затылке. По правде говоря, у меня глаза везде. Вам следует это хорошенько запомнить.

И он резко отвернулся от них, сбросив скорость до пятидесяти пяти миль в час. Сиденье, на котором сидел коп, еще сильнее придавило колени Питера.

Он взял руку Мэри в свои. Она прижалась лицом к его груди, и он чувствовал рыдания, которые она пыталась сдержать. Через ее плечо Питер смотрел вперед, сквозь металлическую сетку. Медвежонок раскачивался, подвешенный на резинке.

— Я вижу через дыры, как через глаза, — добавил коп. — У меня в них вся голова.

Больше он не произнес ни слова, пока «каприс» не въехал в город.

Десять последующих минут тянулись для Питера Джексона очень долго. Давление туши копа на его колени увеличивалось с каждым оборотом секундной стрелки. Ноги затекли, Питер не знал, сможет ли сделать хоть один шаг, когда закончится эта ужасная поездка. Мочевой пузырь мог вот-вот лопнуть. Болела голова. Питер понимал, что никогда в жизни они с Мэри не попадали в столь жуткую ситуацию, но он не мог адекватно оценить ее. Всякий раз, когда Питер начинал подходить к осознанию того, чем все это может закончиться, в его голове словно что-то щелкало и возвращало его к началу. Они отправились в обратный путь, в Нью-Йорк. Их там ждали. Кто-то поливал цветы в их квартире. Всего этого случиться с ними не могло, не могло, и все тут.

Мэри подтолкнула Питера, скосив глаза в окно. Указатель с единственным словом: «БЕЗНАДЕГА». И стрелка направо.

Если коп и притормозил перед поворотом, то самую малость. Автомобиль начало заносить, и Питер увидел, как замерла Мэри. Еще секунда, и она закричала бы. Он прикрыл ей рот рукой, прошептал на ухо: «Он справится, я в этом уверен, мы не перевернемся». Но эта уверенность появилась у него лишь после того, как он почувствовал, что их больше не тащит в сторону. Коп удержал «каприс» на дороге. Теперь они мчались по узкой полосе асфальта, на которой не было разделительной линии.

Еще миля, и они проехали большой щит с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! ЦЕРКОВНЫЕ ОБЩИНЫ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ БЕЗНАДЕГИ ПРИВЕТСТВУЮТ ВАС». Питер смог прочитать начальные слова «ЦЕРКОВНЫЕ ОБЩИНЫ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ», хотя кто-то и закрасил их желтой краской из пульверизатора. Той же краской этот кто-то написал корявыми буквами: «ДОХЛЫЕ СОБАКИ». Снизу следовал список церковных общин и общественных организаций, но читать его Питер не стал. На щите висела мертвая немецкая овчарка. Ее задние лапы на дюйм или два не доставали до земли, потемневшей от крови собаки.

Руки Мэри впились в Питера. Он наклонился к ней, вдыхая нежный аромат духов, смешанный с тяжелым запахом вызванного страхом пота. Питер коснулся губами уха жены.

— Не говори ни слова, не произноси ни звука, — прошептал он. — Кивни, если поняла меня. Мэри чуть кивнула, и Питер снова выпрямился. Они миновали трейлерный парк note 5, обнесенный деревянным забором. Большинство передвижных домов, видимо, знавало лучшие времена. На горячем ветру пустыни лениво трепыхалось белье. На одном из трейлеров красовалась надпись:

Я — УВАЖАЮЩИЙ ОРУЖИЕ,

ЛЮБЯЩИЙ ВЫПИТЬ, ЧИТАЮЩИЙ БИБЛИЮ,

НЕ ТЕРПЯЩИЙ КЛИНТОНА СУКИН СЫН.

НА ПСА ВНИМАНИЯ НЕ ОБРАЩАЙТЕ,

ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ ХОЗЯИНА.

На крыше старого автобуса, стоящего у дороги, чернела тарелка спутниковой антенны. Рядом с ним Питер увидел табличку, выкрашенную белой краской. Проступавшая через нее ржавчина местами напоминала кровяные потеки:

ЭТОТ ТЕЛЕКОМММУНИКАЦИОННЫЙ УЗЕЛ —

СОБСТВЕННОСТЬ

РЭТТЛСНЕЙК-ТРЕЙЛЕР-ПАРКА.

НЕ ПОДХОДИТЬ!

ТЕРРИТОРИЯ ПАТРУЛИРУЕТСЯ

ПОЛИЦИЕЙ.

За трейлерным парком виднелся длинный армейский ангар с ржавыми стенами и крышей. Надпись на торце гласила: «БЕЗНАДЕГСКАЯ ГОРНОРУДНАЯ КОМПАНИЯ». На потрескавшемся асфальте стояло около дюжины легковушек и пикапов. Чуть позже «каприс» проехал мимо кафе «Роза пустыни».

Теперь они находились на территории города Безнадеги, штат Невада, который состоял из двух улиц, пересекающихся под прямым углом (над перекрестком висел светофор, посылающий на все четыре стороны мигающие желтые сигналы), и двух деловых Кварталов. Кафе и казино «Клуб сов», бакалейный магазин, прачечная-автомат, бар с надписью на витрине: «К ВАШИМ УСЛУГАМ ИГРОВЫЕ АВТОМАТЫ», скобяной и продуктовый магазины, кинотеатр «Американский Запад». Ни один из магазинов не мог похвастаться наплывом покупателей, а кинотеатр, похоже, давным-давно закрылся. Во всяком случае, афиши на нем отсутствовали.

На другой улице, протянувшейся с запада на восток (или с востока на запад), стояли те же оштукатуренные дома и трейлеры. За исключением патрульной машины и перекати-поля ничего движущегося Питер в городе не обнаружил.

Я бы тоже поспешил убраться с улицы, чтобы не встречаться с этим парнем, подумал Питер. Обязательно убрался бы.

За городом им открылся кольцевой вал высотой никак не меньше трехсот футов, на который серпантином плавно поднималась усыпанная щебенкой дорога шириной в четыре полосы. Во многих местах вал прорезали глубокие траншеи. Словно морщины на старой коже, подумал Питер. Неподалеку от траншей сгрудились грузовики, в сравнении с валом казавшиеся прямо-таки детскими игрушками. Стояли они около какого-то длинного сооружения, построенного над транспортером.

Тут коп вновь заговорил; впервые после того, как сообщил им, что в голове у него полно дырок.

— Карьер Рэттлснейк номер два. Известен также под названием Китайская шахта. — Патрульный был похож на гида, любящего свою работу. — Номер два открыли в пятьдесят первом году, а с шестьдесят второго это был самый большой в Соединенных Штатах, а то и во всем мире разрез, где медная руда добывалась открытым способом. Потом руда кончилась. Карьер вновь открыли в позапрошлом году. Решили использовать новую технологию, которая позволяла с выгодой извлекать металл из отвалов. Наука, а? Это же надо!

Однако в карьере не наблюдалось никакого движения. Лишь грузовики, замершие, как догадался Питер, у обогатительного комплекса, да пикап на обочине засыпанной щебенкой дороги. Стоял и транспортер.

Коп ехал через центр города. Когда они проезжали под мигающим светофором, Мэри дважды сжала руку Питера. Он проследил за ее взглядом и увидел три велосипеда. Они стояли на седлах посреди улицы, в квартале от перекрестка, и колеса их (Питер отметил, что шины были надуты) неторопливо вращались.

Мэри повернулась к мужу, глаза ее раскрылись еще шире. Теперь уже Питер сжал ее руку.

— Ш-ш-ш.

Коп подал сигнал левого поворота (это было довольно забавно, учитывая то, что транспорт в городе отсутствовал полностью) и свернул на маленькую, недавно заасфальтированную стоянку, с трех сторон окруженную кирпичными стенами. Яркие белые полосы разделяли гладкий, без единой трещины асфальт на аккуратные прямоугольники. На дальней стене висел щит с надписью: «ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ МУНИЦИПАЛИТЕТА И СЛУЖЕБНЫХ АВТОМОБИЛЕЙ. ПОЖАЛУЙСТА, УВАЖАЙТЕ ЭТУ СТОЯНКУ».

Только в Неваде кто-то может требовать уважения к автостоянке, подумал Питер. В Нью-Йорке надпись звучала бы иначе: «АВТОМОБИЛИ, НЕ ИМЕЮЩИЕ РАЗРЕШЕНИЯ НА СТОЯНКУ, БУДУТ УКРАДЕНЫ, А ИХ ВЛАДЕЛЬЦЫ — СЪЕДЕНЫ».

Машин на стоянке было не больше пяти. На дверце старого ржавого «форда» виднелась надпись: «НАЧАЛЬНИК ПОЖАРНОЙ ОХРАНЫ». Рядом стояла еще одна патрульная машина, она была в лучшей форме, чем «форд» главного городского пожарника, но явно постарше, чем «каприс», в который усадили Питера и Мэри. Патрульный поставил машину в один из белых прямоугольников, выключил двигатель и принялся легонько барабанить пальцами по рулю, что-то насвистывая себе под нос. Питеру мелодия показалась знакомой. Вроде бы «Последний поезд в Кларксвилл».

— Не убивайте нас. — Голос Мэри дрожал. — Делайте что угодно, только не убивайте нас.

— Заткни свою еврейскую пасть, —ответил коп, не поворачивая головы.

— Мы не евреи, — услышал Питер свой голос. Он был не испуганный, а скорее сварливый, злой. — Мы… э… просвитериане. А с чего вы привязались к этим евреям?

Мэри в ужасе посмотрела на мужа, потом через сетку на копа, пытаясь понять, как тот воспринял слова Питера. Поначалу коп просто сидел, наклонив голову и барабаня пальцами по рулю. Потом схватил шляпу и вылез из машины. Питер чуть подался вперед, чтобы увидеть, как коп будет надевать шляпу. Тень копа по-прежнему оставалась квадратной, но она уже не жалась к его ногам. Питер взглянул на часы. Почти половина третьего. Меньше часа тому назад их с женой волновало только одно? где им остановиться на ночь? А тревожился Питер лишь из-за того, что у него кончились таблетки от изжоги.

Коп наклонился и открыл заднюю левую дверцу:

— Пожалуйста, выходите из машины. Питер и Мэри с трудом выползли из «каприса» и застыли под ярким солнцем, не сводя глаз с высокого мужчины в форменной рубашке цвета хаки, перетянутой широким кожаным ремнем, и в шляпе а-ля медвежонок Смоки.

— Сейчас мы обойдем здание муниципалитета. Выходим со стоянки и поворачиваем налево. А по мне, так вы — евреи. У вас большие носы, это верный признак того, что вы из них.

— Патрульный… — начала было Мэри.

— Нет. Идите. На тротуаре повернете налево. Не испытывайте мое терпение.

Они двинулись вперед. Каждый шаг громко отдавался на черном асфальте. Питер продолжал думать о маленьком медвежонке на приборном щитке «каприса». Кто дал его копу? Любимая племянница? Дочь? Патрульный не носил обручального кольца, Питер это заметил, когда наблюдал, как коп барабанит— пальцами по рулю, однако отсутствие кольца вовсе не означало, что он не женат. Питера не удивило бы, если бы у женщины, вышедшей замуж за этого человека, возникло желание с ним развестись.

Откуда-то сверху доносилось монотонное поскрипывание. Питер поднял голову и понял, что это скрипит флюгер на крыше бара «Пивная пена». Флюгер изображал улыбающегося гнома с мешком золота под мышкой.

— Налево, тупица, — беззлобно бросил коп. — Ты знаешь, где у тебя лево? Вас, нью-йоркских пресвитериан, учат, где право, а где лево?

Питер повернул налево. Они с Мэри шагали бок о бок, взявшись за руки. Вскоре они подошли к трем каменным ступеням, которые вели к двойным дверям из тонированного стекла. Над ними белела вывеска: «МУНИЦИПАЛИТЕТ БЕЗНАДЕГИ». Ниже, на левой створке двери, перечислялись должностные лица и службы, работавшие в здании: мэр, школьный комитет, пожарная охрана, полиция, отдел здравоохранения, служба социальной защиты, департамент шахт, пробирная палата. А в самом низу имелась такая надпись: «ПО ВСЕМ ВОПРОСАМ ПРИЕМ ПО ПЯТНИЦАМ С ЧАСУ ДНЯ (ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ДОГОВОРЕННОСТИ)».

Коп остановился у ступеньки и с любопытством оглядел Джексонов. Хотя температура на улице подбиралась к ста градусам note 6, он даже не вспотел. А сверху доносилось все то же мерное поскрипывание.

— Ты — Питер.

— Да, Питер Джексон. — Питер облизал пересохшие губы.

— А ты— Мэри.

— Совершенно верно.

— Так где же Пол? — добродушно спросил коп. Ржавый гном продолжал со скрипом вращаться на крыше бара.

— Кто? — переспросил Питер. — Я вас не понимаю.

— Как же вы сможете спеть «Пять сотен миль» или «Улетая на реактивном самолете» без Пола note 7? —спросил коп и открыл правую створку двери. Их окатило волной кондиционированного воздуха. Питер еще успел отметить, какой он прохладный, когда закричала Мэри. Ее глаза быстрее приспособились к сумраку внутри здания, поэтому она раньше мужа увидела девочку лет шести, лежащую на маленькой площадке за дверью, у ведущей вверх лестницы. Две соломенные косички, широко раскрытые невидящие глаза, неестественно вывернутая голова. Питер сразу понял, чья кукла лежала рядом с кемпером, что стоял на обочине со спущенными колесами. Надпись «ЧЕТЫРЕ СЧАСТЛИВЫХ СТРАННИКА», украшавшая кемпер, явно относилась к прошедшему времени. В этом Питер нисколько не сомневался.

— Господи! — вырвалось у копа. — Совсем про нее забыл! Но вы ведь тоже не в состоянии все упомнить. Как бы ни старались!

Мэри вновь закричала, прижала руки ко рту и попыталась метнуться вниз, подальше от двери.

— Нет, так не пойдет. — Коп поймал ее за плечо и втолкнул внутрь здания, в маленький холл. Мэри отчаянно замахала руками, чтобы устоять на ногах, не упасть на ребенка в джинсах и цветастой рубашечке.

Питер двинулся следом за женой, но коп остановил его обеими руками, дверь он теперь придерживал бедром. Одной рукой коп обнял Питера за плечи. Судя по выражению лица, это был добродушный, дружелюбный человек. Более того, находящийся в здравом уме. Словно ангелы на какой-то момент взяли верх над демонами. Питер уже решил, что в итоге все обойдется, и поначалу даже не осознал, что ему в живот упирается ствол огромного револьвера копа. Питер вдруг вспомнил о своем отце, который в разговоре с ним иной раз тыкал ему в грудь пальцем, дабы до сына лучше дошли родительские наставления вроде, например, такого: «Никто не сможет забеременеть, Пити, если один из вас останется в штанах».

— Мне без разницы, еврей ты или индус. — Коп прижал к себе Питера, еще крепче обнял его левой рукой за плечи, а правой передвинул предохранитель. — В Безнадеге мы не придаем этому никакого значения.

Он нажал на спусковой крючок по меньшей мере три раза. Может, и больше, но Питер Джексон услышал только три выстрела. Приглушенных его животом, но все равно очень громких. Питеру обдало жаром грудь, и он почувствовал, как что-то полилось ему на ноги. Услышал крик Мэри, но тот донесся из далекого далека.

А теперь я проснусь в своей постели, подумал Питер, когда у него подогнулись ноги и мир поплыл перед глазами. Теперь я…

На том все и кончилось. В последний момент перед мысленным взором Питера возник медвежонок на приборном щитке, рядом с компасом. Болтающийся на резинке. С нарисованными глазами. Глаза превратились в дыры, из них выплеснулась тьма, и Питер покинул этот мир.