Спотыкаясь Моркасл бросился вон из двери, отбежал немного и упал на землю, спрятав лицо в ладонях. Тихо перешептываясь, подходили другие артисты. Кто-то подобрал свечу и тоже направился к вагончику. Качая головой, Моркасл встал и поковылял в сторону Гермоса и Марии.

– Не верю! – бормотал он. Лицо его приняло серо-зеленый оттенок. – Не верю!

Мария повернула заплаканное лицо к волшебнику.

– Убийца был еще там, когда я вошла. Я ударила его, у него должна быть длинная царапина на спине.

Холодный пот выступил на лбу мага.

– Забери ее отсюда, Гермос. Возьми ее в свою палатку. Следи, чтобы с ней все было в порядке, а я пошлю за жандармами в Л'Мораи.

Глаза великана вспыхнули, он мгновение колебался, а потом подошел к слепой женщине. Он подхватил ее на руки, но Мария вырвалась, разжимая хватку его костлявых рук.

– Я могу идти, – сказала она, поднимаясь на ноги. Потом она добавила с скрытой горечью:

– Я слепая, а не безногая. – Кроткая улыбка смягчила слова. – К тому же я возвращаюсь в свой вагончик.

Моркасл шагнул к ней и просительно произнес:

– Пожалуйста, не надо. Это не место для женщин.

– Это мой дом! – настаивала она, отталкивая мужчин и направляясь к вагончику. – Я вымою кровь.

Как гигантская тень, Гермос последовал за ней.

– Ты не можешь туда вернуться, – крикнул вдогонку Моркасл, тяжело вздыхая. – Все испорчено.

Чем ближе Мария подходила к вагончику, тем увереннее становились ее шаги. Дрожащей рукой она оперлась на угол домика и затем двинулась дальше.

– Простыни, одежда, кровать, пол, – бормотал, шагая сзади Моркасл, – все, все пропиталось кровью.

Гермос рассматривал слепую женщину, задумчиво хмуря лоб. Она отошла от двери, глубоко вдыхая холодный ночной воздух.

Моркасл опустил руку ей на плечо.

– Ты все равно не можешь начать уборку до того, как придет жандарм. Да и потом сомневаюсь, чтобы тебе удалось все вычистить. Ты сто раз прополощешь простыни, но кровь так и не исчезнет.

– Я слепая, – ответила Мария. – Я могу жить и с пятнами.

– Пойдем, леди, – как можно нежнее прогрохотал Гермос.

Она задумалась, поджав губы, а потом кивнула.

Входя в высокую палатку, которую он называл своим домом, Гермос пригнулся. Медленно и осторожно он подталкивал впереди слепую. Она вцепилась в его костлявую руку, когда ноги коснулись незнакомого песочного пола. Несмотря на слепоту, она покрутила головой, словно оглядывалась.

– Судя по звукам, тесная, но высокая палатка, – громко заметила Мария, – но пахнет чисто.

Гермос растянул губы в нервной улыбке. В обоих случаях Мария оказалась права. Хотя потолок палатки был высоким, ее стены образовывали небольшой квадрат, и, чтобы пристроить свое длинное тело, Гермосу приходилось ложиться по диагонали – голова на одной кровати, ноги на другой. Кровати так и стояли, разделяя небольшое пространство пополам. Но Гермос мало обращал на это внимания: у него теперь были новые вещи, главной из которых был сундук, который ему дал Кукольник – владелец Карнавала. Это была простая черная коробка с металлическим замочком.

Опасливо ступая, Гермос подвел Марию к одной из кроватей. Ощупав руками деревянную раму, Мария села. Гермос отпустил ее руку и сел на кровать напротив, она жалобно скрипнула под его весом.

– У тебя две кровати? – удивилась Мария.

Гермос медленно кивнул, но вспомнив, что она ничего не видит, ответил:

– Да. Одна для головы, другая – для ног.

Мария улыбнулась, и это смягчило ее напряженное лицо.

– Ты спишь на двух кроватях, – повторила она. – Не проще ли попросить Кукольника сделать тебе одну – длинную?

– А я и не подумал об этом, – просто отозвался Гермос. Мария кивнула:

– А ты не слишком разговорчивый. Он покачал головой, наклоняясь к ней. Рядом с ним она казалась особенно маленькой, вся была перепачкана кровью и дрожала от страха. Тяжело вздыхая, он спросил:

– А ты?

Мария задумалась.

– Я не против разговоров. До болезни я много болтала, любила читать вслух отцу. У меня остались книги.

Снова вздыхая в наступившей тишине, Гермос переспросил:

– До болезни?

– Да, – грустно ответила Мария. – Мы часто вместе читали сказки – «Кролик связанные уши» и «Конь и копье». Знаешь их?

Великан покачал головой:

– Я не должен был спрашивать. Мария с удивлением наклонилась к нему:

– Что ты имеешь в виду?

– Никто не хочет говорить про чуму, – ответил он.

– А я не против, – возразила Мария, положив руку ему на колено. – Только так я могу говорить об отце.

– Он тебе читал вслух? – уточнил Гермос.

– Да. А я читала ему. – Она пожала плечами. – Боюсь, теперь все книги испортились – на них тоже попала кровь.

– Я могу их отчистить, – предложил Гермос. – И могу почитать тебе.

– Ты умеешь читать?

– Да, – ответил великан смущенным басом. – Я всегда умел. Лицо Марии потемнело.

– Если ты умеешь читать сквозь кровь… – Она покачала головой, потом они долго сидели молча, пока Мария не продолжила:

– А что ты делаешь…, я имею в виду в свободное время?

– Сплю и ем, – начал Гермос и осекся. – В смысле…, я вырезаю по дереву.

– Правда? – просияла Мария. – Ты мне дашь что-нибудь потрогать?

Гермос молча встал. Он перешагнул через кровать и открыл сундучок кукольника. Когда он вернулся к Марии, в руках у него была вырезанная из дерева лошадь ростом с кошку. Ее тщательно отполированная поверхность отливала коричневым.

– Вот, – сказал он, давая фигурку в руки Марии. – Это лошадь.

Девушка вздохнула, ощупывая чуткими пальцами игрушку.

– Красивая. – Она потрогала костлявую морду, мускулистые ноги и гладкий круп статуэтки. – Так вот как выглядят лошади. Я гладила их гривы, трогала кожу и даже один раз каталась верхом. Но я никогда не видела ни одну лошадь, даже в детстве, а если и видела, то чума выжгла мою память, как и зрение. Но эта фигурка дает мне представление о том, каковы лошади.

– Это Кин-са, – застенчиво пояснил Гермос. Он снова полез в коробку и достал оттуда еще две фигурки, поменьше, чем первая, и тоже протянул ей. – Собака – Ру-па, а кот Сейлор.

Мария восхищенно рассмеялась:

– Это были твои животные до того, как ты стал работать в Карнавале?

Гермос помрачнел и забрал у нее лошадь.

– Нет. Это боги.

– Боги? – повторила Мария удивленно. – Прости. Я не знала, что кто-то в Карнавале еще верит в богов.

Гермос собрал все три фигурки.

– Прости, – еще раз повторила слепая, поворачивая к нему печальное лицо.

– Да ладно, – отозвался Гермос, убирая статуэтки в сундук.

– Я тоже хотела бы, чтобы у меня были боги, в которых я могла бы верить, – продолжала Мария, – расскажи мне о них. Кто это Кин-са?

Гермос тяжело вздохнул:

– Это бог лошадей.

– Ага, – отозвалась Мария, с интересом кивая. – А Ру-па – бог собак, а Сейлор – кошек.

– Да, – подтвердил Гермес, а потом стал говорить, будто читая катехизис:

– Есть бог свиней, коров, кур, коз, крыс и зайцев.

– У них тоже есть имена?

– Да. – Гермос задумчиво прищурился, а потом снова полез в сундук. – Сейчас я вырезаю их всех вместе. – Он вынул из коробки длинную доску, напоминавшую конек крыши. – А когда закончу, то повешу у себя над дверью. – Он положил доску на колени Марии.

– Ой, – воскликнула она, ощутив тяжесть, и начала ощупывать резьбу. В центре стоял Кин-са – бог коней, с боков от него были вырезаны Ру-па и Сейлор. Вокруг них толпились те, кого Гермос назвал Му-са – бог свиней, Винар – коров, Фэейвиус – крыс и другие. В уголке Мария нащупала странный необработанный островок дерева.

– Что это? – спросила она.

– Это Тидхэр – бог кроликов, – объяснил Гермос, а потом застенчиво добавил:

– Он еще не закончен.

– А у тебя есть бог людей?

Гермос отрицательно покачал головой.

– Не думаю. С ним что-то случилось.

– А ты кому молишься? – бесхитростно спросила Мария.

– Чаще всего Кин-са, – ответил Гермос, убирая доску. – Он самый сильный. Самый быстрый.

– С сегодняшнего дня, если ты не возражаешь, – сказала Мария, – я тоже буду молиться Кин-са.

– Так спокойнее, – отозвался Гермос, осторожно пряча в сундучок своих богов. – Ты видела его…, слышала его? Убийцу?

Улыбка исчезла с лица девушки, а губы вытянулись в горькую линию.

– Да, слышала. Я тоже ранила его. Ударила в спину.

Беря плащ, который висел в углу палатки, Гермос заботливо укрыл плечи девушки.

– Ты испугалась?

– Да, – просто ответила Мария, посильнее запахиваясь. – Хотя нет, тогда мне не было страшно. Все случилось слишком быстро. Но теперь я боюсь.

– Мне очень жаль, – отозвался Гермос слишком быстро, потом встал и подошел к выходу из палатки, вглядываясь в черноту ночи. – Ты знала Борго?

– Все знали Борго, – ответила Мария, вспомнив, каким было на ощупь лицо карлика. – Он был гравер, как ты. Правда, каменщик. Много-много лет назад, когда я только попала сюда, он вырезал мне из кварца очень красивое маленькое деревце. Оно было таким замечательным, что на нем можно было потрогать каждый лист. Он сказал, что раз я никогда не увижу деревьев, я должна чувствовать, какие они.

Мария встала с кровати и направилась к великану, стоящему на пороге. Она медленно шла, держась за холщовые стены палатки, пока не добралась до него и не остановилась рядом. Гермос молчал, медленно моргая.

– А что ты делаешь тут – на Карнавале? – поинтересовалась она.

– Я очень высокий, – просто объяснил он.

– Я знаю, – рассмеялась она. – Но что ты делаешь?

Великан почесал голову костлявой рукой.

– Я поднимаю на плечи детей, чтобы они могли рассмотреть весь Карнавал.

– Поднимаешь, чтобы они могли видеть, – грустно повторила Мария, скрестив руки на груди. – А как выглядит Карнавал с такой высоты? Он красивый?

Глаза великана потемнели, пока он вглядывался в скопище будок и павильонов – холщовые и металлические крыши, множество огней и огоньков вокруг во тьме.

– Да.

На дорожке возле палатки раздались тяжелые шаги. Гермос отступил, пропуская в палатку жандарма, который нес впереди себя лампу. Желтый огонь упал на две фигуры, и на стене возникли две тени – Марии и огромная тень великана. Жандарм испуганно вздрогнул, а потом, прикрыв рукой глаза, оглядел пару.

– Уроды, – пробурчал он с облечением.

Мария, отступая назад и садясь на диван, ответила:

– Да, мсье, пара уродов с чуткими ушами.

Жандарм вспыхнул, а потом наклонился, ставя лампу на пол. Он пригладил усы и снял с головы фуражку.

– Простите меня, мадам.

– Не стоит так прихорашиваться, – заметил Моркасл, который вошел в палатку вслед за жандармом. – Она слепая.

– Слепая? – удивился жандарм. – А где же палка?

– Я знаю Карнавал так хорошо, как никто другой, – ответила Мария. – Мне не нужна палка.

Будто не слыша, жандарм повернулся к Моркаслу.

– Слепая? Мне показалось, что ты сказал, что есть свидетель.

– Да, – подтвердила Мария. Поворачиваясь к кровати, на которой она сидела, офицер рявкнул:

– Как ты можешь быть свидетелем?

– Судя по вашему голосу, вы на дюйм выше Моркасла. Судя по шагам, я бы сказала, что вы весите четырнадцать стонов. Я чувствую запах масла от ваших волос и узнаю голос из сотен других, – холодно ответила Мария. – Если бы вы были убийцей, я бы опознала вас.

Жандарм, почти побагровев, вынул из кармана ручку и бумагу.

– Расскажи мне об убийстве. Где это случилось?

– В моем вагончике, – ответила молодая женщина спокойно. – Когда я пришла, чтобы забинтовать ногу, тело уже было там.

– Чье? – спросил худой жандарм, что-то помечая на листке.

– Карлика, – ответила Мария. – Еще одного урода, как мы все.

– Борго – шпагоглотатель, – перебил ее Моркасл.

Офицер поднял голову и крякнул:

– Шпагоглотатель, да? Рискованная профессия. А оружие убийства?

– Шпага, – ответил Моркасл, приглаживая усы и глядя на жандарма так удивленно, как будто по-иному и быть не могло.

Офицер пораженно замер, перестал писать и полез в карман форменной куртки. – Шпага?

– Да, – нетерпеливо подтвердил волшебник.

– Дайте мне подумать, – сказал жандарм, складывая руки на груди. – Шпага прошла прямо через горло…

– И вышла через желудок, – раздраженно закончил волшебник. – Но это не несчастный случай.

– Неужели? – съязвил жандарм, стукая каблуками. – Еще бы, как могла шпага попасть в горло шпагоглотателю?

Мария встала и подошла к жандарму.

– Моя комната вся залита кровью, и я вспугнула кого-то, очевидно, убийцу. Он был выше среднего роста, тяжелый – стонов шестнадцать весом. Рабочий, судя по запаху. И главное – вы можете найти там отпечатки пальцев и следы.

Отступая к выходу из палатки, жандарм натянул белые перчатки.

– Посмотрим.

Моркасл остановился на пороге домика Марии, сдерживая гудящую толпу артистов и наблюдая за тем, как жандарм в черном плаще осматривает место преступления. Даже исключая тот факт, что все кругом было в крови, комната имела жуткий вид: занавески были сорваны, стул возле раковины валялся на полу, дверь висела на одной петле, одежда, упавшая с вешалок и крючков на стене, валялась под ногами, простыни были сбиты с матраса. И естественно на кровати лежал труп.

Моркасл отвел глаза от зарезанного карлика, стараясь смотреть туда, куда смотрит жандарм. Почти все стены были в кровавых отпечатках ладоней, которые отлично можно было разглядеть на фоне побелки. Большинство отпечатков были маленькими, но некоторые соответствовали размеру ладони нормального взрослого человека. Моркасл заметил, что на всех них не хватало указательного пальца.

Потом он перевел глаза на пропитавшиеся кровью покрывала, валявшиеся возле кровати. На одной из простыней он заметил кровавый след ноги, превышавший по размеру его собственный, рядом был знакомый четырехпалый отпечаток руки. В центре следа лежали два кусочки дерева, а сам отпечаток был слегка присыпан коричневатой пудрой. Когда жандарм перешел в другую часть вагончика, Моркасл отошел от двери и потрогал пудру. Порошок был тонким, нежным и похожим на муку.

– Назад! – скомандовал жандарм, грубо наступая ногой на это самое место.

Моркасл отскочил, видя, как порошок пропадает под ботинком офицера. Глаза его сами собой расширились, и он попытался остановить полицейского:

– Вы только что испортили…

– Кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать? – буркнул жандарм. Покачав головой, он склонился над недвижным телом. Нос его тут же с отвращением сморщился, учуяв тошнотворный запах крови. Тело было уродливым, руки сжаты в маленькие кулачки, а глаза широко открыты. Широкий клинок порезал губы карлика и алые полоски как бы добавляли ему широты улыбки с каждой стороны рта. Сталь клинка была прекрасно отполирована, но наверху у самой рукоятки можно было рассмотреть сетку странных царапин. Жандарм внимательно осмотрел конец шпаги, торчащий из живота карлика. Там тоже было несколько непонятных зарубок-царапин.

– Недавно точили, – буркнул офицер, помечая что-то в своем блокноте. Вынув из кармана носовой платок, он обернул руку и перевернул тело на бок.

У основания черепа карлика виднелся ровный и аккуратный кружок срезанной кожи величиной с десятипенсовик. Ссадина не была похожа на случайный след борьбы. Офицер снова перевернул тело на спину, достал ручку и записал что-то.

Закончив осмотр и повернувшись на каблуках, жандарм направился к выходу из вагончика.

– Смерть наступила вследствие случайного съедения шпаги, – сухо заметил он.

Моркасл потрясенно смотрел, как офицер проходит мимо него к дверям.

– Что? – крикнул он, кидаясь вслед за ним. – Вы не можете отрицать, что это убийство.

– Уроды пытаются стать детективами, – с отвращением буркнул жандарм, аккуратно укладывал в карман блокнот и направляясь дальше.

– А как вы объясните круглый порез на затылке?

– Стукнулся головой о спинку кровати, когда заглотнул шпагу. – Зацепив ногой ведро с водой для лошадей, жандарм опрокинул его. – Убийства не было. Это несчастный случай.

– А как же отпечатки пальцев? Следы ног? Как же свидетельница? – выкрикивал Моркасл, побагровев от возмущения.

Жандарм остановился и резко развернулся к нему.

– Свидетельница? Слепая да к тому же женщина!? Жертва? Шпагоглотатель, который умер, проглотив шпагу?! Место преступления? Проходной двор, по которому прошествовал целый парад уродов?! И какие выводы я должен сделать?

– Вы не понимаете… – начал Моркасл, но жест жандарма оборвал его слова.

– Больше ни слова! – гаркнул офицер. Двумя большими шагами он достиг выхода из вагончика, схватил второе ведро и выплеснул его на окровавленную стену. Раздался громкий звук, кругом разлетелась вода, намочившая даже тело на кровати. Отпечатки ладони исчезли, на пол хлынули, устремляясь к порогу, розовые потоки. Толпа у дверей отступила, когда мутная красноватая жидкость добралась до их ног.

– Думаю, вам лучше засучить рукава, – прорычал жандарм артистам, которые при его появлении опасливо попятились назад. – Придется хорошенько убрать помещение, прежде чем женщина сможет вернуться домой.