Стивен Кинг
      Баллада о гибкой пуле
      ...Вечеринка подходила к концу. Угощение удалось на славу: и спиртное, и мясо на ребрышках, поджаренное на углях, и салат, и особый соус, который приготовила Мег. За стол они сели в пять. Теперь часы показывали полдевятого, уже темнело; при большом количестве гостей настоящее веселье в это время обычно и начинается. Но их было всего пятеро: литературный агент с женой, молодой, недавно прославившийся писатель, тоже с женой, и журнальный редактор, выглядевший гораздо старше своих шестидесяти с небольшим. Редактор пил только минеральную: в прошлом он лечился от алкоголизма, о чем рассказал писателю литагент. Однако все это осталось в прошлом, как, впрочем, и жена редактора, отчего их, собственно говоря, и было пятеро.
      Когда на выходящий к озеру участок позади дома писателя опустилась темнота, вместо веселья их охватило какое-то серьезное настроение. Первый роман молодого писателя получил хорошие отзывы в прессе и разошелся большим числом экземпляров. Ему повезло, и, к чести его, надо сказать, он это понимал.
      С раннего успеха молодого писателя разговор, приобретя странную, игриво-мрачную окраску, перешел на других писателей, которые заявляли о себе рано, но потом вдруг кончали жизнь самоубийством. Вспомнили Росса Локриджа, затем Тома Хагена. Жена литературного агента упомянула Сильвию Платт и Анну Секстон, после чего молодой писатель заметил, что не считает Платт интересным автором: она покончила с собой не из-за успеха, а скорее наоборот - приобрела известность после самоубийства. Агент улыбнулся.
      - Давайте поговорим о чем-нибудь другом, - попросила жена молодого писателя, немного нервничая.
      - А что вы думаете о безумии? - игнорируя ее, спросил агент. - Бывали среди писателей и такие, кто сходил с ума от успеха. - Голосом и манерами он немного напоминал актера, продолжающего играть свою роль вне сцены.
      Жена писателя собралась снова перевести разговор в другое русло: она знала, что ее мужа интересуют подобные темы, и не только потому, что ему доставляло удовольствие говорить об этом в шутливом тоне. Напротив, он слишком много думал о таких вещах и от этого, может быть, пытался шутить. Но тут заговорил редактор, и сказанное им показалось ей таким странным, что она забыла про свой невысказанный протест.
      - Безумие - это гибкая пуля.
      Жена агента взглянула на редактора удивленно. Молодой писатель в задумчивости наклонился чуть вперед.
      - Что-то знакомое... - произнес он.
      - Конечно, - сказал редактор. - Эта фраза, вернее, образ "гибкой пули", взят у Марианны Мур. Она воспользовалась им, описывая какую-то машину. Но мне всегда казалось, что он очень хорошо отражает состояние безумия. Это нечто вроде интеллектуального самоубийства. По-моему, и врачи теперь утверждают, что единственное истинное определение смерти - это смерть разума. А безумие - это гибкая пуля, попадающая в мозг.
      Жена писателя поднялась из кресла:
      - Кто-нибудь хочет выпить?
      Желающих не нашлось.
      - Ну, тогда я хочу, раз уж мы собираемся говорить на эту тему, сказала она и отправилась смешивать себе новую порцию коктейля.
      - Как-то, когда я работал в "Логансе", - сказал редактор, - я получил рассказ. Сейчас, конечно, "Логанс" там же, где "Кольерс" и "Сатердей ивнинг пост", но мы протянули дольше их обоих. - В его голосе послышались нотки гордости. - Каждый год мы публиковали тридцать шесть рассказов, иногда больше, и каждый год четыре-пять из них попадали в антологию лучших рассказов года. Люди читали их. Короче, рассказ назывался "Баллада о гибкой пуле". Написал его человек по имени Рег Торп. Молодой человек такого же примерно возраста, как наш хозяин, и примерно в такой же степени известный.
      - Это он написал "Персонажи преступного мира", да? - спросила жена литературного агента.
      - Да. Удивительная судьба для первого романа. Отличные отзывы, коммерческий успех и в твердой обложке, и в мягкой, издание Литературной Гильдии, и все такое. Даже фильм оказался неплох, хотя, конечно, с книгой не сравнишь. До книги он просто не дотянул.
      - Мне она понравилась, - сказала жена писателя, втягиваясь в разговор против своей воли. - Он что-нибудь еще с тех пор написал? Я читала "Персонажи" еще в колледже, а это было... в общем, было слишком давно.
      - Нет, он ничего больше не написал, - сказал редактор. - Кроме того рассказа, о котором я упомянул. Он покончил с собой. Сошел с ума и покончил с собой.
      - О-о-о... - устало протянула жена писателя. - Опять _это_.
      - Рассказ публиковался? - спросил молодой писатель.
      - Нет, но не потому, что автор сошел с ума и покончил с собой. Он так и не попал в печать, потому что сошел с ума и _чуть_ не покончил с собой _редактор_.
      Агент вдруг встал, чтобы налить себе еще, хотя его стакан был почти полон. Он знал, что летом 1969 года, незадолго до того, как "Логанс" прекратил свое существование, редактор перенес тяжелое нервное расстройство.
      - Этим редактором был я, - проинформировал гостей редактор. - В определенном смысле мы с Регом Торпом сошли с ума вместе, хотя я жил в Нью-Йорке, а он в Омахе, и мы никогда не встречались. Книга его вышла за шесть месяцев до этого, и он перебрался в Омаху, чтобы, как говорится, собраться с мыслями. Что произошло с ним, я знаю, потому что иногда вижусь с бывшей женой Рега, когда она заезжает в Нью-Йорк. Она художница, и довольно неплохая. Ей повезло. В том смысле, что он чуть не взял ее с собой.
      Агент вернулся и сел на место.
      - Теперь я начинаю кое-что припоминать, - сказал он. - Там была замешана не только его жена. Он пытался застрелить еще двоих: один из них совсем мальчишка.
      - Верно, - сказал редактор, - Именно этот мальчишка его в конце концов и доконал.
      - Мальчишка? - переспросила жена агента. - В каком смысле?
      По выражению лица редактора было понятно: он не хочет, чтобы его торопили. Он расскажет все сам, но не будет отвечать на вопросы.
      - Свою же часть этой истории я знаю, - сказал он, - потому что я ее прожил. Мне тоже повезло. Чертовски повезло. Интересное явление... эти люди, которые пытаются покончить с собой, приставив к виску пистолет. Казалось бы, самый надежный способ, гораздо надежнее, чем снотворное или перерезанные вены, однако это не так. Когда человек стреляет себе в голову, часто просто нельзя предсказать, что произойдет. Пуля может отлететь рикошетом от черепа и убить кого-то другого. Она может обогнуть череп по внутренней поверхности и выйти с другой стороны. Может застрять в мозгу, сделать вас слепым, но оставить в живых. Можно выстрелить себе в голову из "тридцать восьмого" и очнуться в больнице. А можно выстрелить из "двадцать второго" и очнуться в аду... Если такое место вообще есть. Я лично думаю, что это как раз здесь, на Земле, возможно, в Нью-Джерси.
      Жена писателя рассмеялась звонко и, пожалуй, чуть-чуть неестественно.
      - Единственный надежный способ самоубийства - это прыжок с очень высокого здания, но таким методом пользуются лишь крайне целеустремленные личности. Слишком уж потом все безобразно. Я это вот к чему говорю: когда вы стреляете в себя, так сказать, гибкой пулей, вы не можете знать заранее, каков будет исход. В моем случае произошло то же самое: я махнул с моста и очнулся на замусоренном берегу. Какой-то водитель лупил меня по спине и так двигал мои руки вверх и вниз, словно ему приказали в двадцать четыре часа привести себя в атлетическую форму, и он принял меня за тренажер. Для Рега пуля оказалась смертельной. Он... Однако я начал рассказывать вам свою историю, хотя у меня нет уверенности, что вы захотите ее выслушать.
      В сгущающейся темноте он посмотрел на всех вопросительно. Литературный агент и его жена неуверенно переглянулись. Жена писателя собралась было сказать, что на сегодня мрачных тем уже достаточно, но в этот момент заговорил ее муж:
      - Я бы хотел послушать. Разумеется, если тебе это не будет неприятно по каким-то личным мотивам...
      - Рассказ Торпа пришел, что называется, "самотеком", - начал редактор, - но в то время в "Логансе" уже не читали незаказанные рукописи. Когда они все же приходили, секретарша просто клала их в конверт с обратным адресом и прикладывала записку примерно с таким текстом: "Из-за возрастающих затрат и отсутствия возможности у редакторского состава справляться с постоянно возрастающим числом предложений "Логанс" рассматривает теперь только заказанные рукописи. Искренне желаем успеха и надеемся, что вам удастся заинтересовать своим произведением кого-то еще". Надо же такую белиберду придумать! Короче, - продолжил редактор, доставая портсигар, рассказ пришел. Девушка, занимавшаяся почтой, достала его, подколола к первой странице бланк с отказом и уже совсем собралась сунуть его в конверт с обратным адресом, когда взгляд ее упал на фамилию автора. "Персонажей" она читала. В ту осень все читали эту книгу, либо ждали очереди в библиотеке, либо рылись по книжным полкам в аптеках, ожидая, когда она выйдет в мягкой обложке.
      Жена писателя, заметив мимолетное беспокойство на лице мужа, взяла его за руку. Тот ответил ей улыбкой. Редактор щелкнул золотым "Ронсоном", чтобы прикурить, и при вспышке пламени в сгущающейся темноте все они заметили, какое старое у него лицо: висящие, словно из крокодиловой кожи, мешки под глазами, испещренные морщинками щеки, по-старчески торчащий подбородок, похожий на нос корабля. "И этот корабль, - подумалось писателю, - называется "Старость". Никто особенно не торопится в плавание на нем, но каюты всегда полны. И палубы, если уж на то пошло".
      Огонек зажигалки погас, и редактор в задумчивости затянулся сигаретой.
      - Девушка, которая прочла рассказ, вместо того чтобы отправить его обратно, теперь редактор в "Патнамз Санз". Как ее зовут, сейчас не важно. Важно то, что на большой координатной сетке жизни вектор этой девушки пересекся с вектором Рега Торпа в отделе корреспонденции журнала "Логанс". Ее вектор шел вверх, его - вниз. Она отправила рассказ своему боссу, тот передал его мне. Я прочитал, и мне понравилось. Чуть длиннее, чем нам нужно, но я уже видел, где можно без ущерба сократить пять сотен слов, и этого вполне бы хватило.
      - О чем рассказ? - спросил писатель.
      - Об этом можно было бы и не спрашивать, - ответил редактор. - Его содержание отлично вписывается в мою историю.
      - О том, как сходят с ума?
      - Вот именно. Чему первым делом учат в колледжах обучающихся писательскому ремеслу? Пишите о том, что знаете. Рег Торп писал об этом, потому что сходил с ума. И мне, возможно, рассказ понравился, потому что я двигался в том же направлении. Вы можете, конечно, сказать, что меньше всего читающей публике нужен рассказ на тему "В Америке мы сходим с ума со вкусом". Популярная тема в литературе двадцатого века. Все великие писали на эту тему, и все писаки заносили над ней топор. Но рассказ был смешной. Я хочу сказать, просто уморительный.
      Никогда раньше я не читал ничего похожего, и позже тоже. Ближе всего, может быть, стоят некоторые рассказы Скотта Фитцджеральда... и "Гэтсби". В рассказе Торпа его герой сходит с ума, но сходит очень забавным образом. Вас не оставляет улыбка, когда вы доходите до парочки мест - самое лучшее из них, где герой выливает белила на голову одной толстой девице, - и тогда вы просто смеетесь в голос. Но, знаете, смех такой... нервный. Смеетесь, а сами поглядываете через плечо: не подслушивает ли кто. Строчки, создающие это напряжение, исключительно хороши: чем больше вы смеетесь, тем больше нервничаете. И чем больше нервничаете, тем больше смеетесь... до того самого момента, когда герой возвращается домой с приема, устроенного в его честь, и убивает жену и дочь.
      - А каков сюжет? - спросил агент.
      - Это не имеет значения, - ответил редактор. - Просто рассказ о молодом человеке, который постепенно проигрывает в сражении с успехом. Детальный пересказ сюжета просто скучен.
      Короче, я написал ему: "Дорогой Рег Торп, я только что прочел "Балладу о гибкой пуле" и думаю, что рассказ великолепен. Хотел бы опубликовать его в "Логансе" в начале будущего года, если Вас это устроит. Что Вы скажете о 800 долларах? Оплата сразу по соглашению. Почти сразу".
      Редактор снова проткнул вечерний воздух своей сигаретой.
      - Новый абзац: "Рассказ немного великоват, и я хотел бы, чтобы Вы сократили его примерно на пятьсот слов, если это возможно. Я даже соглашусь на две сотни: мы всегда можем выкинуть какую-нибудь карикатуру". Абзац. "Позвоните, если захотите". Подпись. И письмо пошло в Омаху.
      - Вы все помните слово в слово? - спросила жена писателя.
      - Всю нашу переписку я держал в специальной папке, - сказал редактор. Его письма, копии моих. К концу их набралось довольно много, включая и три или четыре письма от Джейн Торп, жены Рега. Я часто их перечитывал. Безрезультатно, конечно. Пытаться понять гибкую пулю - это все равно что пытаться понять, почему у ленты Мебиуса только одна сторона. Просто так уж устроен этот лучший из миров... Да, я действительно помню все слово в слово. Почти все. Есть же люди, которые помнят наизусть "Декларацию Независимости".
      - Готов спорить, он позвонил на следующий же день, - сказал агент, ухмыляясь.
      - Нет, не позвонил. Вскоре после выхода "Персонажей преступного мира" Торп вообще перестал пользоваться телефоном. Это сказала мне его жена. Когда Торпы переехали из Нью-Йорка в Омаху, они даже не устанавливали в новом доме аппарат. Он, понимаете ли, решил, что телефонная сеть на самом деле работает не на электричестве, а на радии. Считал, что это один из нескольких наиболее строго охраняемых секретов в истории человечества. Он уверял, жену в том числе, что именно радий ответственен за растущее число раковых заболеваний, а вовсе не сигареты, выхлопные газы и промышленные отходы. Мол, каждый телефон содержит в трубке маленький кристалл радия, и каждый раз, когда вы пользуетесь телефоном, ваша голова наполняется радиацией.
      - Пожалуй, он действительно свихнулся, - сказал писатель, и все рассмеялись.
      - Он ответил письмом, - продолжал редактор, отшвыривая окурок в сторону озера. - В письме говорилось: "Дорогой Генри Уилсон (просто Генри, если не возражаете). Ваше письмо меня взволновало и обрадовало. А жена, пожалуй, была рада даже больше меня. Деньги меня устраивают, хотя, признаться, публикация на страницах "Логанса" - уже вполне адекватное вознаграждение (но деньги я, разумеется, приму). Я просмотрел Ваши сокращения и согласен с ними. Думаю, они и рассказ сделают лучше, и сохранят место для карикатур. С наилучшими пожеланиями, Рег Торп".
      После его подписи стоял маленький рисунок, скорее даже что-то просто начириканное, глаз в центре пирамиды, как на обратной стороне долларового банкнота. Только вместо "Novus Ordo Seclorum" внизу были слова "Fornit Some Fornus".
      - Или латынь, или какая-то шутка, - сказала жена агента.
      - Просто свидетельство растущей эксцентричности Рега Торпа, - сказал редактор. - Его жена поведала мне, что Рег уверовал в каких-то маленьких человечков, что-то вроде эльфов или гномов. В форнитов. Для него это были эльфы удачи, и он считал, что один из них живет в его пишущей машинке.
      - О господи, - вырвалось у жены писателя.
      - По Торпу, у каждого форнита был маленький приборчик наподобие пистолета-распылителя, заполненный... Видимо, можно сказать, порошком удачи. И этот порошок удачи...
      - ...называется "форнус", - закончил за него писатель, широко улыбаясь.
      - Да, его жена тоже думала, что это забавно. Вначале. Форнитов Торп придумал двумя годами раньше, когда планировал "Персонажей преступного мира", и поначалу она думала, что Рег просто над ней подшучивает. Может быть, когда-то так оно и было. Но потом выдумка развилась в суеверие, потом в непоколебимую веру. Я бы это назвал... гибкой выдумкой, которая стала в конце концов твердой. Очень твердой.
      - В этом деле с форнитами имелись и забавные стороны, - сказал редактор. - В конце пребывания Торпов в Нью-Йорке пишущую машинку Рега очень часто приходилось отдавать в ремонт, и еще чаще она оказывалась в мастерской после их переезда в Омаху. Один раз, когда его собственная машинка была в ремонте, Рег в той же мастерской взял машинку напрокат, а через несколько дней после того, как он забрал свою домой, ему позвонили из мастерской и сказали, что вместе со счетом за ремонт и чистку его машинки Рег получит еще и счет за чистку той, которую он брал на время.
      - А в чем было дело? - спросила жена агента.
      - Там оказалось полно всяческой еды, - сказал редактор. - Маленькие кусочки тортов и пирожных. На валике и на клавишах было намазано ореховое масло. Рег кормил форнита, живущего в его пишущей машинке. И на тот случай, если форнит успел перебраться, он кормил и машинку, взятую напрокат.
      - О боже, - произнес писатель.
      - Как вы понимаете, ничего этого я тогда еще не знал. Поэтому я ответил ему и написал, что очень рад его согласию. Моя секретарша отпечатала письмо, принесла его мне на подпись, а потом ей понадобилось зачем-то выйти. Я подписал, - она все не возвращалась. И вдруг - даже не могу сказать, зачем - я поставил под своей фамилией тот же самый рисунок. Пирамиду. Глаз. И "Fornit Some Fornus". Идиотизм. Секретарша заметила и спросила, действительно ли я хочу, чтобы она отправила письмо в таком виде. Я пожал плечами и сказал, чтобы отправляла.