Темная Башня (№3) - Бесплодные земли

Когда Эдди приблизился к металлическому кубу в косую черную с желтым полоску, на него вдруг нахлынули воспоминания, яркие и неприятные — в первый раз за долгие годы он вспомнил про ветхое старое здание в Дач-Хилле, в миле примерно от микрорайона, где они с Генри родились и выросли. Обветшалое это строение, которое местные ребятишки называли «Большой особняк», стояло посреди пустыря, заросшего сорной травою, который когда-то, наверное, был ухоженной лужайкой, на Райнхолд-Стрит. И не было в округе ни одного мальчишки, который не знал бы истории о приведениях, связанной с «Особняком». Приземистый, словно бы опустившийся дом под крутой крышей — он как будто сердито глядел на прохожих из густой тени, что отбрасывали свесы крыши. Стекол в окнах, само собой не было: их с безопасного расстояния повыбивали камнями мальчишки, — но никто не отважился расписать стены дома или устроить там импровизированный ночной клуб или тир. Но самым странным и непонятным был факт самого его существования: никто не поджег его, чтобы получить страховку или хотя бы ради удовольствия посмотреть, как он будет гореть. Мальчишки шептались, что в доме живут привидения, и как-то раз Эдди с Генри специально пришли на ту улицу, чтобы своими глазами увидеть объект этих невероятных слухов (хотя маме Генри сказал, что они едут с друзьями в «Дальберг» за какими-то очередными феничками), и им показалось, что в доме действительно есть привидения. В таком — должны быть. Разве он сам не почувствовал некую силу, чужую и явно недружелюбную, что просочилась из пустых темных окон этого викторианского особняка — окон, как будто уставившихся на него пристальным неподвижным взглядом буйно помешанного? Разве какой-то едва уловимый ветерок не шевельнул волоски у него на руках? Разве он не преисполнился вдруг интуитивной уверенности, что стоит ему шагнуть внутрь, как массивная дверь тут же за ним захлопнется, замок закроется сам, а стены начнут сближаться, перемалывая в порошок косточки мертвых мышей, чтобы раздавить его, смять, размолоть?

Дом с привидениями.

И теперь, приближаясь к металлическому кубу, Эдди снова почувствовал эту смесь тайны и злобной угрозы. По ногам и рукам побежали мурашки. Волоски на затылке вдруг встали дыбом, точно шейное оперение у какого-нибудт надувшегося индюка. Он почувствовал, как его овевает все тем же потусторонним слабеньким ветерком, хотя ни один листок на деревьях, окружающих поляну, даже не шелохнулся.

Но он все-таки подошел к металлической двери (ибо это была та же дверь, только запертая, и для таких, как он, Эдди, она останется запертой навсегда — для того ее здесь и поставили) и прижался к ней ухом, закрыв глаза.

Ощущение было такое, как будто он с полчаса назад заглотил колесо, причем — явно неслабое, и вот теперь оно начало потихонечку действовать. Странные цвета расплылись в темноте перед закрытыми веками. Эдди почудились голоса. Они звали его из ветвящихся коридоров, словно из недр каменных глоток

— длинных таких коридоров, освещенных долгими полосами электрических ламп. Когда-то эти современные факелы изливали яркое свое свечение повсюду, но теперь они еле тлели воспаленным голубым мерцанием. Он почувствовал пустоту… запустение… опустошение… смерть.

Ровный гул механизмом не прекращался, но теперь в нем проскальзывал новый ритм, сбивчивый, грубый… или ему это просто почудилось? Какой-то отчаянный глухой стук в общем гуле, как аритмия больного сердца? И еще ощущение, что агрегат, этот звук издающий, пусть даже более сложный — гораздо сложнее, — чем тот, что был внутри у медведя, потихонечку выбивается из рабочего своего ритма?

— Все умолкает в чертогах мертвых, — неожиданно для себя прошептал Эдди срывающимся бледным голосом. — Все — забвение в каменных залах мертвых. Узрите ступени, во тьму уводящие; узрите палаты, в руинах лежащие. Вот — владение мертвых, где паутину прядут пауки и вращение солнц замирает, и солнца гаснут одно за другим.

Роланд рывком оторвал Эдди от двери, и тот уставился на стрелка невидящими помутневшими глазами.

— Хватит, — сказал Роланд.

— Какую бы гадость они туда ни напихали, ее, кажется, зарубает, верно? — спросил Эдди, но словно бы издалека. Он слышал дрожащий свой голос, но тот доносился черт знает откуда. Он все еще чувствовал силу, излучаемую металлическим кубом. И эта сила звала его.

— Нет, — отозвался Роланд. — Ничто в моем мире сейчас не работает так хорошо, как эта, как ты выражаешься, гадость.

— Если вы, парни, хотите остаться тут на ночь, придется вам обойтись без приятной компании в моем лице. — В пепельных отблесках сумерек лицо Сюзанны белело размытым пятном. — Я вас подожду там за рощицей, там же и заночую. Здесь мне что-то не нравится. Ощущения не нравятся от этой штуковины.

— Мы все заночуем за рощицей, — успокоил ее Роланд.

— Пойдем.

— Хорошая мысль, — заключил Эдди. По мере того, как они удалялись от куба, гул механизмов начал понемногу стихать. Эдди буквально физически ощущал, как слабеет сила, его захватившая, хотя она по-прежнему манила, звала исследовать сумрачные коридоры, лестницы, уводящие в темноту, и палаты, в руинах лежащие, где паутину плетут пауки и огоньки на контрольных приборах гаснут один за другим.

29

В ту ночь Эдди опять снился сон. Он снова шагал по Второй-Авеню к магазинчику деликатесов «Том и Джерри», что на углу Второй и Сорок-Шестой. Из колонок у музыкального магазина, мимо которого он проходил, несся «Rolling stones»:

Я вижу красную дверь и хочу ее выкрасить в черный, Никаких больше красок, я хочу, чтобы все стало черным, Мимо проходят девицы в ярких летних цветах, Я выворачиваю башку, пока не падает темнота…

Он пошел дальше. Мимо магазина «Твои отражения», что между Сорок-Девятой и Сорок-Восьмой. Увидел свое отражение в одном из зеркал на витрине и подумал, что выглядит очень неплохо, намного лучше, чем в последние несколько лет — патлы, правда, чуть-чуть отмахали, но в остальном вполне даже прилично. Загорелый, подтянутый «вьюноша». Вот только прикид… м-да, ребяты. Этакий яппи. Молодой добропорядочный карьерист. Синий бляйзер, белая рубашка, темно красный галстук, серые костюмные брюки… у него в жизни такого нарядца не было.

Кто-то потряс его за плечо.

Эдди попытался зарыться поглубже в сон. Ему не хотелось просыпаться сейчас. Сначала он собирался дойти до «Тома и Джерри», открыть своим ключом дверь и еще раз прогуляться по полю роз. Ему хотелось увидеть все это снова: бесконечный багряный простор, синюю арку неба, белые облака как плывущие в вышине корабли и Темную Башню. Да, он боялся тьмы, что жила внутри этой таинственной небывалой колонны — тьмы, алчущей поглотить любого, кто отважится подойти слишком близко, — но все равно он хотел посмотреть на нее еще раз. Ему было нужно увидеть ее.

Но рука, что трясла его за плечо, не убралась, как он очень надеялся. Сон начал тускнеть, запахи выхлопных газов на Второй-Авеню растворились в дыму костра — теперь уже слабом, потому что костер почти догорел.

Разбудила его, как выяснилось, Сюзанна. Эдди принял сидячее положение и приобнял супругу одной рукой. Они устроились на ночлег на дальней окраине ольховой рощи в пределах слышимости ручья, что бурлил на поляне, усыпанной костяной пылью. Роланд спал на той стороне круга из тлеющих угольков, что остались от выгоревшего костра — спал беспокойно. Отбросив в сторону одеяло, он лежал, подтянув колени едва ли не к самой груди. Без тяжелых ботинок, его голые ступни казались бледными, узкими и беззащитными. На правой ноге не доставало большого пальца — его отхватило омарообразное чудище, искалечевшее Роланду еще и правую руку.

Он что-то бормотал во сне, повторяя снова и снова одну невнятную фразу. Вскоре до Эдди дошло, что это — та самая фраза, которую Роланд пробормотал тогда на поляне, где Сюзанна вырубила медведя, прежде, чем самому отрубиться. Тогда иди — есть и другие миры, кроме этого. Роланд на мгновение затих, а потом вскрикнул, зовя парнишку по имени:

— Джейк! Где ты? Джейк!

Столько очаяния, столько опустошенности слышалось в этом крике, что Эдди даже стало жутко. Он еще крепче обнял Сюзанну и прижал ее к себе. Она вся дрожала, хотя ночь была теплой.

Стрелок перевернулся на спину. Звездный свет отразился в открытых его глазах.

— Джейк, где ты? — спросил он, взывая к ночи. — Вернись!

— Господи, Сьюз… он, по-моему, опять отъехал. Что будем делать?

— Не знаю. Но ты как хочешь, а я не могу больше все это слушать. Он как будто не здесь. Вообще — нигде. Такой далекий…

— Тогда иди, — пробормотал Роланд, снова переворачиваясь на бок и подтягивая колени к груди, — есть и другие миры, кроме этого. — Он на мгновение умолк, а потом грудь его всколыхнулась, и стрелок выкрикнул имя парнишки долгим, леденящим кровь воплем. Где-то в лесу раздался сухой шелест крыльев: это взлетела птица и устремилась подальше — туда, где тихо.

— Есть какие-то соображения? — в широко распахнутых глазах Сюзанны блестели слезы. — Может быть, надо его разбудить?

— Я не знаю. — Взгляд Эдди упал на роландов револьвер, единственный, у него оставшийся, который стрелок носил на левом боку. Он лежал, убранный в кобуру, на аккуратно уложенной шкуре рядом с Роландом, так чтобы его можно было «поближе взять». — Мне кажется, я не решусь, — добавил он через силу.

— Он, кажется, сходит с ума.

Эдди кивнул.

— Что же нам делать, Эдди? Что делать?

Эдди не знал. Как-то раз антибиотики из его мира помогли стрелку, остановили обширное заражение, вызванное ядовитым укусом омарообразного гада; теперь Роланда снова терзало обширное заражение, только Эдди не думал, что существует в природе такое лекарство, которое может его исцелить в этот раз.

— Не знаю, Сьюз. Ложись рядом со мной.

Обнимая Сюзанну, он укрылся меховой шкурой, и вскоре дрожь ее прекратилась.

— Если он сходит с ума, он на нас может наброситься, — тихо проговорила она.

— Я тоже об этом думал. — Неприятная эта мысль имела и зрительный образ. Медведь… его красные, налитые злобой глаза (ему показалось тогда или в самых глубинах тех алых провалов и в самом деле мелькнуло смущение?) и смертоносные когти. Эдди опять бросил взгляд на заряженный револьвер, лежащий так близко к здоровой руке Роланда; вспомнил о том, с какой скоростью Роланд извлек его из кобуры, отражая атаку механической летучей мыши — так быстро, что Эдди и не заметил движения. Если стрелок помутится рассудком и если безумие его изберет своей целью его и Сюзанну, шансов спастись у них точно не будет. То есть, вообще никаких.

Эдди вжался лицом в теплую шею Сюзанны и закрыл глаза.

А вскоре Роланд затих. Эдди приподнял голову и оглянулся. Роланд как будто заснул. То есть, по-настоящему. Сюзанна тоже спала. Эдди нежно поцеловал ее в мягкий холмик груди и снова закрыл глаза.

Нет уж, приятель, держись. Сегодня ты долго еще не заснешь.

Но эти два дня они топали без передыху, и Эдди смертельно устал. Его уносило… куда-то… вниз.

Обратно в тот сон, думал он, улетая. Хочу туда… на Вторую— Авеню… обратно к «Тому и Джерри». Хочу снова туда.

Однако сон не вернулся в ту ночь.

30

На рассвете они быстро позавтракали, перепаковали и перераспределили поклажу и вернулись на клиновидную поляну. В чистом утреннем свете она смотрелась не так угрюмо, но все же все трое старались держаться подальше от металлического куба с предупредительными желто-черными полосами. Если Роланд и помнил чего-нибудь из дурных снов, что донимали его в ту ночь, виду он не подавал. Обычную утреннюю работу он выполнил, как всегда, молча — в этакой флегматичной задумчивости.

— Отсюда нам надо идти по прямой… как ты думаешь это осуществить на практике? — спросила Сюзанна стрелка.

— Если легенды не врут, то проблем быть не должно. Помнишь, вчера ты спросила о магнитных полях?

Она кивнула.

Порывшись в сумке, Роланд достал небольшой квадратик из старой кожи с длинной серебряной иголкой, продетой посередине.

— Компас! — воскликнул Эдди. — Нет, ты точно бойскаут!

Роланд покачал головой.

— Нет, это не компас. Я знаю, конечно, что это такое, но в последний раз я его видел несколько лет назад. Я узнаю направление по солнце и звездам. Даже в теперешние времена этот способ меня не подводит.

— Даже в теперешние времена? — несколько нервно переспросила Сюзанна.

Роланд кивнул.

— Стороны света тоже меняют свое положение.

— Господи, — выдохгул Эдди, пытаясь представить себе такой мир, где север тихонько сдвигается на восток или на запад, но у него ничего не вышло. Его даже чуть замутило, как с ним бывало всегда, когда он смотрел вниз с большой высоты.

— Это просто иголка, но иголка из стали, и она нам послужит не хуже, чем компас. Мы пойдем по Лучу, и иголка укажет нам путь. — Роланд снова зарылся в сумку и достал грубой работы глиняную чашу с трещиной на одном боку. Чашу эту Роланд нашел на развалинах древнего поселения и аккуратно заделал трещину сосновой смолой. Отойдя к ручью, он зачерпнул воды и вернулся туда, где сидела Сюзанна в своей коляске. Осторожно поставив чашу на подлокотник, стрелок дождался, пока вода в ней перестанет рябить, и опустил в воду иголку. Она опустилась на дно и застыла там неподвижно.

— Вау! — высказал Эдди свое восхищение. — Круто! Я был пал пред тобой ниц, Роланд, но не хочу портить складки на брюках!

— Я еще не закончил. Держи чашку, Сюзанна, и постарайся, чтобы она не сдвинулась.

Она сделала, как он сказал, а Роланд, взявшись за ручки коляски, медленно покатил ее по поляне. Не доезжая двенадцати футов до двери, он осторожно развернул коляску на сто восемьдесят градусов, так что Сюзанна была теперь к двери спиной.

— Эдди! — позвала она. — Иди посмотри!

Эдди склонился над глиняной чашкой. Вода уже начинала сочиться сквозь смоляную замазку, но игла медленно поднималась на поверхность. Вот она уже вынырнула и закачалась спокойно, как пробка, указывая направление по прямой от Врат у них за спиной в самую чащу двернего леса.

— Срань господня… плавучая иголка. Теперь я действительно видел все.

— Держи чашку, Сюзанна.

Роланд медленно сместил коляску чуть вправо от куба. Иголка дрогнула, закачалась и опять опустилась на дно. Но как только стрелок вернул коляску в перноначальное положение, она поднялась на поверхность, указывая направление.

— Была бы у нас металлическая стружка и лист бумаги, — сказал Роланд, — я бы вам показал. Стружка, насыпанная на бумагу, растянулась бы в линию, и линия эта указала бы в том же самом направлении.

— А когда мы отойдем от Врат? — спросил Эдди. — Она тоже будет указывать направление?

Роланд кивнул.

— И не только она. Его видно, Луч.

Сюзанна оглянулась через плечо, случайно задев локтем чашку. вожа всколыхнулась. Иголка дернулась, потеряв направление… но тут же вернулась в первоначальное положение.

— Не туда, — сказал Роланд. — Сейчас оба смотрите вниз… Эдди под ноги, Сюзанна — себе на колени.

Они сделали, как он сказал.

— Когда я скажу вам смотреть, смотрите прямо вперед. По направлению иголки. Только не вглядывайтесь: пусть глаза смотрят сами. Понятно? Давайте!

Они подняли головы. В первые пару мгновений Эдди не увидел ничего особенного — все тот же дремучий лес. Он попытался расслабиться, расфокусировать взгляд… и вдруг он увидел, как прежде увидел рогатку, сокрытую в древесном наросте, и понял, почему Роланд велел им не вглядываться. «Отпечаток» невидимого Луча, проходящего сквозь пространство, лежал буквально на всем, что попадало в рамки его излучения — едва уловимый, но все-таки различимый. Иголки сосен и елей были обращены в его направлении. Кустарник немного клонился в сторону: в направлении Луча. Деревья, которые повалил медведь, расчищая себе поле зрения, не все попадали вдоль этой скрытой «дорожки» — что уводила на юго-восток, если только у Эдди не застопорилось чувство пространственной ориентировки, — но большинство из них все же легли по Лучу, как будто сила, от Врат исходящая, толкала их в том направлении. И было еще кое-что: то, как тени ложились на землю. Солнце вставало сейчас на востоке, и тени, само собою, указывали на запад, но если смотреть точно на юго— восток, куда указывала иголка в чашке, можно было разглядеть странный теневой узор типа «елочки», но опять же — лишь вдоль Луча.

— Кажется, что-то я вижу, — с сомнением проговорила Сюзанна, — но…

— Смотри на тени! На тени, Сьюз!

Вдруг глаза у нее широко распахнулись, и Эдди понял, что она тоже все это видит.

— Господи! Точно! Вот же он — вот! Как пробор в волосах!

Теперь, когда Эдди увидел его, он уже больше не мог не видеть… этакий затененный проход сквозь дикие дебри, подступающие к поляне, прямая, едва различимая «дорожка» — путь Луча. Внезапно он осознал, какой мощной должна быть сила, обтекающая его (или, может быть, проходящая сквозь него, как рентгеновые лучи), и едва переборол себя, чтобы не отшатнуться в сторону.

— Слушай, Роланд, а мне оно не грозит импотенцией, а?

Роланд лишь улыбнулся, пожав плечами.

— Это как ложе реки, — изумилась Сюзанна. — Давно иссохшей реки… оно заросло, и его теперь едва видно… но все-таки видно. Этот узор из теней, он не изменится, если мы будем держаться «дорожки» Луча, верно?

— Нет, — сказал Роланд. — Тени меняются вместе с солнцем, движущимся по небу, но так или иначе Луч будет видно. Он проходит здесь тысячи лет — быть может, десятки тысяч. Посмотрите наверх, в небеса!

Они подняли глаза к небу. В вышине белые перистые облака тоже выстроились вдоль луча, сложившись узором-«елочкой»… и они — те, что лежали в пределах силовой «дорожки» — плыли по небу быстрее, чем те, которые рядом. Плыли на юго— восток. Как будто их что-то толкало по направлению к Темной Башне.

— Видите? Ему подвластны даже облака.

В небе летела стайка каких-то птиц. Влетев в лучевой поток, они тоже свернули на юго-восток. Эдди глядел и не верил своим глазам. Выбравшись за пределы узкого силового коридора, птицы возобновили свой первоначальный курс.

— Ну ладно, — вымолвил Эдди. — Кажется, нам пора двигать. Путь в тысячу миль начинается с одного шага, равно как и в тысячу ли и все прочее.

— Подождите минутку. — Сюзанна смотрела на Роланда.

— Ведь нам не тысячу миль предстоит протопать. Теперь уже

— нет, я права? А сколько, Роланд? Пять тысяч миль? Десять?

— Точно не знаю. Но далеко.

— И как ты думаешь это осуществить на практике, когда вам приходится вечно таскаться с моей треклятой коляской? При самом удачном стечении обстоятельств мили три в день по этим Отстойникам мы пройдем, но не больше… и тебе это известно.

— Мы нашли путь, — спокойно ответил Роланд, — и пока что этого достаточно. Быть может, настанет такое время, Сюзанна Дин, когда нам придется идти быстрей, чем тебе бы хотелось.

— Да неужели? — Она одарила Роланда свирепым взглядом, и оба — и Роланд, и Эдди — заметили, как опасно блестнули ее глаза… глаза Детты Уолкер. — У тебя тут по близости припаркована гоночная машина? Если да, было бы крутно найти под нее еще и автотрассу!

— Земля и путь, по которому мы пойдем, переменятся. Так бывает всегда.

Сюзанна махнула рукой, мол, лапшу мне не вешай.

— Знаешь, кого ты мне сейчас вдруг напомнил? Мою старую маму. «Бог поможет» — была любимая ее фраза.

— А что, разве Он не помогает? — на полном серьезе спросил стрелок.

Она в изумлении уставилась на него, на мгновение не найдясь, что ответить, потом запрокинула голову и рассмеялась.

— Ну, зависит, наверное, от того, как посмотреть. Но, знаешь, Роланд, что я тебе скажу? Если все это — божья помощь, мне бы тогда не хотелось на собственной шкуре изведать, что произойдет, если Он от нас отвернется.

— Ну давайте, пойдем отсюда, — потерял терпение Эдди, — и чем скорее, тем лучше. Не хотелось бы мне тут задерживаться. Мне здесь не нравится. — Но он сказал не всю правду. На самом деле ему не терпелось скорее ступить на эту скрытую тропу… этот потаенный путь. С каждым шагом он будет еще на шаг ближе к тому полю роз и к Башне, над ним царящей. Он вдруг понял — и сам удивился — что он намерен увидеть Башню, дойти до нее… или же умереть на пути.

Мои поздравления, Роланд, еще подумал он про себя. У тебя получилось. Ты меня обратил. Можно сказать «Аминь».

— Прежде, чем мы пойдем… — Роланд нагнулся и развязал сыромятный ремешок у себя на левом бедре. Потом медленно расстегнул свой ружейный пояс.

— Что еще за херня? — спросил Эдди.

Роланд снял пояс и протянул его Элдди.

— Ты знаешь, зачем я сейчас это делаю, — голос его был спокоен и тверд.

— Эй, приятель, вешай его обратно! — Эдди вдруг захлестнула волна самых противоречивых чувств. Он сжал кулаки, но все равно чувствовал, как дрожат пальцы. — Ты соображаешь, чего ты делаешь?

— Я потихоньку теряю рассудок. Пока эта рана во мне не затянется… если ее вообще можно будет исцелить… мне не стоит его носить. И ты это знаешь.

— Возьми, Эдди, — тихо проговорила Сюзанна.

— Если б вчера у тебя не было этой чертовой штуки, когда на меня налетела та дрянь в виде летучей мыши, я бы сейчас уже был на том свете.

Стрелок молчал, продолжая протягивать Эдди свой единственный теперь револьвер. Вся поза его говорила о том, что он будет стоять так весь день, если возникнет в том необходимость.

— Ну хорошо! — Эдди сорвался на крик. — Черт возьми, хорошо!

Он грубо вырвал ружейный ремень из руки Роланда и резким движением застегнул его у себя на поясе. Наверное, он сейчас должен испытывать облегчение… разве ночью вчера, глядя на этот самый револьвер, лежащий так близко к Роланду, он не думал о том, что может произойти, если Роланд действительно съедет с катушек? Они оба с Сюзанной об этом думали. Но облегчения он не испытывал. Только страх, и вину, и еще — печаль, странную боль, слишком сильную даже для слез.

Без своих револьверов Роланд выглядел так непривычно.

Так чуждо.

— О'кей? Ну а теперь, когда у бестолочей-недоучек есть по револьверу, а учитель остался совсем безоружным, можем мы наконец идти? А если что-то большое попрет на нас из кустов, ты, Роланд, всегда можешь швырнуть в него нож.

— Ах, да! Я совсем забыл. — Роланд достал из сумки свой нож и протянул его Эдди рукоятью вперед.

— Но это уже полный бред! — закричал Эдди.

— Жизнь — это тоже бред.

— Ага, напиши эту мудрую мысль на почтовой открытке и отошли ее в долбанный «Ридерс Дайджест». — Эдди засунул нож Роланда себе за пояс и вызывающе поглядел на стрелка. —

— Теперь-то мы можем идти?

— Еще одна вещь… — начал Роланд.

— Боже милостивый!

Роланд чуть улыбнулся:

— Это я пошутил.

У Эдди аж челюсть отвисла. Сюзанна снова расхохоталась. Ее смех, точно звон колокольчиков, рассыпался в утренней тишине.

31

Почти все утро они выбирались из «зоны массового опустошения», произведенного исполинским медведем в целях самозащиты, но идти по Лучу было чуть-чуть полегче, и когда путешественники снова выбрались в лес, миновав обширный участок поваленных деревьев и разросшегося подлеска, они развили вполне приличную скорость. Ручеек, берущий начало из— под каменной стены на поляне Врат, сопровождал их веселым бульканием по правую руку. По пути он вобрал в себя несколько ручейков поменьше, и теперь его плеск стал настойчивей. Были здесь и зверюшки — путники слышали, как они шуршат в зарослях. А дважды они увидели издалека оленей, пасущихся небольшими группками. Один из них, самец с благородными раскидистыми рогами на гордо вскинутой голове, весил, наверное, добрых три сотни фунтов. Вскоре местность опять начала подниматься, и ручей свернул в сторону от тропы. А ближе к вечеру Эдди кое-что увидел.

— Может быть, остановимся? Передохнем минуточку?

— А в чем дело? — спросила Сюзанна.

— Да, — сказал Роланд. — Если хочешь, давай остановимся.

Внезапно Эдди снова почувствовал близость Генри, его присутствие, словно тяжелый груз лег на плечи. Нет, вы посмотрите на этого пидора. Он что, чего-то там углядел в этой чурке? Опять собирается что-нибудь вырезать? Да? Ну разве не КРАСОТУЛЯ?

— То есть, это необязательно. Я хочу сказать, ничего такого. Я просто…

— … кое-что увидел, — закончил за него Роланд. — Уж не знаю, чего ты там углядел, но прекращай свой словесный понос, бери, что увидел, и двинем дальше.

— Да нет, ничего. Правда… — Эдди почувствовал, что краснеет, и попытался отвести вожделеющий взгляд от ясеня, что привлек его внимание.

— Нет, чего. Там что-то такое, что тебе нужно, и это вовсе не «ничего». Если тебе это нужно, Эдди, значит, и нам оно тоже нужно. А что нам не нужно, я сейчас тебе скажу. Нам не нужен мужик6 который не может избавиться от бесполезного груза своих давних воспоминаний.

Теплая кровь, прилившая к лицу, обернулась жаром. Еще мгновение Эдди стоял, опустив пылающее лицо и сверля взглядом свои мокасины. Ощущение было такое, что Роланд заглянул ему прямо в сердце своими как будто повылинявшими голубыми глазами воина.

— Эдди? — осторожно спросила Сюзанна. — Что там такое, мой сладкий?

Ее голос придал ему мужества, которого так ему не хватало. Стряхнув с себя оцепенение, он шагнул к тонкому деревцу, на ходу вынимая из-за пояса нож Роланда.

— Может быть, ничего, — буркнул он и заставил себя добавить: — А, может быть, кое-что. Если я его не запорю, выйдет действительно что-то.

— Ясень — дерево благородное и наделенное силой, —

— заметил Роланд, но Эдди едва ли его услышал. Насмешливый, глумящийся голос Генри затих; вместе с ним не стало и стыда. Эдди думал теперь только о ветке, что притянула к себе его взгляд: утолщенная и чуть выпирающая у ствола. Утолщение это имело несколько необычную форму… как раз такую, какая ему и нужна.

Ему виделась форма ключа, таящаяся внутри — ключа, который явился ему на мгновение в огне, прежде чем горящая кость изменилась снова и обернулась розой. Три перевернутых «V», центральная — глубже и шире, чем две по краям. И s— образная загогулина на конце. Ключ к разгадке.

Дуновение сна снова прошелестело в сознании: Дад-а-чум, дуд-а— чи, не волнуйся, у тебя есть ключ.

Может быть, подумалось ему. Но на этот раз я постараюсь, чтобы все получилось как надо. На все сто процентов, без дураков.

Очень осторожно он срезал ветку и подрезал узкий конец. Осталась толстая ясеневая болванка длиной в девять дюймов. В руке тяжесть ее ощущалась как будто живой… живой и готовой раскрыть свою тайну… человеку, достаточно ловкому и искусному, чтобы выманить этот секрет.

Вот только такой ли он человек? И имеет ли это значение?

Эдди Дин был уверен, что на оба вопроса ответ будет — да.

Здоровая — левая — рука стрелка легла ему на плечо.

— По-моему, ты знаешь один секрет.

— Может быть.

— Не поделишься с нами?

Эдди покачал головой.

— Сейчас лучше не нужно. Потом.

Роланд задумался и кивнул.

— Хорошо. Я задам тебе только один вопрос, и мы больше не будем к этому возвращаться. У тебя нет, случайно, каких-то мыслей насчет того, как можно справиться… с этой моей проблемой?

Про себя Эдди подумал: Так вот явно он ни разу еще не выказывал это отчание, что терзает его, пожирая заживо, — но вслух сказал только:

— Не знаю. Сейчас я еще не уверен. Но я очень на это надеюсь, дружище. Правда.

Роланд кивнул и отпустил руку Эдди.

— Спасибо. У нас есть еще добрая пара часов до заката… надо ими воспользоваться, как считаешь?

— Я — «за».

Они двинулись дальше. Роланд вез на коляске Сюзанну, а Эдди шагал впереди, держа в руках деревяшку с ключом, сокрытым внутри. Казалось, дерево дышит теплом, исполненным силы и тайны.

32

В тот же вечер, сразу после ужина, Эдди снял с пояса нож стрелка и занялся резкой. Нож этот, на удивление острый, казалось, вообще никогда не затупится. В свете костра Эдди трудился медленно и осторожно, переворачивая в руках кусок древесины и с удовольствием наблюдая, как из под уверенных его «штрихов» выползают ровные завитки стружки.

Сюзанна легла на спину, подложив руки под голову, и смотрела на звезды, неспешно кружащиеся в черном небе.

Роланд отошел к самой границе лагеря, за пределы отблесков костра, и встал там, прислушиваясь к голосам безумия, что снова терзали его измученный и смятенный разум.

Мальчик был.

Не было никакого мальчика.

Был.

Нет.

Был…

Он закрыл глаза, приложив холодную ладонь ко лбу, ноющему от боли, и спросил себя, сколько он еще выдержит, прежде чем лопнет, как изношенная тетива лука.

О Джейк, взмолился он про себя. Где ты теперь? Где ты?

А над ними, в ночной вышине, Старая Звезда и Древняя Матерь, взойдя к назначенным им местам, смотрели с тоской друг на друга через усыпанные звездной крошкой обломки древнего своего неудавшегося супружества.

Глава II. КЛЮЧ И РОЗА

1

В течение трех недель Джон «Джейк» Чемберс храбро боролся с безумием, постепенно к нему подступающим. Все эти недели он себя чувствовал как последний пассажир на тонущем корабле, налегающий на рычаг трюмовой помпы в отчаянной борьбе за жизнь, пытающийся удержать корабль на плаву, пока не закончится шторм, небо не прояснится и не подоспеет помощь… откуда-нибудь. Откуда угодно. 29 мая 1977 года, за четыре дня до начала летних каникул, он наконец примирился с тем фактом, что помощи ждать неоткуда. Пришло время сдаться — позволить шторму забрать и его.

Роль пресловутой соломинки, что переломила хребет верблюду, исполнило экзаменационное сочинение по английскому.

Джон Чемберс — «Джейк» для тройки-четверки мальчишек, которые были почти что его друзьями (если бы папа об этом узнал, он бы точно рассвирепел не на шутку) — заканчивал свой первый год в школе Пайпера.